Фронтовик. Убить «оборотня» Корчевский Юрий
– Идти домой, спать. Вызывай повесткой Фандеру на допрос – в статусе свидетеля. Если он убийца, то его это не должно насторожить. А вот вопросы надо тщательно продумать, загнать его в ловушку.
В самом деле, за окнами уже начало смеркаться. С переходом в МУР Андрей стал возвращаться домой совсем поздно. Времени на личную жизнь, развлечения, скажем – выходы в кино, парк – совсем не оставалось. Утром умылся, побрился, чаю выпил – и на службу. Впрочем, другой жизни, более спокойной, Андрей себе не представлял. Он удивлялся, как можно весь день сидеть за столом или стоять за станком, ежедневно выполняя одну и ту же работу, скажем – вытачивая деталь.
Явка Фандеры на допрос была назначена на четыре часа пополудни.
Андрей полистал дело, чтобы освежить в памяти детали, набросал список вопросов, мысленно прикинул, какие ответы может дать подозреваемый, вписал еще два вопроса. Потом показал листок Арапову. Тот вычеркнул один пункт и вписал два новых.
День тянулся медленно, и Андрей то и дело поглядывал на часы.
Ровно в шестнадцать часов раздался стук в дверь.
– Входите.
Андрей видел Фандеру в первый раз. С виду – обычный пенсионер, выглядит немного моложе своих лет. Одет скромно, но чисто. А вот глаза неприятные, бесцветные и какие-то… словами не объяснить. Вроде взором в душу проникнуть хотят, прочитать твои мысли.
Фандера прошел, сел на предложенный стул. Никакой хромоты, никакой палочки, походка не раскачивающаяся, как у людей на протезах. Да и поскрипывают отечественные протезы – но других не было.
Хороший протез был редкостью. После войны калек появилось много, а протезных мастерских по пальцам пересчитать можно. Вот и мастерили инвалиды сами себе убогие деревяшки вместо ног. А если не было руки, заправляли пустой рукав пиджака или рубашки за поясной ремень.
А уж когда, усевшись, Фандера стал слегка постукивать левой ногой, как бы отбивая ритм, Андрей окончательно понял, что ноги у подозреваемого свои, а не протезы. И что он нервничает. По лицу и рукам не скажешь, а нога волнение выдает.
Допрос начал Арапов. Сначала он, заполняя шапку протокола, задавал вопросы совсем простые – фамилия, имя, отчество, место и год рождения, и Фандера успокоился.
Затем последовали вопросы по якобы самоубийству Тищенко: видел ли он когда-либо у самоубийцы пистолет или драгоценности, при каких обстоятельствах и когда они познакомились, как часто и по какому поводу встречались?
Фандера отвечал быстро, не задумываясь, но очень коротко и односложно – ведь за детали всегда зацепиться можно. И чем дольше длился допрос, тем сильнее у Андрея было ощущение, что подозреваемый уже имеет богатый опыт допросов – не раз и не два допрашивался или допрашивал сам.
Наверное, такое же чувство появилось и у Арапова. Он неожиданно спросил, хотя этого вопроса на листке не было:
– Вы уже были под следствием или судом?
– Не привлекался никогда. Да я же говорил вашему сотруднику об этом еще в первый раз.
– Да-да, я читал, просто уточняю.
А потом пошли вопросы с листка, и стиль ответов Фандеры изменился. Теперь он стал давать ответы после некоторого раздумья, взвешивая слова, словно остерегаясь сказать лишнее. Вопросы явно насторожили его – ведь они были не о Тищенко, а о нем самом.
Фандера был сообразителен, и, едва образовалась небольшая пауза, сразу спросил:
– Вы меня в чем-то подозреваете?
– Как возможные версии, мы обязаны проверить всех, кто был вхож в квартиру самоубийцы.
Фандера успокоился, и тут Арапов спросил:
– Вы служили?
– Да, был в действующей армии и комиссован в тысяча девятьсот сорок четвертом году по ранению.
– Сожалею. А куда было ранение?
– Да в плечо. Пуля навылет прошла, могу рубец показать.
– Увольте, мы же не врачи. А вот доктор наш, судмедэксперт, вас сейчас действительно осмотрит.
Фандера сделал удивленное лицо, но что он мог возразить?
Арапов позвонил по телефону, и через несколько минут в кабинет вошел судмедэксперт:
– Здравствуйте. В чем проблема?
– Надо осмотреть возможные следы ранений – рубцы, швы на теле этого гражданина.
– Попрошу раздеться.
На левом предплечье Фандеры след от ранения был – пулей был выхвачен изрядный кусок мышц и кожи с выходной стороны.
Эксперт направил на руку свет от настольной лампы и покачал головой:
– Еще ранения были?
– Осколочное, в левую ногу.
У Андрея от волнения заколотилось сердце: сейчас Фандера покажет протез, и справка Санупра подтвердится.
Подозреваемый завернул широкую штанину брюк: на голени – мелкие шрамы от осколков, но стопа на месте.
Сыщики переглянулись.
– Можете одеваться, – сказал эксперт. Потом он подошел к Арапову и что-то прошептал ему на ухо.
– Спасибо. Надеюсь, заключение будет?
– Если не срочно, завтра представлю.
Эксперт ушел, а Фандера стал качать права:
– Я фронтовик, кровь за Родину проливал, а вы обижаете меня, раздели. По какому праву? Я буду жаловаться вашему начальству!
– Имеете полное право, – спокойно ответил Арапов. – А сейчас я подпишу ваш пропуск, и вы можете быть свободны.
Фандера не мог скрыть радостно блеснувшие глаза.
Арапов вручил ему пропуск, и Фандера, демонстративно не попрощавшись, вышел.
Арапов тут же снял трубку и набрал номер:
– Он вышел. Одет… – Сыщик довольно точно описал одежду Фандеры.
Андрей подпрыгнул на стуле:
– Его же арестовывать надо, а вы ему пропуск…
– Ты знаешь, что мне шепнул эксперт?
– Откуда?
– Ранение на руке зашивал немецкий врач.
Несколько секунд Андрей переваривал услышанное.
– То есть?
– Он или в плену был, хотя сей факт нигде не указан, или служил у немцев.
– Тем более арестовывать его надо! Или в НКВД передать!
– НКВД уже нет, есть МГБ. И что ты передашь? Что ранения немецкий хирург зашивал? Мало.
– Так ведь уйдет!
– За ним «топтун» пошел из службы наружного наблюдения. Фандера сейчас занервничал, может совершить ошибку. Вот мы и посмотрим, что он делать будет.
Андрей был поражен: Арапов сейчас преподал ему урок мастерства высшего пилотажа. И ранение у Фандеры есть, но появляется немецкий хирург; и нога своя, не ампутированная. Уже ясно, что Фандера не тот человек, за которого себя выдает. И «топтун» из «наружки» за подозреваемым проследит – куда он пойдет и что делать будет. Однозначно – до эксперта и «топтуна» Андрей не додумался бы.
Ну, Арапов, молчун! Еще вчера, после того как он прочитал вопросы, записанные Андреем, он подготовился к допросу – эксперт, «топтун». Вот что значит опыт, мастерство, мудрость. Да, МУР не зря славится тонкой, тщательной работой и хорошими результатами.
– Ну что, любезный моему сердцу молодой человек, приуныл? Двадцать часов, пора по домам. Полагаю, с утра у нас будет много работы.
Глава 10
Перстень
Наверное, никогда еще Андрей не шел на работу с таким нетерпением. С желанием, с охоткой – каждый день, однако сегодня он практически бежал. Но все равно Арапов уже был на службе – сидел за столом, читая донесение «топтунов».
Едва поздоровавшись, Андрей спросил:
– Что интересного?
– Заходил наш фигурант по двум адресам. Один – на Чистопрудном бульваре, двадцать семь, другой – на Земляном валу, четырнадцать. На первом адресе он пробыл семь минут, на втором задержался на полчаса. Квартиры установить не удалось. И знаешь, что «топтуны» пишут? «Объект наш проверялся, причем довольно профессионально: использовал витрины, завязывал якобы развязавшиеся шнурки, резко менял направления движения». Только у нас «топтуны» опытные, таких не провести простыми приемами. К тому же их было двое, чтобы не примелькаться.
– Эх, вот бы знать, к кому он ходил и о чем говорил… Не поверю, что встречались они по пустякам.
– Разделяю твое мнение. Поэтому твоя задача на сегодня – выяснить, у кого конкретно он был, а если повезет – о чем они говорили. Только поделикатнее, прикройся паспортной проверкой.
– Сделаю.
Андрей выскочил из здания МУРа. Сначала на Земляной вал, туда троллейбус идет.
Проезд сотрудникам милиции был бесплатный, даже удостоверение доставать не приходилось. За отворотом лацкана пиджака был приколот значок с крупными буквами «МУР» и номером. На секунду Андрей отвернул лацкан, кондуктор узрел и кивнул.
Вот и дом – кирпичный, двухэтажный, в два подъезда. На тротуаре дворник орудовал метлой. Андрей подошел к нему, показал удостоверение – почти все московские дворники сотрудничали с милицией.
– Вчера около девятнадцати часов в дом приходил гражданин. – Андрей описал внешность Фандеры.
– Был такой, – подтвердил дворник. – В первый подъезд заходил, а вот насчет квартиры не подскажу. Вроде положительный гражданин, трезвый – зачем за ним смотреть?
– А кто на первом этаже проживает?
– В первой квартире одинокая бабушка, у нее все в войну погибли. Во второй – дверь прямо – Сумароков, работает на фабрике резиновых изделий. Не пьет, не дебоширит, живет один. Скрытный, однако. В третьей, что справа – Чистяковы. Там одних детей шесть человек, мал мала меньше. Хозяин на железной дороге работает.
– Понял, спасибо.
Выходило, что Фандера мог прийти только к Сумарокову.
– Жилец из второй квартиры дома?
– Не могу сказать, он по графику работает. Но утром я его не видел.
Андрей зашел в подъезд.
Когда-то дом видел лучшую жизнь – на высоких потолках лепнина, сейчас частично уже обвалившаяся.
Он постучал в дверь.
Долго не открывали, потом раздались шаги, и мужской голос, густой, хрипловатый, осведомился:
– Кого черт принес?
– Милиция, проверка паспортного режима. Открывайте!
Щелкнул замок, и дверь открылась.
На пороге стоял мужчина лет сорока – в трусах и майке.
– Только прилег после смены отдохнуть. Сейчас. – Он ушел в глубь квартиры и вернулся с паспортом. Андрей открыл его.
Сумароков Николай Ильич, 1906 года рождения, уроженец поселка Ветошь Вологодской области. Судя по серии паспорта, отбывал наказание: когда выдавали паспорта людям, освободившимся из тюрем и лагерей, эти документы уже имели определенные серии.
Андрей перевернул страницу, сверил прописку:
– За что были судимы?
– По сто шестьдесят седьмой статье.
Ага, за разбой. Судя по накачанным мышцам, он и без оружия любого может уложить одним ударом.
– Когда освободились?
– В тысяча девятьсот сорок четвертом году.
– С Фандерой вместе сидели? – неожиданно спросил Андрей.
– Не знаю такого!
Судя по глазам, он не врал. Но уголовникам верить на слово нельзя, соврут – недорого возьмут.
– Вчера вечером к вам визитер приходил.
– Семен, что ли?
– Я вас спрашиваю.
– Приходил.
– По какому поводу?
– Это допрос? Тогда где протокол?
– Собирайтесь, пойдем со мной в отделение милиции – будет вам протокол. А может, и новый срок. – Андрей брал Сумарокова на испуг.
Только хозяин квартиры был калач тертый. Коли «мусор» срок обещает, лучше ответить, иначе будет хуже.
– Вещица у меня его хранилась, забрал он ее.
– Что за вещица?
– Мне без интереса, не знаю.
– Давно на хранение отдал?
– Не помню, дней десять назад.
– Постарайтесь точно вспомнить дату. И вообще, зачем он ее вам принес? У него ведь свое жилье есть.
– Откуда мне знать? Может, боялся, что соседи сопрут?
– Собирайтесь, надо под протокол записать ваши показания.
– Вы же, гражданин начальник, обещали…
– Срок я вам обещал, но передумал. А протокол нужен. Кстати, больше никаких чужих вещей у вас нет?
– Что у меня, камера хранения, как на вокзале?
Сумароков собрался быстро, в три минуты. Хозяин запер дверь, и они вышли.
До ближайшего отделения милиции идти было три квартала.
– Слышь, гражданин начальник, вещица у Семена ворованная была?
– Хуже, с «мокрухи». Он ее у убитого взял.
– Тьфу ты! – сплюнул Сумароков. – Я же завязал, а этот меня снова под статью едва не подставил.
В отделении милиции Андрей предъявил дежурному удостоверение:
– Мне бы свободную комнату на полчаса и бланк протокола допроса.
Комната нашлась, и бланки дежурный принес.
Андрей записал подробно, где, когда и при каких обстоятельствах Сумароков познакомился с Фандерой. Потом Сумароков на пальцах считал, когда Семен принес ему на хранение свою вещь. Получалось – в день убийства, только на два часа позже – время убийства определил судмедэксперт.
– Прочитай и подпиши внизу, на каждой странице.
– Начальник, я не при делах – ни сном, ни духом. Ежели подпишу, срок на себя не навешу?
– Вы же утверждаете, что не знали, что вам принес Семен.
– Конечно не знал!
Сумароков подписал протокол, не читая.
– Все, свободны. В другой раз осмотрительнее будьте в выборе друзей.
– Какой он мне друг? Так, знакомец давний.
– А других приятелей Семена знаете?
– Нет у него друзей, – отрезал Сумароков, довольный тем, что пронесло, обошлось.
Сумароков ушел, а Андрей задумался.
Сведения важные. Он поклясться мог, что Фандера приносил Сумарокову похищенный перстень. Но тот утверждает, будто не видел, что за вещицу принес ему Семен. Врет, поди, но как докажешь?
Андрей решил, что лучше заехать на Петровку, посоветоваться с Араповым. Доказательство, конечно, слабенькое, Сумароков не видел вещицы, но совпадение по времени убийства и визита к нему Фандеры само по себе более чем подозрительно.
Андрей застал сыщика, разглядывающего под лупой небольшую фотографию 34. Обычно такие, наряду с фотографиями 23, клеились в документы.
Арапов протянул Андрею фото:
– Узнаешь?
Фото было слегка пожелтевшим, но четким. И Андрей видел это лицо в первый раз.
– Нет, не встречал ранее.
– Да? Вот и я тоже. Однако мы с тобой беседовали с ним вчера.
– Фандера?
– Фандера, только настоящий. Из архива Советской армии добыл. Знал бы ты, чего мне это стоило! Оказывается, он на кадровой службе в РККА был, после финской, в тысяча девятьсот сороковом году уволился. Причины не знаю.
И когда же Арапов успел в Подольск, где архив располагался, смотаться? Или у него другие оперативники на подхвате есть?
Андрей отдал сыщику протокол допроса. Тот прочитал его и откинулся на спинку стула:
– Занятно! Вот только врет этот твой Сумароков, что вещь не видел, просто боится, что за укрывательство пойдет.
– Дворник говорит, что ничего предосудительного за ним не замечал. Не пьянствует, подозрительных компаний к себе не водит, работает.
– Может, и так. А что по второму адресу?
– Не успел еще, спешил протокол вам показать.
– Ты все-таки по второму адресу, на Чистопрудный, сходи. Установи, у кого Фандера был, но в контакт не входи. Не исключаю, что он после нашего допроса испугался и что-то – предположительно перстень – перенес на другой адрес.
– Перстень должен быть там. Надо брать ордер на обыск.
– А вдруг он бутылку самогончика, как драгоценность, прятал? С чем я пойду к прокурору? С догадками?
Андрей качнулся на стуле и едва не застонал от досады:
– Брать надо этого Фандеру! Да и не Фандера он. Тот воевал, умер от ран.
– Это точно.
– Вдруг у него другие документы есть – и тоже фальшивые? Свалит в какую-нибудь деревню глухую – пойди найди потом его нору…
– Дальше границы не убежит, – усмехнулся Арапов. – Иди, не теряй время.
На Чистопрудном бульваре Андрей затеял разговор с бабушками, сидевшими у дома. Недалеко, за столом, сидели доминошники – они с азартом забивали «козла».
Слово за слово – и Андрей узнал, что вчера вечером в доме был посторонний, вон, Ангелину Аполлинарьевну едва ли не до смерти напугал. Лампочка в подъезде перегорела, темно, а он как черт из табакерки, из восемнадцатой квартиры выскочил.
– И часто он ходит туда?
– Второй, может быть – третий раз.
– Зазноба там у него?
– Какое там! Грузчик Ванька, в Мосторге работает. Жена от него два года назад ушла, потому как дрался, ежели выпьет.
– В милицию заявлять надо было.
Старушки поджали губы, и Андрей, почувствовав мгновенно родившуюся неприязнь, тотчас перевел разговор на предстоящее понижение цен – читал вчера в газетах. Старушки с радостью переключились на новую, приятную для них тему.
Оставив их обсуждать приятные перспективы, Андрей направился в паспортный стол. Там он выяснил, кто прописан по этому адресу, и переписал данные на бумажку. Странная склонность у этого Фандеры иметь в друзьях одиноких мужчин. Осторожничает? Женщина ведь не утерпит, подслушивать будет, о чем гость беседует с мужем, а при уборке может наткнуться на припрятанную вещь. Это тоже «камешек в огород» Фандеры: если человек честен, зачем ему так осторожничать?
Андрей пришел на Петровку, но Арапова на месте не оказалось. Даже странно, Андрей уж подозревать стал – не ночует ли сыщик на службе? С легким сердцем он отправился домой.
Утром Арапов сказал Андрею:
– Вызывай Фандеру повесткой, несостыковок в его биографии много. Что-то с ним нечисто.
Андрей выписал повестку и не поленился – сам выбежал на улицу и опустил листок в почтовый ящик. Корреспонденция в Москве ходила быстро, день-два. По его мнению, надо было ехать и арестовывать подозреваемого, однако Арапов был против.
– Осрамим перед соседями, а за ним пока висит проживание по чужим документам. Наказание всего-навсего – штраф или полгода принудительных работ, и это называется – «гора мышь родила». Подождем, придет. Ты пйми, раз человек получил повестку, то он придет. В его понятии, если бы у нас на него что-то было, мы бы его уже арестовали. А прийти, побеседовать – почему нет?
И Фандера пришел. Выглядел он уже не так бодро, осунулся слегка, видимо – волновался, переживал. Конечно, каждый, даже добропорядочный гражданин, вызов в милицию воспринимает с опаской – в это учреждение приглашают не для наград. Ведь за каждым может иметься маленький, иногда забытый за давностью лет, грешок.
Допрос вел Арапов, Андрей сидел слева от Фандеры. На этот раз сыщик имел заключения экспертов, ответы на запросы и другие бумаги, поэтому допрос вел честно, с открытым забралом.
– Семен Прокопьевич, вам знаком этот человек? – Сыщик протянул фото.
Фандера посмотрел мельком и отрицательно качнул головой:
– В первый раз вижу.
– Ай-яй-яй! Как же так? Это же Фандера Семен Прокопьевич, по документам которого вы живете.
Фандера не изменился в лице:
– Однофамилец, бывает.
– Да, бывают в жизни совпадения. Но он родился в Белецке – там же, где и вы, даже в один и тот же день; служил в одном полку с вами. Не слишком ли много совпадений?
Фандера немного побледнел:
– Я не пойму, в чем меня подозревают?
– Вы живете по поддельным документам. Поясните, при каких обстоятельствах вы их заимели?
– Ну хорошо, коли вы это знаете. Я потерял свои документы, жил в колхозе. Когда умер настоящий Фандера, я забрал его документы: паспорт, военный билет – да все, и переехал в Москву.
– Где находились в годы войны?
– Воевал, как многие, сто семьдесят шестой минометный полк.
– Проверим. Ваши настоящие фамилия, имя, отчество, год и место рождения?
– Морозкин Андрей Владимирович, родился первого июля тысяча восемьсот девяносто седьмого года в Балашихе.
И тут Арапов нанес совершенно неожиданный для Фандеры удар, спросив:
– Когда и где находились на службе у немцев?
Спросил спокойно, не повышая голоса, но подозреваемого едва не разбил апоплексический удар. Он побагровел, выкатил глаза и стал хватать ртом воздух.