Грехи негодяя Рэндол Анна
У Оливии не повернулся бы язык назвать представителей Общества борьбы за гуманное отношение к детям-преступникам своими «задушевными друзьями». В общество входили два барристера, квакер, ушедший на покой викарий и горстка озабоченных этой проблемой женщин. Хотя она готова была назвать их не только друзьями, но и родственниками – кем угодно! – если им удастся продвинуться со своими реформами.
– Я уведомила их, что они приглашены.
Возможно, некоторые из них и придут. Эти люди относились к восстановлению фабрики как к масштабному эксперименту, который в случае удачи поможет удержать деревенскую молодежь от попадания в лондонские трущобы.
Миссис Уилкерсон дала по кружке сидра двум мужчинам, которые остановились у стола, чтобы промочить горло. Оба работали на фабрике, но Оливия уже давно установила выходной день для рабочих, и сегодня ей это было на руку.
К столу подошел Колин. У него на плече сидела его маленькая сестренка. Девочка указала пальчиком на кружки:
– И мне!
Колин опустил малышку на землю.
– Присмотришь за ней минутку, тетя Люси? Соревнования вот-вот начнутся.
– Соревнования? – удивилась Оливия.
Колин поправил очки и кивнул:
– Да, катание сыра.
Оливия в растерянности заморгала. Вероятно, она что-то неправильно расслышала.
Миссис Уилкерсон плеснула какого-то напитка в чашку и дала хнычущей племяннице. После чего ответила:
– Вы должны были видеть нечто подобное раньше, еще в детстве.
Оливия никогда в детстве не ходила на праздники, но не стала говорить об этом. Слава Богу, они забыли, как она когда-то заявила, что «только грязным дворняжкам интересны городские праздники». Ей тогда было семь. Отец рассмеялся и погладил ее по головке.
К столу подошел мужчина с женой. Им тоже хотелось сидра.
Миссис Уилкерсон отмахнулась от Колина.
– Не думаю, что я сумею уследить за твоей сестрой. Где мама?
Колин осмотрелся.
– Помогает построить детей, участвующих в хоре.
– Я могу присмотреть за девочкой, – вызвалась Оливия.
Все уставились на нее с явным недоумением.
– Разве вы не заняты организацией праздника?
Но в данный момент вроде бы все шло хорошо и без ее вмешательства.
– Пока нет. – Оливия поставила кружку и взяла малышку на руки. – Не беспокойтесь. Идите.
После секундного колебания Колин во всю прыть устремился к группе мужчин на вершине холма.
– Желтый, – сказала девочка, указав на упавший лист.
– Да, и желтый, и оранжевый, и красный. – Оливия обратила внимание малышки на другие цвета и медленно пошла к столам, расставленным у выхода из таверны. На мгновение она прижалась щекой к мягким волосикам ребенка. – Мы же не позволим большому жадному дяде отобрать все это у нас, правда?
– Да, очень жадный, – с готовностью согласилась девочка.
«И красивый, – мысленно вздохнула Оливия. – Но ужасно холодный!»
Появление Клейтона должно было успокоить ее совесть. Но она уже привыкла думать о своей вине как о далеком прошлом. А теперь это прошлое вдруг швырнули ей в лицо. Мерзкое! Уродливое! Страшное! Десять лет назад, думая, что он умер, Оливия молилась о том, чтобы это оказалось ошибкой, чтобы выяснилось, что Клейтон жив и невредим. Тяжесть вины не давала ей спокойно жить, мешала дышать. О, как страстно она желала избавиться от этой тяжести!
Но теперь, когда выяснилось, что он действительно жив, раскаяние и угрызения совести не исчезли, остались при ней.
Но если она в долгу перед ним, если этот долг ей никогда не вернуть, то это не значит, что ему теперь позволено все, а она должна сидеть сложа руки. Она изменилась, она уже давно не та девочка, которую он когда-то знал. И она не уклонялась от борьбы с того самого дня, когда испугалась и не пошла вместе с отцом в суд. С того дня, когда якобы умер Клейтон.
Вот перед ней новая школа, ее детище. В воздухе еще чувствовался запах свежей краски. В помещениях нужны кое-какие отделочные работы, но снаружи здание закончено точно в срок – к празднику.
– Вы сделали доброе дело. И по праву можете им гордиться. – Обернувшись, Оливия увидела улыбающееся сморщенное лицо викария. – Люди всегда будут вам благодарны. – Он протянул руки и взял у нее малышку.
Этих слов Оливия ждала три года. С тех пор как он приехал к ней в Лондон и рассказал, в какое запустение пришла фабрика, а с ней – и весь городок.
Но теперь эти слова ничего не значили. Ведь она-то стремилась отдать долг за смерть человека, который, как оказалось, вовсе не умер.
– Именно вы заставили меня понять свою ответственность перед городом, – пробормотала в ответ Оливия.
Викарий погладил девочку по спинке, кивая в такт песне, которую только что затянули школьники. Оливии очень хотелось рассказать викарию о Клейтоне. Но как она могла? Ведь он весь лучился от радости.
Она всмотрелась в окружающие ее лица. Вот семья Джонсон с семью светловолосыми мальчишками, имена которых она никак не могла запомнить. А это мистер Грапп. Он наконец приобрел новую вывеску для своей таверны взамен старой, уничтоженной ураганом пять лет назад. Были и новые лица – люди, приехавшие из других мест специально на праздник, а также семьи рабочих, недавно появившихся на фабрике.
Викарий отошел, чтобы отдать ребенка матери.
Перед Оливией же вдруг остановился незнакомец. Он снял шляпу, под которой оказались грязные черные волосы, и проговорил:
– Простите за беспокойство, мисс. Но к вам на фабрику недавно приходил человек. Мне показалось, что это мой старый друг, но я не уверен. – У незнакомца был странный акцент, происхождение которого Оливия никак не могла определить.
– Клейтон Кэмпбелл? – спросила она. – Вы его имеете в виду?
Мужчина кивнул и при этом вовсе не выглядел удивленным.
– Значит, это и в самом деле был он. Искал работу на фабрике?
Оливия отрицательно покачала головой:
– Нет, не искал.
Неожиданно она заметила, что у незнакомца слишком уж напряженный пристальный взгляд. Совсем как у хищника. Оливия невольно отступила.
– А откуда вы его знаете? – спросила она.
В этот момент закончились какие-то соревнования, и мимо нее прошла группа весело болтавших парней. Они хлопали друг дружку по плечам и выкрикивали поздравления.
– Я второй! – крикнул ей Колин.
Оливия приветливо улыбнулась юноше. Когда же повернулась, выяснилось, что странный незнакомец исчез. Она приподнялась на цыпочки, высматривая его в толпе, но незнакомца нигде не было.
Парни столпились вокруг стола с сидром. Дети закончили выступление и теперь пробирались сквозь толпу, разыскивая своих родителей.
Нет, она ни за что не позволит Клейтону все это уничтожить. Человек, которого она когда-то любила, не сможет разрушить жизни всех этих ни в чем не повинных людей. Ей просто надо показать ему, кто пострадает от его действий.
Оливия почувствовала, как по телу ее прокатилась волна дрожи. Что это? Страх? Или предвкушение?
Снова быть рядом с ним…
Оливия не считала нужным обманывать себя и понимала, что не сможет изменить его нынешнее отношение к ней. Но она надеялась, что сумеет изменить его намерения относительно фабрики. Ведь Клейтон всегда был человеком честным и прекрасно понимал, что такое хорошо и что такое плохо. Как-то раз он целую милю возвращался назад в магазин, потому что ему дали семь конфет, а заплатил он только за шесть.
Был только один способ смягчить его – найти путь к его сердцу.
Он всегда за всех тревожился и обо всех заботился. И эта черта его характера наверняка сохранилась, что бы ему ни пришлось пережить. Она должна заставить его подумать о фабрике не как об отмщении, а как о предприятии, дающем многим людям работу и достойную жизнь.
Отыскать путь к сердцу мужчины в общем-то несложно. Достаточно шепотка. Улыбки. Мимолетной ласки. Но только в том случае, если речь идет не об этом мужчине.
Но Клейтон все равно прислушается к доводам логики. Не сможет не прислушаться. А спасение фабрики – поступок вполне логичный. И правильный.
На протяжении последних восьми лет Оливия напряженно работала, убеждая лордов, судей и членов парламента в необходимости помочь детям бедняков. Она очаровывала благотворителей и хозяек модных салонов, склоняя их к формированию фондов помощи бездомным уличным попрошайкам и воришкам.
И она как-нибудь справится с бывшим клерком.
Клейтон поднял глаза от бумаг, разложенных на столе, и уставился невидящим взглядом в окно. Он надеялся, что цифры, как всегда, успокоят его, но почувствовал еще большую неудовлетворенность. Из пустякового жалованья, которое министерство иностранных дел выплатило ему чуть больше года назад, он сделал состояние, потерял его, а потом вернул снова. Инвестиции с высокими ставками – это всегда риск, но при тщательном изучении ситуации риск существенно снижается.
Обычно изучение своих инвестиций и планирование новых успокаивало его. Но сегодня он никак не мог сосредоточиться. Цифры казались ему такими же неудовлетворительными, как и все остальное в этот день.
В чем же причина его недовольства? Он ведь уже приступил к исполнению своего плана и предупредил Оливию. Но теперь он не станет – как хотел десять лет назад – защищать ее от того, что произойдет. Она сделала свой выбор. И ни ее отец, ни сама Оливия не сумеют его остановить. Правосудие свершится.
И только одно не давало ему покоя.
Оливия все еще оставалась самым красивым созданием, которое ему когда-либо доводилось видеть. Теперь она стала взрослой женщиной, и время превратило некоторые ее недостатки в безусловные достоинства. Мягкость детских форм сменили изящные грациозные изгибы. Губы, раньше слишком уж пухлые, теперь искушали и манили. Лицо лишилось детской округлости, и на нем отчетливо проявились высокие скулы. Тонкие же красиво изогнутые брови придавали взгляду не удивление, а, пожалуй, искушенность.
А ее огромные глаза цвета весеннего неба больше не лучились наивностью и невинностью, но стали такими глубокими, что в них хотелось утонуть.
Но все это не имело никакого значения. Он больше ее не хотел.
А если он и позволил ее нежной руке задержаться на его лице какое-то мгновение, то это лишь потому, что он был поражен ее дерзостью.
В кабинет вошел дворецкий Кентербери, на голове которого красовалась невообразимая красновато-коричневая шляпа. Шутовской колпак, да и только!
– Ну как, сэр, справедливость восторжествовала?
– Я только сделал предупреждение. – Интересно, какого черта он отчитывается перед дворецким? Ведь он, Клейтон, в течение десяти лет был членом самой грозной и неуловимой шпионской группы – «Трио». И даже под пытками он не выдавал информации. А этот человек одним только своим взглядом заставляет его все выкладывать.
Мэдлин и Йен, то есть Малышка с Духом – два других члена «Трио», – непременно подняли бы его на смех. Но по непонятной причине Клейтон чувствовал вину перед старым слугой. Чувствовал даже тогда, когда точно знал, что ничего плохого не сделал.
Он унаследовал этого нахального слугу после замужества Мэдлин Уолден. Теперь она стала Мэдлин Хантфорд. Клейтон до сих пор не совсем понимал, как именно это произошло. Ведь вовсе не он, а Йен знал Кентербери в прошлой жизни.
– Значит, вы смогли встретиться с мистером Свифтом? – спросил дворецкий.
– Нет, я разговаривал с его дочерью.
– Вот как?…
Клейтон промолчал. Он испытывал странное чувство, которое затруднялся определить словами. Он не лгал Оливии. Во всяком случае, не во всем. Да, конечно, он вспоминал о ней, но никогда не имел намерения увидеть ее или ее отца. Ему, как правило, приходилось заботиться о том, чтобы уцелеть, и не было времени вынашивать планы отмщения.
Но шесть месяцев назад он прочитал в «Таймс» о том, что бумажная фабрика Свифта, несмотря на нездоровье мистера Свифта, готовилась к заключению контракта с Английским банком.
Нет, нет и нет! Пока он, Клейтон, жив, этому не бывать. Десять лет своей жизни он отдал защите Англии. И он не позволит, чтобы ее обманывали такие субъекты, как Артур Свифт.
– Она сказала, когда вы сможете встретиться ним? – поинтересовался дворецкий.
Клейтон скользнул взглядом по колонкам цифр. Возможно, именно в этом корень его неудовлетворенности. Он позволил Свифтам диктовать ему условия – как и прежде.
Но он больше не совершит такой ошибки.
Глава 3
Пятимильная поездка до дома Свифтов не заняла много времени. Почти все окна были темными, но все равно гигантский особняк господствовал над всеми остальными окрестными строениями.
Клейтон спешился и выждал несколько минут. Только убедившись, что к нему никто не спешит, чтобы взять лошадь, он привязал животное к тонкому стволу дерева.
Вероятно, его все-таки заметили. Да, похоже, что так. Потому что передняя дверь оказалась открытой.
Клейтон ожидал, что его встретят вооруженные слуги, но, поднимаясь по лестнице, он заметил только подошвы двух ботинок, частично видневшиеся из-за приоткрытой двери. Ботинки явно были на чьих-то ногах, а их обладатель лежал на полу.
Последние ступеньки Клейтон преодолел бегом, сжимая в руке нож.
Человек, лежавший у двери, оказался, судя по всему, дворецким. На левой стороне его лба красовалась огромная шишка. Клейтон опустился на колени рядом с ним и попытался привести бедолагу в чувство. Но тот ни на что не реагировал, хотя и дышал.
Клейтон быстро осмотрелся. В дальнем конце верхнего холла он заметил пятна крови. Кровавый след вел в коридор – как будто раненый человек пытался убежать от опасности. Он пошел по следу. Судя по количеству крови, жертва не могла уйти далеко.
Долгие годы, сталкиваясь с насилием и временами применяя его сам, Клейтон научился смотреть на подобные сцены без эмоций. Однако на сей раз его сердце так громко колотилось в груди, что он не слышал собственных шагов, не говоря уже о приближении возможного противника.
А если это онаубита?…
Нет, убита была не Оливия, был мертв один из слуг. Ножевое ранение в грудь оказалось смертельным.
Проклятие! Ему захотелось окликнуть ее, захотелось громко выкрикивать ее имя до тех пор, пока она не покажется целой… живая и невредимая. Да, конечно, он презирал ее, но ни за что на свете не пожелал бы ей такой судьбы.
Но где же она? Оливия не стала бы прятаться в комнате, услышав подозрительный шум. Она наверняка отправилась бы узнать, что происходит. Пошла бы до того, как осознала бы неразумность своего поведения…
Клейтон старался двигаться бесшумно. Нападавшие скорее всего уже ушли, но он не желал обнаруживать свое присутствие раньше, чем будет необходимо.
Что же случилось? Наверное, это ограбление. В холле не было ни одного серебряного подсвечника, да и вообще Клейтон не заметил по пути ничего блестящего, а раньше всего этого было в избытке. Но бандиты почему-то вошли через переднюю дверь, причем вошли днем. А ведь грабители обычно дожидаются ночи, чтобы проникнуть в дом тайком.
Клейтон шел по коридору, заглядывая в каждую комнату.
Не только в холле не было никаких украшений. Все комнаты, кроме гостиной и кабинета, оказались практически пустыми. В гостиной он заметил также несколько медных подсвечников. Интересно, почему грабители оставили то, что легче всего продать?
Клейтон уже давно знал, что фабрика практически развалилась, поскольку ею никто не занимался; только два года назад она неожиданно возродилась. И возможно, нынешнее состояние дома являлось результатом финансового краха.
Мысль об Оливии, распродающей домашние вещи, должна была доставить ему удовольствие. Это можно было бы считать своего рода высшим правосудием, но он, Клейтон, не настолько глуп, чтобы верить в него.
И вообще, какое ему дело до Оливии?
Что случилось с ней после его ареста, его не тревожило. Он имел претензии к ее отцу, а не к ней. Выясняя, что стало с фабрикой, Клейтон намеренно не стал ничего узнавать о ее жизни.
Ему было все равно.
Он открыл дверь в библиотеку и услышал женский крик. Рука Клейтона стиснула нож. Но это была не Оливия.
В дальнем углу комнаты, в темноте, съежилась немолодая служанка. Она закрыла лицо ладонями.
Спрятав нож в ножны, Клейтон медленно направился к испуганной женщине. Он вовсе не желал напугать ее еще сильнее.
– Успокойтесь. Я не сделаю вам ничего плохого. Что здесь произошло?
Женщина немного успокоилась, но все еще не желала выбираться из темного угла, казавшегося ей безопасным.
– Вы же не русский, правда? – спросила она с дрожью в голосе.
Клейтон покачал головой, неожиданно почувствовав слабость в ногах. Мысли путались. При чем здесь русские? Черт возьми, что здесь происходит?!
– Нет, конечно, не русский. А они еще здесь?
Служанка тяжело вздохнула.
– Нет, думаю, уже ушли. Забрали ее и ушли.
– Кого они забрали?! – Должно быть, его голос прозвучал слишком резко, поскольку женщина в ужасе отпрянула.
Клейтон сделал два быстрых шага к двери, но тут же остановился – дала о себе знать старая выучка. Он не мог ничего делать вслепую. К тому же он понятия не имел, кто забрал Оливию – было уже ясно, что похитили именно ее.
– Как давно это произошло?
– Не знаю. – Служанка всхлипнула. – Я очень спешила. Надо было подготовить грелки. Я каждый вечер это делаю. Никогда не думала, что…
– Когда вы обычно наполняете грелки?
– В семь.
Было уже больше восьми. Женщина определенно пребывала в шоке, но Клейтон не мог обойтись без информации. А другого источника у него не было.
Он помог женщине подняться и задал очередной вопрос:
– Кто это был?
Она прикусила губу.
– Не знаю! Откуда мне знать?
Ее глаза снова стали бессмысленными, и Клейтон тут же заговорил, опасаясь, что она ударится в панику и ему больше ничего не удастся узнать.
– Вы пострадали?
Служанка прижала ладони к груди.
– Нет, не пострадала. – Она на мгновение затихла, потом уставилась на Клейтона круглыми от ужаса глазами. – Они забрали ее! Был экипаж… Кажется, я его слышала. О, вы должны ей помочь!
Направляясь сюда, Клейтон встретил не менее дюжины экипажей, колясок и повозок. Оливия могла находиться в любой из них.
Набравшись терпения, он снова обратился к женщине:
– Расскажите мне, что вы видели и слышали. Абсолютно все. Даже мельчайшая деталь может помочь отыскать Оливию.
Женщина судорожно вздохнула и пробормотала:
– Даже не знаю, что рассказывать… Я чистила камин, когда услышала шум в холле. Я выглянула посмотреть, в чем дело. Оказалось, что два незнакомых молодых человека били мистера Бертона. Перри – он слуга – хотел им помещать, но тот, у которого черные волосы, вытащил нож и ударил его. Прямо в грудь.
Служанка снова всхлипнула, и Клейтон положил ей руку на плечо, стараясь успокоить.
– Вы можете их описать?
– Один был высокий и очень злобный, с большой кустистой бородой. Другой – худой и, пожалуй, красивый. С черными волосами. Очень аккуратный. Оба выглядели иностранцами. И говорили по-русски.
– Откуда вы знаете, что это был русский язык?
Женщина усмехнулась:
– Я служила в этом доме еще до болезни хозяина. У него часто бывали иностранцы. И русские – тоже.
– Вы помните какие-нибудь слова?
– Нет, русских слов я не разобрала. Кроме того, они говорили по-французски. Кажется, La Petot…
– Может быть, La Petit [1]? – подсказал Клейтон.
– Да-да, черноволосый говорил громиле что-то о La Petit.
– А потом они забрали мисс Свифт?
Служанка кивнула, и у нее задрожал подбородок.
– Думаю, забрали. Я… я пряталась здесь и не видела. Но я слышала, как она кричала.
Клейтон с облегчением вздохнул. Если Оливия кричала, значит, отсюда ее забрали живой.
– Где ее отец и другие слуги?
Служанка недоуменно нахмурилось, потом ее лицо прояснилось.
– Сегодня их не было дома, сэр, но они скоро вернутся. Да, бандиты еще сказали что-то про Ист-Энд.
Значит – порт! Клейтон подошел к столу и написал несколько слов на листке бумаги.
– Как только остальные слуги вернутся, пусть это доставят Йену Мэддоксу в Олбани.
Он вышел из комнаты и направился к двери, не дожидаясь ответа. Если похитители думают, что Оливия – это La Petit, она же – Малышка, самая известная в Европе шпионка, то ее жизнь в опасности. Узнав, что она вовсе не Малышка, они ее убьют.
Клейтон вскочил на лошадь и поскакал по подъездной аллее в сторону дороги.
Почему они ее забрали? Ведь Оливия совершенно не похожа на Мэдлин – настоящую Малышку.
Единственное связующее звено между этими женщинами – это он, Клейтон. Похитители по непонятной причине решили, что Оливия и есть Мэдлин, после его контакта с ней. Но почему им нужна только Малышка? Они ведь наверняка знают, где находится и он сам… Вероятно, они за ним следили.
Чертовски странно.
И кто мог ее похитить? «Трио» бывало в России редко, и всякий раз они имели дело с правдинцами. Однако, насколько ему было известно, эта группа страстных революционеров распалась несколько лет назад после смерти их предводителя.
Клейтон резко натянул поводья, остановил лошадь и спрыгнул на землю. Следовало изучить следы в конце подъездной аллеи. Было уже темно, но все же он без труда определил, что недавно здесь проехал экипаж, повернувший в сторону Лондона.
Проклятие! Это не могла быть группа правдинцев. Ее больше не существовало.
Но некоторые члены группы все же остались… Причем все они желали бы видеть Малышку мертвой. И она умрет. Точнее, Оливия вместо нее. После того как они подвергнут ее пыткам, чтобы узнать информацию.
Если бы он верил в Бога, то вознес бы Ему молитву о том, чтобы успеть в порт до отхода судна похитителей. Но в Бога Клейтон не верил и потому пустил лошадь в галоп.
– Говори же, Арчи… – Рука Клейтона сжала горло бедняги. – Ведь ты знаешь все суда, которые входят в порт и выходят из него. Даже те, о которых не подозревает начальник порта. Повторяю вопрос: куда направилось судно? – Свидетели видели двух мужчин, соответствовавших описанию русских, которые занесли на борт спящую женщину. И судно немедленно снялось с якоря. Они, должно быть, тщательно спланировали похищение, даже согласовали его с приливом.
– Я тебе ничего не должен! – Арчи закашлялся. – Больше ничего…
Клейтон сдавил горло собеседника еще сильнее.
– Тогда я тебе буду должен.
Арчи уже терял сознание, и все же в его глазах вспыхнул интерес.
– Ты предлагаешь… сделку? Ты же никогда этого… не делаешь.
– Больше не сделаю. Итак, слушаю тебя.
– В Санкт-Петербург. Это было русское судно. С каким-то грузом.
Клейтон отпустил несчастного, и тот мешком осел на землю, кашляя и потирая горло.
– Не забудь, – прохрипел он, – теперь ты мне должен.
– Я не забуду. – Он никогда ничего не забудет. Ни того, как дергалось горло Арчи под его рукой, ни боли в глазах Оливии, когда он объявил ей о своем решении относительно фабрики.
– Где я могу найти судно? Отвечай немедленно!
Глава 4
Оливии показалось, что она ослепла. Она знала, что глаза у нее открыты, но темнота казалась абсолютной. К тому же ужасно пересохло в горле и хотелось пить. Она попыталась дотянуться до чашки с водой, которую всегда ставила на столик у кровати, но внезапно руки ее и плечи обожгла боль.
Почему-то она не могла шевелить руками. Сделав еще одну попытку дотянуться до чашки, она поморщилась от боли. Запястья горели огнем. Наконец Оливия поняла, что руки у нее связаны за спиной. Ноги тоже были связаны.
И находилась она не в своей спальне. Лежала на боку на жестком комковатом матрасе. Давно? И где, собственно, она находится?
Дверь распахнулась.
– Кажется, она проснулась, – раздался грубый мужской голос.
Оливия инстинктивно зажмурилась – свет, лившийся из дверного проема, показался слишком ярким. Через несколько секунд глаза привыкли, и она поняла, что стоявший на пороге мужчина держал в руке фонарь.
– Тогда ей надо дать воды, – сказал другой голос. Оливия поняла слова, хотя и не сразу. Русский язык. Мужчины говорили по-русски. Она вспомнила, как изводила свою гувернантку, не желая учить этот язык, как того хотел отец. Он стремился произвести впечатление на инвесторов.
В комнату вошли двое мужчин. Один из них, с фонарем в руке, был худощавым, изящным и мог бы считаться красивым, если бы не слишком тонкие губы, постоянно кривившиеся в жестокой гримасе. Другой же был таким огромным, что ему пришлось пригнуться, чтобы войти в дверь.
Упоминание о воде усилило ощущение сухости во рту. Оливии очень хотелось пить, но она упрямо сжала губы и не стала ничего просить – не следовало показывать свою слабость.
– Она не получит воды, пока не даст нам нужные ответы, – заявил человек с фонарем. – Итак, говори про ключ.
Оливия могла вспомнить самые разные ключи. Например, от дома. Или от фабрики. Но эти люди и так вломились в ее дом, так что, вероятнее всего, ключи от дома не представляли для них интереса. Что же касается фабрики… Новое паровое оборудование, которое недавно там установили, было довольно дорогое, но его очень сложно вывезти.
– Какой ключ? – спросила она, хотя с пересохшим горлом говорить было очень трудно. К тому же Оливия не была уверена, что мужчины ее поняли. Да и ее русский оставлял желать лучшего. Отец из-за этого постоянно на нее злился.
Мужчина, державший фонарь, повесил его на деревянный гвоздь в стене, подошел к столу и налил воды в глиняную чашку. Наверное, он понял, что она не сможет говорить, если не дадут попить.
Потрескавшиеся губы Оливии невольно раздвинулись в предвкушении живительной влаги.
Мужчина с фонарем медленно вылил воду на пол.
Оливия не сдержалась и, разочарованная, ахнула.
– Не лги, Малышка. Мне известно, что ты взяла у Васина.
Интересно, почему он перешел на французский?
Во всем происходящем не было никакого смысла. Оливия не могла понять, что происходит. Но она точно знала, что ничего ни у кого не брала.
– Я не понимаю, о чем вы говорите. – Она очень надеялась, что произнесла эти русские слова правильно. Ей нечасто приходилось говорить на этом языке, разве что иногда вести застольные беседы. Но теперь она должна была объяснить этим людям, что они ошиблись. – И я не знаю, кто такой Васин.
Читать бесплатно другие книги:
