Грехи негодяя Рэндол Анна
О Господи, что же это за игра?
– Я ждал нашей встречи, – продолжал Аршун. – И мне не терпится услышать, как ты соблазнила нашего славного основателя. Насколько я знаю, он был закоренелым холостяком и никогда не удостаивал вниманием женщин. И если ты смогла совратить его… Я хочу знать, что ты сделаешь для меня. – Он поднес к губам ее руку и вдруг замер, уставившись на синяк, видневшийся из-под браслета.
Другой рукой граф сдвинул браслет и увидел синяки, оставленные веревками.
– Ты пометил ее! – воскликнул он. – Я же сказал, что на ее теле не должно остаться меток! – Его голос стал капризным, как у испорченного ребенка. – Вот как ты платишь за мое доверие?…
Николай прижался к стене и с дрожью в голосе пробормотал:
– Но я ведь должен был убедиться…
Аршун, не оглядываясь, щелкнул пальцами. Мужчина, стоявший справа от него, выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил Николаю прямо в сердце. Тот рухнул на пол с выражением удивления и обиды на лице.
У Оливии потемнело в глазах. Колени подкосились. Она поняла, что вряд ли сумеет сделать хотя бы один шаг. Но Малышка, несомненно, видела много смертей, поэтому не могла лишиться чувств из-за того, что рядом с ней застрелили человека. Вот и она, Оливия, не могла себе позволить такой роскоши.
«Не смотреть вниз. Только не смотреть вниз», – подумала она.
Оливия ненавидела Николая, но теперь его кровь быстро пропитывала ковер, и пятно уже подбиралось к ее атласным туфелькам. Она хорошо знала себя и понимала, что непременно грохнется в обморок, если только посмотрит вниз.
Чтобы избежать такой неприятности, Оливия уставилась на блестящую серебряную пуговицу на жилете графа и с улыбкой проговорила:
– Вы очень решительный лидер…
Аршун гордо выпятил грудь.
– Таким и должен быть лидер. А теперь давай пройдем в столовую. Я тебе расскажу о своих планах касательно императорской семьи.
Клейтон отполз от разбитого ящика. Значит, Аршун собирал оружие. Плохо, очень плохо…
Но пока оружия было немного. Вероятно, около сотни стволов. Придется все это уничтожить.
Но сначала он должен найти Оливию.
Клейтон переступил через слугу, которого связал и оставил рядом с ящиками. Лысый громила еще не шевелился, но его теплый тулуп сохранит ему жизнь до тех пор, пока он не очнется или пока его не найдут.
Держась в тени, Клейтон подкрался к ярко освещенным окнам. Сначала следовало оценить обстановку, понять, где размещаются люди в доме, а уж потом – начинать поиски. Определив количество слуг и местонахождение графа, можно будет провести разведку и установить, где держат Оливию.
Да вот же она!
На всякий случай он приготовился к тому, что прибудет слишком поздно и обнаружит ее истекающей кровью или даже мертвой.
Но он не был готов к тому, что увидит, как она ест черепаший суп и промокает губы белоснежной льняной салфеткой. У Клейтона заурчало в животе. Сколько завтраков, обедов и ужинов он пропустил, торопясь сюда?
Оливия улыбнулась сидевшему рядом с ней молодому человеку, не отрывавшему горящих глаз от ее декольте. Граф Аршун. У Клейтона было несколько часов на сбор сведений о нем. Теперь он знал, что граф – испорченный и очень жестокий человек, которого люто ненавидели крепостные, а большая часть аристократии его игнорировала. Но он многое обещал петербургской бедноте.
Оливия кокетливо склонила головку и поднесла к губам кусочек цыпленка.
А может быть, она снова его обманула? Может, все это ловушка, расставленная специально для него? Возможно, его хотели заманить сюда. Клейтон понимал, что в нем говорило тщеславие, но все же… Почему она до сих пор жива и здравствует, находясь в руках у самой жестокой революционной группы России? Не потому ли, что здесь ждут его?
Несколько лет назад фабрика возродилась благодаря внушительному притоку капитала. Клейтону так и не удалось выяснить, откуда взялись эти деньги. Он подозревал, что отец Оливии снова занялся чем-то преступным.
Но что, если этим занималась сама Оливия?
Глава 6
Аршун открыл ящик стола и достал оттуда какую-то бумагу.
– Это тебе знакомо?
Оливия покачала головой. Но граф не нахмурился с раздражением, как делал неоднократно в этот вечер, а лишь вскинул подбородок.
– Ты не знала, что Васин сделал копию?
– Копию – чего?
Физиономия Аршуна скривилась в злобной гримасе.
– Своих приказов. Указаний, как связаться с агентом, которого он внедрил.
– Вы не знаете, как связаться с вашим собственным агентом? – В голосе Оливии прозвучало искреннее удивление.
Слушая хвастливые монологи Аршуна за ужином, Оливия узнала, что через неделю царь и вся его семья будут убиты. Россия якобы возродится, а сам Аршун станет очень могущественным. Судя по всему, граф не сомневался в успехе.
Аршун бросил взгляд на стражников, внимательно изучавших пол у себя под ногами. Когда же он вновь заговорил, его слова прозвучали резко и отрывисто.
– Нам всего лишь надо знать, как отдать ему приказ продолжить работу. Старые дураки, которые смогли взломать шифр, были казнены или сосланы в Сибирь императором. Все считали, что план Васина безумен и сам собой потеряет силу после его смерти. Но я увидел в этом человеке искру гениальности, поэтому стал рыться на пепелище и мало-помалу возродил группу. Люди пойдут за мной.
– Но только в том случае, если вы сможете взломать шифр?
– Тайный агент – только одна часть моего плана. Я вовсе не глуп.
Оливия уже не раз задавалась вопросом: что подумали бы об Аршуне первые русские революционеры, мечтавшие о возрождении России.
– И вы считаете, что Малышка сумеет взломать шифр? – Она потянулась за листком, но Аршун уронил его в ящик.
– Ты это сделаешь. – Он взял ее за руку и прижался к ней губами. – Непременно сделаешь.
Оливия отдернула руку и вытерла ее о юбку. Ох, не следовало ей это делать. Потому что Аршун злобно зашипел и достал нож – богато украшенный кинжал – из ножен на поясе.
Оливия попыталась отступить, но страж, в мгновение ока очутившийся за ее спиной, преградил ей дорогу. Аршун же прижал лезвие к ее горлу и проговорил:
– Если один из прежних лидеров, за которыми я уже послал, прибудет раньше, чем ты взломаешь шифр, ты станешь для меня бесполезной. – И он провел кончиком ножа по ее шее, оставив короткий порез под подбородком.
Оливия вскрикнула и прижала пальцы к кровоточащей ранке. Теперь нож переместился на ее щеку.
– Порежь меня еще раз, и ты никогда не узнаешь, что там написано. – Она бы сказала что угодно, чтобы защититься, но именно этого все же говорить не следовало.
Время. Во что бы то ни стало ей необходимо выиграть время.
– Мне необходимо остаться одной, чтобы спокойно поработать над шифром, – сказала Оливия.
– Думаешь, что сумеешь сбежать?
– Из этой комнаты? – Оливия посмотрела по сторонам. – Такое вряд ли возможно. Но работа кропотливая. И мне нужно сосредоточиться. – Она старалась говорить спокойно, несмотря на подступившую к горлу тошноту. – Я ничего не смогу сделать, если меня будут отвлекать.
Аршун покосился на стражей и опустил нож. Потом достал из ящика бумагу и протянул ей.
– Ты сделаешь всю работу к утру. Если попытаешься меня обмануть, умрешь. Отведите ее в комнату.
Через несколько минут Оливия рухнула на узкую койку, прижимая листок к груди. Господи, что же она наделала? Оливия зажала одеялом ранку на горле, и вскоре кровь остановилась. Потом она как могла вытерла кровавые потеки на шее и на груди. До утра ей необходимо сделать невозможное. Значит, она всего лишь выторговала себе несколько лишних часов жизни.
Она знала о шифрах очень мало – только то, чему научилась, расшифровывая любовные записки Клейтона. Уже на второй неделе знакомства он отправил ей зашифрованное послание. В первый момент Оливия была совершенно сбита с толку и даже немного обиделась. И только через два дня поняла, что бессмысленная путаница букв – это на самом деле шифр. Еще через день она его прочитала.
Тогда она была юной и легкомысленной, и у нее закружилась голова от радости. Но у нее ни разу не кружилась голова от восторга после «смерти» Клейтона.
О нет, она не пребывала постоянно в депрессии, не стала вялой и апатичной, безразличной ко всему на свете. Она бывала иногда довольной. И гордой. Даже счастливой. Но у нее никогда не кружилась голова от радости.
Оливия глубоко вздохнула и принялась внимательно изучать символы на листке. Но прошло всего несколько минут, и свеча, которую ей оставили, зашипела и погасла. Надо было загородить ее от сквозняка из-под двери.
Увы, теперь уже слишком поздно. Комната погрузилась в темноту.
Завтра она, Оливия Свифт, умрет. Или, возможно, сначала ее подвергнут пыткам, а потом убьют.
Она невидящим взглядом уставилась в темноту. Может быть, ей еще раз поможет Блин? Он ждал у двери, когда ее привели сюда стражники, и явно побледнел, увидев кровь на ее руках и на шее. Он определенно не желал ей смерти. Конечно, нехорошо использовать его доброту против него же самого, но выбора у нее не было.
Оливия услышала голоса за дверью и дождалась, когда они стихнут. Потом позвала:
– Блин!
Ответа не последовало.
– Блин! – Лязгнул засов, и Оливия отскочила в сторону, уронив бумагу. Дверь распахнулась. – Блин, у меня погасла свеча, и я…
Даже в полной темноте было ясно, что мужчина в дверях не Блин. Оливия вздрогнула – и замерла. Она сразу узнала высокую широкоплечую тень, остановившуюся в дверном проеме.
– Клейтон… – пробормотала она, ошеломленная.
– Иди за мной, – проговорил он едва слышным шепотом.
Клейтон никак не мог ожидать, что Оливия замрет на месте, переступив порог.
– Что случилось с человеком, охранявшим мою дверь?
Она говорила очень тихо, но Клейтон все же прижал ее к стене, закрыв ей рот ладонью. И в тот же момент он вдруг вспомнил о том, как когда-то он зажимал ей рот, дабы заглушить ее хихиканье, когда они убегали с фабрики ее отца, чтобы поцеловаться.
Он убрал руку с ее рта, хотя ему нравилось слушать, как она хихикает даже сквозь его ладонь. Словно ничто не могло удержать рвущуюся наружу радость. Казалось, она вся была наполнена жизнью, энергией, счастьем. Схватив его за руку, она увлекла его за собой мимо полки с подсыхавшей бумагой.
– Мы выйдем на улицу, и никто не заметит…
Но только она не хотела ждать. Ее губы тотчас же нашли его губы. От нее пахло ягодами и чаем. И он прижался к ее губам поцелуем, чувствуя себя восхитительно живым только потому, что обнимал ее. Интересно, как она…
Но сегодня – никаких поцелуев. Им и выжить-то удастся, только если очень повезет.
Клейтон отвел взгляд от ее соблазнительных губ и вгляделся в знакомые глаза, выискивая признаки предательства. Но к счастью, не нашел.
– Я отправил его с поручением, – прошептал он прямо ей в ухо. – Если ты произнесешь еще хотя бы слово, я оставлю тебя здесь, ясно?
Оливия кивнула, старательно сдерживая дрожь. Ее пальцы судорожно сжимали тонкое одеяло, закрывавшее плечи и грудь.
Клейтон махнул рукой, предлагая ей следовать за ним, и пошел вперед очень быстро, замедляя шаг лишь на поворотах, чтобы проверить, пуст ли следующий коридор. Они шли довольно долго, прежде чем дорогу им преградил охранник.
Клейтон схватил Оливию за руку и молча зашагал прямо к стражу, немного сбитому с толку. В такой разношерстной и не имевшей определенной структуры организации, как группа революционеров, лучше всего действовать так, будто ты выполняешь приказ.
– Граф послал за мной, – сказала Оливия, не выдержав молчания.
Стражник взглянул на нее с подозрением.
– Но комнаты графа…
Клейтон заставил его замолчать сильным ударом по голове, затем оттащил бесчувственное тело в одну из пустых комнат.
– Я же просил соблюдать тишину.
Оливия опустила глаза на его руки, но Клейтон вытолкнул ее вперед до того, как она успела заметить странную форму его правой руки. Хотя, возможно, следовало дать ей как следует рассмотреть результат деяний ее папаши. И ее собственных.
Клейтон вел Оливию перед собой, точно пленницу. Они прошли мимо служанки, полировавшей перила лестницы, но та не обратила на них никакого внимания. Он вел Оливию к комнате, которую заранее облюбовал для побега – там было открыто окно. Но она неожиданно замерла, повернулась к нему и жестом сообщила о своем намерении вернуться назад.
Клейтон решительно покачал головой и подтолкнул ее вперед, но она не подчинилась.
Если она будет и дальше упрямиться, их схватят. Неужели таково ее намерение? Тогда, десять лет назад, она, возможно, не замышляла ничего дурного, но теперь…
Жизнь научила его доверять своим инстинктам. Не следовало обманывать самого себя. Он должен бежать, предоставив ее самой себе. Пусть плетет интриги, сколько ей вздумается.
Но Оливия казалась очень серьезной. И очень искренней.
– Мы должны вернуться, – прошептала она. – Они замышляют ужасные вещи. В моей комнате осталась бумага. Она поможет нам их остановить.
Клейтон снова покачал головой:
– Нет.
Она упрямо вскинула подбородок.
– Тогда я пойду одна.
– За это стоит умереть?
Оливия несколько мгновений колебалась, потом ответила:
– Возможно.
– Я буду ждать тебя здесь. – Клейтон указал на дверь комнаты, до которой они так и не дошли. – Я уйду ровно через пять минут – с тобой или без тебя.
Он был уверен, что Оливия откажется от своей глупой затеи, но она утвердительно кивнула и побежала назад. Вот упрямица! Ей всегда надо настоять на своем.
Клейтон несколько секунд помедлил, потом тихо двинулся за ней. Ее упрямство, возможно, просто ловушка. И вовсе он не тревожился о ее безопасности. Во всяком случае, не слишком сильно.
Одеяло, которым она закрывала плечи, не скрывало легкое покачивание ее бедер и изящную походку. За десять лет ничего не изменилось. Она и сейчас двигалась чуть порывисто, словно ей было трудно оставаться в покое. Нет, пожалуй, дело не в этом. Ее движения скорее можно назвать вороватыми…
Но она поступила именно так, как сказала, – зашла в свою промерзшую комнату.
Услышав, что Оливия возвращается, Клейтон поспешил вперед, вбежал в гостиную и открыл окно.
Она вошла в одиночестве, сжимая в руке листок бумаги.
У него отлегло от сердца. Она вернулась одна, без стражников. Она не предала его.
Хотя… ночь еще не окончилась.
Стоя у окна, Клейтон взял у нее бумагу и спрятал в карман. Позже он выяснит, почему Оливия посчитала ее столь важной, что рискнула ради нее жизнью.
Игнорируя сильную боль в правой руке, он опустил свою спутницу на траву под окном. Оливия показалась ему необыкновенно теплой – это чувствовалось даже сквозь одеяло. И еще она была… Клейтон тут же запретил себе думать об этом. Выпрыгнув из окна, он легко приземлился рядом с ней.
Они успели сделать не более двух шагов, когда в доме началась суматоха. Отсутствие Оливии заметили.
Она бросилась вперед, и Клейтон едва успел схватить ее за локоть. Если они устроят забег по открытой местности, их наверняка поймают.
– Пригнись, – тихо приказал он. – Двигайся медленно и осторожно.
Оливия кивнула и пошла за ним, примериваясь к его шагам. Ее безусловное подчинение смутило Клейтона, вызвало желание обнять ее и прижать к себе. Но время для этого явно было неудачное.
Теперь им предстояло продираться сквозь кусты. Голые ветки больно хлестали по лицу и царапались даже сквозь плотную ткань плаща. Мысленно выругавшись, Клейтон обнял Оливию, чтобы хотя бы немного защитить ее. Она явно потеряла в весе с тех пор, как он обнимал ее в последний раз. Он помнил, как его руки скользили по ее плечам и обнимали за талию. И помнил, какой восторг он при этом испытывал… хотя ни за что не признался бы в этом даже под пытками.
Вот и теперь, когда их пути разойдутся… Ох, похоже, ни одно доброе дело не остается безнаказанным.
Тут двери дома распахнулись, и оттуда стали выбегать стражники с факелами в руках.
Оливия вопросительно взглянула на него. Дыхание, вырывавшееся из ее полуоткрытого рта, застывало в морозном воздухе легким туманом. Рука Клейтона, обнимавшая ее за талию, напряглась, и он ускорил шаг, стараясь думать только о спасении и не отвлекаться. Наконец они добрались до поляны, где он привязал лошадей.
Клейтон забросил Оливию в седло и приказал ей:
– Гони!
Глава 7
Она старалась не упускать из виду спину Клейтона, гнавшего свою лошадь галопом чуть впереди. Разметавшиеся от ветра волосы Оливии хлестали ее по лицу, а глаза слезились от холода. Ей отчаянно хотелось утереть глаза, но она боялась выпустить из рук луку седла, понимая, что сразу свалится на землю. Ей никогда не приходилось ездить верхом, и она даже не видела такого странного седла с высокой спинкой. Кроме того, Оливия не была уверена, что сможет пошевелить пальцами.
К несчастью, ее одеяло уже давно улетело, сорванное ветром. Вначале она не замечала холода, но теперь не могла думать ни о чем другом. Оливия стала вспоминать, когда ей доводилось больше всего страдать от жары. У котлов паровой машины в прошлом августе? Да, тогда ей было ужасно… восхитительно жарко. Ну и еще в почтовой карете, застрявшей жарким летним вечером в Бате. Вот, пожалуй, и все.
Скачка казалась бесконечной. Оливия потеряла счет времени и уже не могла сказать, сколько все это продолжалось – двадцать минут или два часа.
Наконец Клейтон остановился у высокой поленницы. Оливия с трудом оторвала руку от луки седла. Слезы застыли у нее на щеках крошечными льдинками. Она хотела стереть их тыльной стороной ладони, но руки слишком сильно дрожали. И казалось, они вообще утратили чувствительность.
Тут Клейтон спрыгнул на землю и нахмурился, когда она не сделала того же.
– Мы должны попасть внутрь, – сказал он.
Внутрь? Внутрь… чего? Она посмотрела на него вопросительно.
Клейтон указал на поленницу, и Оливия наконец заметила в центре ее небольшую дверь. Штабель бревен оказался хижиной. Оливия не осознавала, что тупо таращится на нее, пока Клейтон не подхватил ее и не стащил с лошади.
Затем он осмотрел ее и проворчал:
– Черт возьми, твое одеяло?
Оливия молча покачала головой. Язык отказывался ей повиноваться.
Клейтон сорвал с себя плащ и накинул ей на плечи. От неожиданно окутавшего ее тепла колени у нее подогнулись. Оливия хотела схватить Клейтона за руку, чтобы удержаться на ногах, но он резко отдернул руку, пробормотав что-то злое. Однако упасть на землю она все же не успела. В последний момент Клейтон подхватил ее на руки, ударом ноги распахнул дверь, внес свою ношу в хижину и усадил на некое подобие каменной скамьи.
После этого он зажег свечу, и хижина озарилась тусклым светом. Внутри она выглядела не намного лучше, чем снаружи. Щели между бревнами были заделаны мхом, а окна занавешены чем-то вроде шкур.
Послышался стук сухих деревяшек – Клейтон стал бросать поленья в печь, стоявшую слева от скамьи, на которой сидела Оливия. Через несколько минут огонь разгорелся, стало заметно теплее, и Клейтон поставил на печку медный чайник. Затем взял Оливию за руку и, осмотрев руку, заметно помрачнел. Усевшись рядом со своей спутницей, он расстегнул на себе рубашку и сказал:
– Пожалуйста, положи руки мне на грудь.
– Что?…
– Я говорю, положи руки мне на грудь, если, конечно, не хочешь лишиться пальцев.
Оливия повиновалась, хотя держать руки все время поднятыми было неудобно. Но куда же их положить? Не на живот же… Такое прикосновение было бы слишком интимным. Тогда уж лучше на пояс – по бокам.
Клейтон даже не вздрогнул от ее прикосновения.
Зато Оливию била дрожь. «Прости», – хотела сказать она, но ни губы, ни язык не желали шевелиться. Она только чувствовала волшебное тепло, исходившее от его кожи. Чудесное, живительное тепло.
Когда же ее пальцы согрелись, она почувствовала твердость его мускулов и увидела, как поднимается и опускается при дыхании широкая грудь Клейтона.
Он сидел совсем рядом. Так близко, что она могла положить голову ему на плечо. Но Оливия не поддалась искушению.
Холод и его не пощадил. Кончики его ушей и нос были ярко-красными. А она отнимала у него тепло…
– Ты ведь тоже замерз. Может… – Она не знала, что собиралась ему предложить. – Ты можешь погреть руки под моим плащом. То есть под твоим… Я бы предложила тебе свой живот, но… На мне много нижнего белья, и туда трудно добраться.
Клейтон даже не улыбнулся. Подняв руку в перчатке, он проговорил:
– Я лучше подготовился к путешествию в Россию. Уже чувствуешь пальцы?
К сожалению, да, чувствовала. Они болели так, словно их все одновременно кололи иголками.
Оливия неуверенно пошевелила пальцами и несколько раз сжала кулаки.
Клейтон кивнул и, встав, быстро отошел в дальний угол.
– Я сейчас найду для тебя еще что-нибудь теплое. – Повозившись в темноте, он извлек откуда-то узел, испускавший резкий запах скотного двора. Достав из узла овчинный тулуп, Клейтон укрыл им Оливию. – Скоро станет тепло, – сказал он. – Эта печка очень хорошо греет. Она выпускает дым через ту скамью, на которой ты сидишь. Так комната согревается быстрее.
Очень скоро Оливия действительно почувствовала, как согревается под ней скамья.
– Думаю, ты все-таки не обморозилась, хотя была близка к этому. Вероятнее всего, у тебя просто облезет кожа. – Он достал из кармана ее листок бумаги. – А теперь не объяснишь ли ты мне, что это такое?
Оливия поморщилась.
– Это шифр. Аршун запланировал революцию, но ему нужна информация с этого листка, чтобы начать.
– Что здесь зашифровано?
Она покачала головой:
– Не знаю. Аршун тоже не знает. Шифр принадлежал человеку по фамилии Васин. Аршун сказал, что Васин внедрил своего агента в окружение императора. Неизвестно, кто этот агент и как с ним связаться. Но если граф взломает шифр и отдаст приказ агенту, то план осуществится и вся императорская семья будет убита. – Оливия не могла допустить, чтобы это случилось. – Ты сможешь взломать шифр?
Клейтон скрестил руки на груди и выпрямился; лицо же оказалось в тени, так что разобрать его выражение было невозможно.
– Почему революционеры похитили именно тебя?
– Они решили, что я шпионка, которую зовут Малышка – La Petit по-французски. Эта шпионка якобы может взломать шифр. Они сказали, что она уже делала это раньше.
– Малышка ничего не смыслит в шифрах.
– Но они мне так сказали, что она может… То есть что я могу. И еще они сказали, что она совратила их бывшего лидера, украла информацию и расшифровала ее.
– И теперь ты хочешь, чтобы это сделал я? – Голос Клейтона звенел от напряжения. Неужели он расстроился из-за того, что ей стало известно о его шпионском прошлом? Или ему не понравилось, что она попросила его о любезности? Но ведь эта любезность не для нее!
Оливия кивнула:
– Да. Потому что у меня ничего не получится.
– А что ты станешь делать, когда я взломаю шифр? Не безопаснее ли сжечь этот листок прямо сейчас?
– Нет! – Она вскочила, чтобы выхватить у Клейтона листок. – Ведь Малышка лишь один из возможных взломщиков шифра. У графа есть и другие копии этого документа, а также – другие специалисты. Так или иначе, но он все равно прочитает его.
– Поэтому тебе нужен я?
Глаза Клейтона метали молнии, но она понятия не имела, чем это вызвано. Да и хватит с нее непонятных намеков.
Она снова кивнула:
– Да. Я уже сказала об этом.
– А к кому ты пойдешь, когда я взломаю шифр?
Только теперь Оливия наконец поняла, в чем дело. Но неужели он действительно… Какая глупость!.. Не может же он думать… Нет, пожалуй, может.
– Ты считаешь, что я работаю на Аршуна? И мне поручено заманить тебя в ловушку, чтобы ты взломал шифр?
– Да, так получается.
Пощечина прозвучала оглушительно громко. Руку ее пронзило болью, но Оливии было на это плевать. Она должна была стереть мрачную уверенность с его наглой физиономии.
Заметив отчетливый отпечаток ладони на щеке Клейтона, Оливия почувствовала некоторое удовлетворение и спокойно проговорила:
– Они похитили меня, потому что ты привел их ко мне. Да, именно ты. Они решили, что я Малышка. Она из твоей компании, разве не так? – Неужели он даже не подумал о том, что ей, Оливии, пришлось пережить за последние две недели?
– Тогда почему ты невредима?
Да, очевидно, он не думал об этом.
– Невредима?… Разве не к моему горлу Аршун сегодня приставлял нож? – Она сбросила тулуп и плащ, продемонстрировав порез на шее и запекшуюся кровь. Потом показала руки, покрытые синяками и царапинами. – Две недели меня держали на судне связанной!
Оливия подняла с пола тулуп и надела его, оставив его плащ на полу. Пусть лучше она замерзнет до смерти, чем прикоснется к его одежде.
Клейтон не сводил с нее тяжелого взгляда. Если она надеялась, что ее гневная тирада заставит его раскаяться, то она жестоко просчиталась.
– Все твои раны – поверхностные, – ответил Клейтон.
– А может, ты считаешь, что я нанесла их себе сама?
– Я видел и такое. – Он с невозмутимым видом пожал плечами.
– Наверное, ты бы предпочел найти меня при смерти.
Клейтон снова пожал плечами.
– Во всяком случае, я был бы не удивился.
Оливия отвернулась к печке, не в силах смотреть на человека, которого когда-то любила.
– Судя по всему, ты считаешь меня слишком умной. Возможно, даже немного провидицей. Ведь я разработала хитроумнейший план на случай, если человек, которого я десять лет считала мертвым, воскреснет и появится в Лондоне.
– Они могли уже давно тебе сообщить, что я жив.
– Но если им нужен был ты, почему они не схватили тебя? Они же знали, где ты. Они следили за тобой.
– Им известно, что меня невозможно заставить работать на них.
– Ты в этом уверен?
Он не ответил и спросил:
– Откуда взялись деньги на новое оборудование для фабрики?