Госпожа «Удачи» Чернецов Андрей

– Однако ж в ином источнике, – продолжал высокоученый студент, – мне довелось прочитать, что внесение в классический рецепт пирога айтолы было произведено не кем иным, как многоуважаемой ханум Зубейдой бин Рух…

– Ну, да! – подтвердила старушенция. – Этот нахал Ширин, используя служебное положение, просто-напросто присвоил мое открытие. Сволочь! Воспользовался, понимаешь, моим беспомощным состоянием! Я в своем новом облике не могла подать на него жалобу Верховному Муфтию.

– Ты смотри! – покачала головой Ла-Занья. – Подлец какой!

– Все мужики сволочи! – изрекла старую, как мир, сентенцию Зубейда.

Студент испуганно сжался.

– О присутствующих не говорю, – поощрительно хлопнула его по плечу карга, а затем вдруг ласково погладила по вихрастой голове. – Ты у нас молодчина, мурза! Не позоришь фамилию.

– Еще по чашечке? – просиял паренек.

– Наливай! – милостиво согласилась бин Рух.

«И как это у него так складно да ладно получается женщин уговаривать? – ревниво подумала я. – Вот ведь дамский угодник…».

Был еще один забавный эпизод, связанный с кулинарией.

Буквально вчера ко мне в кабинет пожаловал один из постояльцев, нездешний – в смысле не с Реи, а с самого Гз’убзаннарга’ршрангха… Не человек, не гоблин и даже не дроу, какие там живут, а врумель. Народец этот довольно редкий и не так чтобы уважаемый – по сути представляет собой разновидность черта обыкновенного.

Представился он как Улф-а-Олф-э-Илф-ы…

Ладно, эти их имена все равно нормальному человеку не выговоришь.

В «Удаче» он зарегистрировался как младший куз’др палаты Внутреннего блаженства при Малом Дворе Нижайшего Слуги Великого Люциуса… (и еще две строки невразумительных титулов).

Какое-то время он стоял у дверей кабинета и изображал замысловатые приветственные реверансы и поклоны. А может, рассчитывал поразить меня своей красотой, пышностью одеяния и позолотой коротких рожек, торчавших из блондинистой, завитой, как у барашка, шерсти. Одет он был забавно – в черный, как ночь, расшитый серебром мундир, украшенный целым ворохом рунических нашивок, погончиков, аксельбантов, медалей и орденов замысловатого вида. От этого чертик выглядел по меньшей мере как штандартенфюрер какого-нибудь марсианского гестапо, хотя на самом деле являлся всего лишь главным поваром при своем царьке (как я успела уже узнать, у врумелей монархов как поросят нерезаных). Мне даже показалось, что его или кого-то похожего на него я где-то видела, хотя в Ахтиаре врумели не живут, слава Аллаху.

Народец этот вообще-то нелюбим в мирах за склочность и вредность, но глаза Улфа, красные, будто у кролика, и выражение мохнатой морды, украшенной аккуратным пятачком, тем не менее излучали саму почтительность.

Представившись, поприветствовав меня и выразив удовлетворение уровнем обслуживания, врумель обратился ко мне со странной просьбой – предоставить ему в аренду на пару часов гостиничную кухню.

Просьба эта меня удивила. Нет, не то чтобы я заподозрила что-то неладное, просто уж больно желание было непонятным.

И я осведомилась о причинах.

– Видите ли, благородная госпожа, – зажурчал своим хорошо поставленным голоском черт. – Дело в том, что по своей должности я занимаюсь кулинарными экспериментами, стараясь изобрести новые блюда к столу своего Повелителя. И вот недавно меня посетила одна идея…

Он почтительно подвел меня к окну, выходившему в переулок, и указал своим коротеньким мохнатым пальцем в алмазных перстнях вниз.

Сперва я не поняла, что он имеет в виду, ибо не увидела там ничего, кроме булыжного тротуара, симпатичного зеленого газона и кирпичной стены, на которой кто-то вывел белой краской «Ааргх»-чемпион!»

Еще там сидел кот. Большой, упитанный, довольно симпатичный и чем-то мне знакомый.

Он даже, как мне показалось, смотрел на меня. Классический ахтиарский котофей котофеич, привыкший к безопасности и сытости.

Этот кот почему-то навел меня на какие-то расплывчатые мысли, в результате я не уловила начала речи рогатика.

– …И мелко нашинковать тушку особым обсидиановым ножом. После чего получившуюся шаурму подавать в капустных листьях с паштетом из лягушачьих мозгов с кориандом… Запивать можно пивом, госпожа!

– И это все? – машинально ляпнула я.

– О да! – воскликнул врумель. – Или вы сомневаетесь, что я все это смогу проделать с этим котом за два часа? Две тысячи монет – плюс чаевые уборщикам…

Тут я поняла.

– Так вы хотите … кота? – брови мои поползли вверх.

– Конечно!

– А разве их… э-э-э… едят?

– Ну, конечно! – закивал чертик. – Это наша сакральная кухня. Во славу нашего Преисподнего Отца Люциуса, мы едим тех животных, которым поклоняются, как богам, другие народы… Кошки, – мимолетная брезгливая гримаса, – к таковым тоже относятся. Тем самым мы лишний раз посрамляем ложных божков и возносим хвалу истинному богу… Также мы унижаем и жалкие низшие расы, поглощая их богов. Ибо, проходя через наши тела, ничтожные зверобоги превращаются… Превращаются зверобоги… Зверобоги превращаются… Превра-а-а-щаю-тца… – запнувшись, врумель скосил свои расширившиеся глазки на ствол моего «парабеллума», упершийся ему прямо в объемистое пузцо.

– Значит, говоришь, боги низших рас? – едко осведомилась я. – А если я тебя, рогатик, вот сейчас возьму и пристрелю, и скажу, что ты пытался меня убить и ограбить? Вот интересно, ты на кладбище превратишься в обычный прах земной аль так и будешь лежать, как свеженький, потому что честные могильные червяки тобой побрезгуют?

– Пять тысяч! – обреченно пискнул он.

– А ну пшел отсюда, фашист проклятый!!! – заорала я. – И чтоб духу твоего нечистого в моей гостинице не было! А то…

– Вы знаете, мистрис Образцова, – спустя полчаса заглянула ко мне Лорри. – Постоялец со второго этажа, ну, тот самый… с пятачком, нас покинул. Вылетел вон со своими чемоданами, как ошпаренный. А уж морда у него была – не приведи Давдор!

– Передай горничным, пусть хорошенько уберут в его номере, чтоб там не воняло! – бросила я.

И добавила вполголоса:

– Сакральная кухня, блин!

Но в принципе все складывалось более-менее удачно.

Я стала брать у Гаруна уроки «управления потоками силы в стохастическом режиме» (так на языке научной магии называлось метание мини-файерболов и различных предметов в мишень). Они сначала сопровождались ехидными комментариями ханум бин Рух, однако потом комментарии сменились многозначительным хмыканьем, а затем и редкими поощрительными репликами.

Кроме того, я таки занялась тем, что мне советовали делать подружки дома, на Земле – гаданием и предсказаниями судьбы.

Клиентов пока было не так много из-за конкуренции и малоизвестности новой звезды ясновидения, но среди желающих заглянуть в грядущее попадались весьма состоятельные особы.

Вот и сейчас метрдотель сообщил, что ко мне явилась важная клиентка, требующая, чтобы ее обслужили немедленно и «вне очереди».

«Разве у нас есть очередь?» – удивленно осмотрела я пустой кабинет.

Когда гостья вошла, сомнений, что это VIP-клиент не могло и возникнуть.

Одета она была в темно-синее сильно декольтированное платье причудливого покроя. Вышивка золотой нитью изображала листву, рассыпавшуюся по ткани, и была выполнена так искусно, что листья мало отличались от настоящих. Платье, правда, оказалось коротковато, выше колен, но зато позволяло видеть сапоги-ботфорты из кожи какого-то реликтового плезиозавра. На шее – бриллианты и жемчуг в несколько рядов, а тяжелые волосы оттенка старой меди уложены в золотую с сапфирами сетку.

Еще не старая, по крайней мере, я не дала бы ей и пятидесяти, довольно высокая, сухощавая, смугловатая кожа лица, большие глаза фиолетового оттенка и тонкий заостренный нос указывали на присутствие в ее жилах какой-то чужой нездешней крови. И я опознала это лицо.

«Так-так, – прикинула в уме сумму возможного гонорара, – на новую канализацию должно хватить. А может, и на барную стойку».

– Здравствуйте, Мангыт-ханум, – поприветствовала я гостью. – Хотите заказать банкетный зал?

– Уважаемая, я пришла к вам не как к гостиничной хозяйке… – печально сообщила гостья. – Но вы ведь, наверное, и сами догадались, раз узнали, кто я. От вас, скьяв, и вправду ничего не скроешь…

Вообще-то снимок Хатидже Мангыт, представительницы одной из самых знатных и богатых семей Ахтиара, я видела пару дней назад на обложке местного глянцевого журнала, но не говорить же этого вслух.

– Ну… – я придала лицу неопределенное выражение. – Уважаемая Мангыт-ханум и сама знает, зачем она явилась к скромной начинающей гадалке.

– Раз вы хотите, чтобы формальности были соблюдены, – трагически поджала губы дама, – то извольте. Я пришла к вам, прежде всего, как к женщине… Да, как к женщине! Ибо женщина всегда поймет женщину! Более того, – продолжила гостья. – Я пришла к вам как к ведьме именно из той расы, что сохранила истинное знание, не испорченное пустыми мудрствованиями нашей волшебной, с позволения сказать, науки…

– Но простите, уважаемая… – я как-то сразу растерялась. – Я не оказываю магических услуг… больше того…

– Да, разумеется, дорогуша, я знаю, что скьявы – это не шарлатанки, сидящие во всех этих салонах и обманывающие людей почем зря, и не жалкие неучи с дипломами. Да что они могут знать об истинной магии! – заломила руки посетительница. – Я знаю, что у вас есть более важные дела, но все же прошу, нет, умоляю… Я не прошу о магических услугах, я взываю о помощи!! Ибо только вы можете мне помочь и спасти, и ваш отказ меня погубит!!

– Однако…

– Неужто у вас нет сердца?! – в глазах Хатидже заблестела влага.

«Почему же нет, весь холодильник свиными да говяжьими набит – суп из требухи с пряностями здешний народ весьма уважает», – хотела пошутить я, но сдержалась.

Шутить с VIP-клиентами – дурной тон.

– Наконец, – добавила та, уже справившись с собой, – я полагаю, что двадцать тысяч бешликов могли бы стать хорошей компенсацией вашего драгоценного времени?

Лишь потому, что сочиняла наиболее вежливый отказ, я сохранила бесстрастность при этой цифре. Ибо последняя смета расходов, полчаса назад принесенная Гаруном на подпись, составляла семнадцать тысяч бешликов с копейками, точнее, с акче. Так что одного остатка от гонорара после уплаты долгов хватило бы на канализацию, барную стойку и еще на что-нибудь полезное. Этак и открытие можно назначать на следующую неделю.

«Но за что ж такие деньжищи?» – заподозрила я неладное.

– Хорошо… – кивнула, вздохнув. – В конце концов, кодекс чести скьяв не позволяет пройти мимо беды человека… Так скажите, в чем дело? Вас мучает родовое проклятие? Преследует семейное привидение? – вспомнила я свои собственные проблемы первых дней пребывания в Ахтиаре. – Может быть, вас или близких поразил недуг, не поддающийся научной медицине или обычным целителям? – перечисляла я, для виду глядя в свой хрустальный шар и лихорадочно прикидывая в уме варианты возможных действий.

– Ах, если бы такие пустяки… – дама смахнула слезу парчовым рукавом. – Но речь идет не о каких-то болячках. О моем последнем шансе обрести счастье – семейное и женское… Не так давно, как вы наверняка знаете, меня бросил муж, которого я застала со своей лучшей подругой, которая и моложе, и богаче меня…

– Да, да, – закивала я, тыча пальцем в налившийся молочной мутью шар. – Вот она, разлучница, вижу ее.

Я и в самом деле начинала разбирать ауру посетительницы, но не так быстро, как хотелось бы.

Гостья с любопытством наклонилась к хрустальной сфере и, разумеется, ничего там не увидела, однако многозначительно кивнула.

– И вот теперь я чувствую, как моя разбитая душа плачет и стенает… Дни мои пролетают все быстрее, словно пепел пожарищ, уносимый ветром. И с каждой прожитой минутой я ощущаю, что чаша моих неизбывных бед наполняется, и я не могу сказать, когда она прольется. Но вот недавно забрезжила надежда…

Следующие полчаса дама изливала мне свои несчастья в личной жизни с немалым красноречием и многословными отступлениями.

Хатидже исполнила передо мной самый настоящий театральный монолог, то сыпля фразами, как из пулемета, то впадая в прострацию и цедя слова буквально по капле. Она говорила обо всем: о несчастьях, обрушившихся на род Мангыт в Смутные Дни реставрации Гераев, и о тайных помыслах Дивана, несытыми глазами следящего за состоянием семейства и желающего наложить на него грязные лапы. Затрагивала основы естественной и черной магии. Зачем-то упомянула тайну некоего зловещего Храма-крипты на мысе Херсонес, которую никто не смог разгадать, и даже о том, что предком их семьи был простой ткач, ушедший странствовать и разбогатевший, случайно найдя разбойничий клад…

Я уже начала нетерпеливо пританцовывать, как вдруг, оборвав монолог на полуслове, Хатидже-ханум завершила все дело скромной и вполне житейской прозой.

Как выяснилось, молодящаяся наследница местных заводов, газет и пароходов намеревалась сочетаться браком, разумеется, по большой и чистой любви и на всю оставшуюся жизнь с неким Ставром Кукакакисом, учителем танцев своей старшей дочери.

– Вы знаете, дражайшая Марина, – доверительно прошептала ханум, – было время, когда я даже подозревала этого юношу в нескромных намерениях относительно моей девочки. Но вот теперь убедилась, что он думает только обо мне! Однако все же меня терзают смутные сомнения. Вы ведь знаете, какую тяжелую жизнь я прожила, сколько раз меня предавали мужчины, которым я отдавала всю себя?

Она многозначительно взглянула на шар.

– Да, да, – подтвердила я, – я все это вижу.

Я и в самом деле уже кое-что видела. Не в шаре, разумеется, а в ауре богачки. Но не все и не совсем так, как рассказывала дама.

– И вот теперь я невольно сомневаюсь даже в моем милом Ставрике…

Дама вытащила из сумочки, сплошь расшитой драгоценными камнями, фото, и развратная мордочка жиголо яснее ясного сказала мне все, что надо. Одного лишь этого снимка хватило бы, чтобы я остереглась доверить этому типу обучение танцам не то что юной девы, но даже узниц женской тюрьмы, резонно опасаясь за их нравственность и кошельки. Но ведь попробуй сказать подобное этой влюбленной курице, сразу станешь объектом самой неизбывной ненависти!

И восторженный взгляд молодящейся леди, и блеск ее закатывающихся глаз убедили меня не лезть на рожон. Ведь деньги не пахнут, а они госпоже «Удачи» были сейчас ой как нужны.

Тем более, как я запомнила из статьи в том самом номере, Хатидже не так давно скандально развелась в седьмой раз. Интересно, сколько ей суждено пробыть госпожой Кукакакис? Внутренний голос подсказывал, что недолго, не больше года. И закончиться все может весьма печально. Причем как для дамы, так и для парня.

И все-таки, что ей ответить по существу?

Сложив руки на груди и низко опустив подбородок, я прикрыла глаза, не забывая искоса поглядывать на замершую в трепетном ожидании миллионершу.

«А выходит и правду говорят, что мы, бабы, дуры? – промелькнуло у меня в голове, и я тут же согласилась сама с собой. – Правду, правду. Да и ты, Марина Батьковна, тоже ведь не исключение…».

– Хорошо, я попробую вам помочь, – обтекаемо произнесла я. – Полагаю, вы, ханум Хатидже, хотите провести обряд свадебного гадания и узнать, стоит ли вам вступать в этот брак?..

– Вы прямо читаете мои мысли, любезная скьява! – захлопала та в ладоши.

– Это можно, – я приняла решение, что делать. – Но должна напомнить вам о сугубой конфиденциальности. Я пока не имею официальной лицензии на оказание подобных услуг и работаю только в свое удовольствие и исключительно для друзей.

– Понимаю, понимаю, – благодарно прижала руки к груди дама, польщенная, что ее допустили в ближний круг.

– Для начала, согласно ханскому фирману «Об основах магических услуг», – к стыду своему я его так и не удосужилась прочесть, хотя Гарун преподнес мне пухлую книжицу сразу же после того, как я занялась прорицательством, – должна разъяснить вам суть магических процедур. Итак, согласно основам нашей родовой магии и эльфийской книге «Шиллаам-Баллаам», – о ней я узнала из телесериала с гномом Дымогаром в главной роли, – во всем окружающем нас есть глубокий смысл и все связано со всем. И соответственно великое отражается в малом, а малое в великом. Ваш предок был ткачом. В этом есть глубокий символизм! – вдохновенным речитативом излагала я рождавшийся в мозгу импровизированный бред. – Ведь надо помнить, что изначальный Великий Ткач – это создатель вселенной, ткущий на ткацком станке жизни судьбы всего сущего, он же Космический Паук. Нить Великого Ткача – это пуповина, соединяющая человека с его создателем и его собственной судьбой, посредством которой… э-э-э… он вплетается в узор и ткань мироздания. Но также надо помнить, что ткачество – исконно женское занятие, древний символ космического творения, в котором преходящие события – нити, вплетенные в вечно меняющийся рисунок на неизменной основе. В свою очередь и научная магия полагает, что все богини Судьбы и Времени – прядильщицы и ткачихи. Ночь и День – сестры, ткущие паутину времени, пространственно-временную ткань космологического творения, соединяющую все уровни существования. От этого мы и будем отталкиваться в нашем гадании!

Протараторив все это, я украдкой перевела дух.

– Милочка! – возопила дама. – Да вы истинная чародейка! Именно такие мысли уже давно приходят мне в голову! Но не мучьте же меня, скорее проведите гадание, ибо я сгораю от нетерпения…

– Мне необходимо подготовиться… – решительно заявила я. – И я вынуждена попросить вас подождать за дверью.

– Ох, конечно, тайны родовой магии…

В следующие десять минут я лихорадочно раскладывала на столе разнообразные предметы, которые, по моему мнению, приличествуют чародейке, спрашивающей Судьбу.

На полированной столешнице, кроме блюда с обеими хрустальными сферами (мой бывший кулон так и лежал на одном блюде с большим шаром – еще с того раза), разместились три свечи из черного воска и древняя медная масляная лампа, купленная мною во время прогулки с Гаруном в какой-то антикварной лавчонке. Кроме этого – парочка «древних» рассыпающихся книг в кожаных переплетах (одна – годовой бухгалтерский отчет сорокалетней давности, другая – изданный сто лет назад справочник по лечению срамных болезней), чернильница из яшмы и нефрита и, наконец, обнаруженная мною за шкафом высохшая дохлая мышь, которую я, поморщившись, уложила, используя вырванную из справочника страницу, на большую тарелку старинного фарфора.

Я зажгла ароматические палочки.

Уф, реквизит подобран, публика, видимо, донельзя наэлектризована ожиданием за дверью. К сеансу ясновидения все было готово.

На миг перед моим взором возник укоризненно качающий головой дед Гнат.

«Прости уж, диду, не только корысти ради, но и для поддержания репутации и спасения памятника архитектуры…»

– Входите! – прокричала я Хатидже.

Та вошла и скромненько села на стул перед гадалкой.

– Можно спросить… я вижу, у вас тут… мышь?.. – сбледнув с лица, дама указала на сморщенный комочек на тарелке.

«Э-э, тетя никак мышей боится!»

– Это символ связи с силами земли и хтоническими чудовищами, – грозно сдвинув брови, сообщила я. – В сочетании с огнем и камнем, каковой символизирует хрусталь…

«Чего бы еще соврать?»

– Впрочем, есть вещи, которых лучше не касаться непосвященным, – словно спохватилась.

Зажгла крошечными молниями, выстреливавшимися из пальцев, расставленные вокруг шара свечи.

– Итак, смотрите же, о вопрошающая, в шар, и он даст ответ… Сосредоточьтесь и смотрите… Что вы там видите? Пусть тень, пусть ничтожные детали, пусть иллюзию. Говорите!

Сейчас я не рисковала ничем: не обладающему Силой шар не должен ничего показать, а уж фантазии Хатидже-ханум я как-нибудь и сама истолкую в нужном ключе.

– Что-то наподобие короны, – придушенно выдавила Мангыт. – Еще – перевернутую башню… Все ясно видно, как в зеркале!

«И что этот бред означает? Самой, блин, смотреть было надо!»

– Мужчину, который в одной руке держит скипетр… жезл, а в другой чашу… Смерть с косой повернулась к нему спиной… Дама на перепутье. Хвост… непонятно чей… Уж не Иблисов ли?! Тонкая, изящная девушка, кажется, это я… Паук или краб… И дракона… Все, – печально развела руками дама. – Но скажите же, ради Аллаха, что все это означает?!

«Ешкин кот, если бы я сама знала».

Внезапно шар загудел, как перегруженный трансформатор, засиял синим светом газового пламени и голосом, похожим на старческое кряканье ханум бин Рух, сообщил:

– Каков твой выбор, дева, такова и судьба твоя. И не гляди, но действуй. Очи боятся, а руки делают; дух ужасается, а ноги идут!

– Господин Нагонда?! – с округлившимися глазами уставилась на невидимого мне собеседника Хатидже. – Но как вы попали туда…

– Много будешь знать, скоро состаришься! – парировал волшебный шар. – И вообще, некогда мне тут с тобой беседы беседовать. Виденное тобой и сообщенное мне духами предвещают тебе удачу в задуманном и счастливый брак! Ты хочешь этого, значит возьми его.

И шар погас.

– Но… – жалко улыбнулась ханум Мангыт, – что же это все означает?

«Я и сама хотела бы знать, старая блудливая кошка!» – я была озадачена такой нестандартной выходкой шара.

– Главный принцип нашей магии, – тут же нашлась я, что сказать по поводу странного поведения талисмана, – магии горных ведьм, сиречь скьяв, состоит в том, что всякий достоин своей судьбы! Магический хрусталь сказал вам: «Ты хочешь этого, значит, возьми его!» Больше добавить нечего.

– Да! – взвизгнула с придыханием тетка. – Именно так, я возьму моего Ставрика!!

– Но должна на всякий случай предупредить, – молвила я, чтобы последнее слово осталось за мной, а не за стекляшкой, пусть и волшебной. – Ваш возлюбленный связан со стихией воды и претерпел некое важное становление в год Василиска. Для гармоничных отношений я бы посоветовала выбрать подходящий талисман… Наверное, – я многозначительно промолчала, – обсидиан! В фундаментальном труде профессора Бузората «Магия камней и минералов», – ввернула я название толстого талмуда, валявшегося в машине Гаруна, – написано: «Обсидиан – один из сильных камней, рожденных в огне вулкана. Он многолик и может быть черным, как смола, или красно-коричневым, как кирпич. Но самый сильный из всех – черный обсидиан, особенно тот, что переливается в серебристо-перламутровых тонах». Именно черный обсидиан подойдет вам лучше всего, ибо принадлежит земле и ее основательности…

Закончив вещать всю эту чушь, я истово приложила ладонь к сердцу.

– Я сделала все что могла, уважаемая Хатидже… Мне больше нечем вам помочь. Но если моя скромная магическая сила вам хоть немного была полезна…

В следующую секунду я оказалась в мощных объятиях траченной молью красотки.

– Немного?! – всхлипывая, вопила тетка. – Милочка, да вы святая! Вас мне воистину послал Аллах! Вы буквально спасли меня! Вы избавили меня от тяжких мук и сомнений! Вы пролили живительный родник в мою иссушенную тяжкими подозрениями душу!

Перестав меня трясти, ханум Мангыт открыла сумочку и небрежно выписала чек…

Я пригляделась к цифре и чуть не поперхнулась. Сорок тысяч бешликов?! Да она сумасшедшая!

«Доню, остановись, ты грабишь скорбное умом создание!» – голосом деда Гната прозудела в ухо совесть, но я сочла за лучшее прибить неуместное чувство, как надоедливую муху.

– Я покидаю вас, нужно срочно готовиться к свадьбе. Получите от меня персональное приглашение. И я обязательно порекомендую вас при случае всем моим знакомым, – изрекла взбалмошная миллионерша, упархивая за дверь.

Подойдя к окну, я с непонятной тоской проводила взором отъезжавшую карету из красного лакированного палисандра с золотом, запряженную стремительно перебирающими лапами ящерами, похожими на кенгуру.

На запятках кареты сидел угрюмый орк, держа под мышкой ручную митральезу.

И чего это в Кырыме при изобилии разных авто вплоть до магических до сих пор не вышли из моды кареты? Или причина в том, что с каретой пышнее и роскошнее – кучер там в ливрее, лакеи… Если надо пыль в глаза пустить, тут без кареты никак!

Однако ж, какие дела! И зачем, спрашивается, учиться и грызть гранит науки, как Гарун, вынужденный подрабатывать частным извозом или гостиничным мальчиком на побегушках, когда оказывается достаточно громкого имени «скьява» или там «друидка», куска болтливого камня и набора бессмысленных фраз да еще дохлой мыши, чтобы тебя осыпали золотом?

Впрочем, разве в моем мире не так? Я искала сенсации, ночами не спала, добывая материалы, и временами даже лезла под пули, но все равно премии, гранты и славу получали безмозглые длинноногие куклы, все достоинство которых в большом вырезе короткого платьица и пухлых губках.

Я криво усмехнулась, вспомнив весь тот бред и лажу, которые гнала распальцованной тетке, выдавая за скьявскую магию. Подумала, что, пожалуй, во мне пропала недурная актриса. Потом в изнеможении плюхнулась в кресло и уставилась в хрустальную сферу.

– Ну и как это понимать, дорогой многоуважаемый шар? Неужто эта выдра и в самом деле будет счастлива со своим альфонсиком?

И буквально подпрыгнула на месте. Внутри на мглистом синем фоне проступило лицо самого натурального Дьявола из компьютерной игры «Дьябло».

– Много будешь знать, скоро состаришься, – повторил чертяка тем же дребезжащим голосом. – Но вообще-то она действительно поживет с ним некоторое время, и у них даже родится сын, которому суждено будет сыграть большую роль в судьбах Кырыма и всей Реи…

– Как это?! – у меня отвисла челюсть. – Я вот совсем другое прочла в ее ауре…

– Ты смеешь перечить тому, кто сам создает и меняет ауры?! – саркастично проскрипел Дьявол (или кто там надел его маску). – Она, конечно, старовата, но кровь дриад что-то да значит… А теперь досвидос!

И вместо рогатого в шаре возникла местная телевизионная программа – искаженный сфероидной перспективой диктор, вещающий на фоне кадров биржевой паники об очередной волне экономического кризиса.

Потом изображение местной программы новостей сменилось в сфере картинами каменных руин под серым хмурым небом, белых ледников, ползущих с иззубренных гор, бурного приполярного моря…

Внезапно я отшатнулась. Внутренность шара потемнела и забурлила, как будто там забил гейзер. Я оторопело вгляделась в темную глубину, где дрожали пурпурно-багровые отсветы пламени.

Невольно протянула руку к шару… и картина исчезла…

Ну и дела! Надо будет Гаруну рассказать!

– Вы только поглядите на нее! – из шкафа, как ни в чем не бывало, выплыла старая Зубейда. – Вот уж чего от тебя не ожидала, красавица… Не сказать правду – это еще полбеды. Но говорить, то чего не видел, это, знаешь ли… А уж заставить непосвященного в шар глядеть, да не в простой, а в такой… Между прочим, к этой вертихвостке Хатидже собирался посвататься один отставной генерал – мужчина богатый и видный, хоть и без ноги. А ты судьбу стольким людям исковеркала.

– Ой, да ладно, – скривилась я. – Небось, от почтенной потаскухи не убудет, пусть покувыркается с молоденьким! Да, в конце концов, что тут такого? – принужденно рассмеялась. – Ну, захотелось богатой ханум за свои наличные деньги прикупить свежий и качественный товар! Зачем ей старики безногие, она сама скоро в тираж выйдет. Не в генералах счастье!

– Замнем, – смягчилась бин Рух. – А то, что ты потоки ни фига не контролировала, когда эта дура в шар пялилась, это как? И пока ты тут маной разбрасывалась, на кухне все пиво и молоко скисли, а кальтершранк перегорел и теперь тепло нагоняет… – вздохнул призрак. – Тебе бы поучиться, девка, в нормальном заведении, как вот твой хахаль учится, тогда, может, и вышел бы из тебя толк. Эх, скажу все-таки, пущай это будет первый и последний раз. Не трогай чужой удачи, если хочешь свою удержать! – пробормотала старая карга. – Чужого-то добра схватил, да как бы своего не упустить! А ежели начать гадать так, как ты, себе самой нагадаешь то, чего врагу не пожелаешь.

– Ничего, ханум, прорвемся, не согрешишь, не покаешься… – произнесла я, вдруг ощутив жалость к несчастному привидению гордячки и красавицы Зубейды бин Рух, которая и померла-то, толком не пожив. – Я еще, глядишь, и тебя расколдую!

– Да уж не надо, – добродушно (незлобивая Зубейда – это, мягко сказать, необычно) ответила старуха. – Привыкла я уж тут… Опять же, чтобы снять с меня проклятие надо у трона самого Аллаха оказаться, а туда тебе рановато, девочка-ведьма…

И привидение исчезло, словно его и не бывало.

А я, с опаской посмотрев на хрустальный шар, засунула его подальше на полку, дав себе зарок больше не прикасаться к нему без крайней надобности. Ибо, как говорится, не буди лихо, пока оно тихо.