Тюрьма и воля Ходорковский Михаил
Протяженность подобного переходного процесса до первых, полностью справедливых выборов? 10–15 лет. До создания всех основ современной экономики и гражданского общества? Поколение, 20–25 лет. Но начинать надо «вчера».
Главная проблема нашего общества — не радикальные течения. Они были, есть и будут всегда — такова жизнь, таков человек. Достаточно посмотреть на любую страну мира, включая самую благополучную Швейцарию.
Главная проблема нашего общества — крайняя инертность, апатичность, стремление переложить на кого-либо ответственность за свою судьбу: на начальника, мэра, президента.
В XX веке мы перестали быть гражданами своей страны, превратившись в население. Да, несколько раз мы «просыпались» — во время войны, в конце 1980-х — и засыпали вновь, упуская из рук собственную победу, собственное будущее, будущее своих детей. Похоже, совсем недавно начали снова просыпаться…
Без граждан, гражданского общества не может быть здоровой элиты, здоровой страны, здорового государства.
Наше будущее, будущее России, зависит от того, сумеем ли мы проснуться по-настоящему.
Нет никаких сомнений — общество не может и не должно быть однородным. Кто-то готов нести ответственность и за себя, и за других, а другой не может обойтись без чужой заботы. Но когда вся страна ждет чьей-то заботы, то ее оккупируют. И не важно, что оккупанты говорят на том же языке. Их устраивает наше молчание, наша рабская покорность. Только такие общества в современном мире не выживают. Их поглощают более активные, более «пассионарные».
Именно поэтому главная задача национальной элиты сегодня — пробудить страну и общество в созидательном направлении, в ощущении собственной ответственности за свою судьбу.
Именно здесь я вижу свое жесткое расхождение с Путиным, с силовой бюрократией. Они готовы подкармливать население подачками, устраивать для него зрелища, находить врагов внешних и внутренних, но они категорически, всеми силами противостоят пробуждению общественной активности, попыткам людей самостоятельно решать свои проблемы, самоорганизовываться, защищать свои права вместе, принимать реальное участие в делах государства, страны.
Не думаю, что у всех представителей силовой бюрократии, включая Путина, единая мотивация и даже единая позиция. Но если говорить об общем, результирующем тренде, то речь идет о неверии в свой народ, о непонимании и неумении применять современные способы государственного управления, о боязни и нежелании передать руль в руки людей более готовых, даже из своего собственного окружения.
Это очень плохо и очень опасно.
Именно очередная «подморозка» страны, затянувшаяся на десятилетие, умышленные действия по опошлению элиты и государственных институтов, последовательное разрушение легальных форм общественной активности и самоорганизации — вот главные политические ошибки Путина, если рассматривать его как лидера страны, а не как представителя интересов узкого круга силовой бюрократии.
Вот что необходимо изменить тем, кто заинтересован в лучшем будущем России.
Относительно собственного будущего — пока оно тюремное. Впрочем, давать непрошеные советы тюрьма почти не мешает. Чем я и собираюсь заниматься впредь.
Возвращение в бизнес для меня не интересно. Повторять то, чего уже однажды достиг? Зачем?
Премьерство? Президентство? Надо слишком любить власть, чтобы стремиться к тому, что со всем этим связано. У меня такой любви к власти нет.
Впрочем, если ко времени, когда Россия вернется на путь демократического развития, мне еще будет позволять здоровье, постараюсь быть полезным своей стране в сфере организации процесса нормотворчества.
Ведь одной из самых сильных сторон всех тех предприятий, которыми мне довелось руководить, была качественная внутренняя нормативная база. Да и те законы, которые нам удалось подготовить для Государственной думы, никто не отменил даже после разгрома ЮКОСа.
Этой стороной своей работы я действительно горжусь. Мы здорово опередили время. Да и в тюрьме я его не теряю.
Однако самое главное — доверие к тем людям, с которыми работаешь. Идя вперед, оглядываться, опасаясь, что подставят, я не привык. И работать с тем, кому не доверяю, — не буду. А для политики это жесткое условие.
В общем, скорее всего, все же продолжу давать непрошеные советы.
Вместо послесловия
Дорогая Наташа!
Мне сложно судить, насколько изменилось мое мировоззрение, поскольку я крайне не люблю перечитывать ранее написанное. Каждый раз я пишу так, как ощущаю в данный конкретный момент. Пишу намного больше, чем публикую и даже чем излагаю в личных письмах «без права опубликования».
Причина очевидна — не могу себе позволить быть не только неправильно понятым, и, что еще более важно, прогноз влияния написанного на дело построения демократического общества в России должен быть положительным либо нейтральным.
В отличие от профессиональных писателей, я пишу не потому, что «не могу не писать», а для того, чтобы оказать влияние на ситуацию в том направлении, в котором считаю нужным. Текст — лишь наиболее доступный сегодня способ такого влияния.
Далее — ограничители. Врать, писать не откровенно — для этого надо быть мастером слова, профессионалом. Для меня подобное недоступно. Про моральный аспект умолчим. Более того, у меня не получается наполнить правдивый текст эмоцией, если соответствующего эмоционального состояния нет «внутри». Увы.
Хотя за прошедшие восемь с лишним лет тюрьмы появился определенный навык и умение положить на бумагу то, что ощущаю. Иногда получается лучше, иногда — хуже. Но получается.
Вы, Наташа, совершенно верно как-то заметили: до последнего времени власть «де-факто» гораздо оперативнее и эффективнее, чем оппозиция, задействовала многие идеи, отраженные в моих статьях. «Нацпроекты» во многом совпали даже текстуально.
Конечно, было бы странно утверждать, что происходит прямое заимствование идей, хотя бы потому, что я сам, как уже говорил, анализирую и заимствую.
Скорее, речь идет о похожести подходов.
Другое дело, что система управления государством, созданная под удержание власти, не позволяет реализовать последовательную, комплексную политику перехода к современному постиндустриальному обществу.
Именно поэтому вместо институтов появляются симулякры.
Но тенденции развития неодолимы. Страна меняется на наших глазах вне зависимости от того, хочется это кому-нибудь или нет, и поэтому я публикую только то, что полагаю полезным, вне зависимости от того, кто будет использовать изложенные мысли. Накопленный авторитет позволяет иногда серьезно влиять на «положение весов», задавать или во всяком случае корректировать направление общественной дискуссии.
Я не слишком самоуверен после стольких лет нахождения за тюремной решеткой в отрыве от общественной жизни, как Вы считаете?!
Не привык себя принижать. «Бойцов» моего уровня в стране — несколько сотен, а с моим опытом — несколько десятков. Из них тех, кто может себе позволить свободный и публичный анализ, да еще и с потенциалом на его реализацию — единицы. Все на виду. Все всё понимают. Мне проще — ограничители остались только моральные. А по-другому жить скучно.
Я ведь понимаю, что до сих пор меня не «грохнули» чудом и могут в любой день. Понимаю — велика вероятность никогда не выйти на свободу. Что обо мне скажут потом мои дети? Зачем живу? Поверьте, Наташа, это не праздные вопросы.
Хочу, чтобы сказали: он делал то, что мог, то, что считал правильным для своей страны, а не стремился выжить любой ценой. Пусть и ошибался — в чем-то или во многом.
Но именно здесь причина моего поведения в 2003 году, да и в 2000 году, во время трагедии НТВ, тоже.
Я — увлекающийся человек, особенно когда в руках такая игрушка, как ЮКОС. Я могу не замечать или убеждать себя не замечать то, что происходит вокруг, проявлять большую «моральную гибкость». Но когда и если меня мордой ткнут в дерьмо, да так, что не заметить невозможно, вот тогда многое отходит на второй и третий план.
Деньги, собственность? Не более чем инструмент. Собственная жизнь — дорогостоящий, одноразовый, но тоже инструмент.
Честь в глазах думающих, образованных патриотов России и тех, кто хочет России добра за рубежом, — вот что важно. Это и мой внутренний взгляд.
Жутко не люблю, когда жизнь загоняет в ситуацию подобного выбора. Уклоняюсь до последнего. Но если так уж получилось — иду до конца. Тупо и упрямо. Это правда. Как правда и то, что именно латынинская статья стала для меня той оплеухой, которую я своевременно получил, когда стал забываться кризис 1998 года. Концовка там резанула. Именно тогда и возникла «Открытая Россия»[105].
Смешно, когда вспоминаешь, что определило судьбу…
Я не боялся тюрьмы. Предполагал, что либо долго не продержат, либо убьют. Предположить, что пойдут на создание себе такой головной боли и на столько лет, — не мог. Объективно был сделан худший выбор. В их моральные барьеры и тогда не верил, а сейчас и подавно. Властная вертикаль — опасная штука. Хвост достаточно часто виляет собакой.
Вы, Наташа, просите по полкам разложить мои мотивировки. Попробую.
К концу 2002 года осознание подступающего «термидора» — абсолютное. Выхода три: уехать, добиться реформы системы по «социал-демократической» модели (то есть пожертвовать частью собственности в обмен на постепенное национальное примирение) или, наконец, примкнуть к новой, силовой опричнине.
Никакого четвертого пути я не видел. Конечно, имея в виду практические возможности в рамках существующего политического расклада. У меня на руках были все три предложения.
Третье — сразу неприемлемое. То есть, конечно, не «вообще». Я был готов, что называется, «учитывать интересы», но там требовалось иное — готовность опять уйти в теневой оборот, «положить голову на плаху», сделаться полностью зависимым.
Зачем мне тогда такая «собственность»?
Уехать — это предать всех своих, тех, кто поверил, у них же выбора бы уже не было!
Я предпринял попытку «прикрыть» своих «западниками», но понимал, что вариант маловероятный (продажа части пакета иностранцам).
Последний путь — политический союз с «либеральным крылом», к которому я всегда примыкал. Создание совместной компании с «Сибнефтью», предложение к Путину ограничить претензии «силового крыла».
Увы, Путин выбор сделал, но, когда это стало ясно (в феврале 2003 года), менять курс было уже поздно. Да и некуда. Ведь выбор оставался все тот же.
Можно было бы попытаться «уйти в тину», прекратить всякую активность, уехать.
Сейчас можно лишь предполагать, но у меня перед глазами была судьба НТВ: отнимут, коллектив разрушат, возьмут заложников. То есть был весь смысл драться до конца, тем более «союзники» не сдавались и считали, что не все потеряно.
Потом — арест Платона.
Использование механизма заложников из достоверного предположения превратилось в реальность.
Варианта осталось два: уехать, отдать все, согласиться на определенное число заложников, сдать союзников и все — в обмен на некую компенсацию и сомнительное обещание «не трогать». Либо самому сунуть голову в петлю, надеясь, что этого будет достаточно. А дальше — как повезет: убьют — все, не убьют — долго не продержат, поскольку эта заноза, очевидно, будет со временем только больше гноиться. Но тогда и заложников не будет.
Ошибка — путинская «эмоциональная составляющая». С чего она у него возникла — загадка. Когда он решил «не жалеть патронов» — не знаю.
Но здесь прагматические расчеты ушли на второй-третий план.
Такая ситуация стала очевидной в ноябре 2003 года (когда после моего ареста прозвучали его слова «прекратить истерику»). С тех пор мой путь предопределен: терпение.
Договариваться нам сложно — он не верит мне, я — ему. Да и верить нечему — он сам сделал из меня символ. Может, они ждали, что я «психану»? Сомнительно. В общем, скорее речь действительно идет об эмоциях.
Теперь об «условиях содержания». Первое и главное, что изменилось, — я сам. Поскольку я запретил себе думать о выходе на свободу уже пять лет назад и свыкся с этой мыслью, теперь меня ничего не нервирует. Компании уже нет. Никого из моих ни одна страна не выдаст — уже понятно. Работа у меня есть — пишу «гадости». К бытовым неудобствам (если их можно так назвать) притерпелся.
Что же касается отношения, то и здесь все стало проще. Не столько из-за «смягчения нравов», сколько по понятной, бытовой причине: меня знают, знают как спокойного человека, готового идти как на обострение, так и на компромисс, имеющего поддержку «на воле». Последнее — очень важно. Никто не хочет ненужных проблем. Будет команда — будут «прессовать», нет команды не будут.
А все остальное здесь мало кого интересует, виноват — не виноват… Не маньяк, и ладно. Извечная российская тюремная действительность.
По поводу взглядов на политические перспективы.
Я уже говорил, что, видимо, буду писать очередную статью, хотя с публикацией не уверен. Кратко смысл следующий: мы находимся на грани развития крайне неприятной ситуации: в стране сформировалась мощная силовая корпорация, которая осознала свои возможности.
В советские годы, помимо специально провоцируемых внутренних конфликтов, она находилась под серьезным контролем партийной бюрократии. Кроме того, партийная идеология мощно «проецировалась» на силовые структуры и служила дополнительным защитным барьером.
Сейчас оба этих барьера отсутствуют. Единственной целью силовой бюрократии являются «погоны» и деньги. Что взаимоконвертируемо.
Пока еще существует достаточно внутренних противоречий, и вдобавок сказывается отсутствие глобального взгляда (то есть идеологии).
Однако ситуация начала меняться. Судорожный раздел «пирога» начал подрывать экономическую стабильность в стране, и власть была вынуждена пытаться ограничивать экспансию силовиков. Они это восприняли как давление, угрозу. Пошла консолидация, пока — в форме саботажа, но все может очень быстро измениться. Особенно если будет привнесена идеология.
Некоторые Путина до сих пор побаиваются, но уже не уважают. Его отказ от жестко-авторитарной модели был воспринят как предательство. Хотя, если бы Путин пошел этим путем, его бы быстро подмяли. Сворачивание общественных свобод свело бы к нулю значимость человека, способного «очаровывать» элиты. Популист же из Путина не самый лучший.
Путинское «ручное управление», являющееся на самом деле последним резервом любого администратора, сейчас работает на пределе его личных возможностей. Именно поэтому у него сдают нервы.
И это — на фоне нарастания системных проблем: отставание от Китая, «выполаживание»[106] роста сырьевых доходов, деградация машиностроительного комплекса (отраслей производства средств производства), инфраструктурной стагнации на фоне закончившегося периода бюджетного профицита и т. д. То есть происходит уменьшение свободного экономического (и политического) пространства между двумя глобальными силами: силовики и патерналистское большинство. Каждая из сил требует все больших уступок от власти, а прирост доходов из сырьевых источников невозможен. При этом на политическую арену все мощнее выходит средний класс, обещающий стать электоральной доминантой к 2020 году.
Выход очевиден: политическая модернизация, сокращение затрат на бюрократию (в том числе и в основном — коррупционного налога), рост производительности труда на базе предпринимательской инициативы, конкуренции и стратегических усилий элиты, в том числе в области международных союзов.
Политическая модернизация означает, во-первых и в главных, включение во все механизмы государственного управления системы обратной связи на базе политической оппозиции.
Поскольку единственная реальная угроза для бюрократии — это реальная, реализуемая угроза замены при политической ротации.
Приход Путина без опоры на силовиков невозможен. А они его сожрут.
И очень быстро. Как только поймут, что, кроме них, у него за спиной ничего нет. Ни Запада, ни активной части общества, ни дополнительных денег. Последнее — сублимат ожиданий. Его «друзья» и союзники не просто конченые коррупционеры. Они привыкли и ждут экспоненциального роста своих доходов, что уже невозможно. А они не верят. Я убедился: ими потеряно ощущение масштабов экономики, ее способности генерировать потоки коррупционного дохода. Напрочь.
Это — раковая опухоль. Она убьет организм, а вместе с ним и себя. Пробиться к мозгам хотя бы части бюрократии — наша задача.
Хочу, чтобы Вы меня поняли: то, что меня интересует, — это вопросы управления сложными системами. Поиск оптимальных механизмов и способов разрешения кризисных ситуаций. Я — не политик в обычном смысле слова, политическая интрига мне чужда, не из моральных соображений, а из профессиональных (это не моя сильная сторона).
Личная власть меня тоже уже не привлекает: много суеты, технических вопросов, которые я умею решать, но мне это скучно. Будет необходимо — сделаю, но более чем неохота.
Все, что может дать власть, — могли дать деньги (кроме собственно власти). Мои амбиции — путь убеждения, в том числе личным примером.
Увидеть цель, направление (пусть выбрав на базе чужих идей), убедить людей в ее правильности, подтолкнуть к началу движения. Такая работа мне нравится, и я ее делаю в меру своих способностей.
Сопутствующие мелкие неприятности стараюсь не замечать.
Вы вправе не верить в мою откровенность, но я счел необходимым сформулировать для себя и для Вашего понимания то, чем хочу заниматься.
Наташа, зная Вас много лет и предполагая Вашу многостороннюю осторожность при работе с материалом, я пишу свои письма так, как я воспринимаю события сегодня.
У меня не очень хорошая память (видимо, Господь поменял мне ее на дополнительный логический блок), и идея собрать то, что помнят другие, позволила сделать историю более полной. Будет ли у истории продолжение? Или я доигрываю последний акт и действительно пора выходить «на поклоны»?
Не знаю, но жизнь такова, что мне необходимо быть готовым ко всему. Поэтому я согласился сделать то, что сделал.
Вы были вольны высказывать свою точку зрения в книге, как и другие люди. Иногда я с Вашей точкой зрения был не согласен, но пусть люди знают и ее.
Не знаю, что получится, но мне хотелось, чтобы люди имели ответ на вопрос, почему и как человек может измениться. Что оказывается важным, а что — не очень.
Книгу прочтут немногие. Остальным останутся дела. Именно они станут символом либо глупости, либо чего-то нужного и важного.
Но ведь кто-то прочтет? Например, мои дети, внуки, друзья близкие и далекие. Не хочу им врать. Пусть знают, как было и как я воспринимал то, что было.
Прочтут и враги. Попытаются использовать. Будет досадно, если сумеют. Но в конце концов, черт с ними. Они ведь и так придумают все, что захотят. Время очистит.
Михаил
Фотографии цветной вклейки
1969 год. Детский сад (подготовительная группа)
1969 год. Детский сад (подготовительная группа)
1977 год. На теплоходе с мамой. Маршрут Москва — Ленинград
С бабушкой Верой Михайловной
1977 год. С котом Пиночетом (турбаза завода «Калибр»)
Стройотряд
Возвращение из стройотряда, 1982 год
Инна Ходорковская, супруга Михаила Ходорковского
С дочерью Анастасией и Биллом Гейтсом
Близнецы Илья и Глеб
В фирменном плаще спартаковского болельщика
Сын Павел с женой и дочкой
Единственный (на сегодняшний день) прыжок с парашютом
С овчаркой по кличке Флинт (Кораллово, 1995 год)
Внучка Диана
Ходорковский с коллегами
Ельцин, Ходорковский, Фридман, Смоленский
1993 год, Ханты-Мансийск
С Кофи Ананом
Пресс-конференция ЮКОСа
Месторождение (Нефтеюганск)
Нефтяной «поток»
С работниками буровой
2000 год. На снимке: акционер ЮКОСа Владимир Дубов (в центре), председатель комитета по бюджету и налогам Александр Жуков, депутаты Егор Гайдар и Сергей Юшенков
2003 год. Михаил Ходорковский дал свидетельские показания в Генпрокуратуре
Акционер ЮКОСа Василий Шахновский
2003 год. После обыска в помещении Владимира Дубова
Акционер ЮКОСа Леонид Невзлин
Май 2005 года. Пикет перед зданием суда
Акционер ЮКОСа Михаил Брудно
Пикет в поддержку Ходорковского
Родители Марина и Борис Ходорковские после оглашения приговора по делу Михаила Ходорковского и Платона Лебедева, 31 мая 2005 года
Хамовнический суд Москвы приговорил Михаила Ходорковского и Платона Лебедева к 14 годам колонии общего режима за хищение нефти и отмывание выручки, 30 декабря 2010 года
Читать бесплатно другие книги:
