Черный орден Роллинс Джеймс

Пейнтер взял в руки фотографию.

Семейство рыцарей Короля-солнца.

Время, отведенное на поиски, стремительно истекало. Оставалось единственное место, где мог оказаться второй Колокол, – владения Вааленбергов.

– В аэропорту Йоханнесбурга вас встретит британский оперативник. Люди из управления МИ-пять многие годы наблюдали за Вааленбергами, отслеживали подозрительные трансакции, но так и не пробили невидимую стену секретности, окружающую семейку.

Ничего удивительного, подумал Пейнтер, если учесть, что Вааленберги владеют едва ли не всей страной.

– Британцы окажут вам поддержку, – закончил Логан. – Через три часа после того, как вы приземлитесь, я, возможно, получу дополнительную информацию.

– Очень хорошо. – Пейнтер смотрел на снимок. – А как там Грей и Монк?

– Как сквозь землю провалились. Нашли только их автомобиль, припаркованный в аэропорту Франкфурта.

Интересный поворот событий. Да, Франкфурт действительно крупнейший узел пересечения авиационных маршрутов, но в распоряжении Грея находился правительственный самолет, скорость которого выше, чем у коммерческого лайнера.

– И что, от них вообще нет известий?

– Так точно, сэр. Мы прослушиваем все каналы.

Потирая виски, боль в которых не одолел даже кодеин, Пейнтер сосредоточился на мерном жужжании двигателей самолета, стремительно преодолевающего милю за милей в темных небесах. Что с Греем? Возможных вариантов немного: агент лег на дно, взят в плен или убит. Где же он на самом деле?

– Обыщите все, что можно.

– Мы этим занимаемся. Надеюсь, ко времени вашего приземления в Йоханнесбурге у меня появятся новости.

– Вы когда-нибудь спите, Логан?

– Тут на углу кофейня «Старбакс», сэр. Вернее, они на каждом углу, – насмешливо ответил усталый голос. – А вы-то как, сэр?

Пейнтер хорошо выспался, пока в Катманду проводили необходимую подготовку к операции, а в Непале тушили пожар – и в буквальном смысле, и в дипломатическом.

– Держусь, Логан. Поводов для волнений нет.

Пейнтер отключил телефон и рассеянно потер бледную ногтевую лунку на безымянном пальце. Сегодня зудели уже все ногти на руках и на ногах. Логан уговаривал босса вернуться в Вашингтон, пройти обследование в военном госпитале, но Пейнтер заверил его, что еще не достиг переломной стадии заболевания. Поражение на квантовом уровне. Ни один из известных методов лечения не поможет. Чтобы замедлить развитие квантовой болезни, им нужен второй действующий Колокол. Если верить Анне, дозированное воздействие радиации Колокола в контролируемых условиях способно подарить им не дни, а годы жизни.

А может, и полное исцеление, с надеждой заключила Анна.

Однако сначала нужно найти второй Колокол и узнать о нем как можно больше.

Пейнтер вздрогнул, услышав знакомый голос:

– Мне кажется, нам нужно поговорить с Анной.

Лиза словно читала его мысли.

Пейнтер думал, что Лиза спит в задней части отсека. Девушка приняла душ, надела брюки цвета хаки и кремовую блузку. Она приблизилась к Пейнтеру, изучая его бесстрастным взглядом врача.

– Выглядите ужасно…

– Вы очень любезны.

Пейнтер встал и потянулся.

Самолет накренился, и стало темнее. Лиза схватила Пейнтера за локоть. Мир снова стал светлым. Ах да, самолет не виноват, просто голова кружится все чаще.

– Обещайте мне, что перед приземлением еще поспите, – настойчиво потребовала Лиза.

– Если будет время… Уффф!

Лиза сжала его руку, словно клещами.

– Ладно, обещаю, – сдался Пейнтер.

Железная хватка ослабла. Лиза кивнула на Анну: та перебирала кипу документов о грузах, отправленных в имение Вааленбергов. Немка настойчиво искала улики, доказывающие, что клан располагал всеми необходимыми средствами для работы с действующим Колоколом.

– Я хочу узнать больше о том, как функционирует Колокол, – пояснила Лиза. – Понять фундаментальные теоретические основы его воздействия на живой организм. Если болезнь вызывает повреждения на квантовом уровне, нужно знать, как и отчего. Анна с Гюнтером – единственные выжившие обитатели Гранитшлосса. Хотя вряд ли Гюнтера посвящали в теоретические тонкости действия Колокола.

Пейнтер кивнул.

– Гюнтер скорее сторожевой пес, чем ученый.

В подтверждение его слов с кушетки донесся могучий храп гиганта.

– Все знания о Колоколе хранит одна лишь Анна. Если ее разум начнет сдавать…

«Можно потерять все», – последние слова Лиза не стала договаривать.

– Необходимо подстраховаться и получить важную информацию, прежде чем станет поздно.

Лиза и Пейнтер встретились взглядами. Она не скрывала мыслей, они легко читались на ее лице. Он помнил, как девушка поднималась на борт самолета в Катманду. Измотанная, на грани нервного срыва, она не сомневалась в том, как должна поступить.

Ее волновали не память и разум Анны.

Опасность грозила Пейнтеру.

Лиза прошла с ним весь путь с самого начала. Одна она понимала, что происходит, и следила за процессом как врач. И только ей не грозило неизбежное слабоумие. В замке женщины подолгу разговаривали наедине. К тому же Лиза изучила научные записи Анны. Кто знает, какой незначительный на первый взгляд факт определит, что ожидает больных: исцеление или мучительная смерть?

Лиза убрала руку с локтя Пейнтера, вложила пальцы в его ладонь и, тихонько пожав, кивнула в сторону Анны.

– Пойдем поболтаем с ней.

– Для того чтобы разобраться, как работает Колокол, – начала Анна, – нужно понять квантовую теорию.

Лиза внимательно смотрела на немку. Зрачки сужены от слишком большой дозы кодеина, пальцы дрожат. Анна крепко, как за спасительный якорь, держалась за очки для чтения.

Друзья по несчастью сидели в задней части самолета: Гюнтер по-прежнему спал в носовом отсеке.

– Боюсь, у нас маловато времени, чтобы сделать из Лизы доктора наук, – напомнил Пейнтер.

– Natьrlich. Важно понять всего три принципа. – Анна на секунду оставила в покое очки и назидательно воздела палец. – Первое: если материю расщепить на субатомном уровне, до корпускул – электронов, протонов и нейтронов, то действие классических законов Вселенной претерпит изменения. Макс Планк открыл, что электроны, протоны и нейтроны могут вести себя и как частица, и как волна. На первый взгляд положение абсурдное и противоречивое. Частицы имеют определенные орбиты вращения, а волны – более рассеянные, лишенные каких-либо точных координат.

– Они действительно ведут себя и как частицы, и как волны? – спросила Лиза.

– Потенциально они способны быть либо частицей, либо волной, – поправила ее Анна. – Это приводит нас к следующему пункту – принципу неопределенности Гейзенберга.

Лиза читала о нем в лаборатории Анны.

– Гейзенберг утверждает, что ничто не является постоянным, если подвергается наблюдению, – припоминала она. – Только как это связано с электронами, протонами и нейтронами?

– Лучшей иллюстрацией принципа Гейзенберга является кошка Шрёдингера, – объявила Анна. – Поместите кошку в закрытый ящик с устройством, которое может в любой момент отравить животное. Кошка либо жива, либо мертва. Все подчинено случайности. В этой ситуации Гейзенберг говорит нам, что при закрытом ящике кошка потенциально и жива, и мертва. Только открыв ящик, можно с точностью узнать о состоянии зверька – он либо жив, либо мертв.

– Похоже на философскую задачку, – заметила Лиза.

– Возможно, в том случае, если говорить о кошке. Однако на субатомном уровне постулат доказан.

– Доказан? Каким образом?

До сего момента Пейнтер позволял Лизе направлять беседу. Девушка догадалась, что он отлично владеет теорией, но хочет, чтобы и она получила необходимые сведения.

– Простейшим способом двойных смотровых щелей, – объяснила Анна. – И тут мы приходим к третьему пункту.

Она взяла два листка бумаги, проделала в одном из них две прорези и положила поверх другого.

– То, что я собираюсь вам рассказать, может показаться странным и противоречащим здравому смыслу… Предположим, этот лист бумаги – бетонная стена, а прорези – два окна. Если вы возьмете ружье и станете стрелять по обоим окнам, то на задней стене получите определенную картину распределения пуль, вот такую.

Анна взяла второй листок и изобразила на нем рисунок из точек.

– Назовем ее картиной дифракции А. Так пули, или корпускулы, проникают через прорези.

– Допустим, – кивнула Лиза.

– Далее. Вместо пуль возьмем большой прожектор и направим его на стену так, чтобы свет проникал через прорези. Поскольку свет распространяется как волна, мы получим на второй стене иную картину.

Она начертила новую картинку.

– Такая картина получается оттого, что, проходя через правое и левое окна, световые волны интерферируют, накладываясь друг на друга. Назовем это изображение интерференционной картиной Б, вызванной световыми волнами.

– Понятно.

На самом деле Лиза даже не догадывалась, к чему клонит Анна.

– А теперь, – сказала Анна, подняв две картинки, – возьмем электронную пушку и выстрелим единым потоком электронов по двойным прорезям. Какую картину мы получим?

– Поскольку вы стреляете электронами как пулями, мне кажется, что получится картина дифракции А, – сказала Лиза, ткнув в первый листок.

– А на самом деле в лабораторных условиях мы получаем вторую – интерференционную картину Б.

Лиза призадумалась.

– Значит, электронами можно стрелять из пушки не как пулями, а как светом прожектора, который распространяется в виде волн и образует картину Б?

– Верно.

– Значит, электроны двигаются как волны.

– Да. Но только если никто не является свидетелем прохождения электронов через прорези.

– Не понимаю.

– В другом эксперименте ученые поместили в одну из прорезей маленький датчик. Он издавал писк, когда улавливал прохождение электрона через прорезь. Какую картину получили с применением этого устройства?

– Картина не изменилась.

– Для обычного мира ваши слова были бы верны. Однако в мире субатомном все иначе. Как только устройство было включено, возникла дифракционная картина А.

– То есть простой факт измерения изменил картину происходящего?

– В точности так, как предрекал Гейзенберг. Результат может показаться невероятным, и тем не менее. Проверено бесчисленное количество раз. Электрон существует одновременно как частица и как волна до тех пор, пока что-либо не измеряет его. Сам факт измерения электрона заставляет его переходить из одной ипостаси в другую.

Лиза тщетно пыталась представить себе мир элементарных частиц, где все существует в постоянном корпускулярно-волновом состоянии.

– Если элементарные частицы образуют атомы, – сказала она, – а атомы образуют привычный нам мир, который мы познаем… Где же тогда грань между призрачным миром квантовой механики и нашим, вещественным миром?

– Повторяю: единственный способ повлиять на потенциал – измерить его. Измерительным инструментом может служить элементарная частица, столкнувшаяся с другой частицей, например фотон света. Окружающая среда постоянно и непрерывно измеряет субатомный мир, изменяя его потенциал. В качестве примера посмотрите на свои руки. На квантовом уровне элементарные частицы образуют атомы, существующие по квантовым законам, однако в мире миллиардов атомов они образуют ваши ногти. Атомы сталкиваются, взаимодействуют, то есть измеряют друг друга, направляя потенциал к фиксированной реальности.

– Ну, допустим…

Наверное, Анна уловила пессимизм в голосе Лизы.

– Знаю, все это звучит весьма странно, но я всего лишь поверхностно коснулась причудливого мира квантовой теории. Я оставила в стороне такие концепции, как квантовая нелокальность и множественность вселенных.

Пейнтер кивнул.

– И без того картина довольно непривычная.

– Все, что вам нужно понять, содержится в трех положениях. – Анна начала загибать пальцы. – Элементарные частицы существуют в состоянии квантового потенциала. Для того чтобы изменить потенциал, необходим инструмент измерения. Такие измерения постоянно осуществляет окружающая среда, формирующая видимую реальность.

Лиза подняла руку, как ученица.

– А как все это связано с Колоколом? В библиотеке вы упомянули квантовую эволюцию.

– Совершенно верно, – кивнула Анна. – Что такое ДНК? Не что иное, как белковая машина, производящая все основные строительные кирпичики клеток белковых тел.

– А если говорить простым языком?

– Скажем еще проще: не является ли ДНК генетическим кодом, заключенным в химические связи? И что разрывает эти связи, включая и выключая гены?

Лиза вспомнила основы химии.

– Движение электронов и протонов.

– А каким законам подчиняются эти элементарные частицы – классической физики или квантовой?

– Квантовой.

– А если протон может находиться в двух местах – в положении А или Б, включая или выключая ген, то в каком месте его можно обнаружить?

Лиза зажмурилась.

– Если он обладает потенциалом находиться в обоих местах, значит, он и находится в обоих местах. И ген может быть одновременно и включенным и выключенным. Пока его ничто не измерит.

– А что его измеряет?

– Окружающая среда.

– А что является окружающей средой для гена?

Лиза широко раскрыла глаза.

– Сама молекула ДНК.

Анна с улыбкой кивнула.

– На фундаментальном уровне живые клетки сами по себе действуют как квантовые устройства измерения. Постоянное измерение на клеточном уровне и есть истинный двигатель эволюции. Оно объясняет, почему мутации не носят случайного характера и почему скорость эволюционного процесса больше, чем если бы она определялась случайным характером мутаций.

– Подождите, – перебила ее Лиза. – Повторите еще раз с начала.

– Вот вам пример. Помните бактерии, которые не могли усваивать лактозу? Они голодали, не имея других источников пищи, кроме лактозы, и мутировали с невообразимой скоростью. В результате бактерии выработали фермент, способный эту лактозу расщеплять. Вопреки всем случайностям. – Анна вопросительно изогнула бровь. – Вы можете объяснить этот факт теперь, применив три квантовых принципа? Особенно если я подскажу вам, что для благоприятной мутации требуется всего лишь перемещение единственного протона из одного положения в другое.

Лиза отважилась на объяснение:

– Если протон может находиться в обоих местоположениях, то квантовая теория говорит о том, что он там и находится. Значит, ген одновременно мутировал и не мутировал, сохраняя потенциал и того и другого состояния.

– Продолжайте, – кивнула Анна.

– Тогда клетка, действуя как квантовый измерительный инструмент, заставит ДНК занять определенное положение, то есть мутировать или не мутировать. А поскольку клетка живет и подвергается влиянию окружающей среды, она вопреки случайности склоняет чашу весов к полезной мутации.

– Сейчас этот процесс ученые называют адаптивной мутацией. Окружающая среда влияет на ДНК, и происходит мутация, направленная на пользу клетке. Процессом движут механизмы квантового мира.

Лиза начинала понимать, к чему приведет такой подход. В их беседах в замке Анна уже упоминала о понятии «разумное творение». Она даже ответила на вопрос, кто стоит за творящим разумом, коротким словом: «Мы».

Теперь Лиза поняла: эволюцию направляют наши собственные клетки. Они отвечают на воздействие окружающей среды и изменяют потенциал ДНК, заставляя его наиболее успешно приспосабливаться к среде. А затем дарвиновский естественный отбор своим вмешательством закрепляет полезные модификации.

– Еще важнее то, – в охрипшем голосе Анны звучала усталость, – что квантовые механизмы объясняют, как зародилась первая искра жизни. Помните, мы говорили о возможности образования реплицирующего белка в первобытном бульоне? В квантовом мире случайность выведена за пределы уравнения. Первый способный к репликации белок образовался потому, что он был островком порядка среди хаоса. Его способность к измерению и изменению квантового потенциала вытеснила случайность простого сталкивания атомов в первичном бульоне. Жизнь зародилась потому, что она стала лучшим квантовым измерительным инструментом.

– И Бог тут ни при чем? – повторила Лиза вопрос, который уже задавала ей совсем недавно.

Анна приложила дрожащие пальцы ко лбу. Веки ее подергивались, она страдальчески смотрела в иллюминатор. Голос звучал слабо, еле слышно:

– Я этого не говорила… Вы смотрите на картину не под тем углом.

Лиза промолчала. Она понимала, что Анна слишком измотана, чтобы продолжать объяснения; им всем не мешало бы выспаться. Однако один вопрос нельзя было оставить без ответа.

– А что же Колокол? Как он действует?

Анна опустила руку и посмотрела сначала на Пейнтера, потом на Лизу.

– Колокол – это абсолютный квантовый инструмент.

Затаив дыхание, Лиза вдумывалась в ее слова.

Кроме усталости в глазах Анны засветилось выражение, не поддающееся словесному описанию. В нем смешались гордость и поклонение, и вместе с тем – беспредельный страх.

– Поле Колокола, если удается его получить, обладает способностью совершенствовать не только молекулу ДНК, но даже самое человечество.

– А что же случилось с нами – с вами и со мной? – спросил Пейнтер, которого не тронул пыл Анны. – Разве можно считать наше состояние усовершенствованием?

Огонь в глазах Анны погас, сменившись усталостью и обреченностью.

– Колокол обладает не только способностью совершенствовать; под действием квантовых волн происходит и обратный процесс.

– Обратный процесс?

Анна отвела взгляд в сторону.

– Заболевание, поразившее наши клетки, не простое повреждение. Его причина – деволюция, то есть вырождение, вернее, регресс.

Пейнтер молча взирал на Анну.

Ее голос упал до шепота:

– Наши тела возвращаются к состоянию первобытного бульона, из которого некогда вышло все живое.

5 часов 05 минут

Южная Африка

Его разбудили крики обезьян.

«Откуда здесь обезьяны?»

Неожиданное открытие потрясло Грея и вырвало из полубеспамятства. Совершенно проснувшись, он резко сел на кровати. Он был жив и находился в камере.

Грей вспомнил Вевельсбургский музей, поток газа и свой обман.

«Я сжег Библию Дарвина, солгав, что в ней заключена тайна, о которой известно только моим товарищам. Я жив, значит, обман удался. Где же остальные: Монк, Фиона и Райан?»

Грей окинул взглядом тесную камеру: койка, туалет, душевой стояк. Дверь из досок толщиной в дюйм вела в коридор, освещенный потолочными флуоресцентными светильниками. Кто-то раздел пленника донага, но на стуле, привинченном к полу у изножья кровати, лежала стопка одежды.

Грей отбросил одеяло и встал. Комната покачнулась, однако после нескольких глубоких вдохов координация восстановилась. Было тяжело дышать и немного поташнивало – последствия отравления.

Болело бедро. Грей нащупал гематому величиной с кулак, потом обнаружил несколько засохших следов от уколов, а в сгибе левого локтя – пластырь. След от капельницы? Похоже, кто-то лечил его, спасал жизнь.

Где-то далеко звучали резкие крики и вой. Похоже на диких обезьян. Однако звук не такой, какой бывает в зоопарке. Больше похоже на звуки пробуждающегося девственного леса…

Стоп! Какой еще лес? Грей вдохнул полной грудью: воздух сухой, теплый, напоенный ароматами.

«Я что, оказался в Африке?»

Долго ли он лежал без сознания? Часы с запястья не сняли, можно узнать время. Только вот какой сейчас день?.. Судя по ощущениям, прошло не более суток. Длина отросшей на щеках щетины подтвердила оценку.

Грей шагнул вперед и протянул руку к стопке одежды.

Его движение привлекло чье-то внимание.

Прямо через коридор к двери камеры шагнул Монк. Увидев напарника, живого и невредимого, Грей облегченно вздохнул.

– Слава богу…

– Как дела?

– Слабость. И голова немного кружится.

Монк успел облачиться в такой же белый тренировочный костюм, что лежал на стуле. Грей быстро оделся.

Монк поднял левую руку, продемонстрировав культю с титановыми контактами, обычно соединявшими ее с протезом.

– Сволочи забрали мою чертову руку.

Однако утраченный протез волновал Грея куда меньше, чем другой вопрос.

– А где Фиона и Райан?

– Понятия не имею. Наверное, здесь, в такой же клетке.

Или их убили, добавил про себя Грей.

– Что теперь делать, босс? – спросил Монк.

– Выбирать не приходится. Подождем, когда тюремщики сделают первый шаг. Им нужна информация, которой мы владеем. Может быть, мы выторгуем себе жизнь.

Монк кивнул. Он знал, что в замке Грей блефовал и, кажется, враги клюнули на обман. Наверное, за ними и сейчас наблюдают.

Словно подтверждая его догадку, в конце коридора стукнула дверь. Послышались шаги.

К напарникам подошла группа охранников в черно-зеленом камуфляже, возглавляемая высоким белокурым мужчиной, тем самым пресловутым покупателем с аукциона. Молодой человек выглядел, по обыкновению, щегольски: черные брюки из твида, отутюженная льняная сорочка, светлые кожаные мокасины и белый кашемировый пиджак. Хоть сейчас на вечеринку.

Охранники топали следом за ним, потом разделились на две группы и встали по обе стороны коридора. Грею и Монку пластиковыми ремнями связали за спиной руки и вывели в коридор.

Светловолосый молодой человек не спускал с Грея голубых глаз.

– Доброе утро, – немного театрально произнес он, как будто знал, что за ним наблюдают через камеры слежения. – Мой дед просит вас об аудиенции.

Несмотря на внешнюю учтивость, каждое слово сочилось яростью. В Копенгагене ему помешали совершить убийство, и теперь он дожидался удобного момента, чтобы исправить ситуацию. Интересно, что послужило причиной гнева блондина? Смерть брата – или тот факт, что Грей обвел его вокруг пальца в Вевельсбурге? Так или иначе, за внешностью и манерами денди скрывались злость и ярость.

– Прошу сюда, – пригласил он и прошел вперед.

Грей и Монк босиком шлепали следом. По пути Грей с надеждой заглядывал в камеры по обеим сторонам коридора, но никаких следов присутствия Фионы и Райана не заметил. Живы ли его юные товарищи?

Коридор закончился тремя ступеньками у массивной стальной двери. Незапертый вход охраняли вооруженные люди.

Из стерильной тюрьмы Грей шагнул в зеленый сумрак мира чудес. Высоко вверху деревья, увитые колючими лианами и цветущими орхидеями, сплетали свои кроны. Густая листва скрывала небеса. И все же Грей догадался, что сейчас раннее утро, солнце еще даже не взошло. Кованые фонари в викторианском стиле были расставлены на дорожках, что вели в глубь девственных джунглей. Свистали и чирикали птицы, жужжали насекомые. Дикая обезьянка возвестила о появлении людей звонким стаккато. С дерева вспорхнула испуганная птица с радужным оперением и пропала в ветвях.

– Африка, – пробормотал Монк. – Возможно, экваториальная. Наверняка южнее Сахары.

Грей согласился с напарником и решил, что наступает утро следующего дня. Восемнадцать, а то и двадцать часов потеряны безвозвратно. За это время их могли увезти в любой уголок Африки.

Куда же они попали?

Охранники шли по гравиевой дорожке. В подлеске, всего в нескольких ярдах от процессии, слышалась тяжелая мерная поступь неизвестного крупного зверя, однако вблизи рассмотреть его не удалось. Если они предпримут попытку к бегству, спрятаться в густом лесу будет легко.

Сбежать пленники не успели. Через каких-нибудь пятьдесят ярдов дорожка закончилась, а затем отступили и джунгли.

Лес сменился аккуратно подстриженным и освещенным лампами зеленым парком с фонтанами и журчащими ручьями. Бурлили водопады, длиннорогая антилопа при появлении людей подняла точеную головку, замерла на мгновение, через миг взвилась и пропала в густом лесу.

Чистое небо над головой мерцало многочисленными звездами, но на востоке бледное розовое сияние уже возвещало о том, что наступает утро.

Внимание Грея приковало к себе новое зрелище.

Впереди, в окружении садов, возвышалось шестиэтажное здание из камня. Оно напомнило Грею «Аванее-лодж» в Йосемите[44], но здешний дворец поражал поистине вагнерианскими масштабами. Этакий Версаль посреди девственного леса. Дворец гордо вознес свои башенки и шпили, он развесил балконы и раскинул балюстрады на территории не меньше десяти акров. Слева выступала застекленная пристройка оранжереи, залитая изнутри ярким светом, из-за чего строение блистало в предрассветном сумраке, словно восходящее светило.

Роскошь парка и замка поражала воображение.

По каменной дорожке, что разделяла сад надвое, они подошли к замку. По одному из каменных мостов бесшумно скользила двухметровая змея. Грей не мог определить ее вид, пока та не приподняла голову, расправив капюшон.

Королевская кобра.

Змея оставалась на мосту до тех пор, пока светловолосый мужчина не выломал в подлеске длинную ветку и не отбросил кобру прочь, словно нашкодившего котенка. Кобра зашипела, обнажив клыки, но сочла за лучшее убраться с дороги и соскользнула в темную воду.

Целые и невредимые, путники проследовали дальше. Чем ближе процессия подходила к зданию, тем выше задирал голову Грей.

Он заметил еще одну особенность сооружения. От верхних этажей в разные стороны расходились дорожки, которые терялись в кронах высоких деревьев. Висячие мосты пронизывали дикий лес, позволяя гостям гулять по самым верхним ярусам джунглей. Воздушные дорожки освещали созвездия мерцающих ламп. Не замедляя шагов, Грей повернулся кругом: светильники были повсюду.

– Посмотри вверх, – пробормотал Монк, мотнув головой влево.

По висячему мостику среди полога леса медленно прохаживался охранник с винтовкой на плече. Грей взглянул на Монка: где один охранник, там и другие. В густой листве могла спрятаться целая армия. Надежда на побег постепенно угасала.