Еврейский юмор Телушкин Иосиф

Ассимиляция

Американский банкир Отто Кан был по рождению еврей, но обратился в христианство. Как-то раз он прогуливался с горбатым другом, и им случилось проходить мимо синагоги.

– Знаешь, а я был евреем, – сказал Кан.

– А я был горбуном, – ответил его друг.

В еврейском юморе непрестанно утверждается, что еврей на самом деле никогда не может действительно ассимилироваться, и это находится в согласии с иудаизмом. Согласно средневековому изречению, основанному на Талмуде, «еврей, даже если совершает грех [обращаясь в другую религию], остается евреем».[110]

В начале 1960-х годов Даниэль Руфейсен, еврей, принявший католичество и ставший монахом, решил проверить внешние границы этого религиозного принципа. Руфейсен, или брат Даниил, как он был широко известен, иммигрировал в Израиль и подал на гражданство в соответствии с законом «О Возвращении», который гарантирует любому еврею право стать гражданином Израиля по своему требованию. Руфейсен утверждал, что несмотря на то, что он был католиком по вероисповеданию, он тем не менее оставался представителем еврейского народа.

Верховный суд Израиля отклонил его заявление. Судьи разъяснили, что еврей, который живет как христианин, теряет свое право называться евреем, поскольку евреи были объединены с библейских времен (когда Руфь приняла иудаизм, она заявила: «Народ твой будет моим народом, и твой Бог будет моим Богом» [Руфь, 1:16]). А потому не может быть еврея-христианина, равно как и еврея-мусульманина. Кроме того, хотя талмудические раввины конечно же воспринимали брата Даниила как еврея, это обозначало только то, что если бы он принимал пищу на Йом-Кипур или курил на Шаббат, его бы стали считать грешащим евреем. Они не собирались осыпать евреев-отступников особыми благами, которые гарантировались законом «О Возвращении».

Еврейский юмор, Талмуд и брат Даниил в стороне от этого, на самом деле слишком многие евреи успешно ассимилировались в нееврейском мире и тем самым оказались потерянными для иудаизма. Численность евреев в мире на 40-й год нашей эры оценивалась приблизительно в семь миллионов человек.[111] Спустя почти две тысячи лет численность евреев в мире немногим больше чем удвоилась, и это при том, что население Земли сейчас удваивается более чем раз в столетие. Тогда как медленный демографический прирост евреев в ходе истории в значительной степени связан с их массовыми убийствами, свою лепту в это внес и факт ассимиляции многих евреев.

В ходе прошлого столетия наиболее яростным толчком к ассимиляции евреев оказались политические соображения. Леон Троцкий, один из лидеров российской революции и бывший одно время наиболее вероятным наследником Ленина, родился с типичным еврейским именем Лев Бронштейн. Но в революционные годы Троцкий сменил свое имя на неевреиское.[112] В 1920 году, когда Троцкий встал во главе Красной Армии, главный московский рабби Мазех попросил советского лидера защитить евреев от нападений погромщиков, обвинявших их в том, что они принесли коммунизм в Россию. Считается, что Троцкий так ответил на эту просьбу: «Почему вы обращаетесь ко мне? Я не еврей». Мазех ответил: «В этом-то и трагедия. Революцию устроили Троцкие, а расплачиваются Бронштейны». В презрении к интересам евреев Троцкий оказался крайне отличным от большинства евреев.

Богатые европейские и американские евреи – политически полярные евреям, придерживающимся левых взглядов, – также часто идут на ассимиляцию, и Отто Кан здесь один из ярких примеров. Селигманы, знаменитая семья банкиров из американских евреев, назвали одного из своих сыновей Джордж Вашингтон Селигман, а другого Альфред Линкольн Селигман, опасаясь, что Авраам Линкольн Селигман будет звучать слишком еврейски.[113]

В еврейском юморе с давних пор высмеивались такие люди, как Леон Троцкий и Отто Кан, которые считали, что могут убедить всех, кроме себя, что они не евреи. В начале 1940-х годов кинодраматург Бен Хечт начал переговоры с ведущими голливудскими режиссерами-постановщиками, большинство из которых было евреями, чтобы помочь рассказать об учиненном нацистами Холокосте. Дэвид Селзник, продюсер «Унесенных ветром», категорически отказался: «Я не хочу иметь ничего общего с вашим делом по той простой причине, что это политический вопрос евреев. Меня не интересуют политические проблемы евреев. Я американец, а не еврей».

Зная, что Селзник игрок, Хечт предложил пари: он позвонит трем людям, на которых укажет Селзник, и спросит, согласны ли они с тем, что Селзник американец, и не еврей. Если хоть один из них с этим согласится, то Хечт оставит Селзника в покое, в противном же случае Селзник должен будет помочь ему в намеченном деле. Первым, кому сказали позвонить Хечту, оказался Мартин Циглей, издатель Motion Picture Exhibitor's Herald. Циглей ответил: «Я бы сказал, что Дэвид Селзник был евреем». Киносценарист Нунали Джонсон «запинался несколько минут, но в конечном итоге дал такой же ответ». Последним шансом Слезника оставался Леланд Хэйвард, влиятельный специалист по работе с талантами. «Ради Бога, – резко оборвал Хэйвард, – что напало на Дэвида? Он еврей, и он это прекрасно знает».[114]

Уверенность Селзника в том, что все считают его исключительно американцем, является типичным образцом мышления сторонников ассимиляции. Евреи, ассимилировавшиеся в Германии, примечательны тем, что ведут себя «немчее немцев». После прихода к власти нацистов, Эрих Мария Ремарк, автор классического романа «На Западном фронте без перемен», эмигрировал из Германии. Позднее нацистский лидер встретился с ним и уговаривал вернуться домой. «Только в Германии, – сказал он Ремарку, – ваша душа сможет полностью раскрыть себя».

«Почему я должен стремиться в Германию? – сказал Ремарк. – Я что – еврей?»

Анекдот британских евреев, появившийся в начале 1950-х годов, когда большая часть Британской империи оказалась утерянной, высмеивает отрицание своего еврейства богатыми «новыми евреями».

Еврей-хасид покидает свой небольшой городишко в Польше и приезжает в Лондон. Он сразу же отказался от своих традиционных религиозных одежд и обычаев и стремился стать англичанином. Он поступил на юридический факультет и женился на девушке из престижной ассимилировавшейся еврейской семьи.

Однажды он получает телеграмму от своего престарелого отца, где тот сообщает, что скоро приедет. Человек в панике. Он отправляется в порт, встречает отца и сообщает ему: «Папа, если ты появишься в моем доме в этом длинном кителе, этой шапочке, с этой бородой, это будет конец моего пребывания там. Ты должен следовать тому, что я тебе скажу».

Отец соглашается.

Сын отвел отца к лучшему в Лондоне портному и приобрел ему лучший костюм. Но тот все еще выглядит очень по-еврейски. Тогда сын ведет его к парикмахеру. Там ему быстро сбривают бороду, и пожилой отец начинает все более и более смахивать на британского джентльмена. Но остается нерешенной еще одна проблема, пейсы, завитки волос вокруг ушей пожилого человека.

«Папа, мне очень жаль, но нам придется распрощаться и с этим».

Пожилой человек ничего не говорит. Парикмахер срезает один пейс. Никакой реакции со стороны старика. Но когда парикмахер начинает срезать второй пейс, по лицу старого отца потекли слезы.

– Папа, почему ты плачешь? – спрашивает сын.

– Я плачу от того, что мы потеряли Индию.

Еврейская пара – мужчина родился в Америке, а женщина в Европе – в отпуске. В одну из ночей ни в одной из гостиниц, куда они пытались вписаться, не оказалось свободных мест. Единственная гостиница, в которой были свободные места, оказалась предназначенной для ограниченного круга лиц – они не принимали евреев.

Мужчина говорит: «Когда придем, говорить буду я. Ты молчи, не произноси ни слова, поскольку как только ты откроешь рот, они сразу поймут, что ты еврейка».

Женщина согласилась, и они вписались без помех. На следующее утро женщина спустилась вниз к бассейну, ныряет, но вода оказывается очень холодной, и она вскрикивает: «Ой вэй». Вдруг она замечает, что все, кто находился вокруг бассейна, уставились на нее. «Шо бы то ни было», – добавляет она.

Ассимилировавшиеся евреи оказались несоразмерно представлены в числе десятков тысяч американцев, увлекшихся восточными религиями и мистицизмом. Считается, что треть или даже большую часть американцев, совершающих поездки в Индию, чтобы учиться у духовных мастеров, составляют евреи. Вот и получается как в этом анекдоте.

Пожилая еврейка отправляется из своего дома в Бруклине в Индию. Пешком она пересекает вершины и горы, долины и реки, и наконец добирается до небольшой деревушки, приютившейся на почти отвесном склоне горы. На вершине горы находится ашрам, в котором пребывает великий духовный Учитель, гуру Баба Ганеш.

Чтобы добраться до вершины, женщине потребовались все ее душевные и телесные силы и многие часы. Там она заявила, что пришла повидаться с гуру.

«Вы знаете, это невозможно, – говорит ей помощник гуру. – В течение следующих шести месяцев никто не сможет увидеться с великим гуру».

«Я должна с ним увидеться», – расплакалась пожилая женщина. И она просидела на пороге ашрама без еды и питья три дня.

Страж ворот в отчаянии, и наконец решается ей посодействовать. «Хорошо, вы сможете зайти, чтобы встретиться с нашим Учителем, но вы должны пообещать, что скажете не более трех слов».

Женщина пообещала, и человек повел ее вниз по длинной мраморной дорожке. Стены покрыты гобеленами и ниспадающими тканями. Они сворачивают в комнату в конце зала и проходят в сводчатую дверь. На бамбуковой подстилке в йогической позе сидит молодой человек и повторяет: «Ом Шанти».

Женщина подходит к нему и умоляет: «Возвращайся домой, Шелдон».

Тяготение многих американских евреев к восточным религиозным группам и культам, причиняющее серьезные муки еврейскому сообществу этой страны, вероятно, является следствием относительно бездуховной атмосферы, царящей в большинстве домов, да и в большей части религиозной жизни американских евреев. Как правило, евреи, даже раввины, редко говорят о Боге. В типичной реформаторской, реорганизованной, консерваторской или ортодоксальной синагоге на любой LU аббат вероятность того, что проповедь раввина будет о Боге или других духовных вопросах достаточно мала. Некоторые евреи, изголодавшиеся по большей духовности, пленяются Каббалой или хасидизмом. Однако многие обращаются к восточным религиозным учениям. Некоторые ученики даже становятся учителями. Возможно, одним из наиболее известных подобных гуру можно считать урожденного американца Баба Рам Дааса, чье английское имя Ричард Алперт.

Гастрономия еврейской ассимиляции

Человек заходит в китайский ресторан.

– Какое у вас на сегодня фирменное блюдо? – спрашивает он.

– Баклажанная пармигиана, – отвечает официант.

– Но это же китайский ресторан. Почему у вас в меню баклажанная пармигиана?

– Потому что это еврейский район.

Выражение «плавильный котел» указывает на кухню, и, вероятно, это не случайное совпадение, поскольку легче всего разные этнические группы ассимилируются в американскую жизнь через свои пристрастия в еде. Китайская, а за ней и итальянская кухни с давних пор являются наиболее притягательными. По последним подсчетам выяснилось, что в Соединенных Штатах есть 53 кошерных китайских ресторана и гораздо большее число кошерных пиццерий. Кошерная обстановка китайских ресторанов отражается в их названиях, соединяющих в себе еврейские и китайские составляющие: Моше Пекин, Шан-Чай и Тейн Аи-Чоу (на иврите «теин ли» означает «дайте мне») – три из наиболее известных. Это единственные места, где религиозные евреи могут заказать себе «свиные ребрышки», которые в кошерных ресторанах приготовляются из говяжьих, а не свиных ребер.

В книге «От Зелъцера: доступное руководство для четырех поколений евреев в Соединенных Штатах» Питер Хочтейн и художник Санди Хофман использовали пищу для высмеивания еврейской американизации в ходе последних семидесяти пяти лет.

Ограничения в питании евреев:

Первое поколение: все не кошерное.

Второе поколение: все не кошерное за исключением китайской кухни.

Третье поколение: все, содержащее холестерин.

Четвертое поколение: все мясное и все, что выращено искусственным путем.

В другом месте высмеиваются завтраки четырех поколений.

Первое поколение: рогалик и копченая лососина с чашкой чая.

Второе поколение: рогалик и копченая лососина с чашкой кофе.

Третье поколение: рогалик и лососина из Новой Шотландии (провинция в Канаде. – Примеч. пер.) с чашкой эспрессо.

Четвертое поколение: пара круассанов, омлет с добавлением кухонных трав и стакан снятого молока.

Структура книги «От Зелъцера», описывающая хронологию перехода четырех поколений от следования еврейским предписаниям к исключительной приверженности американизмам и ассимилированию, может восприниматься как юмористическая пародия на трагическую историю И. А. Переца, одного из великих ранних мастеров литературы на идише. В рассказе Переца «Четыре поколения, четыре завещания»[115] идет речь о завещаниях одной семьи.

Первое завещание было написано благочестивым евреем, и в нем лишь несколько строк. Автор завещает детям свои книги, просит свою жену приютить бедную девочку-сироту и непрестанно просит Божьего благословения своим наследникам.

Второе завещание написано сыном этого человека и выражает пожелание, чтобы мужская часть его наследников ежедневно изучала Талмуд и чтобы дочери и жена также изучали священное писание. Он хочет, чтобы по крайней мере десятая часть его имущества, а также десятая часть годового дохода семьи были потрачены на благотворительность.

Внук главы рода составил третье завещание. Будучи «современным» человеком, в своем завещании он почти не касается еврейских вопросов: «Надо отправить телеграмму в Париж, – начинается послание, – и отложить похороны до прибытия моего сына». Поскольку он не надеется, что сын станет читать для него поминальную молитву Каддиш, он просит, чтобы наняли образованного человека, который сможет это прочесть. Содержание завещания главным образом посвящено различным выплатам, связанным с его внушительным имуществом, и снабжено советами о том, как управлять семейным бизнесом.

Четвертое завещание составлено уже правнуком старого еврея, который был столь предан еврейским наукам, и для которого первоочередным было то, чтобы его семья жила действительно еврейской жизнью, и отсюда столь патетическое заявление: «Я, сын Морица Бендицона, покидаю этот мир без счастья и без сожаления, но из-за [его] пустоты… Я не могу больше жить, поскольку на земле мне больше нечего делать… Я менял людей и языки как перчатки». Этот человек подписал завещание и покончил с собой.

Конечно, Перец был неправ в своем предположении, что все ассимилировавшиеся евреи стали страшно несчастными. Но он был прав в том, что, когда евреи перестают читать еврейские книги и перестают проявлять благотворительность по отношению к еврейским организациям, они теряют свою связь с еврейским народом. Как писал Герман Вок в своей духовной биографии «Это мой Бог»: «[Евреи, которые ассимилируются]… теряют свою связь с иудаизмом, вот и все; теряются по дороге, которая поглотила гораздо больше евреев, чем гитлеровский террор. Конечно, они продолжают жить своей людской жизнью, но с военной точки зрения нет особой разницы между тем, была ли дивизия уничтожена или же она рассеялась по горам и весям, посбрасывав с себя свою униформу».[116]

Когда евреи становятся христианами

Христос умер за наши грехи. Осмелимся ли мы сделать его мучения бессмысленными, перестав совершать их?

Джулис Фейфер

Самым непонятным для евреев в христианском вероучении является то, что смерть Иисуса может искупить нравственные падения других людей. С другими постулатами христианства возникает меньше проблем. Например, то, что Бог смог сделать девственницу беременной, не выглядит большим чудом чем то, что он смог сделать из земли Адама, а из ребра Адама сделать Еву. Но иудаизм учит, что сам Бог не может простить злодеяния, которые люди совершают по отношению к другим.

Вера в то, что смерть Иисуса может искупить грехи других людей, является одной из причин скептического отношения евреев к богословским заявлениям тех евреев, что обратились в христианство. Вторая причина состоит в том, что в ходе истории большинство тех случаев, когда человек обращался в другую веру, было вызвано стремлением избежать проявления антисемитизма. Одним из таких людей был Даниил Хвольсон (1819–1911), один из выдающихся мыслителей России XIX – начала XX века. Видный востоковед, Хвольсон обратился в русское православие в 1855 году и стал профессором Санкт-Петербургского университета. В отличие от большинства отступников, Хвольсон поддерживал теплые отношения с еврейским сообществом и в нескольких случаях выступал против нападок на единокровников и притеснения последователей Талмуда со стороны правительства. Насколько его отстаивание этого своего выбора было убедительным, можно судить по следующей истории.

Некоторые друзья спрашивали профессора Хвольсона, почему он стал христианином.

– Из убеждения, – отвечал Хвольсон.

– Из какого убеждения? – спросили его.

– Из убеждения, что лучше быть профессором в Санкт-Петербурге, чем меламедом [еврейским школьным учителем] в Шклопе.

Искаженное замечание Хвольсона отражает печальную реальность жизни евреев по всей Европе. В 1818 году Генрих Маркс, юрист и сын раввина, стал лютеранином, чтобы избежать исключения из адвокатуры на основании нового российского закона, запрещавшего евреям заниматься юридической практикой. Шесть лет спустя, Маркс окрестил всех своих детей, среди которых был шестилетний Карл, чтобы они никогда не испытали страданий от антисемитизма. Иронией судьбы, Карл Маркс, внук двух ортодоксальных раввинов, вырос и стал ярым евреененавистником.[117]

Примерно в то же время в Англии Исаак Дизраэли обратился в англиканскую церковь, что впоследствии помогло его сыну Бенджамину стать премьер-министром. В отличие от Маркса, Дизраэли был чрезвычайно горд своим еврейским происхождением. Как-то раз, когда королева Виктория спросила его, какова была его религия по рождению, говорят, Бенджамин Дизраэли ответил: «В Библии, изданной королем Джеймсом, вначале идет Ветхий Завет, после него вставлен чистый лист, а затем идет Новый Завет. Я – это тот чистый лист».

В XIX веке в Европе было распространено обращение евреев в христианство, и в период с 1800 по 1850 год среди берлинских евреев, возможно, треть стала христианами.[118] Германский поэт Генрих Гейне, вынужденный стать еврейским отступником, назвал баптизм «входным билетом» для евреев в западное общество. Многие еврейские интеллектуалы придавали столь малое значение еврейской жизни, что Зигмунд Фрейд отметил: «Еврейские общества Вены и Университета Иерусалима (членом правления которого я являюсь), или, вкратце, все евреи, прославляют меня как подлинного героя, хотя все мое служение еврейскому делу можно свести лишь к тому, что я никогда не отрицал своего еврейства».[119]

В конце XIX – начале XX века процент евреев, принявших христианство, был в Америке существенно ниже, чем в Европе, хотя сами по себе цифры были значительные. Большинство обращенных евреев оказалось привлеченным нефундаменталистскими протестантскими религиозными направлениями. Некоторые стали квакерами, по поводу чего один острослов сказал: «Некоторые из моих лучших евреев – друзья (так называют себя сами квакеры. – Примеч. пер.)».

Однако чаще всего люди обращались в унитарную церковь. Поскольку унитаристы считают Иисуса пророком, а не Богом, их можно назвать наиболее либеральным, в богословском отношении, направлением в протестантстве. Как сказано в одной из старых американских загадок:

«В унитарной церкви имя Иисуса Христа можно услышать только тогда, когда…?

Сторож споткнется на лестнице».

Американский философ Альфред Hорт Вайтхед дал такое определение унитаристу: «Человек, считающий, что существует максимум один Бог». Несмотря на то, что протестантские фундаменталисты уже давно объявили унитаристов «язычниками», в глазах почти всех остальных американцев евреи, обратившиеся в унитарную церковь, воспринимаются как христиане.

В юморе американских евреев, новообращенные, особенно когда они стремятся, чтобы их воспринимали как традиционную американскую аристократию, быстро становятся излюбленным объектом насмешек.

Еврей, отчаявшийся получить доступ в модный загородный клуб, знает, что причиной тому является то, что он еврей. Поэтому он меняет вероисповедание и подает на членство.

– Как вас зовут? – спрашивает его председатель комитета по рассмотрению заявок на членство.

Он выдает одну из напыщенных конструкций:

– Хатчинсон Ривер Парквэй Третий.

– Какова ваша профессия?

– Я владелец места на нью-йоркской фондовой бирже, и у меня есть имение, где я выращиваю лошадей.

Похоже, что он бесспорная кандидатура на членство.

– И один последний вопрос, сэр. Какова ваша религия?

– Моя религия? С чего бы это, я – гой.

Евреи знают, что большинство евреев обращаются не потому, что хотят быть христианами, а потому, что хотят стать неевреями, гоями, частью большинства. На эту тему есть анекдот.

Еврей обратился в католицизм, и со временем стал священником. Его пригласили произнести речь в церкви. После службы местный епископ поздравляет его: «Все было прекрасно. Только, может быть, в следующий раз не стоит начинать речь со слов: „Братья и сестры, гой“».

Кстати сказать, слово «гой» не несет в себе ничего унизительного, на иврите оно используется в значении «народ, нация». В знаменитых строках из Библии евреи говорят о себе «гой»: «А вы будете у Меня царством священников и народом святым» (гой кадош; Исход, 19:6). Однако со временем евреи перестали употреблять термин «гой» по отношению к себе, и это стало означать нееврейские народы и неевреев. Слово приобрело уничижительный оттенок. В фильме «Последний дракон», снятом как комедия кун-фу, некоторые сцены происходят на макаронной фабрике с названием «Сум Дум Гой» – пример того, как слово «еврей» используется в качестве унизительного некоторыми неевреями.[120] Вот как это обыгрывается в одной истории.

Еврей обратился в христианство. На следующее утро жена видит его в гостиной, надевающим свои тфиллины (талисманы) и молящимся на иврите.

– Я думала, ты теперь христианин, – говорит она ему.

– Ой, – говорит он, шлепнув себя по лбу, – Гойше коп.

И другая история.

Трое евреев, обратившихся в христианство, сидят в загородном клубе, и каждый рассказывает, как он пришел к крещению.

– Я влюбился в христианку, – говорит первый, – и она не хотела выходить за меня замуж, пока я не стану христианином. Я ее очень любил и пошел на это.

– Я хотел получить продвижение по службе в своем банке, – говорит второй. – Я знал, что нет смысла даже подавать заявку на более высокую должность, если я буду оставаться евреем. Вот я и покрестился.

– А я покрестился, – заявляет третий, – потому что убедился в большей истинности христианского богословия и в нравственном превосходстве учений, содержащихся в Новом Завете.

Два первых пристально смотрят на него:

– Ты нас за кого принимаешь, за стадо гоев?

Несколько лет назад, когда брал интервью у видного реформаторского рабби, я спросил его, устанавливает ли реформаторское движение какие-либо религиозные стандарты для своих членов: «Например, будет ли лишен сана раввина тот рабби, который уверует, что Иисус был Богом?»

«Мы не изгоняем людей из-за их верований, – ответил рабби. – В любом случае рабби, который примет такое положение, в сущности дисквалифицирует себя в своей деятельности проповедника, и нам со своей стороны следует настоятельно порекомендовать ему обратиться к психиатру» (выделено мной).

Последний комментарий рабби был впечатляющим. Если реформаторский рабби вдруг объявляет, что после прочтения материалов о Холокосте или из-за ужасных трагедий, постигших его прихожан, у него возникли серьезные сомнения в существовании Бога, я очень сомневаюсь, что ему порекомендуют обратиться к психиатру. Однако для большинства евреев, еврей, который играет с идеей почитания другого еврея в качестве Бога, явно имеет какие-то проблемы с рассудком.

Межнациональные браки

В доме звонит телефон, мать снимает трубку – на другом конце ее дочь.

– Мама, я выхожу замуж.

– Мазал тов! – восторженно вскрикивает мать.

– Однако тебе необходимо что-то знать, мама. Джон – нееврей.

Мама смолчала.

– Еще он занят поисками работы. Сейчас у нас совсем нет денег.

– Это-то не проблема, – говорит мать. – Вы придете жить сюда, к нам с папой. Мы отдадим вам нашу спальню.

– А где вы будете жить?

– Папа будет спать на диване в гостиной.

– А ты, мама?

– О, обо мне совсем не стоит волноваться, потому что, как только я положу трубку, я выброшусь из окна.

Вплоть до 1950 года в браки с неевреями вступало менее 6 % американских евреев, и фактически все евреи рассматривали межнациональные браки как несомненное бедствие. Некоторые ортодоксальные евреи даже соблюдали обычай оплакивать ребенка или брата, или сестру, вступивших в межнациональный брак. Есть история о человеке, женившемся на нееврейке, брат которого просидел семь дней на шиве, оплакивая его, словно тот умер. В один из этих дней его брат, женившийся на нееврейке, нанес ему визит, чтобы выразить свои соболезнования!

Как бы то ни было, но за пределами мира ортодоксов евреи больше не рассказывают подобных анекдотов. С 1970-х годов количество межнациональных браков резко возросло: на сегодня около 50 /о американских евреев выбирают себе спутников жизни из неевреев.[121] И хотя эта статистика получила немалую огласку, лишь некоторые из евреев понимают, что высокий уровень межнациональных браков не является чем-то уникальным ни для Соединенных Штатов, ни для нынешних времен. Во Франции и Германии еще до Холокоста, с тех пор как евреи были «освобождены» (обрели основные гражданские права), количество межнациональных браков за три поколения также приблизилось к 50 %.

Соединенные Штаты и несколько других англоговорящих стран, таких как Канада, Австралия и Южная Африка, долгое время оставались исключением со своим низким количеством межнациональных браков. Причина этого не в том, что большинство американских евреев было благочестивыми, на деле подавляющее большинство таковым не являлось. Скорее причина была в том, что люди росли в домах, где говорили на идише (что было в большинстве семей американских евреев первого поколения), даже если жившие там не были людьми религиозными, и навряд ли могли чувствовать себя легко в социальном отношении рядом со своими потенциальными спутниками жизни из неевреев.

В 1970-1980-е годы большая часть еврейской молодежи была уже вторым поколением, рожденным в Америке и росла в англоговорящих семьях. Вся ее жизнь была переплетена с жизнью неевреев и она чувствовала себя совершенно комфортно в таком окружении. Не удивительно, что число межнациональных браков разительно возросло. Но несмотря на то, что межнациональные браки в Америке соперничают в процентном соотношении с Западной Европой XIX века, есть одно существенное отличие, касающееся их последствий. Когда евреи вступали в межнациональные браки во Франции или Германии, то либо один из супругов, бывший евреем, обращался в христианство, либо они договаривались, что их дети будут расти как христиане. В случае межнациональных браков в Америке, пара обычно решает познакомить детей с обеими религиями. Если же происходит обращение одного из супругов, то чаще всего тот из них, кто нееврей, обращается в иудаизм. По этой причине межнациональные браки уже нельзя назвать столь же неотвратным «погребальным звоном» для американских евреев, как это было для евреев в Европе. Несмотря на это, в ходе двух последних десятилетий процент обратившихся в иудаизм неевреев заметно сократился. В межнациональных браках, заключавшихся до 1965 года, 20 % неевреев обращалось в иудаизм, а с 1985 года эта цифра снизилась до 10 %.[122]

Многие обращаются в иудаизм случайно и неподобающе скоро. Один раввин из Майами регулярно заявлял, что если вы придете к нему неиудеем в 9 утра, то в 5 часов дня можете выйти от него полностью обращенным иудеем. В последние годы во всех трех основных направлениях иудаизма число неевреев, заинтересованных в серьезном следовании этой религии – в противоположность тем, чье обращение вызвано желанием избавить своих еврейских родственников со стороны мужа/жены от сердечных приступов – заметно увеличилось. Это явление послужило даже поводом для еврейских анекдотов о межнациональных браках.

Поскольку в приведенном анекдоте необходимо употреблять слово, которым евреям никогда не следует пользоваться, шикса, то сперва я сделаю краткое введение. Большинство евреев считает, что шикса означает «нееврейка», а шагец – «нееврей». (Есть анекдот о двух производителях вин, Манищевиц и Христиан Брадерз, которые слились и создали новую компанию Манишагец.) Однако шикса дословно означает «гнусавка» (от «гнусный человек». – Примеч. пер.), а шагец – «гнусак». Притом, что лишь немногие евреи знают действительное значение упомянутых слов, они догадываются, что это обидные слова. Тем не менее, если вы общаетесь на одном языке и говорите о человеке из другой группы на другом языке, вероятней всего это будет не ласковым словом. Но поскольку в приведенном анекдоте без такого слова не обойтись, не стесняйтесь его использовать, но только в данном случае.

Еврейский парень отправляется в колледж, и отец напутствует его:

– Послушай, мы никогда не были религиозной семьей, и я не требую от тебя сразу стать религиозным. Но пообещай мне, что никогда не женишься на шиксе.

Парень пообещал.

И конечно же в год выпуска он влюбился в нееврейку. Она его тоже полюбила, но он был вынужден сказать ей, что не сможет на ней жениться, поскольку она нееврейка.

– Не переживай, – сказала она, – я приму иудаизм.

После серьезного изучения девушка обратилась в иудаизм. Они поженились и отправились отмечать свой медовый месяц. Спустя четыре недели субботним утром в 9 часов у них дома раздается звонок в дверь. Это отец парня. Он очень расстроен.

– Ты же знаешь, что в последнюю субботу каждого месяца мы в офисе просматриваем все бухгалтерские книги. Почему ты не пришел?

– Я не мог прийти, – говорит парень. – Жена сказала, что это запрещено. Это Шаббат.

– Я же сказал тебе не жениться на шиксе, – заорал отец.[123]

Ирония здесь глубока. Во многих современных семьях американских евреев серьезно к религии относятся только новообращенные и обнаруживают, что еврейская семья, в которую они попали в результате замужества/женитьбы, не уважает, а то и высмеивает их религиозность.

Шломо Рискин, видный нью-йоркский и израильский ортодоксальный раввин, рассказал об очень преданной нееврейке, которую он обратил в иудаизм, но которая спустя некоторое время перестала исполнять предписания. Вскоре Рискин узнал, что семья ее мужа не только сама не следовала никаким ритуалам, освоенным новообращенной девушкой, но и настойчиво говорила ей, что ей также нет никакой необходимости их выполнять. «Из этого я вынес очень важный урок, – сказал Рабби Рискин. – Когда вы учите в классе для неевреев, которые вступают в брак с евреями и хотят обратиться в иудаизм, необходимо, чтобы их еврейский жених или невеста ходили с ними на все занятия. Потому что те евреи, которые наиболее склонны к межнациональным бракам, чаще всего столь же невежественны в иудаизме, как и их нееврейские избранники, и занятия для обращаемых им необходимы не менее».

Сегодня большинство лидеров американских евреев считают, что наибольшую угрозу для жизнеспособности американских евреев сейчас представляет не антисемитизм, а межнациональные браки. Как съязвил Милтон Химмелфарб:

«Как вы называете внуков от межнациональных браков евреев?

Христиане».[124]

Проявляет ли Бог все свои способности?

Человек принес портному очень деликатную ткань и попросил сшить пару штанов. Когда он зашел через неделю, брюки еще не были готовы. Зашел через две недели, а они до сих пор не пошиты. Наконец через шесть недель штаны были готовы. Человек их примерил – подошли идеально. Все же, когда пришло время расплачиваться, он не смог сдержаться, чтобы не подколоть портного.

– Знаешь, – говорит он, – Богу понадобилось всего шесть дней, чтобы сотворить мир, а ты на одну пару штанов потратил шесть недель.

– Хм, – сказал портной, – так ты взгляни на эту пару штанов и посмотри на мир!

В еврейской традиции анекдоты о Боге обычно тактичны – это скорее колкая ирония, нежели безудержный смех. Непревзойденным мастером данного жанра в наши дни является Вуди Аллен: «Если б только Бог мог дать мне ясный знак о Своем существовании. Ну, к примеру, это может быть большой вклад на мое имя в швейцарском банке».[125] Герой фильма Аллена «Любовь и смерть», Борис Грушенко, мыслит в том же ключе: «Если б только я увидел чудо. Хотя бы одно-единственное чудо. Если б я увидел пылающий куст или разверзшееся море, или что мой дядя Саша нашел чек». Где-то в другом месте Аллен обращается к Богу просто и естественно: «Я не хочу обрести бессмертие благодаря моей работе, я хочу обрести его просто за счет того, что я не умру».[126]

Несоответствие между совершенством Бога и несовершенством созданного Им мира рождает массу анекдотов о Боге. На самом деле, сам дух жалоб, проходящий сквозь множество анекдотов и острот, направленных на Бога, отчасти питает свои корни из Библии и других святых иудейских писаний. И хотя Библия не изобилует юмором, там достаточно жалоб, а от кветч до анекдота лишь один шаг. «Восстань, что спишь, Господи!» – взывает певец псалма (Псалтирь, 43:23–25), протестуя против кажущегося безразличия Бога к страданиям и угнетению иудеев.

Столетия спустя, в отрывке, исполненном неподражаемой горечи, в Талмуде приводится реакция школы рабби Исмаэля на молчание Бога во время разрушения римлянами Иерусалима: «Кто есть как Ты среди немых?» (Гиттин 56б). Похоже, что в основе фактически всех библейских и раввинских жалоб лежит вопрос: «Господи, почему ты позволяешь, чтобы праведные страдали, а неправедные благоденствовали?»

Ни один из иудейских текстов никогда не давал окончательного ответа на этот вопрос, несмотря на то, что пророки неоднократно настаивали, что поскольку Бог есть благо, то справедливость когда-нибудь восторжествует. Современные иудеи, большинство из которых не имеет той духовной веры, которая была у пророков, как правило, не находят этот ответ утешительным. Возражая против шаблонной утешительной фразы, что у людей добродетельных есть, по крайней мере, одно преимущество перед недобродетельными – они лучше спят по ночам, – Вуди Аллен замечает: «Но, похоже, недобродетельные получают больше удовольствия от того времени, когда они не спят».

Заявление, сделанное хасидским ребе в Освенциме, не менее горько, чем приведенное в Талмуде, но более горько, чем то, что сделал Вуди Аллен: «Есть вероятность того, что Миродержец – лжец», – сказал ребе своим последователям.

В шоке от подобной ереси, слушатели ребе спросили: «Как это возможно?»

Ребе ответил: «Поскольку, когда Бог смотрит с Небес на то, что здесь происходит, Он говорит: „Я не в ответе за это“. А это и есть ложь». Другими словами, поскольку Бог дал человеку свободу выбора, он несет ответственность за те ужасающие злоупотребления этим, которые совершает человечество.[127]

Несмотря на то, что обвинению ребе в адрес Бога есть очевидный и логичный ответ – человек имеет свободу выбора, и поэтому, если он совершает злодеяние, это его вина, а не Бога, – остается вопрос: почему Бог создал много людей, склонных к садистскому насилию? Конечно же он мог бы дать человеку свободу выбора, не наделяя его столь жуткими чертами характера, которые так притягивают некоторых. Другими словами, нацисты могут нести всю полноту ответственности за свои действия, но это не означает, что Бог совершенно свободен от какой-либо ответственности. Как подал это Вуди Аллен (в фильме «Любовь и смерть»): «Если окажется, что Бог есть, то не думаю, чтобы Он был злым. Полагаю, наихудшее, что можно сказать о Нем, – Он не использует всех своих возможностей».

Репортер, берущий интервью у Рабби Селигмана после того, как в крышу синагоги ударила молния и та полностью разрушилась, спрашивает:

– Рабби, какова была ваша реакция, когда вы увидели это жуткое разрушение?

– Моя первая реакция? – захихикал рабби. – Я подумал: «Правый Боже, как хорошо, что мы оформили страховку от деяний Господних».[128]

Вера в избранность побуждает большинство евреев предполагать, что в сердце Господа для них имеется теплое местечко. Однако на нашей планете существование этого теплого местечка, для евреев или кого-то другого, заметно незначительно. В самом деле, на идише есть целый ряд поговорок, намекающих, что Бог весьма своенравен. Самая известная гласит: Mann trakht und Gott lakht, «Человек планирует [доел, „думает“], а Бог смеется». А Вуди Аллен цинично назвал Йом-Киппур «святым праздником, знаменующим отказ Бога от всех своих обещаний».

Среди религиозных историй о чудесах можно найти даже сказки из Талмуда, подшучивающие над своенравием Бога. В одной из них, составленной в I веке до н. э., говорится о том, как в Израиле случилась засуха и «люди послали сообщение „Хони, который рисует круги“ [популярный святой и чудотворец] с просьбой: „Помолись о дожде“. [Хони] помолился, но дождь не пошел. Тогда он нарисовал круг, и встал в центр… выкрикивая [Богу]: „Миродержец, твои дети обратились ко мне, поскольку [считают] меня членом дома Твоего. Я поклялся великим именем Твоим, что не уйду отсюда, пока Ты не окажешь милость детям Твоим“».

Ответ Бога?

«Начал срываться дождь, и ученики [Хони] сказали ему: „Мы надеемся на то, что ты спасешь нас от смерти“ [то есть дождь, который слегка поморосит, нам никак не поможет]… Тогда он воскликнул: „Я молил не об этом, а о таком дожде, что [наполнит] резервуары, каналы и котловины“».

Теперь, когда Хони ясно изложил Богу, что требуется, последовал ли должный ответ? Нет.

«Тогда дождь полил с огромной силой, каждая капля была с горлышко бочонка, и мудрецы сказали, что капля не меньше чем [объем шести яиц]».

«Его ученики сказали ему: „Учитель, мы надеемся, что ты спасешь нас от смерти, мы думаем, что дождь [что пошел сейчас] зальет весь мир“»

«Тогда он прокричал [Богу]: „Я не о таком дожде молился, но о дожде благостном, счастливом и щедром“».

«И тогда пошел нормальный дождь» (Таанит 23а).