Влад Лиsтьев. Поле чудес в стране дураков Додолев Евгений

III.I. Объяснялки

Это не книга о личной жизни Влада Листьева: я не был членом его семьи. Я был составным команды. Поэтому могу вспомнить только Листьева-профессионала. Его подельников и конкурентов, приятелей и недругов.

Музыкальный редактор «Взгляда» Лена Карпова рассказывает: «Когда несколько лет назад я согласилась вести спецсеминар в Институте массмедиа РГГУ, мой приятель Петя Шульцман сказал: „Забудь слово «Взгляд», имя Влад Листьев, они (т. е. студенты) об этом ничего не знают“». Увы, так оно и есть.

На самом деле мне интересно было бы рассказать о тех, кто, как представляется, играл за кадром значительную (если не сказать «ключевую») роль в становлении ТВ-гиганта «ВИD» (компании «„Взгляд“ И Dругие») и оказал достаточно существенное влияние на российскую телеиндустрию, пусть и не сравнимое с тем, что сделал для смены стратегического курса, гламуризации и коммерциализации «Останкино» застреленный 1 марта 1995 года гендир этой компании и глава Первого канала Владислав Лист.

Кстати, когда я разыскал интервью Влада для «Нового Взгляда», сделанное тем же Андреем Ванденко, оказалось, что Влад напророчил: «Мне кажется, что через три года я просто умру». Это летняя запись 1992 года. Мне кажется небесполезным воспроизвести беседы со «взглядовцами», листьевскими соратниками именно той поры, двадцатилетней давности. Когда была иная политическая конъюнктура. Абсолютно иной контекст.

Повторюсь. Те, кто ждут здесь подробностей из личной жизни Влада, будут разочарованы: клубничного нет. Хотя вещь получилась очень неполиткорректная, это да. Коротко о некоторых героях, как упоминавшихся уже, так и нет. Это, во-первых, Александр «Гараж» Горожанкин, акционировавший самый популярный телересурс вместе с Андреем Разбашем, Иваном Демидовым и ведущими «Взгляда» (минус Дмитрий «Гурвинек» Захаров и Владимир «Мукусь» Мукусев). Арт-директор Альбина «Ночка» Назимова, ставшая «черной вдовой» нашего героя. Музредакторы «Взгляда» Марина Лозовая и Елена Карпова, пробившие брешь голубого экрана для социального русского рока. Ну и Иругие. Помню, как взлетали все смежные проекты «Взгляда»: «Поле Чудес» и «МузОБОЗ». «Но часто падением становится взлет, и видел я, как становится взлетом паденье» (© Макаревич). Кто-то скажет: банально. А я скажу: ну и что?

III.II. Папа, мама, отчим, алкоголь

Появился на свет Владислав 10 мая 1956 года в столичной пролетарской семье: Николай Иванович и Зоя Васильевна Листьевы работали на заводе.

Сам он вспоминал:

— Родился я в полуподвальном помещении. Воспоминание из детства — это шампиньоны, которые взрывали асфальт. Причем в том месте, где я родился, была всего одна асфальтовая дорожка, все остальное — пустыри, земля. Плюс еще ноги людей, которые были видны в полуподвальное окошко. Мне запомнились женские сапоги и каблуки.

Листьев не любил говорить о себе. Может быть, чего-то стеснялся в своем прошлом… Хотя, мне кажется, self-mademan — это очень круто. Родиться в бараке на территории фабрики по производству тюля и прийти к успеху, не знавшему аналогов на телевидении, — разве не суперкарьера? Но, видно, в какой-то момент Влад решил начать отсчет с другой картинки. Возможно, на создании мифа об идеальном гламурном телеведущем настояла его третья супруга. Альбина Назимова ни за что не расскажет и про свой, по мне, совершенно кинематографичный и достойный восхищения путь: дочка дворничихи, выросшая без отца и внимания, смогла занять достойное место в среде столичного истеблишмента.

Конечно, широкую публику интересуют все детали биографии, особенно интимные. Но грамотные таблоиды уже детально описали, что «несколько лет супруги Листьевы, Зоя и Николай, жили в Камерском переулке, недалеко от Новодевичьего монастыря, в длинном одноэтажном бараке на территории фабрики, изготовляющей тюлевые ткани. Чердачное помещение. Темная маленькая комната (12,5 метра) с узкими окнами. Коридорная система. На 43 квартиры — одна 14-метровая кухня на первом этаже. Воды в бараке не было ни горячей, ни холодной. Колонка во дворе. Баня — через квартал. В 1955 году Зоя забеременела. Врачи строго-настрого запретили ей рожать. „Не выносить вам дитя, — предупреждали они. — Если и дотянете весь срок, то за ребенка мы не ручаемся. Хорошо, если сами выживете“. Практически всю беременность Зоя провела на больничной койке».

Можно было бы напомнить, что малыша тащили щипцами, хотя разумнее было бы кесарево резануть. И что через год Листьевы переехали к сестре Владикова отца, на улицу Строителей. Две смежные комнаты на две семьи все-таки просторнее 12-метровой комнатки в «доме фабрикантов». В 1963 году Николай Листьев устроился на работу в охранную организацию. Влад много болел (у него в школе было прозвище «Ангина»).

Затем отец Влада уехал на двухлетнюю практику в Уганду. Однако вместо двух лет Листьев-старший прожил в Африке лишь полгода. Жаркий климат подорвал здоровье, спровоцировав сильнейший ревматизм. В Уганде Николай, однако, успел заработать приличные по тем временам деньги, поэтому, вернувшись в Москву, семья приобрела кооперативную квартиру рядом со станцией метро «Профсоюзная».

«Листьевы въехали в новый кооперативный четырнадцатый дом по Перекопской улице в 1965 году. Седьмой этаж. Двухкомнатная квартира № 45. В это время около дома выстроили церковь Бориса и Глеба. Но самая красивая пара 14-го дома ни разу не поставила свечку в стенах храма. Коммунистические убеждения не позволяли им веровать в Бога. Сына окрестили благодаря настойчивым уговорам родственников. Крестной стала сестра Николая — Надежда».

В школе он был круглым отличником лишь по физкультуре. В 1971 году попал в спартаковскую легкоатлетическую школу-интернат имени братьев Знаменских и начал заниматься в группе заслуженного тренера СССР НиколаяГолованова.

Срочную служил в знаменитой Таманской гвардейской дивизии. «Когда его забрали в армию, после построений отпрашивался у старшины, надевал кроссовки и шел бегать. На него все смотрели как на ненормального: только что маршировал, а теперь еще и бегать пошел. Но в этом был весь Влад…» Впрочем, и на гражданке Влад бегал с Севастопольского проспекта к своей тетке Надежде Ивановне, которая жила рядом с метро «Университет», потом «мог бежать к другой своей тете, которая жила еще дальше».

Спортом увлекался и после армии. В 1978 году на розыгрыше Кубка СССР Листьев победил (в беге на 1500 метров).

Как рабфаковец поступил на престижное международное отделение журфака МГУ. Сложно судить о том, о чем не знаешь наверняка. Его отец покончил с собой. Мама, Зоя Листьева, даже когда Влада знала вся страна, упрямо продолжала работать уборщицей на станции метрополитена, предпочитая материальную помощь сына пропивать. После его гибели Зоя Васильевна попала под машину, была, говорят, в тот момент весьма нетрезва, и хотя многим здесь мерещится заговор, большинство друзей уверены: обычная бытовая трагедия.

Елена Есина говорила (в интервью Марине Саед-Шах):

— Ее смерть я считаю нелепым стечением обстоятельств. Неподалеку от ее дома — сумасшедшая трасса. Она, видно, шла в расстроенных чувствах и попала под машину. Специально ее никто убивать бы не стал. Листьев никогда маму в свои тайны не посвящал. У них не было столь доверительных отношений. Когда мы с Владом расстались, его мать приезжала ко мне и сидела с Лерой, пока я была в институте. Но потом мы долгое время не общались и встретились, когда не стало Влада. Я сразу же поехала к Зое Васильевне. Ей сначала врали, что сын ранен, чтобы сразу не шокировать.

Альбина Назимова вспоминала:

— Насчет отца — правда. Он ушел из жизни в день, когда Владислав поступил в вуз. Для Влада его смерть стала страшной потерей. Он очень любил отца, часто вспоминал о нем. Насчет матери. я не готова комментировать домыслы и глупости, появляющиеся в прессе. Понимаете, есть родственники, которые недолюбливают друг друга, есть обстоятельства, которые вынуждают людей говорить нечто такое, о чем, я надеюсь, они потом жалеют. Мать Влада погибла уже после его смерти. Она переходила многополосное шоссе, и ее сбила машина.

О беде, которая приключилась с отцом будущей ТВ-легенды, писали: «Влад в детстве был толстощеким неуклюжим мальчиком, но со временем превратился в долговязого кучерявого юношу. Его отец в Москве устроился мастером в гальванический цех на завод „Динамо“, а Зоя Васильевна нашла работу на том же предприятии в проектном отделе. Семейная жизнь Листьевых протекала нормально, но со временем в семье начался разлад. Мама Влада начала позволять себе приходить домой за полночь в изрядном подпитии, в выходные в новой квартире начали происходить бурные вечеринки Зои с друзьями, и семейная жизнь родителей Влада находилась под угрозой развала. Но хотя Николай Иванович редко видел жену трезвой, уходить из семьи не хотел. Сестра Николая Надежда Листьева рассказывала: «Елядя на его переживания, я ему сказала: „Коля, ты еще молодой, женщины тебя любят, если все так плохо, уходи из семьи, начни жизнь заново“. В ответ он покачал головой: „Не могу. из-за Владика“. Отец практически боготворил Влада. Когда Владислав стал заниматься легкой атлетикой, Николай Иванович не пропустил ни одного соревнования с его участием. „Тебе в этой жизни не на кого рассчитывать, учись добиваться всего сам, мало ли что…“ — предупредил однажды Влада отец. Влад в тот момент не обратил на эти слова особого внимания, но вспомнил о них позже. Однажды Влад пошел на тренировку, а отец достал из шкафчика заначку с деньгами.

„Зоя, это тебе на мои похороны“, — с этими словами он отдал жене приличную сумму. „Опять твои дурацкие шутки“, — ответила Зоя. Но Николай не шутил. Спустя полчаса его обнаружили без сознания, а спустя три дня он, не приходя в сознание, умер в институте Склифосовского. „Половины порции дихлорэтана достаточно, чтобы убить человека“, — сказали врачи, а Николай Листьев принял целую упаковку этого препарата. Влад несколько дней не выходил из своей комнаты. Ему не сказали, отчего отец покончил жизнь самоубийством, и долгие годы истинная причина смерти Николая Листьева держалась в тайне. Даже родственники и близкие друзья семьи не посвящались в подробности этой трагедии. Тетя Влада Надежда Ивановна позже рассказывала: „В то время проверку магазинов осуществлял народный контроль, Николай был руководителем районного штаба. Очередная проверка чуть не закончилась закрытием магазина. Директор предложил Коле приличную взятку, чтобы тот не обратил внимания на недостачу. И Коля не устоял перед соблазном. Через некоторое время об этом узнали наверху. Завели уголовное дело. Ему было стыдно, он боялся, что разбирательство и суд негативно отразится на семье. „Как буду смотреть сыну в глаза?“ — спрашивал он. И брат не нашел иного выхода».

III.III. Жена номер раз. Елена Есина

Елена Валентиновна Есина-Листьева отказывается общаться с журналистами. Их с Владом дочь Валерия (Осецкая по экс-супругу), будучи логопедом по образованию, работает в так называемой Академии парикмахерского искусства «Долорес» на Арбате, эксперт по наращиванию ногтей.

Приходилось читать, что Лера, мол, никому из коллег не рассказывает о своем отце, который-де отказывался от своих родительских обязанностей и не общался с этой семьей. Дочь, писали, Владислав не признал и судился со своей первой супругой Еленой из-за алиментов. Это не совсем правда. Вывод о том, что Влад отказался от своего второго ребенка (первый их сын умер, не прожив и суток, безымянным), строится именно на судебной тяжбе из-за алиментов. Однако Листьев не отказывался платить, нет, судя по бумагам, которые я видел, он просто бился за снижение суммы, поскольку сам уже содержал новую семью: у него на иждивении было двое детей, один из которых был инвалидом.

Дмитрий Захаров вспоминал:

— Имя Елены при мне не упоминалось. Влад лишь однажды обмолвился об этом периоде жизни: «Я вышел из дому за кефиром и больше туда не вернулся». Альбину Назимову я не знаю, видел всего три раза. Но я неплохо знаю его вторую жену — Татьяну Лялину. Если бы Влад остался с ней, его судьба могла сложиться иначе. Хотя уверен, что он при любой из своих жен достиг бы тех высот, которых достиг.

С Леной Влад познакомился на сборах: девочка училась в английской спецшколе № 647 и занималась легкой атлетикой в группе при интернате. У них был общий тренер — Николай Еолованов. Их сокурсник Вячеслав Улыбин вспоминал: «Ленка у нас нравилась всем ребятам. Длинные светлые волосы, огромные глаза, отличная фигура. Еще привлекала она ребят своей неприступностью, смотрела на всех свысока. Но уже тогда ее дрянной характер стал вылезать наружу. Кстати, Лена крутила роман одновременно и с Владом, и со мной. Из-за нее между нами испортились отношения на несколько лет. Влад не отходил от Лены ни на шаг. Каждый день он встречал ее после тренировки, и они шли в кинотеатр „Тбилиси“. Билетер, соседка Влада по лестничной клетке, пропускала ребят бесплатно на последние сеансы».

Свадьбу сыграли в ресторане «Узбекистан». Зять Зои Васильевны Лев Николаевич рассказывал: «Когда мы первый раз увидели Лену, моя жена сразу сказала: „Они вместе жить не будут“. Лена не понравилась никому из родственников Влада. За праздничным столом после криков „горько“ мама невесты Лидия Есина шепнула на ухо крестной Влада: „У моей дочери невыносимый характер, если Влад вытерпит, я для него все сделаю. Куплю машину, квартиру“. Лидия Есина работала товароведом в валютном магазине „Березка“, по тем временам получала приличную зарплату, имела возможность выезжать за границу и могла себе позволить делать дорогостоящие подарки».

В ее квартире и на ее зарплату молодые и жили первое время. После расставания их отношения складывались непросто. Дочь он не видел ни разу. Но жена ему развод не давала, и когда на журфаке Листу предложили командировку в Латинскую Америку, Елена накатала донос в комитет ВЛКСМ: Владислава едва не исключили из рядов КПСС и он к тому же лишился подработки в качестве инструктора по физической культуре спортивного общества «Спартак». После этого в течение двух лет Влад зарабатывал лишь тем, что писал спортивные заметки в многотиражку.

Елена Есина рассказывает о своем расставании с мужем:

— Всем своим пассиям он говорил, что не спит со мной, но откуда же тогда брались дети? Первого нашего ребенка я не выносила, сильно переживала из-за его романа с сокурсницей. У меня потом были серьезные осложнения, врачи говорили, что могу вообще больше не забеременеть. Узнав о второй беременности, я решила с Владом расстаться. «Так вести себя нельзя, — сказала я ему. — Ты или уходи, или меняй свое отношение ко мне». — «Тебе легче будет, если я уйду?» — спросил он меня. «Конечно, легче. Не буду постоянно ждать, думать, придешь сегодня или нет, ночами прислушиваться, когда подъезжает лифт. Мне надо выносить спокойно ребенка, а ты занимайся своими делами». Разговор этот был в июле. Он ушел, а в октябре приехал за вещами. Если бы я его задержала, так продолжалось бы всю жизнь. И Таня прошла бы стороной, как многие другие его любовницы.

Не думаю, что так оно и было. Это ведь не жена говорит. Это говорит обида. У Елены Валентиновны не очень все ладно по жизни. В 2006 году ей вырезали опухоль мозга, она прошла через жесткую гормональную терапию, сейчас в этой женщине невозможно узнать ту 16-летнюю девушку с простым, широким, по-славянски привлекательным лицом (из тех, что нравятся иностранцам), за которой ухаживал юный Владислав (они тренировались у одного инструктора). Она действительно изменилась до тотальной неузнаваемости. Дело, кстати, не только в избыточном весе. Манера одеваться, тяжелая поступь, брезгливое выражение лица, характерное для людей, жизнью недовольных, все это складывается в портрет «немолодой женщины», так принято характеризовать подобный типаж. Эти в молодости двое могли сойтись только на гормональном фоне, никакого будущего у пары не было. Она была сложным пассажиром.

Елена вспоминала:

— Первое время воспитывать дочку помогала нам мама Влада. Не раз сидела с Лерочкой, когда я сдавала сессию в институте. А Влад не принимал участия в воспитании ребенка… А когда стал популярным, и вовсе про нас забыл. Я не препятствовала общению дочери с отцом. Влад сам не хотел этого. Когда Лера подросла, она сказала, что хочет знать, кто ее отец. Когда узнала, захотела с ним встретиться. Мы договорились о встрече, но, видимо, было не суждено — Влада убили.

III.IV. Жена номер 2, единственная. Татьяна Лялина

Вторая его жена, Таня Лялина, появлялась в Останкино, бывала в компании, ее любили. Знали и о трагедии, которая случилась с Владом-младшим. Их первенец родился с патологией кишечника, в роддоме сделали неудачную операцию, переборщили с наркозом, в результате ребенок ослеп и оглох.

В тот день, когда ведущий «Взгляда» делал сюжет о детской больнице, умер его шестилетний сын — Владислав Владиславович. Лист приехал со съемки, завалился спать. Ребенок ночью поперхнулся и умер от удушья. Родители обнаружили мертвого мальчика в пять утра. Он просто не смог позвать мать. Так что эту горькую чашу Влад выпил сполна. Малыша похоронили на Хованском кладбище, рядом с отцом Листьева. Читал в каком-то таблоиде, что вскоре Влад вскрывал вены и его спасли чудом. Не знаю, сам Лист об этом не рассказывал. Если Альбина и знает что-то, то вряд ли с кем-то поделится.

Отчасти из-за многочисленных личных трагедий оголтелое пьянство Листьева всем казалось логичным — ему было отчего пить.

Дмитрий Захаров:

— Татьяна его сильно любила, страшно за него переживала и прощала мужу буквально все. Если Влад пропадал из дома недели на две, она делала вид, что ничего не произошло. Татьяна понимала значимость этого человека, его растущий масштаб на ТВ и знала, что дом — единственное место, где он может расслабиться и отдохнуть. Таня делала все, чтобы любимому было комфортно и хорошо, она просто на него молилась. К сожалению, такие женщины остаются недооцененными. Почему они расстались? К сорока годам многие мужчины сходят с ума — кризис среднего возраста. Не обошло это и Владика. Как говорится, Остапа понесло. Он ушел от Татьяны, но не переставал о ней и о сыне заботиться. По тем временам жилищный вопрос был не менее сложным, чем сейчас. Влад оставил семье квартиру, а сам ушел в гостиницу… Мы много работали, и редкие моменты, когда удавалось выползти из «Останкино» и где-нибудь посидеть, воспринимались как праздник. Во времена «Взгляда» наша троица была очень сплоченной. Помню, сколько вместе было выпито, как мы переживали, когда нас закрывали, как играли с Владиком в теннис прямо на парковочной площадке, чтобы немного прийти в себя.

С Татьяной Листьев прожил столько же, сколько с первой женой, — семь лет. С третьей (в законном браке) — вдвое меньше.

III.V. Жена номер 3, последняя. Альбина Назимова

Влад и Альбина были очень близки. Их объединяло происхождение и трудный путь наверх. Свои среди чужих.

Они прорвались на верхний этаж советской элиты при помощи отлично отлаженных в СССР социальных лифтов. Прямо с низа, самого-самого дна. У Листьева мама, напомню, работала уборщицей в метро, и рос он, можно сказать, без отца. Назимову тоже воспитывали бабушка и мать, убиравшаяся в школе, где учителя скидывались девочке на форму.

Оба сумели гиперкомпенсироваться, вырвавшись из нищеты, покорив социум, заняв в нем престижные позиции. Поэтому они держались друг друга и поэтому, кстати, тянули на телеэкран то, что считали эталоном «культурности». Так, собственно, и появилась достаточно нелепая передача «Серебряный шар» Виталия Вульфа, который в представлении людей без весомого «гуманитарного багажа» был некоей квинтэссенцией «как бы» интеллигенции.

Александр Политковский в фильме «Владислав Листьев. Мы помним» (2010) говорит:

— Я никогда не претендовал на роль ведущего. Это уже Володя Мукусев стал меня вытаскивать, потому что ему нужна была какая-то подпорка в альтернативу этой группе мальчиков-мажоров, которые пришли с иновещания. Мыто прошли армию, проехали страну, мы знали все. Влад учился на том же самом отделении, на котором учился я. Все то же самое, тот же самый испанский язык, но я, например, намного хуже выучил испанский язык, чем он. Разные люди. Есть такая легенда, как будто мы все друзья. Да нет, не друзья — соратники.

Ну что, напрасно в «мажоры» причислил Политок Листа. Листьев всегда держал в голове, кто он и откуда вырвался. И возможно, именно поэтому никогда не был по-настоящему дружен со своими партнерами из первой тройки — Захаровым и Любимовым, чьи отцы были дипломатами-шпионами и кто с детства знал завидный для советских подростков вкус жвачки. Даже Демидов хоть и начинал в «Останкино» осветителем, был на самом деле сыном замминистра, и его путь с нижних ступеней просто был честным, «пацанским» выбором крутого сержанта ВДВ, ценящего дедовщину в ее хрестоматийном понимании.

Так или иначе, бухать портвейн монтажными вечерами Листьев, помню, предпочитал с кем-либо из видеоинженеров или, допустим, с выпускающим Андреем Шипиловым, который и привел его на ТВ вместе с Вакуловским, Захаровым и Любимовым.

Молодежная редакция под руководством Эдуарда Михайловича Сагалаева была, я считаю, лучшей школой на советском ТВ эпохи перестройки. Редакция со своими строгими понятиями. Со своими ветеранами и звездами. По работам того же Мукусева Влад писал свой диплом на журфаке МГУ. И вдруг появились «мальчики» без всякого опыта, про которых тут же стали шептаться, что, мол, «номенклатурные». Да, на первый эфир Влад явился этаким денди, в светло-кремовом костюме, весь в усах и очках, его ироничная улыбка и лукавый взгляд многих вводили в заблуждение: числили его удачливым и беспечным мажором. Но он был другим.

И карьера его складывалась очень непросто. На тот момент, когда музыкальный редактор «Взгляда» Елена Карпова познакомила своего экс-сокурсника с Альбиной Назимовой, тот был в критической точке своей биографии. Он либо спился бы совсем, либо… Ну что говорить, Листьеву, к счастью, не суждено было сгореть в алкогольном угаре, как многим замечательным журналистам, он стал лучшим из лучших, самым-самым (тот же Политковский сетовал: «С той поры как Влад закодировался, он стал для приятельских застолий потерянным человеком»).

Альбина Назимова:

— Есть люди, которые воспринимают собственную жизнь и работу как чудо. Влад относился именно к таким людям. Он был счастливым человеком. Умел получать удовольствие от всего: от работы, общения с друзьями, вкусной еды, хорошей книги, от того, что на улице светит солнце. Профессию свою обожал, все время думал о работе.

Все говорят: благодаря Альбине Листьев бросил пить. Ну-ну. Кстати, после выхода книг «Битлы перестройки» и «Влад Листьев. Пристрастный реквием» меня попрекали темой алкоголя. А мне кажется, что у нас сильно пьющий человек тождествен человеку чувствующему. Я и сам всегда был любителем выпить, пока за руль не сел.

Альбина Назимова:

— Он пил, не очень-то задумываясь, вредит ли это здоровью, работе. В те годы застолья были своеобразной формой отношений в обществе. Но я на дух не переношу спиртное, подобно собакам, кусающим пьяных, независимо от того, хорошие это люди или плохие. Отказ от алкоголя стал для Влада естественным продолжением жизни со мной.

Дмитрий Захаров:

— Редакция радийного иновещания, где он работал до «Взгляда», предполагала конвейерное производство, от «станка» было не отойти. Там работало мало людей, испортить репутацию можно было очень быстро, и об этом узнали бы абсолютно все. С Владиком такого не произошло. А уж Анатолий Григорьевич Лысенко сомнительного персонажа в команду не взял бы ни при каких обстоятельствах. Он очень хороший физиономист и психолог и во «Взгляд» проводил тщательный отбор. Лишь один раз за время существования программы Влад позволил себе перебрать, и Лысенко отстранил его недели на три от эфира. Этого вполне хватило, чтобы поставить мозги человека на место.

Когда я пытался разыскать «взглядовского» экс-выпускающего Андрея Шипилова, его ТВ-коллега Никита Евган (дело было весной 2011 года на вечеринке-выставке у Михаила Королева) посетовал, что Андрей «сильно бухает». Забавно, что почти про всех ведущих программы (кроме Захарова и Ломакина) говорили то же самое. Великое дело!

Другое дело, что у Листьева запои мешали работе. Не явиться на прямой эфир «Взгляда» — это ЧП. Принято считать, что, когда горячего парня взяла в оборот холодная Альбина, не переносившая алкоголь и алкоголиков, Влад завязал. Однако, уже будучи мегазвездой, любимцем державы, блистательным ТВ-денди, Влад мог в аппаратной на пару с Андреем Шипиловым выдуть грамм семьсот, по-студенчески — зубами! — вскрыв портвейную бомбу.

Впрочем, все относительно. Один из фигурантов этой книги, прочитав черновик рукописи, с которым я решил его ознакомить, дабы минимизировать количество фактических ошибок (без коих ни один из экспериментов в жанре мемуаристики обойтись не может), сказал мне:

— Набрал слово «кокаин» поисковиком: не нашел в твоем труде ни разу. Так что если даже такой певец порока, как ты, решил только про бухло, то даже читать не буду, посмотрю очередную карамельную документалку, там хоть картинки есть занятные.

Однажды на заседании пресс-клуба, организованного компанией «Фонд здоровой России», главный внештатный нарколог Вологодской области Павел Лавров описал современного российского мужчину как стрессированного самца от 30 до 50 лет и к «пьющим профессиям» отнес актеров, ментов, журналистов, хирургов, официантов и травматологов. Помню, красноярские газетчики пропиарили свой регион тем, что оригинально отметили Всемирный час Земли: они на 60 минут приостановили употребление спиртного. По словам лидера местных журиков Алексея Борзуна, дерзкая акция продемонстрировала готовность сибирских мастеров пера трезво глядеть на угрозу, нависшую над планетой: «Чо каво, а планета, она есть. Поэтому не всегда стоит, допустим, пить или не пить там, где не стоит. Такова жизнь, и с этим нельзя не считаться».

Бесспорно, сейчас пьют не так, как в советские времена: все-таки почти все за рулем и это — как следствие — роняет общую профессиональную планку. Я пришел в свою репортерскую альма-матер «МК» в 1985 году, в разгар горбачевской антиалкогольной кампании. Единственный вопрос, который при собеседовании мне задал главред Павел Еусев:

— Пьешь?

Не помню, что именно я тогда соврал, но не забыть мне летящую пишущую машинку, которую тем же вечером видел в кабинете своего экс-сокурсника Петра Спектора, нынешнего шеф-редактора газеты, а тогда рядового сотрудника спортивного отдела. Многокилограммовая «Ятрань» была запущена в воздух могучей дланью журналистки, которая метила в коллегу и по совместительству супруга (впоследствии, кстати, возглавившего довольно популярное издание). О чем тогда полемизировали — не суть. А вот пили в тот день портвейн «777». Однако запивали «Жигулевским». Что было ошибкой. Кстати, насчет спортивных журналистов. Эти хмельны всегда. Почему так, — неведомо, но факт.

Для российского неосоциума гиперболизированный образ непросыхающего русского журналюги обетонировал Константин Хабенский в дебютной ленте Филиппа Янковского «В движении» (2002), где употребление спиртного гламуризировано беспредельно. Такие вот дела. Но на самом деле, военные и пожарные водку чтут основательней, а сакраментальное пьянство журналистов все же мифологизировано. Я лично знаком с несколькими незлоупотребляющими коллегами. Не знаю, насколько репрезентативны мои наблюдения, но полагаю, что 10–12 % представителей нашего цеха — не бухают. Более того, друзья уверяли меня, что некоторые из трезвенников очень даже неплохи в профессиональном аспекте. И якобы даже способны одаривать потребителя радостью печатного слова почти как настоящие репортеры. Информация непроверенная, но недостоверной окрестить ее все же не решусь. Знай наших. Что значит «зачем вы водку пьете?». Была бы твердая, грызли бы.

Вспоминает Анатолий Лысенко:

«Пили всегда. Конечно, кое-кто спивался… Компания тогда была веселая: Дима Белозеров, Володя Ворошилов, Алеша Габрилович, Марк Зеликин, Сережа Муратов. За столом говорили о профессиональных проблемах».

Листьев же был не просто алкоголиком, он не просыхал. Даже Политковский образца 2013-го не сравнится с Листьевым конца 80-х. Влад мог сорвать эфир или съемку. Мобильных телефонов тогда не было, и я помню, как искали его с гонцами по всему городу. Не раз и не два. Кстати, речь тут не только о «взглядовском» этапе, но и о времени «Поля чудес», когда Влад уже женился на Назимовой, что молвой приравнивается к завязке. Два или три выпуска «Поля» провел Саша Любимов. Официально считается, что это был некий тестовый эксперимент. На самом же деле Листьев тогда в очередной раз пропал со всех мыслимых горизонтов, и Люби спасал коллектив. По мне, так он вел программу никак не хуже Влада. И для тех, кто пропустил выше реплику Политковского, поясню: Влад вынужден был «закодироваться».

Вообще говоря, повторю, у Листьева так сложилась биография, что на его месте любой бы спился. Всего через месяц после гибели отца его слили в интернат (первую спартаковскую легкоатлетическую школу № 10 имени братьев Знаменских). Мать он видел лишь по выходным. Копировщица проектной организации Листьева свою скромную зарплату в 80 рублей пропивала с новым возлюбленным, который во время одной из пьянок выбросил в окно щенка, подобранного Владиславом. Учившийся с Владом Юрий Трубицын вспоминал: «Нам Влад ничего не рассказывал о своей семье, но старался уходить от расспросов. Что не все у них ладно, мы поняли только тогда, когда Влад назвал крестную мамой. Мы тогда сильно удивились. А он ответил: „Я готов любую хорошую женщину матерью звать“». Воскресенья Влад предпочитал проводить во дворе и любил играть в хоккей. «Район наш только строился, поэтому ребят возраста Владика совсем не было, часто приходилось видеть, как он с утра до позднего вечера гонял с клюшкой совсем один, — рассказывали соседи Владислава. — Если на улице было холодно, он отсиживался в подъезде. Проходящим мимо соседям говорил, что ждет какого-то приятеля. Ему неудобно было признаться, что дома его не ждут».

Короче, еще раз: на его месте странно было бы не злоупотреблять разогревающим, холодно было ему на старте жизни. Он сумел-таки вырулить и в 90-е пил вполне умеренно. Однако во «взглядовский» период это тема была весьма болезненной. Я как-то делал сюжет о перегибах антиалкогольной компании Горбачева/Лигачева, который заканчивался ночным стенд-апом на Красной площади, где проговаривалось, что они, мол, там, за кремлевскими стенами ни в чем себе не отказывают. Листьев, узнав о съемке, долго пытал меня в аппаратной, чья идея была делать такой сюжет и к чему, дескать, это вообще. Не намек ли. То есть по этому вопросу был мнителен безмерно. Когда обсуждались темы первых выпусков в формате ток-шоу, торпедировал идею обсуждать алкоголизм.

Да, судя по всему, Альбина стала для него в этом смысле абсолютным спасением. Хотя ее в компании изначально приняли довольно настороженно. Не зря же к ней прилипло прозвище Ночка. Темная. Однако то, что Листьев любил ее, несмотря на все свои многочисленные похождения, бесспорно. Альбина стала для него главным человеком по жизни.

Они, правда, едва не развелись, потому что у Листьева случился роман. Вера, Веранда, как мы ее звали, была гинекологом Альбины. Не уверен, кстати, что именно сама Назимова их познакомила (хотя как-то и прокачивал подобную версию в одном из газетных интервью). Насколько припоминаю, на самом деле Влад сошелся с Верой после вечеринки, на которую пришел вместе с Мариной Пенкиной, чьей подругой (и, по-моему, наблюдающим врачом) была Веранда. Марина, выпускница ВГИКа, была на несколько лет младше Влада и в компании «ВИD» работала с 1992 года. Листьеву она была, скажем так, очень близким человеком. И ее, и Веру на похороны Влада тайком провела… не буду, впрочем, палить человека, поскольку уверен: Назимова эту книгу прочитает. А на похоронах к ним обеим подошли люди от Альбины и достаточно жестко попросили «исчезнуть». Хотя Пенкина продолжала потом работать в компании еще года четыре примерно. А с Верой девушки из «ВИDa» общаться не перестали. Сочувствовали по-девичьи и ей, и Альбине. Да и Пенкиной — тоже сочувствовали.

А насчет похорон. Прочитал как-то в Facebook’e у Александра Тимофеевского (совсем по иному поводу, но в тему): «Никто не имеет права запрещать приходить на похороны — ни вдова, ни сын. Родственники тем более не имеют права, что их нельзя ослушаться — придешь, и вый дет скандал у гроба, водевиль вместо реквиема. Кто ж на такое решится? Запрет, выданный родственниками, не оспаривается, это вето необратимо, а значит, его не должно быть, потому что нельзя приватизировать волю покойного, прощание с покойным, примирение с покойным. Нельзя приватизировать его душу и делать за нее выбор. Это, дорогие мои, язычество. И поддерживать такое — тоже язычество. Сказано: Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему, с миром. Отпустите с миром».

И про Пенкину, и про гинеколога Аля ведала. Один раз даже намеренно приехала в аэропорт встретить мужа, хотя знала, что отдыхать он ездил с Верой. Так себе сцена была, наверное. Но понятия не имею, она ли стала причиной предполагаемого краха семейства Листьевых. Может быть, и Веранда-то появилась только потому, что Альбина продолжала встречаться со своим давним ухажером, бывшим спелеологом, который вполне успешно занимался бизнесом и при этом неуспешно. наркоманил (подчеркиваю, что глагол «встречаться» не подразумевает интимную составляющую, свечки никто не держал). Возможно, Назимова и вышла бы за спелеолога, если бы не его увлечение «расширителями сознания». Она поддерживала с ним отношения (во всяком случае, приятельские) и до, и после Листьева.

А однажды я должен был забрать «бетакам» у Разбаша и приехал к нему на полчаса раньше. В подъезде столкнулся с Альбиной. Мне бы и в голову ничего не пришло, если бы она не повела себя неадекватно — прошмыгнула мимо, как ошпаренная кошка. Стреманулась. Когда я вошел, сказал Андрею, что Аля пролетела мимо и даже не поздоровалась. «Она мне помогает с дизайном квартиры», — парировал Разбаш. Кстати, именно с ее подачи Разбаш сделал эмблему телекомпании «ВИD» — маску, наводившую ужас на детей (Альбина тогда работала в Музее искусств народов Востока).

Чужая душа — потемки, да и в личные дела Листьева никто не полез бы, если бы не его намерение развестись и не акции компании. Назимова четко намекнула партнерам мужа, что в случае развода будет драться за акции «ВИDa» в суде и очень даже может случиться, что у нее их будет 16,43 %, т. е. столько же, сколько у режиссера Ивана Демидова, директора компании Александра Горожанкина и ведущего Александра Политковского. Отговаривать Влада от союза с Верандой отправились тогда Любимов с Разбашем. И отговорили. Он согласился отложить имущественные разборки и развод на неопределенное будущее. Было это осенью 1994 года.

Про Альбину Влад рассказывал в интервью «Новому Взгляду»:

«Я женился в третий раз. 31 декабря 1991 года в 17 часов 30 минут мы расписались. Моя жена — реставратор станковой живописи. Мы были знакомы три года, и за это время у нас было все, что только можно придумать в личных отношениях, как с моей стороны, так и с ее. Будем считать, что мы прошли огонь, воду и медные трубы. И я должен сказать, что это очень хорошая школа жизни. Поэтому это был достаточно сознательный шаг с обеих сторон. И я думаю, что это последний брак ис ее стороны, и с моей».

Для Листьева брак действительно оказался последним. В знаменитый «круглый дом», который они строили с Владом, Альбина въехала уже с Андреем Разбашем. Акции «ВПОа», оставшиеся ей от Листьева, объединились с разбашевскими, сформировав контрольный пакет. Впрочем, погоды это не сделало — компания отошла Первому каналу из-за мутной истории с кредитами. Единственным из оригинальных акционеров остался Саша Любимов. Альбина, которую, напомню, за глаза звали Ночкой, снова овдовела, Разбаша настиг сердечный приступ в объятиях юной Ксении (все-таки «Виагра» не панацея, а опасная игрушка). Сейчас Назимова вполне, как говорит, счастлива с новым мужем…

Альбина вспоминала:

— Когда удалось купить жилье, очень радовались, с вдохновением начали делать ремонт. Тогда я еще не занималась дизайном интерьеров, оформление нашей квартиры — моя первая работа. Все отделали в белых тонах. А мебель, которая у нас тогда была, и сейчас стоит в моей квартире. О Владе напоминает многое, в частности книги. Он очень много читал, отдавал этому практически все свободное время.

В интервью «Собеседнику» (номер от 15 сентября 1993 года) Назимова-Листьева говорила:

«Как правило, Влад не интересуется моим мнением о своей работе. Если что-то и говорю, то „в рабочем порядке“, я ведь присутствую на съемках большинства „Тем“. Дело в том, что они снимаются вечерами, и Владу спокойней, если я рядом, в студии или у него в кабинете. Впрочем, я была убеждена и не скрывала этого, что „Поле Чудес“ — программа не для него. Вел он ее профессионально, но какой-то дискомфорт чувствовался. Конечно, он научился в ней общению с публикой, приобрел огромный организационный опыт. Дни отдыха у нас выпадают крайне редко. В выходные Влад участвует в съемках других передач „ВПОа“: „Б-клуба“, „Звездного часа“. Но если такие дни выпадают, то мы стараемся побывать либо у друзей на даче, либо едем на машине в Загорск, Звенигород, Ростов Великий.

У нас одинаковые взгляды на политику. Спорить мне с Владом об этом то же самое, что математикам убеждать друг друга, что дважды два — четыре. А что касается конкретной политики, то, когда Влада выдвигали в депутаты Моссовета, я была твердо убеждена, что уж женой депутата точно не буду — это выше моих сил. Влад один раз сходил на собрание, посмотрел и сказал: „Никогда в жизни!“

Влад очень тяжелый человек, если дело касается походов по магазинам. Ему нужно три недели вбивать в голову, что уже давно пора сходить и купить новую пару туфель. Магазины он не переносит органически: появляется зуд, аллергия и выступают красные пятна, если в магазине он находится больше пяти минут. Поэтому подарки Владу стараюсь делать „утилитарные“, т. е. то, что нужно ему, на мой взгляд. Потому что если спросить у Влада, что ему нужно, то окажется, что ничего… Мы стараемся как можно больше времени проводить вместе. Даже в моих командировках он сопровождает меня, как, например, в Петербург. Мне так легче: у меня не болит голова, поспал ли он, прочитал ли на ночь книжку, как он одевается, что ест. За годы жизни в гостинице у нас не было „своих“ блюд. Мы ели или на стороне, или в ресторане. Нам негде было готовить — кухня у нас появилась только недавно. А вообще-то в еде Влад абсолютно неприхотливый человек. Если в ресторане есть возможность заказать устрицы, то хорошо, если же имеются только супы в пакетиках, Влад с не меньшим аппетитом будет есть их».

Это она говорила через год после брака. А спустя ровно два года после убийства, в марте 1997-го, дала интервью «Комсомольской правде»:

«После гибели Влада моя жизнь изменилась радикально. Я ушла из Музея народов Востока, где семь лет реставрировала станковую живопись. Правда, к тому времени я уже преподавала в Художественном училище имени 1905 года, которое сама когда-то закончила. А чуть позже стала работать арт-директором в телекомпании „ВПО“. У меня там роль административная, стилеобразующая.

Я никогда не собиралась эту квартиру продавать На Новокузнецкой теперь — голые стены. Всю мебель я перевезла в подмосковный дом, где мы с Владом собирались жить постоянно. По поводу нашей свадьбы с Андреем Разбашем было столько глупостей напечатано! Видимо, кто-то захотел меня пристроить. Из жалости… Я могу сказать только одно: после Влада я не выходила замуж и не собираюсь выходить».

Однако уже 15 декабря того же года Альбина и Андрей отправились в Венецию, на медовый месяц. В компании с Александром Любимовым. Но не имеет это никакого значения, в конце концов. Семейные расклады настолько тонкая материя, что даже близкие родственники не всегда могут разобраться что к чему, а уж влезать со стороны с досужим морализаторством и вовсе дело недостойное.

III.VI. «Кинотавр»

Марина Пенкина была в поствзглядовской жизни Влада настолько же значимой фигурой, насколько весомым в его биографии был «Кинотавр», где они и познакомились. Весной 2013 года я пригласил к себе в эфир (шоу «Правда-24» канала «Москва-24») Марка Рудинштейна. Помимо всего прочего, поговорили и о Листьеве, который показал себя не только как блестящий продюсер, отличный ведущий, ной — с подачи Марка — проявил себя как роскошный конферансье. Цитирую фрагмент нашей ТВ-беседы:

— Именно с ведения церемонии «Кинотавра» началась его карьера конферансье. То есть это ты его открыл в этом качестве?

— Да. Первые пять лет фестиваля. Я чутьем почувствовал: сделаю конферанс, соединив шпану Догилеву (такую арбатскую шпану, она была шпанистая такая девочка, актриса) и такого Листьева, мэтра, интеллигента в хорошем смысле этого слова. Вот вроде бы несовместимые вещи. Аристократ Листьев и шпана Догилева. Это была лучшая пара за все годы. Была шикарная пара. И кстати, убили Листьева на следующий день после того, как я пришел к нему в кабинет договариваться о следующем фестивале. Улетел я тем вечером на юг, в Сочи. И первого марта 1995 года я узнал, что его убили. Вот так произошло это. Листьев действительно, я тебе должен сказать, что он был по-хорошему сумасшедшим человеком. Я вспоминаю, нам надо было выступить в Нижнем Новгороде, у Немцова, тогдашнего губернатора. Он пригласил нас. И я попросил Листьева отвезти. А он был занят. Ему было очень трудно. Но тем не менее он сделал это, я помню, как Листьев сел в машину в 2 часа дня в Москве. И несмотря на свою занятость, приехал в Нижний Новгород. Отвел мероприятие. И ночью уехал обратно, потому что у него было много дел в столице. Влад в этом отношении, несмотря на свою популярность, известность, востребованность большую, был удивительно мобильным и отзывчивым человеком. И очень коммуникабельным, очень приятным. В нем не было вот этой звездности. Он, я тебе должен сказать, никогда не просил у меня денег за ведение, да.

— Что, на общественных началах? Ему просто нравилось?

— Да. Вот следующие уже просили. А Листьев не просил этих денег. Во-первых, он чувствовал энергетику «Кинотавра». Во-вторых, это было его поле. Он понимал, что я делаю. И то, что он делал, он считал очень важным.

— А тебе, как кинопродюсеру, не хотелось снять его в кино? Ты же тогда активно занимался продюсированием?

— Яне видел в нем актера. Я видел в нем больше продюсера даже, чем конферансье.

IV.I. Настоящая звезда

Летом 2011 года встречался с писателем Дмитрием Лихановым, которого знаю лет с пяти. Поскольку заведение, в котором мы встретились, принадлежит бывшему сокурснику Димы, слово за слово пришли к разговору о Листе (который вместе с ними грыз гранит науки на отделении международной журналистики университетского журфака, его однокурсницами были Елена Карпова и Ирина Петровская). По воспоминаниям Лиханова, Влад, как и все рабфаковцы, держался несколько особняком. Как и все студенты, заводил мимолетные интрижки и регулярно бухал, что неудивительно.

Я в свою очередь рассказал Диме, как однажды Листьев удивил всю «молодежку», дико подставив коллег, — он в назначенный час попросту не явился в студию. А эфир был прямой, как шпиль Останкинской башни. И реакция — со свистом, словно падение с той высоты. Анатолий Лысенко — при всей вкрадчивой своей мягкости — рассвирепел не на шутку, поскольку неявка на выпуск была перебором по любым понятиям. Это было даже круче, чем эпизод одного из первых выпусков, когда приехавший из Японии Владимир Яковлевич Цветов презентовал ребятам какую-то чудо-банку саморазогревающегося саке и Влад выдул ее прямо в эфире, на какое-то время просто выпав в осадок. Задача операторов была — не брать общий план, чтобы зрители не увидели склоненную на руки голову ведущего.

Короче, Сергей Ломакин рассказал, что «Лысый» попросил его быть партнером в ультимативном разговоре с Листом. Либо «завязка», либо вон. Они наехали на Листьева тандемом, но оба рассказывали мне: не очень верили, что Влад сдюжит. Он и не сдюжил бы. Если бы не Альбина.

Принято считать, что именно Назимова сделала Влада телевизионщиком № 1. Спору нет, девушка она непростая. Хотя тот же Ломакин рассказывал мне, что, увидев ее впервые, был несколько озадачен. Влад взял 25-летнюю художницу с собой на один из «чесов», куда они поехали, прихватив в компанию Ефима Смолина. Та их гастрольная поездка случилась в самом начале романа, и у Листа — это помнят все — просто снесло башню. Сергей говорит, что они с приятелем-сатириком активно обсуждали бурную любовь-морковь:

— Ну никак не могли понять, что он в ней нашел. Это Влад-то! Миллион девчонок с мокрыми трусами вокруг ходило.

Словом, Листьев вновь выступил в своем репертуаре: удивил. Пить он действительно стал значительно меньше. И Альбине, очевидно, многим обязан. Как у них там было дальше — знать не знаю. Но зато помню, когда «видовская» тусовка узнала о связи листьевской вдовы с Андреем Разбашем. Это случилось на семейном торжестве четы Демидовых, Ивана и Елены. Вечеринка проходила в модном тогда заведении на той же Новокузнецкой. Альбина и Андрей ушли из ресторана вместе. И гости этот факт не без растерянности легкой обсудили. Надо понимать, что на том этапе Андрей был самым авторитетным в компании человеком. Одним из самых уважаемых в «Останкино» вообще. Никогда не мог понять почему; природа этого респекта осталась за границей моего разумения. Его сольные проекты были провальными, низкорейтинговыми — а персональный рейтинг был достаточно высоким. После обнародования неожиданной для всех друзей связи с вдовой Листьева Альбиной какое-то время Андрей был нерукоподаваевым в совете директоров компании «BИD».

Иван Демидов стал человеком, который прекратил негласный бойкот, принявшись гласно и регулярно гостить в квартире Разбаша на Патриарших, рядом со школой № 20, где когда-то учился Андрей. Потом «молодые» переехали на супердачу, в знаменитый «круглый дом».

Альбина вспоминала, что у них (с Андреем) была традиция делать подарки в три этапа: 1) накануне праздника — взаимные предподарки; 2) в день торжества, естественно, — ключевой презент (не обязательно самый ценный); 3) а на следующий день («чтобы не было ощущения, что праздник уже кончился») — послеподарок. Он дарил ей украшения. Она ему — так называемые «железки» (фотоаппараты, технику, машину «Ягуар-Даймлер»… не путать с раритетным «Ягуаром МК II» 1966 года, который Разбаш купил сам). Бытует мнение, что они своего совместно усыновленного ребенка (родившегося, как и Иван Иваныч, 23 числа) назвали Ваней именно в честь Демидова. И умер Андрей 23 июля, в день рождения Ивана Демидова, единственного из «взглядовцев», который знал Назимову задолго до того, как Елена Карпова привела Листа в ее мастерскую.

Влад был от нее просто без памяти. Листьев как-то купил Альке (так зовут ее друзья) целую лавку цветочную, опустошил полки вчистую. Букеты — так магазинами! Когда вечером Влад по дороге в другой магазин — хлебобулочных изделий — обнаружил, что в цветочном обновили ассортимент, то наехал на директора. В результате был разорен и склад-запасник. Назимова всю неделю раздаривала благоухающие растения охапками.

Возвращаясь к вечеринке на Новокузнецкой: все были застигнуты врасплох. Даже наблюдательнейший и мудрейший ТВ-босс Александр Пономарев, про которого Влад, сам, кстати, бывший вузовский комсорг, говорил: «Мне кажется, что у Саши в паспорте, в графе „Место рождения“ написано „ЦК ВЛКСМ“». То есть способность удивлять — это то общее, что было у Влада с Альбиной.

Но более всего он удивил самовыдвижением на последнюю для себя должность. Знаю со слов Киры Прошутинской, которая, напомню, вместе со своим супругом Анатолием Малкиным и придумала в свое время «Взгляд». Когда обсуждалось, кому собственно предстоит возглавить ОРТ, Кира Александровна, полемизируя с претендовавшей на этот пост Ирэной Лесневской, заметила, что почему бы, мол, не Листьев. «А ты что, разве хочешь? Ты и так звезда!» — удивилась Ирэна Стефановна, державшая Влада (как, впрочем, и многие) за безалаберного шоумена. «Хочу!» — ответил тот. И присутствовавший на встрече Разбаш понял: так тому и быть.

Кира Прошутинская вспоминала об этом так:

«В разговоре потенциальных совладельцев ОРТ мы с Малкиным представляли нашу компанию („АТВ“. — Е. Д.), Андрей Разбаш с Владом Листьевым, естественно, — ,ВИD“, ну а Ирэна Лесневская — свое „РЕН ТВ“. Нам показалось, что эти двое (Андрей с Ирэной) заранее обо всем договорились, расписав, кто какой пост займет. Про Малкина я сознательно не спрашивала, чтобы не подумали, что лоббирую своего мужа, но зато поинтересовалась у присутствующих насчет Влада. На риторический, как ей казалось, вопрос Лесневской Влад ответил неожиданно. Я сидела рядом и видела, как у Влада загуляли желваки: непросто ему было. Несколько секунд он просто молчал, потом выдавил: „Да, Ирэна, мне это нужно!“ В комнате повисла тишина. Всем стало неловко, что вынудили человека открыто сказать, чего он хочет… В конце концов, телевидение успешно акционировали без нашей помощи и участия, но Влад добился поставленной задачи, возглавил канал».

Мне Андрей Разбаш признался, что Борис Березовский, чувствительно относящийся к сакраментальному «еврейскому вопросу», сделал тогда выбор в пользу Листьева, руководствуясь именно этническим фактором: других представителей «титульной нации» в той обойме не было. Так или иначе, тот день стал для героя роковым. В большей степени роковым, чем женщина Альбина. Хотя с тем, что она — роковая, не поспоришь. Похоронив трех мужей (третьим стал Андрей Разбаш), сейчас, если верить общим знакомым, сблизилась с Игорем Верником. Впрочем, они как бы одноклассники и, быть может, просто проводят время вместе как друзья. К рассказу о Владе это отношения уже не имеет.

Дмитрий Захаров, вспоминая коллегу, сказал:

— Мы были знакомы 10 лет, а с перерывами общались 15, и я никогда не замечал, чтобы Влад дружил с кем-то ради карьеры, он пахал как негр… Влад был на редкость легким в общении. Он не надувал щеки, даже когда разговаривал с реквизитором в студии. И, став большим начальником, оставался предельно доброжелательным.

Однажды случилось ЧП: запись финала «Поля чудес», где зритель выиграл грандиозный приз, затер Вадик Опритов — ассистент режиссера. Владу пришлось записать отдельный стенд-ап с объяснялками, что так, мол, и так, выиграл человек, поверьте, дескать, на слово. Но главное: никаких репрессий против сотрудника. Обошлось без визга и скандалов, вполне, казалось бы, оправданных в подобной ситуации. За это Листа подчиненные просто боготворили.

Влад, Политковский, да и Дмитрий Захаров были в этом смысле настоящими звездами, без дешевых понтов. Западного стандарта знаменитости. Привел Влада Листьева, кстати, в пример культовым финнам, с которыми беседовал накануне Нового, 2013 года. Горячие финские парни из T e Rasmus поразили меня дважды. Первый раз лет десять назад, когда суоми-музыканты перепахали хит-парады всего мира со своим гимном In T e Shadows. Кстати, эта вещь по сию пору держит национальную пальму первенства по роялти, собираемым во всем мире, обогнав даже скандинавского титана Яна Сибелиуса. А второй раз они потрясли недавно, когда прилетали на пару дней в Москву накануне Рождества. Интервью с экстравагантным квартетом было запланировано с таким расчетом, чтобы ребята после прилета могли привести себя в порядок и поужинать перед продолжительной беседой. Но легендарные московские пробки внесли свои коррективы: из Шереметьево в Grand Marriott, расположенный на Тверской, лимузин продирался три с половиной часа! Они вошли в отель, когда свет уже был выставлен и все три оператора нацелили камеры на пустующие кресла в спецкабинете. И что же? Рок-звезды без всяких вздохов и капризов сели работать. Просьба ко мне была одна: не говорить с ними про жратву («Мы дико голодные, можно хотя бы воды?»). Удивительное дело. Потому что бывает иначе.

Привожу примеры только из личной практики: серия ТВ-бесед для авторского проекта «Правда-24» (канал «Москва-24»). Вот что поражает: «самая красивая скрипачка мира» Ванесса Мэй и гитарист Queen Брайан Мэй были предельно пунктуальны, а наши «открыватели ртов и совершатели движений жопой под фонограмму» (©Лурк) Тимоти и Джиган опоздали на съемку (первый минут на семьдесят, второй на два с половиной часа). Патриция Каас, задержавшись на пару минут, сочла нужным принести извинения, в то время как Рената Литвинова, задержав съемку на полдня, еще с удовольствием унижала «обслуживающий персонал» (ассистентов, гримеров, редакторов) за «отсутствие вкуса».

Почему же так по-разному ведут себя их и наши звезды? Знакомый медиаидеолог пытался мне внушить мысль, что все дело в деньгах. Мол, западные знаменитости зарабатывают миллионы и поэтому ответственно относятся к своему золотоносному ремеслу, составная часть которого — общение с прессой, а наши-де работают за гонорары совсем другого уровня и блистать хорошим воспитанием просто не считают нужным. Не согласен, размер здесь не имеет значения. В той же энциклопедии «Луркоморье» про Тимати сказано: «Выращен в подземных лабораториях „Фабрики звезд“ для очередного срубания профита с быдло-публики, в особенности с гламурных кис и прочей шелухи».

Не могу я принять и предъявленный мне коллегами тезис № 2 — об отсутствии в нашем шоу-бизе культуры. С чего бы это? «Вот она была и нету?» Ведь наши легенды других поколений абсолютно безупречны, они помнят о том, что «точность — вежливость королей». И Борис Борисыч Гребенщиков, и Иосиф Давыдыч не считают возможным опаздывать, а вот «калифы на полчаса» как бы усвоили то, что имел в виду Луи-Станислас-Ксавье (Людовик XVIII), которому молва приписывает максиму «Точность — вежливость королей, НО обязанность для их подданных». То есть наши позиционируют себя как короли, которые «все могут».

Но самая, по мне, блистательная история из этой серии приключилась с кумиром девичьим Сергеем Лазаревым. Никак не готов комментировать его творчество — не моя тема. Однако певец потряс меня, запросив у продюсеров канала… список вопросов. То есть в свободной манере вести разговор просто не может. И меня умилило страстное ТВ-признание звезды: он, оказывается, не терпит ультиматумов (один из каналов поставил ему некое условие, которое он принять был не готов, и теперь, как говорит, на этом самом канале попал под жесткий баи на все новогодние каникулы). Я поинтересовался у него насчет его собственного ультиматума — ответы только на согласованные вопросы. Сергей заверил, что первый раз об этом слышит: мол, «пресс-служба моя виновата».

А как же тезис: короля играет свита? Что, двор сам по себе, а монарх отдельно? Как муха от котлет? Напомнило мне сентябрьский скандал с твитом Геннадия Зюганова «Американского посла в Ливии расстреляли, как последнюю собаку. получил то, что посеял». После гневной

US-реакции выяснилось, что микроблог от имени вождя коммунистов ведет некий «ответственный за ведение твиттера Парфенов». Шикарно. Получается, что «под прикрытием» можно и лгать, и хамить, а если случится скандал, всегда найдется кого выставить виноватым. Но по мне, все должны отвечать за слова. Ноты. И базары. И люди публичные — в первую очередь. Просто «у них» звезды понимают, что они всегда на виду, а у нас — как страусы: то голову под крыло, то прямо в бетон…

Листьева недолюбливали соратники (об этом ниже), но вот подчиненные души в нем не чаяли. Именно поэтому, кстати, и работали за более чем скромные деньги: он гипнотизировал всех своей щедростью и обаянием. У него был такой свитер — белый и пушистый. Таким и видел его коллектив. Платили немного, но Влад мог подарить загранпутевку, машину и даже квартиру.

Антонина Тихомирова («видовский» сотрудник) вспоминала:

— В «Останкино» работала подруга моей бабушки, она туда впервые и меня привела. Сначала поработала помрежем на одной художественной картине, затем меня перетащили в затухнувшую программу «Дело» телекомпании «ВИD», потом Влад затеял программу «U-клуб». Я знаю всю телевизионную кухню. Я была старшим администратором, координатором. Позже заметили, что голос неплохой, начали к озвучке привлекать. Я была абсолютно влюблена в Листьева! Но только в профессиональном плане. Идет он по коридору, ты смотришь на него и думаешь: «Бог». Мы им жили, мы им дышали. Эмоциональный был дядька, наорать мог иногда, потом сам подходил: «Извини, что-то я, наверное, вспылил». Он никогда никого не унижал, не считал никого вторым сортом. Слово «команда» звучало у него как никогда по-настоящему.

Лена Карпова, музредактор, узнав о выходе книги «Взгляд: битлы перестройки», в своем ЖЖ написала: «Забыть не получилось ни тогда, ни ранее, ни тем более теперь. „Долгая память хуже, чем сифилис, особенно в узком кругу“, как сказал классик». Как и большинство людей этой формации, Елена болезненно реагирует на маргинальные суждения, и ее возмутило предисловие, которое по моей просьбе написал тогда Михаил Леонтьев.

Карпова возмутилась: «Почему он?! Уж если кто и мог сочинить предисловие, так это либо участники событий (Иван Демидов, Саша Любимов, Политковский, etc.), или „наш взглядовский папа“ Анатолий Григорьевич Лысенко. В конце концов, Костя Эрнст. Называю его так не из фамильярности, а потому как привыкла почти 22 года так называть. Но, видимо, не срослось, уж не знаю, какие там были обстоятельства. Но неужели некому было написать предисловие к книге о легендарной телевизионной программе „Взгляд“, кроме Леонтьева?»

Далее Лена вновь цитирует Мишу: «Эта книга — собрание свидетельских показаний, по сути, перекрестных допросов, препарированных автором. Это не только про „Взгляд“ и взглядовцев. Это книга о журналистике».

И вновь возмущается: «С точки зрения следователя допрос, конечно, тоже в чем-то интервью. Вот только понимает ли г-н Леонтьев разницу между журналистом и следователем?»

Михаил писал: «Я считаю журналистику мерзкой профессией, выбираемой ущербными людьми. Журналисты — профессиональные дилетанты. Это не литература, не искусство, не наука, а всего понемножку. Есть такие уникальные отечественные учреждения — журфаки. Это места, где учат борзо писать (или снимать) на темы, в которых пишущий (или снимающий) некомпетентен. „Журналистское образование“ — это нонсенс. Кстати, именно поэтому наиболее приличные журналисты, за редким исключением, имеют какое-нибудь нормальное фундаментальное образование».

Лена вскипает: «Вот автор и раскрылся. Нет у него профильного образования, „гимназиев не кончали“, поэтому г-н Леонтьев развивает тему о бесполезности журфаков. Почему люди, которые окончили вузы по специальностям, весьма далеким от журналистики, не только дают публично свое „компетентное“ заключение по вопросам образования на журфаке, но и работают по специальности, существование которой сами же и отрицают? Действительно, прекрасный способ: таким, как они, „вон из профессии“ не скажешь. И вообще сейчас профессионалы не в моде, не в тренде… В прежние времена, чтобы быть хорошим журналистом, нужно было иметь литературный талант и определенные убеждения. Нужно было служить делу, а не прислуживать. Амбиции же, особенно ни на чем не основанные, стремительно растут у кухарок и швейцаров!»

Леонтьев заметил: «Журнализм является квинтэссенцией интеллигентского сознания, построенного на самомнении, презумпции морального превосходства и примитивных мировоззренческих клише. Журналистика, вот эта самая — „с большой буквы“, бьющая себя в грудь, воображающая себя совестью нации, — это и есть главный носитель и дистрибьютор клишированного сознания, свойственного современному цивилизованному обществу».

Отвечает Карпова: «Однако г-н Л. не считает себя „совестью нации“. Как и интеллигентом. Собственно, от журналистики он тоже открещивается. Кто же это вещает нам по вечерам из телевизора, расширяя наше „клишированное сознание“?! Кто же Вы, мистер Леонтьев? Новый Капитан „Однако“ Очевидность? Родоначальник однако-журналистики?»

Михаил категоричен: «Журналисты — примерно такая же пакость, как „молодежь“. Все беды, катастрофы и катаклизмы — от молодежи. И в принципе единственным смыслом жизнедеятельности „молодежи“ является пережить этот период, не покалечив себя, окружающих и государство. Поскольку „Взгляд“ был продукцией как раз молодежной редакции, это также имеет к нему отношение».

Карпова возмущается: «Это мое самое любимое место в предисловии! Еще Монтень заметил: старость любит давать хорошие советы, потому что уже не в силах давать дурные примеры. Зоологическая ненависть к живому — к молодым, к профессиональным, к коллегам — свойственна мертвому, которое в свою могилу живое пытается затянуть и там сжать в ледяных объятиях. Дряблость души, не позволяющая принимать и познавать новое, — признак опасного душевного состояния. Как говорят нынешние молодые, „родился мертвым“, и это уже не определение, а диагноз. Неспособность принимать живое, задорное, шумное, озорное, да и просто новое — признак преждевременной душевной старости. От этого пассажа пахнет тленом и затхлостью. А „Взгляд“ — дело молодых. Не забывайте об этом, г-н Леонтьев. И та молодая шпана, что сотрет вас с лица Земли, уже дышит вам в поседевший до срока затылок.

В интернете очень модным занятием является троллинг. Так вот, г-н Леонтьев изобрел нечто ему обратное — эльфинг. Когда нахваливающий буквально удушает жертву насмерть в своей преданности и восторгах. От такого „эльфинга“ становится неловко всем: и самому объекту страсти нежной, и тем, кто за этим наблюдает со стороны».

Ну что сказать? Миша — мастер эпатажа. Лена же, как и многие экс-коллеги, не готова мириться с методикой вивисекции. Для нее проект, коим все горели некогда, остается священной коровой. Она не готова признавать полутонов. Я, рискую подставиться, все же признаюсь: мне посыл Леонтьева понятен, я понимаю и его надрыв, и его, как принято сейчас говорить, message. Что касается Карповой, то меня всегда огорчал сакраментальный «переход на личность». Это было (может, и осталось) характерно для Саши Любимова, но ни Влад, ни Дмитрий Захаров в этом замечены не были.

Там же, в ее ЖЖ, я ответил Карповой:

«Лена, как-то странно было бы, если предисловие исполнял бы один из персонажей. Мне близка позиция Миши, он блистательный публицист и не боится быть неполиткорретным. И я, право, считаю: предисловие и рецензии на книгу — поэтичней и резче, чем сам манускрипт:) Я ведь много не отважился рассказать, чтобы не попалить того же Люби, которому реально обязан и коим восхищаюсь по сей день… ты из молодежки и журфак закончила: поэтому не можешь быть беспристрастна. мне потому и нужен был чел со стороны для предисловия, не обремененный корпоративными пристрастиями».

Поначалу мне казалось, что работа над TVlution будет приятной мемуаристикой, а на деле оказалось, повторю, что люди, которые работали на этом проекте, сейчас настолько ненавидят друг друга, что придется поссориться со всеми. Точки зрения на одни те же факты и сюжеты у разных участников оказались диаметрально противоположными.

Но я, как камикадзе, осознанно иду на риск конфликта, ибо испытываю ностальгическую симпатию ко всем героям и не могу никого предпочесть. Ведь я не оговорился: все «взглядовцы» были людьми героическими. И я бы даже сказал, бескорыстными. Что в нынешней системе координат — одно и то же ©. Они работали не за славу, не за деньги — а за идею. Не ведая, что являются пешками в чужой игре, что ими двигают кукловоды, гораздо более опытные и смышленые. Я лишь post factum узнал, что инициатива создания «Взгляда» принадлежит Лубянке. Что это было детище КГБ СССР, которое контролировалось соответствующим отделом ЦК партии. И если бы мне об этом сказали в ту пору — я бы просто не поверил!

Встречаясь с экс-коллегами для уточнения подзабытых деталей, я от беседы к беседе погружался все глубже в пучину уныния.

— Неееет, друзьями мы никогда не были. Никогда. Мы просто работали вместе, — с печальной улыбкой диагностировал Политковский.

Сегодняшний поствзглядовский контекст ультимативную установку скорректировал: «Кто не со мной, тот против меня». Потому что ныне каждый по себе, разбежались траектории, как круги по воде. Круги от брошенного камня, который тихо спал за пазухой. Потому что союзников-то не осталось. Потому что счет идет на миллионы и судьбы. Потому что объем взаимопретензий всегда пропорционален делу. А Дело «взглядовское» было воистину значительным. Грандиозным было.

И вот самый заслуженный из ведущих «Взгляда» Владимир Мукусев (и самый, замечу, старший по возрасту, хоть и не по званию) обвиняет мудрого ТВ-гуру Анатолия Лысенко, положившего на алтарь исчезнувшего бренда свое здоровье, в подлом доносительстве (сотрудничестве с КГБ). А сам «Лысый», говоря об отважном суперрепортере Саше Политковском — который лично для меня всегда был тождествен трейдмарку под названием «Взгляд», — может со снисходительной полуулыбкой пробросить — «лентяй и пьяница». «Политок», в свою очередь, считает, что его в свое время некрасиво «кинул» покойный Влад Листьев со товарищи. А у Листа еще тогда были горькие претензии к хитрым своим компаньонам, которые при дележки роскошной площадки пятничного эфира на Первом канале с помощью наивного (?) Анатоль Григорича Лысенко отодвинули его от перспективного, как грезилось, направления политической журналистики, ловко пристроив самого популярного из ведущих в «клоунскую» нишу конферансье-в-бабочке.

Один из первой тройки ведущих, Дмитрий Захаров, не общается с экс-коллегами, а распиаренный мегапродюсер и блистательная ТВ-икона Кира Прошутинская, стоявшая у истоков проекта, печально констатирует:

— Не люблю упрекать людей в неблагодарности, но некоторые меня удивляют: Захаров почему-то при встрече даже не здоровается, словно мы и не знакомы вовсе.

И каждый по-своему прав. Каждый. «Правда всегда одна, это сказал фараон», — мрачно утверждал Слава Бутусов, но мы-то знаем, что она у каждого своя. И берусь предположить, вспоминая о том времени, что легенды не кривят душой. Просто каждый помнит лишь то, что хочет помнить его эго. С нужным ракурсом. С «правильными» деталями. И это тоже природа. Природа двуногого. Природа человека.

IV.II. Неровный старт

На самом деле ни Влад, ни его соведущие сначала не очень рвались на ТВ. Денежное вознаграждение во «Взгляде», напомню, было более чем скромным — 40 рублей за эфир (я, например, вообще отказался заходить в бухгалтерию), а на престижном во всех отношениях Иновещании ребята получали до 375 рублей в месяц.

Да, с одной стороны, сороковник — это всего $10 (по черному курсу), а с другой — это студенческая стипендия, на которую можно было как-то просуществовать.

Дмитрий Захаров:

— Я был поражен, что Владика назначили генеральным директором ОРТ. Как шоумен, как руководитель программы, как человек, чувствующий нерв эфира, он был, безусловно, впереди планеты всей. Но он не был финансовым руководителем. Саша Любимов — экономист по образованию, и, если бы он оказался на этом месте, я бы не удивился. У Саши хотя бы имелись представления, что такое финансовые механизмы и как они должны работать. Владик же — спортсмен, журналист, шоумен. Где здесь экономическая составляющая? Но он не первый и не единственный, с кем это случилось в 90-е. В те годы, если кто-то терял много денег, проблема решалась самыми прикладными способами. Причины здесь были не в обидках, не в ревности, не в ссорах, а в простейших денежных составляющих.

Листьев на момент гибели был, пожалуй, самым любимым телевизионщиком державы. И он сделал это сам. Не без помощи Альбины и команды, но все же самостоятельно. Ошибочно думать, что слава образца 1995 года была пролонгацией перестроечной эйфории конца 80-х. Отнюдь. Это уже была другая страна. И другая слава. Сейчас уже никто не помнит, что за три года до расстрела Влада, в марте 1992-го, прошло заседание совета директоров телекомпании «Останкино», на котором пилили эфир Первого канала. И «видовцы» тогда попытались получить фиксированное время в эфире кулуарными методами. В ходе бурного обсуждения 11 марта директор студии международных программ и видеообмена телекомпании «Останкино» Александр Михалыч Любимов самонадеянно предложил «делать ставку на звезд», позиционировав себя персонально как члена клуба ТОР-10, в презумпции того, что в первой десятке будут и его коллеги по компании «ВИD». Однако удар нанес директор социологического центра телекомпании «Останкино» Всеволод Вильчек, который обнародовал результаты опроса, проведенного его сотрудниками 15–20 февраля. Лидерами — по версии центра — стали:

«Новости» — 55 %,

«Вести» — 44 %, игровые фильмы — 40 %,

«Поле Чудес» — 20 %,

«600 секунд» — 18 %,

«Добрый вечер, Москва» — 15 %.

Список из телеведущих-фаворитов возглавили сотрудники блока информационных программ:

1) Татьяна Миткова — 15 %,

2) Александр Невзоров — 14 %,

3) Ирина Мишина — 13 %,

4 и 5) Юрий Ростов и Светлана Сорокина — по 11 %,

6) Борис Ноткин — 8 %,

7) Александр Гурнов — 7 %,

8 — 11) Анеля Меркулова, Татьяна Комарова, Евгений Киселев и Владислав Флярковский

— по 6 %.

Ну а среди ведущих телепрограмм лидировали Владимир Молчанов и Владислав Листьев

— 5 % и 4 % соответственно.

Меньше 1 % набрали еще 14 человек, в том числе и «взглядовские» Александры — Любимов и Политковский.

Впрочем, справедливости ради замечу, что опрос был не вполне репрезентативным, поскольку опросили лишь 550 жителей столицы. Однако очевидно, что феноменальная популярность ведущих «Взгляда» рухнула просто как сбитый истребитель всего за год, прошедший с закрытия этого проекта Кремлем. Год гайдаровских экспериментов со страной. Год торжества криминалитета. Но Лист сумел за три года (с 1992-го по 1995-й) поднять рейтинг своих проектов и свой собственный на рекордную высоту. Хотя в него не все верили.

Время все расставило по местам.

Так уж получилось, что почти все герои этой истории стали социально значимыми фигурами. В начале пути, я помню, они были искренними и отважными. Дрались за то дело, которое считали правым, по-рыцарски благородно. Потом, когда зафонтанировали деньги, увы, рассорились напрочь. Любимов с Листьевым вообще последние полгода до убийства Влада не разговаривали, посредником в общении был Иван Демидов (ну и Разбаш, пожалуй).

И вот еще что. Саше Листьеву, сыну Листа, на момент гибели кумира державы было всего одиннадцать лет, поэтому я понимаю, почему он отказывается от любых предложений поговорить об отце. Пиариться не хочет.

V.I. Провокация Талькова

Я знаю, что покойный Игорь Тальков на всех своих концертах гнал на программу. Мол, был он запрещен. Выступая в ДК МИСиС 30 мая 1991 года, певец после исполнения песни «Стоп! Думаю себе…» поведал залу: «Интересный случай был, связанный с этой песней, с программой „Взгляд“, в 88-м году, меня пригласил, вот эти три откормленных комсомольца, сняться. (Зал аплодирует.) Я с удовольствием согласился на предложение „Взгляда“. Эта программа проходила в „Лужниках“ и называлась „Взгляд представляет. “. Сначала они должны были отсмотреть репертуар, а затем, значит, пропустить, кого-то пропустить, кого-то не пропустить. Меня отсмотрели, мне не сказали ничего, я там спел несколько песен, вот такого плана. Политического, значит, содержания. Они мне ничего не сказали. Я подошел к Любимову и сказал: „Что, Саша, — я говорю — ну, что, мне вечером приезжать на концерт?“ Саша мне что-то промычал: „М-мм…“ И убежал. Я понял, что надо приехать. Приехал, переоделся. А концерт строился так, они сидели на сцене и рассказывали о себе, рассказывали, кто, где женился, где кто родился, кто там чего, как, вот, втроем за столом. И публика уже к середине концерта просто вся спала. Я вам серьезно говорю, просто спала, может быть, даже кто-то из вас и был на этих концертах „Взгляд представляет…“ в Лужниках. Ползала просто спала, просто храп раздавался. И как раз к моему выходу, я думаю: „Господи, да они же все уснут, как же их будить-то потом?“ И буквально за пять минут до выхода ко мне подбежал мальчик-администратор и говорит: „Игорь, тебя попросили, ребята меня послали, попросили спеть песню, только «Примерный мальчик». Одну песню и больше ничего“. Я говорю: „Так, пардон“. Во-первых, я „Примерного мальчика“ приносил им еще до тысячелетия Крещения Руси, и мне сказали, что эта песня не пойдет, потому что там есть слово „храм“ и слово „рок“. Это два запрещенных слова, если вы эти слова уберете, значит, мы пропустим песню. Я отказался убирать эти слова, и песня не пошла. А теперь, значит, после тысячелетия вы осмелели, значит, теперь и „храм“ можно, и все. Я говорю: „Нет, не будет этого, не будет“. Я говорю: „Всему свое время, сейчас я буду петь песни своевременные“. Он что-то побежал, там не знаю, успел он сказать, не успел. Кто-то из них успел узнать, что я готовлю им сюрприз. А Листьев не успел, он откуда-то выходил, то ли из туалета, то ли. так он сбоку выходил. Я иду на сцену, а он еще ничего не знает и говорит: „Ну что, Игорек, сейчас веселенькую?..“ (Зал смеется и аплодирует.) Я ему: „Да, сейчас будет такая веселенькая, просто обхохочешься“. Вышел и выдал, публика проснулась. Да, они меня стали убирать со сцены и говорить: „Все! Спасибо, достаточно, Игорь. Спасибо вам, до свидания. Всего доброго!“.. Ну, я сразу понял цену их демократии. Я, в общем, всегда знал, мне достаточно было посмотреть на их морды в первой передаче, чтобы определить. (Зал аплодирует.) Но зато они в порядке, один там депутат Верховного. Все депутаты? Ну, я не слежу. Один ведет программу популярную „Поле Чудес“, я б добавил так „в стране дураков“ (в зале смех и аплодисменты)».

А «Наш современник», публикуя материал, посвященный полувековому юбилею певца, отметил (2006): «С ужасом во взгляде „Взгляд“ наблюдал за тем, что происходило на авансцене и в зале. Публика ликовала, не отпускала, несмотря на неоднократные попытки „взглядовцев“ прервать выступление. Звонили из Четвертого отдела КГБ с вопросом, что произошло. Кто-то сказал, что теперь их всех поснимают с работы, а передачу закроют, что песни у Талькова „запредельные“, что он перетянул на себя одеяло. Листьев орал, что теперь Тальков придет на „Взгляд“ только через его труп. Но тем не менее, когда Листьева убили, по Первому каналу неделю крутили песни Игоря с титрами: „Памяти друга“. После этого случая он говорил: „Я теперь очень осторожен в контактах. Меня часто предавали, и я сильно разочаровался как в мужчинах, так и в женщинах. Я всегда пытался открыть свою душу тому, кого считал другом, но порой мне в нее просто плевали“».

Ну выдумки все это. Выдумки. Пиар простой и дешевый. Игорь Тальков нарушил регламент, что было непрофессионально. И вообще говоря, он был там гостем, а поступил по-хамски, сказав хозяевам «Фу, какая гадость ваша заливная рыба». Ему это вообще было свойственно. Нарушения регламентов и хамство. Из-за этого, увы, он и погиб столь трагически и нелепо. Пусть меня фанаты рвут на лоскуты, но я знаю, что все антивзглядовские заявления певца — просто бессовестные понты. И некрасиво было с его стороны обращаться к Листу «Вадик» в презумпции того, что он знать не знает, как на самом деле зовут Листьева.

V.II. Чужой среди своих

И еще по поводу «трех откормленных комсомольцев». Процитирую «Книгу мертвых» Эдуарда Лимонова:

«Помню, Боровик устроил для меня ужин в „кооперативном“ (или тогда уже говорили, частном“?) ресторане на Лесной улице. Тогда этот ужин не показался мне необычным, но сейчас, когда больше половины его участников мертвы, этот ужин выглядит в ином свете. Мертвенно-бледным кажется он мне, ужином мертвецов. Боровик с женой приехали за мной на машине и привезли в ресторан. Сам зал ресторана находился в полуподвальном помещении, столиков было немного. Было в изобилии мясо и много зелени — свежие помидоры, огурцы, лук, кинза… Я плохо разбирался тогда в персоналиях России, я не знал, кто есть кто, и потому не мог оценить тогда, какая там компания собралась. Долго я там не пробыл, у меня был ранний утренний авиарейс в Париж. Помню, что провожать нас вышел длинноволосый, как мне показалось, пегий человек в очках. Он сказал, что клятвенно обещает, что пригласит меня на свое телевизионное шоу. И дал мне визитку, а я, вежливый, продиктовал ему свой телефон там же, у входа в ресторан. В квартире на Герцена я поглядел на визитку. Там значилось: „Листьев Владислав“. Позднее, когда он погиб, я пытался осмыслить его смерть и понял, что значения его смерти мне не понять. Я полагаю, он был неоригинальным и нетемпераментным тележурналистом. Скажем, Невзоров в свое время был много более интересным тележурналистом. Его репортаж, где он сует микрофон умирающему от ранения в живот молодому бандиту с калмыцкой физиономией, вызвал, помню, зависть французских коллег. Часть репортажа продемонстрировало французское телевидение, по-моему, канал „Арте“ с завистливой ремаркой, что в прекрасной Франции показать такое французу не позволили бы власти, блюдущие нравственность граждан. Невзоров чуть ли не жмет на живот умирающего и спрашивает: „Больно?“ А парень вдруг тут же и преставился. Последний хрип, конвульсия. В сравнении с такими репортажами Листьев — мыльный пузырь». Конец цитаты, очень характерной. Снова — о том, что Влада считали номенклатурным «сынком», хотя он был выходцем из пролетарской семьи и всегда это помнил. Помню свой первый визит в студию «Взгляда» (еще не в качестве ведущего, а лишь как гостя-журналиста). Меня тогда «допрашивали» Люби и Лист, что-то там было про дачи горбачевские и привилегии номенклатуры. Когда я упомянул про «золотую молодежь», Влад достаточно жестко напомнил мне, что мой отец — советский писатель. В презумпции того, что фронтовые писатели в СССР были привилегированной кастой и пользовались благами системы. То есть Листьев всегда помнил, кто он и откуда и, возможно, именно поэтому никогда не был дружен со своими партнерами из первой тройки (Захаровым и Любимовым).

Анатолий Лысенко говорил:

— Во «Взгляде» Влад был аутсайдером. На него не ставил никто. Он не был лидером, был нормальным парнем, гуленой. Таких, как он, было тогда невероятное количество в Домжуре. Они пили пиво, сидели, кадрились, уезжали с девочками, возвращались и снова пили. Он уходил от жен фантастически: в одних тренировочных штанах. Альбинка пробудила у Влада честолюбие. Он стал доказывать, что не третий в «тройке».