Корсары Таврики Девиль Александра

— Тебе лучше забыть это имя, — нахмурился зловещий со­беседник. — Нероне больше нет, как нет и фра Бернардо. Те­перь у меня будет новое имя. Но о том никто не должен знать. И меньше всего — Донато и его женушка.

Все еще дрожа от страха, Зоя удивилась, почему ее не­давний душитель говорит с ней миролюбиво и даже как будто откровенно. А он, словно распознав ее мысли, усмех­нулся:

— Что, небось, гадаешь, для чего ты мне нужна? Хочу тебя расспросить, большую ли награду тебе обещала Марина за мою жизнь? Да и вообще, кто ты такая? Ты ведь не монахиня и не латинянка, я это сразу понял. Почему Марина выбрала для та­кого дела именно тебя?

Глядя в его страшные, колючие глаза, Зоя не в силах была выдумать какую-нибудь ложь и сразу же призналась:

— Я давняя подруга Марины, мы жили в Кафе в соседних кварталах. Не знаю, чем ты ей опасен, но она попросила меня сделать то, что я сделала... и дала за это денег.

— Золотых?

— Да.

— Давай их мне.

Зоя вытащила из-за пояса кошелек и протянула Нероне. Он пересчитал монеты и покачал головой:

— Мало. Неужели она так дешево оценила мою голову? Или это задаток, а остальное заплатит потом?

— Мне не столько деньги нужны, сколько нужна ее ответ­ная услуга...

— Гм... ответной услугой за убийство может быть только другое убийство. Так или нет?

— Да... — прерывисто выдохнула Зоя.

— И кто же тебя довел до такого греха?

— Моя жизнь ужасна, и испортил ее один человек, от кото­рого я хочу избавиться... Это мой муж.

— И Марина обещала его убить? Неужели ты ей веришь? Эта благочестивая матрона никогда не пойдет на такой риск!

— Да, вряд ли она сама это сделает, но, может быть, наймет кого-нибудь или мне даст денег, чтобы я наняла...

— Вот как? Что ж, деньги мне нужны, и как можно больше! Зачем тебе искать наемных убийц, если я сам могу прикончить твоего муженька? Так что поскорей бери у Марины положенную плату и отдавай ее мне, а уж я в этом деле не подведу.

— Но что она скажет, если узнает, что ее врага убила не я, а другой человек... и, кажется, это был ее муж?

— Да, это был он. А разве вы с Донато не знакомы?

— Нет, не знакомы. Меня выдали замуж в Солдайю, и с тех пор мой муж ни разу не отпустил меня в Кафу, и я не видела никого из своих прежних подруг. Но совсем недавно я сбежала от него и нашла приют в поместье у Марины. А Донато в это время уже был в Кафе.

— Понятно. Это хорошо, что Донато не знает тебя в лицо. Вряд ли он запомнил ту бедную монашку, которую я пытался задушить.

— Ты ведь не рассказал Донато, что это Марина подослала меня к тебе?

— Нет, не рассказал, не успел. И вижу, что это к лучшему. Вряд ли и Марина скажет ему, что пошла на убийство. А вот ты теперь можешь держать в руках свою подружку. — Он злорадно усмехнулся. — Эта чертовка вздумала меня перехитрить, а тебя послала на риск, так уж теперь мы заставим ее раскошелиться! Впрочем, за обман я ей уже отомстил. У них с Донато больше не будет мира! Я выпустил между ними черную кошку!

Зоя, почувствовав, что теперь каким-то образом будет свя­зана с преступником, растерянно пробормотала:

— Но что я скажу Марине? Как мне обрисовать ей твое... убийство?

— Расскажешь все, как было: в комнату ворвался какой-то незнакомый тебе человек, ты испугалась, убежала, а потом слу­чайно подсмотрела, как этот человек с Бандеккой сбросили меня в ров. Это ведь была Бандекка? — Глаза Нероне злобно засверкали, и он одной рукой принялся разминать другую. — Так ударила меня своим башмаком, что чуть кость не раздро­била. И, кажется, именно она столкнула меня в ров?

— Да, это сделала Бандекка, я видела.

— Мерзкая шлюха! Ну, она у меня за все поплатится!

— Говорят, Бандекка была любовницей Донато, — как бы невзначай обронила Зоя.

— Наверное, он и сейчас с ней спит. Кстати, не худо бы те­бе рассказать о том своей подружке.

— Но я ведь должна делать вид, что не знаю ее мужа.

— Ну, ты могла догадаться, кто он такой, когда Бандекка назвала его по имени. Потом, увидев, что они меня... гм, уби­ли, ты поняла, что твоим спасителем был Донато Латино. И тогда ты решила пойти в гостиницу, чтобы его поблагодарить.

Но, когда ты его искала, случайно открыла дверь в одну ком­нату и увидела, что они с Бандеккой там кувыркаются в по­стели. Вот так ей все и расскажи.

— Тем более что почти так оно и было, — пробормотала Зоя и бросила быстрый взгляд на Нероне. — А ты ненавидишь Ма­рину не меньше, чем она тебя. Хочешь, чтоб ей было больно?

— У меня есть причины ненавидеть ее и Донато, — ответил он глухим голосом. — Они виновны в смерти двух самых близ­ких мне людей. И я отомщу им, клянусь своей головой! Еще и заставлю заплатить большой выкуп за мою месть!

Руки генуэзца непроизвольно сжались в кулаки, глаза сверк­нули, и лицо его в призрачном свете луны стало похоже на какую-то зловещую маску. Зоя вся сжалась от страха и нере­шительно произнесла:

— Мне пора идти. Скоро закроются городские ворота, а я ночую в загородном доме...

— Ты пойдешь туда пешком по темноте?

— Нет, возле ворот предместий меня ждет повозка.

— Повозка? Это хорошо. Вывезешь и меня из города, мне здесь ни к чему оставаться. Да не трясись ты, я к тебе в гости не напрашиваюсь, заночую в одной заброшенной хижине. До­везешь меня до окружной дороги, а там я сойду.

— Но ведь на повозке кучер, он тебя увидит и расскажет Ма­рине, что я кого-то везла...

— В темноте он не рассмотрит мое лицо, а ты ему скажешь, что подвезла до хижины нищего калеку. Я умею притворяться хромым.

Зоя подумала, что, раз уж ей придется терпеть столь непри­ятного спутника, то надо хотя бы извлечь из этого пользу, и осторожно спросила:

— А ты вправду можешь мне помочь... избавиться от моего мужа?

— За этим дело не станет. Только уж ты постарайся вытре­бовать у своей подруги побольше денег на это... — он криво усмехнулся, — на наемного убийцу.

— А если... если она много не даст? Тогда ты откажешься?

Нероне искоса взглянул на собеседницу.

— Если мало будет денег — отплатишь мне другими услуга­ми. Да не бойся, я многого не потребую! А пока главное — мол­чание. Никто не должен знать, что я жив. Будешь молчать — скоро станешь благополучной вдовой. Но если проболтаешься своей подруге или еще кому — берегись! Ты уже имела случай убедиться, что со мной шутки плохи.

— Нет, я умею держать язык за зубами! — заверила его Зоя. — Жизнь меня многому научила.

— Что ж, тогда мы с тобой сговоримся. Только я ведь до сих пор не знаю, как тебя зовут, кто твой муж и где его найти.

— Меня зовут Зоя, а мой муж — купец Варух Обол из Солдайи. Дом его там находится недалеко от церкви Святой Вар­вары, найти нетрудно.

— Найду, не сомневайся. А ты где будешь в ближайшие дни?

— У Марины в поместье. Я ведь сейчас скрываюсь от свое­го супостата. Только давай сразу условимся, где мы с тобой встретимся после того, как ты сделаешь дело, а я добуду денег. Надо в таком месте, чтобы никто нас не увидел.

— Ничего, через неделю-другую я сам тебя найду. Только ты каждый день после обеда выкраивай часок, чтобы пройтись в одиночестве по дороге от поместья к морю. Поняла?

— Конечно. — Зоя готова была на все согласиться, лишь бы поскорее уехать из города и расстаться с Нероне.

Но он и сам не хотел задерживаться на улицах Кафы до того времени, когда, согласно Уставу, приставы начинают ловить го­рожан, оказавшихся дальше восьми домов от своего жилья.

Через минуту странная пара, связанная теперь опасной и зловещей тайной, заспешила к воротам предместий. Скоро генуэзец стал заметно припадать на одну ногу, и Зоя подиви­лась его умению изображать хромого. Одежда Нероне, изо­рванная и перепачканная во время падения в ров, вполне со­ответствовала образу нищего калеки, за какого Зоя выдала его кучеру, поджидавшему ее на повозке.

Они выехали из города, когда начал звонить колокол на башне Криско. С последним ударом этого колокола затворя­лись городские ворота, а в городе повсюду следовало гасить свет и закрывать лавки, таверны и притоны.

Нероне не обманул и действительно спрыгнул с повозки у окружной дороги. Но перед тем, как расстаться с Зоей, успел прошипеть ей на ухо:

— Ни слова о том, что я жив, если сама хочешь жить!

Зоя молча кивнула и, посмотрев вслед генуэзцу, суетливо перекрестилась. Через пару мгновений он исчез во тьме, слов­но его и не бывало. Но, увы, теперь он был в Зоиной жизни, и она знала, что отныне ей не удастся избежать зависимости от этого человека.

Марина ждала возвращения подруги со смешанным чувством тревоги и раскаяния. Одумавшись, она успела пожалеть о том, что в минуту отчаяния решилась заключить с Зоей роковую сделку. Теперь она точно знала, что сама никогда не сможет исполнить данное Зое обещание и отплатить убийством за убийство. И даже расправа с Нероне уже не казалась Марине справедливой; молодая женщина раскаивалась в своей опро­метчивости и приходила к выводу, что разумней было бы обо всем рассказать Донато, а не брать грех на душу. Однако ме­нять что-либо уже было поздно, оставалось только ждать.

Зоя вернулась через два дня после отъезда, вечером. Встре­тив ее возле ворот, Марина взглянула на подругу тревожным, вопрошающим взглядом, и Зоя, кивнув, чуть слышно произнесла:

— Да. Дело сделано.

У Марины мороз прошел по коже. С одной стороны, она должна была бы чувствовать облегчение, но с другой вдруг ощутила страх и тяжесть на душе — словно взвалила на себя непомерный груз ответственности.

— Пойдем со мной, расскажешь подробности.

Она повела Зою в дом. Разглядев подругу внимательнее, Ма­рина заметила, что та за два дня побледнела и осунулась. А Зоя, сняв косынку, показала синяки на своей шее.

— Что это?.. Что случилось?.. — испуганно вскрикнула Марина.

— Он душил меня, он заметил, что я бросила яд в его круж­ку, — хриплым голосом сообщила Зоя. — Я чудом осталась жива.

— А он? Он жив? — напряглась Марина.

— Нет. Его убили. Но это сделала не я.

— Кто же? Как все получилось?

— Я успела крикнуть, в комнату вбежал какой-то человек, они взглянули друг на друга и одновременно воскликнули: «Нероне!» — «Донато!»

Марина вздрогнула:

— Донато? Он назвал его «Донато»?

— Да, и это был твой муж. Я потом поняла из подслушан­ного разговора.

— Они говорили обо мне? Нероне догадался, что это я тебя подослала?

— Догадался, но не успел сказать об этом Донато. У них вы­шла ссора, в пылу которой твой муж его и убил. Потом прибежа­ла Бандекка — ну, знаешь, трактирщица из «Золотого колеса».

— Знаю, — нахмурилась Марина. Она хорошо помнила те слухи, которые когда-то ходили о связи Донато с Бандеккой.

— Я подсмотрела, как Донато и Бандекка вынесли труп это­го злодея из гостиницы и бросили в ров. Было уже поздно, тем­но, и их никто не заметил, кроме меня. Так что, Марина, с твоим врагом покончено. Но не моими руками. — Зоя удрученно вздохнула. — Теперь, наверное, ты скажешь, что я не могу рас­считывать на твою ответную помощь...

— Нет, почему же. Ведь ты действовала, рисковала, и не твоя вина, что Нероне оказался хитрее. Но, знаешь ли, Зоя... На­верное, я не смогу помочь тебе самолично. У меня не хватит сил. Прости, но я не решусь поехать в Сугдею и там найти твоего мужа или... или нанять убийц. — Заметив разочарован­ный жест подруги, Марина поспешно добавила: — Но я могу дать тебе денег, чтобы ты сама все устроила!

— Ну, ладно. — Зоя махнула рукой. — Не очень-то я и наде­ялась на твою прямую помощь. Я, пожалуй, и сама смогу най­ти нужного человека. Но вряд ли он согласится это сделать меньше чем за триста... нет, пятьсот золотых дукатов.

Марина немного подумала.

— Хорошо. Я дам тебе эту сумму.

Она вышла в соседнюю комнату и вскоре вернулась с уве­систым кошельком в руках.

Зоя мысленно прикинула, что, пожалуй, оставит часть этих денег себе: ведь Нероне все равно не сможет ее проверить. Она быстро спрятала кошелек в свою дорожную сумку и, подняв глаза, встретила вопрошающий взгляд Марины.

— Итак, Зоя, ты увидела, что тело Нероне бросили в ров. А что было дальше? Надеюсь, ты ничего не рассказала Донато?

— Нет. Я так растерялась, что не решилась обнаружить се­бя и заговорить. Но потом подумала, что надо бы как-то по­благодарить своего спасителя... — Зоя немного помолчала, исподлобья поглядывая на Марину и не зная, как сообщить те пикантные подробности, которые могли в одночасье разру­шить семейный мир подруги.

— И что же дальше? — нетерпеливо спросила Марина.

— Дальше? Ну, понимаешь, может, тебе лучше этого не знать?..

— Говори!

Зоя чуть отступила назад и почему-то испугалась. В вечер­нем сумраке глаза Марины сверкали, как два огонька, голос звучал тревожно и властно. На мгновение Зоя пожалела, что не может открыть подруге всей правды, а вынуждена сообщать лишь полуправду, которая часто бывает хуже, чем ложь.

— Я незаметно пошла за Донато и Бандеккой... они скры­лись в одной из комнат гостиницы... Когда я решилась туда за­глянуть, то увидела такое... я тут же выскочила обратно...

У Марины словно что-то оборвалось внутри. Но она не хо­тела верить намекам, скрытым в словах подруги, и с деланной усмешкой спросила:

— Что же такого страшного ты там увидела?

— Донато и Бандекка... они были в постели. Я не хотела те­бе говорить, но, наверное, ты должна знать правду... ты не должна позволять, чтобы он обманывал тебя с этой распутной девкой...

Марина вспыхнула и, подскочив к подруге, схватила ее за плечи и тряхнула.

— Ты лжешь! Кто надоумил тебя сказать такое? Может, Бан­декка тебе заплатила за то, чтобы ты поссорила меня с Дона­то? Я никогда не поверю в такую грязь! Это ложь, ложь!..

— Увы, это правда, — пробормотала Зоя, осторожно отстра­няясь от Марины. — Я могу поклясться перед иконой, что ви­дела Донато и Бандекку в постели. Они так неистово предава­лись похоти, что не заметили, как я приоткрыла дверь.

— Не может быть... — Марина бессильно рухнула на ска­мейку у окна. — Как же так? Он не изменял мне даже с благо­родными дамами, а эта...

— Увы, дорогая, иногда потаскухи бывают ловчее благород­ных дам.

— Нет! Я не поверю, пока он сам мне об этом не скажет!

— Но разве же мужчины сами признаются в своих изменах?

— Я заставлю его, я... — Марина резко повернулась к лука­вой подруге. — Прошу тебя, Зоя, никому ни о чем не говори. А сейчас выйди, мне надо побыть одной.

— Да, я тебя понимаю... Не сомневайся, я обо всем буду мол­чать. А сейчас пойду ночевать к себе в комнату, в пристройку.

Прижав к груди потяжелевшую сумку, Зоя неслышно вы­скользнула за дверь.

Для Марины наступившая ночь была полна душевных мук, перемежавшихся с кошмарными сновидениями. Молодой жен­щине казалось, что на ее жизнь наползает темная туча страда­ний, напомнившая ей былые годы, когда их с Донато судьбы висели на волоске. А ведь она думала, что его любовь — это ее вечный оплот, то единственное, в чем нельзя усомниться и без чего в жизни нет ни веры, ни смысла...

Промаявшись до утра, Марина вышла в сад, подставила ли­цо прохладному сырому ветерку и сказала сама себе: «Не мо­жет быть, чтобы мое счастье оказалось призрачным! Нет, я так просто не сдамся! Зоя ошиблась или обманула меня! Но всю правду я смогу узнать лишь у Донато. Только бы он поскорее вернулся!»

Задумавшись, Марина не заметила, как прошла в самый ко­нец садовой дорожки — туда, где ветви ивы спускались в зерка­ло маленького круглого пруда. Внезапно краски природы поблекли, ветер усилился и заморосил дождь — мелкий и грустный осенний дождь, от которого в сердце Марины лишь усилилась тоска.

Молодая женщина бросилась обратно к дому, подхватив юб­ку, чтобы не вымазать ее о размокшую землю. Едва она взбе­жала на крыльцо, как ей навстречу выпорхнула Примавера в белой утренней рубашечке, поверх которой была наброшена теплая накидка.

— Мамочка, а мне приснился сон, что ты потерялась в ле­су! — воскликнула она взволнованно и протянула руки на­встречу Марине.

Молодая женщина подняла дочку, прижала к себе и, глядя в ее раскрасневшееся личико, прошептала:

— Ну, что ты, маленькая моя, никуда я не потерялась, я здесь, с тобой, с Романом.

— Мамочка, ты плачешь? — Примавера провела свои­ми нежными пальчиками по щеке Марины. — У тебя слезки текут...

— Да нет же, Верочка, это дождик! — улыбнулась Марина, а про себя вдруг подумала: «Странно, что я не плакала ни но­чью, ни сейчас. Душа болит, а слез нет... Но сон у моей малыш­ки оказался вещий — я действительно потерялась в лесу своих сомнений...»

Прошло еще три дня; Марина не находила себе места от жгу­чей потребности узнать правду, а Донато все не возвращался, словно нарочно испытывал ее терпение.

Эти дни она старательно избегала оставаться наедине с Зо­ей, боясь, что подруга опять заведет разговор о том постыдном, во что Марина по-прежнему не хотела верить. Впрочем, и со слугами Марина почти не общалась, замыкаясь в себе, в сво­их тягостных мыслях. Лишь детям она отдавала свое внимание и ласку.

Ей невольно вспоминались давние предостережения ее ма­тери, Таисии, которая говорила, что любовь этого приезжего латинянина может оказаться недолговечной и непостоянной. Марина боялась, что слова матери начинают сбываться, но все же мысленно спорила и с Таисией, и с самой собой, доказы­вая, что Донато не способен обмануть и предать, что он все объяснит, когда вернется.

Наконец, настал вечер его возвращения. Марина увидела из окна спальни, как ее муж подъехал к дому, спешился, отдал поводья слуге, потом о чем-то переговорил с подбежавшим к нему Энрико.

Закатный луч упал на Донато, четко обрисовав его высокую статную фигуру, придав бронзовый оттенок твердому муже­ственному лицу, заискрившись в темно-каштановых, почти черных волосах.

С первой встречи, случившейся шесть лет назад, Донато по­казался Марине не таким, как прочие итальянцы, которых она видела на улицах Кафы. Глядя на него, она вспоминала статуи античных атлетов, что украшали главные площади города. Он был истинным римлянином по внешности и характеру; не только его стать и римский профиль, но также мужество и гор­дость несли на себе печать той древней породы, достоинство и величественность которой не исчезают в веках.

И теперь, едва взглянув на него, Марина почувствовала, как замерло ее сердце от невольного восхищения, замерло — и тут же защемило от тоски, от боязни пережить разочарование.

Она давно мысленно готовилась к встрече и разговору с До­нато, но, когда он вошел в спальню, она позабыла все слова, лишь смотрела на него настороженным взглядом.

Марина уже переоделась ко сну, была в ночной рубашке, поверх которой накинула легкий халат. Распущенные золоти­сто-русые волосы струились по ее плечам и груди, огонек све­чи отражался в больших глазах цвета морской волны. Донато взглянул на нее — и невольно почувствовал стеснение в груди. Это была все та же Марина — прекрасная, нежная «морская дева», которую он встретил в Кафе шесть лет назад. И вместе с тем она была уже не та, что-то новое, затаенное появилось в ней — а может, причиной этой перемены были тяжкие со­мнения, зародившиеся в его душе.

Несколько мгновений они молчали, неподвижно глядя друг на друга, потом в тишине комнаты прозвучал высокий, лом­кий от волнения голос Марины:

— Что же ты задержался? Я ждала тебя неделю назад.

— Ездил по поручению консула в Солхат, — угрюмо отве­тил Донато.

— В Солхат? А может, в Кафе тебя что-то задержало? — ед­ким тоном спросила Марина. — Может, тебе уже скучно про­водить время в поместье, с женой? Конечно, ведь в кафинских тавернах есть женщины повеселее!

Донато взглянул на нее с недоумением и гневом. Словно ис­кры пробежали между супругами, которые в эту минуту пре­бывали на грани любви и ненависти. Донато шагнул вперед и глухим, тяжелым голосом произнес:

— Обвиняешь меня в грехах, чтобы скрыть свои.

Марина вздрогнула как от удара и, подскочив к мужу, заколотила кулаками по его плечам и груди.

— Предатель, подлец, грязный распутник! — выкрикивала она сквозь злые слезы. — Я знаю, что ты спишь с Бандеккой, с этой трактирной девкой! Ненавижу тебя, ненавижу!..

Донато схватил ее за руки и, толкнув на кровать, приказал:

— Молчи, истеричка! Или ты хочешь, чтобы тебя услыша­ли слуги?

Он сделал такой жест, словно собирался ее ударить, и Ма­рина, сжавшись в комок, вскрикнула:

— Не смей меня трогать!

— Не трону... все-таки ты ждешь ребенка, — хмуро сказал Донато и сел на скамью, тяжело переводя дыхание. — Но, по правде говоря, тебя бы следовало проучить. Хотя бы потому, что ты втайне от меня встречалась с Нероне Одерико.

— Кто тебе сказал?.. — пробормотала она внезапно охрип­шим голосом.

— Нероне и сказал. Он даже привел доказательства вашей очень близкой встречи. И доказательства неоспоримые. Я-то думал, что этот содомит по-прежнему не интересуется женщинами, но, выходит, он переменился...

Марина поняла, что все ее усилия скрыть правду от Донато оказались напрасны. Она уже в который раз подумала о том, что совершила ошибку, действуя столь отчаянно и неосмотрительно.

— Да, Нероне был здесь! — Она тряхнула головой, с вызо­вом взглянув на Донато. — Но он приходил лишь затем, что­бы запугать меня и потребовать денег! Он разорвал на мне ру­башку, забрал украшение, но не более того!

— Он был здесь, в этой спальне? — Донато наклонился к Марине. — И ты не позвала на помощь, никому ничего не сказала?

— Да, потому что он связал меня! Но после его ухода мне са­мой удалось высвободиться. Я никому ничего не сказала, что­бы не предать дело огласке, чтобы не было сплетен!

— Ты думаешь, я поверю, что все так и было?!

— Я клянусь! Могу побожиться!

Марина кинулась к иконе в углу комнаты, стала на колени и три раза перекрестилась. Донато, зная искренность ее веры, почувствовал одновременно и радость, и смущение. Он уже почти не сомневался, что жена ему не изменяла, но вместе с тем теперь не было никакого оправдания его собственному проступку, совершенному в пылу безумной ревности.

Марина поднялась с колен и, остановившись перед Дона­то, требовательно спросила:

— А ты можешь поклясться на распятии, что не был с Бан­деккой?

Но Донато по-прежнему сидел на скамье и молчал, опустив голову.

— Не можешь? Не можешь!.. Я так и знала!..

Марина, обессиленная переживаниями, кинулась на кро­вать и заплакала, уткнувшись в подушку. Внезапно почувство­вав прикосновение Донато, она подняла голову и увидела, что он стоит на коленях и прижимается губами к ее руке. Этот жест Донато означал не только просьбу о прощении, но и призна­ние своей вины. Марина справилась со слезами и, немного по­молчав, вздохнула:

— Значит, все-таки было... А я надеялась, что это неправда...

— Прости... Я ведь думал, что ты... Это была ярость, отчая­ние... мне надо было их на кого-то излить.

— И подвернулась Бандекка. Я знаю, что вы с ней издавна были любовниками.

— Бандекка для меня ничего не значит, как и другие жен­щины! Я тебя люблю, только тебя!

Марина почувствовала, как сквозь горечь и боль проступа­ет что-то похожее на облегчение. Но в то же время она пони­мала, что теперь их отношения с Донато уже не будут такими чистыми и безоблачными, как раньше.

— Зачем, зачем ты испачкал нашу любовь?.. — спросила она со стоном.

— Прости и забудь о моей ошибке. Мы смоем эту грязь. Но ты ведь и сама виновата, что сразу же не сообщила мне о Не­роне. Почему ты не написала письмо или не приехала в Кафу?

— Я боялась...

— Кстати... — Донато на секунду задумался. — А кто расска­зал тебе о Бандекке?

— Одна моя подруга, — пробормотала Марина, потупившись.

— Какая подруга? Там никого не было... — Донато взял Ма­рину за плечи и заглянул в ее растерянные глаза. — Ну-ка, рас­сказывай правду, ничего не таи. Сдается мне, что за всем этим кроется какая-то опасная штука.

Марине и самой хотелось рассказать Донато всю правду, да­же несмотря на еще свежую боль обиды на него. Но молодая женщина тут же вспомнила клятву, которой они обменялись с Зоей, и посчитала себя не вправе выдавать чужую тайну, а по­тому открыла лишь половину правды:

— Моя подруга Зоя сейчас живет у нас в поместье. Она по­просила приюта, потому что скрывается от своего мужа-тирана. Я послала ее в Кафу под видом паломницы, чтобы она встретилась с Нероне... то есть с фра Бернардо, за которого он себя выдавал. Конечно, я не объясняла ей подробностей, лишь сказала, что это мой враг и он угрозами требует денег, каких я не могу ему дать. А Зоя пообещала заманить его в ловушку.

— Нероне — в ловушку? Это смешно.

— Зоя на все была готова, лишь бы я помогла... помогла ей расстаться с ненавистным мужем. Она... она хочет выхлопо­тать разрешение жить отдельно от него.

— Вот как... Должно быть, Зоя — та самая монашка, кото­рая убежала от Нероне, когда я вошел?

— Да. Потом она вернулась в поместье и рассказала мне обо всем. Она следила за тобой и Бандеккой.

— Что?.. И она видела, как мы избавились от Нероне?

— Да, видела, что вы бросили его тело в ров.

Донато нахмурился.

— И где сейчас эта Зоя? По-прежнему у нас в поместье?

— Да, я поселила ее в пристройке для гостей. Но нам не сто­ит ее опасаться. Она бедное бесприютное создание, которое мечтает лишь избавиться от своего тирана. Делай вид, что ты не знаешь об ее участии в кафинских событиях. А Зоя обо всем будет молчать, я уверена.

— Возможно. Но мне неприятно будет само ее присутствие.

— Она тебе не помешает. Или, может... — глаза Марины су­зились, — может, тебе совестно перед ней за свое распутство с Бандеккой?

— Но я ведь уже объяснил, как все было, попросил у тебя прощения! — воскликнул Донато. — Не упрекай меня, мне и так горько на душе...

— Уходи, оставь меня одну.

Понурив голову, он сделал шаг к двери, но потом оглянул­ся, окинул взглядом Марину. Она молча сидела на кровати и смотрела в темное окно. Пламя свечи играло на ее распущен­ных волосах, под тонкой сорочкой обозначались хрупкие пле­чи и взволнованно дышавшая грудь.

Донато не удержался и в каком-то безумном порыве кинул­ся к ней, к этой бесконечно желанной женщине, которую он еще несколько минут назад почти ненавидел, терзаемый ревностью. Марина не успела опомниться, как он опрокинул ее на кровать и, сжимая в объятиях, стал осыпать страстными по­целуями. Она вначале сопротивлялась, но это сопротивление постепенно становилось все слабее. Полетела на пол одежда, которую Донато наскоро сбросил с себя. Пламя свечи трепе­тало, колеблемое движениями сплетавшихся в любовном по­рыве тел. Вечер, начавшийся с горячей ссоры, перешел в не менее горячую близость.

Когда буря любви утихла, Донато привлек Марину себе на грудь привычным и таким дорогим ей покровительственным жестом. А она не знала, смеяться или плакать — так странно было то, что ей пришлось пережить за последние дни.

— Мы все исправим, любимая, — прошептал он, целуя за­витки волос у ее уха.

Марина вздохнула и, закрыв глаза, стала постепенно погру­жаться в сон. Боль еще тлела в глубине ее души, но станови­лась все слабее, и молодая женщина чувствовала, что исцеле­ние уже близко.

Утром Марина проснулась с ощущением легкого стыда и беспокойства о грядущем дне. Она немного досадовала на себя за проявленную слабость, за то, что так быстро простила Донато. Но, понимая, что надо поскорее пройти и забыть чер­ную полосу в своей жизни, решила даже не подавать виду, что у них с мужем была размолвка.

Марина и Донато вместе вышли из спальни в зал, и тут рас­пахнулась дверь детской комнаты и на Донато налетели с ра­достными криками Примавера и Роман. Вчера вечером они уже спали, когда отец вернулся, а потому утренняя встреча с ним была для них приятной новостью. Дети прыгали вокруг Донато, хохотали, визжали, когда он их подбрасывал вверх или катал на спине. Марина наблюдала за этой умилительной сце­ной со стороны и невольно улыбалась, готовая забыть все пло­хое ради добра и согласия в доме.

Услышав шаги за спиной, она оглянулась и встретилась гла­зами с Зоей. Подруга тихо вошла в зал и не без любопытства посматривала на хозяина дома, который был так увлечен игрой с детьми, что не заметил появления гостьи. Марина заранее договорилась с Донато, что он ничего не скажет Зое о событи­ях в Кафе, но теперь надо было и подругу удержать от лишних разговоров. Взяв Зою под руку, Марина быстро увела ее на ве­ранду.

— А что случилось? — Зоя была явно удивлена такой по­спешностью.

— Хочу тебя предупредить: не говори Донато о том, что ви­дела в Кафе. Кстати, как я и думала, в постели с Бандеккой был не он, тебе показалось. Да и как бы ты могла что-то разглядеть в темноте?

— Но я слышала разговор, они называли имена! Это точно был он!

— Нет, ты ошиблась, и не будем больше об этом говорить! — холодно отрезала Марина и сейчас же перешла на другую те­му: — А что у тебя с твоими делами? Нашла нужного человека?

— Пока нет, но скоро найду, — слегка замялась Зоя.

— Об этом тоже не говори Донато. Пусть все останется меж­ду нами.

— Ну, разумеется, — согласно закивала Зоя. — А твой муж, наверное, добрый человек, если дети к нему так льнут. Кста­ти, меня даже немного удивляет, что у вас в семье совсем не­строгие порядки и детям позволяется озорничать, ходить по головам. Во многих знатных семьях с этим очень строго.

— Мы тоже проявляем строгость там, где надо. Но при этом не хотим, чтобы наши дети выросли запуганными и неуверен­ными в себе.

Зоя хотела что-то возразить, но тут на веранду вышел До­нато, и Марина сразу же познакомила его с подругой. Она за­метила, что в глазах мужа отразилось недовольство, а Зоя, напротив, посмотрела на Донато с нескрываемым интересом, который мог бы граничить с кокетством, если бы не подчерк­нутая скромность и смиренность Зоиной манеры держаться, которая, безусловно, была следствием ее теперешнего зави­симого положения.

Скоро Марина поняла, каким тягостным было для Донато присутствие в доме свидетельницы тех событий, о которых он хотел бы поскорее забыть. Очевидно, Зоя и сама это чувствовала, потому что старалась не попадаться на глаза Донато; она помога­ла Агафье, присматривала за детьми, а иногда уходила куда-то на одинокие прогулки. И все-таки, желая поскорее избавиться от неприятной ему гостьи, Донато уже через три дня послал в Сурож своего управляющего Гермия, чтобы тот передал письмо купцу Варуху Оболу. В письме Донато предлагал купцу встре­титься для важного разговора. Поверив словам Марины о том, что Зоя хочет каким-то образом развестись с мужем, Донато ре­шил, пользуясь своим влиянием, ускорить это событие.

Зоя не знала о намерениях Донато, зато хорошо помнила свою договоренность с Нероне, и потому каждый день после обеда шла из имения по дороге к морю, стараясь быть незамет­ной и постоянно поглядывая во все стороны.

Тропа петляла между прибрежных гор и холмов, поросших густой хвойной зеленью, в которой нетрудно было спрятаться тому, кого Зоя поджидала со страхом и надеждой.

Она прошла всю тропу до конца, Постояла у нависающей над морем скалы, прозванной за желтый цвет Медовой, полюбова­лась видом морского простора и, вздохнув, повернула обратно. С одной стороны, Зоя чувствовала даже облегчение оттого, что Нероне в очередной раз не появился, но, с другой, это означа­ло продолжение кошмарной неопределенности ее судьбы.

Она стала подниматься по тропе обратно к имению, как вдруг из-за толстого ствола старой сосны, росшей на склоне холма, прямо навстречу Зое выпрыгнула темная фигура, по са­мые глаза закутанная в плащ. От неожиданности молодая жен­щина вздрогнула, а Нероне, тут же открыв лицо, усмехнулся: