Грехи негодяя Рэндол Анна

Глава 10

Не успел Блин отойти от нее и на несколько шагов, как появился Клейтон. Оливия бросилась между мужчинами и не позволила Клейтону устремиться в погоню. Блин же быстро затерялся в толпе.

Клейтон обхватил ее за талию, чтобы отодвинуть в сторону, но она вцепилась в его руку и наотрез отказалась отпускать.

– Это не то, что ты думаешь, Клейтон. Он просто хотел убедиться, что со мной все в порядке.

– А я хочу найти Аршуна.

Ее хватка ослабла, и ему наконец удалось от нее отцепиться. Клейтон бросился вперед, но сразу остановился и выругался. Блин уже скрылся.

Оливия вздохнула, приготовившись к гневной тираде своего спутника. Но Клейтон молча отошел от нее и отдал свою овчинную шапку мальчишке, крутившемуся неподалеку, обменяв ее на стеклянный шарик. Взамен он приобрел себе в соседнем магазине шляпу с низкой тульей.

Напялив шляпу на голову, он вдруг покачнулся и едва не упал. Оливия поддержала его за локоть, но он вырвался и заорал:

– Я буду пить, когда захочу, ясно, женщина?! – Клейтон шагнул к человеку, продававшему спиртное, и через несколько мгновений с победным криком поднял над головой большую бутыль с мутным содержимым.

Мужчины вокруг одобрительно засмеялись.

Боже, что он делает?! Оливия едва не забыла, что должна говорить по-русски.

– Я могу все объяснить… – пробормотала она. – Я…

Тут Клейтон схватил ее в охапку, прижал спиной к стене между двумя магазинами и стал покрывать лицо поцелуями.

«Святые угодники! Как приятно!» – промелькнуло у нее.

Клейтон же поставил бутылку на пол и шепотом заговорил:

– Я вижу, ты быстро отыскала своих революционеров. Чего он хотел? – Его пальцы больно впились ей в плечи, хотя губы, касавшиеся ее лица, оставались мягкими и нежными.

«Приятно, конечно… но не очень», – со вздохом подумала Оливия.

– Он защищал меня в доме графа. И пошел за нами, желая убедиться, что все в порядке.

– Был ли он доволен, когда ты сказала, что я собираюсь взломать шифр?

Оливия уперлась ладонями в грудь Клейтона и попыталась оттолкнуть его.

– Ты все не так понял. Я сказала ему, что все в порядке, и велела убираться восвояси. А теперь отпусти меня, гоблин.

Клейтон не обратил на ее требование никакого внимания и снова заорал:

– Не сопротивляйся!

Если он решил наказать ее, то хорошо выбрал способ. Впрочем, ей нравились его прикосновения; более того, ей даже пришлось бороться с желанием прижаться к нему, коснуться губами его губ, почувствовать, как царапает щеку его щетина…

– Что ты делаешь? – тихо спросила Оливия, снова безуспешно пытаясь отстраниться.

Усмехнувшись, Клейтон сообщил:

– Разыгрываю сцену. – Его рука скользнула по ее талии, потом – по бедру. Но этого ему показалось мало, и он, сжав бедро, приподнял ее ногу так, что она легла на его бедро.

– Я знаю, ты на меня злишься… – Она умолкла, забыв, что хотела сказать, так как вдруг почувствовала, что Клейтон с силой прижался к ней нижней частью тела.

Более того, Оливия почувствовала, что Клейтон был возбужден. Она же была до крайности раздражена и смущена… но все-таки не смогла не ответить тем же.

– Я не злюсь, – ответил он.

– Но ты считаешь, что я революционерка.

– Я так всегда считал. Подтверждение ничего не меняет.

– Если не считать того, что теперь ты размазываешь меня по стенке.

– Размазываю? – Он замер, и Оливия тут же пожалела о сказанном.

Но Клейтон почти сразу же стал двигать бедрами, касаясь чувствительного местечка меж ее ног. Оливия прикусила губу, чтобы не застонать от удовольствия.

– Ты не знаешь, какую силу воли я демонстрирую в этот самый момент. – Его дыхание ласкало ее щеку.

– Но все еще думаешь, что я предательница?

– Я думаю, что ты средство для достижения цели. И ничего более.

– Какой цели?

Клейтон несколько секунд помедлил, прежде чем заговорить.

– Видишь ли, есть женщина, которая меня интересует намного больше, чем ты, и я хочу, чтобы она была в безопасности. А для этого мне необходимо, чтобы крестьянин с телегой капусты и его жена исчезли.

Она даже не вздрогнула от этих его слов. Вероятно, начала вырабатываться привычка.

– Тогда зачем привлекать к нам всеобщее внимание?

Его рука стала медленно поглаживать ее ногу, опускаясь все ниже – к икре… лодыжке…

– Мне необходимо отправить сообщение, – ответил он.

– Сообщение… о чем? Что ты сильнее меня? Что ты можешь заставить мое тело вести себя предательски – так же, как, по твоему мнению, веду себя я по отношению к тебе?

Дыхание Клейтона было горячим – казалось, оно обжигало.

– Сообщение не для тебя, – ответил он.

Внезапно из толпы возник дородный мужчина в сером фетровом пальто. Еще один полицейский.

Оливия уже открыла рот, чтобы предупредить Клейтона, но мужчина поднял дубинку и размахнулся…

Увидев панику в глазах Оливии, Клейтон понял, что за его спиной что-то происходит. Дьявол! Он не должен был отвлекаться! Но ее реакция на его грубые ласки…

У него не хватило времени додумать мысль – тренированное тело уже начало действовать.

Полицейский с поднятой рукой. Лицо Оливии, искаженное страхом. И ее отчаянный крик.

В следующее мгновение Клейтон перехватил дубинку. Полицейский не оказал сопротивления. Оливия же побледнела и застонала от боли. Она, приняв удар на себя, стояла у стены, прижав руку к груди.

Клейтон в ярости уставился на полицейского.

– Ты ударил ее?! – прорычал он. О чем, черт возьми, она думала? С какой стати решила его защитить? Она же всегда отступала в сторону!

Впрочем, это было не так. Он вспомнил, как удержал ее, не дав броситься в погоню за его матерью, когда та вернулась домой, а месяц спустя опять сбежала.

– Она сама подставила руку, – ответил полицейский. – Я только хотел сказать вам, что хорошо бы перейти в другое место… сэр. – Молодой человек провел ладонью по чисто выбритому подбородку и внимательно всмотрелся в лицо англичанина.

Клейтон забыл, что следовало перейти с вульгарного русского на обычный. Он не мог припомнить, когда еще выходил из образа, выполняя задание. Мэдлин и Йен подняли бы его на смех.

Клейтон проклинал свою самонадеянность. Следовало довериться первому же полицейскому – любой из них мог бы передать послание. Так нет, он не смог противостоять искушению. Очень уж хотелось поставить в тупик полицейского министра, появившись в Санкт-Петербурге ниоткуда.

Надменно вскинув подбородок, Клейтон заявил:

– Я барон Дмитрий Комаров, и мне не нравится, когда нападают на моих людей.

Полицейский в смущении попятился.

– Но тут публичное место… И существуют определенные правила… – Клейтон усмехнулся, а полицейский продолжал: – Возможно, если вы поговорите с…

– Нет! Если полицейский министр захочет со мной поговорить, то сможет найти меня в доме княгини Катерины Петровой.

Полицейский вздрогнул.

– Не думаю, что стоит из-за этого дела беспокоить министра.

– Поверьте мне, он захочет все узнать. – Клейтон по-хозяйски обнял Оливию за плечи и повел прочь.

– О!.. – воскликнула она, прижимаясь к своему спутнику.

Клейтон видел сейчас только ее глаза – она уткнулась подбородком в шарф.

– Ты не пострадала? – спросил он. Проклятие! Ему было необходимо увидеть ее лицо!

– Ты положил шарик в мой валенок, – сказала она неожиданно.

– Да, верно. Это изменит походку. Нас не должны узнать.

– Ты бы мог сказать, чтобы я прихрамывала.

– Если ничего не мешает, постоянно хромать невозможно. Или просто забудешь, на какую ногу хромать.

Не выдержав, Клейтон сдвинул шарф с ее лица. И почему-то это его прикосновение показалось ей, на удивление, интимным.

– Как твоя рука? – спросил он.

Оливия отвернулась.

– Несколько синяков больше, несколько меньше – какая разница?

Интересно, почему у него вдруг так защемило сердце? Он ведь годами принимал удары, предназначавшиеся Мэдлин, а та делала то же самое. Но с другой стороны, Мэдлин была его соратником по оружию, его другом. А Оливия – ни то ни другое.

И она стонала, когда он к ней прикасался. И еще от нее пахло медом и розами. Но Оливия не отступила, не спряталась. И она умела, как никто другой, заставлять его смеяться.

Клейтон вывел ее на улицу через другой выход и подозвал проезжавшие мимо дрожки. Кучер был в таком огромном тулупе, что казался сказочным великаном. Клейтон несколько минут поторговался, потом наконец положил две серебряные монеты на широкую ладонь мужика.

– К дому княгини Катерины Петровой, – приказал он.

Колеса дрожек несколько раз провернулись в снегу, после чего коляска поехала. Оливия изо всех сил вцепилась в узкую деревянную скамью, чтобы не упасть.

– Мы на самом деле туда едем? Я думала, что это твоя очередная уловка.

– К сожалению, нет.

– К сожалению?

– Дело в том, что я убил ее мужа. Сомневаюсь, что она об этом забыла и простила.

Глава 11

Оливия не могла сказать точно, какой представляла княгиню Катю. Возможно, величавой царственной особой, возможно, юной светловолосой девушкой с непослушными кудряшками.

Женщина, которая шла – нет, не шла, плыла по коридору, – эта женщина оказалась изящной, грациозной, и она была всего на несколько лет старше Оливии. Яркие рыжие волосы пышными волнами падали на спину и на плечи. На ней были желтовато-коричневые бриджи, свободная белая рубашка и длинная изумрудно-зеленая безрукавка.

По-английски она говорила с резким акцентом.

– Барон Комаров? – Дама подняла руку, и тут Оливия вдруг заметила у нее в руке небольшой пистолет, из которого она целилась в сердце барона.

– Клейтон!.. – вскрикнула Оливия.

Он толкнул ее себе за спину как раз в тот момент, когда пистолет выстрелил. В воздухе запахло дымом и серой. Откуда-то посыпалась штукатурка. Штукатурка? Оказалось, что княгиня в последний момент выстрелила в потолок.

– Я тоже рад видеть тебя, Катя.

Княгиня подбоченилась свободной рукой и устремила на Клейтона горящий взгляд. Потом покосилась на Оливию.

– Простите, что испугала вас, дорогая. Но ты!.. – Она махнула пистолетом в сторону Клейтона. – Шесть месяцев! Шесть долгих месяцев!..

Клейтон протянул ей руку.

– По-моему, этот разговор следует продолжить в другом месте. – Он указал на сбежавшихся слуг.

Княгиня поджала губы и жестом предложила им пройти в ближайшую гостиную. Указав Оливии на кресло, она вежливо поинтересовалась:

– Могу я предложить вам чаю? Или кофе?

Оливия покачала головой:

– Нет, благодарю.

Княгиня с громким стуком захлопнула дверь и закричала:

– Ты бездушный монстр! Ты позволил мне думать, что он мертв! Я оплакивала его! Горевала! Но тебе такие чувства, по всей видимости, не знакомы.

Клейтон стоял у стены, заложив руки за спину и не выражая совершенно никаких эмоций.

Оливия же не смогла промолчать.

– Он не монстр! – заявила она.

Хозяйка и Клейтон с удивлением посмотрели на нее.

Оливия и сама себе удивилась. Очевидно, старые привычки неискоренимы. Она никогда и никому не позволяла говорить плохо о Клейтоне.

– Возможно, нам следует познакомиться, – с напряженным выражением лица проговорила княгиня.

Оливия встала.

– Оливия Свифт, – представилась она, прежде чем сообразила, что не следовало называть свое настоящее имя.

Княгиня скрестила руки на груди.

– Не знаю, что вы тут делаете с этим человеком, но позвольте вам сказать: я однажды доверилась ему, а он мне солгал.

Клейтон в упор взглянул на княгиню:

– Его дядя и полицейский министр должны были поверить в его смерть. Твоя боль была способом повышения достоверности картины.

Княгиня сжала кулаки.

– А я тебе доверяла!

– Да, верно. Но ты оплакивала его только шесть месяцев. Откуда ты узнала, что он жив?

– Я получила посылку. Томик стихов Уильяма Блейка. Сначала я подумала, что это чья-то жестокая шутка. Но потом части головоломки сложились воедино. Твое неожиданное появление… Отсутствие тела. И еще твое абсурдное объяснение причин его нахождения в ту ночь на мосту. Он дал мне понять, что жив, – послал книгу. Итак, где он?

Клейтон пожал плечами:

– Этого я сказать не могу.

– Но почему? Ты же стоял за его исчезновением, разве не так? И именно ты пришел ко мне с печальной новостью.

– Я сыграл роль, которая была мне отведена.

– Сыграл? Роль? – Голос княгини сорвался. – Значит, это была игра? Возможно, для тебя так оно и было. И для Сергея – тоже. – Ее губы предательски задрожали. – Но не для меня. Где же он? Ты можешь мне сказать хотя бы это?

– За определенную плату.

Оливия считала, что обычная ледяная сдержанность Клейтона имела отношение только к ней и ее отцу. Она полагала, что юноша, которого она когда-то знала, все еще жив и просто прячется от нее. Но возможно, она ошибалась. Хотя, с другой стороны…

Ей вдруг вспомнилось, как Клейтон получил выговор от ее отца за какую-то мелкую ошибку. Он тогда стоял перед ним гордый и безразличный – как сейчас. Тогда Оливия подумала, что слова ее отца для него ровным счетом ничего не значили. Лишь ускользнув из дома чуть позже, чтобы с ним встретиться, она поняла, что его чувства были сильными и глубокими, просто он старался их не показывать. И очень может быть, что эта чувствительность все еще была жива… Если так, то она, Оливия, должна помочь ему отыскать свои чувства, разобраться в самом себе. Когда в последний раз Клейтон по-настоящему радовался? Возможно, не в ее власти сделать его счастливым, но она хотя бы напомнит ему, что счастье где-то есть, что к нему можно стремиться…

Княгиня со вздохом рухнула на диван и закрыла глаза.

– И ты еще смеешь… Да, я вижу, для тебя нет ничего святого. Чего ты хочешь?

– Мне нужно место, где можно отсидеться. А также одежда и аудиенция у императора.

Княгиня встала и поправила безрукавку.

– Скажи слугам, что вам необходимо. Я подумаю, что можно сделать относительно аудиенции. – В этот момент она, похоже, вспомнила о присутствии Оливии. – Поверьте, он чудовище. – Она снова вздохнула. – Всегда помните об этом.

Княгиня вышла из гостиной, расправив плечи и гордо вскинув подбородок.

Клейтон медленно подошел к окну.

– Мне не нужны защитники, – заявил он. – Я не собираюсь извиняться за свои поступки.

– Я это заметила. – Оливии хотелось видеть его лицо, поэтому она подошла к нему поближе.

– Тебе не стоит демонстрировать симпатию ко мне. Ничего хорошего из этого не выйдет. В первую очередь – для тебя. – Он говорил сухо и, по-видимому, ожидал, что она ответит тем же.

Оливия с усмешкой кивнула:

– Возможно, ты прав. Что ж, впредь я буду выкрикивать непристойности в твой адрес всякий раз, когда мы будем на людях.

Взгляд Клейтона был устремлен куда-то вдаль.

– Для тебя так безопаснее, Оливия.

– Какое тебе дело до моей безопасности?

Она вдруг подумала: «Сейчас он признается в том, что я ему небезразлична, что у него сохранились ко мне какие-то чувства…»

Но вместо этого Клейтон сделал несколько шагов в сторону и проговорил:

– Я уже спас тебя однажды и не имею никакого желания делать это снова.

Тут в гостиную вошла худощавая седовласая домоправительница. Взглянув на гостей, сказала:

– Княгиня велела спросить, вы будете жить в одной комнате или в разных. – Она говорила на очень плохом английском.

– В разных, – в один голос ответили Оливия и Клейтон, причем ответили так решительно, что глаза домоправительницы округлились. Оливия не удержалась и покосилась на Клейтона, но выражение его лица оставалось непроницаемым.

Домоправительница открыла дверь, за которой оказалась комната, оформленная в бледно-голубых тонах, с замысловатой лепниной на потолке. Она перевела взгляд с грязной обуви Оливии на пушистый ковер и неуверенно спросила:

– Сказать лакею, чтобы принес ванну?

Эти слова прозвучали для Оливии волшебной музыкой.

– Да, пожалуйста.

– Комната вашего друга рядом. – Женщина указала на соседнюю дверь. – Сэр, вам тоже нужна ванна?

Клейтон кивнул, и домоправительница удалилась.

– Мы здесь в безопасности? – спросила Оливия.

Клейтон, не спешивший войти в свою комнату, пожимая плечами, пробормотал:

– Во всяком случае, ничего более безопасного я устроить не могу. – В его голосе звучала такая смертельная усталость, что Оливия подняла глаза и внимательно всмотрелась в его лицо. Но оно, как обычно, ничего не выражало.

– Звучит не очень обнадеживающе.

Клейтон кивнул:

– Да, пожалуй. Постучи, когда будешь готова. Я перебинтую твои запястья.

Оливия провела час, усердно соскребая с себя грязь, после чего надела потрясающий халат из сапфирового шелка, украшенный изображением великолепного китайского дракона. Это изысканное одеяние принесла горничная.

Закрыв глаза, Оливия вздохнула с облегчением; она почувствовала себя как дома. Впрочем, нет, дома у нее не было дорогих шелковых вещей. Но прикосновение мягкой прохладной ткани к коже почему-то давало ощущение покоя и безопасности.

Кто-то постучал в дверь. Вероятно, служанка принесла ее одежду.

Оливия медленно подошла к двери и открыла ее.

В комнату вплыла княгиня.

– Значит, вы не его любовница? – спросила она.

– Нет. – Оливия покачала головой, удивленная такой бесцеремонностью.

Княгиня Катя кашлянула, потом – еще раз.

– Тогда боюсь, я должна извиниться за свои плохие манеры.

– Но…

Княгиня с усмешкой покачала головой:

– Нет-нет, не возражайте. Я знаю, что не очень-то вежливо себя вела. – Глаза женщины выражали искреннее сожаление. – Уверяю вас, несмотря на все то, что вы видели, я не безумна и не склонна к театральности. – Она поморщилась. – Вообще-то большинство окружающих считают меня холодной и абсолютно невозмутимой.

– Мне жаль, что так получилось с вашим мужем.

– Мне тоже. – Княжна взяла со столика хрустальный флакончик с духами, повертела его в руках и поставила на место. – Полагаю, мне стоит извиниться и перед бароном, раз уж он действительно спас моего мужа. Но я пока не могу заставить себя сделать это. Пусть немного помучается. Конечно, если мои слова произвели на него хоть какое-то впечатление…

– Он вовсе не такой холодный, каким кажется, – заметила Оливия.

Княгиня вздохнула.

– Я тоже так думала когда-то. А теперь не знаю. – Ее лицо прояснилось. – Но давайте все же как следует познакомимся. Я княгиня Катерина Роузмор-Петрова.

Княгиня протянула руку для рукопожатия, чем сразу завоевала симпатию Оливии; она не сомневалась, что нет ничего более приятного, чем леди, которая хочет пожать собеседнику руку. Но имя показалось ей знакомым… Ах да, конечно!

– «Путеводитель по Сибири для путешествующих дам…» – пробормотала Оливия. – Скажите, это вы написали его?