Питер Врочек Шимун
Он протянул диггеру красную книжечку. Удостоверение сотрудника.
С фото на Ивана смотрел строгий человек в военной форме, в фуражке с высокой тульей.
– Макаров Вячеслав Игоревич, ГУСП ФСО, – прочитал Иван. Поднял взгляд. – Подземные войска?
– Да, я так понимаю, он занимался охраной секретных подземных сооружений. При нем было вот это. – Федор протянул Ивану небольшую пластиковую карточку. Бесполезная вещь, вроде открытки. И такая – совсем простая, без рисунка. Темно-серая. В углу металлический квадратик. И ряд черных цифр. Все.
– Что это?
Федор помолчал.
– Думаю, это ваш пропуск на секретный объект. На тот самый объект, на который пытался попасть Энигма… и не смог.
– Пункт управления метро?
– Думаю, да.
Иван взял карточку. Она была легкой. Очень легкой. Вот, значит, сколько весит жизнь одной станции?
Иван открыл дверь и шагнул в коридор.
Утро – вот какое оно бывает, подумал диггер. Черт. По словам Федора, сегодня было пасмурно, поэтому Иван решился. Но, даже несмотря на темные очки, ему казалось, что квадрат окна сияет нестерпимо ярким светом. Боль. Словно приставили к глазным яблокам два ножа и начали вскрывать наживую. Щелк. Щелк. Под веками пылало. Иван, прикрываясь рукой, почти вслепую добрался до окна, уткнулся лицом в темную стену – пластмассово щелкнули очки. Диггер постоял так, слезы лились потоком.
Иван пальцами залез под очки, понажимал на белки, чтобы убедиться, что глаза еще на месте. С трудом разлепил веки.
Свет.
Поморгал – ресницы склеились и мешали смотреть.
Наконец Иван начал хоть что-то видеть. Длинный коридор, идущий вдоль внешней стены здания, ряды окон; справа пыльный диван, картина на стене – что-то зеленое, засохшее высокое деревце в огромной пластмассовой кадке. Сияние солнца создавало странный эффект – почти черно-белый. В воздухе кружились пылинки, сверкая. Ивану казалось, что коридор наполнен светом до краев, он почти осязаем, его можно трогать и глотать, как воду. Прекрасно.
Но долго здесь находиться нельзя. Иван развернулся обратно к двери, перебежал, захлопнул за собой. Постоял в блаженном полумраке.
Да уж, подумал Иван.
Перед глазами все еще таял световой отпечаток окна.
Услышав приближающиеся шаги, диггер помедлил. Сюда кто-то бежал. Иван плавно скользнул в коридор, увидел мелькнувшую тень. Федор? Почему бегом-то?
Иван мягко шагнул в коридор, встал около стены. Это был коридор в центре здания – здесь диггер мог не опасаться яркого солнца. Посмотрел вслед бегущему. Темная сгорбленная спина. Федор бежал и что-то нес.
Интересно, что?
Иван огляделся, потом шагнул вперед и опустился на одно колено.
На полу лежала упаковка бинта – еще не распакованная, в целлофане. Иван поднял ее, оглядел и усмехнулся. Так, значит.
Седой был прав. Старик кого-то скрывает. И этот кто-то ранен.
За желтой фанерной дверью неразборчиво звучали два голоса.
Старик был не один. И этот другой был болен или ранен – не зря же Федор тащил с собой груду перевязочного материала.
Иван подошел к двери, встал рядом… Постоял, прислушиваясь. Склонил голову на плечо. Второй голос звучал ниже и тише. И в нем было нечто странное – Иван пока не мог понять, что. Второй голос говорил быстро, бубнил так, что слов было не разобрать – но явно жаловался. Иногда начинал подвывать, словно от сильной боли.
Понятно, этот второй был на улице, столкнулся там с тварью. Но почему старик его скрывает от диггеров?
Что ж… пришло время все выяснить.
Иван аккуратно толкнул дверь, шагнул через порог. И застыл.
Увиденное вышибло Ивана из заготовленной колеи – мол, наконец-то мы встретились… черт!
Там стоял… твою мать.
В следующее мгновение Иван вскинул автомат к плечу. Бой сердца. В прорези прицела оказалась жутковатая фигура – человеческое лицо, словно вдавленное в переплетение стволов. Высоченный, под три метра, на длинных ногах, похожих на корни. Длинные, разного размера руки – тоже оплетенные, переходящие в лианы и наоборот. Человек-растение. Он покачнулся, переступил с ноги на ногу, словно на ходулях. Одна рука твари – та, что длиннее, и талия были забинтованы. Сквозь толстый слой бинтов проступила кровь – почему-то красно-зеленого, яркого цвета.
Монстр открыл глаза – серые и бессмысленные. Посмотрел на Ивана.
– Я… я-у… – губы шевельнулись. Голос существа был глубокий и совершенно нечеловеческий.
Иван выдохнул. Положил палец на спуск.
В мгновение ока линию огня перекрыл Федор, раскинул руки. За его спиной возвышался огромный нескладный получеловек-полурастение.
– Старик, уйди к черту! – крикнул Иван.
– Нет, – сказал Федор.
– Уйди говорю! Придурок, он же тебя сожрет!
– Я зову его Лаэс.
– Что? – Иван открыл рот. – Он же… не человек.
Федор помолчал. Старческие глаза его смотрели на Ивана с неожиданным упрямством.
– Какой бы он ни был, он мой сын.
Иван сначала даже не смог сообразить. Кто он? Сын?!
– А мать?
Старик посмотрел на Ивана.
– Помните могилу? Марина – она была его мама. Она умерла при родах. Она уже почти ничего не видела, когда ребенок закричал. Он сразу был такой… странный. Переплетение растения и человека. Это страшно. Младенцы вообще при рождении не очень красивы, но это было уже чересчур… Сначала, когда я увидел ребенка, я хотел сразу убить его, даже занес скальпель… Но тут Марина услышала его крик. Она подняла голову и спросила меня: кто? Я сказал: мальчик. Здоровый? – Федор замолчал. Подбородок его дрожал. – Она спрашивает, здоровый ли ребенок, а я держу нож, чтобы убить это маленькое чудовище… Марина снова спрашивает: здоровый? И такая тревога у нее. Я говорю: да. Совершенно здоровый мальчик. Вырастет, будет большой и умный, не сомневайся. Она начала плакать. Слепая от радиации, волосы выпали, язвы… лежит и плачет. От счастья. Вы не представляете, что это было. И я не смог его убить. Она откинулась и говорит: дай мне его подержать. Я говорю: ты слишком слабая, Марина. Она: просто дай мне его подержать. Это мой мальчик. Пожалуйста! Мой мальчик… Я… Я положил ей его на грудь. Она вздохнула и говорит: ты такой голодный. Я даже не сразу понял, что она умерла.
В глазах старика стояли слезы.
– Похоже, – сказал Иван, опуская автомат, – нам всем нужно кое в чем разобраться, верно?
Серый стоит под дождем и смотрит на здание ЛАЭС.
Капли дождя барабанят по его ровной серой коже, собираются в глубоких рваных шрамах, оставленных пальцами древесного человека. Наполнив канавку, вода прорывает поверхностное натяжение и протекает вниз, скатывается с гладких плеч Серого.
Следы ударов почти черные. Как и та жидкость, что течет в его теле. Сейчас часть жидкости вытекает из глубокой раны на спине Серого и просачивается в землю.
Серый стоит и ловит радиоволну.
Он смотрит на здание. Разряды электричества вспыхивают то здесь, то там.
Шум ветра и вой небесных потоков радиоволн.
Интереснее всего здание.
Тот, кто ему нужен, тоже там. Но в последнее время Серый начал сомневаться. У того, кто находился в здании, был очень четкий, характерный отпечаток мозга. Серый видит его сейчас перед собой. Ветвящаяся красно-желтая схема, уходящая в позвоночный столб. Вот он. Серый медленно поворачивает голову.
Но этот отпечаток неидеален.
Словно тот, за кем он гонится, – тот и одновременно не тот.
Или даже два человека в одном. Разве так бывает?
Серый смотрит.
Пелена мелкого дождя закрывает вид на здание, вносит помехи в прием сигнала – поэтому Серый не так отчетливо видит, где сейчас люди. В этом здании много посторонних излучателей, эфир забит, и к тому же…
Серый поднимает голову.
Там, внутри, огромное красное сердце. Чудовищная мощь. Если бы Серый мог испытывать чувства, он бы испытал благоговение. Но сейчас он просто стоит и смотрит.
Красное сердце клокочет и горит.
Излучает. Ах, как оно излучает.
Раны болят.
Древесный человек оказался опасен. Серый удивлен. Древесный вступил с ним в схватку. Более того, он оказался серьезным противником. Раны болят – Серый не ощущает это как боль, скорее как очередные досадные помехи. Восприятие сигналов нарушено.
Но это пройдет.
Серый вдыхает. Под серой кожей, начинающей дрожать от холода и потери, клокочут легкие. Теперь ему нужно дышать, чтобы восстановить силы.
Но с древесным лучше больше не связываться.
Серый стоит. Он может подождать, пока люди выйдут с охотничьей территории древесного человека.
И тогда он окажется рядом. Рано или поздно.
Веганцы – не люди, сказал генерал. А я тогда ему не поверил, подумал Иван. И вот теперь я вижу перед собой получеловека-полутварь, которую старик называет «сыном». Тут начнешь верить во всякое. Что, если Мемов был прав – и веганцы давно не люди. Что там творилось жуткое – это я сам могу рассказать.
В помещении конференц-зала собрались все участники экспедиции – и Федор с «сыном». Горели потолочные лампы, в огромном лакированном столе отражались их вытянутые силуэты.
Мирные переговоры, блин. Диггеры смотрели на древесного человека с опаской, оружие держали под рукой. Уберфюрер даже притащил свой пулемет.
– Что с ним случилось? – спросил Иван. Кивнул на перевязанный бинтом торс твари… получеловека.
Федор покачал головой.
– Он говорит, что столкнулся с каким-то новым хищником. Он был огромный и серый.
Иван с Уберфюрером переглянулись. Вот это да. «Пассажир» вернулся!
– Вы знаете, что это или кто это, правильно? – старик перевел взгляд с Ивана на Убера и обратно. В покрасневших глазах стояли слезы. – Кто это?
Иван вздохнул.
– Мы не знаем, кто он, – сказал диггер. – Мы называем это существо «пассажир». Он ехал за нами на подлодке. Вернее, вместе с нами – мы внутри лодки, он снаружи. Потом он исчез. Но мы видели на берегу его следы.
Молчание.
– Вы привели с собой эту тварь, – тихо и обвиняюще сказал Федор. – И она ранила моего сына. Моего сына!
– Эту тварь, – жестко сказал скинхед. В любую минуту он готов был поднять пулемет и открыть огонь. – Эта тварь еще всех нас переживет, вот увидите.
– Лаэс, – сказал старик. – Не тварь.
Вот это дела. Лицо Федора стало упрямым.
– Лаэс, – повторил он. – Запомните. Его зовут Лаэс.
Он отвернулся, пошел к раненому. Древочеловек застонал – утробно и жалобно. Иван вздрогнул. Старик успокаивающе положил ладонь монстру на грудь. «Тихо, тихо», погладил.
– Лаэс. В этом имени есть что-то эллинское, античное… – мечтательно произнес Федор. – Имя для молодого и прекрасного бога.
Уберфюрер за спиной старика покрутил у виска пальцем. Иван незаметно показал ему кулак.
– Так ты еще и ксенофоб? – холодно поинтересовался Мандела, когда они вышли из конференц-зала, в единочасье превратившегося в госпиталь.
– Какие ты слова, однако, знаешь… – Уберфюрер помолчал. – Дурак ты, Мандела. Мне за старика обидно. Хороший старикан. Правильный. И тут такая фигня.
– Чужой, – сказал Иван. – Но при этом его сын. Кажется, мы здесь лишние.
– Думаю, пора прощаться, – сказал старик. Губы его тряслись.
Иван посмотрел на его морщинистые руки, они сейчас дрожали.
– Да, пора. Сегодня вечером мы уйдем, – Иван помедлил. – Осталось придумать, как нам добраться до Питера…
Он хотел добавить «домой», но вовремя остановился. С некоторого времени становишься суеверным даже в мыслях. Верно, Иван?
– Я могу помочь, – сказал Федор.
С минуту Иван смотрел на смотрителя реактора, потом поднял бровь:
– Серьезно?
Съемная дрезина, раньше такие специально использовали, чтобы можно было снять их с рельсов и снова поставить. На них обычно ремонтники ездили – целыми бригадами.
Хороший вариант. Единственное, никакой защиты от тварей.
Впрочем, выбирать не приходится.
Они загрузились.
– Он ленинградский до мозга костяшек, – продекламировал Федор. Посмотрел на диггеров. – Спасибо, что заехали в гости. Приезжайте еще. Мы с Лаэсом будем рады…
Мелкий накрапывал дождь, подумал Иван почему-то стихами.
Федор Бахметьев вышел их провожать. Когда мотодрезина тронулась, Иван долго смотрел на оставшуюся позади худую фигурку старика. Понурая, одинокая. Потом, когда фигурка стала совсем маленькой, к ней из леса или из-за контейнеров (вообще непонятно, откуда взялась) вышла высокая – не по-человечески высокая фигура. Наклонилась низко, будто что-то сказать.
В последний момент, когда они исчезали вдали, Иван увидел, – или ему это только показалось? – что старик поднял руку и положил высокой фигуре на плечо.
Глава 19
Возвращение
Черный силуэт, рвано держась в воздухе, спланировал над Невой. Ивану всегда Невская река казалась жутковатой, стоит только посмотреть, как она течет вдоль мостов. Округло морщится вокруг опор, негромко, с мягкими всхлипами, проносит себя мимо Васильевского острова. Опасность растворена в ее черных водах.
Возможно, эта река была опасна еще тогда, когда никакой Катастрофы и в помине не было.
Иван проследил взглядом полет темного силуэта. Далекий, душераздирающий крик застал Ивана врасплох – процарапал по хребту, ржавый, острый. Бесконечный.
Летающая тварь спустилась ниже.
Уцепилась за мачту.
«Аврора» стояла с креном на правый борт. По заржавленным серым бокам с облупившейся краской спускались к воде тонкие белесые побеги. Внутри самого корабля, кажется, обитало что-то не очень хорошее. Точно Иван не знал, но были такие подозрения.
Черное пятно на дымовой трубе «Авроры». Тварь устроилась поудобнее.
Иван увидел, как тонкие белесые лианы вдруг пришли в движение… Бросок! Оплетенная белыми нитями черная тварь забилась, дернулась. Закричала. Иван поморщился. Крик пробирал до костей.
Но вырваться ей не удалось.
Белесые лианы медленно втянули барахтающуюся тварь в дымовую трубу. Вот и нет ничего.
Еще некоторое время Иван слышал, как тварь кричит – словно водят по нервам ржавой пилой. Потом все затихло.
Вот и конец.
Тихая питерская ночь…
Иван проснулся, почувствовав, что дрезина замедляет ход. Стук колес стал реже – но все такой же металлический, неприятно дергающий, а вот резкость его уменьшилась. Теперь это было не БАМ, а скорее б-баам.
И мотать из стороны в сторону стало гораздо меньше.
Он открыл глаза. Сквозь стекла он видел, как проезжает мимо, неприятно постукивая, серо-коричневая, мокрая земля. Изредка встречались по пути заросли травы – ровной и плотной, словно слепленной из глины. Неприятно коричнево-ржавого оттенка, она нехотя пригибалась под порывами ветра. Словно это трава своим вялым шевелением создавала движение воздушных потоков, а не наоборот.
Иван некоторое время сидел, бездумно глядя перед собой. Тут и там вокруг железной дороги виднелись следы прежнего присутствия человека. Упавшие, сгнившие столбы электропередач, обрывки проводов. Не до конца поглощенный землей ржавый трактор – местами на его бортах проглядывали остатки синей краски. Деревянная будка у дорожного переезда, покосившаяся, как под ударом великана.
Упавший шлагбаум, перед ним на переезде – две машины. Совершенно гнилая белая, за ней гораздо более целая темно-синяя – огромная, с квадратными фарами. Ржавчина съела ее деликатно, проступила изнутри, словно проявляющееся на фотографии изображение (Иван как-то видел, как печатают фото на паспорта в Василеостровской лаборатории). Вот эта темно-синяя чистая бумага лежит в ванночке… И вот она уже вся в пятнах, которые медленно расплываются, становятся четче…
Иван отвернулся. Все-таки замедляем ход… или нет?
Шевелиться не хотелось. Хотелось ехать и ехать.
Что же мы сделали с землей?
Запустение.
Мерзость.
Резкий, оглушительный в окружающей тишине, стук колес дрезины…
– Командир, впереди поезд, – голос Кузнецова. – Командир?
Иван вздохнул. В маске духота, лицо залито потом. Стекла по краям запотели. На языке кисловатый, отвратительный привкус кошмарных видений. Похоже, пора менять фильтр.
– Какой поезд? – Иван привстал. Со сна и дороги спину словно камнями набили.
– Что? – не понял Кузнецов.
– Поезд, говорю, какой?! – пришлось повысить голос.
Дрезина продолжала медленно катиться. Мерный рокот двигателя сменился редким дерганым звучанием. За дрезиной оставалось висеть в сыром воздухе прозрачное пятно выхлопа.
Уберфюрер привстал на своем месте (он сидел впереди, Иван увидел его спину в резиновом костюме), чертыхнулся неслышно. Повернулся к Ивану. Тот вздрогнул. В первый момент ему показалось, что на него смотрит резиновая обезьянья морда.
Испуг был мгновенный, как вспышка. Тут же прошел, но оглушительный бой сердца остался.
– Приехали, – сказал Убер. Теперь это снова был он. – Слазь, интеллигенция, кончился ваш бронепоезд.
Иван поднялся со своего места, держась за сиденье, повернулся, посмотрел вперед.
Вот черт.
Преграждая дрезине путь, на рельсах стоял старый ржавый состав. Но самое плохое, что на соседних путях застыл встречный поезд. Это же надо было им так встать, подумал Иван. Эх.
Встретились два одиночества.
Когда Федор давал им эту дрезину, то сказал, что в случае необходимости ее можно снять с рельсов и перенести на руках. Иван тогда кивнул. Ерунда. Что такое триста кило для пятерых мужиков?
Оказалось, очень даже много, – если нести ее пятнадцать вагонов по гравийной насыпи. И это – не считая собственных вещей. Фонари диггеры не включали, прозрачные сумерки (белые ночи, ха) позволяли видеть все. Здесь было даже светлее, чем в метро, но свет был не концентрированный, направленный, а такой, словно разбавленный водой, он шел отовсюду и ниоткуда.
– Может, ну ее – и пойдем пешком? – предложил Уберфюрер. – Тут осталось-то…
– Через Автово? – удивился Иван.
– О, блин, – Убер по привычке почесал резиновый затылок, отдернул руку. – Ты прав, об этом я не подумал.
На Автово, по слухам, расплодились какие-то странные твари. С виду почти люди, но – не люди. И оставляют после себя высушенные трупы. Так это или не так, Иван проверять не хотел. Лучше уж привычные собаки Павлова, Голодный Солдат, птеродактили… Или кто они там?
Знакомое зло лучше, чем незнакомое, верно?
Или допустим, пройдем мы Автово, а там дальше что? Отморозки Кировского завода и параноики с Нарвской? Отличное сочетание. Еще их легендарный Летчик, романтический убийца в летной куртке…
Нет уж. Мы как-нибудь сами. Потихонечку.
– Раз-два, взяли.
Они подняли ее и понесли. Иван думал, что руки у него скоро отвалятся. Просто останутся висеть, вцепившись пальцами в железную раму дрезины. Как та рука у манекена на Невском…
Гравий под ногами скользил, мешал идти.
– Перекур, – выдохнул Убер. – Бросай дуру!
Они поставили дрезину на землю, остановились передохнуть.
Иван присел, склонив голову набок.
После тарахтения мотора дрезины и гулкого стука по ржавым шпалам тишина казалась завораживающей. Иван сквозь привычный гул в ушах слышал даже, как ветер шевелит траву. Или – кто знает? – трава шевелит ветром…
Как все относительно в этом мире без человека.
Словно с его уходом пропала точка отсчета.
Будь возможность, мы вернулись бы домой на подводной лодке. При полном параде, прямо на Василеостровскую. Высадились бы на набережной и пошли пешком. Красин, Красин. Эх…
Они сидели рядом с вагоном номер 12. Стекла в нем были почти целые, кроме пары выпавших. Сквозь грязное стекло внутри ничего не разглядеть.
Уберфюрер поднялся, пошел к вагону. Что он делает? – подумал Иван равнодушно, тут же забыл, снова прислушался к тишине.
Краем глаза он видел, как Уберфюрер передвинул двустволку на спину (это было его запасное оружие, пулемет РПД остался лежать на дрезине), примерился… уцепился левой рукой за оконный проем. Поставил ногу на ржавый каток, подтянулся…
«ПОМОЙ МЕНЯ», – написал скинхед на грязном стекле.
Спрыгнул, отошел полюбоваться.
И тут что-то случилось. Иван это сразу понял. Словно воздух загустел. Точно нависла над маленькой командой непонятная черная тень. Вроде ничего не изменилось, то же самое место, тот же самый пассажирский состав рядом, те же ржавые поручни и ступени. Та же коричневая трава, пробивающаяся между шпал… Но что-то изменилось. И явно не к лучшему. Иван вдруг понял, что давно уже чувствует давление в затылке – словно опять толком не отрегулировал лямку противогаза.
Просто давление стало настолько привычным, что Иван перестал его замечать.
– Зачем? – спросил Иван, когда скинхед вернулся к отряду.
– Что нам остается, кроме смеха? – сказал Убер. – Понимаешь, брат… Смех – это реакция человека на страшное.
– Не понимаю, – сказал Мандела.
– Что? – Скинхед повернулся.
– Не понимаю, – повторил негр. В резиновой маске он был такой же, как все – не отличить. – Почему все так? Почему все должно быть так? Чем мы все это заслужили? Чем они, – он внезапно вскочил, ткнул рукой в перчатке в сторону мертвого поезда. – Чем они это заслужили? Они ехали домой. Они кого-то трогали? Они кому-то мешали? Почему, блин, в мире вечно происходит какая-то фигня, а расплачивается тот, кто едет в плацкартном вагоне на второй полке?! Почему я должен идти мимо умерших детей, а? Я напрашивался? Какого черта я вообще оказался в метро?! Зачем?! Я об этом просил? Просил?! – он надвинулся на Уберфюрера, скинхед невольно отшатнулся.
– Ты чего?
– Я? Я ничего. Ты в вагон этот заглядывал?
– Я?
Негр вдруг поднял руку…
– Нет! – заорал Иван.
Уберфюрер вскочил, попытался перехватить руку Манделы, охнул. Упал на колени. Мандела, пнувший его коленом, отодвинулся. Быстро встал в стойку.
Тоже боевое самбо? – подумал Иван. – Как у Звездочета?
В следующее мгновение он прыгнул. Мандела резко перехватил его в воздухе за кисть, вывернул корпус. Иван полетел на землю, рефлекторно ушел в кувырок. Ох! М-мать. Попытался встать… Земля и ржаво-зеленый вагон перед глазами качались. Повернулся.
Мандела посмотрел на них равнодушными стеклами.
Потом поднял руки, ослабил шнурок, стянул назад капюшон.
Взялся за маску…
Не надо! – подумал Иван.
…и резким движением сорвал противогаз с лица – словно кожу снимал. Р-раз! Под серой резиной оказалось потная смуглая физиономия. Широкий нос, темные зрачки, ярко-белые, словно светящиеся в сумерках, белки глаз.
Мандела глубоко вдохнул. Ноздри его раздувались.
Уберфюрер с трудом поднялся, с трудом поднял маску, сплюнул кровью. Снова натянул. Выпрямился.
Седой и Кузнецов смотрели на драчунов, озадаченные.
– Что, не ожидал от негра? – спросил Мандела. – Если бы знал, как мне сейчас дышится, Убер. Отлично. Просто отлично.
– Дурак, – Уберфюрер сделал шаг. – Надень маску. Пожалуйста.
Читать бесплатно другие книги:
