Кондотьер Богданов Дроздов Анатолий

– Я заметил.

– Это не страшно! Мы улетим, Конрад останется.

– В полку ухажеры найдутся.

– Не придумывай!

– Например, Леша Тихонов. С тех пор как вывезли его с вынужденной, глаз от тебя не отводит. Это он заметил, что ходишь к Гайворонскому. Спрашивается, почему? К особисту многие ходят, а заметил тебя. Следил.

– Ты действительно меня ревнуешь? – удивилась Аня.

– Конечно!

– Здрово! Так приятно!

– Мне не очень.

Она склонилась над ним. Ее волосы упали и закрыли их лица плотным шатром.

– Андрей! – шепнула она. – Обещаю: даже не посмотрю на другого!

– Многие обещают! – возразил он. – Особенно перед свадьбой!

Она села, он услышал шорох одежды.

– Что ты делаешь?

– Снимаю рубаху!

– Нам же нельзя!

– У меня жених затосковал! – сказала она, прижимаясь к нему горячим телом. – Я должна утешить! Еще передумает! Мы потом молитву прочтем: сорок раз за утешение…

Решившись на венчание, Андрей планировал обойтись без свадьбы – к чему? Не тут-то было. Через попадью новость узнала Ульяна, через нее – весь Сборск. К дому вдовы прискакал Данило.

– Где свадьбу играть будем? – спросил весело. – В хоромах?

Лицо Данилы источало такую радость, что Богданов не решился спорить.

– В хоромах так в хоромах, – сказал со вздохом. – Только чтоб люду немного.

Данило пообещал. Люда в хоромах оказалось действительно мало – человек пятьдесят. Сколько поместилось. Остальные сели во дворе, заполнив его от тына до тына. Окна гридницы растворили; здравицы, возглашаемые в хоромах, были слышны снаружи, что давало возможность гостям выпивать синхронно. За тыном топталось немало желающих поглазеть и послушать. Расходы по угощению Данило взял на себя и не стал слушать возражений Богданова. Свадьба получилась веселой и громкой. Невеста в платье из парашютного шелка выглядела нарядно. Кусок, оставшийся после расчета с Путилой, пришелся кстати. Андрей красовался в новой рубахе. Платье Ане сшили за полдня, заодно накроили из шелка платочков – замужней женщине не пристало ходить простоволосой. Остатки шелка пошли в уплату за работу и были приняты с благодарностью. Рубаху Андрей просто купил. Ему принесли на дом с десяток, причем без всякой на то просьбы, и не хотели брать денег – еле уговорил. В гриднице было душно и шумно. Молодые стоически сносили многословные здравицы, похвальбы и скабрезные намеки на предстоящую ночь. Специально отведенную кладовую завалили подарками. Были здесь меха, кожи, сукна, полотна, до гибели всякой посуды и прочих полезных в хозяйстве вещей. Часть подарков блеяла, мычала и хрюкала в княжем сарае – Андрей даже не представлял, что будет со всем этим делать. Самый богатый дар последовал от княжны – деревня неподалеку от Сборска. Одиннадцать домов, полсотни смердов, считая женщин и детей, плюс окружающие земли. Богданов становился боярином.

Княжна сидела неподалеку от молодого и не слишком грустила. Радости на лице не читалось, но кручина отсутствовала. Зато Данило лучился. Он громко распоряжался за столом и с довольной ухмылкой наблюдал, как молодые краснеют от скабрезных речей. Были за столом Конрад с Ульяной, отец Пафнутий с попадьей, а также бояре и видные люди Сборска. И каждый желал что-то сказать…

В сумерках Богданов взгромоздился на мышастого, усадил на холку жену и поскакал к себе. Там они повалились в постель и, измученные, забылись. Проснулся Андрей утром – от ощущения пристального взгляда. Он открыл глаза. Аня лежала на животе и, подперев подбородок ладошками, с нежностью смотрела на него.

– Давно ты так? – поинтересовался Андрей.

– У меня есть муж! – сказала Аня. – Я хочу на него смотреть.

– Прежде не позволяли?

– Прежде не было мужа.

– Я сильно изменился?

– Глупый! – сказала она. – У тебя замечательное лицо, когда спишь. Милое и беззащитное.

– Это лучше, чем зверское.

– Еще ты разговариваешь во сне, – продолжила она, не обратив внимания. – Я прислушалась. Что-то: «Не верьте ведуну!..»

– Ему и в самом деле нет веры. Княжну обманул!

– Как?

Андрей рассказал.

– Бедненькая! – пожалела Аня. – Так надеялась!

– Может, переиграем?

– Дудки! Венчанные! На всю жизнь!

– Если ведун обманул княжну, то, возможно, и нас, – сказал Богданов. – Боюсь, мы остаемся здесь.

– Это дезертирство! – возмутилась Аня.

– Дезертир покидает часть по своей воле, нас не спрашивали. Мы здесь два месяца, в полку ждать перестали. Записали в без вести пропавшие, извещения родственникам выслали.

– Мама!.. – вдруг всхлипнула Аня. – Никогда ее не увижу?..

Богданов обнял ее, стал гладить по спинке. «Многие не увидят! – подумал горько. – Война…»

– Попросим Бога, чтоб вернул нас? – внезапно предложила Аня.

Богданов не нашелся, что ответить.

– Мне Ульяна сказала перед крещением, – продолжила Аня, – Бог обязательно подаст, если просишь от чистого сердца. Я попросила – он дал. Я сказала: «Пусть меня ранят! Пусть даже убьют, но чтоб с ним!»

– Анечка!.. – сказал Богданов потрясенно.

– Попросим?

– Обязательно! – заверил Андрей. – А если не подаст?

– Подаст! – решила Аня. – Обязательно!

– Анечка! – Богданов поцеловал ее в плечико. – Мы не знаем, чего этот Бог замыслил. Вдруг здесь оставить? Что делать? Кому я нужен?

– Мне нужен! – возразила Аня. – Очень-очень!

– Я о другом. Займемся чем? Кончатся боеприпасы – и я не воин. Профессии нет, как семью кормить?

– Придумаем что-нибудь! Ты замечательно ладишь с людьми. Данило хотел тебя зарезать, а ты с ним подружился. Вместо княжны женился на мне, а она не прогнала. Швейцарцы готовы за тебя сражаться, хотя ты убил двоих и денег им не платишь. Люди на тебя разве что не молятся. Ты можешь стать даже князем.

– Князем нужно родиться!

– По-другому нельзя?

– Ну… Поискать княжну…

– Нет! – возразила Аня, садясь. – Княжон искать мы не станем! Законная жена имеется, другой не положено. Если кто попытается, приговор будет суровым – за измену Родине!

– Только размечтался! – вздохнул Богданов. – На белом коне, в красном плаще…

– Князь из тебя никудышный! Людей пораспускаешь, имущество растранжиришь…

Богданов сделал обиженное лицо.

– Да-да! – подтвердила Аня. – Растранжиришь! Ты такой. Корову женщине купил, здесь деньги раздаешь… Коня сироте подарил, чтоб замуж взяли, целый табун смердам сожженной деревни отдал… В драки вечно встреваешь… Один против банды разбойников полез…

– Та-ак! – заинтересовался Андрей. – Откуда сведения?

– Данило поведал.

– Трепло он!

– Совсем не трепло! Летели тебя выручать, ему страшно стало. Взмолился. Я говорю: «Расскажи что-нибудь!», чтоб отвлекся. Он и рассказал.

– С тобой в самолете не такого наплетешь! Чуть не угробила сотника!

– Я, может, неважно летаю, – обиделась Аня, – зато не вру, как ты!

– Когда я врал?! – возмутился Богданов.

– Всегда! Главное, так хитро придумает! Собралась стреляться, сказал, что давно за мной смотрит. Мол, такой-сякой, признаться стеснялся. Я уши и развесила. Разозлилась, стала его мучить и стреляться забыла. Он и рад! Лгунишка!

Богданов насупился.

– Наплетет – и глазом не моргнет! – продолжила Аня. – Стала ревновать его, заявил: измены моей боится. Лешу Тихонова приплел, заставил оправдываться. Это ж надо придумать: я буду ему изменять! Я! – Она чуть не задохнулась от возмущения. – Врун! Законченный!

– Так! – сказал Богданов, приподымаясь. – Оскорбление непосредственного начальника и старшего по званию!

– Меня не проведешь! Каждое словечко твое помню! Каждый взгляд!

– Глаза залепим, уши заткнем! – сказал Богданов, делая страшное лицо. – Руки-ноги свяжем, отнесем в подвал! За неимением гауптвахты…

– Не посмеешь! – Она уперлась ладошками ему в грудь. – Я тебе не просто подчиненная, я жена…

Она не договорила. Богданов преодолел сопротивление и прижал ее к себе. Приник к губам. Она ответила на поцелуй и обмякла. Он приподнял ее и усадил на себя. Она недоуменно застыла, но он помог ей понять… После последней судороги она, задыхаясь, упала ему на грудь.

– Распутник! – прошептала сердито. – Разве можно вот так?

– Нужно! – сказал он, чмокая ее в макушку. – Всякий раз, как будешь оскорблять командира, стану наказывать! Именно так!

– Да? – Она задумалась. – А я не договорила…

Он засмеялся и стал ее целовать. Она довольно жмурилась и даже приподнялась, помогая ему дотянуться не только к лицу. После чего принялась целовать его. Закончилось это очередным наказанием, в конце которого как виновная, так и правая стороны упали на постель истомленные, но довольные.

– Все равно буду тебя ревновать! – сказала Аня, устраивая голову на плече мужа. – Не отговоришься!

– Это от безделья! – предположил Андрей. – Найдем тебе работу!

– Какую?

– Купим дом, заведем хозяйство… Целый сарай живности подарили! Будешь присматривать. Потом детишки пойдут! Каждый год по одному.

– Да? – возмутилась Аня. – Буду им сопли вытирать, а ты – по бабам?

– Сопли вытирать я тебе не доверю!

– Это почему?

– Знаешь, какие у них носики? Маленькие, нежные…

– Справлюсь!

– Это тебе не рычаги самолета дергать! Не подпущу! Ты будешь рожать, а я воспитывать!

– Тогда сам и рожай!

Она надулась. Он не выдержал, фыркнул. Она приподнялась, глянула с подозрением.

– Все шуточки?

Он засмеялся.

– Значит, так! – сказала Аня. – Никаких княжон и Средневековья! Возвращаемся в полк! Дети – пожалуйста, но после войны. Ты меня не проведешь! Демобилизуюсь, беременная, а он к другой – шмыг! Я полковых баб как облупленных знаю! Мигом уведут!

Богданов не удержался, захохотал.

– Хаханьки ему! – нахмурилась она. – Разлегся! Завтракать пора, а я непричесанная…

Завтракать им не пришлось. Едва Богданов покончил с косами, как в клеть постучали. Это был Конрад.

– Кондотьер! – сказал он смущенно. – Извини, что не вовремя! Это неотложно.

Они вышли во двор.

– Мы присягали тебе до Рождества Богородицы, – сказал Конрад. – Помнишь? Рождество прошло.

– Почему не напомнил?

– Ты свадьбу затеял, а спешить было некуда. Не знали, куда идти. К Довмонту? В орден? К рижскому архиепископу? Колебались… Сегодня прискакал гонец из Вендена. Он русский, кметы пропустили.

– Так! – сказал Богданов, суровея лицом.

– Орден берет нас на службу и платит за время, что служили тебе…

– Что ж! – сказал Богданов. – Рад за вас!

– Ты не дослушал, кондотьер! – Конрад глядел ему в глаза. – Гонец просил держать это в тайне, но я скажу. Ландмейстер велит присоединиться к войску ордена. Через день под стенами Плескова…

– Что-о?! – вскричал Богданов.

Наемник кивнул, подтверждая.

– Так! – сказал Богданов с горечью. – Воюют все-таки летом…

– Мы не пойдем! – сказал Данило.

– Как? – удивился Богданов.

– Довмонт наказал нам хранить город. Сборск – ключ к Плескову. Если немцы возьмут его, дорога на Плесков открыта!

– Пока храним ключ, не станет замка!

– Никому не удавалось взять Плесков!

– Все когда-нибудь случается впервые! Ты ведь утверждал: немцы не воюют летом!

– Не кипи! – примирительно сказал Данило. – Рассуди сам! От кого мы знаем о войске ордена? От него! – сотник кивнул на Конрада. – А ему кто сказал? Гонец ордена! Что, если выманивают? Забыл, как немцы хотели Сборск? Сначала подослали Казимира, когда не вышло, полонили тебя. Анну едва не убили… Немцы хитры! Не знаю, какой дорогой они прошли к Плескову, но очень может быть, что и не ходили – затаились где-то неподалеку. Выйдем, а они захватят Сборск! Нет уж! Вышлем разведку к Плескову, все обстоятельно разузнаем…

– Тем временем Плесков возьмут!

– Не получится. Стены высоки, кметы отважны.

– Их слишком мало. Довмонт услал дружину в помощь шурину, сам говорил. Черт бы побрал ваши княжьи свары! С немцами надо воевать, а не со своими!

– Свои бывают хуже немцев! – вздохнул Данило.

– Значит, не пойдешь?

– Нет!

Богданов посмотрел на Евпраксию. Та помедлила и кивнула, подтверждая слова сотника.

– Пойдем без вас! – сказал Богданов, вставая. – Я и Конрад. Плот для самолета не разобрали?

– Цел! – сказал Данило.

– Прощайте!

Во дворе Богданова догнал Конрад.

– Они правы, кондотьер! – сказал тихо. – Ландмейстер может хитрить.

– И ты? – обозлился лейтенант.

– Я с тобой! – заверил Конрад. – А вот парни не пойдут. Если им не заплатят!

Богданов взглянул бешено.

– Мы наемники, кондотьер! – сказал Конрад. – У нас нет дома, семьи, земель, все наше имущество – латы, алебарды, мечи. И серебро… Солдат должен знать, за что льет кровь!

– Довмонт звал тебя на службу!

– Но кондотты не заключил, следовательно, не заплатит. Присяга тебе кончилась, мы свободны. Парни уважают тебя, кондотьер, они помнят, как ты отдал честь погибшим и лечил раненых. Они не будут сражаться против тебя, но бесплатно воевать тоже не станут. Хочешь войны – плати!

– Идем! – сказал лейтенант.

В капонире он вытащил из гаргрота мешок Путилы, некогда брошенный туда и забытый в череде последних событий, швырнул на землю кожаное покрывало кабины, высыпал на него серебро.

– Годится?

Конрад взял из кучи гривну, взвесил на ладони.

– На какой срок кондотта?

– На сколько серебра?

– На месяц.

– Значит, месяц!

– Идет! – наемник стал ссыпать слитки в мешок.

– Конрад! – спросил Богданов. – Твои люди готовы умереть за кусок серебра?

– Без серебра они умрут еще скорее. Мир, в котором мы живем, жесток, кондотьер. Нищим жалеют хлеба, из поселян тянут последние соки… Лучше пасть с серебром в сумке, чем подыхать на дороге оборванным нищим. Не знаю, сколько нас уцелеет в битве, но доля выживших возрастет за счет убитых – таков обычай. Мои парни не привыкли копить, живут от выдачи к выдаче. Их сумки пусты. Серебро поможет прожить месяц-другой, после найдем кондотьера. Возьмет нас Довмонт на службу – хорошо, нет – пойдем к другому. С серебром в сумке сражаться веселей! – Конрад завязал мешок.

– Денежное довольствие получил? В расчете? – спросил Богданов.

Конрад кивнул.

– Тогда слушай боевой приказ! Выступаем немедленно! Шесть солдат на плоту, остальные верхом. Вперед выслать разведку, с плотом держать зрительную связь. Надо обсудить план действий, поэтому ты – со мной!

– Понял, кондотьер! – рявкнул Конрад, вскакивая.