Королева в придачу Вилар Симона
– Вас ведь предупреждал Гриньо, – мягко заметила Луиза.
Конечно, предупреждал... Франциск помнил это. Милый «женамутье», который куда более его преуспел в отношениях с прекрасной Мари.
– Почему вы считаете, что судьба герцога Саффолка будет волновать вдовствующую королеву? Насколько мне известно, он отбыл в Кале и, возможно, уже в Англии – сообщает Генриху...
– У вас неверные сведения, Франсуа, – прервала сына Луиза. – Брэндон во Франции. Более того, он в Париже, в крепости Шатле.
Если Франциск и был удивлен, то одновременно и успокоился. Без пяти минут король Франции улыбнулся и, откинувшись в кресле, скрестил длинные ноги.
– Браво, мадам! А теперь я хотел бы знать все по порядку. И Луиза рассказала сыну обо всем.
Брэндон, видимо, подозревал, что его встречи с королевой могли иметь последствия, и решил похитить её. До глупости дерзкий план, но, видимо, герцог Саффолк был в отчаянии, раз решился на подобное. И с самого начала его преследовали неудачи. Во-первых, охранники в Клюни ещё днем обратили внимание, что вокруг особняка то и дело шныряют какие-то незнакомые люди. Это насторожило Луизу – она даже ожидала более существенного нападения. Ведь она уже знала о положении Мэри, и решила предпринять меры. Действуя угрозами и принуждениями, она пыталась вынудить вдовствующую королеву вытравить плод.
Но сия мадам-вдова, панически боялась подобной операции, только и твердила, что готова молчать о своем положении, утверждая, что не станет препятствовать воцарению Франциска. Кто, интересно, ей бы поверил? Тогда Луиза все же решилась вызвать повитуху, велев опоить Мари крепким наркотическим зельем, чтобы та находилась в беспамятстве и не смогла помешать сделать с собой что-либо. Но как же сопротивлялась эта рыжая! Охранникам еле удалось её скрутить, но и после они не были уверены, что она хлебнула достаточно, чтобы отключиться. Но Мари так и не впала в беспамятство, держась до последнего, и они решили оставить её, приставив к ней малышку Болейн. Но королева, похоже, уже не доверяла этой английской фрейлине, и не позволяла себе расслабиться ни на миг. Они решили обождать немного, и вот тут-то Луизу посетила настоятельница монастыря бернардинок, которая предупредила, что они подозревают, что к ним в обитель кто-то проник. Дело в том, что одной из послушниц в монастыре бернардинок является некая Джейн Попинкорт, бывшая фрейлина Мари. Пару дней назад она куда-то отлучалась, а когда вернулась... Короче, сестра-привратница, впустившая её, заподозрила, что Джейн вернулась не одна, оповестила настоятельницу и та, боясь скандала, велела допросить Джейн. Та, конечно же, все отрицала, но настоятельница велела строго следить за ней. Будучи женщиной неглупой, монашка заподозрила, что если кто-то и скрывается в её обители, то это можно связать с тем, что монастырь бернардинок примыкает к Клюни, поэтому и предупредила Луизу. Та же решила пока не вмешиваться, даже убрала охрану со стены, велев строжайшим образом за всем следить. И, как оказалось, не напрасно... Перед рассветом в сад особняка проник мужчина. Его не задержали, следили, что он будет делать. Наблюдая из-за ставень окна за незнакомцем, Луиза признала в нем сиятельного герцога Саффолка и решила поймать его на горячем, когда он будет с Мэри.
Таким образом, они смогли бы доказать, что к королеве проник её любовник, и что бы ни утверждала Мэри впоследствии, все поймут, что она пыталась навязать Франции не дофина, а бастарда от выскочки Брэндона. Какой бы тогда случился скандал, как были бы опозорены Тюдоры! Валуа и Ангулемы могли бы после этого выставлять Англии любые условия. Поэтому её люди и не задержали Брэндона сразу. И надо сказать, этот молодчик действовал отменно: лазил по крышам, как кошка, даже смог подкупить мадемуазель Болейн, когда добрался до окна спальни. Но Анна Болейн тут же вынуждена была его предать, когда, выйдя за дверь, увидела Луизу со стражей. А дальше любовникам не повезло – они сорвались с веревочной лестницы, и при падении у Мэри случился выкидыш. Брэндона же Луиза велела под покровом ночи препроводить в крепость Шатле, так что теперь Франциску остается только решить, как с ним поступить.
За все время рассказа Франциск ни разу не перебил мать, внимательно слушая и задумчиво потирая гладко выбритый подбородок.
– Какое отчаянное безумство, – сказал он задумчиво. – Какое безрассудство... Но как великолепно, клянусь честью!
Луизе в первый миг показалось, что она ослышалась.
– Что ты сказал, Франсуа? Он грустно улыбнулся.
– Оказывается, и в наше время мужчина способен на подвиг ради любимой женщины.
– Замолчи, Франсуа! – взвизгнула Луиза. – Ты не понимаешь, что говоришь! Герцог Саффолк действовал по приказу своего короля!
– Нет, мадам. Если бы в дело вмешался Генрих Тюдор, дело бы решалось совсем иначе, и совсем на другом уровне. Говорю вам, матушка, наш женамутье действовал столь отчаянно только от безысходности. Надо же, такой осторожный политик, как Саффолк, – и решился на подобное! Видимо, он сильно любит эту женщину, раз так боялся за неё.
Луиза нервно рванула четки. Её сын, конечно, романтик, но не полный же безумец, в конце концов?!
– Я тоже действовала так от безысходности, Франсуа. Ты и не представляешь, что я пережила за это время. Твое будущее было в опасности, и я... Я сделала все, что смогла.
Франциск подошел к ней и нежно обнял. Он говорил, что небо наградило его самой лучшей матерью, какая только может быть у смертного, что никогда не забудет, чем ей обязан, целовал её руки, щеки, глаза... Луиза просто растаяла. Правда, она тут же ощетинилась, когда Франциск спросил о самочувствии вдовствующей королевы.
– С ней самые лучшие врачи из тех, кому я могу доверять. За ней прекрасно ухаживают, хотя эта тварь и не заслуживает подобного.
– Могу ли я навестить её?
Что это – просто визит вежливости, желание самому во всем убедиться, или отголосок былых чувств? Хотя англичанка после всего пережитого явно не в лучшем виде – пусть Франсуа полюбуется на неё и сравнит с иными. С красавицей мадам де Шатобриан, к примеру. Сравнение будет явно не в пользу английской розы.
И Луиза сама отвезла его в Клюни.
Порой приходя в себя от боли, Мэри слабо стонала, и тогда над ней склонялось круглое, потное лицо повитухи, обрамленное ослепительно белыми складками головной повязки.
– Потерпите, моя милая. Я знаю, что вам больно. Но надо держаться.
Мэри не знала, сколько это длилось, не понимала где она, что сейчас – день или ночь. Порой она замечала отблески пламени, и ей, среди этой боли и ужаса, начинало казаться, что она уже в аду, и она бессвязно бормотала слова молитвы... Но демоны не отступали. У них у всех было лицо Луизы Савойской, с резкими морщинами у рта, они шипели: «Я загрызу тебя, загрызу!..». Как страшно умирать! Демоны терзали её тупыми ножами, жгли каленым железом. И лишь это красное потное лицо женщины, что склонялось над ней, было участливым, добрым, а мягкий голос все повторял:
– Потерпи, малышка. Уже совсем недолго.
Мэри ощутила, как её приподняли, подостлали свежее белье, положили что-то холодное на живот. Она почувствовала себя лучше, боль сделалась не такой нестерпимой.
– Вот и все, моя красавица. Теперь ты спасена. Мэри очнулась лишь спустя много часов. Шторы были отодвинуты, и комнату заливал белесый дневной свет. Мэри узнала черный полог над головой, знакомую резьбу поддерживавших его столбиков... Она лежала на своем траурном ложе, слабая, ещё одурманенная, измученная болью, и постепенно начинала вспоминать, что с ней произошло. Она до боли стиснула зубы. Ребенка не будет. Того ребенка, который был её страхом и обузой, больше не будет! Но почему она чувствует себя такой несчастной, такой опустошенной?.. И слезы сами собой потекли из её глаз.
Откуда-то рядом возник силуэт толстой краснолицей женщины. Мэри узнала её – это была повитуха, которую приводила к ней Луиза, и в руки которой Мэри так упорно не давалась. Тогда повитуха плакала, теперь уже улыбалась. Оказывается, у неё была добрая, приветливая улыбка.
– Ну, вот вы и пришли в себя, моя милая. Ну-ну, не надо плакать. Все ведь вышло само собой, и почти без боли, хотя и страху-то вы на меня нагнали! Все твердили, что вы в аду. Я думала, упаси Боже, и в самом деле помрете.
– Я и была в аду, – слабо произнесла Мэри, и женщина невольно перекрестилась.
– Ну что вы, деточка... ваше величество. Все ведь обошлось. У вас ещё и детки будут. – И прибавила шепотом: – А то мало ли что...
Только теперь Мэри стала вспоминать, что стало причиной её выкидыша. Она вспомнила ночь, неожиданное появление Брэндона в окне, его признание в любви... Что было потом? Она попыталась встать, но повитуха всполошилась, стала укладывать её, говоря, что ей нужен покой. На вопросы о Брэндоне эта добрая женщина ничего не могла ей ответить – она не знала, о ком и речь. Но не померещилось же Мэри все это? Нет, она прекрасно помнила, как вылезла в окно, и они стали спускаться. Потом – боль и мрак...
Повитуха протирала ей лицо влажной салфеткой, говорила утешающие простые слова... Мэри плакала, но была рада, что рядом находился хоть кто-то, кто добр к ней. Когда отворилась дверь и появилась баронесса д’Омон, сделав знак повитухе удалиться, Мэри не хотела её отпускать, пытаясь поймать за руку. Женщина поглядела с жалостью на молодую королеву, но вышла д’Омон взбила Мэри подушку, помогла сесть, сказав, что королеве надо подкрепиться, и стала кормить её с ложечки бульоном. Мэри ела через силу. Чувствовала она себя ужасно. У неё оказалось поврежденным ребро, и боль отзывалась при каждом вздохе, болели ушибленное лицо и голова. Однако после того, как она поела и баронесса сделала ей компресс, стало немного лучше. Собравшись с духом, Мэри все же осмелилась спросить о Чарльзе Брэндоне. Д’Омон только хмыкнула и с презрением сказала, что этот негодяй там, где ему и надлежит быть – в тюрьме, и только король Франции решит его участь.
Теперь Мэри целые дни проводила в постели. Здоровье постепенно восстанавливалось, но её терзали страхи, не за себя, а за Чарльза. С ней уже не могло случиться ничего хуже того, что произошло, а вот Брэндон... Мэри утешала себя мыслью, что он посол и английский герцог, а значит, лицо неприкосновенное. Хотя какие титулы и звания могли помочь Чарльзу после того, когда он решился на такое? Мэри много думала о нем. Где-то в глубине, за болью и страхом, в ней теплилась гордость за любимого человека и благодарное чувство за его любовь и безрассудство. Но сильнее был страх. Чарльз в Шатле! Она хорошо помнила серые стены и узкие бойницы этой мрачной крепости.
Однажды, проснувшись, она увидела в своей комнате Луизу Савойскую. Та о чем-то беседовала с д’Омон и Нэвэр, но, почувствовав взгляд Мэри, тут же повернулась. Подойдя к кровати, она разглядывала королеву с каким-то брезгливым любопытством. В первый миг Мэри сжалась. Эта женщина-ящерица победила её, изранила, уничтожила! Но оказалось, Мэри ещё что-то значила для неё... Она с удивлением вслушивалась в то, что говорила ей Луиза. Выходит, Мэри все ещё была опасна для мадам-ящерицы! Луиза боялась, что вдовствующая королева может рассказать, что с ней сделали, и твердила, что в интересах самой Мэри молчать обо всем. Она обязана скрывать, что была беременна, и должна сказать, что просто из прихоти или от скуки пыталась обмануть всех, симулируя беременность, просто обматываясь полотенцем, чтобы ввести всех в заблуждение своей полнотой.
Какая чушь! Мэри смотрела на свою мучительницу с явным удивлением, однако та делала вид, что не замечает этого. Луиза сообщила, что скоро вдовствующая королева должна будет предстать перед двором и во всеуслышание заявить, что у неё нет причин не признавать Франциска из рода Валуа-Ангулема королем. И, если Мэри будет послушна и выполнит все так, как от неё потребуют, Луиза согласна пощадить жизнь её любовника, герцога Саффолка. Мэри даже привстала.
– Я согласна, мадам.
Луиза торжествующе улыбнулась. Она заставила королеву поклясться на Библии, что она никогда, ни при каких обстоятельствах не будет упоминать, что произошло с ней в Клюни. Особенно Мэри должна скрывать это от своего брата-короля, из чего Мэри сделала вывод, что её готовы отпустить в Англию. Но Брэндон? Что ожидает его?
– Я желала бы встретиться с герцогом Саффолком. Луиза холодно посмотрела на неё.
– Вы требуете слишком многого. Не забывайте, что мсье Брэндон замышлял преступление против Франции, и он до определенного срока будет находиться под стражей. Но не волнуйтесь: пока вы покорны, ему ничего не грозит. Вы увидитесь с ним, лишь когда признаете права на трон моего сына. Кстати, герцог Саффолк будет присутствовать при этом как представитель Генриха Английского. А там король Франции и я решим, как с ним поступить.
Она ушла, оставив Мэри в волнении и надежде. Может, то, что у неё произошел выкидыш, и к лучшему. Пути Господни неисповедимы – теперь она уже не опасна для своих врагов, она им даже не нужна. А вот Чарльз? Мэри думала лишь о том, как отвести угрозу от своего милого. Ей надо спасти его! У неё оставалось обещание брата, что если она станет вдовой, то во второй брак может вступать по собственному разумению. И может, теперь... Но Мэри не была уже столь наивна – она знала, чего стоят обещания политиков. Ах, узнать бы, как обстоят дела на воле, какие планы строят на её счет Генрих и Франциск! Мэри даже пожалела, что от неё услали Анну Болейн. Та хоть приносила свежие сплетни, новости.
Когда на другой день ей сообщили, что её хочет навестить король Франциск, Мэри не на шутку взволновалась. Франциск ведь был неравнодушен к ней, а она завлекала его... будучи беременной от Чарльза. Как теперь сложатся её отношения с «милым зятем»? Она встала, велев себя одеть и привести в порядок. Однако то, что она увидела в зеркале, совсем ей не понравилось: кожа да кости, вокруг глаз круги, в лице ни кровинки, а в придачу – огромный след от удара на лбу и виске, фиолетовый синяк с багровыми прожилками вокруг правого глаза.
Мэри расстроилась. Она привыкла считать себя хорошенькой, надеяться на силу своей привлекательности. Теперь же... Самое ужасное, что ей сразу объявили о приходе Франциска. Она заметалась в поисках вуали, и едва успела накинуть её, как вошел Франциск. Стоя в дверях, он спокойно разглядывал эту даму под вуалью. Раньше она никогда не прятала от него лицо, и он всегда очаровывался её красотой...
– Мадам, мне необходимо переговорить с вами. Сказано это было сухо, властно. Как же не походил этот его визит на предыдущий! Как Франциск строг и холоден с ней... Они остались одни, усевшись друг против друга в церемонных позах.
Франциск заговорил первым. Герцог рассказывал о приготовлениях к коронации, Мэри вежливо слушала, порой задавая уместные вопросы. В какой-то миг оба умолкли, и тишина стала гнетущей. Мэри не выдержала первой:
– Ради всего святого, скажите, что с герцогом Саффолком?
Франциск ответил не сразу. Но потом сказал, что через неделю она предстанет перед представителями знати и духовенства, и должна будет во всеуслышание заявить, что признает его законным королем.
– А будет ли присутствовать при встрече мсье Саффолк?
Ей надо было услышать это из уст самого Франциска! Но он медлил, глядя на пламя в камине. Это молчание стало невыносимым. Мэри была ещё очень слаба, плохо справлялась с волнением, и слезы неожиданно вновь потекли у неё из глаз. Наконец Франциск сухо сказал, что пока против Саффолка не предпринимают никаких мер. Никто даже не знает, что он узник в Шатле, и только от поведения самой Мэри зависит, как с ним поступят. Ведь Брэндон повел себя недопустимо! Они запросто могут огласить его попытку похитить вдовствующую королеву и устроить такой скандал, что король Генрих сам пожелает его наказать. Но, если Мэри будет послушна, то герцог Саффолк и в самом деле как официальное лицо и посол Англии будет присутствовать на церемонии её отказа от своих прав. А пока... Франциск уже виделся с ним. Брэндон понимает, что его положение плачевно, однако он даже осмелился угрожать, что, если с сестрой его короля что-то случится... Но в конце концов узнав, что она поправляется, со всем смирился.
– Он очень любит вас, Мари, – закончил Франциск так же сухо и холодно, – Вы понимаете, что только ценой вашего молчания и полного повиновения я могу даровать ему свободу?
Она слабо кивнула. Слезы застилали ей глаза, она хотела их незаметно вытереть, но Франциск заметил её движение. Взгляд его несколько смягчился. Он всегда был добр к женщинам, и не переносил их слез.
– Не плачьте, Мари. Вы... – он сделал над собой усилие. – Вы ведь всегда любили только вашего женамутье.
– Не всегда. И вы знаете это.
Она сказала это, понимая, что Франциску хочется это услышать. Но её слова прозвучали так искренне, что Франциск был тронут. К тому же ей самой казалось, что были моменты, когда она любила этого доброго, приветливого мужчину. Герцог вновь посмотрел на огонь. Он вспомнил, как безумно хотел эту красивую молодую женщину, вспомнил, как страстно они целовались, как она трепетала в его объятиях... И неожиданно вновь ощутил желание. Он заёрзал на месте. Ему не следует расслабляться, не следует забывать, что лишь усилиями матери она не смогла препятствовать его целям!
– Вы хотели обмануть меня, Мари, – строго произнес он.
– О, никогда!
Она встала столь стремительно, что шелк покрывала, зацепившись за резную спинку кресла, соскользнул с её головы. Она не успела его подхватить, и у Франциска расширились глаза, когда он увидел её лицо. Она отшатнулась, закрылась ладонями...
– Не смотрите на меня, Франсуа!
– Мари... Боже мой!..
Она отступила в тень, отвернувшись от него.
– То, что случилось со мной, ужасно. Видит Бог, я не хотела этого, и клянусь спасением души, никогда не намеревалась стоять на вашем пути! Вы король, Франциск. Я признавала это ещё до того, как поняла, что со мной, и искренне уважаю ваши права на трон. Никогда бы я не посмела... не решилась встать у вас на пути. Я бы отказалась от своих прав, уехала... Вышла бы замуж за Чарльза Брэндона, и никто бы ничего не узнал! Ещё до брака с Людовиком мой брат король Генрих обещал мне, что, если я овдовею, то выйду замуж по собственному желанию, и я бы настояла на этом своем праве.
Она умолкла, украдкой взглянув на него. Лицо Франциска было каким-то отстраненным, задумчивым, меж бровей залегла борозда. Мэри не знала, о чем он думает, но его молчание напутало её. Забыв обо всем, она упала перед ним на колени.
– О, государь, я буду послушна во всем! Я сделаю все, как мне велят, только пощадите милорда Саффолка... Он не сделал бы вам никогда зла! Он ведь понимал, что у нас не было шансов воспрепятствовать вам!.. Он просто опасался за меня.
Теперь она плакала, не таясь, не отворачивая лица. Пусть он видит её такой жалкой, униженной, разбитой... непривлекательной. Франциск подал ей руку, помогая встать.
– Успокойтесь, Мари. Конечно, герцог Саффолк вел себя немыслимо дерзко, но сейчас все это в прошлом. Разумеется, я мог бы покарать его, однако я его должник – он спас меня в лесу близ Амбуаза.
В этом был весь Франциск: личные чувства зачастую играли для него более важную роль, чем государственные соображения. Но свои интересы он все же учитывал.
– Вы сказали правду, Мари, когда ссылались на разрешение Генриха Английского не препятствовать вашему вторичному замужеству?
Она, поглядев на него с удивлением и надеждой, подтвердила это, даже сослалась на то, что свидетелями обещания её брата были Катерина Арагонская и канцлер Вулси. Всемогущий Вулси, настроенный на профранцузскую политику! Мэри особо подчеркнула, что эта идея исходила именно от него, и так и не поняла, чем вызвана насмешливая, даже циничная улыбка Франциска.
Но когда герцог Ангулем покидал Клюни, то уже не улыбался, а наоборот, был задумчив. Закутавшись в плащ, он медленно ехал во главе небольшой свиты по улицам Парижа. В наступающих сумерках его не узнавали, но его имя звучало уже на устах у всех. Франциск порой слышал, как вокруг люди говорят о нем уже как о короле Франции. И, похоже, они довольны... Все знают его как блестящего молодого человека, любящего веселье и оживление, и надеются, что с приходом нового короля их жизнь также приобретет новый смысл. Надеются на благополучную жизнь...
Франциск проехал по набережной до моста Сен-Мишель, полностью застроенного домами, свернул на Бочарную улицу и направился к Мельничьему мосту, за которым серой громадой высилась крепость Шатле. Какой-то миг Франциск смотрел на неё в задумчивости, потом решительно тронул повод коня, велев стражникам пропустить себя. В Лувр Франциск прибыл уже ночью. Прибыл вместе с Брэндоном, причём молодые люди перешучивались и смеялись, как закадычные друзья. Когда Луизе доложили об этом, она не поверила своим ушам и пожелала немедленно переговорить с сыном. Франциск принял её по-домашнему.
Скинув камзол и оставшись в одной рубахе с напуском, он разлил по кубкам вино и протянул один бокал Луизе. Видя немой вопрос в её глазах, Франциск ответил, что выпустил Саффолка, чтобы не вызывать толков по поводу его заключения. Раз уж они решили, что его роль посла останется за ним, о причине его наказания никому не следует знать.
– И вы уже опять на короткой ноге с мсье Саффолком, – с сарказмом заметила Луиза.
Франциск спокойно кивнул.
– Он нравится мне.
Луиза начала нервничать. Она удивленно посмотрела на сына, лицо которого вдруг стало серьезным.
– Ответьте мне, матушка, что будет с вдовствующей королевой, когда она покинет особняк Клюни?
В первый миг герцогиня даже растерялась. В данный момент её волновало не это. Да и какое дело ей до рыжей англичанки, когда та уже сыграла свою роль? Луиза пожала плечами.
– Думаю, мы ушлем её назад, в Англию.
– А потом?
Она вновь не поняла.
– Что потом? Какое отношение это имеет к нам? Франциск чуть прищурился.
– Мария Тюдор – английская принцесса, и её руки добиваются правители многих стран. Как вы считаете, какая нам будет выгода, если Генрих VIII выдаст её по просьбе жены за кого-нибудь из Габсбургов? Зачем Франции помогать укрепить союз Англии и Габсбургов при помощи династического брака?
Луиза постепенно начала догадываться.
– Конечно, нам это невыгодно! Однако, пока эта девка все ещё в вашей власти, вы можете её выдать замуж по своему усмотрению за кого-либо из наших подданных. Мы уже обсуждали с вами этот вопрос, Франсуа.
– Пожалуй, мы можем так поступить.
Луизе льстило, что, говоря о себе, будущий король Франции произносил «мы». Словно подчеркивал, что они, мать и сын – единое целое. Но ей не нравилась эта насмешка в его глазах. Она отставила свой бокал.
– Думаю, у вас есть, что мне сказать, Франсуа. Он негромко рассмеялся.
– О, я только рассуждаю вслух. Что будет, если королева Франции повторным браком сочетается с кем-либо из наших подданных? Не разгневает ли это нашего дражайшего Тюдора? Как, его красавица-сестра – и всего лишь подданная короля соседней державы! А ведь у него, как мы знаем, на неё свои виды. Так скажите, мадам, зачем нам осложнять отношение с королем Англии? Особенно теперь, когда мы намерены отвоевать наше итальянское наследство и нам просто необходимо, чтобы Генрих, если не поддержал нас, то хотя бы оставался нейтрален. Мне нужен надежный тыл на севере, мадам.
Луиза по-прежнему не могла понять, к чему клонит Франсуа, но невольно восхитилась трезвостью его мыслей, его государственным умом. Король! Да, перед ней был король до кончиков ногтей. Она счастливо заулыбалась. Однако улыбка её так и застыла, когда он произнес следующую фразу:
– Поэтому я решил выдать Мари за Чарльза Брэндона. Луиза несколько раз судорожно вздохнула. Лицо её стало злым.
– Вы с ума сошли, Франсуа! Этот негодяй заслуживает казни. Он у нас в руках... Мы бы могли раздуть такой скандал!..
– И этим бы выдали то, что пока прячем за стенами Клюни? – резко перебил её Франциск. – Зачем мне бросать тень на мой приход к власти?
Луиза постаралась взять себя в руки.
– Вы думаете, что добьетесь дружбы Генриха Тюдора, выдав его сестру за его же лакея?
– За герцога, мадам, не забывайте этого. Но за английского герцога. Таким образом, мы сразу выведем Мари из политической игры. Генрих не сможет более использовать свою сестричку. Какой щелчок по носу английскому быку Тюдору, а? А что до его гнева... Гм... Мари призналась мне, что брат дал ей слово, что она сможет заключить повторный брак после смерти Людовика, с кем пожелает. Он поклялся ей в этом в присутствии королевы и своего канцлера. Так при чем же здесь мы? Вдовствующая королева поступила так по своему усмотрению, мы же попросту не препятствовали, раз у неё есть слово её брата-короля! Пусть Генрих сам разбирается со своевольной сестрицей и своим любимчиком.
– А Саффолк? – недовольно спросила Луиза. – Он же понимает, что его король не простит ему самоуправства!
Франциск рассмеялся.
– Конечно, он это понимает. И представьте, матушка, этот безумец, пытавшийся похитить королеву Франции, едва я намекнул ему на возможность брака меж ними, едва не отказался от неё. Хотя я ему сочувствую. Совершая попытку похищения, он действовал из страха за любимую, тут уж не до доводов рассудка. Но едва он понял, что опасность миновала, то явно не жаждал попадать из огня да в полымя. Он ведь догадывается, как отнесется к нему Генрих, когда вместо того, чтобы доставить к нему принцессу в целости и сохранности, он попросту сделает её своей женой. Вы не поверите, матушка, но мне пришлось его едва ли не уговаривать, даже сослаться на обещание Генриха, данное сестре, о коем он, кстати, и не подозревал. В конце концов, я сказал ему, что он немедленно выйдет из Шатле, если даст согласие на брак с Мари. Это во-первых. А во-вторых, я пообещал не предъявлять прав на Турнэ, оставив его за англичанами. И, как видите, добился своего.
Луиза возмутилась.
– Как, у нас есть все возможности, чтобы послать этого негодяя на плаху, а вы ещё и отдаете ему Турнэ?
– Турнэ сейчас не главное, мадам. Главное – миланское наследство и выход Марии Английской из игры. Наконец Луиза все поняла, и даже заулыбалась.
– Я одобряю ваш план, Франсуа, хотя эти двое не заслуживают подобной милости. По сути, вы стали их добрым гением, мой Цезарь.
Франциск тоже улыбнулся, но как-то грустно. Почему-то он вспомнил, как впервые увидел Мэри под дождем: усталую, в намокшем, смешно нависающем капюшоне... Он тогда и не предполагал, сколь сильно будет влюблен в неё, как будет добиваться, чтобы в конце концов добровольно отдать другому.
Он протяжно вздохнул.
– Как странно... Иметь полную власть, возможность добиться чего угодно... в итоге отказывать себе в том, что желаешь, ради долга.
Луиза поняла, о чем он.
– Хорошо, что вы это понимаете, сын мой. А теперь вспомните о вашем непосредственном долге супруга. Клодия сказала, что не ляжет спать, пока вы не навестите её.
Клодия... Какая скука! Франциск негромко вздохнул.
– Наверняка она уже спит. Однако... я иду.
В прихожей королевской опочивальни несколько дежурных фрейлин Клодии чинно склонились перед ним в реверансе. Франциск обратил внимание на одну из них – совсем юную, черноволосую. Он поднял её головку за подбородок.
– Ха! Малышка Болейн, клянусь честью!
Она кокетливо улыбнулась в ответ на его внимание.
– Ваша матушка, сир, оказала мне честь, приставив в услужение к мадам Клодии. А королева говорит, что будет неплохо иметь в окружении кого-то, кто знает английский.
– Действительно, неплохо. Очень даже неплохо, – усмехнулся Франциск.
Вид хорошенького девичьего личика всегда приводил его в приподнятое расположение духа и, входя в спальню к жене, он даже что-то негромко напевал.
Глава 11
В парадной зале Луврского дворца, среди огромного стечения народа король Франциск I и вдовствующая королева Мария обменялись церемонными поклонами.
– Мадам, – задал ей Франциск формальный вопрос, – могу ли я считать себя королем?
И она ответила:
– Сир, я не знаю иного короля, кроме вас. В зале раздались аплодисменты.
Кое-кто поговаривал, что мадам Мари тяжело перенесла свое траурное затворничество – похудела, подурнела. Зато как же великолепно смотрелся Франциск I! Он взял руку королевы за самые кончики пальцев и провел через зал, вручив у дверей представителю Генриха VIII герцогу Саффолку, словно символизируя этим, что возвращает её под покровительство Англии. Франциск задержался на миг, наблюдая, какими они обменялись взглядами, словно сразу же забыли о его присутствии, и тихонько вздохнул. Он не сомневался, что как только за ними закроется дверь, они кинутся в объятия друг друга. Но он повернулся и пошел назад, туда, где на возвышении стоял трон. Сегодня же Франциск объявил, что двор отправляется на коронацию в Реймс...
Мэри была счастлива.
– Чарльз, скажи, что любишь меня!
И он говорил, снова и снова. Черт возьми, он и в самом деле любил её, раз решился обручиться с ней, вновь поставив свою жизнь, свободу и благополучие под угрозу! Мэри радостно кинулась ему на шею.
– Я ведь всегда знала, что однажды завоюю тебя. Но как подумаю, что пришлось пережить для этого!
Брэндон обнял её.
– Не думай больше о тех страшных днях – с ними покончено. Думай о будущем. О том, какое это чудесное будет будущее.
Мэри все ещё выглядела болезненно. Она казалась ему такой хрупкой, что Чарльз боялся даже сильно обнять её.
Пока их предполагаемый брак держался в секрете, Мэри теперь жила в своих апартаментах в Турнельском дворце и по-прежнему носила титул французской королевы. Во дворце теперь было тихо: вся знать и придворные уехали в Реймс на коронацию Франциска. Мэри даже была довольна этим. Ей надоело слышать смешки за спиной и пересуды о том, как прыткая вдова стремилась создать видимость беременности. Все восхищались Луизой, которая быстро раскусила план хитрой англичанки. Но теперь все отбыли, и Мэри огорчало лишь то, что и Чарльзу пришлось поехать на коронацию. Еще её несколько удивляла странная дружба между женихом и бывшим поклонником.
– Ты все равно этого не поймешь, – смеялся Брэндон в ответ на её недоуменные вопросы.
Хотя, в принципе, ей было все равно. Они поженятся с Чарльзом, и это главное. Мэри ждала его возвращения, но это ожидание было ей не в тягость – в ней жила надежда. Она коротала время, гуляя в парке, вышивая, мечтая о будущем. Среди её окружения не было ни дамы Нэвэр, ни баронессы Д’Омон, зато теперь в числе её фрейлин вновь появилась Джейн Попинкорт. Королева лично послала за ней в монастырь бернардинок, а так как Джейн уже поняла, что жизнь вдали от мира с её ограничениями совсем не для неё, то с удовольствием покинула обитель ради светской жизни. Теперь она даже удивлялась, как могла пойти на такой шаг, и уже спокойно рассказывала Мэри, в каком была горе, когда её любовник Лонгвиль сообщил о прекращении их отношений. Тогда она, будучи в отчаянии, сказала, что уйдет в монастырь, и Лонгвиль с явным облегчением принял её решение. Теперь же Джейн это казалось полным абсурдом, и она с радостью окунулась в роскошь придворной жизни, с удовольствием обсуждая с Мэри, как они вернутся в Англию. Джейн уже знала о предстоящем браке Мэри с Брэндоном и искренне радовалась за неё, хотя порой в тайне и побаивалась, чем обернется эта авантюра. Но ведь Брэндон всегда был счастливчиком, а им с Мэри благоволил сам король Франциск! К тому же у Джейн имелись и личные планы на будущее: она все чаще вспоминала о своем саффолкширском поклоннике Бобе Пейкоке и хотела поскорее встретиться с ним. Ведь Гэмфри Вингфильд не утаил от неё, что Боб по-прежнему любит её, а его отец оказал ей столь теплую встречу, что впечатлительная кокетка Джейн всерьез стала подумывать о браке и писала Бобу нежные письма.
Писала письма в Англию и Мэри: церемонные и официальные брату, более откровенные – Вулси. Она намекала, что внимание герцога Саффолка ограждает её от домогательств Франциска. Вулси поймет, к чему она клонит, особенно после того, как каждое письмо заканчивалось напоминанием об обещании её свободы выбора. Но ответных писем Мэри пока не получала, и это тревожило её. Но о плохом думать не хотелось.
Брэндон приехал в свите Франциска I во время его торжественного возвращения в свою столицу. С собой он привез ей письма от Генриха с заверениями в братской любви и надеждами на скорую встречу. Им надлежало готовиться к отъезду, и Мэри искренне радовалась этому. Правда, им следовало задержаться до тех пор, пока Брэндон окончательно не обговорит с Франциском все условия англо-французского договора. Хотя Брэндон и так понимал, что условия эти будут не в пользу Англии. Франциск явно дал понять, что, пощадив Брэндона и покровительствуя их браку с Мэри, он и так сделал достаточно, чтобы герцог Саффолк добивался от него ещё каких-то уступок. А значит, вина Брэндона перед Генрихом будет заключаться не только в том, что он без разрешения женился на Мэри, а ещё и в срыве дипломатической миссии. Поэтому жених французской королевы находился не в самом радостном настроении, но старался скрыть свои проблемы от неё. Ведь Мэри была так безмятежно счастлива, так рада! Её красота вновь расцвела, и Брэндон решил, что все же он – счастливый человек. К тому же у него оставалась надежда на Вулси. Когда-то Брэндон почти дал понять всесильному канцлеру, что имеет кое-что против него. Этим «кое-чем» было письмо Вулси к венецианскому дожу, и теперь Брэндон открыто написал, что отдаст письмо сэру Томасу, если тот возьмется стать его защитником перед королем. Это была выгодная сделка для них обоих, и Брэндон очень рассчитывал на неё.
В начале марта они получили разрешение от епископа Парижского на их брак с Мэри. Венчание должно было состояться тайно, без всяких церемоний и торжеств. И все же за день до этого события Мэри навестил король Франции. Как всегда, Франциск явился неожиданно, как раз когда Мэри примеряла свадебный наряд. В розовой парче, в наспех наброшенном на голову легком покрывале, освещенная лучами весеннего солнца, она показалась ему столь дивным видением, что в первый миг король даже забыл, зачем пришел. И сказал то, что не должен был говорить:
– Мари, вы ведь ещё не жена Саффолка, и я хочу вам сказать... предложить... Помните, что я говорил вам о Клодии? Что, если она... Останьтесь, Мари! Не выходите замуж! И тогда, однажды. Кто знает, может, я верну вам корону Франции.
Несколько минут она глядела на него, не в силах вымолвить ни слова. Пожалуй, Мэри почувствовала себя польщенной, но потом несколько испугалась. Поэтому отвечала медленно, тщательно взвешивая каждое слово.
– Сир, опыт моего первого замужества велит проявить некоторую предусмотрительность. Учитывая, что мой первый брак был продиктован государственными интересами, я бы хотела отныне пользоваться большей свободой выбора по этому вопросу. Поэтому я отклоняю ваше лестное предложение, прошу не гневаться и позволить выйти замуж по велению сердца.
Франциск грустно улыбнулся. По сути дела, он понимал, что это наилучший выход для них обоих... Уходя, король оставил на её столике небольшой сверток, сказав, что это его свадебный подарок.
Когда Мэри показала его Брэндону, тот пришел в восторг. Пусть Франциск и отказался вернуть Англии драгоценности вдовы Людовика XII, но он лично от себя даровал ей приданое в шестьдесят тысяч экю, а также в качестве вдовьего пансиона отдал ей доход с множества французских провинций – Сентонжа, Рошфора, Ла Рошели и Шинона, с Пезена и Сен-Жан-дАнжели. Брэндон пошутил, что он женится на очень богатой женщине. Получалось что если он привезет в Англию столь состоятельную герцогиню, то это компенсирует его неудачу в переговорах. А Мэри была задумчива. Среди дарственных бумаг был и личный дар Франциска: он возвращал ей бриллиант «Неаполитанское зеркало»...
На другой день они обвенчались в небольшой часовне в присутствии всего десяти человек... А сразу после Пасхи выехали в Кале. Здесь им пришлось задержаться, ибо Генрих уже знал об их браке и находился в гневе. Однако тут они наконец-то получили письмо от Булей: он принял условия сделки Брэндона и обещал им свое покровительство. Правда, Булей выдвигал свои условия, на которых он сможет умилостивить Генриха: чете Саффолков предлагалось выплатить казне приданое Мэри – не сразу, а по две тысячи фунтов в год. Учитывая щедрые дары Франциска I, они приняли эти условия.
В конце концов Мэри с Чарльзом получили разрешение на въезд. Правда, поначалу им было не велено являться ко двору, но Булей действовал умело, к тому же за влюбленных вступилась и королева Катерина. А так как она была в положении, и у Генриха вновь появилась надежда получить престолонаследника, то он не стал ей перечить. Первой он вызвал сестру. Поначалу Хэл вел себя с ней сурово, она же ластилась к нему, восхищалась им, но не преминула напомнить о его обещании. Мэри, став хитрой и предусмотрительной за это время, рассказала, что если бы не вышла за Чарльза, то её принудили бы вступить в куда более невыгодный для Англии брак, выдав за одного из подданных или союзников Франциска. О последнем сватовстве к ней самого Франциска I принцесса предпочла умолчать – она не хотела, чтобы Генрих знал, от каких возможностей она отказалась ради любви.
В конце концов Генрих простил её, велев явиться к нему и Брэндона. И хотя многие требовали для дерзкого Саффолка наказания, Генрих принял его даже милостивее, чем сестру.
– Это так похоже на тебя, Чарльз. Ты ведь всегда верил, что на тебя свалится неслыханная удача, – улыбаясь, сказал ему король и обнял, не придавая значения тому, какие гневные лица сделались у Бэкингема и Норфолка.
Тринадцатого мая состоялась повторная свадьба герцога Саффолка и Мэри Тюдор во дворце Гринвич в присутствии короля и королевы Англии, а также всего двора. Но Генрих все же потребовал, чтобы после свадебных торжеств молодые удалились в Саффолкшир. Изгнание опальной четы прикрывалось поводом, что Брэндону надлежит привести в порядок многочисленные замки, которые король подарил своей сестре и зятю...
Теперь Мэри чувствовала себя по-настоящему счастливой. Она была свободна, весела, прекрасна, любима! Они с Брэндоном совершали поездки по своим владениям, принимали гостей, устраивали празднества. Одним из этих празднеств стала устроенная в Ипсвиче свадьба любимой придворной дамы герцогини Джейн Попинкорт с молодым Бобом Пейкоком. Теперь у Мэри в Восточной Англии был свой двор, где она жила и правила, как хотела, и хотя она именовалась герцогиней Саффолкской, но на официальных приемах её по-прежнему называли французской королевой. В отличие от своего супруга, при дворе Генриха VIII она появлялась крайне редко. Брэндон же так и остался царедворцем, который не мыслил своей жизни без политики. Время его ссылки было счастливым, хотя порой он скучал. Что их окончательно простили, Саффолки поняли, когда их пригласили на крестины по поводу рождения у Генриха и Катерины дочери. Новорожденной дали имя Мария, в честь любимой сестры короля, а его друг герцог Саффолк стоял у купели принцессы. Крестным отцом маленькой принцессы стал Вулси, возведенный папой в сан кардинала – высшая честь для духовного лица. Теперь Вулси оставалось мечтать только о папском престоле.
В браке с Брэндоном Мэри родила четырех детей – двоих сыновей и двух дочерей. Своего первенца они благоразумно назвали Генрихом, зато родившуюся следующей дочь Мэри назвала Фрэнсис в честь короля Франциска, которому была обязана своим счастьем. С королем Франции Саффолки увиделись через пять лет, во время встречи двух королей на французской земле, в так называемом лагере Золотой парчи – блистательном сооружении из златотканых шатров и сверкающих павильонов. Франциск к тому времени уже стал победителем при Мариньяно, главой самого великолепного в Европе двора, покровителем художников и поэтов. С ним прибыла его мать, которую он сделал герцогиней Анжуйской, и которая проявила себя как прекрасный политик за то время, пока её сын воевал за пределами Франции. Она по-прежнему была влюблена в коннетабля Бурбона и, зная, какая болезненная у него жена, втайне надеялась стать однажды мадам де Бурбон, даже не сильно задаваясь вопросом, хочет ли этого сам красавец коннетабль. С Мэри она беседовала весьма учтиво. Счастливая жизнь бывшей королевы Франции заставила её на многое смотреть снисходительно, и хотя её сердце дрогнуло при виде Луизы, внешне она держалась вполне достойно. Зато встрече с Маргаритой Алансонской Мэри была искренне рада. Маргарита к тому моменту являлась подлинной королевой двора Франциска, по-прежнему покровительствовала гуманистам и людям искусства и даже, выполнив свое давнишнее обещание, написала книгу в духе итальянских новелл под названием «Гептамерон», которой зачитывалась вся Франция. Бониве по-прежнему оставался её признанным рыцарем, хотя и переспал почти со всеми женщинами двора, даже наставив рога самому Франциску с его прекрасной возлюбленной мадам де Шатобриан. Королева же Клодия вела крайне тихую, жалкую жизнь, что, однако, не мешало Франциску делать ей одного ребенка за другим. С Мэри Франциск встретился весело и приветливо. Он был восхищен тем, как расцвела её красота, уделял ей много внимания, а вечером сделался столь задумчив, что красавица Шатобриан даже заревновала. Правда, в дальнейшем Франциск, не желая сердить возлюбленную, вызывать ревность Саффолка и подозрения Генриха, не смог уделять ей столько внимания, сколько хотел. Однако, уже вернувшись в Париж, король написал под портретом Мэри: «Более девчонка, нежели королева».
В том же лагере Золотой парчи Мэри увидела Анну Болейн, и даже беседовала с ней. Анна жаловалась, в какой тоске ей приходится жить при скучном окружении королевы Клодии, и просила Мэри походатайствовать, чтобы её вернули в Англию. Но Мэри забыла об этом, едва Анна исчезла из её поля зрения. К тому же за Анну было, кому просить – её старшая сестра Мэри Болейн уже была любовницей короля Генриха.
Анна вернулась в Англию лишь через семь лет. К тому времени она стала настоящей красавицей. Её шарм и экзотическая красота невольно привлекли к ней внимание короля Генриха, и он даже расстроил её предполагаемую помолвку с Гарри Перси, сыном графа Нортумберлена. Правда, сделал он это руками своего верного Булей, который, как всегда, загодя предугадал желание своего повелителя. Возможно, он сам хотел сделать Анну очередной фавориткой короля и своим послушным орудием... Но здесь он просчитался. Красавица Болейн стала его ярым врагом.
В то время Генрих VIII уже всерьез подумывал о разводе с Катериной Арагонской. После рождения их единственной дочери, принцессы Марии, здоровье Катерины окончательно пошатнулось, и она не могла уже более иметь детей. К тому же она очень постарела и уже не привлекала супруга как женщина, а Генрих по-прежнему был полон сил и страстно желал иметь сына, который бы стал продолжателем его династии. И тогда он объявил Катерине о своем намерении развестись с ней. Но всегда покорная и тихая королева Катерина посмела восстать против воли мужа, отказавшись согласиться на развод. Генрих, не придав этому значения, посылает к Папе в Рим запрос с просьбой о разводе, а Вулси едет во Францию договариваться о браке с овдовевшей к тому времени сестрой Франциска Маргаритой.
Но именно в это время Генрих отчаянно влюбляется в Анну Болейн, и для Анны начинается самая захватывающая и опасная в жизни интрига. Не пожелав стать любовницей короля, как давно забытая Бесси Блаунт или уже оставленная её сестра Мэри Болейн, Анна метила стать женой Генриха и его королевой. Умело разжигая чувства Генриха, она доведет его любовь до апогея. Ради неё он забудет свой долг, изгонит Катерину, объявит свою дочь незаконнорожденной, пойдет на разрыв с Папой, который не признает его развода с Катериной... Генрих даже объявит в Англии новую религию, лично став во главе церкви. Его верный советник и министр Вулси будет смещен и изгнан, не переживет этого удара и вскоре умрет. И именно в это время Мэри, герцогиня Саффолк, встанет на защиту Катерины, открыто высказав брату все, что думает по поводу Анны Болейн, и даже будет принимать у себя опальную королеву. Более тактично будет держаться её муж. И хотя он навсегда останется недругом Анны, Чарльз Брэндон не посмеет открыто восстать против воли Генриха.
Анна Болейн станет королевой Англии. Но ненадолго: через три года Генрих разочаруется в ней. К тому же Анна не выполнит своей главной задачи – не родит Генриху сына. Единственная дочь, которую она подарит королю, не спасет её положения, и Анна, по сфабрикованному обвинению в супружеской измене, будет предана казни и обезглавлена... Генрих сделается подлинным тираном. Не сдерживаемый более мудрым Вулси, не считающийся ни с кем, он будет править только по своему усмотрению. Ещё четыре раза он будет вступать в брак, немилосердно казня или изгоняя своих избранниц. Не захочет король считаться и со своими советниками и приближёнными: будут казнены Бекингем, Томас Мор и другие; будут жестоко подавлены восстания, разграблены монастыри. Свершится пророчество – начав править, как ягненок, Генрих со временем станет свирепее льва.
И только Чарльз Брэндон, герцог Саффолкский, сумел остаться на плаву при короле-тиране. Почести и награды так и сыпались на него: он получил серебряный жезл верховного констебля Англии, к его титулу герцога Саффолка прибавился титул графа Линкольна, он являлся одним из главнейших членов королевского Совета... И всегда он обращался к королю на «ты», именовался его другом. Всякий раз, когда возникало щекотливое положение и придворные робели перед тираном-монархом, только он мог взять дело на себя, предстать перед Генрихом и пояснить ему ситуацию.
Жизнь Брэндона протекала меж опасной игрой при дворе и поездками домой, где его ждала прекрасная жена, дети и семейный уют. Несмотря на то, что они виделись не так часто, союз их был удачен, а их чувства друг к другу избежали превратностей судьбы и времени. Для Мэри Чарльз Брэндон оказался заботливым и любящим мужем, и она вела безмятежное существование. И хотя, удалившись от двора, она постепенно исчезает со страниц истории, предоставив участвовать в ней своему блестящему супругу, но именно она, чарующая и своенравная Мэри Тюдор, младшая сестра великого и коварного Генриха VIII, сумела добиться того, что было немыслимо для женщины и тем более для королевской принцессы – она добилась брака по любви и полного счастья.
Читать бесплатно другие книги:
