Корсары Таврики Девиль Александра
— Море начинает волноваться. Опять меня будет тошнить от этой качки...
Вера окинула снисходительным взглядом хорошенькое и, как ей казалось, глуповатое лицо Эмилии и пожала плечами:
— Ты же сама напросилась в плавание. Надо было сидеть дома — тем более что беременна.
— Но мне ведь тоже охота посмотреть другие края, — капризно надув губки, сказала Эмилия. — Да и не хотелось отпускать Ринальдо одного в такой большой город. Говорят, в Константинополе полно притонов с опытными шлюхами, которые так и бросаются на шею матросам, а тем более — капитанам кораблей.
— Одна уже успела броситься, — пробормотала Вера, отвернувшись от собеседницы.
— Но сегодня мне как-то особенно дурно, — продолжала жаловаться Эмилия. — А тут еще эта новая служанка напоила меня каким-то сонным отваром. Говорит, он целебный, но я...
— Что за служанка? — быстро спросила Вера. — Ринальдо никакой служанки не нанимал.
— Разве? — удивилась Эмилия. — Но, когда мы отплыли, она уже сидела у меня в каюте.
— Она и сейчас там?
— Наверное... ой-ой, кажется, у меня начинается рвота...
Эмилия кинулась к фальшборту и слегка перегнулась через поручни, а Вера побежала на нижнюю палубу. Открыв дверь в полутемную каюту, девушка не сразу обнаружила в ней незваную пассажирку. Лишь приглядевшись, заметила какое- то шевеление в углу.
— Это ты, Гайа? — резко спросила Вера.
Отодвинув занавеску, Гайа вышла в полосу света, падавшую из маленького окошка вверху. Она была закутана в темный бесформенный плащ, на голове — платок, надвинутый на самые брови.
— Неудивительно, что глупышка Эмилия приняла тебя за служанку, — усмехнулась Вера. — Где же ты раздобыла такую старушечью одежду? Уж, конечно, не в своем лупанаре. И как ты здесь оказалась? Можешь сбросить это одеяние, теперь ведь уже поздно возвращать тебя обратно, мы миновали Босфор.
Гайа сдвинула на плечи платок, но плащ не сняла, и со смиренным видом обратилась к девушке, обдав ее запахом хмельного напитка:
— Прости, Вероника, что я самовольно пробралась на корабль, но я люблю твоего дядю! Я действительно люблю Ринальдо и хочу быть с ним!
— Так любишь, что предала его, заставила страдать?
— Поверь, я не по своей воле вышла за Колино. Меня выдали мои бедные родители. А потом...
— Не верю я ни клятвам твоим, ни слезам! Но дело не во мне. Что толку тебе оправдываться передо мной? У Ринальдо есть жена, и она беременна.
— Я оправдываюсь перед тобой, потому что, как мне кажется, для Ринальдо важней твое мнение, а не Эмилии. Почему бы нам с тобой не договориться, ведь мы обе умны? И я не претендую на роль супруги Ринальдо, хотя мне известно, что и с Эмилией он не обвенчан. Я просто хочу быть рядом с ним. Как служанка, как приживалка — все равно...
— Это потому, что ты в конце концов надеешься занять место глупенькой доверчивой Эмилии, — нахмурилась Вера. — А Ринальдо знает, что ты на корабле?
— Пока нет, но...
— Тоща немедленно иди, покажись ему на глаза! — глухим голосом приказала Вера. — Иди, проси у него разрешения остаться, или я опозорю тебя перед командой и ты станешь шлюхой для всех матросов!
Гайа молча выскользнула из каюты, но напоследок метнула в сторону Веры злобный взгляд, невольно выдавший всю ее скрытую неприязнь к племяннице капитана.
Девушка несколько секунд сидела в задумчивости, перебирая чулочки и чепчики, которые Эмилия вязала для своего будущего ребенка. Потом вдруг какое-то необъяснимое предчувствие позвало ее из каюты на палубу.
Матросы собрались у правого борта, что-то с тревогой обсуждая, а с левого борта Вере послышался чей-то сдавленный крик, и девушка кинулась туда. На том месте, где несколько минут назад она оставила Эмилию, теперь стояла Гайа и, наклонившись, смотрела на пенящуюся вдоль бортов воду.
— Почему ты не пошла к Ринальдо? — обратилась к ней Вера.
— Он сейчас очень занят, я после с ним поговорю...
— А где Эмилия? — Вера быстро оглянулась по сторонам. — Она была здесь.
— Не знаю, — пожала плечами Гайа; вид у нее был непринужденный, но Вера заметила, что она взволнованно дышит. — Наверное, пошла на корму, там меньше качает.
Вера кинулась в указанном направлении, потом вернулась обратно. Эмилии поблизости не было, и это показалось ей подозрительным.
— Так где же Эмилия? — снова приступила она к Гайе. — Ты ей что-нибудь сказала? Ты испугала ее?
— Я испугала эту дурочку? — наигранно засмеялась Гайа. — Ее и пугать не надо, она и так всего боится. Зачем было брать ее в плавание?
Вера проследила за взглядом Гайи, по-прежнему устремленным на воду, и вдруг ее осенило:
— Ты... ты столкнула Эмилию в море? — Она схватила Гайю за плечи и изо всех сил тряхнула. — Ты утопила ее? Отвечай!
— Если она и упала в море, то не по моей вине, — пробормотала Гайа, пытаясь высвободиться. — Ничего, может, еще выплывет.
— Бедняжка не умела плавать, и ты об этом догадалась! — воскликнула Вера и, внезапно толкнув Гайю к поручням, приказала: — Отвечай, сумасшедшая пьяная шлюха! Говори правду, или я сейчас отправлю тебя вслед за Эмилией!
Гайа, изловчившись, повернула голову к Вере и, глядя на нее расширенными от испуга глазами, сдавленным голосом простонала:
— Это получилось само собой... Пойми же: в любви, как и на войне, каждый за себя...
— Это ты говоришь о любви? Разве ты когда-нибудь любила моего дядю?
Она снова перегнула Гайю через поручни, та пронзительно закричала, и в этот миг сзади раздался голос Ринальдо:
— В чем дело, Вероника? Что происходит? Кто эта женщина?
Он осекся, увидев Гайю. А она, высвободившись из рук Веры, кинулась к капитану и, цепляясь за него, воскликнула:
— Прости меня, Ринальдо, что я самовольно пробралась на корабль! Но я не могу с тобой расстаться, я хочу быть рядом!..
— И для этого она избавилась от Эмилии! — крикнула Вера и, бросившись к Гайе, дернула ее за волосы. — Она столкнула в море твою жену, слышишь, Ринальдо?!
— Это неправда! — взвизгнула Гайа. — Я не трогала Эмилию и не знаю, где она!
Глаза Ринальдо потемнели, и он рывком отстранил от себя Гайю. И в этот момент к нему подбежал Тьери с тревожным известием:
— Турецкая галера вышла из-за мыса и гонится за нами! Скорее, капитан, надо приготовиться к защите!
Ринальдо бросил быстрый взгляд на женщин и, прежде чем взбежать на капитанский мостик, приказал:
— Вероника, распорядись, чтобы спустили шлюпку с ныряльщиком, пусть ищет Эмилию. Потом иди в каюту, а с Гайей я после сам разберусь.
Вера не надеялась, что Эмилию еще можно спасти, но все же приказала искать ее поблизости от корабля. Затем бросилась к Гайе, озиравшейся безумным взглядом по сторонам, и потащила ее в каюту. Женщина не сопротивлялась, но, оказавшись с Верой наедине, стала бормотать слова оправдания и клясться в вечной преданности Ринальдо и его племяннице. Девушка, не слушая, толкнула ее в угол, вышла из каюты и заперла дверь, опасаясь еще какой-нибудь выходки со стороны Гайи.
Сама Вера, вопреки приказу Ринальдо, не собиралась пережидать опасность в каюте, а устремилась на палубу, где уже царила тревожная суета. Галера, вышедшая из-за мыса, увенчанного сторожевой турецкой башней, имела угрожающий вид: на ней были установлены не только мощные арбалеты, но и бомбарда, вдоль бортов собралось множество воинов, вооруженных саблями и абордажными топорами, слышались гортанные крики командира. Гребцы дружно налегали на весла, и судно на всех парусах приближалось к «Веронике», явно готовясь взять ее на абордаж. Где-то рядом Вера услышала взволнованный голос Карло:
— Кажется, это Охотник Бекир! Если так, то плохи наши дела...
Девушка вспомнила, как в Константинополе кто-то из греков рассказывал об Охотнике Бекире — турецком пирате, который известен тем, что подстерегает христианские суда на выходе из Босфора; при этом его галера, словно охотник в засаде, прячется за укрепленным мысом, и никто не знает, в какую минуту можно ожидать атаки. Из-за вылазок «охотника» в последнее время многие христианские корабли избегали плавать в одиночку мимо лихого места.
И вот теперь опасность подстерегла «Веронику», которая, хоть и плыла налегке, без груза, но сама по себе была добычей для пиратов, рассчитывавших присвоить корабль и продать в рабство его пассажиров. Ате дукаты, что Ринальдо получил от купца за зерно, окажутся для турок дополнительным призом.
Увидев, что от Бекира не уйти, на «Веронике» спешно готовились к бою. Ринальдо отдавал команды, стоя на капитанском мостике, и Вера напряженно следила за ним, боясь, чтобы в него не попала вражеская стрела.
В какой-то момент она встретилась взглядом с Ринальдо, и он, сердито сверкнув глазами, опять приказал ей спрятаться в каюте. Она тотчас покинула палубу, но не с намерением спрятаться, а чтобы, подобно другим матросам, превращавшимся во время боя в воинов, надеть на себя кожаную куртку с толстой войлочной подкладкой, выполнявшую роль доспехов, и взять в руки саблю и кинжал. Девушка решила ни в чем не уступать мужчинам и доказать свое право называться Грозовой Тучей.
Снова появившись на палубе, Вера увидела, что турецкая галера неумолимо догоняет христианскую.
Грохнула бомбарда, но ее выстрел не достиг цели, ядро вспенило воду рядом с «Вероникой». Ринальдо что-то крикнул Тьери, и тот кинулся к арбалету. Тьери был самым метким стрелком на корабле, и Вера сразу разгадала намерение дяди: нельзя допустить, чтобы бомбарда выстрелила еще раз, поскольку второй выстрел может оказаться удачнее первого, а на «Веронике» не имелось такого редкого пока оружия, как бомбарда, и ответить туркам на огнестрельную атаку было нечем, — значит, надо убрать бомбардира. Вряд ли у турок наличествует больше одного мастера по пушечному делу, и после его убийства их неуклюжее, но опасное орудие окажется бесполезным.
Арбалет Тьери выстрелил одновременно с бомбардой. Пронзительный крик раздался со стороны турецкой галеры, и ядро снова не достигло цели. На «Веронике» же меткий выстрел Тьери встретили приветственными возгласами и хлопаньем в ладоши.
Пушечная атака заглохла, и теперь мусульманские и христианские воины обменивались выстрелами из арбалетов. Однако это было лишь преддверие боя. «Охотник» стремительно приближался к «Веронике» и скоро сцепился с ней абордажными крючьями. Под ноги турецким пиратам, прыгающим на палубу атакуемого корабля, были брошены металлические орехи с остриями и разлита маслянистая жидкость, что нанесло туркам ущерб, но не остановило их. Генуэзцы явно уступали численностью своим противникам. Вера быстро поняла, что силы неравны и спасти экипаж «Вероники» может только какой-нибудь невероятный маневр или чудо. Девушка знала, что поражение «Вероники» означает для Ринальдо гибель, а для нее — насилие и унизительный плен, и решила биться до конца, чтобы скорее умереть рядом с Ринальдо и Карло, чем попасть в руки турецким пиратам.
Лязг оружия и крики раненых на несколько мгновений повергли девушку в растерянность, но потом она увидела рядом с собой Габриэле, упавшего на палубу, и турка, который уже занес над весельчаком кривую саблю. Не раздумывая, девушка кинулась вперед и отвела своим клинком клинок турка, нацеленный в шею Габриэле.
Волосы Веры были спрятаны под шлем, и мусульманский пират, не угадав в ней девушку, с яростью набросился на нее, как на юнца, помешавшего ему расправиться с опытным воином. Вера дралась с турком на саблях, мысленно возблагодарив Тьери за науку, но уже очень скоро поняла, что противник гораздо сильнее. Ей бы пришлось туго, если бы Габриэле, превозмогая боль от раны, не поднялся на ноги и не вонзил кинжал в бок турецкому пирату.
— Спасибо, весельчак, ты спас меня! — повернулась к нему Вера.
— А ты меня! — откликнулся Габриэле.
— Но ты ранен! Иди в камбуз, Гоффо тебя перевяжет!
— Потом, рана пустяковая...
В этот момент Вера увидела, что сразу два противника обступили Карло, и кинулась к нему на помощь. Одного турка она сзади ударила саблей, с другим Карло справился сам. И тут же напустился на девушку:
— Зачем ты здесь?! Ринальдо велел тебе идти в каюту!
— Сказал бы спасибо за помощь! — воскликнула Вера, но, чтобы не отвлекать и не тревожить Карло, не стала с ним спорить, а быстро отступила в сторону, словно и впрямь собиралась спуститься в каюту.
Присев возле кормовой надстройки, она быстро поправила выбившиеся из-под шлема волосы и подтянула ремень на кожаной куртке, которая была девушке немного великовата.
Краем глаза Вера заметила, что из люка, ведущего на нижнюю палубу, высунулась чья-то голова, но не придала этому значения, решив, что оттуда следит за битвой трусоватый Гоффо.
Однако в следующий момент, бессознательным чутьем ощутив опасность, она резко повернула голову в сторону люка — и тут же вскочила, упреждая направленный на нее удар стилета, зажатого в побелевших пальцах Гайи. Вере некогда было раздумывать, как эта женщина выбралась из запертой каюты и где раздобыла оружие, — девушка поняла лишь одно: Гайа видит в ней врага, от которого необходимо избавиться.
Вера быстро перехватила руку женщины повыше запястья и, резко вывернув, заставила выронить нож. Гайа издала глухой стон, а Вера с криком: «Гадина ядовитая, я вырву твое жало!» хотела ударить противницу под дых, но та успела отвернуться, и удар пришелся ей по спине. Поскользнувшись на шаткой палубе, Гайа отлетела на несколько шагов вперед и попала под абордажный топор турецкого пирата, который замахнулся, чтобы сбоку ударить Тьери, дравшегося на саблях сразу с двумя противниками.
Услышав предсмертный вопль женщины, Вера вздрогнула и на мгновение почувствовала неловкость оттого, что Гайа погибла не без ее помощи. Конечно, по справедливости только
Ринальдо должен был решать судьбу своей коварной любовницы. Но все случилось слишком быстро, и у Веры не было времени для раздумий о законном суде.
В этот момент девушка увидела Ринальдо в гуще битвы, и тут же всякие мысли о раскаянии покинули ее. Разве это справедливо, что ее дядя, такой красивый, смелый, умный и благородный, не познал настоящего счастья в жизни? Он, конечно, хотел иметь семью и детей, но Терезу вместе с детьми забрала чума, а бедняжку Эмилию и ее нерожденного ребенка убила женщина, которая в судьбе Ринальдо оказалась не лучше чумы. Что ж, если случай, словно знак свыше, вынудил Веру невольно отомстить Гайе — значит, так тому и быть.
Теперь девушке некогда было думать и сомневаться. Стараясь, чтобы ее не заметили Ринальдо и Карло, она ринулась на защиту рулевого, к которому подбирались турки. Окинув взглядом палубу, Вера успела заметить, что силы генуэзцев тают; отовсюду уже слышались торжествующие возгласы турецких пиратов, предвкушавших победу.
И вдруг впередсмотрящий, который каким-то чудом остался жив и не был сброшен со своего возвышения вражеской стрелой, закричал, стараясь перекрыть шум битвы:
— Мы спасены! Испанец идет на подмогу!
Стройная быстроходная «Альба», принадлежавшая Родриго Алонсо, на всех парусах приближалась к месту сражения. Теперь два христианских корабля против одного мусульманского могли почти наверняка рассчитывать на победу.
Команда «Вероники» воспрянула духом. Турки, перескочившие при абордаже на палубу атакуемого корабля, оставили без присмотра противоположный борт своего судна, к которому стремительно подошла испанская галера. Когда корабль Бекира был взят на абордаж, его палуба оказалась основным полем битвы, и туркам пришлось сражаться на два фронта. В пылу атаки Вера тоже перескочила на турецкое судно — и тут же взгляд ее выхватил из толпы стройную фигуру Родриго, который с мечом в одной руке и кинжалом в другой сражался сразу с несколькими противниками. Она невольно подивилась смелости и ловкости этого красавца, которого при первой встрече посчитала самонадеянным краснобаем и щеголем. Действия молодого испанца, умелым маневром атаковавшего турецкую галеру, а теперь отважно дравшегося в самой гуще битвы, да еще успевавшего отдавать толковые команды своим людям, неоспоримо свидетельствовали о том, что Родриго Алонсо де Кампореаль не просто аристократ с замашками авантюриста, но настоящий морской капитан и опытный воин. А это не могло не вызывать уважения и восхищения Веры. Девушка так засмотрелась на Родриго, что не заметила нацеленной на нее турецкой сабли, и лишь в последний миг чуть успела отклониться в сторону, так что удар не задел ее, а только сбил шлем с головы. Турок на мгновение остолбенел, обнаружив, что ему противостоит женщина, но тут же набросился на отважную воительницу, выкрикивая проклятия.
Теперь Вера уже не отвлекалась, билась сосредоточенно, вспоминая все, что усвоила от Тьери, Ринальдо и Карло. Ее пышные волосы развевались, глаза сверкали, в движениях появилась та поразительная быстрота и ловкость, какая порой приходит к человеку в минуту опасности и высокого напряжения сил. Она казалась вдохновенной и стремительной амазонкой в толпе мужчин, из которых одни подбадривали ее с грубоватым восхищением, а другие обзывали шайтановым отродьем.
В какой-то момент она вдруг поймала на себе удивленновосторженный взгляд Родриго, а вскоре испанец оказался рядом, заслонив девушку от противника. Она услышала его взволнованный и в то же время веселый голос:
— Вероника, скройтесь в каюте, мы справимся уже и без вас! Эти турецкие клинки могут испортить вашу дивную кожу!
Она не успела ничего ответить, потому что сзади ее кто-то резко дернул за плечо. Оглянувшись, Вера встретилась глазами с Карло, который гневно ей приказал:
— Сейчас же убирайся отсюда! Или ты хочешь, чтобы Ринальдо из-за тебя сошел с ума?
Девушка увидела Ринальдо на палубе «Вероники». Он вместе с Тьери и Габриэле теснил к борту и добивал оставшихся там противников, но при этом успевал бросать тревожные взгляды в сторону турецкого корабля, где находилась Вера. Девушка поняла, что дядя из-за нее отвлекается и может пропустить удар, а потому без возражений вернулась на «Веронику» и даже скрылась в каюте. Теперь, когда исход сражения был ясен, когда миновала опасность гибели и плена, Вера могла позволить себе передышку. Она перевязала две небольшие ранки — на ноге и повыше запястья, смыла с лица кровь и грязь. Затем, вытащив из своей дорожной сумки зеркало и гребень, расчесала спутанные волосы. Еще Вера вдруг подумала, что не худо бы переодеться в женское платье, но все же решила этого не делать. «Если судьба — он еще увидит меня в женском платье, а если нет...» Девушка поняла, что мыслями невольно возвращается к Родриго, и щеки ее вспыхнули, а сердце забилось сильнее. Теперь она уже вполне отдавала себе отчет, как сильно ее волнует мнение молодого испанца.
Окончание морской битвы ознаменовалось победными Криками христианских моряков. Вера хотела подняться на палубу, но остановилась на полпути, услышав где-то рядом голоса Ринальдо и Родриго. Генуэзец благодарил испанцада помощь, а в ответ услышал:
— Я рад, что мы с приором вовремя узнали о засаде Бекира и смогли вмешаться. Не будь у нас надежных лазутчиков, «Альба» спокойно бы последовала на Родос, а «Вероника» осталась бы один на один с турками. Теперь вы понимаете, как важно сражаться не в одиночку , а в содружестве с кораблями ордена? У нас есть опыт, и мы повсюду стараемся вербовать в наши ряды верных людей.
— Да, сегодня я в этом убедился.
— Тогда не следует вам терять время на плавание в Монкастро. Вы ведь можете прямо сейчас отправиться на Родею вместе со мной и приором на моей «Альбе». Вашу племянницу можно безбоязненно отпустить домой одну, без вашего присмотра.
На пути уже не должно быть таких опасностей, как здесь, близ турецких берегов. К тому же я видел Веронику в бою — она сражалась, как настоящая амазонка. Девушка может постоять за себя не хуже мужчин. Кажется, она обучена всем боевым искусствам. — Родриго немного помолчал и добавил с улыбкой в голосе: — Скорее, ей надо осваивать искусство быть женщиной.
— Наверное, вы правы, — вздохнул Ринальдо. — Но у Вероники была трудная судьба — не такая, как у большинства женщин.
— Но мои доводы о немедленном отплытии на Родос вас убедили? — уточнил Родриго. — Или, может, ваша жена...
— Эмилия погибла, — глухим голосом сказал Ринальдо. — Видно, мне не суждено стать мужем и отцом... Ну, а насчет Вероники вы правы. Сегодня я и сам убедился, что племянница вполне может за себя постоять. Так и быть, она отправится домой под защитой Карло и других матросов, а я вместе с Тьери перейду на «Альбу». Чем раньше получу благословение и помощь родосских рыцарей — тем лучше.
— Это разумное решение, — послышался характерный, чуть скрипучий, голос приора.
Потом собеседники удалились, и до Веры долетел насмешливый ропот и кряхтение Габриэле:
— Гоффо, бездельник, где ты взял такой пекучий бальзам? Не иначе как приложил мне к ране перец! Лучше бы ты сдабривал этим перцем жареную баранью ногу!
Девушка не стала больше таиться, а вышла на палубу, где услышала в свой адрес приветственные возгласы. Матросы из команды Ринальдо с гордостью говорили о ней: «Это наша Вероника — Грозовая Туча! Настоящая предводительница корсаров!» Прозвище девушки тут же подхватили моряки «Альбы», провожавшие жадными взглядами и грубоватыми похвалами ее стройную фигуру с копной темных волос, тучей разметавшихся вокруг красивого и строгого лица.
Вера, поискав глазами Ринальдо и Родриго, решительно направилась к ним. Она еще не остыла от азарта битвы, внезапно сблизившей ее с испанцем. Он сражался рядом с ней, оберегал ее, она видела восхищение в его глазах — и ей хотелось сейчас же, немедленно, показать ему, что она его тоже оценила по достоинству. А еще из ума у нее не шли услышанные минуту назад слова Родриго: «Веронике надо осваивать искусство быть женщиной». Что он имел в виду, так отзываясь о ней? Ведь не только умение наряжаться и делать прически?
Ринальдо, Родриго и Карло сейчас стояли рядом, приор чуть отошел в сторону. Мужчины разом оглянулись на Веру, и Ринальдо сказал:
— Вероника, я должен похвалить тебя как воина, но как девушку и свою племянницу — никогда.
— Прости меня, дядя, за непослушание... — Она на несколько мгновений прижалась лбом к его плечу. — Но я не могла сидеть и ждать, когда все закончится. Решила: лучше умереть в бою, чем попасть в позорное рабство. Ведь турки могли победить, если бы мессер Родриго не пришел на помощь. — Вера метнула быстрый взгляд на испанца, который смотрел на нее, не отрываясь, и чуть заметно улыбался. — А еще, знаешь, дядя... Гайа погибла. Она каким-то образом выбралась из каюты и...
— Знаю, мне доложили, — быстро сказал Ринальдо. — Знаю также, что Эмилию не спасли, она утонула. По всему выходит, что мне не суждено иметь семейный очаг. Я моряк, скиталец, корсар — таково мое предназначение. Я сегодня же отправляюсь на Родос вместе с Родриго Алонсо. На время моего отсутствия капитаном «Вероники» оставляю Карло. Он поведет корабль в Монкастро.
— Карло будет капитаном, а я его помощником! — Глаза Веры заблестели. — Ты ведь доверяешь мне, правда, дядя? Я же показала себя неплохим моряком?
— Может быть, даже слишком неплохим, — пробормотал Ринальдо словно про себя.
— А когда вы вернетесь с Родоса? — забеспокоилась девушка. — Долго ли вас ждать?
Ринальдо вопросительно глянул на испанца, и тот ответил, обращаясь к Вере:
— К концу июля мы уже должны быть в Константинополе. Ну, а оттуда — в Монкастро, где к «Альбе» присоединится «Вероника». — Он многозначительно улыбнулся, словно, произнося «Вероника», имел в виду не галеру, а девушку.
В этот момент Тьери позвал капитана и помощника, и они отошли в сторону, оставив Веру радом с Родриго. Не зная, что сказать испанцу, она оглянулась вокруг. Всюду были следы ожесточенной битвы. Тяжело раненных матросы перенесли в каюту. Тех, кто был ранен легко, перевязывали Гоффо и корабельный лекарь с «Альбы». Трупы турецких пиратов сбросили в море, а убитых христиан готовились отпеть по церковному обряду. Галерные рабы уже смывали с палубы кровь и грязь, а матросы готовились делить захваченную на турецком корабле добычу.
Вере вдруг пришла в голову мысль о том, как мало значит человеческая жизнь в этом мире, где идет вечная борьба за существование и люди без всяких сомнений и без боязни греха убивают друг друга.
Впрочем, не все последствия битвы были мрачны: на веслах у турок оказалось несколько пленных таврийских христиан, и теперь, освободившись из цепей, они помогали своим спасителям.
Внезапно рука Родриго легла девушке на плечо, и его голос прозвучал с удивительной теплотой:
— Я восхищен твоей отвагой, Вероника.
Она, даже не заметив, что он перешел на «ты», невольно улыбнулась в ответ:
— А что же мне оставалось делать, как не драться? Я решила, что лучше умру, чем стану рабыней басурманов. Спасибо вам, сеньор Родриго, вы наш спаситель. По правде говоря, я тоже была восхищена вашей смелостью и боевой сноровкой.
— Но я ведь мужчина. А вот ты, девушка, показала себя более мужественной и умелой, чем иные воины. И все-таки мне очень обидно за тебя.
— Обидно? Почему? — она удивленно и настороженно взглянула ему в глаза.
— Подумай сама. Ты же не проведешь всю жизнь на корсарском корабле, переодевшись моряком? Рано или поздно тебе придется стать женщиной. Но сможешь ли? Кажется, ты избегаешь мужчин. А ведь, чтобы принести мужчине наслаждение, надо и самой его испытывать. Ты же хочешь быть счастливой и любимой? А этому надо учиться.
Вере показалось, что он подзадоривает ее, и она ответила с вызовом:
— Разве это такая уж трудная наука?
— Гм, смотря кто учитель. Хотя и от ученицы многое зависит.
В этот момент приор подошел к Родриго и, окинув недоброжелательным взглядом девушку, увел его в сторону. Уходя, испанец оглянулся на Веру, которая смотрела ему вслед и мысленно повторяла его слова о науке быть женщиной.
Глава пятая
Чем больше времени проходило после расставания с Родриго, тем яснее Вера понимала, что образ молодого испанца сладкой занозой проник ей в сердце. Впервые она думала о мужчине не как диковато-наивная девчонка и не как независимая, приравнявшая близость к насилию, амазонка, а как женщина, готовая к любви. Она еще не умела любить так, чтобы самой испытать счастье и подарить его мужчине, но уже была уверена, что усвоит эту таинственную науку не хуже, чем усвоила премудрости морского боя. Она знала, что умеет быть упрямой в достижении цели, а ее цель была — завоевать любовь Родриго.
Еще на корабле, по пути из Константинополя в Монкастро, она уже начала просить Карло научить ее грамоте, так как хотела прочесть стихи, которые подарил ей испанец. Карло вначале удивился ее рвению, но потом, увидев однажды Веру, стоявшую на корме и задумчиво разглядывавшую исписанный листок, тут же высказал догадку:
— Ты хочешь знать грамоту, чтобы прочесть чье-то послание?
Может, кто-то другой и смутил бы Веру этим вопросом, но не Карло; к нему она относилась как к старшему другу или родственнику, которому с детства привыкла доверять почти все свои тайны. И потому, не мудрствуя лукаво, девушка протянула Карло листок и попросила:
— Прочти, что здесь написано. Я, конечно, и сама скоро научусь читать, но...
— Но тебе не терпится прочесть это как можно быстрей? — усмехнулся Карло. — Может, скажешь, какой счастливчик заинтересовал Грозовую Тучу столь скучным для нее делом, как письмо? Впрочем, я догадываюсь... Не этот ли красавец авантюрист из арагонской фамилии?
— А чем он тебе не нравится? — вспыхнула Вера. — Он наш спаситель, разве не так? И он оказался отважным воином!
— Не спорю, — вздохнул Карло. — Но я совсем мало знаю этого Родриго Алонсо, чтобы судить о его достоинствах и понимать его намерения. Только мне кажется, все эти отпрыски аристократических родов, даже бастарды, слишком горды и высокомерны, и простой девушке, вроде тебя, не стоило бы на него засматриваться.
— Мы с дядей тоже аристократического рода! — вскинула голову Вера. — И то, что мы обеднели, не сделало нас хуже. Мы так же можем и разбогатеть, если у Ринальдо хорошо пойдут дела на службе у родосских рыцарей. И я хочу стать грамотной, чтобы не только это послание читать, но и многое другое. Что же до Родриго, то при расставании он не показался мне высокомерным. А этот сонет он сочинил для меня.
— Что ж, посмотрим... — Карло присел на тумбу у кормовой надстройки и, развернув лист с посланием, четко продекламировал:
- Задумчивый, надеждами томимый,
- брожу один, стараясь стороной
- всех обходить — за исключеньем той,
- кого в душе зову своей любимой.
- Бежать бы мне, бежать, пока живой;
- она, быть может, друг себе самой,
- но нам с Амуром враг непримиримый...[26]
Карло прервал чтение и ироничным взглядом посмотрел на Веру:
— Сонет хорош, хотя Родриго сочинил его не сам, а переписал у флорентийского поэта Петрарки. Но, по крайней мере, испанца можно похвалить за вкус к поэзии.
— Но, кажется, ты прочел не до конца, — нахмурилась Вера. — Что там дальше?
— Совсем немного, — усмехнулся Карло и завершил чтение:
- И вот она идет, и, если я
- не ошибаюсь, светом состраданья
- на этот раз исполнен гордый взгляд.
- И тает робость вечная моя,
- и я почти решаюсь на признанья,
- но вновь уста предательски молчат.
Вера выхватила лист у Карло и, отбежав на другой конец корабля, долго стояла в задумчивости, прижав письмо Родриго к своей груди.
«Она, быть может, друг себе самой, но нам с Амуром враг непримиримый... Гордый взгляд... Робость вечная моя... Он с умыслом выбрал эти стихи, чтобы намекнуть мне о своих чувствах, — улыбаясь, думала девушка. — Он считает меня гордячкой, чуждой любви, «врагом Амура», а потому втайне робеет передо мной, хотя старается казаться насмешливым. Но, как только мы встретимся вновь, я дам понять ему, что тоже думаю о нем, готова полюбить...»
Она с незнакомым ей раньше волнением представляла, как при встрече посмотрит в глаза Родриго и прочтет в них подтверждение его любви. Но к началу августа, когда он обещал приехать, она должна стать другой — настоящей женщиной, образованной, изящной, умеющей любить. Чтению ее научит Карло, изящным манерам — кто-нибудь из благородных матрон в Монкастро, а вот любви... здесь у нее учителя не было.
Вечером корабль бросил якорь вблизи древнего городка Месемврия, расположенного на острове, соединенном с сушей узким перешейком. Этот городок был раньше болгарским, потом византийским, а недавно в нем начали хозяйничать турки, которые, правда, здесь еще не обосновались окончательно. Карло назвал Месемврию «ничейным городком», где пока могут найти передышку во время плавания как христианские, так и мусульманские суда.
Команда «Вероники», однако, не решилась к ночи высадиться на малознакомый берег, а лишь только утром, при свете зари, Карло приказал отрядить в городок две шлюпки, чтобы пополнить запасы воды и продовольствия, а также купить парусину. До Монкастро было уже недалеко, но Карло опасался, что погода испортится и плавание может затянуться. В одну из шлюпок сел Карло с двумя матросами, в другую — кок Гоффо, корабельный плотник Рустико и двое носильщиков, выполнявших и роль гребцов. В последнюю минуту Вера не удержалась и вскочила в лодку следом за Карло, хоть он и возражал. Матросы взялись за весла, и шлюпка быстро заскользила к берегу.
На месемврийском базаре было немало турок и татар, промышлявших работорговлей, а потому итальянцы старались держаться вместе, не удаляясь друг от друга ни на шаг.
Но, когда, купив самое необходимое, они вернулись к берегу, Вера невольно отвлеклась и отошла в сторону от своих спутников, погружавших в шлюпки мешки с продовольствием и бочки с водой и вином. Внимание Веры привлекло небольшое парусно-гребное судно — фуста; такие чаще всего применялись таврийскими купцами для перевозок по Черному морю. Этот корабль, в отличие от «Вероники», остановился не на расстоянии от берега, а прямо у причала бухты, — видимо, владелец фусты хорошо знал местных обитателей и никого здесь не опасался. Корабль явно готовился к отплытию, но трап еще не убрали, по нему матросы заносили какие-то ящики, а капитан сверху что-то им кричал. По обрывкам фраз Вера поняла, что это купеческое судно из Кафы и сейчас туда направляется. Девушка знала, что Кафа — большой город, сравнимый с Генуей и даже с Константинополем, и ей давно хотелось там побывать, но дядя почему-то не любил ездить в Кафу и ни разу не взял туда племянницу. Однако теперь, после встречи с Родриго, Вера вдруг подумала, что ей непременно следует побывать в Кафе, Солдайе и во всех таврийских городах. Ведь если Родриго, с благословения святых отцов, станет черноморским корсаром, то должен будет изучить таврийское побережье во всех подробностях, и в этом могла бы ему помочь его подруга... нет, жена!
С мыслью о Родриго Вера бросила рассеянный взгляд на готовую отчалить фусту — и вдруг замерла, почувствовав, как холод пробежал по спине. На палубе стоял, опершись о перила, молодой мужчина в красном полукафтане-таперте, перехваченном в талии зеленым поясом, и синей суконной шляпе, украшенной ярко-желтой лентой.
И этот пестрый пассажир фусты был не кто иной, как тот самый «красавчик», о котором Вера помнила все три года, мечтая отомстить! Она побледнела, и крик застыл у нее в горле — так хотелось ей сейчас же, сию минуту, кинуться с ножом на насильника, погубившего в зародыше рассвет ее женственности. В этот миг «красавчик» встретился с ней глазами и, кажется, узнал ее. Ответив насмешливой улыбкой на полный ненависти взгляд Веры, он тут же отвернулся и покинул палубу.
А Вера, опомнившись, бросилась бежать к Карло, который уже готовился сесть в шлюпку и оглядывался по сторонам, ища девушку. Увидев, что Вера побледнела и вся дрожит, он кинулся ей навстречу:
— Что такое? Тебя кто-то испугал?
— Там... там, на той фусте — тот самый «красавчик»... насильник. Клянусь, это он! Я должна ему отомстить!
— На какой фусте? — Карло посмотрел Вере через плечо. — На той, что сейчас отчалила?
Вера оглянулась. На корабле кафинского купца уже отдали швартовы, и полоса воды между судном и причалом медленно увеличивалась.
— Нет!.. Он не должен уйти от расплаты! — вскрикнула Вера. — Я поклялась жизнью, что убью его! Карло, мы должны догнать этот корабль!
Увидев, какое лихорадочное выражение появилось в глазах девушки, Карло не стал ей противиться и приказал матросам как можно быстрее грести к стоявшей на якоре «Веронике».
Но Вере казалось, что они гребут медленно, и она, нетерпеливо постукивая кулаком по борту шлюпки, готова была сама взяться за весла.
— Не горячись, — вполголоса увещевал ее Карло. — Даже если мы догоним этот корабль, то как сможем приказать капитану выдать «красавчика»? А если он приходится ему родственником или другом?
— Все равно я до него доберусь! — упрямо тряхнула головой Вера.
— Прикажешь драться с командой фусты? Идти на абордаж?
— Если надо — да! — В глазах Веры плескалась безумная решимость.
— Мы, хоть и корсары, но христиане и не нападаем на единоверцев! — пытался урезонить ее Карло.
— Тот подонок — не христианин, а дьявольское отродье! — заявила она, стиснув зубы, и Карло понял, что спорить с ней бесполезно.
Оказавшись на корабле, он отдал команду сниматься с якоря и следовать за фустой, уже значительно удалившейся от берега.
Вера стала рядом с Карло на капитанском мостике, чтобы лучше было видно стремительно скользивший по волнам ка- финский корабль.
— Они спешат на всех парусах, пока дует западный ветер, он помогает им двигаться к Таврике, — заметил Карло. — А вот для нас этот ветер не будет полезным, когда повернем на Монкастро.
— Сейчас главное — догнать фусту, а в Монкастро потом как-нибудь доберемся, — заявила девушка.
Карло, заметив темное облако на северном краю горизонта, покачал головой:
— Боюсь, что погода скоро может испортиться, и тогда мы уж точно рискуем долго носиться по морю.
— Если погода испортится, то не только для нас, но и для них! — Вера напряженным взглядом следила за быстро удалявшейся фустой. — Черт!.. Кажется, они идут со скоростью не меньше восемнадцати узлов.
— Попутный ветер помогает, а потом, ближе к Амастриде, им поможет черноморское течение, которое там поворачивает на север.
— Но ведь наша галера должна быть быстроходней фусты, почему же мы не можем их догнать?! — сердито топнула ногой Вера.
— Не забывай, что во время боя у нас были повреждения. В Месемврии Рустико собирался заняться починкой парусов и мачт, но ты не дала на это времени.
— Если с парусами не все в порядке, то вели гребцам приналечь на весла!
— Гребцы измотаны, а сегодня им еще не успели дать еды.
— Пусть едят на ходу! — Вера была само нетерпение.
Карло бросил на девушку осуждающий взгляд, но спорить не стал. Скоро расстояние между галерой и фустой немного сократилось, но это, кажется, вызвало беспокойство у команды кафинского купца, и фуста прибавила ходу.
— Похоже, они знают, что «Вероника» — корсарское судно, и боятся, что мы хотим их ограбить, — заметил Карло. — Если погоня будет продолжаться с той же быстротой, мы рискуем зайти далеко в море, а сейчас нам это ни к чему.
— Что же делать?
— Я велел впередсмотрящему дать сигнал купцу, что у нас мирные намерения и мы хотим переговоров. Но, кажется, на фусте нам не верят.
— Как глупо с их стороны! А они не боятся, что мы начнем стрелять из больших арбалетов?
Карло снова оглянулся на темную линию горизонта и пожал плечами:
— Наверное, надеются, что непогода нас отвлечет и мы отстанем.
— Вели дать еще один сигнал о переговорах!
Через какое-то время стало ясно, что кафинский купец все же решился на переговоры, и фуста замедлила ход.
После сближения кораблей Вера первая перешла по шкафуту на палубу фусты и обратилась к капитану:
— Синьор, у нас нет плохих намерений! Мы только хотим, чтобы вы нам выдали одного человека, который находится у вас на корабле. Мы должны наказать его за преступление!
Капитан купеческого судна — немолодой, но крепкий генуэзец с обветренным лицом, хмуро спросил у стоявшего на капитанском мостике Карло:
— А почему переговоры со мной ведет этот молокосос-юнга?
— Это не юнга, а мой помощник! — заявил Карло. — И я повторю его просьбу о выдаче одного вашего пассажира.
Рядом с Верой стали Габриэле и еще один матрос с «Вероники», получивший за быстроту прозвище Джованни-Ураган. Они трое выразительно взялись за рукояти своих сабель, давая понять, что юный переговорщик находится под их защитой.
— Какого пассажира вы имеете в виду? — спросил капитан фусты.
— Я не знаю, как его зовут, но могу описать приметы, — ответила Вера. — Это молодой темноволосый мужчина в красном кафтане и синей шляпе с желтой лентой.
Капитан переглянулся со своим помощником, и тот с усмешкой объявил:
— Догадываюсь, о ком речь! Это тот красавчик, который проиграл мне пятьдесят дукатов, но пообещал отдать эти деньги лишь в Кафе.
— Да, его можно назвать красавчиком, — подтвердила Вера, чувствуя, как ее охватывает азарт охотника, приблизившегося к добыче. — Выдайте нам этого красавчика немедленно! Мы даже заплатим вам его долг, только выдайте!
Помощник, который, в отличие от хмурого капитана, был явно веселого нрава или, может, успел приложиться к фляге, ответил с широкой улыбкой:
— Да мы бы и рады, но этот плут Угуччоне сбежал! В последнюю минуту перед отплытием покинул корабль, и мы даже не заметили, как ему это удалось.
— Угуччоне? Его зовут Угуччоне? — невольно переспросила Вера.
— Да, так он нам назвался.
— Я не верю, что он сбежал, вы его где-то прячете! — Девушка не в силах была смириться с тем, что погоня оказалась напрасной. — Клянусь, я обыщу всю вашу посудину, и, если вы лжете...