Колдовской круг Пономаренко Сергей
— У графини столько важных дел, ей есть о чем позаботиться. Чем же вызвано ее желание видеть меня?
— Вы ее первая фрейлина, и кому, как не вам, служить опорой ее милости в столь трудное время?
Оставшуюся часть дороги до дворца Луиджина и барджелло сохраняли молчание. Ощущаю волнение Луиджины, ее мысли гудят, словно растревоженное гнездо ос, но ничего разобрать не могу. Входя во дворец, Луиджина споткнулась на пороге, и барджелло ее поддержал.
— На правую, сеньора. Если верить приметам, то это нехороший знак, — с ухмылкой произнес он.
Куда и делись его искусственные предупредительность и вежливость, которые он демонстрировал в карете. Барджелло знает истинную причину желания графини срочно видеть фрейлину, и, похоже, это грозит ей бедой. Луиджина резко и с брезгливостью высвободила свою руку.
— Я не верю в приметы, ведь это то же самое, что верить в колдовство. Как вы к этому относитесь, сеньор Альфонсо?
Барджелло скривился, словно откусил лимон.
— Графиня вас ожидает в желтой гостиной, сеньора Луиджина.
— Можете меня не сопровождать, я прекрасно знаю, где она находится, сеньор Альфонсо.
Гордо вскинув голову, Луиджина стала подниматься по лестнице. Я и Луиджина подобны сиамским близнецам, и пока я нахожусь в ее теле, у нас одна судьба. Что нас ждет впереди?
Большую гостиную, обитую желтой золотистой материей, похожей на парчу, графиня использовала для официальных встреч, а частные беседы с фрейлинами вела в розовой комнате, совмещенной с ее спальней. И то, что она принимала Луиджину в желтой гостиной, было плохим знаком.
Графиня сидела на небольшом возвышении в резном кресле, украшенном гербом с графской короной; она облачилась в черную вдовью одежду, как сделала бы, скорбя по мужу, хотя Джакомо таковым не считался.
Ее лицо под полупрозрачной вуалью было очень печальным и уставшим. Кроме нее в помещении находились три монаха. Высокий худощавый священник с безучастным видом стоял за креслом графини, перебирая в руке четки, и по тому, как шевелились его губы, можно было догадаться, что он читает молитву. Двое других сидели за столиком с принадлежностями для письма. Взгляд, которым графиня окинула Луиджину, был крайне недружелюбным и предвещал неприятности.
— Расскажи мне, фрейлина, почему ты не сопровождала меня на охоте, как должна была, и почему оказалась у городских ворот с предателем Никколо Орси, когда… — Катарина запнулась и через силу произнесла: —…это случилось?
— Мне стало известно о заговоре против сеньора Фео, и Гетти чуть не убил меня. Людовико Орси спас меня и увез в своей карете далеко от города. Мне удалось сбежать, но, к сожалению, я опоздала, и на моих глазах совершилось это злодейство.
— Выходит, презренный Орси был в городе и непонятно почему пожалел тебя и спас от смерти? Изволь пояснить, Луиджина, что это за особые чувства он к тебе испытывает?
— Не знаю, сеньора графиня.
— Как же тебе удалось сбежать?
— Сама не понимаю, ваше сиятельство. Один из охранников вдруг решил мне помочь и, развернув карету, поспешил в город.
— Почему же он решил тебе помочь?
— Не знаю, ваше сиятельство. Иногда я теряю память и не ведаю, что творю.
— Щенок Никколо Орси утверждает, что ты ведьма, что ты околдовала его, заставила поехать в Форли, где его могла ждать только смерть. И у него, как и у тебя, возникают провалы в памяти, и он не понимает, как оказался здесь. Утверждает, что ты силой колдовства вместе с ним перенеслась сюда по воздуху.
— Сеньора графиня, я приехала в карете, которую он угнал, помогая мне.
— А он утверждает, что этого не было, и он не помнит, как здесь очутился! Сейчас им занимается святая инквизиция. Здесь присутствует глава трибунала Романьи, фра Сальваторе, облеченный полномочиями конгрегацией святой инквизиции. — Катарина указала на священника.
— У трибунала есть вопросы к вам, сеньора Луиджина.
— Буду рада все рассказать, фра Сальваторе.
— С радостью или без нее, но вы должны говорить правду. Писцы запишут нашу беседу дословно, в присутствии и с позволения светлейшей графини. — Он кивнул монахам, и те взяли в руки перья, обратившись во внимание.
— Мне нечего скрывать, фра Сальваторе.
— Веришь ли ты в существование ведьм и в то, что можно вызвать бурю или околдовать людей или животных?
— Нет, фра Сальваторе.
Молодец, Луиджина! Если она в это не верит, то разве ее смогут обвинить в колдовстве?
— В таком случае сжигают безвинно осужденных?
Луиджина побледнела, поняв, что попала в каверзную ловушку инквизитора. Если она скажет «да», то тем самым подвергнет сомнению правильность действий Церкви, а «нет» будет означать, что ведьмы существуют, следовательно, с ними надо бороться. Это еще не признание вины, но подтверждение того, что любое решение трибунала инквизиторов бесспорно.
— Церковь не может ошибаться, — пролепетала Луиджина.
При всем своем желании я ничем не могла ей помочь. Попытаться проникнуть в тело инквизитора и повернуть беседу в нужное русло? У него настороженный, цепкий взгляд, и я не сомневаюсь, что любые попытки как-то им манипулировать могут вызвать нежелательную реакцию.
— Общаешься ли ты с нечестивыми духами, не властвуют ли они над твоей душой?
— Нет, не общаюсь, а чту Святое Писание, постоянно посещаю мессы и исповедуюсь.
— Прибегаешь ли ты к помощи магии и колдунов?
— Нет, не прибегаю, фра Сальваторе.
— Знаком ли тебе презренный чернокнижник и маг Руджеро?
— Я знаю его лишь как лекаря.
— Пользовалась ли ты его услугами?
— Всего несколько раз и только для того, чтобы спасти раненого.
— Назови его имя.
Луиджина испуганно посмотрела на графиню и виновато опустила голову.
— Ты не хочешь назвать имя?
— Я назову его позже.
— У тебя будет время. Ты знакома с ведьмой Сильфидой?
— Я не знала, что она ведьма.
— С какой целью ты неоднократно ее посещала?
— Мне нездоровилось, и она должна была приготовить мне лекарство.
— Дьявольское лекарство! Сильфида призналась, что вместе с тобой намеревалась отравить сеньору графиню и сеньора Джакомо Фео, упокой Господи его душу! — Священник перекрестился.
— Я просила ее дать мне любовное зелье! — Луиджина разрыдалась и упала на колени, с мольбой глядя на графиню, но прочитала в ее глазах лишь презрение и гнев.
— Ложь! У Сильфиды найден сильнодействующий яд, который она должна была передать тебе. Собака, отведав его, свалилась замертво.
— Я не замышляла ничьей смерти! Наоборот, хотела спасти сеньора Фео, только приехала слишком поздно! Я любила его! — рыдала Луиджина, стоя на коленях.
Напрасно она это сказала. Я заметила, как в глазах графини сверкнули молнии. Ведь она считает, что, даже мертвый, он принадлежит ей одной. Ее реакцию заметил и священник. Слащаво улыбнувшись, он обратился к графине:
— Нужны ли вашей милости еще доказательства вины вдовы Луиджины Бонатти? Она тесно общалась с колдуном Руджеро и ведьмой Сильфидой и вместе с ними замыслила ужасное злодейство. И сама она является ведьмой! На этот счет есть свидетельства еретика Никколо Орси. Предполагаю, что она не просто ведьма, а суккуб, демон в женском обличье, совращающий добрых христиан.
— Она в вашей власти, фра Сальваторе. Проведите дознание и сообщите мне о результатах.
Теперь монахи-писцы превратились в стражников и подхватили Луиджину с двух сторон. У меня мелькнула мысль, что можно попробовать перейти в тело одного из этих монахов, чтобы в дальнейшем помочь бежать Луиджине, но в этот момент ей на голову набросили черный мешок и поволокли к выходу. Теперь я была бессильна что-либо сделать, и моя судьба была неразрывно связана с судьбой Луиджины. То, что она попала в руки инквизиции и графиня не попыталась защитить ее, не сулило ничего хорошего в будущем. Выходит, в глазах графини Луиджина — отравительница и колдунья!
В Школе Шамбалы я прошла спецкурс по инквизиции в Средние века, так как энерджи весьма эффективно использовали ее в борьбе с эмиссарами. Это не означает, что инквизиторами были одни только энерджи и что они охотилась исключительно за эмиссарами Шамбалы. Для этого их было очень мало. Их основной задачей было заразить людей идеей борьбы с инакомыслием, что они с успехом и сделали. Будущим жертвам были присущи черты собирательного образа эмиссара, действующего в те времена. Тогда эмиссаров вербовали в основном из людей просвещенных, ученых, нередко занимающихся астрологией и магией. В их тела энерджи не могли проникнуть, и такое свойство помечалось атавистическими знаками на теле, которые в дальнейшем стали называть «знаками ведьмы». Такой знак был и на моем теле, однако его не было на теле Луиджины, но в противном случае я не смогла бы в нее войти. К сожалению, это не поможет Луиджине. Приемы, которыми пользовались энерджи и эмиссары, очень похожи, но цели у них были разными. Мне не надо напрягать память, вспоминая знания, полученные в Школе, чтобы понять, насколько опасно теперешнее положение Луиджины. Арест свидетельствовал о том, что ее считают виновной. Я видела два варианта развития событий: все отрицать, но в итоге, сломавшись под пытками, взойти на костер; признать вину без пыток. Однако во втором случае она должна будет назвать своих соучастников в темных делишках и также отправиться на костер, а в лучшем случае может рассчитывать на пожизненное тюремное заключение. Перейти в другое тело мне будет весьма непросто. Чтобы ведьмы не могли околдовать инквизиторов, их помощников, тюремных надзирателей, всем им запрещено касаться подследственных и смотреть им в лицо.
2.6
На голове у Луиджины мешок, руки связаны за спиной. В скрипящей телеге, неспешно везущей ее в тюрьму инквизиции, кроме нее, находится еще кто-то, постоянно бубнящий что-то неразборчивое — судя по ритмике, молитвы. Не знаю, что можно предпринять, но нужно что-то делать, причем рассчитывая только на свои силы.
— Эй, монахи, прочь с дороги! — раздался грубый, требовательный голос кого-то из сопровождающих нас охранников.
— Это те проклятые колдуны, которые наслали на наш город мор? Почему их сразу не поджарить на костре, сеньор офицер?
— Их время еще придет. — Офицер хохотнул и тут же захлебнулся смехом.
Послышался звон мечей, предсмертные крики и стоны. С головы Луиджины сняли мешок и освободили ей руки. Это был вновь Людовико Орси в монашеской одежде, а рядом с ним известный мне великан Гримальдо, сопровождавший Луиджину в карете. Последний посмотрел на меня злобно, он мало похож на спасителя. В телеге лежал Никколо Орси, это он читал молитвы, которые ему мало помогли, так как он серьезно ранен.
— Сеньор Людовико, вы вновь спасли мне жизнь!
— Сеньора Луиджина, к сожалению, пока не спас, а только пытаюсь. Никколо ранен, мы его не бросим, но вам идти с нами чрезвычайно опасно.
— Лучше умереть с вами, чем…
— Мы не хотим умирать, думаю, вы тоже. Поэтому нам лучше разойтись. И пожалуйста, смените свою одежду на эту.
Людовико протянул Луиджине монашескую одежду. Та с испугом ее оттолкнула.
— Только ведьмы ходят в мужской одежде, тем более монашеской. Это кощунство!
Я не такая щепетильная, поэтому занимаю место Луиджины и, взяв одежду, начинаю тут же переодеваться, не обращая внимания на то, что мужчины смущаются. Чтобы привести их в чувство, я задаю конкретный вопрос:
— Куда я должна идти?
— Если отсюда пойти мимо кварталов Маркобелли и Орчиолли, в сторону церкви Санта Марко, за три дома до нее вы увидите дом с головой вепря. Дверь будет открыта, сразу поднимайтесь на второй этаж. Там вас встретит Гримальдо или кто-то другой из моих людей. — Людовико кивнул на своего спутника, явно недоброжелательно настроенного ко мне. Это не укрылось от Людовико, и он сказал с нажимом, адресуя это скорее своему товарищу, чем мне.
— Не волнуйтесь, сеньора, Гримальдо очень добр к моим друзьям, а вы для меня больше, чем друг.
Я смутилась и почувствовала, что покраснела.
— Идите, пусть поможет вам Бог! Надеюсь, ничто не помешает нам встретиться в скором времени, — сказал Людовико.
Распрощавшись с ним, я быстро пошла в указанном направлении. Монашеская одежда могла служить мне маскировкой до тех пор, пока я буду молчать. Как бы ни пыталась я подделать мужской голос, стоит мне только заговорить, и я себя выдам — голос у Луиджины очень нежный. Ношение женщиной мужской одежды в Средневековье было в ряду самых злостных преступлений и стало одним из главных доказательств того, что Жанна д’Арк колдунья и заслуживает смерти на костре. Вызвать подозрение у ночной стражи и отправиться обратно в подвалы инквизиции мне не хочется. Я уже неплохо ориентируюсь в городе и понимаю, что Людовико указал мне самый короткий путь, а они пошли в обход, несмотря на то, что им приходится тащить на себе раненого Никколо. Многие монахи во времена Средневековья не отличались особым благочестием, не блистали умом и не могли похвастаться образованностью, поэтому часто становились героями сатирических новелл того времени. Наверное, Людовико и Никколо в случае встречи с городской стражей будут изображать подгулявших монахов, хотя доминиканский монастырь в Форли известен своими строгими правилами и неукоснительным соблюдением устава. С момента создания Ордена доминиканцев важнейшим направлением его деятельности была подготовка проповедников-миссионеров, которые с помощью слова должны были уметь убеждать язычников в преимуществах католической веры. В инквизиторском трибунале участвовали лишь отдельные члены ордена.
Я быстро шла по улочке, направляясь к кварталу семейства Маркобелли, и тут услышала за собой шум, свидетельствующий о приближении множества всадников. Неужели погоня? Убежать от конных стражников нереально, единственный выход — спрятаться.
Я заметалась в поисках укрытия, и тут судьба мне улыбнулась — мне удалось забраться на крышу конюшни, и я затаилась там. Место некомфортное, но меня там никто не мог видеть. Шум приближался, и из своего укрытия я увидела всадников в полном воинском облачении, словно они собрались на войну. Многие из них держали горящие факелы. Для погони за мной это было слишком. Воины ехали не спеша, так как за ними шла пехота. Враг подошел к городу и эти воины направляются к городским стенам? Но кто напал на Форли?
Неожиданно я заметила Катарину в нагрудной кирасе, а на поясе у нее висела кривая сабля. Похоже, графиня лично руководила этим воинством. Она остановилась рядом с конюшней, на крыше которой я укрылась, и я при желании могла, свесившись вниз, дотянуться до плюмажа на шлеме графини. К ней подъехал статный воин, сидевший в седле как влитой, в котором я узнала начальника гарнизона крепости Равальдино, сеньора Чезаре делла Сколини.
— Сеньора графиня, еще немного, и мы полностью окружим кварталы Маркобелли и Орчиолли. Какие будут приказания?
— Как это какие? Всех уничтожить, от мала до велика! Никого не щадить! — жестко произнесла графиня.
— Простите, сеньора графиня, я не совсем понял ваш приказ. Ведь главные заговорщики уже арестованы и ждут своей участи в подвале замка. Может, достаточно будет арестовать взрослых мужчин и допросить их в замке?
— Я никого арестовывать не намерена. Все Маркобелли и Орчиолли должны быть уничтожены, искоренены. Семь лет тому назад я пожалела женщин и детей семейства Орси, позволила им уйти из города. За это время щенки Орси подросли, обзавелись волчьими клыками и вернулись. Один из них сейчас находится в подвале доминиканского монастыря, я уверена, что он явился сюда для того, чтобы отомстить мне за смерть своего отца-заговорщика. Думаю, что где-то в городе или в предместье скрывается и Людовико Орси, скорее всего, он возглавлял заговорщиков, лишивших меня супруга.
— Сеньор Джакомо Фео был вашим супругом? — удивленно воскликнул воин.
— Да, мы тайно обвенчались в церкви, я получила на это разрешение святейшего Папы. Я не спешила объявлять об этом событии, зная, как будет недоволен дядя, миланский герцог.
— Простите, графиня, может все-таки…
Но Катарина не стала его слушать, а с гримасой неудовольствия выкрикнула:
— Сеньор Альфонсо! Вы мне нужны!
Тот не заставил себя ждать. Появившись, как из-под земли, он боялся даже посмотреть на графиню, вид у него был очень виноватый.
— Вы барджелло города и отвечаете за порядок в нем. Почему в Форли убивают уважаемых людей и происходят смуты?!
— Сеньора графиня, я же не раз докладывал вам, что у меня нет доверия к Барбриано Маркобелли.
— Так почему вы не арестовали его и не допросили с пристрастием? Почему вы не знали о том, что первая фрейлина собиралась меня отравить? Ваша вина очевидна, и вы заслуживаете наказания!
— Только прикажите, сеньора графиня, и я сделаю все что угодно, лишь бы вы не лишили меня своей милости! — взмолился барджелло.
— Вы знаете, как поступают неверные, турки, с жителями захваченного города?
— Вырезают всех до одного, сеньора графиня.
— Я хочу, чтобы так поступили с семействами Маркобелли и Орчиолли, никто из них не должен остаться в живых. И тогда я подумаю о смягчении вашего наказания!
— Я готов, сеньора графиня!
— Я передаю вам командование солдатами, так как кастелян замка оказался слишком мягкотелым. Дома заговорщиков, принадлежащие этим семьям, разрушить, имущество разделить между солдатами, тела убитых вывезти за город и тайно закопать. Помните: никого не щадить!
— Сеньора графиня! — с горечью воскликнул старый воин. — Но мы же не турки! И я только спросил…
— Мои приказы выполняются без рассуждений и неукоснительно! Берите командование на себя, барджелло, а сеньор Чезаре будет вашим помощником. От того, как он проявит себя, будет зависеть, останется ли он кастеляном замка.
Радостный барджелло бросился выполнять чудовищный приказ графини, а та задержала кастеляна.
— Мы не турки, сеньор кастелян, но за добро платим добром, а за предательство воздаем сторицею, чтобы впредь ни у кого даже мысли не возникало об этом. Вы поняли меня, сеньор кастелян?
— Вполне, сеньора графиня.
— Тогда идите и выполните мой приказ! И действуйте беспощадно!
Кастелян развернул лошадь и бросился догонять солдат. Катарина осталась одна, если не считать четырех телохранителей, стоявших поодаль. Вскоре оттуда, куда ушли солдаты, донеслись крики, плач, мольбы о помощи; небо посветлело от огня пожаров. Катарина смотрела в ту сторону, читала молитву, и слезы текли из ее глаз, но она не сделала попытки остановить резню.
Меня била нервная дрожь, страшно было представить, что там происходит. Настоящий ад! Вооруженные солдаты врываются в дома, где спят мирные жители, не подозревая, какая ужасная участь ждет их самих и членов их семей. «Никого не щадить!» — эти слова обжигали и требовали от меня действий. У меня промелькнула мысль окликнуть графиню и умолять, чтобы она остановила побоище, но, зная характер графини и то, что для нее Луиджина — отравительница и колдунья, я вовремя удержала себя от опрометчивого шага. Что могу я, беглянка, которую саму ожидает мучительная смерть? Она, не раздумывая, вновь отправит меня в подвалы инквизиции, а потом будет спокойно наблюдать за тем, как меня казнят. В этом мире нет жалости, но есть раскаяние в содеянном. Однако от XXI века Средневековье отличается лишь прямотой желаний и действий.
Я закрыла уши руками, чтобы не слышать воплей, и время остановилось для меня. Про себя я читала молитвы, стараясь ни о чем не думать. Лишь когда стало светать, я спохватилась и посмотрела вниз. Катарины там не было. Возвращались разрозненные группы довольных солдат, нагруженных добычей и больше похожих на разбойников. На улице стало людно: появились горожане, надеющиеся поживиться остатками кровавого пиршества, напоминающие повадками и намерениями стервятников. О том, чтобы куда-то идти при свете дня, не могло быть и речи. Если стало известно о нашем побеге и о том, что мы переоделись монахами, то уже множество соглядатаев рыщут по городу, рассчитывая заработать награду за поимку колдуньи и ее сообщника. Надеюсь, Людовико и Никколо удалось добраться до безопасного места. Для меня же короткая дорога оказалась ловушкой. Оставаться на крыше конюшни было тоже рискованно, следовало найти более укромное местечко. Но где его найти? Может, уступить место Луиджине, и она сама его найдет? У нее же должны быть друзья, которые смогут ее спрятать. Но она не знает обо всех происшедших событиях и наверняка отправится домой, где ее будут искать в первую очередь. Выходит, мне самой надо найти приемлемое решение.
Я увидела черный флаг, свисающий с окна соседнего дома. Ужасная антисанитария то и дело приводила к вспышкам чумы, этого страшного заболевания. Для борьбы с ним применялись различные методы. Самый простой: изоляция заболевших, помещение их в лазарет, находившийся далеко за городом, что обрекало их на верную смерть. Выживали непостижимым для врачей образом единицы из многих тысяч больных. Согласно приказу графини на доме, где имелись заболевшие, вывешивали черный флаг, давая тем самым знак «чумным» докторам, что следует явиться за больным, чтобы переправить его в лазарет. Как правило, члены семьи больного сразу покидали дом, где затаилась «черная смерть», пытаясь спастись бегством и тем самым способствуя ее распространению. Ничего лучше, кроме как спрятаться в «чумном» доме, я не придумала. Но не было полной уверенности, что в этом доме не остался кто-либо из его обитателей. Кроме того, надо было еще сообразить, как попасть внутрь. Спуститься на улицу я никак не могла: там было слишком людно, и монах, спускающийся с крыши, явно привлечет к себе пристальное внимание. Посмотрев на тыльную сторону дома, я придумала другой способ, более рискованный и менее приятный.
Европейские города во времена Средневековья не знали канализации и уборных, даже примитивных. Дощатая будочка с отверстием в полу и выгребной ямой была еще делом будущего. Вельможи справляли нужду в ночные вазы, самые богатые имели изящные стульчаки, украшенные резьбой и инкрустацией. Простые горожане выходили из этого положения проще — использовали для этих целей небольшие дворики. Меня поражали эти воздушные туалеты, расположенные с тыльной стороны дома, представляющие собой две доски, закрепленные на уровне второго этажа, по которым надо было добираться до стульчака, ничем не прикрытого от непогоды и чужих глаз. Вот к такому туалету я и пробиралась по коньку крыши конюшни. Чтобы туда попасть, мне пришлось сделать несколько силовых гимнастических упражнений, рискуя свалиться в дерьмо, но я, точнее тело Луиджины, с этим справилась. Пройдя по доскам, я попала на небольшой балкончик с незапертой дверью и рискнула войти внутрь. Царящая там тишина меня несколько успокоила. Тут же тело Луиджины напомнило мне, что не приключениями сыт человек, а пищей, и отнюдь не духовной. Тем более что в последний раз я ела и пила почти сутки назад. Обычно кухня в таких домах располагается на первом этаже, но я решила, несмотря на усиливающееся чувство голода, вначале обследовать второй этаж, а уж потом спуститься вниз. В первой же комнате меня ожидала неприятная находка: раздувшийся труп мужчины средних лет в ночной рубашке и колпаке. Зрелище было крайне неприятное, и меня чуть не стошнило, а муки голода мгновенно отступили. Я поспешно вышла и чуть ли не бегом обследовала другие комнаты. Они оказались пустыми и ничего ценного в них не было. Видно, обитатели этого дома весьма тщательно подготовились к отъезду, а не бежали отсюда сломя голову. Кроме нескольких стульев и голой деревянной кровати здесь не было ничего. Из этого следовало, что надежда найти что-либо съестное в кухне не оправдается. Голод тут же снова дал о себе знать, но я ничем не могла его утолить, разве что пожевав кожаный монашеский ремень. Но желудок возражал против этого, и, подчиняясь ему, я спустилась на первый этаж, собираясь обследовать кухню.
Я поспешно открыла дверь и отпрянула в ужасе: прямо передо мной стоял громадный черный ворон с длинным, с полметра, клювом, и почти в мой рост. Стрессов за эти сутки я испытала более чем достаточно, передо мной все закружилось, перемешалось, и я, потеряв сознание, осела на пол.
Прикосновение к холодному жесткому полу быстро привело меня в чувство, но фантом не исчез: черный ворон присел рядом на корточки и стал шершавой холодной лапой ощупывать мое лицо. Я дернулась и сбросила с лица ужасную лапу чудовища.
— Что с вами, сеньорита Луиджина? Почему вы в монашеском одеянии? — приглушенным, но вполне человеческим голосом спросила птица, и все встало на свои места.
«Чумные» доктора, чтобы не заболеть, надевали маски в виде птичьей головы, в клюв засовывали душистые травы, которые, как считалось, должные были обеззаразить проникающий внутрь маски воздух. Да и весь этот костюм, и рукавицы, по их мнению, могли уберечь от заболевания чумой.
— Кто вы, сеньор? Откуда вы меня знаете?
— Ах да, в этом наряде меня невозможно узнать, но это и к лучшему. Я лекарь, который у вас дома лечил раненого. Не хочу лишний раз вслух называть его имя, хотя в доме никого нет. А свое имя назову — Руджеро.
Мне вспомнилось, что Людовико Орси благодарил Луиджину за спасение, что когда-то он был ранен, и она спрятала его в своем доме. И на допросе меня спрашивали о лекаре, лечившем Орси, обзывая его магом и чернокнижником. Руджеро, как и я, скрывается от властей, значит, я могу ему довериться.
— Судьба ко мне благосклонна, раз послала именно вас. — Я не скрывала радости. — В этом городе вы единственный человек, на которого я могу положиться.
— Мне радостно это слышать, но понимаю это так, что вы попали в плохую историю. Хотя у вас такая покровительница, — в голосе лекаря стал ощущаться холод, — что вряд ли я смогу чем-нибудь помочь.
— Теперь графиня меня ненавидит и жаждет со мной расправиться. В ее глазах я преступница, замыслившая ее отравить.
— Это было бы меньшее зло, чем то, что она сотворила этой ночью, залив улицы кровью, не пожалев даже невинных детей и женщин. Возьми, Господи, их души к себе, в царствие небесное!
— Я видела графиню ночью. Она находилась поблизости; не слезая с лошади, она плакала и молилась, но не остановила кровопролитие. Даже смерть ее любимого Джакомо не стоила столько крови. Я бы никогда на это не пошла.
— Не судите, да не судимы будете, сеньора. Неведомо, что ожидает нас впереди, ибо пути Господни неисповедимы. С вашего позволения я сниму маску, так как вижу, что она вас смущает. Вот так. — Лекарь снял птичий убор и принял свой обычный вид. — Теперь рассказывайте все. Чем смогу, помогу вам.
Рассказ о моих злоключениях он выслушал внимательно, не перебивая и ничего не уточняя. Хотя я на его месте засыпала бы собеседника вопросами. Для него же важно было лишь то, что я в беде и мне надо помочь.
— Покинуть город вы сможете легко, я это устрою: сегодня сюда приедут могильщики за трупом усопшего, и никто из них не заметит, что вместо одного тела, они вывезут два.
Я вздрогнула, представив перспективу прокатиться, тесно прижимаясь к трупу умершего от чумы. Это было отвратительно и опасно: вдруг Луиджина заразится смертельной болезнью?
— Мне бы только добраться до одного дома, а там мне помогут. Вот если бы вы одолжили мне свой костюм для перемещения по городу!
— К сожалению, он у меня один, и я до сих пор не попал в подвал инквизиции только благодаря ему. В их понимании увлечение астрологией и магией — от дьявола, и этим может заниматься только еретик или колдун. Исполнение мною обязанностей «чумного» доктора дает мне отсрочку от близкого знакомства с ними: они уверены, что чума рано или поздно убьет меня, и это будет Божьим наказанием за совершенные грехи.
— Так уж и за грехи! — рассмеялась я. — От чумы умирают и младенцы, не только закоренелые грешники. Чума — это тяжелое инфекционное заболевание, возбудителем которого является чумная палочка, и со временем люди научатся его лечить с помощью вакцины.
— Что такое чумная палочка, вакцина, инфекционное заболевание? — заинтересовался лекарь, но моих познаний в области медицины не хватило, чтобы все ему толково разъяснить, однако какие-то идеи в его голову я заложила.
Возможно, таким образом я сделала свой вклад в борьбу с инфекционными заболеваниями, и человечество найдет от них лекарства несколько раньше.
— А если я принесу вам одежду простолюдинки? Думаю, что под видом служанки или торговки вам будет проще добраться туда, куда вам требуется. Ведь этот костюм скрывает человека, но сразу привлекает внимание, а вам это ни к чему.
— Отличная идея!.. — У меня не было желания напяливать на себя этот нелепый птичий костюм, а Луиджине не впервой маскироваться под простолюдинку.
— Хорошо, сеньора Луиджина, сейчас приедут мои помощники за телом умершего, и я вас покину. Прошу простить меня, но смогу прийти лишь ближе к вечеру, тогда и принесу одежду и еду.
— Благодарю, сеньор Руджеро. — Я улыбнулась, хотя кишки внутри устроили концерт, узнав, что голодать придется еще несколько часов.
— Пойдемте наверх, я не хочу, чтобы мои помощники вас увидели, — спохватился лекарь. — Думаю, в этом доме вы будете в безопасности до моего возвращения.
— Надеюсь. — Я не разделяла его оптимизма.
— Зайти в дом, где побывала госпожа Чума, — значит, навлечь на себя беду и получить красный платок.
— Красный платок?
— Ходят слухи, и даже имеются очевидцы, утверждающие, что чума имеет облик красивой сеньоры, Красной Девы, которая бродит по городу, выискивая очередную жертву. Найдя ее, она подбрасывает ей красный платок, и вскоре этот человек заболевает.
— Сказка!
— Совершенно согласен с вами, сеньора, но недавно в доме, где все умерли, я нашел это. — Лекарь проделал какие-то манипуляции под плащом и достал красный платок.
Я смело взяла у него из рук кусок красной материи, повертела и вернула.
— Ничего особенного в нем нет. Обитатели того дома умерли от чумы?
— Лица у них были почерневшие, языки высунутые. Судя по всему, их задушили, ограбили, а этот платок для того, чтобы барджелло не занялся поисками убийц. Так и получилось. — Лекарь горестно покачал головой. — И думаю, это не последняя смерть.
— Выходит, действует шайка убийц?
— Именно так. Подброшенный красный платок вызывает у людей желание бежать из дома, так как они считают, что его наметила госпожа Чума. Они берут с собой самое ценное, открывают тайники с золотом и драгоценностями, так что грабителям и убийцам не требуется ничего искать.
— Ловко придумано, по всей видимости, у них есть наводчики, которые сообщают, в какой момент лучше напасть, и, возможно, даже помогают проникнуть внутрь. — Во мне проснулись дедуктивные способности и желание заняться расследованием, но есть хотелось сильнее.
Внизу хлопнула дверь и послышался грубый голос:
— Сеньор лекарь, мы прибыли!
— Поднимайтесь наверх! — шепнул мне лекарь, а сам, надев птичью голову, встал у входа в комнату, где лежал покойник.
Я забилась в пыльную душную каморку, служившую чуланом. Здесь обнаружились таз, несколько ведер и разная рухлядь, в темноте трудно было понять ее назначение. На лестнице послышались тяжелые шаги нескольких человек, невнятный разговор.
Мне стало трудно дышать, пыль набилась в нос, у меня появилось огромное, непреодолимое желание чихнуть. Закрываю себе нос и рот рукой, задыхаюсь, глаза слезятся, от напряжения буквально вылезают из орбит, но топот слышится уже в коридоре, потом снова на лестнице. Не выдерживаю и чихаю, но, похоже, меня не услышали. Наконец внизу хлопает входная дверь. Буквально вываливаюсь наружу, чихаю, кашляю, вытираю слезы и постепенно прихожу в себя. Не удерживаюсь, подхожу к окну и осторожно выглядываю наружу. Повозка, запряженная тощей лошадью, и несколько неподвижных тел на ней, рядом с ней вышагивают лекарь в птичьем наряде и двое верзил в черных одеждах и шляпах. Словно почувствовав мой взгляд, один из верзил поднимает голову и смотрит прямо на меня. Мгновенно прячусь, сердце колотится, не знаю, заметил ли он меня.
В комнате, где я недавно разговаривала с лекарем, нахожу красный платок и решаю забрать его себе. Теперь мне предстоит долгое ожидание. Сильнее, чем голод, меня измучила бессонная ночь. Я возвращаюсь в каморку, обмотав лицо платком, чтобы не задохнуться от пыли, присаживаюсь на корточки, прислоняюсь к стене и мгновенно проваливаюсь в сон, тяжелый, фантасмагорический, незапоминающийся, но дающий отдых измученному телу Луиджины.
Потоки машин тянутся бесконечными лентами в противоположных направлениях, воздух насыщен выхлопными газами, но я с восторгом его вдыхаю, не меньше я радуюсь и асфальту. Улица широкая, по обе стороны вздымаются вверх многоэтажки. Я вернулась в свое время! Мне хочется петь, орать от радости, обнимать прохожих. Все опасности и страхи остались позади. Но что это за город, почему я его не узнаю? Это должен быть Форли, только современный, но каким-то шестым чувством понимаю, что это не он, а какой-то громадный мегаполис. Останавливаюсь перед стеклянной витриной и смотрю на свое отражение. Виден только контур, но мне ясно, что это не мое тело, а снова чужое. Я даже не могу разобрать, женское оно или мужское? У меня новое задание? И для этого меня забросили сюда?
Справа открывается стеклянная дверь, и показавшийся швейцар в темно-синей униформе с золотыми позументами на лацканах и рукавах слащаво улыбается и приветствует меня.
— Я не миссис, а мисс, — поправляю его и следую за ним.
— За время вашего отсутствия мы выдали вас замуж, — говорит он, все так же противно улыбаясь.
— Какое вы имели право?! Без моего согласия! — возмущаюсь, но как-то неискренне, мне очень интересно, кто мой муж.
— Выбирайте. — Швейцар достает пачку фотографий и рассыпает их на стеклянном журнальном столике.
— Как это? — недоумеваю я.
— Вам же не все равно, кто муж. — Швейцар хмыкает. — Идем вам навстречу.
— Этот! — Беру наугад, не глядя, фотографию и протягиваю ему.
Он переворачивает фото и на обороте читает вслух:
— 113248.
Достает ноутбук и щелкает по клавишам.
— Вы познакомились с ним в 2008 году, затем расстались, снова встретились полгода назад, и любовь вспыхнула вновь. Он погибнет в автокатастрофе, и вы больше не выйдете замуж.
— Нет, этот. — Вновь не глядя подаю ему какую-то фотографию.
— 141357. Вы познакомились с ним в 2009 году, затем расстались, снова встретились полгода назад, и любовь вспыхнула вновь. Он погибнет в горах, и вы больше не выйдете замуж.
— Я так понимаю, что, какую бы фотографию ни взяла, мой муж обязательно погибнет и я останусь одна?
Швейцар радостно кивает.
— Ты ведьма и не можешь иметь мужа. Человек, который захочет связать с тобой судьбу, подпишет себе смертный приговор.
— Если я не выберу фотографию, то не встречу этого человека и он останется жив?
— Совершенно верно.
— Мне не подходит ни одна из этих фотографий! — торжественно объявляю швейцару.
— Тогда в игру вступает джек-пот — фотография, которую выбрали мы! — Он протягивает мне фото, и, еще не перевернув его, я уже знаю, чье оно.
— Егор! — Меня трясет от злости. — Я не хочу, чтобы за меня выбирали, и не хочу, чтобы мой выбор принес кому-либо несчастье!
— Джек-пот — это королевский выбор, и он не имеет обратного хода. Механизм времени запущен!
— Не хочу! — Бросаюсь на швейцара с желанием выцарапать ему глаза и больно ударяюсь о что-то головой.
— Там кто-то есть! Проверь! — слышится незнакомый мужской голос.
Вспоминаю, где я, и понимаю, что в доме чужие. Дверца чулана распахивается, и я устремляюсь вперед, словно таран, кого-то сшибаю по пути. Капюшон наполз на глаза, и я ничего не вижу. Вдруг ощущаю, что некая сила резко останавливает меня и тянет назад. Капюшон немного сполз, и теперь я вижу, куда бежать, но не могу. Хочу сбросить плащ, но узел завязок затянулся и не дается.
— Красная Дева! — вдруг орет кто-то сзади.
— Болван, монаха с девой перепутал?! — слышу хриплый, неприятный смешок его оппонента.
Мне удается развязать узел и выскользнуть из плаща, и я бросаюсь к лестнице. Красная повязка сползла с лица и болтается на шее.
— Тю, и в самом деле девка в монашеском! — комментирует сзади голос и тут до его хозяина доходит: — Ведьма!
Не оглядываясь, я мгновенно слетела по лестнице вниз, и лишь на мгновение замешкалась у двери, набросив капюшон белой пелерины[22] перед тем, как выскочить на улицу. Опасно ожидать, пока придет лекарь с женской одеждой, остается надеяться на везение, которого мне сейчас очень недостает. Брошенный дом навестили грабители, желающие там чем-нибудь поживиться, и они опасаются городской стражи так же, как и я. Я решаюсь на свой страх и риск пойти в дом, о котором мне говорил Людовико. Надеюсь, что он благополучно добрался туда и ожидает меня.
Погода отвратительная, судя по лужам, недавно прошел дождь, набухшее серое небо на этом не успокоится, и в скором времени с него вновь низвергнется потоп. Это мне на руку, так как встречающиеся мне люди явно спешат, пытаясь до дождя закончить свои дела и спрятаться под крышу. Еще не очень поздно, но уже начинает темнеть, и на улицах все меньше людей.
Ливень начался внезапно, с неба обрушились потоки воды, грозя затопить город. В считаные секунды улицы заполнили бурлящие пенно-коричневые ручьи, смывая грязь и нечистоты. Не знаю, куда бежать, где спастись от гнева разбушевавшейся стихии, так как за плотной стеной воды ничего не видно. Я уже промокла насквозь и тщетно пытаюсь найти хоть какое-то укрытие.
— Сеньор монах, идите сюда! — слышится сквозь пелену дождя женский голос, и я двигаюсь на него, различая впереди лишь размытые очертания какого-то строения.
Замечаю приоткрытую дверь и буквально ныряю в нее. Вода течет по лицу, застилая глаза, и я вижу лишь силуэт спасительницы. Она ведет меня в кухню и усаживает на высокий табурет рядом с разогретой плитой. Я млею от тепла, оживляющего мое озябшее тело.
— Ваше счастье, сеньор монах, что я заметила вас еще до этого потопа, иначе вы продолжали бы мокнуть.
— Благодарю вас, сеньора. — Стараюсь говорить тихо и хриплым голосом, чтобы во мне не распознали женщину.
Теперь я вижу, что моей спасительнице лет тридцать.
— Господь учит помогать страждущим, а уж его слуг без помощи оставить — это великий грех. Но вы ошибаетесь, я не замужем. Зовите меня Мартина. Сеньор монах, вы насквозь промокли, я принесу что-нибудь, вам надо переодеться в сухое.
Еще этого не хватало! Я уже сожалею, что захотела спрятаться от дождя, забыв об угрожающей мне смертельной опасности. Мокрая одежда прилипла к телу, и стали заметны два бугорка, совсем не характерные для мужчины. Пытаясь их скрыть, горблюсь, как могу, руками оттягиваю монашескую пелерину, еще сильнее надвигаю на лицо капюшон, с которого продолжает течь вода.
— Не стоит беспокоиться, сеньорита. Я только дождусь, когда немного утихнет дождь, и отправлюсь дальше. — Сижу как на иголках. Я бы и сейчас отправилась в путь, несмотря на дождь, вот только боюсь этим вызвать у женщины подозрение.
— А-ап-чхи! — чихаю, кашляю, глаза слезятся, из носа течет.
Ругаю себя за то, что решилась спрятаться здесь. С надеждой и ожиданием смотрю в окошко, а дождь все не перестает.
Читать бесплатно другие книги:
