Елена Блаватская. Интервью из Шамбалы Бурдина Анна
Когда Елену привезли, состояние ее было удручающим. Больная находилась в коме, и, казалось, ее уже не спасти. Но в один прекрасный день все резко изменилось. Глаза больной неожиданно ожили, она заулыбалась, попросила еду и потихоньку пошла на поправку.
Елена чувствовала, что с ней что-то произошло. Она изменилась, смутно догадываясь, что ее вылечили вовсе не доктора, приглашенные родственниками. Во время болезни к ней в ее видениях постоянно являлся Учитель Мория, а вместе с ним еще один человек с красивым лицом, которого она когда-то видела вместе с Учителем в Лондоне. Учитель появлялся каждый вечер, звал ее по имени и приносил с собой какое-то питье, похожее на смесь из протертых трав со специями, заваренную на молоке. Она выпивала жидкость, которая разливалась по телу блаженной энергией и возвращала ее к жизни.
Теперь, находясь в полном сознании, Елена пыталась объяснить свое болезненное состояние родственникам, которые беспокойным хором постоянно расспрашивали о том, что она чувствовала во время болезни.
«Иногда, когда, показывая богатство оттенков своего душевного склада, меня звали по имени, – говорила она, – я находилась в своем другом "Я" и беседовала с кем-то в этой своей жизни сна. Я сейчас же открывала глаза и разумно отвечала, ибо я никогда не бредила; но лишь только я снова закрывала глаза, как это "другое я" продолжало фразу с того слова или полуслова, на котором меня прервали. Когда я бодрствовала и была сама собой, я хорошо помнила все что было, когда я была другой сущностью. Но когда я была другой, я никакого представления не имела о Елене Петровне Блаватской, я находилась в другой далекой стране и была совсем иной индивидуальностью, и у меня не было ни малейшей связи с моей теперешней жизнью. Одна сущность передавала мысли другой сущности, а та принимала их и без ошибок записывала на бумагу. "Да, во мне две сущности, – говорила она. – Но что это значит? И в вас две, только мои сознательные, а ваши нет"».
Окружающим ее слова все еще казались болезненным бредом уходящей болезни, но Елена так не считала. Она ощущала физически, что теперь в ней живет другая энергия или две сущности. «Эти две сущности могут наблюдать друг друга с разных сторон», – говорила она. Одна сущность жила в ней, а другая была вне ее и действовала вопреки ее воле, подчиняя тело. Она понимала: с ней не просто что-то произошло, что уйдет, как болезнь, и больше не возвратится. Отныне был изменен ее внутренний мир, она стала другой, не такой, как прежде.
Верочка и ее тетка, Надежда Андреевна, тоже были уверены, что выздоровление Елены произошло не без участия сторонних сил.
– Ты была в состоянии комы, но, благодаря Богу или неизвестным целителям, выздоровела, – говорила ей набожная Надежда Андреевна.
– Нет, – уверяла ее Елена, – это не кома, а состояние глубочайшего сосредоточения, когда малейшее рассеяние приводит к ошибкам.
Надежда Андреевна боялась за рассудок Елены, но вскоре ей самой впору было лишиться рассудка оттого, что стало происходить в доме. Позже Верочка рассказывала:
«Однажды после обеда, все еще слабая после перенесенной болезни, Елена зашла в комнату своей тетки. После короткой беседы Надежда, увидев, что Елена устала и выглядит сонной, предложила ей прилечь на диван. Как только голова Елены коснулась подушки, ее сковал глубокий сон. Надежда спокойно продолжала свою работу. Внезапно она услышала за стулом чьи-то шаги, но, повернувшись, никого не увидела. Звук тяжелых шагов продолжался, и пол под ними продолжал скрипеть. Шаги приблизились к дивану и смолкли. Затем она услышала какой-то шепот у дивана, где спала Елена. Рядом с ней раскрылась книга, которая лежала вблизи на столике; казалось, что какая-то невидимая рука перелистывает ее страницы. Затем еще одна книга поплыла по воздуху в том же направлении.
Скорее удивленная, чем испуганная, – в доме уже привыкли к подобным явлениям, – Надежда встала со своего откидного кресла, чтобы разбудить Елену и тем самым остановить это непонятное явление. В то же время на другом конце комнаты задвигалось тяжелое кресло. Кто-то потихоньку направился от окна в сторону дивана. Елена проснулась и спросила у невидимого существа, что это значит. В комнате опять зашептались, и вскоре все стихло».
Кто приходил в дом и зачем, осталось для родственников неведомо, но стало совершенно очевидно, что после болезни с Еленой произошла полная трансформация психических сил. Они отметили, что «раньше, в Пскове и Ругодево, Елена не могла не только контролировать, но даже остановить проделки своих "невидимых друзей"». После болезни она почти прекратила общаться с невидимым миром посредством стуков и предпочитала отвечать людям на вопросы либо устно, либо в письменной форме. Это был гораздо более быстрый и надежный способ передачи информации. И, что примечательно, с этого времени к своему состоянию медиума или проводника чужой воли она стала относиться крайне отрицательно, так как это забирало у нее силы и вызывало необъяснимые болезненные приступы. К радости домашних, шаловливые чертики Елены наконец-то оставили всех в покое.
Глава 37
Нечаянная встреча
Говорят, «старая любовь не ржавеет», но и не блестит, как новая.
В конце лета для Елены настал печальный день – дедушка покинул этот мир, последовав за бабушкой. Их похоронили рядом. Андрей Михайлович Фадеев оставил по себе на Кавказе светлую память бескорыстного, даровитого, дипломатичного администратора и умного, доброго человека.
После похорон Елена чуть ли не каждый день ходила в церковь, как и раньше, после смерти бабушки, ставила свечи за упокой, плакала и молилась. В один из таких дней, выйдя из церкви, она направилась пешком по городу немного прогуляться. Погода стояла чудесная, и идти по улицам, утопающим в пышной листве деревьев, было одно удовольствие. Вспомнив, что к обеду она обещала быть у Надежды Андреевны, Елена ускорила шаг. Но, едва свернув за угол, она лицом к лицу столкнулась с каким-то господином, не успевшим вовремя освободить ей дорогу.
– Excusez-moi, madame! – принялся мужчина по-французски рассыпаться в извинениях. Елена подняла голову и обомлела. Это был Агарди Митрович.
Он тоже узнал ее. От неожиданности оба буквально вросли в землю. Наконец, Агарди приосанился и запечатлел на своем лице самую обольстительную улыбку. Елена тоже улыбнулась и, с любопытством разглядывая старого знакомого, про себя отметила: «Постарел. Уже не тот красавец, конечно, но до сих пор хорош!» Более чем за полвека он в совершенстве освоил свое орудие обольщения: улыбнулся, стрельнул черными глазами – и вот он, капкан для женского сердца.
– Госпожа Блаватская? – почтительно вымолвил Агарди с застывшей улыбкой на лице.
– Господин Митрович? – словно эхом отозвалась она. – Как вы здесь, почему?
– За тобой приехал, – мгновенно нашелся Агарди, переходя на дружеский тон, – приехал сказать, что ты была не права, исчезнув вдруг и почти навсегда. Я искал тебя по всей Европе. Через знакомых, самостоятельно, но все напрасно. Недавно прибыл в Тифлис вместе с женой. Я здесь на гастролях в местном оперном театре.
– Невероятно! Я опять нашла тебя на улице!
– Нет, теперь не ты, теперь я нашел тебя, едва не сбив на повороте. Ты немного изменилась, но все такая же… – он замялся, – восхитительная!
– Не говори мне комплиментов, – возразила Елена. – Я уже другая, располнела, подурнела, но, уверяю тебя, немножко поумнела.
– Ну уж! Ума тебе не занимать! – попробовал возразить Агарди.
– Женского ума чуть прибавилось – это другое. Многому научилась, кое-что поняла.
– Нашла свой «Камень» и «Деву»?
– Нет, еще не нашла.
– А я нашел свою Деву – тебя. Словно камень с души свалился! – пошутил господин Митрович, захохотав сценическим басом. – Я вновь тебя нашел! Невероятно! Как же мне теперь быть? – спросил он с шаловливым блеском в глазах. – Я здесь с другой своей женой. Но ведь и ты
моя жена: перед небом, перед Богом, перед нами самими, черт возьми! Боже, какой кошмар! Что я ей скажу? Хочешь, я оставлю тебе свою визитную карточку, адрес или записку? Я не могу так просто тебя отпустить! Скажи, как же мне теперь быть?
– Никакого кошмара. У тебя здесь свои дела, у меня свои. Пусть все останется пока как есть. Ты спешишь?
– Теперь уже нет.
– Тогда пойдем, я познакомлю тебя со своими новыми знакомыми. У меня сегодня спиритический сеанс. Теперь спиритизм вошел в моду и стал довольно популярным занятием в светских салонах. На наших сеансах собирается почти вся золотая тифлисская молодежь.
Агарди кивнул и послушно последовал за Еленой, на ходу отметив красоту ее пушистых шелковых волос, гордую королевскую посадку головы, а также еще более округлившееся лицо, от которого исходило ощущение спокойной, покоряющей силы. Следует признать, что он обозревал Елену не глазами эстета. Он вновь любовался ею заинтересованным взглядом мужчины, почувствовав звучное биение сердца. Оно колотилось быстрее обычного, но не так, как билось от быстрой ходьбы, а в другом, когда-то хорошо знакомом, но с возрастом почти забытом лихорадочном ритме вновь пробудившейся страсти.
Его прекрасная Елена в каком-то неимоверном одеянии вроде просторного наряда восточных красавиц, не позволяющих даже намеком угадать свой силуэт, волновала его куда сильнее, чем эфемерные светские барышни, одетые в кружева и бархат последних парижских моделей.
Оказалось, что пока Елена зарабатывала деньги на поставках леса и осваивала просторы Кавказа в горах Мингрелии, оперный театр в Тифлисе рукоплескал двум редким звездам. Теперь давали новую оперу Гуно «Фауст», премьера которой всего лишь три года назад состоялась в
Париже. В Тифлисе заглавные партии пела семейная пара: знаменитый бас, Агарди Митрович – Мефистофеля, а его жена, Терезина, исполняла партию Маргариты. После триумфальных выступлений на оперных сценах Европы, постарев и потеряв отчасти свой голос, Агарди Митрович получил ангажемент в Тифлискую оперу, чем был вполне удовлетворен. Его возраст приближался к шестидесяти, но тем не менее он виртуозно справлялся со своими оперными партиями, был подтянут, бодр, весел и выглядел лет на десять моложе. Как ни странно, господин Митрович был почти ровесником генерала Блаватского, но Елена почему-то его возраста не замечала.
Агарди и Терезина сдружились с семьей Витте. О том, что Агарди Митрович и госпожа Блаватская ранее были знакомы, семья Витте не догадывалась. А Терезина даже не предполагала, что давний роман ее мужа с «какой-то русской» мог быть связан с такой уважаемой фамилией, как Витте.
Не знала Терезина и того, что отношения ее мужа с госпожой Блаватской не были мимолетным увлечением. Это была незатухающая страсть, прочно вошедшая в его естество, которую он не мог подавить никакими силами, а также правилами приличия. Нечаянная встреча всколыхнула в нем задремавшие на время чувства. Пробудившись, они вырвались на волю и запылали с новой силой. Агарди принялся преследовать Елену. Как-то раз, вновь подкараулив ее на улице, он устроил скандал, потребовав положить конец его томительному ожиданию и принять предложение обвенчаться, хоть он и считал Елену своей женой перед Богом. Елена приводила веские доводы: он женат, она замужем – как это он себе мыслит?
– Да отчего же это невозможно, если мы любим друг друга, Элен? Иначе и быть не может. Но ведь мы можем любить и так, без венчания, если ты не хочешь венчаться.
Раньше Елена могла принять подобный аргумент за оскорбление, но, поскольку предложенные отношения между ней и Агарди уже существовали, она отказалась от предложения в вежливой форме и предположила, что могла бы поддерживать с ним отношения, но сейчас они вероятны только в платонической форме.
Агарди умом понимал, что Елена права, но в душе был не согласен с такой постановкой вопроса. Недели две он мучился раздирающими душу противоречиями, но потом, подкараулив Елену в том же месте, где они столкнулись в первый раз, когда она возвращалась из церкви, попытался еще раз объясниться:
– Я мужчина, поэтому не понимаю форм «идеальной» или платонической любви. Я привык обладать тем, что люблю, и бороться за это обладание. Но я не пойду против вас, дорогая, или против приличий, поэтому не стану насильно изменять ваши взгляды. Однако я считаю, что если мы будем мужем и женой не перед Богом, а перед светом, то тогда разрушатся все преграды, от которых я страдаю, и вы должны страдать, если не обманывали меня, если действительно меня любили! Очень часто мне так недостает вас, вы мне необходимы, я хочу открыть вам все тайники своей души. Я нуждаюсь в вашем совете, участии, а вас нет со мной. От этого я страдаю.
– Но между нами каменная стена – мы связаны узами брака с другими людьми, и этого не изменишь, – приводила все тот же аргумент Елена.
– Да, между нами каменная стена. Но ведь можно ее обойти. Зачем биться о стену, которую невозможно сломать. Неужели вам непонятно все это, неужели вы сами не испытываете того же? Если нет, то не говорите мне о чувствах. Я не понимаю таких отношений.
Елена помолчала, потом взяла его руку и взглянула в его глаза своими магическими глазами-озерами. В них
было все: страсть, боль, отчаяние и безнадежность. Она коротко произнесла:
– Мне тоже тебя недостает, Агарди! Но жениться мы теперь не можем, видеться тоже. Сразу все станет известно, пойдут разговоры. Обо мне и так тут невесть что придумывают. Остается одно…
Елена слегка сжала ладонь Агарди, потом резко выпустила ее и поспешно пошла по улице, удаляясь все дальше и дальше. Наконец, она свернула в переулок и исчезла из поля зрения. Исчезла – как и тогда, в Италии, – надолго. Поняв, что Агарди настроен решительно, и скрыть их отношения уже будет невозможно, Елена срочно уехала из Тифлиса. Она направилась в Одессу, куда намеревалась переезжать семья ее тети, Екатерины Витте. Екатерина Андреевна и ее муж Юлий Федорович Витте собирались определить в университет своих подросших сыновей. Сначала семья сняла квартиру и временно поселилась на углу Ремесленной и Базарной в доме Беридо, № 3 Е Затем они привезли туда своих сыновей Бориса и Сергея для поступления в Новороссийский университет, но молодых людей ждала неудача. Поэтому братьев поместили в Ришельевскую гимназию, с тем чтобы повторить попытку на следующий год. Юлий Федорович Витте добился новой должности в Одессе, и семья уехала из Тифлиса насовсем. Вскоре Юлию Федоровичу за заслуги перед Отечеством местные власти выделили в Одессе участок земли. Таким образом, семья прочно обосновалась на новом месте.
Несмотря на жару и приветливый морской бриз, Одесса встретила Елену прохладно. В отличие от Кавказа, здесь, кроме семьи Витте, ее почти никто не знал. Единственным настоящим приятелем оставался вице-генерал-губернатор Киева, князь Дундуков-Корсаков, но тот служил в Киеве, а не в Одессе. Князь подружился с Еленой еще в молодости, раньше, чем она вышла замуж за генерала Блаватского. В то время князь командовал на Кавказе одним из драгунских полков. С тех пор они не теряли связи, вели постоянную переписку, поддерживая дружеские, теплые отношения. В отличие от семьи, от которой Елена скрывала места своего пребывания во время скитаний по свету, князю Корсакову она писала отовсюду, из Африки, из Америки, даже из Индии.
Заняться на новом месте было нечем. Пожив некоторое время у родственников, Елена решила ненадолго отправиться в Европу, чтобы развеяться, а также навестить своих старых знакомых. Однако путешествие было недолгим. Не прошло и шести недель, как она вернулась в Одессу с маленьким мальчиком лет пяти. Елена получила паспорт, выданный канцелярией царского наместника Кавказа ей и «опекаемому ею ребенку Юре для поездки в Тавриду, Херсон и Псковскую губернию сроком на один год».
Появление ребенка вызвало у родни много вопросов. По внешнему виду мальчик был нездоров, бледен, с тонкими непропорциональными ручками и ножками, согнутой спиной. Елена нежно называла мальчика Юрочкой или «мой маленький горбун» и очень бережно к нему относилась. Полковник фон Ган, приехавший в это время в Одессу повидаться с родней, был возмущен очередной выходкой Елены – появиться в обществе, где ее знают, с внебрачным ребенком! Да и само рождение ребенка на стороне он считал аморальным и беспринципным. Елена утверждала, что это ребенок «одного из аристократических баронов с очень известной фамилией Мейендорф, который прижил его от не менее родовитой возлюбленной», имя которой она раскрыть не может. Однако даже родственники ей не поверили, предполагая, что «не менее родовитой возлюбленной» была она сама. Сколько Елена ни пыталась объяснить отцу, что ребенок ей не принадлежит, что она его усыновила, чтобы выручить своего знатного друга, отец сомневался.
Помогла справка от уважаемого в городе врача, который в результате обследования установил, что госпожа Блаватская не может и никогда не могла иметь детей в силу своей физиологии. С одной стороны, медицинское заключение отца озадачило, с другой – успокоило. Мораль была соблюдена, справка погасила бушующие страсти.
Однако косые взгляды окружающих угнетали Елену. Ей ничего не оставалось, как вновь отправиться в Европу. По своей доброте и по просьбе отца ребенка она повезла мальчика в Болонью, считая, что «там сможет его спасти от унижения и спрятать от любопытных глаз». Казалось, она совсем не заботилась о последствиях, которые может вызвать история с опекаемым ею мальчиком для ее собственного имени.
В Болонье ей вновь пришлось столкнуться с неразрешимыми проблемами. На усыновление ребенка требовалось нотариально заверенное согласие мужа, господина Блаватского, что вело к неминуемой огласке и сплетням недоброжелателей. Кроме того, получить такое согласие, по понятным причинам, было совершенно невозможно. Также требовалось множество иных справок и гарантий, которые Елена не могла нигде достать. На помощь снова пришел его величество господин случай и буквально преследующий ее господин Митрович, получивший недавно ангажемент в Италии.
Не вдаваясь в причины усыновления больного ребенка, Агарди сделал со своей стороны все необходимое, чтобы дитя получило фамилию и родителей. Господин Митрович записал ребенка на собственное имя. Казалось, все устроилось, но Бог распорядился по-другому. Елена вместе с Агарди повезла малыша, чтобы передать его гувернантке, выбранной для него бароном, но несчастный ребенок умер во время пути по южной России. Агарди вновь пришел на помощь. Он взял на себя все хлопоты с похоронами ребенка. О случившемся Елена письмом уведомила барона, и они вместе с Агарди вернулись в Италию, где настал черед Венеции, Флоренции, Ментаны. В обществе ходили слухи, будто ее видели в тех краях чуть ли не бьющейся под знаменами Гарибальди, но толком никто ничего не знал. Только однажды Елена в беседе со своим приятелем упомянула, что после одного из таких сражений ее нашли почти бездыханную, лежащую в грязной канаве у дороги с кровоточащей раной в области сердца. Врачи считали, что раненую женщину уже не спасти, однако провидение в очередной раз вдохнуло в нее жизнь. Как только Елена стала способна самостоятельно передвигаться, она, так и не попрощавшись с Агарди, которого потеряла из виду, села на пароход и вернулась в Одессу. Ее тайная миссия с ребенком была закончена, а политические интриги зашли столь далеко, что она побоялась быть обвиненной в принадлежности к тому или иному политическому течению. Хоть Елена была еще достаточна молода, она хорошо знала, что в России прощалось все, кроме участия в политических заговорах. Ее же интересовал только господин Митрович, который стал для нее больше чем друг; за него она готова была пойти и в огонь, и в воду, и на поле сражения.
Глава 38
Одесса
Неудачный опыт добавляет опыта, но не мудрости.
По возвращению в Одессу перед Еленой с новой силой встал вопрос о средствах на жизнь, и она вновь решила заняться торговлей. Елена владела секретом дешевого способа производства чернил, вывезенным ею с Востока. Средства для развития предприятия требовались самые малые, поэтому ей удалось в короткий срок открыть производство по изготовлению чернил. В «Одесском листке объявлений» появилось сообщение: «Чернила химика Себир и Ко». На самом деле это Елена Петровна открыла в том же доме, где и жила, фабрику и магазин чернил на имя г-жи Себир, приятельницы по Каиру, с которой она приехала в Одессу. Не оставляла она и идею открытия магазина по продаже цветов. Дело быстро пошло в гору.
Вскоре ее тетя, Екатерина Витте, принесла печальную весть: жена господина Митровича, Терезина, скоропостижно скончалась прямо на сцене от удара. Также тетя дала адрес Агарди, от которого получила сообщение, чтобы Елена могла выразить ему свои соболезнования. Елена незамедлительно написала Митровичу письмо, но каково же было ее удивление, когда через пару недель он появился в Одессе собственной персоной. Пришел к ней в магазин и заявил, что теперь стена, стоявшая между ними, разрушена, он совершенно свободен и никуда от нее не уйдет.
Елена пыталась робко возражать, не представляя, как это может выглядеть с общественной точки зрения и чем Агарди будет заниматься в Одессе. Однако, как оказалось, его заявления не были лишены смысла. Он предъявил Елене свой новый ангажемент с Киевской оперой, куда его только что пригласили, и предложил отправиться в Киев вместе с ним. Елена сначала рассмеялась, а потом неожиданно согласилась.
В Киеве жизнь била ключом и казалась абсолютно столичной. Балы, приемы, визиты, театры, духовые оркестры в парках, цветущие каштаны, Днепр – красота. Однако высший свет, к которому принадлежал и вице-генерал-губернатор Киева, князь Дундуков-Корсаков, не принял пару Митрович-Блаватская, являвшую собой новое веяние в обществе – «свободную любовь». В свете были свои условности. Законная жена здравствующего вице-губернатора Еревани, генерала Блаватского, не могла появляться в обществе в сопровождении оперного певца, да к тому же иностранца. Другое дело связь какого-нибудь князя с танцовщицей или оперной певичкой. Такое формально не приветствовалось, но на самом деле имело место, добавляя танцовщице «знаменитости» или, выражаясь современным языком, «звездности», ставя ее в разряд избранных в театральной среде. Однако появляться в обществе с танцовщицей или певицей «человек из общества» не мог. А тут – жена генерала и какой-то, хоть и известный, оперный певец! Это считалось не только аморальным, но и вызывающе неприличным.
Знакомые Елены «из общества» несколько раз буквально указали ей на дверь, чем, несомненно, оскорбили в лучших чувствах.
Несмотря на это, оперному басу Митровичу в театре весь высший свет восторженно рукоплескал. Его «связь с генеральшей» не подмочила репутацию большого артиста, а только добавила популярности и дала повод для сплетен. Оперный театр всегда был заполнен до отказа, а обладатель красивого густого баса, выступающий в операх «Жизнь за царя» и «Русалка», вызывал шквал оваций. Публика была в восторге от «баса», а «бас» от публики.
Недовольной оставалась только Елена. Она не могла оставить оскорбление без внимания, решив высказаться в довольно своеобразной, свойственной ей манере – написала ряд язвительных стишков, кинув камушки в огород «высшего света» и градоначальника. Расклеенные по городу, стишки в один день появились буквально на всех стенах и перекрестках. На первый взгляд стишки выглядели совсем безобидно, но, если вдуматься, были весьма двусмысленными.
Князь Дундуков-Корсаков, поняв двусмысленность стишков, рассердился, но когда узнал, что автором этого безобразия была госпожа Блаватская, сначала попытался дело замять. Однако под давлением общественности, которая жаждала крови за возмутительное вольнодумие, князю пришлось принять жесткое решение – оперный бас лишился ангажемента. Контракт с ним был разорван по надуманной причине, которая никак не могла повлиять на его дальнейшую карьеру певца. А поскольку контракт был прекращен, Агарди Митровичу пришлось срочно покинуть Киев и вместе с Еленой возвратиться в Одессу. Князь поступил очень хитро и тонко, чтобы «и волки были сыты, и овцы целы». Наказав таким образом «вольнодумца» и выслав его из города, он «кинул кость обществу», не затронув имени госпожи Блаватской, которую безмерно уважал, несмотря ни на что.
В это время большая семья Фадеевых почти вся перебралась в Одессу. Вслед за семьей Витте Надежда Андреевна тоже нашла квартиру недалеко от своей сестры. На лето в Одессу приезжала и Верочка с детьми, периодически бывал полковник фон Ган с дочерью Лизой, так что все опять были в сборе. Дядя Елены, известный военный писатель и публицист генерал Ростислав Андреевич Фадеев, тоже стал довольно часто наведываться к сестрам в Одессу, подолгу жил у них. Там он написал многие страницы своих произведений, посвященных политике и военным действиям того времени: «Шестьдесят лет Кавказской войны», «Вооруженные силы России», «Черноморский военный театр: по поводу крымской железной дороги».
Елена, вернувшись в Одессу, к своей фабрике чернил добавила еще, как и ранее в Тифлисе, магазинчик искусственных цветов, который, хоть и не приносил большой прибыли, но и не был убыточным. Агарди не вмешивался в ее коммерческие проекты, считая это занятие «пустым развлечением». Он рассчитывал на собственные средства, которых у него было вполне достаточно для приличной жизни где угодно, не только в Одессе. Круг общения пары был очень ограничен – только семья Витте, которая, как и прежде, испытывала к Агарди самые теплые чувства. Прежде всего, Надежда Андреевна и Верочка, вышедшая к этому времени второй раз замуж за директора гимназии в Тифлисе, господина Жениховского. Однако высшее общество, теперь уже одесское, не принимало Елену. Она для них была всего лишь мелкой лавочницей.
Елена очень переживала из-за подобного отношения. Агарди видел ее мучения, пытался чем-то помочь, увести от дурных мыслей, но все его усилия оказывались тщетными. В лучшем случае она замолкала и уходила в себя, в худшем – начиналась истерика. Тогда с поля боя убегал он. Иногда они вместе искали пути выхода, но всякий раз оказывались в тупике.
– Я не понимаю, – начинал, как правило, Агарди. – Почему все время у тебя не так, как у всех?
Елена принималась ему неторопливо объяснять. Затем, как правило, между ними разгорался спор, превращаясь в своеобразную игру откровений.
Как-то Агарди спросил:
– Я не понимаю, почему у вас в России все какое-то особенное, утрированное. Даже воздух не такой, как в Европе. Вроде и не Восток, но и не Запад, скорее, что-то похожее на пародию на западную жизнь.
Елена, немного подумав, со свойственной ей откровенностью попыталась высказать свое мнение:
– Знаешь, когда я жила за границей, я не сравнивала тамошнюю жизнь с Россией. Мне до сих пор кажется, что я просто в определенное время побывала в театре и смотрела длинную незаконченную пьесу со множеством актов и действующих лиц, длиною в десять лет. Потом занавес закрылся, и объявили антракт, который до сих пор не кончился. Антракт – это моя сегодняшняя жизнь в Одессе. Но я верю, скоро опять прозвенит колокольчик, который пригласит меня на следующее действие спектакля… В одном ты прав. У нас тут, действительно, особый воздух – российский. Мы, к сожалению, не Европа. Наши особенности ни один европеец не поймет, как ты ему ни объясняй. Здесь надо родиться, вдохнуть в себя нашего воздуха, и только тогда можно осознать, как с этим жить. Понять невозможно. Эта бактерия неистребима в каждом русском, где бы он ни находился, но и не передаваема по наследству рожденному от русского на инородной почве. Наша бацилла живет только в России.
– Я не понял, хорошо это или плохо?
– И то, и другое.
– Чем же плохо? Люди здесь очень приветливые, любезные, добрые и совсем не воинственные, в отличие от того, как нам их представляют в европейских газетах.
– Да, это так – душевность, доброта есть в каждом из нас. Но существует и другая сторона медали, которую ты не видишь и никогда не увидишь, потому что с этим не соприкасаешься.
– ?? – последовал немой вопрос.
– Это опять-таки необъяснимо. Столкнешься, тогда поймешь. У нас, как и везде, есть зло, но оно неистребимо, так как существует давление тисков законного беззакония.
– Со злом необходимо бороться, – предложил со всей своей прямотой и горячностью Агарди.
– Бороться? – с ухмылкой удивилась Елена. – С кем или с чем, да и зачем? Все равно ничего не изменишь. Это тебе не Европа! Да и что может сделать усилие отдельного человека? У нас настолько боятся свободомыслия, что даже иметь на руках переписанную рукопись комедии Грибоедова «Горе от ума» – считается преступлением! Ты ее конечно же не читал, но поверь, это острая сатира на общество.
– Правда, я ее не читал. Однако я вынужден признать, что все, о чем ты говоришь, имеется и в Европе, и в Америке. Ты напрасно думаешь, что в смысле законного беззакония там лучше, чем здесь.
– Но там можно реализовать идею, призвать на защиту закон, в конце концов! – возразила Елена. – У нас идею можно только родить или выносить в голове, реализовать ее невозможно. Кто-нибудь или что-нибудь – да задавит! Когда я жила в Европе, я была занята духовными вопросами, присматривалась к жизни, которую не совсем понимала. Везде есть свои трудности и проблемы, но там они разрешимы, а у нас, наоборот, вечно из мухи делают слона и на ровном месте создают препятствия.
– Я не понимаю, – задумчиво протянул Агарди, вытянувшись на диване и закуривая папироску, только что скрученную и преподнесенную ему Еленой. – Ведь есть проверенное средство, – возразил он, выпуская клубок дыма. – Если существует зло, то существуют люди, которые борются с этим злом, например карбонарии.
При слове «карбонарии» он приподнялся с дивана, выставив вперед грудь и сделавшись похож на гордого петуха, распушившего перья.
– У, куда тебя понесло! – тут же осадила его Елена. – Знаешь что, здесь призывы к борьбе не приветствуются. Борьба – это бунт, а у нас бунт сурово наказывается. Тут, в отличие от Европы, даже если все вокруг понимают ужас своего положения, не пытаются бороться и не ищут выхода. Мы – мечтатели, в широком смысле этого слова, в надежде на лучшее. А вы – прагматики. В этом вся разница.
Агарди непонимающе и грустно покачал головой, но вынужден был согласиться. Он всегда соглашался со своей обожаемой Еленой, хотя имел довольно буйный и непокорный нрав. Родственники говорили, что отношение его к ней «…было удивительно; он представлял собою беззубого льва, вечно стоявшего на страже у ног своей повелительницы…»
После этого совершенно бесполезного разговора с политическим оттенком не прошло и трех дней, как Елена объявила своему возлюбленному, что уезжает в Египет. Ехать ей якобы приказали ее индийские наставники, приглашение которых она давно ждала. Может быть, это было и так, но ко всему прочему добавлялось ее поникшее настроение. Со своими родственниками Елена объяснилась так: «Я вновь уезжаю, потому что на сердце неспокойно, душе тесно. Оказавшись в Одессе, я стала это ощущать еще более отчетливо. Скука обывательской жизни и отсутствие подлинной свободы в нашем государстве заставляют меня сняться с места. Кроме того, я чувствую, что занимаюсь не своим делом».
Родственники пожали плечами. Агарди в бешенстве метался из угла в угол и не знал, как может повлиять на неожиданное решение возлюбленной. Он понимал одно: если Елена решила, то непременно уедет. Единственной радостью было то, что теперь она уезжала хотя бы в определенном направлении, а не исчезала, как всегда, в неизвестность.
Поскольку на дорогу требовались немалые средства, Елена в срочном порядке продала свою чернильную фабрику и магазин, выручив за них небольшую, но достаточную на первое время сумму. Затем попрощалась с родными, обещала им писать, взяла билет на пароход и отплыла в Каир.
Их пути с Агарди вновь на время разошлись.
Глава 39
Карма
Чтобы вступить на новый путь, приходится расстаться с прошлым, даже если этого совсем не хочешь.
Пароход, вышедший из Одессы, бороздил водные просторы Черного моря. Пассажиры, расположившиеся в плетеных креслах на палубе первого класса, лениво разглядывали полосу морского горизонта. Кто-то жевал, кто-то курил, кто-то мило болтал с соседом по креслу. Елена стояла на палубе, любуясь морским пейзажем и думая о своем. Ее не оставляло смутное предчувствие, что в Каире она долго не задержится. Перед отъездом из Одессы она получила записку от Учителя, в которой было всего несколько слов: «Пора. Отправляйся в Египет». Елена беспрекословно подчинилась приказу, но даже смутно не представляла, что ей делать в Каире. Никаких подробных или дополнительных указаний на этот счет она от Учителя не получила, однако была убеждена, что Каир станет началом чего-то большого в ее жизни.
В это время кто-то подошел к ней и молча встал рядом, облокотившись на перила. Елена повернула голову и обомлела: рядом с ней стоял ее Учитель – в чалме, белом костюме, красивый и благородный, словно сошедший со страниц книжки восточных сказок.
– Здравствуйте, госпожа Блаватская, – любезно поприветствовал он свою Упасику.
– Здравствуйте, Учитель! Я так рада вас видеть! – воскликнула она, захлопав в ладоши, убедившись, что это не видение. В ее глазах бурлила радость, словно волны восторга, переливающееся через борт палубы.
– Не стоит так восторгаться, это привлекает внимание, – остудил ее пыл Учитель. – Я благодарен вам, что вы беспрекословно подчинились моей просьбе и последовали в указанном направлении. Дальше вы направитесь в Индию, теперь уже не просто посмотреть страну, а заняться обучением.
– Я так давно об этом мечтаю! – вновь не удержалась от комментария Елена, вспомнив слова Учителя, которые он произнес еще в Лондоне, что для исполнения работы, в которой она должна будет принять участие, ей придется несколько лет провести в Тибете.
– Не сомневаюсь, госпожа Блаватская, поэтому и приглашаю вас к себе. Вы – моя Упасика. Я должен о вас заботиться. Вы будете жить при монастыре, где вас научат всему, что потребуется в нашей будущей работе. Затем вас отправят в Рунджун. Там находится огромная пещера, место паломничества для лам и излюбленное прибежище Махатм. Великие Риши избрали его за древность и живописность. Это место предназначено для божественного созерцания. Тому, кто хочет сосредоточить ум, лучшего не сыскать.
– Я не видела Рунджун, но уже им восхищаюсь, – вновь не удержалась от восторгов Елена.
– Кроме того, вы познакомитесь с нашими адептами. Вероятно, вы уже встречались с ними не только в Индии, но и в Египте, Сирии. В Египте вас ждет Илларион. Вообще-то он живет на Кипре, но это неважно. Он вас сам найдет.
– Да, мне так казалось, я видела адептов. Все они чем-то похожи – молчаливые, таинственные, уединенные. Вы
ведь, Учитель, вероятно, тоже адепт, мне так сказал ваш чела, которого вы мне присылали в мой последний приезд в Индию. Я так хотела вас тогда увидеть, но не пришлось.
– Всему свое время, Упасика. Совершенно верно, я адепт, так же, как и Учитель Кут-Хуми, с которым я вас обязательно познакомлю. Таши-лама, то есть духовный правитель Тибета, знает всех адептов, живущих на Земле, а с некоторыми имеет прямую связь. Адептом называют человека, обладающего особыми психическими способностями, с которыми вам еще предстоит познакомиться. Так просто это не объяснить. Но надо учитывать, что силы Добра и Зла на Земле, каждая в отдельности, имеют своих адептов. Используются эти силы по-разному, в зависимости от духовного уровня развития каждого адепта и принадлежности его к силам Добра и Зла. Учителя Шамбалы, к которым я принадлежу, есть Силы Света.
– Так я буду учиться у самих Учителей Шамбалы? – не поверила Елена.
– Да, вам будет оказана такая честь. Также вам будет необходимо провести три года в Индии в различных монастырях, многое познать, многому научиться, для того чтобы вернуть европейскому миру забытые знания об истинной науке, истинной религии, об истинном предназначении человека, а также знание о том, что человек способен перевоплощаться, что он живет много раз среди многих эпох и народов, что астральный мир так же реален, как физический!
Елена замерла от счастья. Она закивала головой в знак несомненного согласия. Учитель, раскланявшись, пожелал ей удачно добраться до Каира и там ждать его дальнейших указаний. Затем он пересек палубу, скрылся за капитанской рубкой и больше на пароходе не появился.
Весь оставшийся путь, до самого Египта, Елена была под впечатлением от произошедшей встречи.
Что ее ждало в Индии, она не особо задумывалась. Главное, там ее ждал Он, ее Учитель, Хозяин и Господин.
Он – похожий на дымчатую, облачную мечту.
Он – единственный, которому она была предана до самозабвения, готовая бежать, в прямом и переносном смысле слова, на край света по первому его зову, терпеть лишения, преодолевать непреодолимое и выполнять любую работу, какую бы он ей ни поручил.
Он – ее Учитель, Покровитель, ее Бог, Идол, Идеал, Кумир, лучший из всех земных и неземных созданий.
Он – теперь она точно знала – ее самая сильная Страсть и единственная настоящая Любовь.
Прибыв в Каир, Елена решила заняться тем, что больше всего ее на тот момент увлекало – спиритизмом. Здесь, в древнем городе, она чувствовала себя, как дома, так как поддерживала связь с определенным кругом знакомых и друзей, сохранившимся после первого визита в Египет. Она быстро создала нечто вроде спиритического кружка, деятельность которого быстро приобрела популярность, так как чудесные явления, происходившие во время сеансов, широко тиражировались в местных газетах.
Между тем Елена обнаружила в себе новые способности, о которых раньше не подозревала. Она начала видеть умерших в самый день их кончины. Обнаружилось это случайно, когда Надежда Андреевна получила письмо от Елены, в котором ее сестра спрашивала: «Правда ли, что безрукий Петр умер?»
Это было довольно странно, так как Елене никто не сообщал о кончине слуги, служившем еще у бабушки, а ее письмо пришло на другой день после произошедшего события.
В письме было сказано:
«Я видела его… Представь себе, у одной нашей англичанки, медиума, писавшей карандашом на гробнице фараона, вдруг появились фразы на языке, которого никто из ее спутников прочесть не мог. Я была в стороне и подошла как раз вовремя, чтоб помешать исполнению их намерения бросить исписанную непонятными каракулями бумажку и прочесть на ней следующее русское послание ко мне: «Барышня! Барышня! Помогите! Помолитесь обо мне! Пить хочу! Мучаюсь!..» По этому обращению (барышня) я догадалась, что пишет кто-нибудь из фадеевских наших людей и сама взялась за карандаш…»
Писавший назвался Петром Кучеровым, который при жизни был горьким пьяницей и, как говорила Елена «…если верить показаниям его, по смерти был наказан мучительной жаждой, воздаянием за свой грех».
Затем Надежда Андреевна получила от сестры еще несколько писем, где она высказывалась о предполагаемом уходе из бренного мира некоторых общих знакомых и, как ни странно, так оно и происходило.
Вскоре новые способности Елены приобрели еще более трагическую окраску.
После ее отъезда из Одессы, Агарди Митрович при странном стечении обстоятельств получил от своего европейского импресарио приглашение в Каирскую оперу и, обрадовавшись, стал готовиться к новой роли. Семья графа Витте, с которой он по-прежнему поддерживал дружеские отношения, узнав о такой счастливой случайности, тоже обрадовалась его успеху.
Тетка Елены, Надежда Андреевна, обеспокоенная странными письмами племянницы, а также ее неопределенным положением в арабской стране, написала Агарди письмо, в котором попросила его заодно навестить Елену и попытаться уговорить ее вернуться в Одессу. А если
она откажется, то хотя бы сообщить ей лишний раз, что родственники за нее молятся и с нетерпением ждут ее возвращения.
Долго упрашивать Агарди не пришлось. Он сам был не прочь встретиться с Еленой и еще раз поговорить об их будущем. Ждать начала ангажемента ему было все равно где – в Каире или в Европе. Агарди не стал затягивать с поездкой, взял билет на пароход и через неделю был уже в Египте.
Но, как оказалось, за ним тщательно следили. Политические противники давно ждали случая, когда он покинет Россию и, наконец, окажется досягаем для реализации плана мщения.
В Каире Елену искать долго не пришлось, так как приличных гостиниц, где останавливались бы европейцы, во всем городе было только две. Елена обрадовалась встрече, но не смогла скрыть испуга и казалась очень обеспокоенной. Накануне вечером она получила предупреждение от архата Иллариона Смердиса, жившего на Кипре. Илларион предрек, что «вскоре к ней приедет друг, но в Египте его ждет неминуемая смерть и произойдет это 17 апреля».
До указанного срока еще оставалось более двух недель, однако Елена не на шутку перепугалась, когда увидела в дверях своего гостиничного номера Агарди.
Она попыталась предотвратить события и предложила Агарди некоторое время не выходить из дома до того момента, пока она не получит сведения, что опасность миновала. Потом, как предполагалось, Агарди сможет перебраться в Александрию, откуда уплывет в Европу, где будет ждать начала ангажемента. Но Агарди был слишком горяч и бесстрашен. Он не мог переносить вынужденного заключения в гостинице и, вопреки всем мерам предосторожности и возражениям Елены, поступил по-своему, отправившись «по своим делам» в направлении Александрии, ничего ей заранее не сказав.
Елена, обнаружив, что Агарди исчез, почувствовала грозящую опасность. Она бросилась за ним вдогонку, но когда прибыла в Александрию, чтобы заставить его вернуться на пароход, на котором он приехал, было уже поздно.
Устроившись в александрийской гостинице, в которой обычно останавливалась и адрес которой знали все ее каирские знакомые, она получила телеграмму от одной из своих приятельниц, госпожи Пашковой. В телеграмме говорилось, что Агарди Митрович в тяжелом состоянии находится в одной из гостиниц Рамлеха. Елена срочно наняла экипаж и направилась по указанному адресу. В дверях наткнулась на госпожу Пашкову. Та рассказала ей, что она узнала в мужчине, которого ей Елена недавно представила как своего знакомого в Каире, Агарди Митровича. Он упал на ее глазах без сознания посреди городской площади. Из рассказов свидетелей следовало, что господин Митрович «пешком пошел в Рамлех, по дороге зашел в какую-то мальтийскую гостиницу, чтобы выпить там стакан лимонада. Его там видели разговаривающим с какими-то двумя монахами. Придя в Рамлех, он упал без сознания. Господина Митровича отнесли в небольшую гостиницу и поместили на третьем этаже. Сейчас он уснул, но ему очень плохо, так как есть подозрение, что он болен брюшным тифом, как сказал врач». Елена поблагодарила госпожу Пашкову за заботу, буквально взлетела на третий этаж и ворвалась в гостиничный номер, где располагался больной.
Войдя в комнату, она обнаружила, что в комнате, помимо Агарди, находится какой-то монах. Елена попросила его уйти. Однако монах принялся резко возражать. Елена взбунтовалась, в результате между ними возникла ссора. Разгневанная госпожа пыталась выставить упорного монаха за дверь, так как знала, что Агарди не любит монахов, а в этом деле, по ее мнению, монахи сыграли роковую роль. Монах яростно сопротивлялся, тогда Елена послала за полицией, чтобы с ее помощью убрать из комнаты незваного гостя. Но монах не сдавался и, к ее удивлению, разгорячившись до крайности, показал ей кукиш. Однако когда полиция ушла, вместе с ней исчез и монах.
Потом были отчаянные десять дней, в течение которых Елена преданно ухаживала за Агарди. Больной метался в непрерывной агонии, наводящей ужас, бредил, кричал, что-то бормотал, оставаясь без сознания, не узнавая никого, когда открывал глаза. Елена не отходила от его кровати, так как теперь знала наверняка, что он умрет, и это могло произойти в любую минуту. На десятый день случилось то, что предсказал Илларион, – 17 апреля, не приходя в сознание, Агарди скончался.
Церковь отказалась его хоронить, ссылаясь на то, что он «карбонарий». Елена была в отчаянии. Она пыталась найти других помощников, но все как один побоялись. Тогда она вновь обратилась к Иллариону, попросив найти кого-нибудь в помощь. Илларион выделил Елене своего ученика – молодого абиссинца. Вместе с абиссинцем и слугой из гостиницы Елена отправилась к берегу моря. Мужчины выкопали могилу возле раскидистого дерева, где под покровом ночи похоронили бренные останки милого ее сердцу друга.
На следующий день Елена отправилась в церковь, помолилась за упокой того, кого считала настоящим героем. Она искренне сожалела о том, что, зная об опасности, не смогла уберечь его от смерти. Но в случившемся видела злой Рок и провиденье Божье. Ничего нельзя было сделать! То, что должно произойти волею Судьбы, непредотвратимо! Стечение обстоятельств все равно выведет на ту дорогу, которая предназначена каждому. Это она знала наверняка.
Не прошло и двух месяцев после печальных событий, связанных с Агарди Митровичем, как спиритическое общество в Каире распалось. Сеансы прекратились, а потом и вовсе общество осталось без своей основательницы. В один день Елена неожиданно собралась и уехала из города, повинуясь только ей одной ведомой причине – приказу Учителя.
Она устремилась туда, куда Он ее позвал.
Глава 40
У стен монастыря
О том, что университеты бывают разные, а экзамен на аттестат зрелости сдают не только в общеобразовательной школе.
Каким образом Елене удалось быстро добраться до Бомбея, куда ее направил Учитель, она не помнила, так как всю дорогу была под впечатлением сказанных ей заветных слов: «Пора! Индия предназначена тебе!»
Елена просто грезила Индией. Очарованная однажды этой страной, она позже писала: «Индия – страна легенд и таинственных уголков. Нет в ней развалины, нет памятника или леска, чтобы не было у него своей истории. А главное, как обыкновенно ни опутана последняя паутиной народной фантазии, все гуще свиваемой с каждым последующим поколением, но трудно, однако, указать хоть на одну такую, которая не была бы основана на каком-нибудь историческом факте. С терпением, а главное, с помощью ученых браминов, раз войдя в их доверие и дружбу, всегда возможно докопаться до истины. Но уж, конечно, не англичанам, с их высокомерием и явно выказываемым презрением к «побежденной расе», ожидать чего-либо подобного. Поэтому-то между официально расследованной Индией и (если дозволено так выразиться) подземной, настоящей Индией такая же разница, как между Россией в романах Дюма-ppe (Дюма-отец. – Авт.) и настоящей русской Россией».
По прибытию в Бомбей Елену встретил чела, представившийся посланником Учителя. Он стал ее сопровождающим до тех самых пор, пока они с большими трудностями не добралась до какого-то монастыря, затерянного меж высокими горами.
Узкая дорога шла по крутым, обрывистым склонам, где с трудом проходила лошадь, и, казалось, что она в любую минуту оборвется. Успокаивало лишь сознание, что поскольку дорога существовала, значит, она куда-то должна была привести. Но вскоре путникам все чаще стали попадаться просеки и открытые площадки, где становилось светло, как днем. Елена с восторгом описывала свои впечатления: «Миллионы кузнечиков трещали по лесу, наполняя воздух металлическим звуком, напоминающим гудение губной гармоники; гоготали совы, и стаи испуганных попугаев метались с одного дерева на другое. Временами доносилось до нас издалека, из глубины поросшей дремучим лесом пропасти, долгое, громоподобное рычание тигра, могучий рев которого, по словам шикари (охотников), можно слышать в тихую ночь за много миль. Освещенная, словно бенгальским огнем, панорама изменялась при каждом повороте. Реки, поля, леса и скалы, расстилаясь у ног наших на необозримом пространстве, волновались, дрожали, облитые серебряным светом, переливались, как волны марева… Фантастичность этой картины просто захватывала дух; кружилась голова, когда заглядывали мы в эти глубины вниз, при неверном свете луны; а бездна так и тянула к себе…»
Елена поинтересовалась у своего сопровождающего, почему они так скрывают свои монастыри, на что тот ответил: «Иначе бесконечное шествие с запада и с востока, с севера и с юга наводнит наши уединенные места, куда без разрешения никто не дойдет и не потревожит наши занятия. Большего я вам сказать не могу».
У стен монастыря Елену приветливо встретили монахи и… оставили жить у стены, не пригласив внутрь. Ей поневоле сначала пришлось наблюдать только за тем, что происходит вне стен монастыря. Монахи объяснили распорядок жизни обители, тотчас включив ее в процесс освоения духовных начал, а также приставив к ней челу – помощника и одновременно переводчика.
Стена, отделяющая монахов от мирской суеты, выглядела необычно. В ней были отверстия, через которые они, не выходя из обители, беседовали с теми, кто подходил снаружи. Чела объяснил, что через отверстия монахи изрекают пророчества, философские истины или дают практические советы, а если за стеной никого нет, то они беседуют непосредственно с ветром. Оказалось, таков был их метод работы: оставаясь неузнанными, сообщать внешнему миру об учениях мира внутреннего.
Елена также узнала, что «во время этих бдений монахи живут в одиночестве в нише, находящейся в стене, и записывают все, что им приходит из глубин их естества. А некоторые из монахов просто сидят и записывают все, что идет у них изнутри, и затем откладывают в сторону записи, никому не дав их прочитать. Это один из способов написания монастырских книг. Когда книга закончена, она сжигается в соответствии с ритуалом, заставляющим ее отобразиться во внутреннем эфире, называемом акашей. Gрочесть книги во внутреннем эфире мог только тот, кто овладел искусством такого чтения. Книги, написанные подобным образом, не имели автора. Они сохранялись посредством определенных вибраций и попадали в грандиозные библиотеки, накопившиеся за годы существования монастырей».
Елене объяснили, что новички и вновь прибывшие, желающие получить разрешение на доступ в монастырь, в ожидании собеседования стоят в течение дня за внешней стеной, прося о разрешении войти и оказывая некоторые услуги, вроде сбора хвороста или доставки воды.
«Все прибывшие и монахи монастыря обходились друг с другом очень любезно. Дело в том, что в обличье кого угодно, стоящие у стены могли встретить гуру – главного духовного учителя. Как и многие другие, он мог приходить к стене, окружавшей каждый монастырь, и просить разрешения войти. Так он наблюдал за общим настроением новичков и их подготовкой. Часто он служил в монастыре, выполняя рядовую работу с монахами, не знавшими, кто он есть на самом деле. Таким образом, он мог тренировать их тайно. Например, юного монаха могли попросить научить другого монаха доить животных, но не говорили, что это гуру, поэтому все действия не выходили за рамки привычного монастырского поведения. Гуру, если хотел, мог выступить в любой роли. Часто гуру путешествовали анонимно и встречались во время паломничества. Поскольку каждый гуру мог возглавлять множество монастырей, иногда он оставлял один монастырь и возвращался инкогнито через несколько дней, принимая другой облик. Поэтому монахи никогда не знали, в каком монастыре гуру пребывал в своем физическом теле, и очень уважительно относились к каждому встречному».
Посетители монастырей знали и то, что представители Гималайского Братства временами тоже появлялись в миру. Даже сам Ригден Джапо однажды мог явиться в мир в человеческом теле и неожиданно возникнуть в святых местах, монастырях, где в определенный срок, ночью или до восхода солнца, намеревался возгласить свои пророчества. Монахи говорили, что, «когда Владыка Мира прибывает в Храм, где в глубоком почтении собираются ламы, сразу же сами собой возжигаются все лампады. Ламы с величайшим вниманием слушают пророчества о будущем, а те, кого нет в Храме и с кем у Владыки Мира существует телепатическая связь, слышат его голос, где бы они ни находились».
Прибывшие в монастырь могли оставаться у его стен до девяти месяцев, стремясь адаптировать свои вибрации, как внешние, так и внутренние, к вибрациям монастыря, стараясь добиться их полного соответствия. «Некоторые приходили сюда на короткое время, не более чем на шесть лун, но, будучи однажды допущены, они получали от гуру дисциплинирующее задание, например, высечь большую статую; затем для совершенствования способности к концентрации, высечь меньшую, и так до тех пор, пока скульптура не поместится на ладони».
С особой тщательностью практиковалась здесь Ашрама садхана – поддержание чистоты в монастыре. Считалось, что уборка и мытье подсознательно оказывают очищающее действие на ум.
Длительное пребывание у стен монастыря служило первым экзаменом на искренность новоприбывших, а первые месяцы испытаний – периодом внутреннего приспособления к групповой вибрации. Этот экзамен Елена выдержала.
Прошло несколько месяцев, прежде чем у стен монастыря впервые появился Махатма Мория. Он, как и обещал, приехал не один. С ним прибыл еще один Учитель, представившийся Махатмой Кут-Хуми, и еще несколько человек. Сопровождение Учителя Мория напомнило Елене индийскую делегацию, которую она когда-то видела в Англии. Оба Учителя, как она позже узнала, были Великими Учителями знаменитого «Братства Мудрецов» – «Хранителей Божественной Мудрости» и оказались теми самыми гуру, о которых с благоговением говорили у стен монастыря. Когда Учителя появлялись среди людей в своем обычном теле, что случалось крайне редко, это для тибетцев считалось событием особого значения.
Одетые в белоснежные одеяния и с чалмой на голове, Учителя выглядели как два иконописных изваяния с глубокомысленным выражением на красивых лицах и огромными, выразительными глазами. Они предложили Елене пройти в маленький, скрытый деревьями дворик, удалившись от любопытных глаз, и только тогда начали разговор.
– Нравится ли вам здесь? – спросил Учитель Кут-Хуми.
– Да, нравится. Но я не перестаю удивляться тому, что я здесь вижу. Конечно, я не надеялась быстро достичь высоты учения, но пока я даже не могу освоить самую малость. Я имею в виду медитации.
– Вам не стоит беспокоиться, Упасика, всему свое время, – остудил ее пыл Учитель Кут-Хуми. – В этом смысле я могу вам немного помочь. Закройте глаза… – Елена выполнила указание, – …и делайте так, как я вам скажу.
– Прежде всего, – продолжал Учитель, – учитесь быть Любовью. Представьте себе, что Исток – это точка, из которой выходит множество потоковсвета. Один из этих световых потоков – вы сами. В данный момент ваше сознание может быть сосредоточено на том конце светового потока, который кажется самым удаленным от Истока. Но так как весь поток – это вы, вы можете двигаться в любое место, куда пожелаете. Попробуйте двигаться в потоке назад, то есть к Истоку. Идите так далеко, как сами захотите, и впитывайте энергию, идущую из этой точки, всем своим существом. Стремитесь все время к Истоку и знайте, что вы имеете право быть здесь и принимать любовь в себя.
Елена открыла глаза и, завороженно слушая Учителя Кут-Хуми, боялась пропустить хоть слово.
– Я так глубоко погружаюсь, что мне кажется, будто я улетаю в другие миры, – сказала она.
– Если вы пройдете достаточно далеко вспять, то обязательно вернетесь к Истоку. Почувствуйте, как это ощущается. Этот поток – любовь, ваша любовь, любовь Творца. Вы можете использовать ее, течь вместе с ней, танцевать с ней, играть в ней – делать что угодно. Вы даже можете изменить направление и пересечь другие потоки. Попробуйте. Это должно быть интересно. Куда бы вы ни пошли, вы найдете другие потоки, состоящие из любви. Когда вы вернетесь назад, в первоначальную точку, вы осознаете, что вы – нечто большее, чем то, что вы видите и чувствуете в этой точке, находясь в пространстве и времени.
– А если у меня не получится? – испугалась Елена.
– Обязательно получится, – успокоил ее Учитель. – Вскоре перед вами откроются более удивительные области познания, поэтому если вы не боитесь испытаний и овладеете определенным количеством навыков и знаний, то тоже сможете стать адептом.
– Настоящим адептом? Для этого требуется обряд посвящения?
– Чтобы стать адептом, существует определенная традиция посвящения, – ответил ей Учитель. – Она имеет семь стадий. Тот, кто хочет стать адептом, в течение семи лет подвергается всяким видам искушения и опасностям, но так называемого «спектакля» или ритуала посвящения в традиционном европейском понимании не существует. Истинное Посвящение не нуждается ни в каких ритуалах, оно приходит, когда внутренне человек становится готов. Лишь Великий Учитель присутствует при этом, ибо Он направляет тот луч, который должен быть воспринят учеником. Но я думаю, что стать адептом сегодня не ваша первоочередная задача. Со временем все придет само. Прежде всего, вам надо научиться правильно входить в медитацию и мысленно контактировать на расстоянии со мной и другими адептами или, например, с Учителем Кут-Хуми. Одновременно вы познаете основы нашей философии, ну а позже освоите более сложные задачи. Этот монастырь не единственное место вашего пребывания. Через некоторое время вы посетите другие места, где получите иные впечатления и знания, например ламаистский монастырь Топ-Линг. Надеюсь, вам там понравится.
– А Шамбала, я смогу там побывать? – с надеждой спросила Елена.
Теперь, как она считала, путь в загадочную Шамбалу должен был быть открыт. «Дойдет лишь тот, кто позван!» – звучало в ее голове. Ее позвали, но местонахождение загадочной страны было ей пока неизвестно.
– Шамбала? – улыбнулся Учитель. – Пока она для вас закрыта. Вы еще не готовы, не имеете достаточного уровня духовного развития и вибраций. Ведь Шамбала – это состояние души, соединение человека с Богом. Найти Шамбалу – означает достичь просветления. Для этого не надо далеко ходить. Невозможность посещения Шамбалы людьми, не обладающими достаточным уровнем духовного развития, заключается в том, что низковибрационные излучения их аур окажут резко выраженное негативное воздействие на ее окружение. Сейчас то, что я сказал, скорее всего, покажется непонятным, но в будущем, когда вы будете на более высокой ступени обучения, вы поймете меня. Лучше изучайте учение, которое совершенствуют адепты Шамбалы. Чтобы вам найти свой «Камень и Деву», надо познать свойства природы не только земной, но и Вселенную. Адепты как раз и представляют собой связующее звено между людьми и Богами. «Боги» же это души великих адептов и Учителей, давно прошедших рас и веков, вплоть до порога Нирваны. Эта последовательность нерушима. Они, члены Планетарной Иерархии, поддерживающие духовную жизнь человечества. В миру адепты живут обычной жизнью. Но когда восходят к вершинам духовности, все расовые различия между ними исчезают, остается лишь осознание принадлежности к единому человечеству. Поэтому связь эта не прерывается.
– Каким же образом адептам удается руководить душами людей? – недоверчиво спросила Елена, нетерпеливо заерзав на стуле.
– По-разному, но главным образом они передают их душам знания. Находят талантливых, перспективных исследователей и вселяют в них определенные мысли, которые на данном уровне понимания человечества нужны, чтобы правильно развиваться. Талантливым людям приходят так называемые «гениальные» идеи, открытия, мелодии, которые затем внедряются человечеством в жизнь.
– То есть Великое Братство контролирует научное и культурное развитие человеческого общества?
– Вы правильно поняли. Мы следим и за духовным развитием людей. Через определенные циклы времени мы пытаемся дать миру правильное представление относительно его духовных реалий и посылаем идейных вдохновителей. Например, моя работа в качестве члена вашей Планетарной Иерархии состоит в том, чтобы оказывать поддержку и помощь Христу любыми доступными мне способами. Он – Мировой Учитель, и я в настоящее время помогаю ему нести великое понимание Любви и Мудрости на Землю. Земля создана и состоит из Любви. Все вы, как часть Земли, тоже Любовь. Я стал активным членом вашей Планетарной Иерархии около пяти тысяч лет тому назад и возвращался в физическое существование множество раз, так как это состояние помогает полнее донести любовь и мудрость до Земли. Как строитель Тадж-Махала я старался показать, что любовь может быть выражена через красоту, и продемонстрировать все ее физические выражения для Земли. Будучи Пифагором, я пытался показать, что любовь может быть научной или математической структурой для существования на Земле. В облике одного из Трех Мудрецов я старался подготовить путь для прихода Любви как Света на Землю. В средние века на очень короткое время я пришел в качестве священника во Францию и написал короткий трактат о любви. Наше Братство располагает самыми подробными сведениями о жизни всех Посвященных. Некоторые из них приходят в мир, чтобы учить народы, и остаются в истории, как основатели новой религии. Такими Учителями были Кришна и Зороастр, а также Будда и Иисус. Через гораздо более краткие промежутки времени мы направляем в мир посланника, чтобы учить человечество духовным знаниям. Такая попытка предпринимается в последней четверти каждого столетия. В этом столетии вы одна из тех, на кого пал выбор. Если вы докажете, что вы лучшая, то Великая миссия будет поручена вам.
– Что же я должна для этого сделать, чтобы доказать? – заволновалась Елена, испытывая внутреннюю гордость и одновременно страх от сказанных слов Учителя, что ее могут не выбрать.
– Пройти испытания, овладевать знаниями, развиваться, чтобы быть выше того, что дало миру сегодня научное развитие мысли.
– А как же вы следите за научным развитием, ведь людей в мире много и часто исследования в той или иной области идут параллельно, – поинтересовалась Елена.
– Это несложно. Современная наука уверовала, что она есть венец познания человечества, и в этом своем заблуждении находит возможным высокомерно судить о тех немногих фрагментах древней науки, которые попадают в поле ее зрения, хотя мы считаем, что «современная наука есть лишь искаженная Древняя Мысль» и не более. Пока эта идея не будет принята учеными, наука обречена блуждать в потемках своих гипотез, часто теряя ориентиры. Как бы ускорился процесс развития сознания, если бы человечество наконец-то признало, что на Земле испокон веков, со времени появления человека разумного, существует оплот Космических Разумов, служащий излучателем всех идей и открытий, которые когда-либо были уловлены человеческим аппаратом.
«Так, например, наше Белое Братство не приемлет теорию Дарвина, считая ее ошибочной. По нашему твердому убеждению, люди имеют другой источник происхождения. Мы поддерживаем доктрину относительно происхождения человека от неких существ, "высадившихся" на Землю с Луны. Постепенно эти существа стали приобретать телесную оболочку. На Земле в физическом теле человек развивается более восемнадцать миллионов лет. Сначала он был гигант с ограниченным интеллектом. Девять миллионов лет назад человек уже стал похож на современного. Миллион лет назад в полном расцвете находилась так называемая "Атлантическая цивилизация", которая распространялась на континенте, расположенном между Евразией и Америкой. У атлантов технический прогресс достиг очень высокого уровня. Этот континент вследствие геологических катастроф, вызванных неумеренным использованием энергии, подобной современной атомной, раскололся. Последний из оставшихся островов много миллионов лет назад погрузился в воды океана, получившего название Атлантического. Об этой катастрофе напоминает людям библейское сказание о Ное».
Елена, вместе с Учителями, удобно расположившись в тени деревьев на простых плетеных стульях, окружающих небольшой круглый столик, в душе мечтала только о том, чтобы разговор длился как можно дольше. Им никто не мешал. Все сопровождающие, которые пришли вместе с Учителями, почтенно удалились. Небольшой дворик был абсолютно пуст. Она осознавала, что каждая встреча с Учителями служит для нее определенным экзаменом. Так просто они бы не приехали. Однако она отважилась спросить о том, что давно ее беспокоило:
– Учитель, – обратилась Елена к Махатме Мория, – а кто из русских Посвященных проходил обучение в Белом Братстве. Я знаю одного, кто упоминал Белое Братство в своих письмах, которые я читала. Некоторые из них хранились у бабушки в библиотеке. Его имя Воронцов.
Учитель Мория не удивился вопросу и ответил, что действительно Воронцов был одним из немногих, кто знал о Гималайском Братстве и распространял сведения о Махатмах. Воронцов был также одним из тех русских, которые после встречи с графом Сен-Жерменом при дворе Екатерины, обратились к учению жизни. Они вместе подвергались опасности в Европе, служа общему делу.
– Братство помнит тех, кто помогал им. И никогда не оставляет, – дополнил Учитель Кут-Хуми.
Учитель Мория кивнул в знак согласия и продолжил:
– Воронцов прибыл в Индию вместе с Сен-Жерменом. Он мог бы тоже стать адептом, но три обстоятельства привели его обратно на Родину. Первое – его чрезмерное увлечение обрядами магии, второе – его привязанность к родственникам, третье, когда стало ясно, что он не сможет остаться в Индии без вреда для своего духовного развития, ему было дано несколько поручений, в том числе передать Ерааль в следующие руки.
– А зачем передавать Грааль? Я что-то слышала об этом, но недостаточно поняла, как Грааль передает свою силу? – не постеснялась спросить Елена.
– Существует много народных преданий и легенд, связанных с понятием Шамбалы, в которых говорится о «Сокровище мира, или Мыслящем камне», представляющем собой древнейшую святыню на нашей планете, – объяснил Учитель. – Мы его называем Чинтамани. По преданию, «небесный камень» или, проще, метеорит, был прислан на Землю высокоразвитой цивилизацией из созвездия Орион. Его место нахождения и легло в основу образования Белого Братства или – Шамбалы. Много говорят об этом камне. Часть его совершает путь по миру, появляясь в руках избранных и сегодня образуя магнитную связь с главным Камнем. В разное время он посылался некоторым вождям народов. Люди называют камень Граалем и многими другими именами. Он может двигаться и неожиданно появляться около священных мест. По всей истории человечества проходит вера в этот Камень.
– Я где-то читала, что великий Тимур владел этим камнем, – вспомнила Елена.
– Верно, – подтвердил Учитель. – Камень обычно приносят совершенно неожиданные люди, а потом он также неожиданно исчезает, чтобы опять появиться в определенный срок в совершенно другой стране и у совершенно другого человека. Дух камня то засыпает, то пробуждается, словно волна, которая набегает, а потом вновь уходит в бескрайнее море.
– Говорят, Наполеон и Александр Македонский тоже владели Граалем?
– Действительно, камень был принесен Наполеону в Марселе неизвестным лицом, а он подарил его своей жене Жозефине. Когда Александр Македонский начал свое великое дело по объединению Европы и Азии, он тем же путем, отослав своей возлюбленной Мелиссе, нарушил кору судьбы. Оба – и Наполеон, и Александр Македонский – имели предсказание о камне, но человеческая природа затемняет ясность задачи. И тот, и другой, с лучшими чувствами, отдавали свой Камень возлюбленным и поэтому теряли с ним связь. Есть путь мистической связи с определенным предметом, когда она теряется, меняются и обстоятельства. Наполеон и Александр Македонский сами погасили свою звезду.
– Значит, священный камень не только охраняет страну, в которой он находится, но и сопутствует великим событиям и великим завоеваниям.
– Не только. Предания всех веков хранят частицу сведений о значении камня, но главное значение не упомянуто. Камень содержит некое вещество, помогающее сохранять вибрации с дальними мирами. Частица камня тоже служит соединению с Братством. Он находится в особом помещении, чтобы способствовать сохранению вибраций. Вещество, которое содержится в камне, помогает сохранить вибрации, контактирующие с дальними мирами.
Последние слова Учитель произнес, встав со стула и вознеся руки к небу.