Главный процесс человечества. Репортаж из прошлого. Обращение к будущему Звягинцев Александр
Суд твердо стоял на том, что преступные действия по приказам и распоряжениям свыше являются наказуемыми и приводил убедительные обоснования.
Адвокат Кальтенбруннера Кауфман был в сложном положении. Защита шефа карательных органов, погрязших в ужасных, невиданных преступлениях, была делом неблагодарным. Собственно, у Кауфмана и не было базы для защиты отпетого нациста. К тому же у адвоката, которого опрометчиво выбрал сам обвиняемый, был крупный «недостаток» – он был «совестливый человек».
Кальтенбруннер однажды пожаловался Гилберту: «Вы знаете, доктор, мой адвокат очень уж совестливый человек. Взбучка, которую он мне дал – больше, чем можно ждать от обвинителя».
Шеф РСХА все время лгал, изворачивался, и это, видимо, очень не нравилось Кауфману. Однажды он потребовал от Кальтенбруннера четких и прямых ответов на поставленные вопросы, в то время как подзащитный, некогда сам адвокат, стремился отвечать расплывчато. «Когда вы узнали, что Освенцим является лагерем уничтожения и каково было отношение к нему? – с прокурорской прямотой и напором спрашивал адвокат. – Давайте прямой ответ на вопрос… Отвечайте ясно и кратко…»
Это и была та самая «взбучка». Вся скамья подсудимых изумилась тогда, глядя, как адвокат уподобляется обвинителю. При допросе свидетеля Шелленберга Кауфман также потребовал дать четкий ответ, занимался ли Кальтенбруннер исключительно внешней разведкой и информацией. Шелленберг, шеф этой внешней разведки, ответил: нет!
В отличие от Кальтенбруннера, Яльмар Шахт никогда не жаловался на своего адвоката. С доктором Диксом он был знаком давно. В 1944 г. именно Дикс защищал его в германском «народном суде» по обвинению в измене гитлеровскому режиму. В 1945 г. он делал то же самое на процессе в Нюрнберге и, конечно, не упускал возможности проводить выгодные ему параллели. Со сравнения Кальтенбруннера и Шахта – «главного тюремщика» и его «узника», оказавшихся на одной скамье подсудимых, начинается его умело построенн ая речь.
При этом ради красного словца Дикс нарушал неписаный закон адвокатов: защищая одного обвиняемого – не «топить» другого. Но, видимо, Кальтенбруннера он списал со счетов как заведомого козла отпущения.
То ли дело – Шахт! Защита столь видной фигуры – «финансового гения» рейха, принесла Диксу немалые дивиденды. Спрос на его искусство в Западной Германии оказался очень большим. Он стал одним и самых заметных и высокооплачиваемых адвокатов страны.
Ради справедливости надо сказать, что Шахта, впоследствии оправданного судом, спасло от наказания все же не выдающееся красноречие Дикса, а закулисные маневры покровителей – крупных деятелей международного бизнеса, желавших вывести финансиста из-под удара. В его пользу сработала и сама система принятия судебных решений, требовавшая большинства голосов. При вынесении приговора Шахту голоса судей разделились поровну – два за осуждение и два против, и в силу этого Шахт был оправдан.
Речь Дикса, защитника подсудимого Гельмара Шахта
[Стенограмма заседания Международного военного трибунала от 15 июля 1946 г.]
Господин председатель, господа судьи! Исключительный характер дела Шахта становится совершенно очевидным уже при одном взгляде на скамью подсудимых, на которой сидят Кальтенбруннер и Шахт. Какова бы ни была компетенция Кальтенбруннера, но он, во всяком случае, являлся начальником главного имперского управления безопасности. Шахт вплоть до мая 1945 г. находился в заключении в различных концентрационных лагерях главного имперского управления безопасности. Это на редкость гротескная картина – главный тюремщик и его узник сидят на одной скамье подсудимых. Сама по себе эта необычная картина уже в начале судебного процесса должна была бы заставить призадуматься всех его участников: судей, обвинителей и защитников.
Установлено, что Шахт был заключен в концентрационный лагерь по приказу Гитлера. Ему предъявили обвинение в государственной измене, измене гитлеровскому режиму. Он был бы осужден «народным судом» во главе с кровавым судьей Фрейслером, если бы, находясь в заключении, не перешел в ведение союзных держав-победительниц. Летом 1944 г. на меня была возложена задача защищать Шахта перед «народным судом» Адольфа Гитлера; летом 1945 г. меня просили осуществить его защиту в Международном военном трибунале. Такое положение вещей само по себе в корне противоречиво. Оно также должно побудить всех участников процесса вдумчиво отнестись ко всему, что касается личности Шахта.
Путем подробного и тщательного представления доказательств перед Трибуналом была полностью раскрыта картина Третьей империи. За этой картиной таилось многое. В пределах возможного была воспроизведена также и закулисная сторона. В пределах возможного! Это означает, что такое исследование было ограничено рамками представления судебных доказательств, и хотя оно и производилось тщательно, все же в силу Устава должно было закончиться, по возможности, скорее. Чтобы понять, как выглядела Германия при Гитлере, многое должно быть воспринято Трибуналом интуитивно.
Невозможно охватить гитлеровскую Германию государственно-правовыми понятиями с точки зрения человека, обладающего правовой культурой.
Меня, как защитника подсудимого Шахта, не интересуют многие преступления, о которых может идти речь, потому что обвинение Шахта должно рассматриваться независимо от действий других, и только лишь исходя из оценки его собственных действий, которые не содержат в себе никакого преступления…
Шахт заявил здесь, что он чувствует себя жестоко обманутым Гитлером. Этим он признал ошибочность некоторых своих взглядов и действий. Обвинение оспаривает добрую волю Шахта и обвиняет его в том, что он умышленно и сознательно в качестве финансового агента Гитлера содействовал подготовке агрессивной войны, а поэтому, с точки зрения заговора, должен нести уголовную ответственность за все злодеяния и жестокость, которые были совершены другими в ходе войны. Обвинение не могло привести прямых доказательств этому утверждению. Оно попыталось сделать это, ссылаясь на отдельные, неправильно истолкованные и выхваченные из общего контекста высказывания Шахта. Затем обвинение ссылалось на свидетелей, которые не могли быть вызваны для допроса в суд, потому что одни из них отсутствуют, а другие – умерли. Я напоминаю о письменных показаниях Мессерсмита и Фуллера и о записях в дневнике посла Додда…
Обвинение попыталось обосновать обвинение Шахта теми действиями, которые бесспорно установлены. Шахт был противником Версальского договора, утверждает обвинение. В действительности он был им. Этот факт сам по себе обвинение не вменяет ему в вину. Однако оно делает из него тот вывод, что Шахт хотел насильственным путем освободиться от обязанности этого договора. Шахт был сторонником колониальной политики, утверждает обвинение. Да, он действительно был сторонником колониальной политики. Это ему не вменяется в вину. Однако отсюда делается вывод, что он стремился к захвату колоний силой и т. д. Шахт работал совместно с Гитлером в качестве президента Рейхсбанка и министра экономики. Отсюда делается вывод, что он являлся носителем нацистской идеологии. Шахт являлся членом имперского совета обороны, следовательно был сторонником агрессивной войны; содействовал финансированию вооружений в первый период до начала 1938 г., следовательно хотел войны. Шахт приветствовал присоединение Австрии, следовательно был согласен с политикой насилия, применявшейся в отношении этой страны. Он приветствовал «новый план» в области торговой политики, отсюда делается вывод, что хотел обеспечить поставку военного сырья. Шахт заботился об обеспечении жизненных потребностей избыточного населения Центральной Европы, следовательно стремился к нападению на чужие страны и к уничтожению народов. Шахт неоднократно предупреждал мир о недопустимости проведения политики подавления Германии и моральной диффамации ее, следовательно Шахт угрожал войной. Поскольку не нашлось никакого письменного доказательства того факта, что Шахт вышел в отставку в результате его несогласия с политикой войны, делается вывод, что он вышел в отставку исключительно в результате своего соперничества с Герингом. Можно было бы бесконечно продолжать перечень неправильных выводов. Их кульминационной точкой является такое заключение: Гитлер никогда не пришел бы к власти, если бы не было Шахта; Гитлер никогда не смог бы осуществить вооружения Германии, если бы ему не помог Шахт.
Шахт в своих речах и письменных произведениях никогда не пропагандировал насилия или войны. Ему, как признанному политику в области хозяйства, более чем кому-либо другому было ясно, что война никогда не может решить данный вопрос, даже если она будет выиграна. Во всех высказываниях Шахта неизменно выявляются его пацифистские воззрения, и, пожалуй, особенно четко они были выражены им на берлинском международном торговом конгрессе, когда Шахт в присутствии Гитлера, Геринга и других главарей этого режима сказал: «Поверьте мне, друзья мои, народы хотят жить, а не умирать».
Чтобы понять образ действий Шахта как сразу после прихода Гитлера к власти, так и позднее, когда он убедился в роковых действиях последнего, необходимо иметь перед глазами ясную картину гибельного влияния Гитлера и сущности его режима, так как оба эти момента составляют ту почву, на которой возникли действия Шахта и которой можно все объяснить…
К сожалению, Германия оказалась самым первым и, я надеюсь, последним примером создания режима тирании и деспотизма с помощью дьявольской демагогии. Не подлежит никакому сомнению, что гитлеровский режим представлял собой деспотию одного человека, прообразы которой можно найти лишь в Азии давно прошедших времен… Вот почему для правильного понимания событий необходимо дать оценку личности этого деспота, политического крысолова, исключительного демагога, который, как Шахт с вполне понятным волнением говорил во время его допроса, обманул не только его, но весь германский народ, больше того – весь мир…
Адольф Гитлер… оставался полуобразованным, лишенным всякой духовной сущности мелким буржуа, у которого, кроме того, отсутствовало всякое сознание права.
Шахт не мог понять тогда всего злосчастного характера влияния, которое оказывали Гиммлер и Борман на Гитлера. Впрочем, этого никто не мог понять. Эта тройка культивировала все те преступления, которые составляют сейчас сущность обвинения, так как для Гиммлера политика была равнозначна убийству, а его чисто биологическое созерцание человеческого общества усматривало в последнем конюшню для племенных лошадей, но ни коим образом не социально-этическое единство.
Мне кажется, что сказанного достаточно, чтобы признать, что сотрудничество Шахта с Гитлером не может служить основанием для обвинения его. Из этого факта нельзя делать того вывода, что он соглашался с преступными действиями Гитлера и его режима.
Шахт не оказывал Гитлеру помощи в приходе его к власти. Гитлер был уже у власти, когда Шахт начал для него работать…
В то время, когда Шахт начал служить Гитлеру, – служил, по его мнению, не Гитлеру, а своей стране. Пусть это мнение было совершенно неправильным, а при учете личности Гитлера, как впоследствии оказалось, это мнение было абсолютно неправильным.
Шахт вступил на должность министра экономики лишь после 30 июня 1934 г.
Весь ужас событий нам становится понятен только теперь… События 30 июня[19] ни в коей мере не могли быть для Шахта основанием для того, чтобы с отвращением отвернуться от Гитлера, так же как они не помешали правительствам других стран поддерживать с Гитлером дипломатические отношения. То же самое относится к участию Шахта в так называемом совещании промышленников. Здесь я хотел бы только заметить (см. аффидевит Шницлера), что Шахт не руководил этим совещанием и не ведал фондами, предназначенными для национал-социалистской партии.
Доктор Нельте подверг критике моральные качества свидетеля Гизевиуса и тем самым поставил под сомнение его показания, касающиеся участия Шахта в заговоре против Гитлера…
Шахт относится к тому небольшому числу людей, которые остались в живых после 20 июля[20]. Как известно, и он должен был погибнуть в Флоссбурге, как погибли, я указываю, сотни тысяч жертв политического террора в государстве Гитлера.
Я намеренно, в целях сокращения времени опускаю аргументы, которые суд мог в подробностях слушать при допросе подсудимого, как, например, о неучастии Шахта в законодательстве, которое ослабило народ. Это законодательство было введено до его вступления в кабинет. Решающее событие в деле укрепления власти Гитлера – объединение в его лице должностей рейхспрезидента и рейхсканцлера – произошло также без его участия, следовательно он не несет за это ответственности. На основании этого закона армия присягала на верность Гитлеру. Рейхсканцлер получил не только полицейскую власть, как это было до сих пор, но и власть над армией.
В мои задачи не входит разбирать, на кого ляжет за этот закон политическая ответственность и вместе с тем историческая вина; во всяком случае, не на Шахта. Основные антиеврейские законы возникли прежде, чем Шахт стал министром. Позднейшими нюрнбергскими законами он был сильно потрясен. Распоряжение об исключении евреев из германской экономической жизни от 12 ноября 1938 г. и распоряжение об использовании еврейского имущества от 3 декабря 1938 г. вышли после того, как он покинул пост министра экономики, и поэтому без его активного содействия. Закон о смертной казни за сокрытие валюты был направлен не против евреев. Он возник не по инициативе Шахта, а по инициативе министра финансов. Шахт не хотел, чтобы из-за таких законов произошел раскол, так как считал, что следует заняться решением более сложных задач…
По Уставу наказанию подлежит тот, кто желал войны и связанных с ней ужасов, если действия, которые ставятся ему в вину, совершены в целях осуществления общего плана, или заговора. Такая правовая трактовка вопроса не исключает возможности осуждения Шахта за зверства в отношении евреев. При допросе Шахта судья Джексон неоднократно указывал на то, что подсудимому не вменяется в вину антисемитизм как таковой, его несогласие с Версальским договором, даже его высказывания по поводу так называемого жизненного пространства и высказывания о колониальных притязаниях, если это не связано с подготовкой войны.
Он обвиняется во всем этом постольку, поскольку своими действиями способствовал подготовке агрессивной войны.
Поэтому при оценке доказательств я должен коснуться этих проблем. С еврейским вопросом, мне кажется, я закончил. В связи с так называемой проблемой жизненного пространства я, пожалуй, могу в целях экономии времени сослаться на то, что сказал Шахт при его допросе. Колониальная проблема была предметом перекрестного допроса. Своими вопросами господин Джексон стремился доказать, что без мирового господства или, по меньшей мере, подготовленного военным путем морского господства колониальная деятельность Германии была бы невозможна. Отсюда в ущерб подсудимому Шахту вытекало, что его стремление к захвату колоний было логически обусловлено планированием агрессивной войны. Это – неправильный вывод.
Ничем не доказано, что Шахт в своем стремлении к колониям ставил цель – устранить всякое морское господство другого государства.
Теперь я перехожу к теме о вооружении, то есть к деятельности Шахта как президента Рейхсбанка и имперского министра экономики до 1937 г., то есть до того момента, когда лояльный государственный слуга Гитлера сделался заговорщиком против него и вступил на темный путь хитрости и маскировки с целью подготовки покушения.
Обвинение расценивает нарушение Версальского, Локарнского и других договоров как косвенное доказательство, как косвенную улику подготовки агрессии. Это прежде всего вызывает вопрос, имели ли вообще место объективные нарушения договоров, а если да, то должны ли эти нарушения договоров имперским правительством в лице его членов, в том числе и Шахта, рассматриваться как улики, свидетельствующие о наличии агрессивных планов. Невозможно, да и нет необходимости, в рамках защитительной речи исчерпать связанную со всеми этими вопросами проблематику, установить, имели ли в действительности место нарушения договоров.
Мой коллега Хорн уже разбирал такой вопрос в своей защитительной речи.
Конечно, милитаризация Рейнской области, а также введение всеобщей воинской повинности, вооружение в таких размерах, как это желал Шахт, присоединение Австрии к Германии, которого в принципе также желал Шахт, противоречат смыслу и тексту указанных договоров, в частности Версальского договора…
Нарушением договора Гитлером было занятие Рейнской области, которое произошло в марте 1936 года. Этот акт нарушал не только Версальский договор, но и Локарнский пакт, заключенный, без сомнения, совершенно добровольно. Буквально через 10 дней после занятия Рейнской области Шахт узнал о том, что после нарушения договора державы, участники Локарнского пакта, предъявили Совету Лиги Наций меморандум, в котором требовали ограничения германского войска в Рейнской области до 35 500 человек, уменьшения числа находящихся там эсэсовцев и членов СА, а также крепостей и аэродромов.
Разве этот меморандум не нужно рассматривать как нарушение договора? Третьим нарушением договора было возведение укреплений на острове Гельголанд, на которое участники договора едва обратили внимание, и о котором Иден 29 июля 1936 г. в своей речи в палате общин ограничился лишь вскользь сделанным замечанием, что не имеет, мол, смысла осложнять переговоры постановкой отдельных вопросов, подобных этому. Должен ли был германский министр Шахт занять другую, более резкую позицию? А как обстоит дело с террористическим аншлюсом Австрии в марте 1938 г., когда Шахт уже не был имперским министром экономики? Если бы именно этот акт послужил источником, из которого иностранные державы почерпнули уверенность в подготовке Гитлером агрессивной войны, то они не отказались бы от применения силы…
Если за границей могли надеяться поддерживать с Гитлером и в дальнейшем мирные отношения, то нужно оставить это право и за Шахтом…
Я хочу напомнить суду, что после отставки Шахта за оба отчетных года, 1938/39 и 1939/40, на вооружение было истрачено 31,5 миллиарда. Это значит, что и без Шахта на вооружение производились затраты, и гораздо большие, чем при нем…
Отмечая тот факт, что Шахт был членом имперского правительства (до января 1938 года министром экономики, а затем до января 1943 г. – министром без портфеля), обвинение считает его, как и все имперское правительство, ответственным за военные нападения Гитлера, имевшие место в тот период времени. Эта аргументация действует убедительно на того, кто исходит из нормального понятия имперского правительства…
Имперский кабинет, который Гитлер называл клубом пораженцев, в последний раз собрался в 1938 году и то лишь с целью выслушать сообщение Гитлера, а не для делового обсуждения вопросов и принятия решений. Гитлер умышленно скрывал от имперского кабинета политически важные дела. То же самое относится и к членам имперского совета обороны, который весной 1939 г. Гитлер окончательно отстранил от дальнейшей подготовки к войне…
Если здесь один из подсудимых говорил о единстве германского народа во время Второй мировой войны в противоположность Первой, я должен возразить ему, так как едва ли когда-либо в своей истории германский народ был внутренне так расколот, как во время существования Третьей империи. Кажущееся единство было только спокойствием кладбища, вызванным террором. Отражением внутренней раздробленности германского народа, державшейся только искусственно в тайне вследствие террора гестапо, были противоречия между отдельными высокопоставленными лицами, о которых мы здесь говорили. Чтобы дать несколько примеров, я упомяну о том, что здесь перед нами выступили противоречия между Гиммлером и Франком, Гиммлером и Кейтелем, Заукелем и Зельдте, Шелленбергом и Канарисом, Борманом и Ламмерсом, СА и СС, вооруженными силами и СС, СД и юстицией, Риббентропом и Нейратом и т. д. Даже в отношении идеологии партия была расколота на многочисленные группы, что выяснилось в начале слушания дела уже из показаний Геринга. Эти противоречия были принципиальными, и Гитлер не примирял их, а усугублял. Они были клавиатурой власти, на которой он играл. Министры не были ответственными руководителями, они были не чем иным, как профессионально обученными служащими, которые должны были выполнять указания. Если какой-нибудь министр, как, например, Шахт, не подчинялся этому, то дело доходило, как и у него, до конфликта и отставки. Поэтому в преступлениях Гитлера, которые он совершил, навязав своему собственному народу и человечеству агрессивную войну, не мог принимать участие ни один заговорщик, а только служившие Гитлеру его помощники…
При таком положении власти в Третьей империи можно предположить, что было преступное соучастие или преступное пособничество, но не групповое уголовное преступление, каким является заговор. Вопрос о том, является ли каждый из подсудимых соучастником в совершенном Гитлером преступлении развязывания агрессивной войны, может быть рассмотрен и решен индивидуально в каждом отдельном случае.
Я рассмотрю его в этой плоскости только в отношении Шахта…
Если судья Джексон во время перекрестного допроса предъявил Шахту фотографии и фильмы, которые с внешней стороны документируют связь его с Гитлером и его паладинами, то это могло произойти только потому, что он старался завуалировать свою неприязнь к Гитлеру. Поэтому мне необходимо будет коснуться вопроса о фотографиях и о такого рода аргументации.
Судья Джексон дополнил предъявление фотографий цитированием речей, из которых можно сделать вывод, что Шахт даже во время путча был предан Гитлеру. Это представление цитат можно рассматривать в той же плоскости. Я думаю, что такая аргументация является несостоятельной и не может устоять ни перед жизненным опытом, ни перед историей… Он, как заговорщик, должен был особенно маскироваться. Это должен был делать каждый, кто жил в Германии при таком режиме…
Шахт, уходя с должности министра экономики и с поста президента имперского банка, с января 1939 года по 1943 год оставался министром без портфеля. Шахт говорил о том, что это было условием, которое поставил перед ним Гитлер перед тем, как он был снят с должности в министерстве экономики.
Для того чтобы его уволили с этой должности, необходима была подпись Гитлера как главы государства. И если бы Шахт не захотел остаться министром без портфеля, то совершенно очевидно рано или поздно был бы арестован как подозрительная личность в политическом отношении…
Он предстает перед Трибуналом, доверяя ему, как он это высказал в своем заявлении, посланном Трибуналу в начале процесса. Выдвинутые против него обвинения уголовного порядка он рассматривает с чувством полной уверенности в своей невиновности, и вправе делать это, ибо, кто бы ни был признан виновным и несущим уголовную ответственность за войну, зверства и бесчеловечность, которые были совершены во время ее, Шахт после установления обстоятельств дела может послать слова проклятия виновникам.
Я ходатайствую о признании Шахта невиновным в предъявленных ему обвинениях и прошу оправдать его.
Глава 41. СС: черная форма, черные дела
Даже ярые критики нацизма обычно не возражают против того, что Гитлер пришел к власти через выборы. В агитации, пропаганде, организации массовых мероприятий ему действительно не было равных. Якобы за приверженность конституционным методам его даже прозвали «Адольф-законник». Верно ли это?
Да, в июле 1932 г. НСДАП победила на выборах в рейхстаг, и 30 января 1933 г. президент Гинденбург законно назначил его канцлером Германии.
Но не надо забывать, что перевес голосов, поданных за нацистов, все-таки был не таким уж большим. Например, на выборах в 1930 г. НСДАП получила в рейхстаге 107 мест, а Коммунистическая партия Германии – 77. На момент назначения Гитлера канцлером нацисты занимали в рейхстаге 196 кресел, коммунисты – 100.
Долгое время чаши весов качались, и в борьбе за преимущество своей партии «Адольф-законник» применял все средства, в том числе физическое насилие. С конкуренцией идей, программ и другими атрибутами демократии это не имело ничего общего.
В августе 1921 г. в Германии под невинным названием «Гимнастический и спортивный дивизион» возникли формирования из крепких мужчин, которые сразу же активно включились в политику: били на улицах противников НСДАП. 4 ноября того же года эти любители гимнастики получили более точное название – «штурмовые отряды» (СА), под которым они и вошли в обвинительный акт Нюрнбергского суда в список преступных организаций.
Штурмовые отряды обычно называют полувоенной структурой, однако правильнее считать их настоящей нацистской армией, которой не хватало только винтовок. У них была коричневая униформа, за которую их назвали «коричневорубашечники», генеральный штаб, военное училище, готовившее командиров, учебные лагеря. В середине 1931 г. в этих формированиях состояло 400 тысяч человек, что превышало численность рейхсвера – тогдашних вооруженных сил Германии.
Штурмовики называли себя «хозяевами улиц». Их профилем было прямое подавление политических противников нацистов, прежде всего коммунистов и социалистов, путем разгона митингов и демонстраций, террористических акций. Занимались СА и охраной нацистских лидеров. В решающем 1932 г. штурмовики особенно усердствовали под лозунгом «Не снимайте поясов!», борясь с коммунистами и их организацией «Рот фронт».
В 1933 г., когда нацисты уже получили власть, в стране насчитывалось два миллиона штурмовиков. Их вождь Эрнст Рем претендовал на то, чтобы СА стали официальной армией Германии. Размер и претензии этого «инструмента демократии» встревожили нацистское руководство и прежде всего Гитлера.
30 июня 1934 г., в «ночь длинных ножей», свыше тысячи штурмовиков и в том числе около двухсот руководителей СА было уничтожено. Арестованного Рема застрелил комендант концлагеря Дахау Теодор Эйке.
Разгром верхушки штурмовых отрядов был тем более мотивированным, что в их недрах сформировалось новое и более совершенное орудие насилия – «охранные отряды» (СС).
Первые подразделения СС были созданы в 1925 г. Толчок их развитию придал Гиммлер, назначенный рейхсфюрером СС в 1929 г. В мае 1933 г. в рядах этой организации, названной по цвету формы «черным корпусом», насчитывалось 52 тысячи человек. После «ночи длинных ножей», в которой эсэсовцы были главной карающей силой, Гитлер придал СС «статус самостоятельной организации в системе НСДАП».
Это была уже армия без всяких оговорок. С первой вооруженной части, охранявшей фюрера, – «лейбштандарта Адольф Гитлер» началось формирование отборных, до зубов вооруженных частей и соединений. К концу войны действовало сорок дивизий СС со списочным составом 580 тысяч человек.
«Черный корпус», возглавляемый рейхс-фюрером Гиммлером, разросся до огромной структуры из 12 главных управлений, начиная от главного управления имперской безопасности и заканчивая Институтом по вопросам наследственности (Аненербе).
Именно на СС держался террористический режим внутри Германии. На оккупированных землях эти формирования вели карательные операции против партизан, уничтожали мирное население и населенные пункты, проводили депортации и массовые казни. Их задачей было истребление целых народов как представителей «неполноценных рас», и они решали ее с помощью расстрелов, газовых камер и душегубок. Дивизия «Мертвая голова» осуществляла жесточайший режим в концлагерях и зонах оккупации.
«Черный корпус» фактически был частной армией Гитлера. Вступающие в СС присягали даже не партии, а лично фюреру: «Клянусь тебе, Адольф Гитлер, фюрер и канцлер германского рейха, быть верным и мужественным. Клянусь тебе и назначенным тобой начальникам беспрекословно повиноваться вплоть до моей смерти. Да поможет мне бог!»
Жестокость и слепое подчинение воспитывались с детства. Было 33 школыинтерната для мальчиков и 4 – для девочек, в которых национал-социализм был главным предметом.
«Черный корпус» был закрытой организацией со своими ритуалами, почерпнутыми в мрачной истории средневековых орденов. В замке Вевельсбург проходил обряд «крещения кровью» новобранцев. В числе наград за заслуги были «почетные мечи» и перстни с черепами.
В зверствах и всевозможных карательных акциях эсэсовцы намного превзошли своих средневековых предшественников.
Заслуга Нюрнбергского суда не только в том, что он воздал по заслугам руководителю СС Гиммлеру и начальнику РСХА Кальтенбруннеру, но и в том, что была объявлена преступной вся эта организация.
Часть третья
Нюрнберг: заключительный акт
Глава 42 От лица СССР – от имени человечества: речь Р. А. Руденко
Исход Второй мировой войны решился на Восточном фронте. Именно СССР был главным противником Германии, бросившей на него основные силы. И Красная армия, и мирное население понесли огромные потери, которые оказались больше общих утрат союзников по антигитлеровской коалиции.
Советский Союз предъявил агрессору обоснованный счет. Не удивительно, что советская формула обвинения на Нюрнбергском процессе была самой широкой и жесткой. Выступления Главного обвинителя от СССР Р. А. Руденко всегда вызывали нервозность, а то и панику на скамье подсудимых.
В заключительной речи, с которой Роман Андреевич выступил 29–30 июля 1946 г, он прежде всего суммировал все обвинения. Это был общий итог огромной работы советской делегации, представившей суду сотни неопровержимых доказательств вины всех без исключения подсудимых. Улик, собранных и предъявленных одной советской стороной, с лихвой хватило бы, чтобы вынести вождям нацизма самые суровые приговоры и навек покрыть позором их имена.
Главный обвинитель от СССР в своем выступлении уделил внимание и критикам Нюрнбергского процесса. Адвокаты обвиняемых и тайные сторонники нацистов вне зала суда не раз выдвигали вопросы о неправомерности тех или иных действий трибунала. Руденко дал на них развернутые и полные ответы с точки зрения теории и практики права, показал несостоятельность аргументов и отвратительное лицемерие защитников черных деяний.
Речь Руденко отличали широта обобщений и глобальность выводов. Сделать это по горячим следам войны, находясь в плену эмоций, было очевидно непросто. Роман Андреевич поднялся до философских высот осмысления мировой трагедии, разоблачил глубинную сущность фашизма, людоедские планы уничтожения целых государств и народов, непреходящую опасность идей национального превосходства для всего человечества. Его доводы легли в основу признания агрессивной войны тягчайшим преступлением.
Главный обвинитель от СССР Р. А. Руденко
Конечно, знаменитое выступление было плодом коллективного творчества. При этом в работе участвовали не только советские юристы, находившиеся в Нюрнберге, но и другие видные правоведы страны и, несомненно, сам Сталин. Западные коллеги Руденко по процессу не могли похвастаться тем, что им уделяют столько внимания первые лица государств.
Именно поэтому выступление получилось таким громким. Международный резонанс был необычайно бурным. Люди во всех уголках Земли восприняли Руденко так, как будто он говорил не только от лица СССР, а от их имени, от всего человечества.
Упомянув о серьезном вкладе со стороны, было бы несправедливо умалять заслуги самого Романа Андреевича Руденко. Ведь это прежде всего его речь, и больше, чем он сам, никто над ней не работал. К тому же, будучи прекрасным оратором, произнес он ее мастерски, на подъеме, что отметили все участники процесса. Чувствовалось, что он не только добросовестно выполнил свой профессиональный долг, но и пропустил весь массив информации через сердце, вкладывая душу в каждую фразу. Безусловно, это было одно из лучших его выступлений и, бесспорно, лучшая его речь на процессе. Историки права с пиитетом подходят к его выступлению и по сей день.
Речь главного обвинителя от СССР Р. А. Руденко
[Произнесена 29–30 июля 1946 г.]
Господин председатель!
Господа судьи!
Мы подводим итоги судебного следствия в отношении главных немецких военных преступников. В течение девяти месяцев самому тщательному, детальному исследованию были подвергнуты все обстоятельства дела, все доказательства, представленные Суду обвинением и защитой. Ни одно деяние, вменяемое в вину подсудимым, не осталось без проверки, ни одно обстоятельство, имевшее значение, не было упущено при рассмотрении данного дела. Впервые в истории преступники против человечества несут ответственность за свои преступления перед Международным уголовным судом, впервые народы судят тех, кто обильно залил кровью обширнейшие пространства земли, кто уничтожил миллионы невинных людей, разрушал культурные ценности, ввел в систему убийства, истязания, истребление стариков, женщин и детей, кто заявлял дикую претензию на господство над миром и вверг мир в пучину невиданных бедствий. Да, такой судебный процесс впервые проводится в истории правосудия. Судит Суд, созданный миролюбивыми и свободолюбивыми странами, выражающими волю и защищающими интересы всего прогрессивного человечества, которое не хочет повторения бедствий, которое не допустит, чтобы шайка преступников безнаказанно готовила порабощение народов и истребление людей, а потом осуществляла свой изуверский план.
Человечество призывает к ответу преступников, и от его лица мы, обвинители, обвиняем в этом процессе. И как жалки попытки оспорить право человечества судить врагов человечества, как несостоятельны попытки лишить народы права карать тех, кто сделал своей целью порабощение и истребление народов и эту преступную цель много лет подряд осуществлял преступными средствами. Настоящий процесс проводится таким образом, что подсудимым, обвиняемым в тягчайших преступлениях, были предоставлены все возможности защиты, все необходимые законные гарантии. В своей стране, стоя у руля правления, подсудимые уничтожили все законные формы правосудия, отбросили все усвоенные культурным человечеством принципы судопроизводства. Но их самих судит Международный Суд с соблюдением всех правовых гарантий, с обеспечением подсудимым всех законных возможностей для защиты.
Мы подводим сейчас итоги судебного следствия, делаем выводы из рассмотренных на Суде доказательств, взвешиваем все данные, на которых основано обвинение. Мы спрашиваем: подтвердилось ли на Суде предъявленное подсудимым обвинение, доказана ли их вина? На этот вопрос можно дать только один ответ: судебное следствие полностью подтвердило обвинение. Мы вменяем подсудимым в вину только то, что на Суде доказано с полной несомненностью и достоверностью, а доказаны все чудовищные преступления, которые в течение многих лет подготовляла банда оголтелых преступников, захвативших в Германии государственную власть, и в течение многих лет их осуществляла, не считаясь ни с принципами права, ни с элементарными нормами человеческой морали.
Эти преступления доказаны, их опровергнуть не могли ни показания подсудимых, ни доводы защиты, их опровергнуть и нельзя потому, что нельзя опровергнуть истину, а именно истина является прочным результатом настоящего процесса, надежным итогом наших длительных и упорных усилий. Обвинение доказано во всех его элементах. Доказано, что существовал общий план или заговор, в котором принимали участие подсудимые для подготовки агрессивных войн, нарушающих нормы международного права, для порабощения и истребления народов. Наличие такого плана или заговора является несомненным, как несомненной является руководящая роль в нем подсудимых по этому делу. В этой части обвинение подтверждено всеми данными судебного следствия, бесспорными документами, показаниями свидетелей и самих подсудимых. Вся деятельность подсудимых была направлена к подготовке и развязыванию агрессивных войн.
В ожидании судей
Вся их так называемая идеологическая работа заключалась в культивировании зверских инстинктов, во внедрении в сознание немецкого народа нелепой идеи расового превосходства и практических задач уничтожения и порабощения людей «неполноценных рас», представлявших якобы лишь удобрение для произрастания «расы господ». Их «идеологическая работа» заключалась в призывах к убийствам, грабежам, разрушению культуры, истреблению людей.
Подсудимые готовились к этим преступлениям давно, а затем их осуществляли, нападая на другие страны, захватывая чужие территории, истребляя людей.
Когда же возник этот план или заговор?
Конечно, установить точную дату, день и час, когда подсудимые договорились совершить свои преступления, вряд ли возможно.
Мы не можем и не будем основывать свои выводы и утверждения на догадках и предположениях. Но с полной несомненностью следует считать установленным, что с того момента, когда фашисты захватили в Германии государственную власть, они приступили к реализации своих преступных планов, они использовали власть для подготовки агрессивной войны.
Вся деятельность подсудимых была направлена к подготовке Германии к войне.
Факт вооружения и перестройки экономики для целей войны совершенно бесспорен, он установлен документально, его признают подсудимые.
Спрашивается, к какой же войне подсудимые стали готовиться сразу после захвата власти? Неужели к оборонительной войне?
Ведь никто не собирался на Германию нападать, ни у кого не было такой цели, по-моему, и не могло ее быть.
Если Германия готовилась не к оборонительной войне, то, поскольку факт подготовки к войне установлен, ясно, что она готовилась к войне агрессивной. Такова логика фактов, и таковы факты. Германия начала и развязала ту самую войну, которую она подготовляла, и в 1937–1939 гг. произошло то, что подготовлялось с 1933 г. Отсюда вывод: план или заговор, существовал, по крайней мере, с 1933 г., то есть с того момента, когда фашисты захватили государственную власть и использовали ее для своих преступных целей.
Это факты, а слова подсудимых, произнесенные ими тогда, когда они не предполагали, что будут подсудимыми, только подтверждают эти факты.
Достаточно указать на выступления Шахта, Круппа и других о том, как готовилось фашистское правительство к войне и как этой цели подчинили все области политической и экономической жизни.
Я считаю доказанным обвинение подсудимых в том, что в 1933 г., когда гитлеровцы захватили власть в Германии, они разработали план или заговор, включающий совершение преступлений против мира, военных преступлений и преступлений против человечности.
Судебным следствием полностью доказано совершение преступлений подсудимыми против мира, заключающихся в планировании, подготовке, развязывании и ведении агрессивных войн в нарушение международных договоров, соглашений и обязательств.
Здесь сами факты говорят за себя: это – те войны, которые повлекли невиданные жертвы и опустошения и агрессивный характер которых установлен с несомненностью.
Вина подсудимых в совершении преступлений против мира полностью доказана.
Доказано полностью обвинение в совершении военных преступлений, заключающихся в ведении войн методами, противоречащими законам и обычаям войны. Ни подсудимые, ни их защитники ничего не могли возразить против самих фактов совершения таких преступлений. Все, что они могли сказать по этому поводу, это то, что подсудимые сами непосредственно не совершали этих зверств – уничтожение людей в «душегубках» и концентрационных лагерях; своими руками не истребляли евреев и даже не знали отдельных подобных фактов, а что факты эти были, – против этого не спорят и подсудимые. Подсудимые признают эти факты. Бесплодный способ защиты!
Конечно, подсудимым, занимавшим высшие руководящие посты в гитлеровской Германии, не было никакой нужды самим своими руками расстреливать, вешать, душить, замораживать живых людей в виде эксперимента. Это делали по их указаниям их подчиненные, палачи, выполнявшие, так сказать, черную работу, а подсудимым нужно было только давать приказания, исполняемые беспрекословно.
Поэтому безнадежна попытка подсудимых разорвать свою связь с этими палачами, отгородиться от них. Эта связь несомненна и бесспорна. И если комендант Освенцима Рудольф Гесс вырывал золотые зубы у мертвецов, то имперский министр Вальтер Функ открывал для хранения этих золотых зубов специальные сейфы в подвалах имперского банка.
Если подчиненные Кальтенбруннера умерщвляли людей в «душегубках», то строились эти «газенвагены» на заводах Зауэра, Даймлера и Бенца, подчиненных подсудимому Шпееру.
Если военнопленных уничтожали профессиональные палачи из соединения «Тотен копф» («Мертвая голова») и лагерная охрана, то приказы об уничтожении подписывались фельдмаршалом германской армии Кейтелем; именно подсудимые намечали сроки уничтожения, отдавали приказы о создании специальной техники умерщвления, идеологически обосновывали «право высших рас» на уничтожение, истребление «неполноценных народов».
Это они спокойно и безжалостно наблюдали за замученными жертвами и, как Ганс Франк, произносили парадные речи «о еще новом шаге», пройденном германским фашизмом по пути очищения «жизненного пространства» от «низших рас».
За каждое убийство, за каждую каплю невинной крови, пролитой гитлеровскими палачами, несут ответственность подсудимые, ибо между ними и непосредственными исполнителями преступлений, убийств, истязаний разница только в ранге и масштабе деятельности: те непосредственные палачи, а они главные палачи, начальники палачей, палачи высшей марки. Они во много раз опаснее, чем те, которых они воспитывали в духе человеконенавистничества и изуверства и от которых, спасая себя, теперь отрекаются.
Полностью доказана вина подсудимых в совершении военных преступлений в том, что они организовали систему уничтожения военнопленных, мирного населения, женщин, стариков и детей; в том, что по их вине всюду, где ступала нога немецкого солдата, оставались горы убитых и замученных людей, развалины и пожарища, опустошенные города и села, оскверненная и залитая кровью земля.
Доказаны полностью преступления против человечности, совершенные подсудимыми.
Мы не можем пройти мимо тех преступлений, которые подсудимые совершали в самой Германии за время своего господства в ней: массовое уничтожение всех тех, кто в какой-то мере выражал недовольство нацистским режимом; рабский труд и истребление людей в концентрационных лагерях; массовое истребление евреев, а затем тот же рабский труд и то же уничтожение людей в оккупированных странах – все это доказано, и обвинение не поколеблено. Какие же средства защиты были использованы подсудимыми и их защитниками, какие доказательства и аргументы они могли противопоставить обвинению?
Средства защиты подсудимых можно разделить на две основные группы. Это, во-первых, ряд свидетелей, вызванных защитниками. Эти свидетели должны были своими показаниями смягчить вину подсудимых, умалить их действительную роль в совершении злодеяний, обелив их во что бы то ни стало. Эти свидетели в подавляющем большинстве случаев являлись обвиняемыми по другим делам.
О какой объективности и достоверности показаний таких свидетелей защиты можно говорить, если невиновность подсудимого Функа должен был подтвердить его заместитель и соучастник, член СС с 1931 г., Хойлер, имеющий чин группенфюрера СС; если в пользу Зейсс-Инкварта был призван свидетельствовать преступник Рейнер – член фашистской партии с 1930 г., гаулейтер Зальцбурга, а затем Каринтии?
Эти так называемые свидетели, такие, например, как Бюлер – правая рука подсудимого Франка и соучастник его во всех преступлениях – или Боле – один из основных руководителей шпионско-диверсионной деятельности гитлеровцев за границей и заведующий заграничным отделом фашистской партии, – приходили сюда для того, чтобы, совершив клятвопреступление, попытаться выгородить своих бывших хозяев и сохранить свою собственную жизнь.
И все же большинство «свидетелей защиты» во время их допроса неизбежно превращалось в свидетелей обвинения. Их самих изобличали «немые свидетели» – документы, причем преимущественно немецкие, и они сами принуждены были изобличать тех, кого они хотели оправдывать.
Другая группа средств защиты – это доводы и соображения юридического порядка.
Некоторые правовые вопросы процесса
Обвинение в данном процессе, опирающееся на огромный и бесспорный фактический материал, прочно стоит на позициях права и законности. Поэтому уже в первых вступительных речах обвинителей было уделено много внимания уголовно-правовому обоснованию ответственности подсудимых.
Защита в своих выступлениях перед Трибуналом вновь поставила ряд правовых вопросов:
а) о значении принципа «Nullum crimen sine lege»[21],
б) о значении приказа,
в) об ответственности государства и отдельных лиц,
г) о понятии заговора и др.
В связи с этим считаю необходимым вновь вернуться к некоторым правовым вопросам в ответ на попытки защиты запутать простые и ясные положения и превратить юридическую аргументацию в дымовую завесу, призванную скрыть от Суда кровавую быль фашистских преступлений.
Принцип «Nullum crimen sine lege»
Защита пыталась отвергнуть обвинение, доказывая, что в момент совершения подсудимыми инкриминируемых им деяний, последние не были предусмотрены действовавшими законами, а потому подсудимые не могут нести за них уголовную ответственность.
Я мог бы просто отвести все ссылки на принцип «Nullum crimen sine lege», так как Устав Международного Военного Трибунала, являющийся непреложным законом, подлежащим обязательному исполнению, устанавливает, что этот Трибунал «имеет право судить и наказывать лиц, которые, действуя в интересах европейских стран оси индивидуально или в качестве членов организаций», совершили любое из преступлений, перечисленных в статье 6 Устава.
Следовательно, юридически для вынесения приговора и применения наказания не требуется, чтобы совершенные подсудимыми преступления были предусмотрены уголовными законами в момент их совершения. Однако не подлежит сомнению, что действия подсудимых являлись преступными с точки зрения законов, действовавших в момент, когда эти преступления имели место.
Нормы уголовного права, содержащиеся в Уставе Международного Трибунала, представляют собой выражение принципов, содержащихся в ряде международных договоров, перечисленных в моей вступительной речи 8 февраля 1946 г., и в уголовном законодательстве всех цивилизованных государств. Законодательство всех цивилизованных народов предусматривает уголовную ответственность за убийства, истязания, насилия, грабежи и т. д.
То обстоятельство, что эти преступления были организованы подсудимыми в превосходящих человеческое воображение размерах и в неслыханных по своей садистской жестокости формах, конечно, не исключает, а лишь многократно усиливает ответственность преступника. Если бы подсудимые совершили преступления на территории и в отношении граждан какой-либо одной страны, то они согласно Декларации глав правительств СССР, Великобритании и США, опубликованной 2 ноября 1943 г., в полном соответствии с общепринятыми началами уголовного и уголовно-процессуального права были бы судимы в этой стране и по ее законам.
Эта Декларация гласила, что «германские офицеры и солдаты и члены нацистской партии, которые были ответственны за вышеупомянутые зверства, убийства и казни или добровольно принимали в них участие, будут отосланы в страны, в которых были совершены их отвратительные действия, для того, чтобы они могли быть судимы и наказаны в соответствии с законами этих освобожденных стран и свободных правительств, которые будут там созданы».
Однако подсудимые являются военными преступниками, «преступления которых не связаны с определенным географическим местом» (статья I Соглашения четырех держав от 8 августа 1945 г.), и потому их преступления подсудны Международному Военному Трибуналу, действующему на основании Устава.
Защитник подсудимого Гесса позволил себе утверждать: «Не может быть никакого сомнения в том, что преступления против мира, как изложено в статье 6, абзац 2 Устава, не существует».
Нет нужды здесь делать ссылки на международные договоры (я их называл в своей вступительной речи 8 февраля), в которых агрессивная война была признана международным преступлением.
Подсудимые обвиняются в действиях, которые цивилизованное человечество и ранее признавало преступлениями.
Исполнение приказа
Некоторые подсудимые в своих показаниях Трибуналу пытались представить себя убогими карликами, слепыми и покорными исполнителями чужой воли – воли Гитлера.
В поисках правовой базы для этой позиции защитник Ярайсс много говорил о значении приказов Гитлера. По мнению защитника Ярайсса, приказ Гитлера «был чем-то совершенно иным», чем приказ любого другого руководителя, что приказ Гитлера являлся актом, «неприкосновенным в правовом отношении». Поэтому защитник Ярайсс утверждает: «Что бы ни понимал Устав Трибунала под приказами, которые он отрицает как основание, исключающее уголовное преследование, можно ли все-таки под этим подразумевать приказ Гитлера? Может ли этот приказ подойти под понятие приказа, предусмотренное Уставом?»
Право толкования закона – неоспоримое право каждого судебного работника, в том числе, конечно, и защитников. Представляется, однако, совершенно непостижимым, какими логическими или иными методами руководствовался защитник, утверждая, что положение Устава, специально разработанного для Суда над главными военными преступниками фашистской Германии, именно условий деятельности этих преступников не имело в виду?
О каких же приказах, кем изданных, в какой стране, говорит Устав Трибунала?
Бесспорно, разумеется противоположное: авторы Устава были в полной мере ориентированы в специфической обстановке гитлеровской Германии, были в полной мере ориентированы (по материалам Харьковского и иных процессов) в попытках подсудимых прятаться за приказы Гитлера, и именно потому они специально оговорили, что исполнение явно преступного приказа не освобождает от уголовной ответственности.
Ответственность государства и отдельных лиц
В известной мере, надо полагать, сами авторы этой попытки скрыть большую группу министров, гаулейтеров и военных начальников за спину Гитлера усомнились в убедительности подобного защитительного маневра, ибо на помощь этому маневру выдвигается новая линия обороны.
«Если германская империя начала наступление вопреки еще действовавшему договору о ненападении, – говорил защитник Ярайсс, – то она совершила международный деликт и должна отвечать за него по нормам международного права… только империя, но не отдельное лицо».
Нельзя, прежде всего, не отметить, что приведенная точка зрения не блещет новизной: до выступления официальной защиты на настоящем процессе некоторые неофициальные защитники военных преступников охотно пропагандировали версию, что не физические лица, а германское государство и германский народ должны нести ответственность за преступную агрессию и военные преступления.
Нарушение субъектом международного права – государством норм международного права влечет те или иные последствия международного характера, во всяком случае, не уголовную ответственность государства.
Те или иные действия государства в сфере международных отношений совершаются физическими лицами, должностными лицами и агентами государства. При выполнении этих действий лица могут совершать самые разнообразные нарушения как гражданско-правового, так и уголовно-правового характера. За последние, то есть содержащие состав преступления, они несут в подлежащих случаях уголовную ответственность по законам и перед судом как своего, так и чужого государства, в зависимости от обстоятельств.
В данном случае не только гитлеровское государство нарушило нормы международного права, последствием чего являются меры, принятые в отношении государства, но и отдельные физические лица, совершая эти акты нарушений, персонально совершили уголовные преступления, за которые они в соответствии с Уставом Трибунала подлежат уголовной ответственности перед Международным Военным Трибуналом.
О понятии заговора
Защита единодушно, хотя и в разных формах и вариантах, пытается оспаривать обвинение подсудимых в преступном заговоре. Вытаскивая из различных источников односторонние и тенденциозно подобранные определения заговора, защитники стремятся доказать, что Геринг, Гесс, Риббентроп и другие не могут рассматриваться в качестве участников заговора.
Я хотел бы привести несколько аргументов в доказательство несостоятельности положения защиты.
Заговор предполагает наличие преступного сообщества, созданного и действующего для достижения общих преступных целей. Такое сообщество бесспорно имелось. Разумеется, в настоящем случае, поскольку заговорщиками было захвачено управление государством, нити и рычаги, связывающие членов заговорщического преступного сообщества, весьма сложны.
В любом преступном сообществе, а в особенности в разветвленном и многочисленном, отдельные участники выполняют такие преступные акты, которые охватываются общим планом заговора, но конкретно могут оставаться неизвестными ряду членов сообщества. Тем не менее, поскольку эти преступления вытекают из единого преступного плана, общего для всего сообщества, за них несут ответственность и те участники, которые лично не совершали этих отдельных преступных деяний и конкретно о них не были осведомлены.
В настоящем деле наличие заговора не исключается тем обстоятельством, что, например, Ширах мог не знать об отдельных мероприятиях работорговца Заукеля или погромщика Штрейхера.
Наличие заговора не исключается и разногласиями по частным вопросам, существовавшими между отдельными участниками заговора (интриги Геринга против Бормана и т. п.). Такие столкновения могут иметь место в любой шайке разбойников и воров, но от этого шайка или банда не перестает быть таковой.
Почти в каждом сообществе существует определенная иерархия среди его участников. Весьма часто атаманы преступной шайки присваивают себе неограниченную власть над другими членами шайки, вплоть до права жизни и смерти.
Однако ни одному юристу в мире, кажется, не приходило в голову отрицать наличие преступного сообщества на том лишь основании, что участники его не были равны, а один имел власть над другими.
По меньшей мере странно отрицать наличие заговора в настоящем случае на основании того бесспорного факта, что в руках главаря – Гитлера была сосредоточена огромная личная власть. Равным образом, наличие заговора не исключает, а предполагает определенное распределение ролей между участниками преступной группы в достижении общей преступной цели (один координирует всю преступную деятельность, второй ведает вопросами идеологической подготовки, третий готовит армию, четвертый организует работу военной промышленности, пятый ведет дипломатическую подготовку и т. д.). Поэтому фашистский заговор не перестает быть заговором, но и является заговором особо опасным, ибо в руках заговорщиков находятся государственный аппарат и огромные людские и материальные ресурсы.
В руках международных преступников, в руках Геринга, Кейтеля и других подсудимых огромные армии людей становятся орудием тягчайших преступлений.
Вот почему те специфические черты, которые отличают заговорщиков фашистской Германии от любой иной банды, не меняя правовой природы заговора, лишь придают ему особо опасный характер.
На этом я заканчиваю краткий анализ юридических аргументов защиты, на которых подробно останавливались мои уважаемые коллеги.
Как вы видели, господа судьи, аргументы защиты оказались несостоятельными и неспособными поколебать обвинение.
(Далее рассматривается виновность отдельных подсудимых).
Геринг
Подсудимый Геринг являлся в гитлеровской Германии вторым после фюрера лицом, его первым преемником. Он взял себе огромные полномочия и захватил самые ответственные должности. Он – председатель совета министров по обороне Германской империи, диктатор по руководству германской экономикой, генеральный уполномоченный по четырехлетнему плану и главнокомандующий военно-воздушными силами. Главное – эту обширную область он использовал и все силы посвятил организации и осуществлению тех преступлений, которые указаны в Обвинительном заключении.
Как мы уже знаем, сущность этого заговора состояла в том, чтобы покорить Европу, а затем добиться мирового господства гитлеровской Германии, не останавливаясь ни перед какими средствами, как бы они ни были преступны и бесчеловечны. Чтобы достичь этой цели, надо было расчистить путь, надо было, как говорил Гитлер еще в феврале 1933 г. на совещании с виднейшими германскими промышленниками, уничтожить парламентскую систему.
Этим и занялся Геринг. Он энергично принялся за уничтожение политических противников фашизма, для чего производил массовые аресты членов неугодных нацизму политических партий. Он организовал концентрационные лагеря, куда без суда направлял людей, не согласных с фашистами. Он создал гестапо, в котором с самого начала его создания установился кровавый террористический режим. Он требовал от всех должностных лиц лагерей и гестапо не останавливаться ни перед чем – дикие расправы над людьми, изувечение их и убийства под его руководством стали основным методом работы.
Ему, Герингу, принадлежат слова: «Каждая пуля, вылетевшая из дула пистолета полицейского, есть моя пуля; если кто-то называет это убийством, значит это я убил». (Из книги Геринга «Восстановление нации», написанной им в 1934 г.)
Подсудимый Геринг
Так он расчистил дорогу фашизму, так он прокладывал путь к тому, чтобы фашистский заговор мог беспрепятственно развиваться и реализовываться.
Геринг был неистощимым в искоренении всего и всех, что мешало укреплению этого заговора. И Гитлер всячески расхваливал его за это. Так, он заявил в рейхстаге 13 июля 1934 г., что Геринг «…своим железным кулаком сокрушил атаку на национал-социалистское государство прежде, чем она могла развиться».
Вся эта террористическая деятельность Геринга была рассчитана на то, чтобы расчистить путь для осуществления основной цели фашистского заговора – покорить Европу, а затем добиться мирового господства гитлеровской Германии.
Судебное следствие подтвердило виновность Геринга в планировании и подготовке всех агрессивных войн гитлеровской Германии. Суду были представлены многочисленные документы, говорящие об активной роли Геринга в развертывании агрессивных войн. Напомню заявление Геринга в 1935 г. на собрании офицеров военно-воздушных сил. Там он заявил, что «намеревается создать военновоздушные силы, которые будут брошены на врага как удар возмездия. Еще до начала поражения враг должен чувствовать, что он пропал». И это намерение, как мы знаем, он осуществлял, подготовляясь к войне изо дня в день.
На совещании руководителей германской авиационной промышленности 8 июля 1938 г. Геринг дал понять, что война близка и что, если Германия выиграет эту войну, она будет величайшей державой в мире, господствующей на мировом рынке, и она станет богатой страной. «Надо рисковать, чтобы добиться этой цели», – это лозунг, который бросил тогда Геринг.
14 октября 1938 г., незадолго до предъявления требований Польше, Геринг заявил, что «приступил к проведению в жизнь гигантской программы, в сравнении с которой меркнет все, что было до сих пор».
«В кратчайшее время военно-воздушные силы должны быть увеличены в пять раз; военно-морской флот должен более быстрыми темпами вооружаться; армия должна получать более мощное вооружение… особенно тяжелую артиллерию и тяжелые танки. Наравне с этим должно быть увеличено производство военных материалов и горючего».
С полной несомненностью установлено активное участие Геринга в подготовке агрессии против СССР.
В отчете о совещании от 29 апреля 1941 г. по вопросу о структуре экономического штаба «Ольденбург», в отчете о совещании у генерала Томаса от 28 февраля 1941 г., а также в показаниях самого Геринга в судебном заседании 21 марта 1946 г. Трибунал найдет доказательства того, что Геринг уже с ноября 1940 г. активно участвовал в разработке плана нападения на СССР.
Это Геринг совместно с Розенбергом, Кейтелем и Борманом на совещании у Гитлера 16 июля 1941 г. конкретизировал планы расчленения Советского Союза, порабощения народов и разграбления богатств СССР. Это при его участии тогда планировалось «сравнять Ленинград с землей с тем, чтобы затем отдать его финнам». Это он выдвинул палача Коха в качестве рейхскомиссара Украины, как «личность с очень большой инициативой и хорошей подготовкой».
Так что с несомненностью можно считать доказанным, что Геринг виновен в планировании и подготовке агрессивных войн гитлеровской Германией, и за это он должен нести ответственность.
Мои коллеги уже останавливали внимание Суда на преступном отношении к военнопленным.
Я позволяю себе только напомнить Трибуналу показание свидетеля Мориса Лампа в вечернем заседании 25 января 1946 г. о казнях советских, английских, французских и других офицеров в концлагере Маутхаузен, о лагерях уничтожения Освенцим и Майданек, о предъявленных Суду нотах Народного комиссара иностранных дел СССР от 25 ноября 1941 г. и 27 апреля 1942 г., о чудовищных издевательствах германских военных властей в отношении советских военнопленных, об издевательствах, за которые большая доля ответственности ложится на Геринга. Я напомню также о показаниях свидетеля Гальдера 31 октября 1945 г., в которых свидетель сообщил о совещании у Гитлера по вопросу о неприменении положений Гаагской конвенции при обращении с русскими военнопленными и о директиве из ставки Гитлера от 12 мая 1941 г. об обращении с захваченными в плен русскими командирами и политработниками.
Все эти с неоспоримостью установленные на Суде факты злодеяний не нуждаются в дополнительном освещении, так как защита не привела в своих речах каких-либо опровергающих эти доказательства доводов.
В «Двенадцати заповедях поведения немцев на Востоке» от 1 июня 1941 г.
(шестая заповедь) сказано:
«Вы должны уяснить себе, что вы на целое столетие являетесь представителями Великой Германии и знаменосцами национал-социалистской революции в новой Европе. Поэтому вы должны с сознанием своего достоинства проводить самые жестокие и самые беспощадные мероприятия, которых требует от вас государство».
С именем Геринга связано начало организованного подавления и истребления еврейского населения. Именно он подписал человеконенавистнические нюрнбергские законы, декреты о лишении евреев собственности, о наложении штрафа на евреев в один миллиард и другие, эта деятельность вполне соответствует всему каннибальскому миросозерцанию Геринга.
На Суде он отрицал, что являлся сторонником расовой теории, между тем в 1935 г. Геринг произнес в рейхстаге речь в защиту нюрнбергских расовых провокаторов. Тогда он громогласно заявил: «Бог создал расы, он не хотел равенства, и поэтому мы энергично отвергаем всякую попытку извратить концепцию чистоты расы…»
Многочисленные документы, предъявленные обвинением Трибуналу, изобличают преступные действия Геринга в отношении других наций.
Читать бесплатно другие книги:
