«Гремя огнем». Танковый взвод из будущего Полищук Вадим

Обернувшись, Сергей увидел, что все молча смотрят на него, извечный русский вопрос повис в посеченном каплями холодного дождя воздухе. Надо было занять чем-то людей, отвлечь от возникающих мыслей.

— Семен вернется — будем решать, что делать дальше. А пока делом займитесь. Вощило, организуй охранение.

— Есть!

— И за казаками, — язык не повернулся назвать их пленными, — присмотри.

— Я присмотрю. — Васюков с подбитым глазом поправил на плече свой ППС и злобно зыркнул в направлении пленников.

— Отставить! Пехотинцы сами справятся. А мы — готовим танк к буксировке.

Убедившись, что все заняты, Сергей забрался в танк, включил подсветку и развернул карту. Уходить. Уходить отсюда надо в любом случае, и уходить лучше на север. Вот дорога, ведущая к Телину. До него всего полсотни километров, даже с учетом горной местности часа четыре хода. Но на этой дороге Семен напоролся на японцев. Есть другой путь, по нему и двинулся обоз капитана. Сергей измерил предполагаемый путь курвиметром, получилось что-то около семидесяти километров, на плоской карте, а идти придется по горам. Поэтому кладем все восемьдесят, и скорость с неисправным танком на буксире в среднем будет километров пять в час. Итого шестнадцать часов. Плюс часов шесть на отдых, иначе механики за рычагами просто не выдержат, и устранение мелких неисправностей, которые также неизбежно возникнут. В лучшем случае завтра утром выйдем к своим. Хотя где они сейчас, эти свои?

Пока подогнали машину к сломанной, завели и зацепили тросы, появился танк Шацкого. Еще не остывший от боя Семен скатился с башни:

— Сначала мы с их кавалерией столкнулись!

Судя по кормовому листу, не только столкнулись, но и проехались по ней.

— Думали, казаки, а ближе подъехали — японцы! Леха по ним из пулемета, они — врассыпную. Мы — газу, выскакиваем к железке, а там японцы лагерь ставят!

— Сколько их было? — перебил рассказчика Сергей.

— Много. Полк как минимум, а может, и целая бригада. Ох, как они забегали, когда мы их из пушки гвоздить начали! Но у нас боекомплект не резиновый, а тут еще артиллерия по нам откуда-то бить начала, ну мы и отошли.

— А тебя не удивило, что вместо родного корпуса, движущегося к Мукдену, ты встретил японский лагерь?

— Да поначалу не до того было! Хотя, конечно, странно. Может, наши не успели подойти? Грязь задержала?

— В самом худшем случае должны уже были, и подойти, и пройти. А еще вот на это взгляни.

Сергей протянул сержанту казачью винтовку. Семен взглянул на клеймо, на патрон и поднял на лейтенанта удивленный взгляд:

— И откуда это?

Иванов кивнул на связанных казаков, охраняемых длинным пехотинцем с СВТ.

— А чего вы казачков-то связали?

— Того, что они считают, будто сейчас март девятьсот пятого года, идет Русско-японская война, а в Петербурге на троне сидит Николай кровавый.

— Так, может, они того?

Семен покрутил у виска пальцем.

— Это был бы самый лучший выход для всех, но на сумасшедших они как-то не похожи.

Следующие слова Семена Шацкого наглядно продемонстрировали результат длительного негативного воздействия службы в танковых войсках на неокрепший ум интеллигентного еврейского мальчика из глубинки. В армию он попал осенью тридцать девятого прямиком со студенческой скамьи. Через полгода, проведенных в танковой школе на Дальнем Востоке, бывший студент второго курса получил по треугольнику в петлицу и должность командира танка БТ. На фронт он попал уже старшим сержантом летом сорок четвертого. После того, как в часть пришло известие, что из всей большой семьи Шацких остался он один, начальство вошло в положение и удовлетворило рапорт комсорга батальона.

Словно в качестве компенсации за погибшую семью, судьба провела его от Ясс до Праги без единой царапины. Шесть раз он выбирался из подбитого танка, один раз дрался с венграми врукопашную, пережил бессчетное количество артобстрелов и авианалетов. От предложения поехать в училище отказался, да и вообще с командованием не слишком ладил, проявляя излишнюю самостоятельность и не боясь высказывать собственное мнение, в том числе и о собственном начальстве. Вот и был сослан к самому молодому взводному, остальным просто надоело с ним возиться.

Закончив матерную тираду, Семен задал более осмысленный вопрос:

— Лейтенант, ты в этом уверен? Или, может, мы все бредим?

Остальные танкисты, бросив работу, понемногу собрались вокруг и развесили уши.

— Да ни в чем я не уверен. Мне все эти странности тоже поперек горла встали. Но я здесь командир, — Сергей повысил голос, — и я за всех вас отвечаю! И действовать буду исходя из сложившейся обстановки. Позади у нас японцы, слева, как выяснилось, тоже. На востоке нам делать нечего. Поэтому начинаем марш на север по обходной дороге к Телину. Расстояние — восемьдесят километров, расчетное время — шестнадцать часов. Ерофеев, горючего хватит?

— Если с неисправного танка слить — хватит. С запасом.

— Семен, что с боекомплектом?

— Осколочных — двадцать один, бронебойные и подкалиберные все на месте, к пулеметам израсходовали меньше трех дисков.

Но тут в разговор неожиданно вмешался Ерофеев:

— К белякам приедем.

Механик-водитель Николай Иванович Ерофеев был вдвое старше лейтенанта. А еще он был потомственным пролетарием, чем очень гордился. Воевать начал еще в Сталинграде. Когда немецкие снаряды начали крушить цеха Сталинградского тракторного завода, слесарь-сборщик Ерофеев сел за рычаги, вывел танк из цеха и повел его к передовой. Как он потом шутил, «сам себе сделал танк и поехал на нем воевать». Точнее, танк был из ремонта, и уже на следующий день он был подбит буквально в трех километрах от завода. Слесарь Николай Иваныч выбрался, а те, кто был в башне, — погибли. Он уже хотел было вернуться обратно в цех, но тут из ремонта пришла другая «тридцатьчетверка» без экипажа и Ерофеев окончательно остался механиком-водителем.

Военная судьба его была далеко не гладкой. И второй танк сгорел в Сталинграде, а его механик-водитель попал в госпиталь. До Орла Ерофеев не дошел каких-то десять километров и потом долго лечил обожженные руки. В следующий раз на фронт он попал только летом сорок четвертого, чтобы через две недели опять отправиться в госпиталь. Пятый гвардейский танковый он догнал уже в Будапеште и дошел с ним до Праги. Был сержант невысокого роста, скорее, даже низкого, но поперек себя шире. У любого, кто видел Ерофеева возле водительского люка, возникал вопрос: как он в него пролазит? Да нормально. А когда требовалось покинуть горящую машину, так и совсем легко.

Однако сказанная фраза требовала ответа.

— А ты, Иваныч, предлагаешь здесь японцев дождаться? Или, может, к китайцам податься?

— Нет, но…

— Никаких «но»! Выбора у нас нет, и дойти мы обязаны, нельзя японцам нашу технику оставлять. Тем более если мы действительно в прошлом оказались. К тому же нет здесь сейчас ни белых, ни красных. И еще двенадцать лет не будет.

— Значит, танки царским генералам сдадим, — вмешался Семен, — а сами царю-батюшке служить будем?

— У нас нет другого выхода.

— Да-а, быстро же ты перекрасился! Про присягу забыл? Советская власть тебя вырастила, выкормила, образование дала, а ты за всех решил царю вон какой подарочек преподнести?

— Во-первых, товарищ старший сержант, я не уличная девка, чтобы краситься по десять раз на дню! Во-вторых, растили и кормили меня родители, а советской власти я безмерно благодарен за бесплатную учебу в средней школе и танковом училище. В-третьих, мне кажется, что кто-то здесь устав забыл? Так я могу напомнить!

Рука Сергея легла на кобуру ТТ. Семен тоже было дернулся к оружию, но был перехвачен Ерофеевым.

— С ума посходили, товарищи командиры?! Семен, остынь, лейтенант прав — нет у нас пока другой дороги. Да и неясно еще ничего.

— Хорош базар разводить, — поддержал водителя Рябов, — уходить надо!

— В крайнем случае танки можно сжечь, — сделал предложение Мирошкин.

— Не получится, — отрицательно покачал головой Сергей. — Чтобы сжечь, нужно горючее, а мы его при буксировке спалим.

— Тогда взорвать.

— Как? Твою — еще можно, а в новых «тридцатьчетверках» боезапас почти никогда не детонирует. Да и танк не деревянная изба, даже после взрыва еще много чего интересного останется, умный — поймет.

— Ладно, чего зря базарить — поехали, — подвел итог дискуссии Ерофеев.

— Поехали. Порядок следования: первым — Шацкий…

— Есть.

— За ним мы с танком Мирошкина на буксире. Частоты для связи — прежние. Вопросы?

— Пока нет.

Это «пока» показало, что вопросы у Семена еще будут, а возможно, и не только у него одного. Если взвод действительно провалился в прошлое, то от царского режима ему ничего хорошего ждать не приходилось. А у сержанта Вощило вопрос был.

— С казаками что делать?

— Развязать, оружие вернуть. И приведите их сюда.

Оба казака настороженно зыркали по сторонам, не зная еще, как реагировать на очередную внезапную смену их положения. Оружие им вернули, но Вощило и его десантники держались настороженно, затвор сержантского ППШ был взведен, палец лежал на спуске, а ствол как бы невзначай смотрел на гостей, причем так, чтобы в случае стрельбы не задеть танкистов.

— Извините, казаки, ошибка вышла — не за тех мы вас приняли. Поэтому прошу у вас прощения.

— Да ладно, чего там, ваш бродь, — старший казак потер шишку на затылке, — на войне всяко бывает, мы не в обиде.

— Вот и ладно. Тогда скачите вперед, догоняйте обоз.

Казаки направились к своим низкорослым лошадкам, а Сергей обвел взглядом собравшихся:

— Ну что замерли? По машинам!

Убедившись, что танки к маршу готовы, Сергей дал команду к началу движения. Первым тронулась «тридцатьчетверка» Шацкого, Ерофеев осторожно выбрал слабину буксировочных тросов, поддал газу и сдвинул неисправный танк с места. Скорость набирал плавно, если это понятие как-то применимо к грохочущей и лязгающей гусеницами машине. Но километров семь-восемь в час получалось. Для такой дороги весьма прилично.

— Командир, может, добьем «энзэ»? — раздался в наушниках голос наводчика.

— Ага, а то с ночи не жравши, — поддержал Рябова Басюков, радист промолчал.

— Мне оставьте, — напомнил механик-водитель, занятый управлением танком.

Вообще-то НЗ съедали сразу после выхода на исходную — вдруг танк подобьют и продукты сгорят вместе с ним? А если и сам не успеешь выбраться из танка — то чего добру зря пропадать? В этот раз значительных боев не было и наличие НЗ в танках строго контролировалось начальством. Но раз уж экипаж решил, что пришло время…

— Добивайте.

На ходу это делать неудобно, но кто его знает, когда будет привал.

— А ты? — поинтересовался наводчик.

— Я не буду.

Ему действительно было сейчас не до еды. Двигались медленно, танк Шацкого ушел вперед и скрылся за поворотом. Казаки и те ускакали вперед. С неба по-прежнему сыпались холодные капли, но уже не так часто, как с утра. Сидевшие на броне десантники закутались в плащ-палатки, стараясь укрыться от небесной влаги. Если сейчас март девятьсот пятого, то одеты они явно не по сезону. Подходя к повороту, танк сбросил скорость, довернул влево, вытащил буксируемый танк на поворот, еще раз довернул и поддал газу, устремляясь за ушедшим вперед собратом. На душе у лейтенанта Иванова было муторно: все ли он правильно делает? И есть ли у взвода другой путь?

До ночи прошли большую часть — около пятидесяти километров. Больше никто им на дороге не попался, ни наступающие японцы, ни русские войска, ни местные китайцы. Только следы поспешного отступления русских частей. Пора бы устроить привал, устали механики-водители. И машины.

— Семен, ответь. Семен, прием.

— Слушаю, Шацкий.

Вообще-то положено пользоваться позывными, да чего уж там, никого, кроме них, в эфире все равно нет. Чего зря секретность разводить?

— Как там Аббасов?

— Пока держится, но уже на пределе.

Ерофееву еще тяжелее с другим танком на буксире, да и не мальчик уже. Сменить бы его, но Чеботаеву доверия нет — молод слишком, может не справиться.

— Выбери место, где можно встать до утра.

— Понял, будет что-нибудь подходящее — сообщу. Конец связи.

Сергей переключился на ТПУ:

— Держись, Иваныч, скоро привал.

— Хорошо бы, — откликнулся механик.

Танк Шацкого шел метрах в ста впереди и угадывался только по пламени из выхлопных труб да по тусклому свету фар, плывущему по дороге. Вот он исчез за поворотом, дизель взревел на небольшом подъеме, включилась пониженная передача, и танк потащил за собой неисправного собрата. Поворот оказался довольно крутым. Иваныч доворачивал свой танк на точно выверенный угол, поддергивал «тридцатьчетверку» Мирошкина чуть вперед, опять доворачивал и опять поддергивал. Так в несколько приемов и прошли коварный изгиб дороги.

За поворотом Сергей вновь увидел отсвет фар переднего танка, тот стоял метрах в трехстах, точнее в темноте было не определить. Поначалу лейтенант решил, что Семен просто их ждет, но расстояние сокращалось, а танк с места не двигался. В душу закрались нехорошие предчувствия, но действительность оказалась еще хуже. С пятидесяти метров стали видны стоящие возле танка солдаты. Длинные шинели, длинные винтовки со штыками. Спрыгнув с брони, Сергей поправил кобуру ТТ и решительно направился к собравшимся.

— В чем дело?

Навстречу шагнул высокий солдат в папахе с многодневной щетиной на лице, на погонах по три лычки — сержант, точнее, по-местному, унтер-офицер.

— Простите, Ваше благородие, не хотели мы, ей-богу, не хотели. Думали, япошки желтомордые, а тут такое…

Не дослушав, Сергей бросился к танку. Пуля попала Семену в лоб, и умер он мгновенно. Подбежали десантники, Васюков, Мирошкин. Тело Шацкого осторожно, стараясь не зацепить за края люка, вытащили из танка и опустили у гусеницы. Высокий унтер первым стянул с головы свою папаху, подав пример другим, размашисто перекрестился.

— Упокой, Господи, душу раба твоего…

Нелепо. Выжить в такой бойне, практически дойти до победы над Японией и погибнуть от русской пули за пятнадцать лет до своего рождения! И солдат этих винить нельзя, когда со стороны противника на тебя, гремя железом, ползет невиданное чудище, а в руках у тебя винтовка, то реакция их вполне естественна. Это еще хорошо, что танкисты обстановку быстро оценили и ответного огня не открыли, а то наваляли бы лишних трупов.

— Васюков, принеси лопату.

Вторая была на танке Семена. Сергей протянул лопату высокому унтеру.

— Копайте.

— Чего копать, Ваше благородие?

— Могилу копайте.

Третья могила за неполные сутки. Унтер подхватил лопату с огромным облегчением — ни фамилии, ни части офицер не спросил, а за такое дело и на каторгу могут упечь… Над еще одним холмиком у дороги треснул жидкий залп.

— Мирошкин, займешь мое место, я буду в танке Семена.

— Есть!

— По машинам!

Забираясь в люк, Сергей влез рукой во что-то липкое. Кровь Семена, много натекло. К горечи потери примазалась гадливая мысль: «Может, и хорошо, что так получилось? Не ужился бы Сеня Шацкий с нынешним царским режимом. Нет, не ужился».

ГЛАВА 2

Заночевали в каких-то разрушенных китайских фанзах.[1] Места под крышей уже были заняты, но отказать в ночлеге товарищам, приехавшим на таких грозных машинах, не посмели. Какой-то пехотный поручик пытался расспросить Сергея, откуда они тут взялись, но лейтенант от него отмахнулся — все смертельно устали после тяжелейшего марша, особенно механики-водители. Казалось, что пройти весь путь пешком и то было бы легче.

Утром, когда танкисты, продрав глаза, добивали остатки НЗ, Мирошников принес еще одну плохую весть:

— Васюков пропал!

Быстро прочесали, насколько могли, окружающую местность, но заряжающего не нашли. Царские солдаты дружно отнекивались: «Не видали, Ваше благородие». Это «благородие» начало Сергея здорово раздражать. Уже выяснили, что вместе с Васюковым пропал его вещмешок и ППС.

— Сбежал, кулацкая морда, — подвел итог поисков Ерофеев.

— Почему кулацкая? — удивился лейтенант.

— Так кулацкая и есть! Из раскулаченных он.

Во взводе заряжающего командирского танка называли исключительно по фамилии, мало кто знал его имя. Васюков — туда, Васюков — сюда. Считали его парнем здоровым, что было действительно так, но туповатым. А вот это действительности не соответствовало. Необразованный — да, малость медлительный, но не дурак. Он едва ли не быстрее всех оценил открывшиеся перспективы и возможности, ведь в Сибирь его семья попала совсем не по своей воле. А так и хозяйство батино в Тамбовской губернии можно сохранить, и сестренка младшая, как и он, еще не рожденная, не умрет от воспаления легких в первую сибирскую зиму. Правда, самого Кольку Васюкова родственники могут и не признать, ну да уж как-нибудь, все-таки родная кровь. Вот и рванул.

— Ладно, — махнул рукой взводный, — черт с ним. Приготовиться к маршу! Иваныч, что у нас с горючим?

В конце концов, он и сам понимал, что долго скрывать свое появление здесь не удастся, а вывезти танки без приказа местных верхов не получится. Только до этих верхов нужно еще добраться. Как и до железной дороги.

— На полсотни кэмэ хватит, а дальше — все.

— По машинам!

Приблизительно в это же время еще не отошедший ото сна капитан Кондратьев пытался понять, какого черта от него хочет этот детина в черном комбинезоне с подбитым глазом. И зачем он сует ему эту книгу. Заряжающего признали казачки из обоза, которых вчера капитан оставил для связи. Поначалу они хотели в отместку намять бока танкисту, но автоматная очередь поверх голов быстро охладила их пыл. Сообразив, что их офицер из штабных, возможно, и есть самый короткий путь к местному начальству, Васюков потребовал отвести себя к капитану. А тут и сам Кондратьев нарисовался, разбуженный пулеметной, как он считал, очередью.

— Смирно!

Васюков наконец заткнулся и замер.

— Воды!

Плеснув на слипающиеся от многодневного недосыпа глаза, капитан начал приходить в себя, голова заработала. Книжка в невзрачной серой обложке. «Левицкий. Русско-японская война 1904–1905 гг.». Без привычных ятей и еров, но вполне понятно. Кондратьев перевернул страницу. Там то же самое, а ниже: «Государственное военное издательство наркомата обороны Союза ССР. Москва — 1938».

— Это что? Что это такое?

— Книга, тов… господин капитан.

— Ваше благородие, — автоматически поправил Кондратьев, — сам вижу, что книга. Что это за «наркомат союза сэсэр»? И почему год издания такой?

— Так я же вам и говорю, това… Ваше благородие, господин капитан…

Капитанского терпения хватило всего на полминуты этого бреда.

— Молча-ать! Пьян, скотина?!

— Никак нет! Правду говорю, святой истинный. — Николай торопливо осенил себя крестным знамением. — У меня и документы есть! И на автомате год гляньте, товарищ капитан!

Из содержимого книжки, именуемой красноармейской, явствовало, что перед Кондратьевым стоит Васюков Николай Агафонович… одна тысяча девятьсот двадцать шестого года рождения??? «Красноармеец»! Что это? Чья-то мистификация? Но чья? И кому могло потребоваться мистифицировать его, капитана Кондратьева? Невелика птица. А вдруг действительно весь рассказ правда? Ведь вчера эти странные машины, которые Васюков называл танками, он видел сам, своими собственными глазами.

Капитанские мысли понеслись галопом. Итак, что мы имеем? Книга? Ерунда. В типографии можно отпечатать все что угодно. Красноармейская книжка с годом рождения? То же самое. Необычное оружие с годом выпуска? Это уже кое-что, но мало, катастрофически мало. А вот сами танки… И люди. Но где они сейчас?

— Километров десять отсюда!

Про километры Кондратьев представление имел, недаром академию окончил.

— Дорогу показать сможешь?

— Никак нет, темно было.

— Болван!

На самом деле невелика беда. С неисправным танком на буксире далеко не уйдут, а дорог тут мало, никуда не денутся. Значит, найти и доложить. Нет, не так! Отправить казаков на поиски, а самому с докладом — к генералу. Во-первых, кто-нибудь может опередить, а упускать такой момент для стремительного взлета своей карьеры Кондратьев не собирался. Ведь перспективы открывались широчайшие: техника из будущего, оружие, люди. Дух захватывало. И он, капитан Кондратьев, нашел их первым. Во-вторых, неисправную машину потребуется эвакуировать по железной дороге, без письменного приказа командира корпуса никто вагоны не выделит. Русские войска отступают, страшно подумать, что хоть один танк достанется японцам. Капитан выглянул из фанзы:

— Клейнбурга ко мне, бегом! — И, повернувшись к Васюкову, спросил: — На лошади ездить умеешь?

— Так точно!

Одной проблемой меньше. Подпоручик явился быстро, будто возле двери ждал.

— Александр Вильгельмович, принимайте командование над обозом и ведите его к Телину, здесь уже недалеко.

— Есть! А вы куда же?

— Обстоятельства изменились, я в Телин, срочно. Да, казачков я у вас заберу.

Подпоручик бросил взгляд на Васюкова, но догадки оставил при себе.

— Разрешите идти?

— Идите. И урядника пришлите ко мне.

Капитанский приказ бородатому уряднику не понравился. Люди и лошади устали, а тут гнать их неведомо куда. И зачем? Машины железные, мерзко воняющие, искать. Однако возразить решительно настроенному офицеру не осмелился, три парных дозора направились в обратный путь. Остальные с Кондратьевым и Васюковым поспешили в Телин, где, по предположению капитана, должен был находиться штаб корпуса. Ноги заряжающего, сидящего на низкорослой казачьей лошадке, едва не задевали землю, но никто над ним не смеялся, не до того было. А лошадь все-таки жалко.

Мать, мать, мать! Твою перемять! Неудачи продолжали преследовать взвод. Едва тронулись в путь, как заглох двигатель командирского танка. Ерофеев нырнул в дизельные потроха и вынес вердикт:

— Тээнвэдэ.

— Починить можно?

Иваныч только покачал головой. Приехали! И что теперь? Взрывать одну из машин и оставлять ее японцам? Думай, лейтенант, думай, доказывай, что не зря офицерские погоны на плечах носишь. А если последний танк сломается? Он ведь те же семь с лишним сотен километров на гусеницы намотал, что и остальные, а нагрузки на двигатель и трансмиссию при буксировке двойные.

Карта. Лист обычной бумаги, толстые линии, тонкие, пунктирные, значки условные, циферки, буковки. Километры гор, спрессованные в сантиметры гладкой бумаги. Помоги, карта, подскажи выход! Молчит разрисованный лист, не дает ответа. Ищи сам, лейтенант. А он уже нашел тонкую пунктирную линию, упирающуюся в прямоугольник полустанка, для названия которого не нашлось даже места. Но что скрывается за этой едва заметной линией? Узкая тропа, по которой только на ишаке можно проехать? Или дорога, вполне проходимая даже для средних танков? Или карта врет, нет там никакого прохода? Пока сам не увидишь, не узнаешь, что это — путь к спасению или дорога в ловушку.

— Иваныч, бери на буксир «семерку».

Семена уже нет, и Сергей назвал его машину по последней цифре номера.

— Есть!

— Мирошкин, остаешься со своей машиной. Десантники остаются с тобой. Мы дотащим «семерку» до железки и вернемся за тобой. Рацию держи постоянно включенной на прием. Появятся японцы, взрывай машину и уходи вслед за нами.

— Есть!

По прикидке Сергея, время еще было. За вчерашний день они прилично оторвались от передовых частей японцев. А, как он вычитал в книге, дневной переход нынешней пехоты не превышал двадцати-тридцати километров в день, даже при отсутствии сопротивления противника. Это не сорок пятый год с его прорывами механизированных частей и выходом на оперативный простор.

Пока перецепляли буксир, пока искали поворот к железной дороге, время шло. Дорога оказалась неожиданно приличной, узкой, но без крутых коварных поворотов. К полудню впереди показалась железнодорожная насыпь, а чуть правее — какие-то постройки. Действительность разочаровала: то, что на карте лейтенанта было обозначено как станция, за сорок лет до этого было всего лишь разъездом. Здесь жили только стрелочники и путевые обходчики. На путях стояло несколько брошенных вагонов.

— Ну что, лейтенант, приехали? Что дальше делать будем?

— То же, что и планировали: возвращайся, бери на буксир Мирошкина и тащи сюда.

— А ты?

— А я тут осмотрюсь, может, чего и придумаю. Малышев, возьми автомат, пойдем посмотрим, что здесь и как.

Жилища железнодорожных служащих были пусты и носили следы поспешного бегства. В Германии и Польше Сергей многократно наблюдал такие же картины, но каждый раз душе становилось муторно. Жили люди, работали, детей растили, а потом все бросили и ушли. Даже телеграфные провода, идущие вдоль дороги, не обрезали. Насыпь высокая. Была мысль разобрать вагоны, погрузить на них два танка и отбуксировать третьим, но не получится. Остается на исправном танке идти в Телин, где попытаться добыть паровоз, платформы и саперную роту. Вдруг получится?

— Глянь, что в вагонах.

Радист закинул автомат за спину, добрался до запора и откатил дверь.

— Ящики какие-то.

В ящиках оказались унитарные патроны, те самые, семидесятишестимиллиметровые. Будет теперь чем японцев встретить, жаль только, что одна шрапнель. Во втором оказалось солдатское обмундирование и белье. «Заодно и в чистое переоденемся», — подумал лейтенант, но озвучивать свои мысли не стал. Уже хотели осмотреть третий вагон, но тут Юра заметил казаков.

— Товарищ лейтенант, казаки!

Радист взял автомат на изготовку.

— Отставить, — остановил не в меру ретивого подчиненного Сергей. — Где они?

Со стороны Телина вдоль насыпи скакали двое. Заметили танк (трудно не заметить), остановились, посовещались. Один остался, второй рысью двинул обратно. Ну, вот все и решилось, осталось только дождаться гостей.

Командир 4-го Сибирского корпуса генерал-лейтенант Зарубаев с утра пребывал в препаршивейшем настроении. После прорыва японцев вверенный ему корпус отступил в совершеннейшем беспорядке. Связь со многими частями отсутствовала, и было непонятно, где они сейчас находятся. В довершение всего очень много имущества, которое с таким трудом доставили через всю страну, пришлось бросить. Многое даже не успели испортить, и все это теперь достанется японцам.

— Ваше превосходительство, — в дверях нарисовался адъютант, — капитан Кондратьев вернулся, просит принять.

— Пусть подождет.

— Он настаивает на немедленном приеме. Утверждает, что у него сведения чрезвычайной важности.

Наверняка еще одна плохая новость, ну да деваться некуда, может, действительно что-то безотлагательное.

— Пусть войдет.

Капитан, небритый, помятый, видно, что прямо с дороги, не вошел — влетел. И с порога начал:

— Ваше превосходительство…

Через полминуты комкор подозрительно принюхался, но знакомого запаха не уловил. Опиумом никто из штабных тоже не баловался, так какого же черта… Ощетинившись генеральскими усами, Зарубаев прервал подчиненного:

— Вы в своем уме, капитан?! Какие еще танки из будущего? Какие потомки из сорок пятого года? Молчать! Вы сами их видели?

— Так точно, — успел вклиниться Кондратьев, — и машины видел, и людей. Более того, один из них прибыл вместе со мной со своим оружием и документами. Желаете взглянуть, Ваше превосходительство?

Уверенный тон капитана смутил генерала, Кондратьева он знал как звезд с неба не хватающего, но грамотного, толкового офицера, к мистификациям и фантазиям не склонного. И вдруг такое… Ну что же, посмотрим, кого он сюда притащил.

— Вы в нем уверены?

— Так точно, Ваше превосходительство!

— Давайте его сюда, посмотрим на это чудо.

Кондратьев торопливо полез в свою сумку.

— Ваше превосходительство, вот еще книга с описанием боевых действий текущей войны. Издана в тридцать восьмом году.

Посмотреть книгу генерал не успел: в комнату, оборудованную под кабинет, вошел здоровенный детина в странном черном комбинезоне, комкающий в руках чудную ребристую черную шапку. Следом адъютант внес его вещмешок, необычное короткое оружие и брезентовый подсумок. Если бы не этот комбинезон, то одень эту рязанскую рожу в серую шинель, папаху на голову нахлобучь — от обычного русского солдата не отличишь, разве что ростом будет выдаваться, но и сейчас такие здоровяки иногда попадаются.

— Здравия желаю, тов… господин генерал.

Первым делом Зарубаев взял в руки автомат.

— Вот так, Ваше превосходительство.

Уже разобравшийся, а чего там разбираться, в устройстве ППС капитан показал комкору, как заряжать и как стрелять.

— Обратите внимание на пистолетный патрон, сейчас никто ничего подобного не делает. А вот год выпуска набит, одна тысяча девятьсот сорок четвертый…

На изучение и осознание новой информации генералу потребовалось минут двадцать. Его подчиненный, даже спросонья, справился намного быстрее. А вот что делать дальше, генерал еще не решил. Как и многие командиры корпусов и армий, Зарубаев был типичным представителем кабинетных генералов, выдвинутых на высокие должности в армии, не воевавшей почти тридцать лет. Строевая подготовка, верность царствующей династии и минимизация расходов от казны в ней ценились намного выше, чем боевая выучка. Однако в отличие от многих своих товарищей командир четвертого Сибирского корпуса мелочной опекой своих подчиненных не докучал. У Куропаткина командиры корпусов роты передвинуть не смели без его приказа. Зарубаев даже инициативу у полковых командиров допускал, в разумных, конечно, пределах.

Отослав Васюкова в приемную, генерал приступил к решению насущного вопроса.

— Если все это действительно так, то попасть в японские руки они не должны.

Страницы: «« « 12345678 » ... »»