Дорогие гости Мамин-Сибиряк Дмитрий

Но после первой же затяжки Фрэнсис закашлялась. Кашель не прекращался – напротив, постепенно усилился до рвотных спазмов, сотрясающих все тело. В конце концов она подбежала к камину и наклонилась над колосниковой решеткой, мучительно давясь сухой рвотой; слезы и слюни текли ручьями и смешивались с холодной золой на каменном поду.

Ко времени, когда миссис Плейфер ушла, Фрэнсис уже отдышалась. Между ней и миром снова висела непроницаемая завеса. Она приготовила ужин и с аппетитом поела. Потом набрала ванну и долго лежала в ней, наблюдая, как пар – словно фантастический дым – поднимается от ее голых рук в холодный воздух судомойни. Позже они с матерью мирно сидели у камина в гостиной, прямо как в прежние времена. Незадолго до десяти выпили по чашке какао, после чего Фрэнсис завела часы, взбила подушки, и они обе, зевая, отправились спать. В горле у нее больше не першило, даже мышцы уже не ныли – и впервые со времени смерти Леонарда она спала крепким сном без сновидений.

На следующий день все газеты писали про арест и про подозреваемого, Спенсера Уорда (Фрэнсис уже постепенно привыкала к этому имени – и к имени девушки: Билли Грей). Но никаких новых фотографий в прессе не появилось, каковое обстоятельство помогло Фрэнсис сохранить несколько отстраненное отношение к последним событиям. «Миррор» поместила самую содержательную заметку: Спенсер Уорд работал в гараже у Тауэрского моста; проживал с матерью, вдовой погибшего на войне солдата. Он худощавого телосложения, шатен, глаза карие – под такое описание подходил кто угодно. Девушка работала ассистенткой в вест-эндском «салоне красоты», что бы это ни значило, и «познакомилась с убитым мистером Барбером» летом, в пивной рядом с салоном, когда сидела там со своей сестрой за кружкой пива.

Увидев имя Леонарда в сочетании со словом «убитый», Фрэнсис опять почувствовала страх. Испугавшись, как бы он не начал возрастать, превращаясь в изнурительный ужас вроде вчерашнего, она поспешно отложила газету в сторону. Какая, собственно, разница, прочитает она или нет? Что это изменит? Они с Лилианой приняли решение.

После полудня к ним с матерью нанес визит сержант Хит. Он пришел удостовериться, что они видели новости в прессе, и сообщить, что их показания будут зачитаны в полицейском суде в четверг утром. Им нет необходимости лично присутствовать на слушании, сказал сержант, если только они сами не пожелают, а у них вряд ли есть такое желание. О, мисс Рэй собирается пойти? Это полностью на ее усмотрение, конечно же… Да, они с инспектором Кемпом довольны, что наконец поймали преступника. Жаль, что мистер Уисмут не заговорил раньше, тогда он избавил бы всех от многих неприятностей и переживаний – но, разумеется, никто не жалеет об этом больше самого мистера Уисмута, у которого теперь начались собственные неприятности: ему предъявлено обвинение в даче ложных показаний и препятствовании следствию. Вдобавок мистера Уисмута бросила невеста, мисс Никсон! Ну, в данных обстоятельствах оно и неудивительно…

Сержант Хит был оживлен и словоохотлив, держался непринужденно, без тени прежней настороженности, сильно нервировавшей Фрэнсис. Он не упомянул о Лилиане. Не упомянул о страховом полисе. Они с инспектором, вспомнила Фрэнсис, однажды с уверенностью охарактеризовали убийцу как «вполне приличного человека, с устойчивым распорядком жизни», но, похоже, сержант забыл и об этом тоже: этот Уорд, со смаком сказал он, «отъявленный негодяй, да-да, настоящий бандит». Фрэнсис понимала, что надо бы исподволь расспросить полицейского, выяснить разные важные подробности, но сомневалась, что у нее хватит хитрости и хладнокровия на это. В любом случае он пробыл у них всего лишь десять минут. Ему еще нужно опросить людей в Бермондси, мать и соседей Уорда. Фрэнсис проводила сержанта до двери, потом немного постояла у окна в гостиной, наблюдая, как он садится на велосипед и отталкивается от бордюра. Она со стыдом поняла, что испытывает точно такое же чувство, какое вчера утром испытала Лилиана: просто громадное облегчение – словно непосильная тяжесть свалилась у нее с плеч и все напряжение разом отпустило при виде того, как сержант решительно и целеустремленно направляется прочь из ее жизни в чью-то еще жизнь.

Тем не менее ночью Фрэнсис спала уже не столь крепко. А к утру четверга в ней опять стало нарастать знакомое нервное нетерпение, непреодолимое желание сунуться в самую гущу событий, чтобы выяснить, насколько плохо обстоят дела. Полицейский суд находился в двух-трех милях от Чемпион-Хилл, рядом с площадью Элефант-энд-Касл. Фрэнсис вышла из дома заблаговременно, чтобы успеть туда прежде, чем соберется толпа. Однако утренние газеты сообщили о предстоящем слушании, и Фрэнсис, шагая по улицам Кеннингтона, ощущала разлитое в воздухе возбуждение, а когда свернула за последний угол – так и опешила при виде толпы людей, которые толкались у скромного входа в здание суда, все как один исполненные решимости прорваться в зал заседаний. Она совершенно не представляла себя там среди них, энергично работающей локтями в давке. Но ей необходимо попасть на слушание, необходимо все знать. Чтобы иметь возможность повлиять на события, если парня постановят предать суду за убийство. И потом, мало ли что может сделать или сказать Лилиана, если ее не будет рядом.

Фрэнсис уже начала паниковать, когда вдруг увидела констебля Харди, направляющегося к зданию. Он признал в ней хозяйку дома, в который принес страшную новость памятным субботним утром, и провел ее от двери общего пользования к отдельному входу для свидетелей.

Там констебль сразу же ее покинул, и она впала в такую же растерянность, в какой находилась перед коронерским дознанием – что делать? куда идти? – только на сей раз была совсем одна. Даже когда она заметила в другом конце заполненного народом вестибюля мужа Нетты, Ллойда; даже когда увидела Лилиану, серьезную и взволнованную, которая стояла прямо за ним, рядом с матерью и Верой, внимательно выслушивая какого-то мужчину, вероятно адвоката, – даже тогда Фрэнсис не сумела решить, как себя вести. Встретившись с ней глазами, Вера слегка нахмурилась, словно недоверчиво подумав: «Как, и вы здесь?» Во всяком случае, она не пригласила Фрэнсис присоединиться к ним, хотя и кивнула в знак приветствия. Лилиана тоже подзывать не стала. Она взглянула на нее, продолжая внимательно слушать адвоката, и на ее бледном лице промелькнула тень тревоги. Вскоре к ним подошел другой мужчина и повел Лилиану прочь; все родственники повернулись и последовали за ней. Ко времени, когда Фрэнсис добралась до зала заседаний, они четверо уже сидели на скамье в первом ряду. Не получив от них приглашения сесть рядом, Фрэнсис заняла место на другой скамье, с самого края.

Скамья под ней казалась чуть липкой. Помещение представляло собой копию судебного зала, где проводилось дознание: такие же помпезные стеновые панели, такие же троноподобные кресла, такие же медальоны с коронами, только все более грязное и обшарпанное. Единственным отличием было отгороженное квадратное пространство – что-то вроде лошадиного стойла – перед судейским столом. Фрэнсис несколько раз скользнула по нему взглядом, прежде чем сообразила, что это, конечно же, скамья подсудимых. Во Фрэнсис опять шевельнулась паника – и тогда она увидела, как далеко сидит от всех выходов. А вдруг накроет ужасом, как вчера? Вдруг ей станет дурно или она лишится чувств?

Но было уже слишком поздно. Скамьи быстро заполнялись репортерами, должностными лицами. Фрэнсис заметила инспектора Кемпа, который больше обычного походил на банковского чиновника сейчас, когда склонялся над скоросшивателем с бумагами, внося авторучкой какие-то пометки в печатный текст. В следующую минуту двери открылись для публики, и в зал вошли три-четыре десятка человек, на чьих лицах было написано одинаковое чувство – отвратительное ликование покупателей, сумевших урвать лучшие товары на январской распродаже. Рядом с Фрэнсис плюхнулась женщина лет пятидесяти пяти. Она шумно выдохнула, закатила глаза, расстегнула две верхние пуговицы своего клетчатого шерстяного пальто и несколько раз оттянула лацкан, проветривая вспотевшую грудь. Как дело об убийстве, так всегда страшная давка, верно? Фрэнсис издалека добиралась, нет? Она лично аж из Паддингтона приехала. Обычно она ходит в суды с подругой – вдвоем проще места занять, – но сегодня у подруги разыгралась невралгия, и вот ей и пришлось одной пойти. Впрочем, оно того стоит. Не пропускать же такое громкое дело; она следила за ним по газетам. Ох и расстроится же подруга, когда узнает, что ей удалось пробиться на слушание!

Говоря все это, женщина беспрестанно шныряла глазами по залу; наконец ее взгляд впился пиявкой в Лилиану:

– Ага, вот и вдова. Совсем не такая красотка, как на фотографиях, согласны? Да, я очень разочарована. А дамы с ней рядом – мать и сестра, полагаю. Не знаю, что за мужчина сидит с ними… О, а это еще кто? – Она повернула голову к дверям, которые распахнулись, впуская троих новоприбывших.

Это были отец Леонарда, дядя Тэд и старший брат Дуглас. Они вошли с неловким видом, и судебный служащий провел их на места. «Нам сюда сесть?» – донесся сквозь общий гул голос Дугласа, и Фрэнсис опять похолодела: ну точь-в-точь голос Леонарда.

Она невольно взглянула на Лилиану. Та тоже смотрела на Барберов, рассаживающихся по местам. Должно быть, два семейства встретились впервые со дня похорон. С минуту Фрэнсис наблюдала, как все они перекидываются взглядами: Вера – мрачнее тучи, миссис Вайни и Ллойд – красные от негодования, а Лилиана – смущенная и несчастная. Трое Барберов тихо перемолвились между собой, затем отец Леонарда встал и двинулся вокруг заполненных скамей, на ходу снимая шляпу. Он приглушенным голосом обратился к Лилиане, она выслушала, вежливо кивая, что-то негромко ответила и протянула руку в перчатке. Он пожал ее, задержал в своей ладони, и они обменялись еще несколькими фразами.

Возвращаясь обратно, мистер Барбер на миг остановился, чтобы пропустить констебля Харди, который ввел в судебный зал еще одну особу – жалкую тщедушную женщину в обвислом коричневом пальто и такого же цвета шляпке. Потерянно озираясь, она направилась к указанному ей месту, а когда мистер Барбер проходил мимо нее – подняла на него страдальческий мутный взгляд, словно прося прощения. Мистер Барбер внезапно переменился в лице, и щеки у него вспыхнули. Усевшись рядом с братом и сыном, он что-то сообщил им; они разом обернулись и принялись бесцеремонно разглядывать женщину. Остальные присутствующие тоже смотрели на нее с любопытством. Соседка Фрэнсис таращилась на нее, как на обезьяну в клетке. Наконец, заметив, что Фрэнсис не проявляет никакого интереса, она возбужденно сказала:

– Разве вы не знаете, кто это такая? Это миссис Уорд, мать парня, которого обвиняют в убийстве!

Фрэнсис взглянула на съежившуюся щуплую женщину и опустила глаза, внутренне корчась от стыда.

Тут в зал вошел судья, и все встали. Затем снова сели, покашливая, шурша бумажками, устраиваясь поудобнее, точно театральные зрители перед спектаклем. Судья произнес вступительное слово с совершенно бесстрастным видом – ничего удивительного, подумала Фрэнсис, ведь для него это просто начало длинного рабочего дня. Он будет рассматривать дело за делом, преступление за преступлением до самого вечера… Но все же убийство есть убийство, и даже в глазах судьи появился интерес, когда пристав велел ввести обвиняемого. Если же говорить о всех остальных – в зале стало еще тише: произошел мгновенный переход тишины в новое качество, сравнимый с резким падением температуры воздуха. Боковая дверь распахнулась. Сержант Хит ввел Спенсера Уорда и сопроводил к скамье подсудимых.

Первым чувством Фрэнсис было полное разочарование. Чего, собственно, она ожидала? Тощий парень, ничем не примечательный – во всяком случае, внешне. У него обычные темные волосы, расчесанные на пробор и смазанные обычным бриолином. На нем обычный синий костюм фабричного пошива с молодежным галстуком обычной пестрой расцветки. Лицо худое, с торчащими скулами; узкая челюсть с крупными скученными зубами – немного похожа на челюсть Леонарда, только подбородок другой, безвольный. И в целом не было в Спенсере Уорде ни Леонардовой пружинистой живости, ни Леонардовой порывистой энергии.

Он вялой, расхлябанной походкой пересек помещение, бок о бок с сержантом Хитом, и поднялся по двум-трем ступенькам к скамье подсудимых, небрежно ухмыляясь – Фрэнсис глазам своим не поверила. Похоже, парень жевал жвачку. Он хотя бы мельком взглянул на свою мать? Да нет вроде. Зато, заметив среди публики нескольких своих приятелей, он перегнулся через ограждение и громко спросил их о чем-то, а когда они что-то прокричали в ответ – гримасой выразил сомнение: вздернул верхнюю губу, обнажая уродливые кривые зубы.

Сержант Хит схватил его за локоть и рывком заставил выпрямиться. Парень снова заухмылялся и продолжал склабиться, когда судебный секретарь попросил его подтвердить, что он Спенсер Уорд, проживающий в Виктори-билдингз на Тауэр-Бридж-роуд. Отвечая, он глупо посмеивался. Зачитанное обвинение не вызвало у него никакой реакции. Фрэнсис ожидала, что Уорд сразу заявит о своей невиновности, но он лишь переменил позу – перенес тяжесть тела с одной ноги на другую, засунул руки в карманы – и принялся жевать энергичнее. Фрэнсис увидела, что шея у него совсем детская: тонкая, белая, немускулистая. Под пиджаком с ватными плечами угадывались очертания лопаток, острых, как металлические пластины.

Фрэнсис изо всех сил старалась найти в парне хоть что-нибудь, вызывающее симпатию, сострадание, – и не находила. При этом у нее в голове не укладывалось, как кто-то может всерьез верить, что он совершил убийство: такой он был молоденький, такой плюгавенький, такой жалкий в своей браваде. Но все присутствующие смотрели на него с зачарованным ужасом. Трое Барберов так и кипели яростью; брат Леонарда, подавшись вперед, сверлил парня злобным взглядом. Судья предоставил слово стороне обвинения, и инспектор Кемп поднялся с места. С пухлой папкой под мышкой, он проворно подошел к свидетельской трибуне, положил ладонь на Библию, протянутую судебным секретарем, и поклялся говорить правду и только правду. Он – Рональд Кемп, сказал он далее, инспектор-детектив Центрального полицейского департамента Лондона. Он вел следствие по делу об убийстве Леонарда Артура Барбера и сейчас с разрешения господина судьи зачитает ряд свидетельских показаний, которые, по его мнению, доказывают необходимость предать задержанного Спенсера Уорда уголовному суду.

Инспектор начал с документов, касающихся последних часов жизни Леонарда и обнаружения его тела. Зачитал рапорты констеблей Харди и Эванса, прибывших на место преступления первыми. Зачитал показания Лилианы, матери Фрэнсис и самой Фрэнсис. Последние Фрэнсис слушала потупив глаза, с пылающими щеками. Чего, спрашивается, краснеть из-за такой мелочи, подумала она, когда есть столько других поводов для стыда? Но все же ей было странно и мучительно слышать собственные свои слова, свои лживые показания, которые сейчас зачитывались столь публично, таким ровным и невозмутимым голосом. Странно было и осознать, как быстро инспектор перешел от ее показаний, и даже Лилианиных, к свидетельствам влюбленной парочки, слышавшей шум в темном проулке, а от них – к тому, что, по всей очевидности, считалось решающим доказательством по делу. Скороговоркой перечислив основные пункты судебно-медицинского заключения, инспектор откашлялся, глотнул воды из стакана и открыл очередной протокол в своем скоросшивателе. Сейчас он огласит свидетельские показания Чарльза Прайса Уисмута, объявил он. Это повторные показания мистера Уисмута, данные полиции вместо изначальных ложных, которые мистер Уисмут отозвал.

По залу пробежал оживленный шепоток. Безостановочное монотонное чтение порядком утомило людей. Они сидели здесь уже двадцать минут, и в помещении становилось душно. Пока что инспектор не сообщил ничего такого, чего они не знали бы из газет. Но теперь все встрепенулись и вновь сосредоточили свое внимание на нем. Брат Леонарда наконец оторвал взгляд от парня на скамье подсудимых, а его отец и дядя напряженно подались вперед. Только тогда, переведя глаза с Барберов на людей, сидящих вокруг них, Фрэнсис осознала, что самого Чарли здесь нет. Должно быть, он постыдился прийти. Или полицейские уже посадили его под стражу?

Господи, как все ужасно!

Инспектор Кемп начал читать, и Фрэнсис поняла, почему Чарли скрывал правду.

В показаниях говорилось, как минувшим летом он и Леонард познакомились в каком-то холборнском баре с двумя женщинами: мисс Мейбел Грей, более известной как Билли, и ее старшей сестрой, миссис Кинг.

– «Я знал, что миссис Кинг замужем, – продолжал читать инспектор своим обычным бесстрастным, беспощадным тоном. – Она сказала, что у них с мужем отношения не сложились и что они по взаимному согласию живут каждый своей жизнью. Я не сказал ей, что сам помолвлен, поскольку не считал это важным. А мистер Барбер при мне сказал мисс Грей, что женат и что у них с женой существует такая же договоренность, как у миссис Кинг с мужем. Он заявил, что считает подобную договоренность отличной идеей».

Фрэнсис невольно взглянула на Лилиану: она сидела с опущенной головой, щеки у нее слабо покраснели, но на лице не отражалось ровным счетом ничего.

– «Мистер Барбер и я, – говорилось далее в показаниях, – продолжали встречаться с мисс Грей и миссис Кинг на протяжении четырех месяцев, с июня по сентябрь сего года. Мы встречались с ними раз или два в неделю – как правило, в барах или в Грин-парке. Время от времени мы делали им подарки в виде ювелирных изделий или предметов женской одежды.

Первого июля сего года, в субботу, я и мистер Барбер провели вечер с мисс Грей и миссис Кинг в ночном клубе „Хани-Би“, расположенном на Питер-стрит, Сохо. Там к нам подошли, с угрожающим видом, двое мужчин. Мужчины представились как Альфред Кинг, муж миссис Кинг, и Спенсер Уорд, назвавшийся женихом мисс Грей. Я никогда прежде не слышал, чтобы мисс Грей упоминала о своем женихе, но у меня создалось впечатление, что она и мистер Уорд близко знакомы. Означенные двое мужчин заговорили со мной и мистером Барбером в грубых выражениях, и между нами возникла ссора, вследствие которой мы с мистером Бербером почли за лучшее покинуть „Хани-Би“. Мы вместе дошли до Камберуэлл-Грин, где и расстались. Мистер Барбер направился домой на Чемпион-Хилл, а я пошел в Пекхам, чтобы навестить свою невесту, мисс Элизабет Никсон. Больше в тот вечер я Спенсера Уорда не видел, но когда через несколько дней встретился с мистером Барбером, на лице у него имелись повреждения. Он сообщил мне, что мистер Уорд проследил за ним до Чемпион-Хилл и там напал на него. При нападении мистер Уорд предупредил мистера Барбера, чтобы он держался подальше от мисс Грей, иначе очень пожалеет. Со слов мистера Барбера мистер Уорд сказал примерно следующее: „Если не отстанешь от Билли, я тебе такое устрою, кровавыми слезами умоешься. Проломлю тебе башку к чертовой матери“. Возможно, он сказал „к чертовой матери“, а возможно, употребил более крепкое выражение… – Инспектор на миг умолк, поскольку парень на скамье подсудимых громко прыснул. – Но, по словам мистера Барбера, угроза проломить голову прозвучала совершенно определенно.

После вышеупомянутого происшествия я продолжал встречаться с миссис Кинг, но уже значительно реже, чем раньше. Однако мистер Барбер по-прежнему встречался с мисс Грей один-два раза в неделю. Мне известно о нескольких случаях, когда он говорил своей жене, что условился провести вечер со мной, хотя на самом деле встречался с мисс Грей. Также мне доподлинно известно, что они двое состояли в интимных отношениях. Под „интимными отношениями“ я подразумеваю физическую близость, обычно имеющую место между мужем и женой. Я точно это знаю, поскольку иногда мистер Барбер встречался наедине с мисс Грей в моих комнатах на Таллс-Хилл, где оставлял после себя специфические следы. Я испытывал беспокойство за мистера Барбера, памятуя о предостережении мистера Уорда. Я всегда считал мистера Уорда опасным человеком».

Инспектор снова отпил воды из стакана, снова откашлялся, перевернул страницу и стал читать дальше тяжеловесный казенный текст:

– «Пятница, пятнадцатого сентября сего года, была одним из тех дней, вечер которого мистер Барбер договорился провести в обществе мисс Грей, предварительно уведомив миссис Барбер, что после службы встретится со мной. Сам я мистера Барбера в указанный вечер вообще не видел, а провел время с миссис Кинг в кинематографе „Эмпресс“, в Ислингтоне. На следующий день мне домой нанес визит полицейский сержант Хит, который сообщил мне о смерти мистера Барбера и спросил, где я находился накануне вечером. Я сразу заподозрил, что мистер Барбер был убит мистером Уордом. Я не сообщил полиции о своих подозрениях, поскольку боялся, что тогда станет известно о моих отношениях с миссис Кинг и что о них узнает ее муж. Кроме того, я боялся неблагоприятных последствий, которые будет иметь огласка данного факта для моей невесты мисс Никсон, для жены мистера Барбера и для мисс Грей. Я сознательно дал полиции ложные показания, в которых заявил, что мы с мистером Барбером провели вечер вместе, посещая различные питейные заведения в Сити, и что я расстался с ним на трамвайной остановке Блэкфрайарз в десять часов. В последующие дни мне не однажды представлялась возможность отозвать свои показания, но я этого не сделал, о чем сейчас глубоко сожалею».

Инспектор опять умолк, перелистывая подшитые в папку документы. В помещении слышался лишь гул приглушенных голосов и яростный скрип перьев по бумаге, пока судебный протоколист делал свои записи, а газетные репортеры – свои.

Фрэнсис уставилась перед собой невидящим взглядом, пытаясь вплести растрепанные нити рассказа Чарли в свои собственные воспоминания о последних нескольких месяцах. Она подумала обо всех летних вечерах, когда Леонард допоздна задерживался на работе. Вспомнила, как порой он возвращался, демонстративно зевая, всем своим видом изображая усталость, а порой являлся домой, весело насвистывая, и взбегал по лестнице пружинистым шагом. Каждый раз, когда они с Лилианой испуганно отскакивали друг от друга, услышав скрежет ключа в замке, Леонард, вероятно, возвращался со свидания с любовницей и от поцелуев с ней переходил к… Фрэнсис опустила голову и прижала ладонь к губам, впервые ясно увидев пеструю цепь обманов и измен, о существовании которой она не подозревала, – цепь, в середине которой находился Леонард, на одном конце – сама Фрэнсис, а на другом… кто же на другом? Да вот этот парень, сидящий сейчас на скамье подсудимых! Этот парень, со своей натужной развязностью, со своей глупой ухмылкой, со своими кривыми скученными зубами, как у какого-нибудь карикатурного диккенсовского персонажа. Она посмотрела через зал на профиль Лилианы и на миг, буквально на миг, почувствовала прилив негодования столь сильного, что иначе чем гневом и не назвать. «Да как ты могла? – захотелось ей крикнуть. – Как ты могла втянуть меня во все это? Как ты могла притащить меня сюда, в это ужасное помещение, полное мерзких людей и отвратительных откровений?»

Тут инспектор снова заговорил, и Фрэнсис с усилием переключила внимание на него. Он перешел к очередному протоколу – показаниям девушки, Билли Грей, в целом подтверждающим показания Чарли. Да, она часто встречалась с мистером Барбером летом; и да, ее друг Спенсер Уорд неоднократно возражал против их общения. Один раз у них из-за этого «вышла большая ссора», в ходе которой он выбил ей зуб. Ночью первого июля, после инцидента в клубе «Хани-Би», мистер Уорд пришел к ней домой в половине первого пополуночи и показал синяки на костяшках, полученные, по его словам, когда он «расквасил рожу мистеру Барберу». Где он находился в ночь убийства мистера Барбера, она не знает. Сама она собиралась провести весь тот вечер с мистером Барбером, но вдруг «почувствовала недомогание»: она выпила с мистером Барбером чаю в закусочной «Корнер-Хаус» на Тотнем-Корт-роуд, но была вынуждена расстаться с ним в половине восьмого. О смерти мистера Барбера она узнала только в воскресенье, из газет, и была чрезвычайно потрясена и расстроена. Она незамедлительно разыскала Спенсера Уорда и прямо спросила, не причастен ли он к случившемуся. Ей показалось, что новость об убийстве его не удивила. Он сказал, что мистер Барбер давно нарывался на неприятности.

При этих словах отец и брат Леонарда яростно прошипели что-то, а парень опять осклабился. Он по-прежнему держал руки в карманах, по-прежнему безостановочно жевал жвачку и упорно смотрел в пол, трогая носком туфли защепину на половице.

Однако он поднял голову, когда инспектор начал зачитывать следующие протоколы: показания мужчин и молодых парней из Бермондси, друзей Уорда, а возможно, и врагов – во всяком случае, все четверо или пятеро этих свидетелей заявили, что Уорд во всеуслышание хвастался, что в июле избил ухажера своей невесты, и грозился в следующий раз «сотворить с ним чего-нибудь похуже». Никто из них не знал, где он находился в ночь убийства Леонарда, но все подтвердили, что он всегда носил с собой утяжеленную дубинку.

Здесь инспектор отвел глаза от своих бумаг и попросил одного из полицейских подать орудие, изъятое у обвиняемого при задержании. Ему вручили коричневый бумажный пакет, из которого он извлек короткую кожаную дубинку с увесистым набалдашником и узкой рукоятью. Судья и судебные работники воззрились на ужасный предмет с полным спокойствием, но соседка Фрэнсис возбужденно вытянула шею, пытаясь рассмотреть получше, репортеры перестали строчить и вскинули зоркие взгляды, даже обвиняемый наконец проявил должный интерес к происходящему, когда инспектор, всецело завладевший вниманием публики, поднял дубинку повыше, а затем с громким стуком опустил на край свидетельской трибуны. Головка дубинки, пояснил он, заполнена дробью. На ней обнаружены бурые пятна, похожие на засохшую кровь. Соскобы в настоящее время исследуются в криминалистической лаборатории департамента внутренних дел.

Кемп засунул дубинку обратно в пакет и вернул полицейскому. Фрэнсис увидела, как отец Леонарда роется в кармане, достает носовой платок и прячет в него лицо.

После всего этого оглашение последнего протокола – показаний самого Спенсера Уорда – казалось простой формальностью. А ведь это единственные показания, точно не содержащие лжи, подумала Фрэнсис; единственный документ, к которому всем присутствующим следует отнестись с предельной серьезностью. Однако демонстрация дубинки отвлекла внимание публики. Люди позади Фрэнсис оживленно переговаривались в полный голос. Она обернулась и сердито посмотрела на них; они спокойно выдержали ее взгляд и продолжали разговаривать между собой. Даже тон инспектора теперь стал небрежным и безразличным. Да, подсудимый Спенсер Уорд признался в нападении на Леонарда Барбера, совершенном первого июля. Возможно, он действительно пригрозил проломить ему голову – он не помнит. Но он категорически отвергает другое обвинение. Дубинку он приобрел, чтобы убивать крыс и тараканов в здании, где живет. Он носил ее с собой для самообороны и никогда не применял в драке. И уж точно не применял ее против мистера Барбера пятнадцатого сентября. Он хорошо помнит тот день, потому что тогда у него сильно болела голова. Он находился дома со своей матерью и рано лег спать.

Невероятно, но на этом все и закончилось. Допроса свидетелей со стороны защиты не последовало. Инспектор закрыл свою папку. Судебный протоколист и репортеры еще с минуту писали. Затем судья повернулся к Спенсеру и сообщил, что, поскольку в настоящее время у него нет адвоката, он имеет право самолично допросить инспектора Кемпа. Желает ли он воспользоваться таким своим правом?

Парень не сразу сообразил, что обращаются к нему. Он тупо уставился на судью, который нетерпеливо заговорил снова:

– Вы обвиняетесь в особо тяжком преступлении, мистер Уорд. У вас есть что сказать суду в опровержение предъявленного вам обвинения?

Увидев, что глаза всех присутствующих устремлены на него, парень снова глупо заухмылялся.

– Ага, – сказал он. – Я этого типа не убивал. Но я бы с удовольствием пожал руку молодчаге, который это сделал.

Его приятели в зале громко расхохотались. Отец, дядя и брат Леонарда опять яростно зашипели. У Фрэнсис оборвалось сердце.

Судья, нимало не впечатленный, перевел взгляд обратно на инспектора Кемпа:

– Что ж, по совокупности представленных доказательств я нахожу основание для того, чтобы оставить подозреваемого под стражей на неделю. Насколько я понимаю, к концу указанного срока вы уже получите результаты лабораторного исследования? А мистеру Уорду к тому времени, полагаю, предоставят адвоката. Пока же вы можете препроводить задержанного в Брикстонскую тюрьму. Мистер Уэллс…

Он подозвал одного из судебных служащих. Сержант Хит повел парня прочь. Люди вставали и двигались к дверям; другие люди, шаркая, входили в зал и занимали освободившиеся места.

– Поторопитесь, пожалуйста! – кричал пристав, подгоняя народ жестами. В конце концов, он должен был следить за тем, чтобы день в полицейском суде шел своим чередом.

Фрэнсис поднялась со скамьи и стала пробираться к выходу в несколько оглушенном состоянии. Она ожидала, что ситуация прояснится, что дело так или иначе разрешится, к лучшему или худшему, – но все осталось по-прежнему. Она достигла дверей в вестибюль одновременно с Лилианой и ее родственниками, которые на сей раз охотно позволили Фрэнсис присоединиться к ним. Они вышли в вестибюль единой группой.

Миссис Вайни и Вера были красные от негодования. Ллойд так и кипел злостью:

– Вот же чертова шваль! Простите за выражение, мисс Рэй. Лютой порки – вот чего он заслуживает. Шкуру с него кнутом спустить – и то мало будет! Как подумаю о своих товарищах, погибших во Франции, когда такие вот выродки могут… Я сейчас говорил, мистер Барбер… – К ним приблизился отец Леонарда, а за ним следом Дуглас и дядя Тэд. Все вместе они отошли от дверей, чтобы не стоять в проходе. – Я говорил, что этого парня следовало бы хорошенько отодрать кнутом! Надо же, стоял там руки в брюки, жевал жвачку да нагло ухмылялся! Я видел, что у сержанта Хита кулаки чесались ему врезать. Меня и самого подмывало вломить мерзавцу.

Мистер Барбер, все еще вытиравший глаза платком, не смог вымолвить ни слова. За него ответил брат Леонарда, этим своим голосом, от которого Фрэнсис вся холодела.

– Да это ничтожество не стоит того, чтобы марать об него руки. Он мразь. Человеческое отребье! Слава богу, моей матери здесь не было, ни к чему ей лицезреть такого подонка. А вы видели его мать? Славного же сынка она вырастила! Вон она, полюбуйтесь!

Несчастная женщина, сейчас имевшая вид еще более оторопелый и беспомощный, чем прежде, выходила через вращающуюся дверь. Заметив, что все они пристально на нее смотрят, она в нерешительности замедлила шаг, но потом поняла, кто они такие, или просто увидела неприкрытую враждебность на их лицах – и тогда понурилась, отвернулась и торопливо зашагала прочь, одна-одинешенька.

– Ах, да поможет ей Бог! – прочувствованно воскликнула миссис Вайни.

– Да поможет ей Бог? – вскинулся Дуглас. – Уж не сомневайтесь, ей воздастся по заслугам. И этому бандиту тоже. Только сначала он получит по заслугам здесь, на земле. Во всяком случае, я сделаю для этого все от меня зависящее.

– Полностью присоединяюсь, – мрачно сказал Ллойд.

– По крайней мере, ближайшую неделю парня продержат в тюрьме, – заметил дядя Тэд. – Правда, вряд ли это его сильно расстроит.

– Расстроит? – прорычал Дуглас. – Да он там отлично проведет время! Вы знаете, что утром в комнате ожидания он похвалялся перед другими задержанными, что у него самое стоящее преступление в сегодняшнем полицейском списке? Нам констебль Эванс сказал, перед слушанием. Нет, он существо совершенно безнравственное. По роже видно.

– Мне сдается, он малость с приветом, – сказала миссис Вайни.

– Да ничего подобного, уверяю вас.

Фрэнсис в отчаянии смотрела на них. Ну разве не ясно, что поведение парня – всего лишь бравада, рисовка и ничего больше?

– По-моему, он еще не осознал происшедшее, – сказала она. – Еще не понял свое положение.

Дуглас фыркнул:

– Он все прекрасно понимал, когда напал на моего брата в июле, мисс Рэй. Он же не отрицает этого, верно? Да, он прекрасно все понимал, когда шел за Леонардом от Сохо до Чемпион-Хилл!

Все закивали, а Вера сказала:

– Оно, конечно, так. Только не забывайте, что ему и не пришлось бы ни за кем никуда идти, если бы Лен не развлекался тогда в Сохо со своей любовницей.

Это заставило Дугласа заткнуться. Наступило неловкое молчание. Все опустили головы и украдкой посмотрели на Лилиану, которая стояла прямо за Фрэнсис, глядя в пол.

Наконец мистер Барбер, убирая платок в карман, проговорил:

– Надеюсь, Лилиана понимает, как глубоко я сожалею, что ей пришлось узнать такие вещи из показаний Чарли, вот так вот публично зачитанных. Я бы ни за что не поверил, когда бы не услышал все собственными ушами. Чтобы Леонард столь недостойно себя вел… это меня чуть ли не больше всего убивает.

– Да, – натянуто произнес Дуглас. – Спору нет, Лен поступил очень некрасиво. Ума не приложу, о чем он, вообще, думал.

– Я тоже! – вскричала миссис Вайни. – Это же совсем не похоже на Лена! И на Чарли совсем не похоже! Я сразу сказала Лил: да неужто ты веришь в такое? А может, инспектор выставил все в более дурном свете, чем было на самом деле? То бишь подсказал Чарли, что нужно говорить? Полицейские, они ведь страшно хитрые. А эти две девицы…

– Эти две! – перебил Дуглас, снова почувствовав себя уверенно. – Ох, попались бы они мне в руки! Эта Билли, или Мейбел, или как там она себя именует! У меня есть для нее несколько наименований на выбор! Для нее и ее сестрицы! Ни в жизнь не поверю, что они ничего не знали об убийстве!

Миссис Вайни ахнула:

– Вы серьезно?

– Совершенно серьезно. Вот увидите, скоро все выяснится. Вы заметили, что они не явились на слушание? Побоялись посмотреть нам в глаза, надо думать. Да-да, попросту струсили…

И он, покраснев еще сильнее и уже забыв о супружеской измене брата, разразился очередной гневной тирадой, теперь направленной против бесстыжих девок.

Фрэнсис почувствовала, что Лилиана переменила позу, и обернулась. Лилиана стояла с поднятой головой и смотрела на Дугласа и остальных мужчин. Когда Ллойд повторил свое требование насчет жестокой порки, она прошептала:

– Ну вот, теперь у них появился новый предмет для ненависти.

Потом по ее лицу опять пробежала тень тревоги, и Фрэнсис замутило: да-да, он настал – тот самый момент, который тогда, в понедельник, они отложили до сегодня. И вот они с Лилианой здесь, и им надо все обсудить, договориться о дальнейших своих действиях, принять какое-то решение… Пока Дуглас продолжал гневно разоряться, они незаметно отошли в сторонку. О том, чтобы уединиться, не могло идти и речи: в вестибюле было полно мужчин и женщин, желавших попасть в судебный зал на слушание по – тому или иному делу. Однако среди толпы людей, поглощенных каждый своими заботами, возможно было тихо разговаривать, не привлекая ничьего внимания. Фрэнсис с Лилианой встали возле оборванной женщины с чудовищно распухшим от побоев лицом, которая дергалась вперед каждый раз, когда уличная дверь открывалась, и удрученно отступала на прежнее место, увидев, что входит не тот, кого она ждала.

– Что нам делать дальше, а? – с усилием проговорила Лилиана.

После минутного колебания Фрэнсис ответила:

– Ситуация-то осталась прежней, верно? Я думала, все пойдет иначе. Даже не предполагала, что слушание будет таким односторонним. Думала, дело как-то прояснится. Но ничего не прояснилось. Мне жалко мать парня. Ужасно жалко. Что же до него самого…

– Он совсем не такой, как я представляла.

– Да уж.

– Ему как будто… даже нравится все это.

Они на мгновение встретились взглядами и тотчас же отвели глаза в сторону.

– Все-таки еще неделя в тюрьме… – сказала Фрэнсис. – С другой стороны, Уорду предоставят адвоката. Будет подтверждено его алиби. Против него нет никаких улик – только слухи да его хвастливые заявления.

Она почувствовала, что Лилиана с надеждой смотрит на нее.

– Ты правда так думаешь?

– Не верю, что дело дойдет до уголовного суда.

– Ты правда так думаешь? – повторила Лилиана.

– А ты – нет разве?

– Я уже не знаю, что думать, – горестно прошептала Лилиана. – Я сама себе не доверяю. Сегодня утром я приготовилась к самому худшему. По-настоящему приготовилась, честное слово. Но теперь, когда я его увидела… да, это несправедливо с моей стороны. Но ведь он действительно напал на Лена летом. И выбил зуб девушке…

Тут уличная дверь снова распахнулась, и Лилиана умолкла, глядя на избитую женщину, которая рванулась вперед и тут же подалась назад, в очередной раз разочарованная.

Когда Лилиана вновь заговорила, голос ее звучал почти застенчиво:

– А… как ты думаешь, какая она?

Фрэнсис нахмурилась:

– Кто? Эта Билли?

– Я все пытаюсь представить себе ее. Думала, она будет здесь. Хочется просто посмотреть на нее и навсегда покончить с этой историей. До сих пор не могу поверить, что Лен мне изменял. Да еще с такой девушкой! Не могу поверить, что он встречался с ней столько месяцев. Постоянно вспоминаю разные мелочи, разные вещи, которые он якобы сам решил сделать. Наверняка ногти – это ее работа.

– Ногти?

– Ну помнишь? Маникюр? Мы еще смеялись над Леном. Должно быть, маникюр ему делала она. Да, наверняка. Я поняла это, когда инспектор зачитывал показания, и почувствовала себя такой дурой. Такой дурой! Если бы оттого, что чувствуешь себя дурой, можно было умереть, я бы умерла там прямо на месте…

Голос у нее задрожал, и губы задергались. Возможно, сейчас ей вспомнился момент в Вериной спальне, когда Фрэнсис обвинила ее в том, что она вечно за нее прячется.

Лилиана глубоко вздохнула, овладевая собой:

– Я не хочу идти в полицию. Не хочу, раз ты уверена, что дело кончится ничем. Я не говорила бы так, если бы парень держался иначе. Но мы выждали три дня – и с ним все в порядке. Мы вполне можем подождать еще неделю. Я хочу подождать еще неделю. За это время ситуация как-то прояснится, да ведь?

До сих пор Фрэнсис не сознавала, что сердце у нее стиснуто, но при последних словах Лилианы почувствовала, как оно резко расслабилось – будто кулак разжался. Еще семь дней свободы! От внезапного облегчения у нее закружилась голова. Фрэнсис молча кивнула. Она не могла посмотреть в глаза Лилиане. Не могла сказать ей ни единого теплого, доброго слова. Сама толком не понимала почему – от стыда ли, от отвращения или по иной причине? Со дня похорон Леонарда они с ней ни разу даже руками не соприкоснулись, а сейчас их разделяли считаные дюймы. Если бы только они могли податься навстречу друг другу, преодолевая это ничтожное расстояние… Но разве такое возможно здесь, при всех? Вдобавок Лилиана ни словом не обмолвилась насчет своего возвращения на Чемпион-Хилл.

Они немного постояли в неловком молчании, потом вернулись к остальным.

В вестибюле появились инспектор Кемп с сержантом Хитом и сразу же подошли к ним, чтобы обсудить слушание, явно довольные своим успехом. Сержант только что посадил парня в полицейский фургон, который доставит его в Брикстонскую тюрьму.

– Уж там за ним присмотрят, не беспокойтесь, – зловещим тоном заверил он отца Леонарда.

Фрэнсис случайно встретилась взглядом с инспектором, смотревшим на нее поверх плеча миссис Вайни. Кемп дружелюбно кивнул, а затем, словно не выдержав, приблизился к ней, ухмыляясь в точности как Спенсер на скамье подсудимых.

– Ну что ж, мисс Рэй, вы оказались проницательнее меня.

Фрэнсис не поняла:

– Вы о чем?

– Вы весьма скептически отзывались о мужьях, когда мы с вами беседовали на прошлой неделе. Вы были правы в своих сомнениях. И были правы насчет невиновности мистера Уисмута. Надеюсь, в конечном счете мы выступили на должном уровне, и вы вполне удовлетворены.

Он говорил шутливо, но Фрэнсис ответила совершенно серьезно:

– Нет, не удовлетворена.

Улыбка сползла с его лица.

– Вот как?

– Парень – дешевый позер. Разве не видно?

– Он отъявленный дебошир! Давно уже на примете у полиции там, в Бермондси.

– Он не убивал Леонарда Барбера. Ему просто нравится воображать себя жестоким преступником.

Инспектор потряс головой:

– Вы большая оригиналка, мисс Рэй!

– Он не убивал, – повторила Фрэнсис. – Вы ошибаетесь.

Вероятно, было в ее тоне что-то странное, что-то неуместное… какая-то излишняя горячность. Инспектор снова улыбнулся, но теперь несколько натужно. Он был слегка раздражен, возможно, разочарован – и определенно решил для себя наконец-то, что она малость с приветом, и все тут. Он шутливо пообещал принять ее слова к сведению, но, еще не договорив, стал делать знаки сержанту Хиту. Разумеется, они люди занятые, у них полно дел – дел, которые не имеют никакого отношения к ней и едва ли имеют отношение к Лилиане. Прощаясь, инспектор обращался преимущественно к Дугласу и Ллойду.

– Буду держать всех вас в курсе событий, – сказал он напоследок.

Провожая взглядом инспектора с сержантом, Фрэнсис подумала: «А ведь я могу сейчас окликнуть вас и очень сильно удивить. Вот прямо сейчас…»

Она этого не сделала, конечно же. Просто стояла и смотрела, как двое полицейских удаляются, направляясь в какую-то другую часть здания, и скрываются из виду.

Потом они все двинулись к выходу, мимо женщины с побитым лицом, которая по-прежнему то и дело с надеждой порывалась вперед и опять отступала. Перед самой дверью они собрались с духом, готовясь выйти к толпе зевак. Ллойд взял под руку Веру, Фрэнсис взяла под руку миссис Вайни; Лилиану они поставили посередине, чтобы по возможности оградить от назойливого внимания. Как только они появились из дверей, толпа возбужденно зашевелилась и с жадным любопытством уставилась на них, но почти тут же с ней произошло еще что-то: на одном ее краю возникла какая-то зыбь, которая начала быстро распространяться. Фрэнсис не сразу сообразила, в чем дело.

Из боковых ворот выезжал полицейский фургон, и всем страшно хотелось хотя бы мельком увидеть парня, сидящего внутри. Одни мужчины подпрыгивали, пытаясь заглянуть в зарешеченные окна; другие колотили кулаками по стенкам фургона, выражая не то гнев, не то ликование. Фрэнсис не знала, что именно, да и знать не желала, покуда эмоции толпы направлены не на нее.