Ларец графа Сен-Жермен Александрова Наталья

Текст начинался почти с полуслова, во всяком случае, с полуфразы:

«…он производил на всех удивительное впечатление. Некрасивый – плотный и широкий в кости – он казался всегда удивительно элегантным и одевался с той великолепной изысканной простотой, которая неопровержимо свидетельствует о безупречном вкусе, а пожалуй что, и о высоком происхождении. Любимый цвет его был черный, большинство его камзолов украшали скромные серебряные позументы. Но самой большой его страстью были бриллианты. Удивительные бриллианты, крупные и безупречные, украшали его холеные руки, бриллиантами была выложена его табакерка, бриллианты были нашиты на его камзолы и даже на пряжки его башмаков. Он не только любил эти камни, но и превосходно в них разбирался. Как-то Его Величество пожаловался при нем на дефект одного особенно крупного бриллианта: в этом камне, в самой его глубине, виднелся какой-то черный глазок, некрасивое черное пятно, словно черное зернышко.

– Я слышал, граф, – обратился к нему король, – что вы умеете исправлять бриллианты. Правда ли это?

– Не буду хвастаться, но иногда, Ваше Величество, у меня это выходит!

С этими словами граф взял бриллиант и бросил его в пылающий камин. Все присутствующие ахнули, король был заметно расстроен. Однако граф, выждав некоторое время, выхватил бриллиант из огня каминными щипцами. Затем он взял его рукой, ничуть не боясь обжечься, потер шелковым платком и посыпал на камень серебристый порошок из своей табакерки. После этого он снова вытер бриллиант платком и протянул его королю. Все присутствующие смогли убедиться, что черное пятно внутри камня исчезло, бриллиант стал безупречен.

– Браво, граф! – одобрительно проговорил король. – Вы и в самом деле настоящий чародей!

– Что вы, Ваше Величество, – отвечал граф с низким поклоном. – Я всего лишь ваш скромный слуга, много путешествовавший по миру. В бытность мою в Египте я напросился в ученики к одному тамошнему мудрецу, сохранившему крупицы познаний, известных жрецам древности, и он научил меня некоторым полезным вещам. Вы удивитесь, Ваше Величество, как много тайн хранят мудрецы Востока!

Присутствовавшая при сем разговоре мадам Помпадур необычайно заинтересовалась и спросила:

– Правда ли, граф, что вы умеете возвращать молодость?

На что он учтиво ответил:

– Вас, мадам, это ничуть не должно интересовать: вечная юность и красота дарованы вам самой природой!

– О, если бы это было так! – печально вздохнула его собеседница. – Увы, все мы подвержены неумолимому влиянию времени! Так скажите мне правду, любезный граф, есть ли способ вернуть молодость, и известен ли он вам?

– Увы, мадам, такого способа нет, – ответил граф с печальным вздохом. – Вернуть молодость нельзя…

Мадам Помпадур помрачнела, но граф довершил свою фразу:

– Вернуть молодость нельзя, но можно замедлить ход времени и задержать неизбежную старость.

После этих слов мадам Помпадур отвела его в сторону, и они еще долго о чем-то разговаривали, но суть их разговора мне неизвестна.

Не раз заходил разговор о его происхождении. Сам граф всякий раз отвечал на подобные вопросы по-разному. Один раз, в присутствии прусского короля Фридриха II, он сказал, что ведет свой род от младшего сына некоего короля, царствовавшего в восьмом веке.

– Однако преследовавший меня неумолимый рок и неисчислимые несчастья, с самого рождения обрушившиеся на меня и моих близких, принуждают меня хранить молчание как о моей Отчизне, так и о моем подлинном имени.

От ландграфа Гессенского мне довелось слышать другую историю о его происхождении. Ландграф говорил, будто ему доподлинно известно, что граф был отпрыском трансильванского принца Ракоши от его брака с принцессой Винфридской. Судьба его родителей сложилась трагически, и графа совсем маленьким ребенком взял на воспитание последний из великого рода Медичи, великий герцог Тосканский Джованни Гасто. Бездетный герцог души не чаял в этом ребенке, почти никогда с ним не расставался и постарался дать ему самое лучшее воспитание. Когда ребенок достаточно подрос, для усовершенствования его образования он был отправлен в долгое путешествие по разным землям, включая самые удивительные страны Востока, где, по всей видимости, и приобрел он свои обширные знания.

На Востоке он прожил много лет, между прочим, достоверно известно, что более десяти лет он провел в Персии при дворе Надир-шаха, где пользовался большим влиянием…»

– Ага! – проговорил Кукушкин, на мгновение оторвавшись от книги. – Пожалуй, теперь я знаю, о ком идет речь. Если сопоставить неопределенные разговоры о высоком происхождении, обучение тайным искусствам Востока и влияние при персидском дворе во времена Надир-шаха – это однозначно граф Сен-Жермен, знаменитый авантюрист восемнадцатого века!

Радуясь своей догадке, Иван Иванович продолжил чтение.

«Приходилось мне слышать и другие истории о происхождении графа. Так, одна высокородная особа, имени которой я не могу назвать по известным причинам, заверяла меня, что, по самым надежным сведениям, граф является внебрачным сыном португальского короля. Впрочем, сам граф это отрицал.

Кроме того, барон фон Раухич как-то говорил мне, что из самых достоверных источников знает, что граф является наследником и продолжателем знаменитого ордена храмовников, или тамплиеров, уничтоженного в четырнадцатом веке по приказу короля Филиппа Красивого. Однако барон никогда не казался мне правдивым человеком, и эти слова вряд ли можно считать истиной. Не думаю, что до наших дней сохранился кто-то из членов того таинственного ордена.

Во всяком случае, граф, несомненно, был человеком удивительно одаренным и в самой высокой степени образованным. Он в совершенстве знал все европейские языки и многие восточные, в том числе персидский, арабский и арамейский. Иногда он рассказывал такие вещи, которые приводили слушателей в глубокое изумление. Так, один раз в салоне графини де Жанлис он начал рассказывать о Франциске I, скончавшемся более чем двести лет назад, с такими удивительными подробностями, какие могли быть известны только современнику и очевидцу. В какой-то момент, увлекшись рассказом, он проговорил: «И тогда я сказал королю…», но тут же опомнился, понял, что произнес лишнее, и ловко перевел разговор на другую тему.

Также от людей, входивших в самый близкий графу кружок, мне доводилось слышать, что в минуты особенно доверительные он рассказывал о том, что был знаком не только с Франциском I, но даже с египетской царицей Клеопатрой.

Я никогда не поверил бы в такое, если бы волей судеб не оказался свидетелем совершенно удивительного события.

Ранней весной 1781 года я путешествовал по Германии и оказался в герцогстве Шлезвиг. Ужасная непогода застала меня в мрачной и уединенной местности, неподалеку от старинного замка.

Я постучался в ворота этого замка. Через некоторое время мне открыл старый слуга и спросил, что мне угодно. Я отвечал, что непогода и наступление ночи застали меня в этом унылом месте, и попросил о гостеприимстве.

Слуга был заметно раздосадован, как будто мое появление нарушало какие-то его планы, но не посмел выгнать меня под дождь и проводил к своему господину.

Каково же было мое удивление, когда я узнал графа, с которым неоднократно встречался как в парижских салонах, так и при дворе многих владетельных особ.

Внешний вид графа меня удивил.

Он, который столько говорил о возможности успешно противостоять неумолимому времени и сохранять если не молодость, то бодрую и деятельную зрелость, выглядел сейчас дряхлым стариком. Лицо его было изрезано глубокими морщинами, руки дрожали, глаза слезились от света, он сгорбился и говорил старческим надтреснутым голосом.

Узнав меня, граф обрадовался, хотя в его лице и голосе сквозило какое-то странное смущение, которое я отнес к тому, что он стесняется своей старости и немощи.

Я попросил его гостеприимства, на что граф немедленно ответил, что его замок в полном моем распоряжении.

– Только об одном я прошу вас, мой друг, – проговорил он с тем же непонятным смущением. – Ночью не покидайте свою комнату. Дело в том, что по ночам в этом замке небезопасно…

– Небезопасно? – спросил я, заинтригованный его словами. – Что вы имеете в виду?

– Привидения! – прошептал он, пристально взглянув на меня. – В этом замке обитают привидения!

Видимо, он заметил недоверие в моем взгляде, поскольку посчитал необходимым пояснить свои слова:

– Это призрак прежнего владельца замка и его жены. Они были злодейски убиты лет пятьдесят назад разбойниками и теперь по ночам бродят по замку, взывая к отмщению! И горе тому, кто встретит их ночью!

Я решил, что на старости лет граф выжил из ума, и горячо заверил его, что не имею привычки расхаживать по ночам.

Тем временем слуга (тот самый, который встретил меня на пороге замка) сообщил нам, что обед подан.

Мы прошли в просторную столовую, где был накрыт стол на две персоны. Ужин оказался довольно скромным, хотя вино – отменным. Впрочем, после долгого путешествия по безлюдной местности я был благодарен графу за эту трапезу. За едой нам прислуживал все тот же молчаливый человек, и у меня сложилось впечатление, что в замке вообще нет других слуг.

После ужина граф извинился и, сказав, что устал, отправился в свои покои. Меня же все тот же немногословный слуга проводил в отведенную мне комнату.

Комната эта была большой, но очень холодной.

Я кое-как согрелся под одеялом и уже начал засыпать, как вдруг услышал странные звуки, доносящиеся из дальнего конца замка, – то ли негромкое пение, то ли жалобные стенания.

Я вспомнил рассказ графа о привидениях и подумал, что в них, возможно, есть доля правды.

Попробовал заснуть – но теперь сон не шел ко мне, непонятные звуки не утихали, вызывая мое любопытство.

Наконец я не выдержал, поднялся и, накинув теплый плащ, выбрался в коридор.

Отсюда звуки стали гораздо слышнее. Они напоминали жалобные мольбы и доносились из старинной часовни, расположенной в северном крыле замка.

Движимый любопытством, я направился к часовне.

В нескольких шагах от нее я все же остановился, вспомнив слова графа и подумав, что мое ночное путешествие и впрямь может быть небезопасным.

Пройдя через темный покой, залитый льющимся в стрельчатые окна лунным светом, я увидел впереди неплотно прикрытую дверь, сквозь которую пробивался другой свет – живой, неровный, колеблющийся вроде того, какой дают факелы или масляные светильники.

И оттуда же, из-за приоткрытой двери, явственно доносились те странные звуки, которые разбудили меня. Впрочем, теперь они были куда громче, и я мог расслышать, что это – не что иное, как исполняемое на два голоса старинное церковное песнопение вроде григорианского хорала.

Стараясь не шуметь, я подошел к двери, приоткрыл ее и проскользнул в часовню.

Я оказался не в самой часовне, а на галерее, опоясывающей ее поверху, то есть на хорах. Отсюда мне хорошо было видно все помещение.

Оно было ярко освещено множеством свечей в массивных серебряных канделябрах, а также несколькими масляными светильниками. В центре часовни, перед алтарем, находилось переносное возвышение вроде того, на каком при отпевании умершего ставят гроб. И гроб действительно стоял на этом возвышении, но, к моему удивлению, он был пуст. Рядом с этим пустым гробом на том же возвышении стоял еще один предмет – нечто вроде серебряного ларца, своей формой напоминающего готический собор.

– Вот оно как! – проговорил Кукушкин, на мгновение оторвавшись от книги. – Очень интересно!..

…По обе стороны от возвышения с гробом стояли два человека в длинных плащах с капюшонами, целиком скрывающими их лица. Эти-то двое и исполняли то удивительное песнопение, которое я услышал в своей комнате, тот хорал, который привел меня в часовню. Хорал был мне незнаком, но пели его по латыни, а поскольку я хорошо знаю этот язык, я вслушался в слова.

Я часто слушал хоралы, однако прежде мне не приходилось слышать ничего подобного.

Молящиеся обращались к высшей силе с просьбой о вечной жизни, причем не о бессмертии души, как подобает правоверным христианам, а о телесном бессмертии.

В удивлении я следил за происходящим, на всякий случай спрятавшись за ограждением галереи.

Внезапно пение оборвалось, один из участников ночного ритуала отбросил капюшон – и я узнал в нем старого графа. Казалось, с того момента, как мы с ним расстались, граф еще больше постарел. Морщины на его лице сделались глубже, движения стали неуверенными, как будто доживал на этом свете последние дни.

Нетвердой походкой граф подошел к возвышению с гробом и остановился перед ним, как будто чего-то ожидая. Вдруг раздался тяжелый, раскатистый звук. Я вздрогнул от неожиданности, но тут же понял, что это начали бить часы, расположенные в башне над часовней. Они пробили полночь и затихли. Прежде чем эхо их умолкло, граф протянул руки к серебряному ларцу. Он коснулся его передней стенки, то есть той части, где находились врата собора, и что-то сделал с этими вратами.

В то же мгновение раздалась печальная гармоничная мелодия, словно внутри ларца кто-то весьма умело заиграл на клавикордах, и ларец пришел в движение.

Сначала в его передней стенке открылось небольшое окно. С того места, где я прятался, мне трудно было разглядеть мелкие детали, однако мне показалось, что из этого окна вышли маленькие фигурки и, проследовав по кругу, снова скрылись. Я вспомнил, что такие же фигуры, только гораздо большего размера, проходят в определенное время в часах некоторых соборов.

Едва хоровод фигурок скрылся в окошке, доносящаяся из ларца музыка резко оборвалась, и кровля собора – точнее, крышка ларца – раскрылась на две стороны, как крылья собирающейся взлететь птицы, открыв внутренность ларца или собора.

Мне не было видно, что там находится, однако я хорошо разглядел, как старый граф достал из ларца замшевый мешочек, развязал его завязки и, вытряхнув на ладонь некий серебристый порошок, посыпал им свои волосы и одежду. Внутренность часовни при этом наполнилась каким-то странным, резким и экзотическим ароматом. От этого аромата даже у меня, хотя я находился довольно далеко, закружилась голова, и перед глазами поплыли сверкающие искры.

Осыпав себя серебристым порошком, граф бережно положил мешочек обратно в ларец и захлопнул крышку, приведя ларец в первоначальное состояние.

То, что последовало за этим, показалось мне особенно странным и даже кощунственным.

Граф поднялся на возвышение, взошел на него и улегся в пустой гроб, сложив руки на груди, как складывают их умершим. После этого второй участник странной церемонии взял в руку факел, подошел к гробу и громким, сильным голосом провозгласил:

– Как купина неопалимая горела, не сгорая, так пусть горит и бренное тело человеческое, дошедшее до пределов жизни земной! Как птица Феникс, сгорая в живом огне, возрождается из пепла, так пусть возродится в новом, молодом теле бессмертная душа! Даруй же новую жизнь через смерть в пламени!

С этими словами он поднес пылающий факел к гробу, и тот мгновенно вспыхнул багровым пламенем.

Я невольно ахнул, увидев, как в этом пламени тает и обугливается еще живая плоть старого графа. В то же мгновение голова моя закружилась сильнее прежнего, и, то ли от ужаса перед происходящим, то ли от странного экзотического аромата, заполнившего часовню, я потерял сознание.

Не знаю, сколько времени пребывал я без чувств, однако все когда-нибудь кончается, и я пришел в себя от стука в дверь.

Я открыл глаза и огляделся, пытаясь понять, где нахожусь.

Впрочем, это было нетрудно: я находился в той самой комнате, куда накануне проводил меня слуга графа, в собственной постели. Уже наступило утро, и утро это было ясным, в окна моей комнаты струился золотистый солнечный свет, и лилось пение птиц.

Внезапно я вспомнил ночную церемонию в замковой часовне, серебристый, странно пахнущий порошок, языки пламени, охватившие гроб с еще живым графом, – и ужас овладевший мной.

В дверь моей комнаты снова постучали, и голос графского слуги громко произнес:

– Милостивый государь, господин граф просит вас пожаловать к завтраку! Стол будет накрыт через час в том же покое, где вчера вы с графом изволили ужинать!

Так, значит, граф жив…

Я едва не воскликнул, что своими глазами видел, как он погиб в пламени, но вовремя прикусил язык и промолчал, хотя, надо сказать, совершенно растерялся.

Но тут же я нашел всему происходящему достоверное объяснение – должно быть, ночное приключение мне только померещилось, точнее – приснилось. Вероятно, я заснул в своей постели, а все дальнейшее было лишь сонным видением. Иначе как можно объяснить, что, потеряв сознание на хорах замковой часовни, я снова оказался в постели?

Как бы то ни было, через час нужно было явиться к завтраку.

Я привел себя в порядок, оделся и к названному времени вошел в столовую. Граф уже сидел за столом, и при виде его я окончательно уверился, что ночная церемония мне только приснилась. Подойдя ближе, я поздоровался с графом… но тут прежнее удивление охватило меня.

Граф за эту ночь удивительно помолодел. Морщины на его лице разгладились, волосы потемнели, старческая дряхлость исчезла без следа. Он не стал юношей, но превратился в того же бодрого и энергичного мужчину сорока – сорока пяти лет, которого мне доводилось встречать в парижских салонах и при королевских дворах Европы. Однако то было много, много лет назад…

– Мой друг, хорошо ли вы выспались? – осведомился граф с обычной своей учтивостью.

– Да, благодарю вас… – ответил я растерянно.

Граф взглянул на меня с чуть заметной усмешкой и проговорил:

– У вас нездоровый цвет лица. Должно быть, здешний воздух вам не полезен…»

На этом месте книга обрывалась, дальнейшие страницы отсутствовали.

Иван Иванович закрыл книгу и задумался.

Анна свернула на стоянку перед домом и вышла из машины. Навалилась такая усталость, что она едва переставляла ноги. Ну и денек сегодня! Ушла с работы пораньше, чтобы успеть в библиотеку, потом убегала от того типа, «таксиста», убийцы, потом была у Лимона, потом завезла книгу Кукушкину, и вот сейчас двенадцатый час ночи, а она только добралась до дома.

Домой! Закрыться на все замки, съесть что-нибудь легкое, даже в ванне поваляться – и то нет сил! И спать, спать, спать… Не забыть будильник поставить, не то она проспит все на свете.

Тут Анна вспомнила, что дома нет никакой еды. Ну, разумеется, ей некогда было заехать в супермаркет. Ну ладно, сейчас уже поздно об этом думать, как-нибудь обойдется.

Оглянувшись по сторонам, Анна зашагала к подъезду. Было довольно светло и тепло – середина мая, вон черемуха расцветает…

И вот, когда она потянулась в карман за ключом, сбоку вынырнула темная фигура и устремилась к ней. Будь это в другом месте, Анна среагировала бы быстрее, но сейчас у подъезда она почти успокоилась, да еще усталость навалилась.

– Аня! – Человек схватил ее за руку… и оказался бывшим мужем Вадимом.

– Фу, напугал как! – выдохнула женщина.

Внезапно накатила такая слабость, что пришлось прислониться к стене, потому что ноги не держали.

– Извини, Аня, прости, пожалуйста, – сбивчиво бормотал Вадим, – я ждал тебя…

– Зачем? – с досадой перебила его Анна. – Что ты все время ходишь? Чего ты хочешь от меня?

– Мне нужно с тобой поговорить…

Анне хотелось затопать ногами и заорать, чтобы пошел немедленно вон, и вообще чтобы все оставили ее в покое и дали отдохнуть хотя бы до утра. Но топать ногами не было сил, да что там, она и руки-то поднять не могла. Что касается криков, то подъехал сосед со второго этажа, что ставил машину прямо возле подъезда, и теперь он вышел, покосившись на Анну, – мол, что еще за хмырь тут возле подъезда ошивается, может шугануть его?

Анна мгновенно разозлилась – нарочно Вадим ее компрометирует, что ли? Какое впечатление они производят на окружающих? Жмутся у подъезда как пятиклассники, стыдобища какая!

Анна отлепилась от стены и, раздраженно бросив Вадиму сквозь зубы: «Пойдем уж!» – зашла в подъезд. Хорошо, что сосед на свой второй этаж поднялся пешком по лестнице, не хватало еще с ним в лифте переглядываться!

Пока ехали до ее этажа, Анна немного успокоилась, но злость ее на бывшего мужа не прошла.

Вот что он к ней таскается, что он у нее потерял? Ах да, кольцо… Анна прислушалась к себе и поняла, что ей совершенно не жалко больше кольца, пускай забирает его и отдает своей девке. Она все равно не станет его носить. В конце концов, кольцо и правда принадлежало его семье много лет, Анна теперь ему посторонний человек, так что не ее забота, как его сохранить.

Но уступать так просто она не намерена. Нужно хорошенько подумать, как выйти из этой истории с выгодой для себя. Точнее, не для себя, а для фирмы, ей-то самой от Вадима ничего не нужно.

Вадим же со своей стороны молчал, нервно покусывая губы, собираясь с силами.

Нынешний вечер тоже выдался для него не из легких. Когда он услышал гнусный издевающийся голос в трубке, его будто обухом по голове шарахнули. Он сам удивился, как быстро пришел в себя, очевидно, был готов к чему-то такому.

Потом пришел страх за Дашу. Ее похитили из-за него! То есть не из-за него, а из-за Анны. Она влезла в какую-то криминальную историю, связалась с темными личностями.

В панике Вадиму не пришла в голову здравая мысль, что раньше его жена никогда не имела дело ни с какими темными личностями, скорей Дарья могла в этих своих ночных клубах и подозрительных компаниях познакомиться с кем-то подобным.

Так или иначе, перед ним поставили определенную задачу – достать какую-то серебряную штуку. Что это за вещь, он понятия не имеет, ну да небось не проглядит. И тогда нужно будет подумать, как обменять эту штуку на Дашу, а то как бы не обманули бандиты.

Став, однако, от страха необычайно проницательным, Вадим понял, что бандиты решились обратиться к нему только потому, что так просто добиться от Анны им ничего не удалось. Не такая женщина его бывшая жена, чтобы с ней было легко справиться. Уж он-то знает. Так что если сейчас он пойдет к ней и попросит отдать ему эту самую серебряную вещь, то его вполне могут и с лестницы спустить.

Отношения у них с бывшей в последнее время очень испортились из-за материнского кольца. Он, конечно, сам виноват, нечего было раньше времени болтать о нем Даше. Но она буквально извела его требованиями денег и подарков.

Разумеется, лучше всего было бы рассказать все Анне честно и без утайки. Как он делал всегда, всю жизнь. Вот именно, он никогда раньше ее не обманывал, и она всегда ему доверяла, это уж точно. Никогда они друг друга не подводили, никогда, даже по мелочи, не утаивали друг от друга ничего. Нечего было скрывать.

Внезапно Вадим сильно, до боли, до зубовного скрежета пожалел о том времени. Как хорошо им жилось тогда с Анной! Как спокойно! Были, конечно, временные трудности, но они их преодолевали вместе, плечом к плечу. В Анне он всегда был уверен. Не обманет, не предаст, не подставит, не втравит в криминал, не ввяжется за его спиной в сомнительную авантюру. Если на то пошло, за ней в смысле работы он был как за каменной стеной.

Чем он был недоволен? Не ценил своего счастья.

От этой мысли Вадим вздрогнул.

Что это на него нашло? Для чего вспоминать о том, что было давно и никогда не вернется? Тем более в такой момент, когда Дашу, быть может, уже пытают…

– Что с тобой? – спросила Анна. – Что ты трясешься? Ты пьян?

– Да нет, просто расстроен.

Он отвернулся, чтобы она ничего больше не прочитала по его лицу. Если он расскажет сейчас все честно, она только позлорадствует, вон как зыркнула. И ни за что не отдаст ему эту чертову серебряную штуковину, если узнает, что это нужно для спасения Дарьи. Господи, вот положение!

Вадим решил схитрить. Поговорить с бывшей женой поласковее, чаю выпить и между делом выяснить насчет этой вещицы, как сказал этот противный голос… серебряная, похожа на средневековый собор в миниатюре.

Лифт наконец доехал до нужного этажа, они вышли и зашли в квартиру. Если бы Вадим так не нервничал, он бы наверняка заметил, как его бывшая жена напряглась, открывая дверь, и еле заметно перевела дух, когда замки оказались целы.

Видя, как он аккуратно повесил куртку на вешалку и нашарил ногой тапочки, Анна усмехнулась. Взгляд ее упал на часы – без двадцати двенадцать.

С чего это он притащился к ней ночью, когда ему полагается почивать в кроватке со своей невестой? Хотя… ах, вот в чем дело!

Анна поглядела на него повнимательнее, заметила, какой он бледный, как растрепаны волосы и рубашка несвежая, как блестят его глаза горячечным светом, и все поняла. Разумеется, он поругался со своей девкой и не нашел ничего лучше, чем явиться к ней на ночь глядя за утешением! Совсем он рехнулся, что ли? Нашел куда идти!

Анна представила, как хватает бывшего мужа за воротник рубашки, тащит в прихожую и выбрасывает за дверь да еще и придает ему ускорение пинком под зад. И он катится по лестнице до самого первого этажа и врезается головой в железную входную дверь. Шуму будет! И не получится у нее схватить его за шкирку, как котенка, – вон какой здоровый! Хотя сейчас выглядит не блестяще.

Анна немного успокоилась.

– Что у тебя случилось? – спросила она, проходя на кухню.

– Ни-ничего… – ответил он, старательно отводя глаза.

Так, врать он совсем не умеет, она за столько лет хорошо его изучила.

Анна обуздала следующий порыв выставить его вон и решила все же послушать.

– Но зачем-то ты явился ко мне на ночь глядя?

– Может быть, чаю попьем? – Он поднял наконец глаза, в них была тоска.

– У меня ничего нет, – холодно ответила она.

– Это ничего, я вот купил… – он бросился в прихожую и принес пакет, там было какое-то печенье и сыр, видно, что зашел в первый попавшийся круглосуточный магазин.

Анна ощутила, что ужасно хочет есть, и согласилась.

Чай они пили молча, Анна умела держать паузу. Раз наводящими вопросами из него ничего не выудишь, посмотрим, что он сам скажет. Конечно, она устала и хочет спать, но постоянное участие в переговорах научило ее терпению и выдержке.

Когда молчание стало уже неприличным, Вадим вздохнул и выдавил из себя:

– Я хотел… насчет кольца… Ты можешь оставить его себе, мы… я не буду претендовать…

– Вот как? – Анна подняла брови. – И для этого нужно было тащиться ко мне среди ночи?

Он промолчал.

– Что еще? – не выдержала Анна. – С чего это ты делаешь мне такой царский подарок? Твоя… она призналась тебе насчет Дубоноса?

– Какого Дубоноса? – Он вылупил глаза.

– Не беспокойся, я не стану ни на кого заявлять, мне общения с полицией уже хватило, – Анна говорила тихо, но это спокойствие давалось ей с трудом.

– Какая полиция, о чем ты? – Он непритворно испугался, даже вскочил с места.

– Да успокойся ты! – Анна повысила голос. – Сказала же, что не буду ничего делать!

В волнении Вадим плохо соображал и подумал, что ей известно о похищении Даши.

– Не смей никуда звонить! – закричал он. – Я все сделаю!

– Что ты сделаешь? – удивилась Анна. – Мне, в общем-то, совершенно ничего от тебя не нужно. Хочу тебе напомнить – это ты приперся и не даешь мне спать!

– Кто такой Дубонос? – угрюмо поинтересовался Вадим.

– Спроси у своей невесты, – в том же тоне ответила Анна.

Как бы ни был расстроен Вадим, он понял, что терпение ее на пределе и что сейчас его выгонят из этой квартиры и никогда больше ни под каким предлогом не впустят.

Ему непременно нужно было квартиру обыскать, эта серебряная штука – не кольцо, ее так просто не спрячешь. А уж потом он отберет ее силой или… или расскажет Анне все как есть, даст понять, что смерть Даши будет на ее совести. Не сволочь же она последняя, чтобы так просто человека на смерть послать!

Внезапно в глазах потемнело, сильно заломило в висках, и он откинулся на спинку стула.

– Что-то мне нехорошо… – проговорил он, – голова… дай воды… пожалуйста…

Анна взглянула с недоверием, но подала ему стакан. Голову отпустило, но Вадим делал вид, что ему по-прежнему плохо.

– Можно я полежу в гостиной на диване? – спросил он слабым, прерывающимся голосом.

В глазах Анны промелькнуло раздражение, но она сдержалась – видно, выглядел он, и правда, не блестяще.

– Сам дойдешь? – отрывисто спросила она.

– Да, конечно! – Он встал и очень натурально пошатнулся.

Она принесла ему подушку и плед. Плед был тот самый, из шерсти ламы, Вадим укрывался им раньше, когда болел. И пахло от него домом, той старой их удобной квартирой, где все вещи были привычно знакомы, где уютно светила зеленая лампа над столом, где у него был свой кабинет, и можно было работать ночами, и никто не шипел в спину и не дергал по пустякам.

Ему захотелось укрыться пледом и заснуть на этом диване, ни о чем не думая, спрятавшись от всех неприятностей.

Но он тут же вспомнил гнусный голос, звонивший ему по телефону, и то, что Дашу держат где-то в темном подвале и издеваются над ней, пока он тут прохлаждается.

– Тебе, кажется, лучше? – Анна очень верно угадала перемену в его настроении.

– Скоро пройдет… – простонал он.

– Слушай, я пока душ приму, ладно? – проговорила она, ей вовсе не улыбалось сидеть над ним с озабоченным выражением, пускай над ним его девка квохчет.

Едва из ванной послышался шум воды, Вадим вскочил и в одних носках побежал по квартире. Гостиная была полупуста, не было в ней никаких посторонних вещей. Кухню он успел рассмотреть, большая вещь вряд ли поместится в навесных шкафчиках. В спальне? Да нет же, нужно искать в кладовке.

На цыпочках, оглядываясь на дверь ванной, он пробежал прихожую и юркнул в кладовку. Так и есть – вот она, сине-белая картонная коробка с надписью «Почта». Он схватил коробку и обмер, потому что она оказалась неожиданно легкой. Но прежде чем он открыл ее, его настиг злой голос Анны:

– Ах, вот, оказывается, зачем ты пришел?

Она стояла в дверях, полностью одетая, видно, и не собиралась принимать душ. Глаза ее метали молнии.

– Скотина! – выдохнула она. – Сколько тебе заплатили? За сколько ты продался?

– Но послушай! – Коробка, естественно, оказалась пуста, и он совсем упал духом. – Я должен тебе сказать…

– Пошел вон из моего дома! – заорала Анна. – Иначе я за себя не ручаюсь!

Она взмахнула попавшейся под руку шваброй, он бросил коробку и успел закрыться руками.

– Мерзавец, какой же ты мерзавец! – Она ловко пнула его под коленку, не дала упасть и выпихнула из кладовки.

– Но подожди, Аня, это очень важно!

Хлоп! – ему попало по голове палкой от швабры, так что искры посыпались из глаз, и он на мгновение ослеп. А когда прозрел, то увидел, что находится в прихожей, и входная дверь открыта.

– Век бы тебя не видеть! – выдохнула Анна, побоявшись все же кричать, чтобы не тревожить соседей.

И вытолкнула из квартиры, удержавшись все же, чтобы не дать пинка под зад. Затем выбросили ему вслед куртку и ботинки и заперла дверь на все замки.

На следующее утро Анна проснулась позже обычного. Видимо, сказался ночной визит Вадима. Нет, ну какой мерзавец ее бывший муженек! Связался с криминальными личностями, пошел у них на поводу, собирался обокрасть ее, Анну! Усыпил ее бдительность, чаек, видите ли, с ней пил! И как не догадался ей в чай чего-то подмешать! Трус и подлец!

В результате она приехала на работу с часовым опозданием.

– Было много звонков, – с порога сообщила ей секретарша, – Филимонов звонил, и из торгово-промышленной палаты, из финансового комитета, и еще какой-то Кукушкин…

– Филимонова можно было на Вадима Андреевича переключить, – машинально проговорила Анна.

– А Вадима Андреевича нету, – доложила секретарша, старательно притушив блеск в глазах.

– Вот как… – пробормотала Анна.

Значит, Вадим после вчерашнего трудного разговора тоже проспал. Или решил вообще не приходить…

Тут телефон снова зазвонил.

– Это опять Кукушкин! – вполголоса сообщила секретарша. – Будете разговаривать?

Анна прошла в свой кабинет и сняла трубку.

– Что-то случилось, Иван Иванович?

– Я прочел нечто очень важное в той книге, которую вы мне принесли, – проговорил Кукушкин торжественным тоном. – Вы не могли бы ко мне приехать?

– Вообще-то я на работе, – вздохнула Анна. – А так сказать вы не можете?

– Как говорится, это не телефонный разговор. Вы же знаете, что у нас есть… так сказать, конкуренты… они вполне могут прослушивать ваш телефон…

«А что, в конце концов? – подумала Анна. – Вадим почему-то может не явиться на работу, а я должна все принимать на себя?»

– Ладно, Иван Иванович, – проговорила она решительно. – Я приеду минут через сорок.

Выйдя в приемную, она сказала секретарше: