Красная лилия Робертс Нора
—Завтра же я отвезу его ювелиру.
—Не представляю, как быть замужем за парнем, который читает твои мысли. — Она перекатилась на Харпера, отбросила с лица волосы. — Думаю, и я могу читать твои. Вот например.
Хейли опустила голову, прижалась губами к его губам.
Ей было легко и хорошо с ним. Она чувствовала себя любимой. Что бы ни пыталось омрачить ее настроение, что бы ни клубилось в ночи, она может и будет сопротивляться, чтобы быть с Харпером. В безопасности.
Она верит, что он удержит ее, как держит сейчас, когда соприкасаются их теплые тела, их ласковые губы. Она может доверять себе. Вкус его губ придаст ей сил.
Они двигались в унисон, медленно, свободно, под музыку дождя, барабанящего по каменным плитам веранды. И ее сердце билось все сильнее от удовольствия и предвкушения. Как же хорошо она его понимает! Друга и коллегу, теперь возлюбленного. Мужа.
Хейли прижалась щекой к его щеке.
—Я люблю тебя, Харпер. Мне кажется, будто я люблю тебя вечно.
—Вечность у нас еще впереди.
Он погладил ее лицо, погрузил пальцы в волосы. В полумраке Харпер видел ее силуэт, видел блеск ее глаз. Колдовской и таинственный, но тем не менее принадлежащий ему. Он смотрел на Хейли, и перед ним разворачивалось их будущее. Он касался ее и впитывал простую красоту настоящего.
Он смаковал вкус ее губ, кожи, шеи, нежной выпуклости груди. Чувствовал биение ее сердца, сначала ровное, как перестук дождя, и ускоряющееся под его поцелуями.
Медленно, ведомый ее вздохами, он ласкал и целовал Хейли, чувствовал нарастающую дрожь изящного, белеющего в тусклом свете тела.
Харпер благоговейно поцеловал ее живот, на мгновение прижался к нему щекой, изумленный таившимся там чудом. Хейли провела рукой по его волосам, погладила.
—Его вторым именем будет Харпер, — прошептала она. — Мальчик будет или девочка, мы выберем первое имя, но важно передать имя Харперов.
Он повернул голову, еще раз поцеловал их будущего ребенка.
—Что скажешь о Клетис?[24] Клетис Харпер Эшби.
Ее рука замерла, и он с трудом сдержал улыбку.
—Это шутка? Скажи, что ты шутишь.
—Маленький Клетис. Или Гермиона, если родится девочка. В наши дни нечасто встретишь Гермиону.
Харпер целовал ее надувшиеся губы, пока Хейли не заулыбалась.
—Ты пожалеешь, если я влюблюсь в одно из этих имен и заставлю тебя так назвать бедняжку. Вряд ли тебе будет так же весело.
—Может, Клем? — Харпер поцеловал уголки ее губ. — Или Гертруда?
Она ткнула его пальцами под ребра.
—Похоже, мне придется самой заполнить свидетельство о рождении. Тем более что, как мне кажется, мы остановимся на названиях цветов. Мой личный выбор — Бегония.
—А если будет девочка?
Хейли схватила его за уши, дернула и, не выдержав, расхохоталась.
И еще смеялась, когда он овладел ею.
Довольная, теплая, она прижалась к Харперу, задремывая под колыбельную дождевых капель, представляя, как идет к нему в длинном белом платье, мерцающем в солнечных лучах, держа на согнутой руке — как ребенка — алые лилии. Он ждет ее, ждет, чтобы взять за руку и дать ей свои обещания. Дать клятву в верности, пока смерть не разлучит их.
Нет. Она вздрогнула. Никаких упоминаний о смерти в день их свадьбы. Никаких обещаний, связанных со смертью.
Смерть — мрак, поглощающий солнце.
Пустые слова. Пустые обещания, которые никто не собирается выполнять.
Тучи закрыли солнце, и разразился ливень. Ее платье намокло, потемнело. Резко похолодало, но в ее теле разгорался огонь. Огонь ненависти, огонь ярости.
Как странно, как удивительно, что только сейчас в этой злобе и ненависти она чувствует себя живой.
Дом темен, как могила. Все в нем мертвы. Только ее ребенок жив и будет жив всегда. Вечно. Она и ее сын будут жить вечно, они будут вместе, а остальные сгниют в земле.
Вот ее месть. И ее единственная цель.
Она дала жизнь. Она вырастила эту жизнь в своем теле, вытолкнула ее в мир в боли, граничащей с безумием. Никто этого у нее не украдет. Она это сохранит.
Она будет жить в этом доме со своим сыном. Она будет истинной хозяйкой Харпер-хауса.
После этой ночи она и Джеймс никогда больше не расстанутся.
Она брела под дождем. Подол промокшей насквозь ночной рубашки волочился по земле.
Весной они станут играть в этих садах. Как же весело он будет смеяться, ее сын! Расцветут цветы, запоют птицы... только для них. Чай с пирожными... да, чай с пирожными для ее бесценного мальчика.
Скоро, уже очень скоро наступит для них бесконечная весна.
Она шла сквозь дождь, сквозь клубящийся туман. Время от времени ей слышались какие-то звуки: голоса, смех, рыдания, крики, чудилось какое-то движение, мелькали смутные картинки. Играют дети, старая женщина спит в шезлонге, юноша сажает цветы... Но это не ее мир. В ее мире эти люди — тени.
Она шла босиком по тропинкам, по заснувшим зимним клумбам. В ее глазах сверкало безумие.
Показались расплывчатые контуры конюшни. То, что ей нужно, там, но ей могут помешать. Слуги, грязные мерзкие конюхи.
Она похлопала пальцем по губам, понимая, что нельзя привлекать внимание, но не выдержала и рассмеялась. Может, лучше поджечь конюшню, и пусть огонь озарит ночное небо? О, как завизжат лошади, как забегают мужчины!
Испепеляющий огонь в ледяную ночь.
Она почувствовала, что может разжечь огонь силой мысли, и резко обернулась к Харпер-хаусу. И этот величественный дом она может сжечь. Сжечь дотла. Могущественный Реджинальд Харпер и все, кто предал ее, сгинут в аду, в сотворенном ею аду.
Но не ее дитя. Нет, нет, не ее дитя! Она зажала рот обеими ладонями. Подавила страшную мысль, пока не вспыхнула искра. Ее сын не должен погибнуть.
Он должен прийти к ней. Быть с ней.
Она направилась к каретному сараю. Спутанные волосы падали на лицо, на глаза, но она упорно шла к своей цели.
«Никаких замков...» — подумала она, останавливаясь у широких дверей. Кто бы посмел нарушить покой поместья Харперов?
Она!
Дверь скрипнула, поддаваясь, открылась. Даже в темноте поблескивали экипажи. Хозяин не терпит тусклого уныния. Большие лакированные экипажи всегда готовы куда угодно отвезти Реджинальда Харпера, его омерзительную жену и хныкающих дочерей.
В то время как мать его сына, создавшая жизнь, приехала в украденной колымаге. И за это он заплатит.
Она стояла на пороге, покачиваясь, содрогаясь от ярости, растерянности и всепоглощающей любви, не в силах разобраться в бешеном круговороте мыслей. Она забыла, где она, кто она, почему она здесь. И вдруг намеченная цель прорвалась сквозь туман, окутавший ее разум.
Можно ли зажечь свет? Посмеет ли она? Рискнет ли? Но она должна. В темноте ничего не видно.
Пока не видно.
Она зажгла фонарь дрожащими от холода пальцами. От холода, которого не чувствовала из-за внутреннего жара, и улыбнулась, увидев обрывок веревки.
«Подойдет, — подумала она. — Отлично подойдет».
Не погасив фонарь, оставив дверь нараспашку, она вышла под дождь.
Харпер повернулся, потянулся к Хейли и не нашел ее. В полудреме он вытянул руку дальше, похлопал по пустому матрасу...
—Хейли? — прошептал он, приподнимаясь на локте.
Она могла пойти к Лили, но из прикроватного монитора не доносилось ни звука.
И только через несколько секунд он осознал, что его разбудило, — слишком громкая дробь дождевых капель. Он вскочил, увидел, что двери на веранду распахнуты.
—Хейли!
На ходу натягивая джинсы, Харпер бросился к дверям.
Порыв ветра швырнул холодные капли ему в лицо. Сердце сжалось в крохотную льдышку. Выругавшись, Харпер попятился в комнату, влетел в детскую... Девочка мирно спала. Хейли рядом не было.
Он вернулся в спальню, сунул монитор в карман и побежал искать Хейли.
Выкрикивая ее имя, Харпер чуть ли не скатился с наружной лестницы... Каретный сарай! Ему всегда казалось, что Амелия бывала там. Той ночью, когда ребенком он видел ее в саду, она точно направлялась туда. В промокшей грязной рубашке, вспомнил он на бегу. Как будто попала под дождь.
Харпер не мог заблудиться в темноте. Он знал каждый поворот садовой дорожки... Увидев распахнутую дверь, он вздохнул с облегчением.
—Хейли!
Ворвавшись в свой домик, он хлопнул по выключателю и увидел на мокром полу грязные отпечатки босых ног.
Гостиная, кухня... но он чувствовал, что дом пуст, понимал, что Хейли здесь нет, еще до того, как с бешено бьющимся сердцем проверил все комнаты. Выбегая из дома, Харпер выдернул из кармана телефон, нажал кнопку быстрого набора.
—Мама! Хейли пропала! Она где-то на улице. Я не могу ее найти! Она... О боже, я ее вижу! Третий этаж. Она на веранде третьего этажа.
Харпер отключил телефон и помчался к дому.
Хейли не повернулась на его зов. Она брела по веранде, как сомнамбула. Харпер поскользнулся на мокрых плитах дорожки и бросился напрямик по клумбам, топча цветы.
Задыхаясь, он взлетел на третий этаж и снова окликнул ее.
Она заколебалась, медленно обернулась. И улыбнулась.
—Смерть за жизнь.
—Нет! — Последний рывок, и Харпер схватил ее за руку, втянул в зал. — Нет, — повторил он, обнимая ее. — Почувствуй меня. Ты знаешь, кто я. Ты знаешь, кто ты. Почувствуй меня.
Хейли боролась, и он сжимал ее все сильнее. Прижимал к себе, пытаясь согреть. Ее голова болталась из стороны в сторону, зубы клацали, как у дикой собаки.
—Я хочу своего сына!
—У тебя дочь. У тебя Лили. Лили спит. Хейли, будь со мной.
Он успел удержать ее обмякшее тело.
—Мне холодно. Харпер, мне холодно.
—Ничего. Все в порядке. Ты в порядке.
Он пронес Хейли через огромный бальный зал, призрачный из-за зачехленной мебели и хлещущего по окнам дождя. Едва Харпер подошел к двери, как та распахнулась, и в зал ворвался запыхавшийся Митч:
—Твоя мать пошла к Лили. Что случилось?
—Не сейчас, — Харпер с дрожащей в его руках Хейли протиснулся мимо Митчелла. — Поговорим позже. Ее нужно согреть и высушить. Остальное подождет.
19
Он закутал Хейли в одеяло и сел рядом на кровать, растирая ее волосы полотенцем.
—Я не помню, как встала. Я не помню, как вышла.
—Согрелась?
—Да.
Если не считать, что все косточки кажутся ледяными. Доберется ли тепло когда-нибудь и до них?..
—Не представляю, как долго я там была.
—Ты вернулась.
Хейли накрыла ладонью его руку. Тепло и покой необходимы ему не меньше, чем ей.
—Ты меня нашел.
Он прижался губами к ее влажным волосам.
—Я всегда тебя найду.
—Ты взял с собой монитор Лили...
«Это, — подумала она, — еще важнее».
—Ты не забыл его взять. Ты не оставил мою девочку одну.
—Хейли, — Харпер обнял ее, прижался щекой к ее щеке. — Я никогда ни тебя, ни ее не оставлю в одиночестве. — Он приложил ладонь к ее животу. — Никого из вас не оставлю. Клянусь.
—Я знаю. Она не верит в обещания, в доверие, в любовь, а я верю. Я верю в нас всем сердцем, всей душой. — Хейли повернула голову, провела губами по его губам. — Раньше не верила, но теперь верю. У меня есть все. У нее нет ничего.
—И ты можешь ее жалеть? После всего? После всего этого?!
—Я не знаю, что чувствую к ней.
Так приятно было положить голову на его крепкое плечо!
—Я, кажется, поняла ее, во всяком случае, немного. Мы обе оказались в похожей ситуации. То есть забеременели и сначала не хотели ребенка.
—У тебя все было по-другому.
—Харпер, на минутку забудь о личностях и своих чувствах. Взгляни на все это объективно, как в своей работе. Мы обе были не замужем и беременны. Не любили отца ребенка, не хотели никаких изменений в жизни, никаких осложнений. А потом вдруг осознали, что желаем этого малыша. По разным причинам, но стали безумно хотеть ребенка.
Дверь открылась, и вошла Роз с подносом.
—Я на минутку. Харпер, заставь ее это выпить. — Поставив поднос в изножье кровати, Розалинд подошла к Хейли и поцеловала ее в щеку. — Отдыхай.
Харпер на мгновение сжал руку матери.
—Спасибо, мама.
—Если что-нибудь еще понадобится, позвони.
—О ней некому было позаботиться, — тихо сказала Хейли, когда дверь за Роз закрылась. — Совершенно некому.
—А она о ком-нибудь заботилась? Кого-нибудь любила? Одержимость не любовь, — добавил он прежде, чем Хейли открыла рот, и поднялся, чтобы налить ей чай. — С ней поступили безобразно. Никто не спорит. Но знаешь что? В ее печальной истории нет героев.
—Должны быть. Герои должны быть всегда. Но ты прав, в ее истории героев нет. — Хейли взяла чашку с чаем. — Амелия не была героической фигурой. Даже трагической, как Джульетта, не была. Она была просто печальной. И озлобленной.
—Расчетливой, — добавил Харпер. — И чокнутой.
—И это тоже. Она не оценила бы тебя. Думаю, я уже достаточно хорошо ее знаю, чтобы в этом не сомневаться. Она не поняла бы твоей сердечности, твоей честности. Это тоже печально.
Харпер подошел к стеклянным дверям. Наконец-то настоящие дожди! Он захотел выйти и посмотреть, как его земля впитывает долгожданную влагу.
—Она всегда была печальной, — Харпер подавил гнев, попытался ухватиться за жалость. — Я понимал это даже в детстве, когда она мне пела. Печальной и растерянной. И все равно я чувствовал себя с ней в безопасности, как бывает, когда ты уверен, что тебя любят. По-своему она любила меня... и моих братьев. Думаю, об этом нельзя забывать.
—И сейчас любит. Я это чувствую. Просто у нее в голове все путается... Харпер, я не могу вспомнить.
Хейли опустила чашку и чуть не разревелась.
—Все было не так, как раньше. Раньше я видела, запоминала хотя бы что-то... я не знаю, как объяснить. Но в этот раз такая путаница, я не все вижу, не все помню. Почему она пришла в бальный зал? Что она там делала?
Харпер мог бы попросить ее расслабиться, не думать об этом, но как она могла не думать? Он сел на кровать рядом с ней.
—Ты ходила в каретный сарай. Наверняка. Дверь была открыта, и я видел, что ты заходила на кухню. На полу были следы.
—Туда Амелия ходила той ночью, когда умерла. Наверняка она умерла там в ту ночь. Все другие предположения не имеют смысла. Мы с тобой видели ее. Она стояла на веранде промокшая, грязная. С веревкой в руке.
—В каретном сарае могла быть веревка. Вероятно, была.
—Она хотела забрать ребенка. Зачем ей веревка? Связать няню?
—Вряд ли для этого.
—И еще у нее был тот мерзкий нож, — вспомнила Хейли. — Острый. Может, для того, чтобы остановить любого, кто попытается ей помешать? Но веревка... Зачем веревка, если не для того, чтобы связать кого-нибудь?
Хейли прочитала ответ в глазах Харпера, отставила жалобно задребезжавшую чашку.
—О боже! Убить себя? Повеситься? Это ты подумал? Но зачем? Зачем проделывать такой долгий путь? Зачем тащиться под дождем? Только для того, чтобы повеситься в их бальном зале?
—В те времена детская находилась на третьем этаже.
Легкий румянец, подкравшийся к ее щекам, снова исчез.
—Детская...
«Нет! — подумала Хейли, представляя обезумевшую Амелию с веревкой в руках. — Мне больше никогда не согреться...»
Хейли привыкла, что в выходные время пролетает незаметно. Обычно накапливается столько дел! И магазины, и стирка, и наведение порядка, порушенного в будни, и возня с Лили, и мириады разных других забот, выскакивающих в самый неподходящий момент. Она уже плохо помнила, что такое досуг, как называют свободное время те, кто не работает полный день и не растит начинающего ходить ребенка.
Кто бы мог подумать, что ей понравится такая жизнь?
Если вдруг свободное время действительно выпадало, Хейли начинала грустить и нервничать. Но если босс приказывает взять выходной, спорить невозможно. Во всяком случае, когда твой босс Розалинд Харпер.
Хейли сослали в дом Стеллы на целый день, не разрешив даже взять Лили для развлечения, приказали отдыхать, что она честно пыталась делать. Правда пыталась! Только даже ее любовь к чтению сейчас не спасала. Не спасала и стопка дисков с фильмами, оставленная ей Стеллой, а тишина пустого дома не клонила в сон, а заставляла считать минуты.
Хейли послонялась по комнатам, стены которых помогала красить. Стелла и Логан превратили красивое здание в теплый дом, соединив врожденный вкус Стеллы и ее любовь к деталям с чувством пространства Логана.
«И, разумеется, мальчики», — подумала Хейли, останавливаясь перед открытой дверью в комнату Гэвина и Люка, обводя взглядом двухъярусную кровать и полки с комиксами и машинками. Дом, удобный для детей. Много света и цвета. Большой двор, плавно поднимающийся к роще. Несмотря на роскошный сад — трудно представить себе более прекрасную ландшафтную работу, — это двор для шумных игр детей и собак.
Хейли подхватила Паркера — единственного своего компаньона до конца дня — и, уткнувшись носом в его шерсть, сошла вниз.
Сможет ли она так же ловко, как Стелла, обустроить свой дом? Сможет ли быть такой же любящей, умной, рассудительной?
Ничего подобного она никогда не планировала. Это у Стеллы талант планирования, а она просто плыла по течению, вполне довольная своей работой в книжном магазине, помогала отцу вести их маленькое хозяйство. Иногда она подумывала пройти несколько дополнительных бизнес-курсов, чтобы когда-нибудь, если получится, открыть собственный книжный магазин. Когда-нибудь.
Она верила, что полюбит... когда-нибудь. Большинство девчонок верит. Но не спешила ни к большой любви, ни к тому, что за этим следует. К постоянству, своему дому, детям. Набитый ребятней минивэн, поездки в школу и из школы, в спортивные секции. Жизнь мамочки, опекающей своих ангелочков, казалась ей такой же далекой, как луна. Где-то через много-много лет, беззаботных лет.
Но судьба распорядилась по-другому.
«Мне нет еще и двадцати шести, — думала Хейли, — а я беременна вторым ребенком и занимаюсь тем, в чем два года назад почти совсем не разбиралась. И любовь превратила меня в круглую дурочку, разве что валентинки при выдохе изо рта не вылетают. В довершение таинственное и явно чокнутое привидение решило, что вправе одалживать мое тело».
Когда Паркер заерзал на ее руках, Хейли опустила его на пол и последовала за псом на кухню, где он припарковался у задней двери и уставился на нее так, будто хотел просверлить взглядом дыру.
—Ладно, ладно, иди гулять. Похоже, я сегодня не самая приятная компания.
Хейли выпустила его — он рванул в рощу, будто опаздывал на свидание — и неторопливо вышла во двор. Погода стояла чудесная. Дождь освежил краски и принес долгожданную прохладу. Вполне можно погулять, прополоть пару клумб. Или устроиться в шезлонге во внутреннем дворике и проверить, не поспособствует ли свежий воздух дневному сну.
Без особой надежды Хейли откинула спинку шезлонга, подумала, не сходить ли в дом за книжкой... и через пару минут заснула.
Ее разбудил храп. Не поняв спросонья, что с ней и где она находится, Хейли зажала ладонью рот, но храп не прекратился. Зато обнаружилось, что кто-то набросил на нее легкий плед и раскрыл большой садовый зонт, защитивший ее от солнца.
Храпел, как оказалось, Паркер, растянувшийся на спине рядом с шезлонгом. Вытянутые кверху лапы делали его похожим на плюшевую игрушку.
Конечно, в последнее время ее жизнь изобилует странностями, но вряд ли пес придвинул к ней и раскрыл зонт или принес плед.
Не успела Хейли протереть глаза и сесть, как из кухни с двумя стаканами холодного чая вышла Стелла.
—Хорошо поспала?
—Понятия не имею. Даже не заметила, как заснула. Спасибо. — Хейли взяла у Стеллы стакан. — Который час? Ух ты! — Она взглянула на свои часики и изумленно замигала. — Я вырубилась почти на два часа.
—Рада это слышать. Ты посвежела.
—Надеюсь. Где мальчики?
—Логан забрал их из школы. Они любят с ним работать. Чудесно, правда? Идеальный день для чаепития на свежем воздухе.
—В питомнике все в порядке? Такая погода обычно привлекает покупателей.
—И сегодня привлекла. Мы не скучали. Только взгляни на креповый мирт! — Стелла вздохнула. — Я обожаю свой двор.
—Вы с Логаном отлично поработали. Я как раз думала об этом. Вы хорошая команда.
—Как оказалось. Кто бы мог предположить, что сумасбродный неорганизованный всезнайка и дотошная, помешанная на порядке трудяга найдут общий язык, любовь и счастье?
—Я это не предполагала, а знала. С самого начала.
—Пожалуй, да. Умница. Ты поела?
—Я не проголодалась.
Стелла погрозила пальцем.
—Но кое-кто мог проголодаться. Я сделаю тебе сандвич.
—Стелла, не надо за мной ухаживать.
—С арахисовой пастой и джемом?
Хейли покачала головой.
—Так нечестно! Ты знаешь мои слабости.
—Посиди здесь. Свежий воздух тебе полезен. Я вернусь через минуту.
Верная своему слову, Стелла действительно вернулась очень быстро. Не только с сандвичем, но и с кистью черного винограда и сыром, нарезанным маленькими кубиками. И с печеньем.
Хейли посмотрела на блюдо на своих коленях, перевела взгляд на Стеллу.
—Станешь моей мамочкой?
Стелла рассмеялась, присела на край шезлонга и начала растирать Хейли ступни.
—Немногое, что примиряло меня с беременностью, это то, что меня иногда баловали.
Хейли казалось, что каждая клеточка ее тела вздыхает и постанывает от удовольствия.
—С Лили в первые месяцы меня некому было баловать.
Стелла погладила ногу Хейли.
—Теперь наверстаешь. Как ты себя чувствуешь?
—Хорошо. Устаю, и настроение часто меняется, ты же по себе знаешь, но мне хорошо. А сейчас еще лучше, — добавила Хейли, откусывая кусок хлеба с арахисовой пастой и джемом. — Совершенно не хочется признаваться, но долгий сон и вкусная еда приносят результаты. Стелла, обещаю, я буду осторожной. Честно. Я береглась, когда носила Лили, и в этот раз буду беречься.
—Я знаю. Кроме того, никто не оставит тебе выбора.
—Я... — Хейли дернула плечами. — Так забавно, когда все о тебе заботятся.
—Привыкай, потому что мы не можем не заботиться о тебе. Тем более со всеми этими чудесами.
—Прошлой ночью было так... Я уже все слова перебрала. Странно, невероятно, напряженно, отчетливо. Самый яркий эпизод из всех. Стелла, я не все рассказала Харперу. Не смогла.
—О чем ты?
—Я не рассказала ему, что чувствовала. Он бы разволновался, как все парни. Надеюсь, ты ему не передашь.
—Хейли, в чем дело?
—У меня такое чувство... я не знаю, это просто стресс или я права, но я чувствую. Стелла, она хочет ребенка. — Хейли прижала ладонь к животу. — Этого ребенка.
—Как...
—Ничего у нее не выйдет! Нет такой силы на земле, нигде нет, которая заставила бы меня уступить. Ты поймешь, потому что вынашивала детей, а Харпер... он просто взбесится.
—Я не понимаю. Объясни.