«Гремя огнем». Танковый взвод из будущего Полищук Вадим

ПРОЛОГ

Рота противника спешно окапывалась в каменистой земле, устраивая свои позиции поперек прохода. Капитан Кондратьев опустил бинокль, стараясь не подставить линзы под капли дождя. Нет, здесь тоже не пройти, не хватило каких-нибудь двух-трех часов! Придется все имущество, с таким трудом доставленное по единственной железной дороге, сжечь вместе с повозками, а людей с лошадьми уводить в горы, авось удастся проскочить к своим. Приказ об эвакуации дивизионных складов был отдан еще четвертого марта, но долго ходил по канцеляриям и до командиров корпусов дошел только девятого. В результате обозы смешались с отступающей пехотой, что сильно затрудняло движение, а пути отхода были перехвачены начавшим преследование противником.

Война была проиграна, это понимали все, от главнокомандующего до последнего солдата. К войне, как всегда, оказались не готовы, солдаты не понимали цели этой войны, офицеры показали слабую тактическую подготовку, а командование было слишком громоздким и безынициативным. Не хватало всего: орудий, пулеметов, шанцевого инструмента, колючей проволоки… Долго можно перечислять.

Окончивший Николаевскую академию Генерального штаба по второму разряду в 1904 году, штабс-капитан Кондратьев был направлен в действующую армию в составе группы выпускников Академии. Сначала состоял при штабе наместника Дальнего Востока, затем при штабе главнокомандующего генерала Куропаткина. В начале 1905 года был прикомандирован к штабу 4-го Сибирского корпуса, чуть позже его произвели в капитаны.

Посланный в Мукден за предметами снабжения для своего корпуса, Кондратьев, неожиданно для себя, оказался во главе обоза 8-го Томского полка, состоящего из полусотни повозок. Как старший по званию, он просто вынужден был принять обозных под свое командование. За ночь к ним прибилось около сотни солдат из разных частей и несколько казаков-забайкальцев. С двумя из них капитан и отправился в разведку в надежде найти путь выхода из окружения.

Часть солдат из-за «уничтожения запасов спиртного» была до сих пор пьяна, из офицеров, кроме самого капитана, в наличии был только один подпоручик Клейнбург — командир полуроты из бригады Ребиндера. Только он и три десятка его солдат сохранили подобие дисциплины, остальные были просто деморализованы. Идти с такими силами на прорыв было чистым безумием. Между тем на позициях японцев наметилось оживление, и Кондратьев поднял к глазам бинокль, пытаясь увидеть его причины.

— Ваше благородие…

Казак, бывший при капитане, второй остался с лошадьми, осторожно подергал Кондратьева за рукав шинели.

— Чего тебе? — Недовольный офицер обернулся к казаку.

— Слышите, Ваше благородие?

Кондратьев прислушался. Со стороны японцев действительно доносился странный грохот, как будто кто-то катил по дороге железную бочку, наполненную булыжниками. Сыпанула винтовочная трескотня, на позициях врага вырос дымный куст, за ним второй, спустя три секунды докатился грохот взрывов, застрочили пулеметы. Похоже, кто-то атаковал противника с тыла, да еще и с применением артиллерии и новомодных пулеметов. Внезапно японцы брызнули со своих позиций, как тараканы от занесенной над ними тапки, а в проходе появилась странная угловатая машина, затем вторая, третья… Послышался жуткий рев, добавивший японцам резвости, но, к их несчастью, машины оказались намного быстрее людей. Капитан хорошо видел, как одна из них, передвигавшихся на странных блестящих лентах, догнала и подмяла под себя двоих бегущих, одного за другим. Кондратьев оторвался от бинокля, стараясь не думать об ужасной смерти, настигшей этих несчастных, а когда вновь поймал одну из машин в поле зрения своей оптики, то с удивлением увидел сидящих на ней людей. Люди эти жались к броне, стараясь укрыться от японских пуль, а машины между тем быстро приближались.

ГЛАВА 1

Проклятый туман! Танки осторожно, буквально со скоростью пешехода, ползли по каменистой горной дороге. Сидевшие на броне десантники закутались в плащ-палатки, стараясь укрыться от всепроникающей сырости. Командир танкового взвода лейтенант Иванов взглянул на светящиеся стрелки часов, подобранных в разбитой витрине часового магазина еще в Вене: до рассвета к Таудятуню выйти не получится. Вообще-то данные авиаразведки должны проверять разведчики, но своего разведбата в корпусе не было. Комкор спустил задачу комбригу, тот командиру батальона, батальонный — ротному, а ротный выделил взвод лейтенанта Иванова и отделение из мотобатальона. Задача — проверить, что там за шевеление у японцев. Разведать и доложить.

Только месяц назад на погоны младшего лейтенанта Сергея Николаевича Иванова упали вторые звезды, и обращение «товарищ лейтенант» со стороны подчиненных перестало напоминать подхалимаж. А почему, собственно говоря, упали? Заслужил! И хоть в бригаде он был всего с февраля, пришел в самом конце Будапештской операции, но уже мог считаться настоящим ветераном — имел право. После Будапешта корпус месяц отдыхал и пополнялся. Тогда и получил младший лейтенант Иванов свой первый танк — пришедшую из ремонта «тридцатьчетверку» с башней-гайкой и первый экипаж.

С ним он прошел бои с танкистами из 6-й танковой армии СС, прорыв к Рабе и обход Вены. После попадания немецкого снаряда выжили только он и заряжающий. Заряжающий отправился в госпиталь, а Иванов получил новую машину, на этот раз с восьмидесятипятимиллиметровой пушкой. Прежний командир неосторожно высунулся из люка, пытаясь оценить обстановку, и получил пулю точно в переносицу. Со вторым экипажем Сергей подбил первого и пока единственного врага — противотанковую самоходку «Хетцер». Через день «тридцатьчетверка» сгорела вместе со стрелком-радистом. Обгоревшего механика-водителя они с заряжающим успели выдернуть из люка, наводчик выбрался сам. Так что в Прагу лейтенант вошел «безлошадным».

Восток уже явственно светлел, туман тоже вроде начал рассеиваться вместе с темнотой. Сначала пятидесятиградусная жара Гоби, потом горы Большого Хингана, а тут, как назло, туман. Сергей попытался вызвать батальон по рации, но тот не ответил — горы мешали прохождению волн.

— Ерофеев, добавь газу!

Механик-водитель не отозвался, но танк, взревев дизелем и скрежетнув коробкой передач, пошел быстрее. Остальные тоже прибавили, но теперь колонна растянулась. Повышение в звании, должности, орден Красной Звезды и медаль «За взятие Вены» догнали его уже здесь, на маньчжурской границе. Корпус получил новенькие, только с завода машины, старые оставили в Австрии. Только его взводу досталась видавшая виды «тридцатьчетверка» с семидесятишестимиллиметровой пушкой, хранившая на броне следы прежних боев. Танк прошел капитальный ремонт, на нем стояли новые дизель, коробка передач, главный и бортовые фрикционы, но сомнения в его надежности у лейтенанта все равно были. Хотя после семисоткилометрового марша по каменистой пустыне и горным дорогам все танки взвода нуждались в выполнении регламентных работ и мелком ремонте. Планировали быстрее выйти к Мукдену и там подремонтироваться, но горы и грязь помешали. Все равно лейтенант мог гордиться собой, людьми и техникой: они испытания горами и пустыней выдержали, хотя передовая группа корпуса сократилась до восьми десятков машин, а некоторые взводы отстали из-за поломок в полном составе.

До Таудятуня оставалось километров пять, и было уже почти светло, но небо продолжало быть затянутым тучами, а потом пошел дождь, такой мерзкий и холодный, как будто на дворе не конец августа, а октябрь. Сергей поднял руку, чтобы стереть капли, норовящие попасть в глаза, когда их обстреляли. Пуля ударила по броне башни, решение пришло мгновенно. Закрывая люк, он скомандовал взводу:

— Вперед!

И переключившись на ТПУ:

— Васюков — осколочный!

На всякий случай Сергей сунул под нос заряжающему растопыренную пятерню. Уловив лязг затвора, указал цель.

— Пехота справа на склоне!

Башня начала вращение вправо и сразу же.

— Короткая!

Гах! Зазвенела выброшенная затвором гильза, в нос шибануло вонью сгоревшего пороха. Не дожидаясь команды, танк начал разгоняться на пологом подъеме. На новой машине командир был лишен возможности управлять механиком-водителем с помощью ног — между ними находился наводчик, благо хорошее ТПУ, не сравнить с прежним, позволяло отдавать команды голосом. Но сержант Ерофеев, начавший воевать еще в Сталинграде, в дополнительной команде не нуждался. Рядом с первым разрывом грохнул второй — кто-то из задних тоже выстрелил из пушки. Скрежетнула повышенная передача, застучал курсовой пулемет, поливая мелькнувшие впереди фигурки противника.

Основные позиции противника оказались за гребнем, похоже, с этой стороны японцы нападения не ожидали, взвод зашел к ним в тыл. Танк проутюжил неглубокие окопы и разбегавшихся японских пехотинцев. На спуске скорость увеличилась. Через щели командирской башенки Сергей видел, что остальные танки взвода благополучно миновали перевал, артиллерии у японцев не было. Не успел он обрадоваться этому факту, как танк дернулся, разворачиваясь на полном ходу, и замер.

— Командир, мы, похоже, разулись!

Сопроводив открытие люка мнением по поводу своевременности поломки, Сергей, высунувшись, оценил расстояние до противника. Полкилометра как минимум успели проскочить. Если снайпера у них нет, то можно работать. Рядом остановился танк младшего лейтенанта Мирошкина. Шацкий свой танк поставил более грамотно — прикрыв от японцев борт командирского танка со слетевшей гусеницей своей «тридцатьчетверкой». Из троих десантников, бывших на броне, осталось двое. С танка Мирошкина десантники снимали своего раненого товарища.

Отыскав взглядом командира отделения десантников, лейтенант окликнул его:

— Сержант! Как там тебя… — Фамилию сержанта Сергей услышал только вчера, да и то один только раз, и сейчас вспомнил ее не сразу. — Вощило! Какие потери?

Отделенный оторвался от раненого и доложил:

— Турсунбаев с танка упал. То ли ранен, то ли убит. Шумейкина, пулеметчика, тяжело, да у меня царапина, можно не считать.

Японцы не смогли, точнее просто не успели, организовать встречу, поэтому так легко отделались. Посмотрев на раненого пулеметчика, лейтенант понял — не жилец. Кровь толчками буквально выплескивалась изо рта при каждом выдохе и тут же стекала вниз, разбавленная холодной дождевой водой. Попытки остановить ее успеха не имели, просто не могли иметь. За время участия в боях Сергей вроде бы привык к постоянным потерям, несмотря на близкий конец войны, бои с эсэсовскими танкистами были ожесточеннейшими. Но сейчас, глядя на умирающего пулеметчика, защемило сердце. Это он — лейтенант Сергей Иванов был его командиром, пусть временным, но не смог, не сумел уберечь. Причем война-то уже закончилась, японцы капитулировали, только не до всех приказ о капитуляции дошел. А может, дошел, но некоторые фанатики-самураи выполнять его не собирались. Так и резали бы себе брюхо, чего других-то губить?

Вспомнив, что он здесь командир, Иванов оставил около раненого двоих, остальным выделил сектора для наблюдения, особенно не нравилась ему ложбинка справа. До нее всего метров сто пятьдесят, если японцы туда доберутся и начнут стрелять, то вполне могут еще кого-нибудь подстрелить. Ремонт гусеницы организовали без него. Обычно гусеницы натягивают всем экипажем. И неважно, командир ты или нет, тянешь вместе со всеми, но сейчас тут был весь взвод и рабочих рук хватало. Проблема вылезла неожиданно.

— Лейтенант, нет у нас ведомого трака!

Очень хотелось обложить Ерофеева от души, едва сдержался. Механик здесь ни при чем, марш был длительный, тяжелый, по грязи и камням, траки лопались часто, причем именно ведомые. Ведущих было в наличии пять штук, а ведомых ни одного не осталось. Пришлось отобрать трак у Шацкого. Тот не хотел отдавать, мотивируя отказ тем, что у него этот последний. Можно, конечно, поставить ведущий с зубцом, но тогда танк будет периодически дергаться, не езда получится, а ерзанье. Вскоре гусеницу накинули, протащили, зазвенели удары кувалды. Но тут Сергея окликнул один из десантников.

— Товарищ лейтенант!

Со стороны ложбинки, пригибаясь, бежали двое. Длинные шинели, дождевые накидки, на японцев не похожи, да и бегут уверенно. У обоих на боку шашки, у одного — винтовка. Достигнув танков, один, тот, что повыше, явно офицер, сделал шаг вперед, вскинул правую руку к скрытой под накидкой фуражке и представился:

— Капитан Кондратьев, офицер для поручений при штабе четвертого корпуса.

Была у «тридцатьчетверки» такая особенность — значительная часть того, что попадало под гусеницы, оказывалась на кормовом щите. После боя танкистам приходилось порой счищать с брони вместе с грязью куски человеческого мяса с обрывками одежды, сизые, скользкие внутренности, смывать кровь. Вот и сейчас на кормовом щите висело то, что осталось от японцев, по которым проехал танк. Кондратьев старался не смотреть в эту сторону.

— Лейтенант Иванов, пятый танковый.

Лейтенант! Ну конечно же, как только сам не догадался — моряки соорудили какие-то сухопутные канонерки и прибыли на помощь армейцам. Отсюда и длиннющие пушки, которым на суше делать нечего. На вращающейся надстройке корпусов, кажется, моряки называют их башнями, Кондратьев увидел неровно нарисованные крупные цифры 5 и 1, а дальше шел более мелкий трехзначный номер, различающийся только последней цифрой. Отличные машины, похоже, японские пули им вовсе нипочем, только прибыли поздновато, да и немного их, иначе слух о такой помощи давно бы разнесся по войскам.

Но предстояло решить еще одну проблему. Как старший по званию, Кондратьев мог бы приказать лейтенанту обеспечить выход обоза к своим позициям, но вряд ли морской лейтенант добровольно подчинится сухопутному капитану без письменного приказа. Скажет, что у него другая задача и свое командование, причем медленно эдак процедит, через губу, как все флотские. Знает, что начальство ни за что не выдаст его на расправу сухопутным. Поэтому капитан решил пустить в ход дипломатию.

— Лейтенант, как вас по имени-отчеству?

— Сергей Николаевич.

— Сергей Николаевич, у меня обоз в полсотни повозок, а солдат всего…

Пуля дзинькнула по броне танка и с визгом ушла в рикошет. За первой прилетела вторая.

— Шацкий!

Дополнить фразу матом лейтенант не успел, Семен среагировал раньше. Гах! Трассер пересек дорогу под острым углом и превратился в огненно-дымный выброс камней и земли. Никто не успел открыть рот, и все оглохли. Гах! Двух снарядов японцам хватило, и дальше геройствовать они не рискнули. Кондратьев потряс указательным пальцем в правом ухе, пытаясь восстановить слух, и продолжил:

— Помогите вывести обоз через этот проклятый проход.

Сергей задумался. Вообще-то у него своя задача, но отказать в просьбе капитану тоже не дело. Решение пришло быстро.

— У меня приказ: разведать обстановку в районе Таудятуня. Тут всего ничего осталось. Посмотрим, что там творится, и вернемся обратно. На обратной дороге и вытащим вас отсюда.

Такое положение дел капитана не устраивало: обоз и так еле тащился, любая задержка могла стать роковой. К счастью, обстановку в указанном месте он знал. По крайней мере, на вчерашний вечер, и вряд ли за ночь она могла измениться радикально.

— В Таудятуне японцы. Силой до пехотного полка, с артиллерией. Предположительно из девятой дивизии генерала Ошима. На месте не стоят, вместе с резервной бригадой движутся в обход Мукдена.

— Вот это да!

Ситуация осложнялась, соваться одним взводом против целого полка с артиллерией, да еще под конец войны, Сергею расхотелось.

— Сведения точные?

— Не сомневайтесь. И эти, — капитан кивнул в сторону недостроенных окопов, — пришли оттуда же.

— Я сейчас.

Лейтенант буквально взлетел на башню своего танка, сунул фишку в разъем и попытался связаться с батальоном. Бесполезно, только шорох да свист помех и на основной частоте, и на запасной. Проклятые горы! Да и рация у «тридцатьчетверки» была своеобразной — иной раз чуть ли не со штабом фронта связь держать можно, а иногда ротный в пяти километрах не слышит. Придется вытаскивать обоз и капитана, а информацию о японцах пусть он же и подтвердит. Самому стать источником непроверенной информации было чревато самыми серьезными последствиями.

— Ладно, где ваш обоз?

Капитан подозвал своего казака:

— Пулей скачи к Клейнбургу, пусть ведет обоз сюда.

— Слушаюсь!

Казак заспешил к укрытым в ложбинке лошадям, а капитан остался. Когда странные машины замерли у сломавшейся, он не торопился выказать свое присутствие. И только когда вместе со звонкими ударами металла по металлу донеслись сопровождающие их слова, Кондратьев окончательно убедился — свои. Сейчас же, наблюдая за ремонтом и людьми, заметил несколько странностей. Лейтенант был слишком молод для такого звания. Его возраст больше подходил для только что выпущенного из корпуса мичмана. Кроме нескольких трехлинейных винтовок, у сопровождавших машины пехотинцев было ружье-пулемет, ничем не походящее на ружье Мадсена, которое капитан уже видел. А у одного и вовсе было какое-то странное оружие с дырчатым кожухом ствола. Судя по круглому диску, примкнутому снизу, оружие автоматическое.

Сергею было не до капитана: быстрее бы закончить ремонт и попытаться предупредить командование о неожиданном обходном маневре японцев. Поэтому он и не обратил внимания на резанувшее поначалу слух старорежимное «Слушаюсь!». Еще бы добавил «Ваше благородие»! Не обратил внимания и на то, что казак, бывший при капитане, носил бороду и желтые лампасы на штанах. И фамилию явно немецкого происхождения тоже пропустил мимо ушей. А тут и раненый пулеметчик перестал дышать, успокоился навсегда.

Минут через десять ремонт уже был закончен, на дороге появились пехотинцы из полуроты подпоручика, а за ними первые повозки.

— Товарищ капитан, танки готовы! Мы сейчас разворачиваемся и идем впереди, а вы — за нами. И подгоните ваших обозников, чтобы сильно не отставали. Артиллерии у японцев нет, но может оказаться какой-нибудь смертник с миной на шесте, нас об этом специально предупреждали.

— Хорошо, — согласился Кондратьев, — действуйте. Я проинструктирую солдат.

— Убитого нашего возьмите на повозку, потом похороним по-человечески.

— Возьмем.

Капитан был очень удивлен необычным обращением лейтенанта (хотя, может, у них на флоте так принято?) и тем, что тот нырнул в свою неприятно воняющую машину, именуемую «танком», не отдав чести старшему по званию. Однако о субординации думать было некогда, те, кто был в черных комбинезонах, уже скрылись внутри машин, захлопнув люки. Взревел, выплюнув с кормы черное, душное облако, первый дизель, второй, третий. Близко подошедшие лошади казаков дернулись в сторону, испуганно заржав.

— Подпоручик!

Заскрежетали по камням гусеницы, пришлось буквально кричать в ухо Клейнбургу:

— Разворачивайте полуроту в цепь и бегом в атаку за этими машинами, они прикроют вас от огня японцев! Я в хвост обоза, надо подогнать отставших.

Подпоручик хотел что-то спросить, но обстановка для беседы была самая неподходящая, да и времени не было.

— Выполняйте!

Клейнбург козырнул и, придерживая шашку, побежал к своим солдатам. Слова команды пришлось дополнять жестами, но люди поняли и, когда танки двинулись вперед, побежали за ними, выставив перед собой тускло поблескивающие штыки. До позиций противника было не более полуверсты, пехотинцы невольно сбивались в кучки за танками, инстинктивно понимая, что лучшей защиты от пуль у них нет.

Подпоручик пытался развернуть их в нормальную цепь, но солдаты снова жались к броне.

Сопротивление японцев оказалось слабее, чем ожидал Сергей. Первая стычка была неожиданной для обеих сторон, но уж к повторной атаке японцы вполне могли подготовиться. Однако из их окопов не прозвучало ни одной пулеметной очереди, напрасно командиры танков и наводчики выискивали среди камней позиции пулеметов. Винтовочную трескотню подавили несколькими выстрелами из пушек и спаренными пулеметами, а когда танки приблизились на пару сотен метров, японцы быстро очистили проход, растворившись в пересеченной местности. Поняли, сволочи, с кем связались!

Кондратьев тем временем приказал положить убитого на одну из повозок и, кликнув казаков, верхом отправился в хвост обозной колонны, где по грязи и под дождем брели потерявшие присутствие духа, а частично и оружие русские солдаты.

Перевалив гребень, танк Иванова остановился, подогнал отставших японцев пулеметной очередью, и те окончательно скрылись с глаз, оставив в недокопанных окопах и около них несколько трупов. Остальные танки тоже притормозили рядом. Открыв люк, Сергей огляделся, убедился, что путь свободен, и выбрался из танка. Первыми подошли пехотинцы из отделения Вощило.

— Сержант, найди своего убитого, здесь его, пожалуй, и похороним.

Сопротивление японцев было слабеньким, да и стреляли они в основном по танкам, тщетно пытаясь остановить бронированные машины. Поэтому солдаты подпоручика Клейнбурга отделались тремя ранеными, один был тяжелый. Вощило вернулся минуты через три.

— Нашли Турсунбаева! Винтовки и вещмешка нет, видимо, японцы успели забрать, а документы на месте.

— Оставь у себя. Вернемся — передашь по команде.

К ним верхом подъехал Кондратьев с несколькими казаками. Спешился.

— Здорово у вас получилась атака, Сергей Николаевич! За считаные минуты разогнали целую роту! Нам бы таких машин побольше, мы бы японцев за месяц в океан скинули!

Удивление шевельнулось в голове Иванова: странный какой-то этот капитан, ну да с ним детей не крестить…

— Товарищ капитан, мы сейчас убитых похороним и к своим двинем, надо предупредить о японцах.

— Жаль, конечно, что вы не с нами, но понимаю — наш обоз у вас на ногах будет гирей висеть. Счастливо оставаться, лейтенант!

Капитан подчеркнуто лихо отдал честь, Сергей задержался буквально на полсекунды. Капитан забрался в седло невысокой казачьей лошадки и тронул поводья. Мимо танков, порыкивающих дизелями на холостом ходу, скрипели колеса конных повозок.

— Малышев, что со связью?

Стрелок-радист командирского танка Юра Малышев — тихий, незаметный юноша, пришедший в бригаду с последним военным пополнением и практически не успевший понюхать пороху, — ответил:

— Нет связи, товарищ лейтенант.

— Так, может, у тебя рация неисправна? Ты проверь.

— Проверял. Исправна рация, с другими машинами связь есть, а с батальоном — нет. Товарищ лейтенант… — радист понизил голос, — товарищ лейтенант, я на всех волнах искал, везде тишина, только помехи. Никогда такого не было!

— Горы кругом, вот и нет связи.

— Ни при чем тут горы: везде тишина, даже морзянки нет, странно все это…

— Не бзди, сказал, прорвемся! Часа через два выйдем к своим — там разберемся, что за чертовщина со связью творится.

Убитых похоронили рядом с дорогой: чуть углубили японский окоп на склоне, торопливо забросали погибших красноармейцев землей, насыпали сверху каменистый холм и положили сверху пилотку с красной звездочкой. Над могилой треснул жидкий залп.

— Плохая им досталась земля, — заметил Ерофеев, — тяжелая.

— По машинам!

Пряча в кобуру ТТ, Сергей вдруг ощутил желание как можно скорее покинуть это место, как будто этот холмик укорял его в гибели подчиненных ему людей. Около командирского танка топтались двое — Ерофеев и Малышев. Люк у них на двоих один. Сначала в танк залазит стрелок-радист, его место справа, у курсового пулемета, потом свое место за рычагами занимает механик-водитель.

— Лезь в танк, — бросил радисту механик.

— Мне с товарищем лейтенантом надо переговорить.

Сержант аж охренел от такой борзости, даже не сразу нашел, что сказать. Зато когда нашел… Но тут появился лейтенант.

— В чем дело? Почему не в танке, команду не слышали?

— Товарищ лейтенант, это белоэмигранты!

— Кто? — не понял Сергей.

— Они. — Радист ткнул пальцем в концевые повозки и заторопился, выкладывая свои аргументы, опасаясь, что командир ему не поверит: — У них цифры на погонах и кокарды не наши, казаки все бородатые, а главное, когда их сержант к офицеру обращался, то «благородием» его называл. Я сам слышал!

Сергей задумался, стараясь вспомнить детали. Цифры на погонах? Может, и были, не обратил внимания, не до того было. Казаки с бородами? И что? В конно-механизированной группе Плиева некоторые казаки тоже носили бороды, но белоэмигрантами от этого не стали. Единственный действительно серьезный аргумент — обращение к офицеру. Но откуда тут белоэмигранты в таком количестве, да еще и воюющие с японцами? Ведь это явно тыловой обоз. Эх, жаль, не увидел под накидкой кокарду и погоны этого капитана, тогда бы все стало на свои места. Но на обращение «товарищ» капитан никак не прореагировал. Может, все-таки свой?

— Ладно, — принял решение лейтенант, — доберемся до батальона — разберемся со всем, и со связью, и с белоэмигрантами этими. Давай в танк.

— Есть!

Недовольный Ерофеев пропустил радиста вперед и полез в люк сам. Сергей взобрался на башню, но спуститься вниз не спешил Что за день-то сегодня такой?! Вроде и не пятница, и не тринадцатое, а только поставили самостоятельную задачу, как все сразу посыпалось: связь, японцы, теперь еще эти беляки проклятые!

Танки обходили обоз по краю дороги. Возницы приняли к правому краю, придерживали лошадей. Лошади, непривычные к грохоту и лязгу проходящих буквально в метре танков, испуганно ржали и рвались в сторону. Сергей присмотрелся к погонам возниц. Действительно, номера на погонах, но не понять какие именно, кокарды на такой скорости не разглядеть. Неужели радист прав? В голове обоза группа всадников во главе с уже знакомым капитаном. Капитан приветственно помахал рукой, Сергей ответил, и танки, швыряясь вывернутой из-под гусениц грязью, проскочили вперед.

Кондратьев проводил удаляющиеся машины взглядом и тяжело вздохнул. Ушли, верст двадцать в час выжимают, а то и больше. Для его же обоза четыре версты в час — предел, а по такой дороге и три едва набираются. Вот бы залезть в люк такой машины, как этот лихой лейтенант, и вперед, в атаку на цепи, нет, на колонны японской пехоты! Огнем и этими… гусеницами. Невольно представилось, как в страхе бегут и падают японцы, как танк подминает под себя вражеские орудия и… Нет, рылом не вышел, пехотного капитана, пусть и «академика», к такой технике никто и не подпустит.

А у лейтенанта Иванова проблемы начались буквально сразу же, как только голова обоза скрылась из виду за складками местности. Идущий вторым танк младшего лейтенанта Мирошкина вдруг начал удаляться. Сергей заметил это не сразу, их танк успел проскочить метров триста, прежде чем, крикнув Ерофееву «Стой!», он скомандовал:

— Сдавай назад!

Танк Шацкого уже стоял рядом.

— Ну что там?

— Похоже, коробка накрылась!

Коробка — это хреново, просто хуже некуда. Быстро ее не сменить, потребуется несколько часов. Да и нет запасной. А разбирать-перебирать опять же время нужно и наверняка запасные части, которых тоже нет. Приехали, называется. Иванов в сердцах плюнул, даже дождь, казавшийся утром таким мерзким, сейчас не вызывал никаких эмоций, не до него было.

— Чеботаев, разберись, установи причину поломки. Ерофеев, Аббасов, помогите ему.

Все три механика-водителя нырнули в моторный отсек. Сергей еще раз приказал проверить связь и, не сдержавшись, наорал на радиста, как будто именно он был причиной всех бед. Малышев, испугавшись гнева начальства, нырнул обратно в люк и сделал вид, что усиленно пытается наладить связь, хотя полная бесплодность попыток уже стала ясна.

— Коробка, — вынес вердикт Ерофеев.

— Починить можно? — поинтересовался Сергей.

Механик отрицательно покачал головой.

— Похоже, выкрошились подшипники ведущего вала, точнее сказать не могу, надо разбирать.

— На буксире утащим?

— По такой дороге? Утащим, конечно, но скорость будет…

Решение Сергей принял мгновенно.

— Семен, давай сюда! Бери свой танк и дуй обратно. Дорогу найдешь?

— Найду, лейтенант.

— Я напишу комбату записку, остальное дополнишь своими словами.

Старший сержант Шацкий кивнул: мол, все понятно, не в первый раз.

— Выпроси у зампотеха ремлетучку с запасной коробкой и возвращайся.

Вряд ли у зампотеха сейчас найдется запасная КПП, слишком много машин пришлось оставить на пути сюда, но это уже не проблема взводного, пусть думает, как выкручиваться.

— Есть, лейтенант.

Дождавшись, пока командир закончит писать, сержант направился к своей машине. Танк объехал замершие на дороге машины, стрельнул из выхлопных труб черной копотью и рванул дальше на север. А лейтенанту предстояло решить еще одну проблему.

— Мирошкин, Вощило, предупредите людей: сейчас мимо нас пройдет обоз, возможно, белоэмигрантский. В разговоры не вступать, люки закрыть, оружие держать наготове, но первыми огня не открывать.

— Товарищ лейтенант, а может…

— Я же сказал, первыми огня не открывать!

Предложение младшего лейтенанта Мирошкина не прошло. А вскоре на дороге появилась уже знакомая группа всадников. Увидев замершие танки, от группы отделились трое. По тяжелой грязной дороге кони рысью шли неохотно, тем не менее через несколько минут капитан Кондратьев и два сопровождавших его казака были рядом с танками.

— Что случилось, господин лейтенант?

— Поломка.

Рука Сергея невольно дернулась к кобуре, но он сдержался и не открыл ее. Капитан этого движения не заметил.

— Я уже послал один танк за помощью, скоро починимся и опять вас перегоним.

— Мы можем чем-нибудь помочь?

— Нет, спасибо. Мы справимся сами.

— Хорошо, на всякий случай я вам оставлю двух казаков для связи.

Сергей хотел отказаться, но подумал, что отказ может вызвать подозрение, да и языки могут пригодиться. По крайней мере, с одной проблемой можно будет разобраться. Отдав приказ сопровождавшим его казакам, Кондратьев козырнул и, повернув лошадь, поскакал обратно. Сергей нырнул в люк.

— Капитан двух казаков оставил для связи, — сообщил он экипажу.

— Что будем делать, командир? — поинтересовался Ерофеев.

— Ничего. Сидим, ждем, пока пройдет обоз, потом будем решать.

Выглянув наружу, лейтенант внимательнее пригляделся к уже спешившимся казакам. Один, постарше, с бородой и усами, на плечах погоны с тремя лычками, второй — совсем еще пацан с едва пробивающимися над верхней губой усиками. Оба невысокие, но, чувствуется, жилистые и, видимо, ловкие ребята. Лампасы желтые, фуражки — зеленые, как у пограничников, но с желтым околышем и царской кокардой. У обоих винтовки и шашки.

Старший уже успел разжиться у кого-то из сидевших на броне пехотинцев табачком и бумагой, сейчас крутил самокрутку, укрываясь от дождя. Сергей вздрогнул, увидев, что казак крутил козью ножку из обрывка «Хабаровской правды», крупный заголовок был различим даже с такого расстояния. То ли он был неграмотный, то ли просто не обратил внимания на содержимое клочка бумаги, но, закончив процесс скручивания, высек огонь и с удовольствием затянулся. Пустив изо рта дым, рассудил:

— А дрянной у вас табачок, не чета нашему.

Лейтенант незаметно показал кулак пехотному сержанту. Вощило сделал зверское лицо и отшил любителя курения:

— Вот и кури свой, а раз дареный не нравится — ступай своей дорогой!

Обиженный казак хотел что-то сказать в ответ, но, покосившись на торчащего из башни танка офицера, отошел молча. Оба казака, старший и молодой, направились к своим лошадям, всем видом показывая, что не очень-то и хотелось связываться со всякими, да начальство приказало. Этого, собственно, Сергей и добивался. Между тем авангард обоза с всадниками во главе опять приблизился к танкам.

— Как вы думаете, через какое время здесь могут появиться японцы? — поинтересовался Сергей у проезжавшего мимо Кондратьева.

— Часа через два-три, — остановив лошадь, ответил капитан. — Скорость у них не больше нашей, так что раньше вряд ли. Успеете?

— Успеем, спасибо, капитан.

— Счастливо оставаться.

Ни хрена не успеем. Шацкому два часа туда, час, как минимум, там, два — обратно. Итого пять, а японцы могут быть здесь через два. Видимо, все-таки придется брать поврежденный танк на буксир. Когда последние повозки обоза скрылись с глаз, Сергей подозвал к себе сержанта:

— Значит, сделаем так…

Сержант Вощило обошел танк и позвал старшего из казаков.

— Слышь, казак, да ты, ты, подь сюда, лейтенант зовет.

Не заподозрив подвоха, казак подошел к Сергею и, вскинув правую руку к козырьку своей фуражки, начал докладывать.

— Ваше благородие, урядник…

Договорить ему не дали, Ерофеев и здоровенный Васюков навалились на него сзади, повалили на землю и начали крутить руки. Не ожидавший нападения казак сопротивлялся, тем не менее, отчаянно. Ухитрился двинуть локтем Васюкову в глаз и уже почти освободился, но тут Сергей приложил его по затылку рукояткой своего ТТ. Казак обмяк и был наконец скручен. С него сняли винтовку и шашку, вывернули карманы. Вскоре Вощило со своими пехотинцами притащил второго. Этот тоже оказал сопротивление и был изрядно помят, но в сознании.

— Нет у него никаких документов, — доложил сержант.

— У нашего тоже пусто.

— Лучше сюда взгляни, командир.

Сергей обернулся к наводчику младшему сержанту Рябову. Тот держал в руках винтовку одного из казаков с открытым затвором. Лейтенант взял оружие из рук наводчика, заглянул в магазин и сильно удивился: вроде обычный трехлинейный патрон, но пуля оживальная, покрытая каким-то серым сплавом. На граненом казеннике винтовки красиво так, с ятями и ерами, значилось: «Императорский тульский оружейный завод 1901». Вот только никак не выглядела эта винтовка сорокалетней. И тут в голове у Сергея будто щелкнуло, картина сложилась полностью. Почти полностью. И японцы, и капитан этот странный с обозом, и казаки с древними винтарями… Только очень странная это была картина.

Лейтенант нагнулся, схватил за грудки младшего из казаков, приподнял и прохрипел, глядя ему прямо в глаза.

— Год? Какой сейчас год?

Казак ожидал чего угодно, только не этого вопроса.

— Девятьсот пятый, — не в силах оторвать глаза от взгляда этого сумасшедшего офицера, прошептал он и шепотом добавил: — от Рождества Христова.

— Месяц?

— М-март.

Сергей отпустил парня, и тот шлепнулся на землю, но лейтенанту было уже не до него.

— Басюков! Принеси книгу, ту, что у меня в сумке лежит.

Книгу эту Иванов выпросил в гарнизонной библиотеке под честное слово, что вернет, как только прочитает. Но батальон неожиданно подняли по тревоге и двинули к границе, а книга о Русско-японской войне 1904–1905 гг. так и осталась лежать в лейтенантской сумке, но он не терял надежды вернуть ее на обратном пути. Схватив книгу, он лихорадочно начал искать нужное место, перелистывая страницы. Вот оно: «Утром 11 марта 3-я и 1-я японские армии сомкнулись у Пухэ, отрезав некоторые части русских войск и обозы, которые не успели пройти, однако основная часть русских армий была уже вне опасности». И схема имеется, а вот и она — стрелка с надписью «9-я дивизия», ведущая к Таудятуню. Что у нас было дальше? Слабое преследование японцев вследствие общей усталости войск, вечером 11-го русские отошли к Телину, 13-го расположились на позициях у реки Чайхэ. Короче, некоторое время еще есть.

— Командир, ты думаешь, что… — Ерофеев тоже прочитал страницу из-за плеча Сергея.

— А есть другой вариант, который все объяснит?

— Нет. Но как?!

— Откуда я знаю? Не падай духом, Иваныч, может, это не мы к ним, а они к нам.

Хотя, если учитывать отсутствие радиосвязи, то скорее все-таки мы к ним, но говорить об этом подчиненным Сергей не стал. Он метнулся к танку и крикнул в лобовой люк:

— Дай связь с Шацким!

Радист что-то забубнил в ларингофоны, потом подождал, еще побубнил и, высунувшись из люка, доложил:

— Товарищ лейтенант, он меня послал. Похоже, у них там бой идет.

Час от часу не легче! Еще и Семен вляпался. Но буквально через две минуты Шацкий сам вышел на связь.

— Здесь японцев как грязи. Не прорваться, — хрипели наушники радиостанции. — Что дальше делать, лейтенант?

— Возвращайся. Как понял? Возвращайся.

— Понял, понял, возвращаюсь.

— Конец связи.