Саламандра Улин Виктор

— Тогда вылезай.

— Н-н-не-а-а-а… Т-т-тут т-т-те-п-п-л-л-ло… Н-н-ны-р-р-ряй к-к-ко м-м-м-н-н-не…

Он что-то непонятное пробурчал себе под нос (то ли послал меня, то ли, наоборот, посочувствовал) и, уже не спрашивая моего мнения, стал меня вылавливать. Тоже мне рыболов-любитель нашелся! Чисто из вредности я цеплялась за спасительную перекладинку до последнего, изо всех сил отстаивая свое право на свободу окоченевшей личности, но победила самая незаинтересованная сторона, то есть перекладинка. Она попросту сломалась, а я с головой снова окунулась в холодную воду. Хоть и говорят, что ящерицы неплохо переносят низкие температуры окружающей среды, но тут был уже явный перебор. Да и я не совсем обычная ящерица все-таки, с этим тоже считаться надо.

Полоз, немного помучившись, наконец-то выудил меня наружу. Наверное, я была бы ему безмерно благодарна и даже расщедрилась бы на пару нейтрально ласковых слов и ничего не значащих обещаний, если бы… если бы эта узкоглазая дрянь собственноручно не запихнула меня в этот водяной холодильник. Но в любом случае сейчас у меня не было ни сил, ни желания вообще что-либо говорить, а цель жизни стала до банальности незамысловатой, как у простейшего организма, — согреться, что я и попыталась осуществить незамедлительно, нагло нырнув к своему муженьку за пазуху. Человеческое тело — самый лучший обогреватель в мире, доказано лучшими научными умами древности и современности.

«Обогреватель» подпрыгнул от неожиданности и тут же выковырял меня из-за пазухи. Восторга в его змеиных глазах от моего «страстного» порыва не наблюдалось. А ничего, пусть на собственной шкуре прочувствует, каково это — так мерзнуть.

— Обалдела совсем?! — ошалело заорал он, зябко передернув плечами.

— Д-д-да, — честно призналась я, не переставая дрожать.

Видимо, Полоз все-таки догадался (ну надо же!), что явно переборщил со своей местью, и, сорвав с вешалки толстое махровое полотенце, укутал меня им по самое не дыши. Я повозилась немного, отыскивая щелочку, и высунула нос наружу. Что тепло — оно, конечно, здорово, но приток воздуха мне тоже не помешает.

— Извини, — нехотя повинился мой ненаглядный, возвращаясь с трясущимся свертком в комнату и пододвигая кресло к камину.

Я не ответила.

— Может, тебя в камин посадить? — Меня аккуратно уложили в кресло поближе к огню.

Ишь ты, каким заботливым сразу стал. А чуть пораньше головой подумать не надо было? Или у мужиков всегда так — сначала сделал, потом подумал? Или даже — сделал, а думать вообще не обязательно? Я, конечно, понимаю, что месть — благородное дело, а по горячим следам особенно, и даже одобряю (кстати, надо не забыть отомстить за это купание потом, когда согреюсь), но так ведь и угробить меня было недолго.

— Саламандра, прекрати дуться. — Полоз присел на корточки перед креслом и заглянул мне в глаза. — В конце концов, ты сама виновата.

Я усиленно делала вид, что у меня отмерз язык и в ближайшем будущем разговаривать не смогу, и отвела взгляд от его жутковатых вертикальных зрачков. Не то чтобы мне сказать ему было нечего, а просто я посчитала свое молчание новым видом издевательства.

— А нечего было так глупо надо мной шутить. — Он продолжил одностороннюю беседу. — Думаешь, приятно, когда ты возвращаешься вечером, уставший до дивчиков, а тебе вместо элементарного «привет!» — ведро холодной воды на голову выливают, да еще и с растительностью?

Конечно, неприятно! Иначе я бы даже париться не стала. Мужу гадость — сердцу радость! Вот он — девиз моего замужества! А с чего это он устал так, интересно мне знать? Спрашивать, естественно, я не стала, еще подумает, что мне не все равно.

Начиная потихоньку оттаивать, я заметила, что Полоз уже успел переодеться и почти полностью привести себя в порядок. Еще влажные от незапланированного душа волосы поблескивали от отсветов камина, но одежда на нем была сухой и чистой.

Сделав еще несколько бесплодных попыток вызвать меня на разговор и докумекав, что общаться я не намерена, мой муженек поднялся и куда-то отошел, выпав из поля моего зрения, но довольно быстро в него вернулся.

— На, выпей. — Он сунул мне под нос прозрачный бокал с какой-то янтарной жидкостью, и я невольно поморщилась от противного резкого запаха. Что за дрянь он в меня впихнуть хочет, клопами какими-то воняет, притом давно почившими? Уж не яд ли? — Пей, тебе говорят, — проявил настойчивость Полоз. — Это коньяк.

Так я и знала. Значит, все-таки яд. Одно название чего стоит, про аромат я вообще лучше промолчу. Нет, живой точно не дамся!

— Саламандра, прекрати выпендриваться. И не крутись, когда тебя лечить собираются! Хоть раз ты можешь вести себя нормально?

Он все-таки исхитрился и влил в меня эту гадость, несмотря на мою усиленную вертлявость. Горло немилосердно обожгло, и я, хватая ртом воздух, выпучила глаза, не забыв мысленно пожелать моему заботливому муженьку «всего хорошего». Но этого издевательства Полозу показалось явно маловато, потому что, едва я открыла рот, чтобы продышаться, он сунул туда целый кругляшок лимона. Кислю-у-ущего-о-о… Нет, от меня точно избавиться надумали, вон какое лицо довольное. Наверное, специально покислее выбирал, лично для меня. Вообще-то, насколько я знаю, девушкам принято сладости всякие скармливать. А меня тут лимонами с какой-то гадкой жидкостью пичкают!

Полоз, внимательно наблюдая за мной, как за подопытным кроликом, допил остатки этого… как его там, со звериным названием? — а, коньяка и поставил пустой бокал на пол. Неужели хотел показать мне, что травить никого не собирается? И ведь не поморщился даже! Но лимоном закусывать не стал.

— Как ты? Согрелась? — снова присаживаясь передо мной на корточки, спросил он.

Как ни странно, мне действительно стало легче, но признаваться в этом я ни за что не собиралась. Вот еще!

В дверь не очень скромно постучались.

— Кто это? — Полоз удивленно приподнял бровь и посмотрел на меня.

Он что, думает, это ко мне? Или ждет, что я пойду открывать?

Стук повторился. Настойчиво так, требовательно, будто за дверью стояла сама инквизиция, а мы были злостными заговорщиками. Пришлось моему муженьку самому выяснять, кто там с такой настойчивостью лезет в «нашу милую и уютную спаленку» на ночь глядя.

— Что тебе нужно? — услышала я удивленный голос Полоза.

— Полоз, я всего на минутку… — очень тихо прошелестел кто-то. Голос был, между прочим, женским.

За спинкой кресла мне не было видно, кого там принесла нелегкая, но едва я вылезла из полотенца и перевесилась через подлокотник, чтобы удовлетворить свое любопытство, мой муженек прикрыл за собой дверь с той стороны.

Ну вот! Самое интересное пропустила! Мучайся теперь от всяких догадок, хотя…

— Это была Вальсия, — подтвердил мои худшие предположения Полоз, вернувшийся на удивление быстро. — Она принесла для тебя подарок. — И он поставил передо мной ярко-розовую коробочку, перевязанную бантом такого же противного цвета. Мне даже показалось, что муж озадачен не меньше меня. Причем вполне искренне.

— Что это? — нарушила я свой кодекс молчания и тупо уставилась на коробку, вполне способную заменить мне маленький домик.

Я даже не знала, как правильно реагировать — приятно удивиться и поскорее удовлетворить свое любопытство, нырнув внутрь, или же продолжать разыгрывать ледяное равнодушие. Любопытство перевесило. С чего бы вдруг этой мамзели приспичило мне что-то подарить? Не по доброте душевной, это точно. Наверняка там какая-нибудь гадость лежит. Хотя Полоз что-то говорил об отсутствии чувства юмора у этой славной подземной парочки.

Я обошла вокруг коробки, понюхала ее, потрогала, залезла сверху.

— Ты еще на зуб попробуй, — насмешливо предложил Полоз, с интересом наблюдая за моими нерешительным манипуляциями. — Может, все-таки откроешь? На моей памяти Вальсия первый раз кому-либо что-то дарит.

Подозреваю, что ему самому не терпелось узнать, что же за подарочек приготовила мне жена самого главного дива в мире.

— Уверен, что память тебя не подводит? — съязвила я, но добросовестно потянулась к бантику.

Не без труда распотрошив обертку (мой благоверный даже пальцем не пошевелил, чтобы хоть немного помочь), я приподняла передними лапками крышку и заглянула внутрь. И кто-то после этого будет мне говорить, что у Вальсии нет чувства юмора?!

— Что там? — нетерпеливо подался вперед мой любопытный муженек.

Я очень (!) медленно вытащила сначала то, что лежало сверху, и повнимательнее рассмотрела при ярком свете камина. Это оказался крохотный чепчик с рюшечками, очень подозрительно подходящий под мой нынешний размер. Я даже примерила. Точно, как по мне сшитый. Потом настал черед остального. Утепленный комбинезон (такие у нас в Долине знатные дамы заказывали для своих полуголых собачонок, на которых появилась мода в последнее время) даже на первый взгляд был мне великоват, но, видимо, возникла проблема с точностью размеров. Примерив, я в этом убедилась. Белый, расшитый жемчугом сарафанчик, полосатый шарфик, шапочка с помпоном мерзкого розового цвета… По мере вытаскивания подарков мои челюсти все сильнее и сильнее сжимались от еле сдерживаемого раздражения, плавно переходящего в плохо контролируемую злость. Когда же коробка оказалась пустой, а на кресле рядом со мной образовалась кучка вещичек (за исключением чепчика, он так и продолжал красоваться на моей голове), я подняла пылающий праведным гневом взгляд на Полоза. Он стоял, прислонившись к каминной стойке, закрыв лицо руками, и беззвучно трясся от смеха. Надо мной! Это было последней каплей. Меня прорвало.

— Ах, вот как, значит?! — набрав побольше воздуха в легкие, заверещала я. — Вещичек мне надарили?! Позаботились?! А почему шубку из маракула не заказали?! А где мантия выходная с мехом норнии?! А сапожки сафьяновые, золотом расшитые?! А муфточка песцовая?! Денег пожалели?! Так я и знала! Вы надо мной издеваться будете?! Чувства юмора тут ни у кого нет?! Не нужна мне ваша дурацкая одежонка, я и без нее неплохо выгляжу! Насмешники выискались! И головной убор новомодный себе оставь, он тебе больше подойдет! — Ни в чем не повинный чепчик совершил полет в сторону Полоза, но, не долетев, упал на пол. — Вы у меня дождетесь! Вы у меня тут попляшете! Я вам такое покажу, что… что… Что ты ржешь, как конь тыгдымский?!

Мой муженек уже хохотал в полный голос, сидя на полу и вытирая выступившие слезы. Вот дрянь! Эти двое точно имеют что-то против меня, иначе ему не было бы так весело.

— Слушай, я, конечно, все понимаю, — наконец сквозь смех смог выговорить он. — Но перепутать обычные детские вещи со своими…

— Что?.. — Мой голос предательски сел, и я поняла, насколько глупо выгляжу. — Зачем мне детские вещи?

— Я тоже так думаю. — Полоз попытался сделать серьезное лицо, но не преуспел. — Вальсия немного просчиталась. Нужно было подарить тебе инкубатор.

— Какой еще инкубатор? На кой он мне нужен?

Но когда до меня дошел смысл его слов, я очень пожалела, что всего лишь маленькая безобидная ящерка — мне захотелось приложить ему по лбу чем потяжелее и с максимально большим размахом. Бороться с этим желанием было трудно, но в целях самосохранения я с собой справилась.

— Злые вы, уйду я от вас, — обиженно проворчала я, сползая с кресла.

— Куда это ты уйдешь? — вдруг заинтересовался мой муженек.

— В огонь.

— Яйца нести? Тогда я тебе сам инкубатор подарю.

— Я тебе сейчас снесу яй…

По резко изменившемуся выражению лица Полоза я поняла, что ляпнула уже лишнего, и, не раздумывая, рванула в камин прежде, чем он успел проявить чудеса ловкости по отлавливанию мелких языкастых ящериц. Маловато у него пока еще опыта в этом деле, но если так и дальше пойдет (в чем я не сомневаюсь), он быстренько его поднаберется. Эх, пострадаю я когда-нибудь за свою болтливость, еще как пострадаю…

— Ах, вот даже как? — зашипел Полоз, не скрывая досады от своей неудачной охоты. — Ты, раритет пятнистый! Думаешь, тебе все с рук сойдет? То есть с лап и хвоста?

— Сам виноват, нечего было жениться. Не я тебя под венец тащила. И чего тебе так мой хвост дался? — Мне казалось, что я имею полное право обидеться, а вот чем мой навязчивый муженек недоволен, было совершенно непонятно.

— Да, я теперь понимаю, что очень просчитался, пойдя на поводу у глупых традиций.

— Вот и расплачивайся за свои просчеты!

— Уже расплатился, аж на пятьдесят лет!

— Всего-то?

— Думаешь, этого мало?

— Приплати столько же, и отец заберет меня обратно, избавишься и горя знать не будешь! — зло выкрикнула я и тихо добавила: — Хотя к этому гнусному предателю я ни за что больше не вернусь, лучше в монастырь уйду.

— К сожалению, такие браки, как наш, так просто не разрушаются, — огорошил меня Полоз.

— Почему это? — не поверила я и даже высунулась из камина. — Оформим развод, тапочки по голубиной почте, все остальное совместно нажитое добро — ростовщикам.

— Саламандра, ты что, совсем ничего не понимаешь?

Я подумала и пришла к выводу, что не понимаю, о чем и сообщила. А что я вообще должна понимать, кроме того, что меня лишили элементарного права выбора. Это тоже традиция такая? Ну и на кой она тогда сдалась?

— За что же мне это наказание? — простонал Полоз, обессиленно опускаясь в кресло прямо на мои — тьфу, не совсем мои — вещички.

— За жадность, наверное, — невинно предположила я.

Мой муженек постучал ладонью по подлокотнику. Его задумчивый вид навевал на мысли о бренности бытия и о том, что мы все там когда-нибудь будем — кто раньше, кто позже. Причем моя бренность, если судить по его холодно поблескивающим змеиным глазам, витала где-то в пределах досягаемости вытянутой руки, а может быть, и гораздо ближе. Ох, не нравится мне его задумчивость.

— Саламандра, давай вести себя как нормальные взрослые люди, — неожиданно спокойным голосом предложил Полоз. Вот, что я говорила!

— Что ты имеешь в виду? — сразу насторожилась я. — И потом, не забывай, мы не люди. Особенно я.

— Да? — Полоз наклонился к камину так близко, что мне показалось, еще чуть-чуть, и он прыгнет ко мне в огонь. Я-то тут, в пламени, себя очень комфортно чувствую, а вот ему, боюсь, не поздоровится. Но моим злорадным мыслям не суждено было осуществиться, муженек неплохо соблюдал дистанцию. — Ты думаешь, что я поверю в сказочку, что ты привязала ведро над дверью, будучи вертлявой козявкой? Не смеши меня.

— Сам ты вертлявая козявка, — в который уже раз за день разобиделась я.

— Ты его небось даже в человеческом облике еле подняла, — невозмутимо продолжил мой благоверный. — И я даже догадываюсь, что долго ящерицей ты быть не можешь, как и я — полозом.

— И что из того? — Нехорошее чувство зашевелилось в груди, но я решила сначала дослушать.

— Ничего, — многозначительно улыбнулся он. — Есть кое-какие догадки.

— Это какие же?

— А то, что теперь ты будешь всегда находиться рядом со мной. Везде.

— Так уж прям и везде? — скептически поинтересовалась я. — А если мне в туалет захочется, ты тоже будешь рядом караулить?

— Если надо будет, то и покараулю.

Вот вляпалась-то!

— И что ты сделаешь, когда я соизволю стать человеком? — продолжала я допрос с плохо скрываемым любопытством.

— В первую очередь отшлепаю за вылитое на меня ведро воды, и за каждый листочек, повисший на мне, отдельно.

— А потом?

— А потом… — Полоз мечтательно поднял глаза к потолку и медленно растянул губы в хищной улыбке.

Угу, сомневаюсь я, что он в этом самом «потом» жутко раскается, падет передо мной на колени в экстазе безмерного самобичевания и начнет с упоением целовать мои желтенькие пятнышки на спинке и лапках. Хорошо еще, если голову не открутит (или не откусит), вон как плотоядно на меня через язычки пламени пялится.

Превращаться при нем в человека мне окончательно расхотелось. Чувствую, радужных перспектив передо мной все равно не раскроется, так какой смысл напрягаться? Тут ноги делать надо, а не ждать у моря апельсинов. И чем быстрей, тем лучше.

Полоз оказался человеком слова, как это ни прискорбно. Первый день после нашего многообещающего разговора он добросовестно и безвылазно провел со мной в комнате, выползая (а заодно выгуливая и меня) только на время завтрака, обеда и ужина, которые теперь уже проходили в узком «семейном» кругу, то есть мы соображали на троих. Владыку не особо радовал мной пятнистый вид, но он молчал, выказывая свое неодобрение нахмуриванием бровей и плотным сжиманием губ, не больше.

Сам же Полоз откровенно маялся от безделья, что не прибавляло ему хорошего настроения и умиротворения. Видимо, подобное затворничество было ему несвойственно ранее, и он совершенно не знал, чем заняться. Я развлекать моего муженька особо не собиралась, полностью игнорируя его навязчивое присутствие, а потому выпросила книжку и погрузилась в чтение. Читать было не очень удобно, приходилось буквально ползать по страницам, уткнувшись носом в буквы, но книга попалась довольно интересная, про дальние страны и разные народности, что меня всегда очень интересовало, поэтому некоторые неудобства, связанные с моим вынужденно-добровольным внешним видом, я не особо замечала.

Полоз тоже попробовал что-то читать, но это ему быстро наскучило, и он просто прослонялся весь день из угла в угол, искоса поглядывая на меня. Как он косоглазие себе не заработал, до сих пор удивляюсь. Наверное, ждал, когда у меня терпение кончится. Зря он так, мне пока было относительно комфортно. Насколько вообще может быть комфортно в его присутствии. Но безделье — занятие очень утомительное, и уже к вечеру на моего вредного муженька было жалко смотреть, выглядел он, мягко говоря, не ахти… Помятый какой-то, измученный. Понимаю, от безделья больше устаешь, легче телеги с мешками овса разгружать.

Следующие несколько дней он таскал меня с собой в неизменном кармане везде, где только можно было. А можно было как раз везде. Я, естественно, была жутко против (книжку не дали дочитать!), но кто ж меня, подневольную, спрашивал? Пришлось принимать меры.

Сначала мой муженек усиленно делал вид, что я всего лишь досадное шумное приложение к его драгоценной персоне, но на меня ведь сложно не обращать внимания, особенно когда я начинаю говорить. А говорила я в эти дни очень много.

Начала я изводить своего змееглазого муженька с самой обычной женской болтовни совершенно ни о чем: о нарядах, о погоде, о цветочках, в которых сама не очень разбиралась, о ночных кошмарах и прочей ерунде. Обычно это мало кто выдерживает, сбегает, но Полоз добросовестно терпел такое вопиющее издевательство (видимо, считал, что его цель стоила того, чтобы за нее так пострадать), хотя ему сильно мешало шумовое оформление в моем лице (или мордочке?).

Мы вот уже несколько часов сидели в его кабинете, в котором было столько золота, сколько не сыщется во всем Царстве Долины. Папашка бы удавился от зависти, увидев такое вопиюще бездарное отношение к благородному металлу. Здесь даже дверные петли и гвозди были из золота сделаны. Полоз пытался углубиться в какие-то бумаги, что-то пересчитывал, бубня себе под нос цифры, переписывал из одной тетрадки в другую, в общем, усиленно делал вид, что жутко занят, и я ему совершенно не мешаю. Гора скомканных листов бумаги со следами ошибок и клякс, наверное, была чем-то само собой разумеющимся?

Но вскоре мне самой надоело произносить монологи, и я начала задавать вопросы. Не то чтобы мне было очень интересно, чем же занимается мой муженек, а просто для того, чтобы не выглядеть сумасшедшей, разговаривающей сама с собой. Не помогло. На то, что меня все-таки слышат, указывала лишь очень быстро увеличивающаяся кучка испорченной бумаги.

Когда же я поняла, что это бесчувственное бревно просто так не проймешь, в ход пошла более тяжелая артиллерия в виде пения песен и оранья частушек, отчасти не совсем приличного содержания. Мне было плевать с высокой колокольни, что обо мне подумают окружающие, но на нервы мое пение действовало не только тому, на кого и было изначально рассчитано. Разномастный народ выбегал изо всех щелей посмотреть, кто и за что так сильно мучает умирающую в страшных муках кошку или водит ржавой пилой по стеклу. Ну что я могу поделать, если у меня с детства ни голоса, ни слуха нет? Никогда не думала, что неумение что-либо делать может оказаться так кстати.

Как же Полоза все это бесило! Но он продолжал стойко держаться, терпеливо объясняя всем подряд (но чаще игнорируя), что я — существо, не привычное к горному воздуху, и просто обязана развивать легкие по рекомендации лучших светил современного лекарского дела. Ему если и не верили, то тщательно это скрывали. Правильно, кто же против сына самого Владыки слово скажет? А когда я однажды выводила верхнюю «ля» в очень жалобной и слезоточивой народной песне про несчастную любовь прекрасной царевны к ужасному троллю, нас отловил сам Владыка и пригрозил обоих выставить вон из дворца, если Полоз не примет никаких мер по устранению этих мерзких звуков, очень громко называемых мною сольным вокалом.

— Я смотрю, у вас тут никто не любит народное творчество, — обиженно заявила я, внимательно дослушав гневную отповедь свекра, адресованную не столько мне, сколько моему муженьку.

— Эти вопли, от которых даже алмазы тускнеют, ты называешь народным творчеством? — полыхнул на меня зеленым взором Владыка и снова поднял глаза на сына. — Полоз, избавь меня от этого кошмара!

— Может, ты сам это сделаешь? — нагло предложил отцу мой муженек, скрестив руки на груди и слегка придавив меня в кармане. Специально ведь это сделал, гад!

— Это твоя жена, вот сам и разбирайся с ней, — рыкнул Владыка. — Но чтобы я больше этого показательного выступления не слышал! До сих пор в голове звон какой-то посторонний стоит.

И быстренько ретировался, оставив нас в гордом брачном одиночестве. Мы на пару проводили его удаляющуюся спину долгими взглядами: я — ехидным, Полоз — хмурым.

— Да-а, — задумчиво протянула я. — Не везет тебе в последнее время, дорогой.

— Не везет, — в кои-то веки согласился со мной мой благоверный и глянул так, что купание в сливном бачке показалось мне пляжным отдыхом по сравнению с теми карами, которые могли грянуть в ближайшем будущем.

Ура! Вот уже второй день подряд я праздновала свою первую победу. Правда, молча и в компании только с самой собой, но меня подобное обстоятельство не очень огорчало. Я наконец-то спокойно дочитала книжку, меня никто никуда не таскал в неудобном и тесном кармане, и самое главное — я была одна. Моя основная проблема пока что была решена. Еще раз ура!

Полоз, во избежание неприятностей с отцом, остерегался моей милой компании за пределами нашей комнаты, и потому в течение дня наведывался крайне редко, но, как правило, всегда в самые неожиданные и не совсем подходящие моменты. Видимо, хотел застать меня врасплох и наконец узнать, как же я выгляжу на самом деле (цель женитьбы он еще не забыл, к сожалению), но не тут-то было. Со слухом у меня все в порядке, а он топал по коридору так, что только безнадежно мертвый не услышал бы, поэтому его план внезапности был изначально обречен на провал. Все наши немногочисленные разговоры сводились в основном к одному: кто из нас больше похож на человека как в прямом, так и в переносном смысле, но компромисса пока еще не было найдено ни разу, а последнее слово чаще всего оставалось за мной.

Думаю, не надо говорить, что из комнаты меня тоже никуда не выпускали. Гады, конечно, но мне пока это было на руку. Вот интересно, если бы папашка знал, как меня тут «любить» будут, он согласился бы на этот брак? Хотя ему-то что, не его же замуж выдали.

Но такая моя безмятежная и славная замужняя идиллия длилась недолго. Я еще насладиться ею в полной мере не успела, только-только привыкать начала, когда однажды посреди белого дня вернулся мой благоверный. А с утра говорил, что дел по горло… Обманщик!

— Саламандра, идем! — коротко приказал он, застывая холодным памятником в дверях.

— Это куда же? — лениво полюбопытствовала я, нежась в камине и совершенно не собираясь даже лапкой шевелить ему в угоду. — Я занята, у меня огненные процедуры. Не видишь?

— Заканчивай плавиться и пошли! — не отставал он.

Угу! Вот сейчас все брошу и рвану сломя голову неизвестно куда!

— Не хочу! — продолжала капризничать я.

— Саламандра!

— Да, дорогой?

Люблю его доводить, он так забавно пытается справиться с раздражением. Хорошо, что через пламя не видно, насколько сильно я довольна.

— Салли, мне некогда с тобой препираться, нас ждут, — сквозь зубы процедил Полоз.

— И кто же? Вальсия, что ли? — не смогла удержаться от колкости я. — Иди один, не хочу вам мешать…

Выплеснутый прямо в камин таз воды заставил меня выскочить наружу в клубах белого пара как ошпаренной.

— Обалдел совсем?! — отплевываясь, фыркая и чихая одновременно, взвизгнула я. — Предупреждать надо! Пожарник высокогорный!

— С тобой все предупреждения — только пустое сотрясание воздуха, — исчерпывающе пояснил мой ящерицененавистный муженек, подцепив меня с пола.

— Эй! Что это еще за фамильярности? Куда ты меня тащишь? У меня совсем другие планы на вечер! Отпусти сейчас же, а то опять петь начну!

Последняя угроза осталась без должного внимания. Меня вынесли из комнаты и потащили куда-то по длинному, хорошо освещенному факелами коридору.

— Придется их немного изменить, — равнодушно вклинился в мои вопли Полоз. — Есть вещи, с которыми тебе теперь придется считаться, несмотря на все твои выходки.

— Вот еще! — громогласно возмущалась я на радость прислуге, тут же появившейся неизвестно откуда. Понимаю, кто же такое представление пропустит? Но меня наличие публики нисколько не смущало, и я продолжила: — Со мной никто не считается, а я, значит, должна? Не слишком ли много на себя берете? И ничего я тебе не должна, с папашки моего требуй.

— Слушай, давай ты потом повозмущаешься. — Мой муженек поморщился как от зубной боли. — У нас сейчас очень важное дело. Помолчи хотя бы несколько минут. Ладно?

— И не подумаю! Вот ты…

Продолжение фразы само собой оборвалось, потому что Полоз толкнул одну из тяжелых дверей с золотой (кто бы сомневался!) ручкой в виде головы змеи (тут тоже без комментариев), и мы оказались в большом просторном кабинете. То, что это именно кабинет, а не спальня и не столовая, было понятно даже полоумному ежику. Полки с книгами и документами вдоль левой стены, секретный ящик в углу для хранения ценных всякостей (у моего папашки трехголового тоже такой есть, он туда заначку прячет, я видела), горящий камин, широкие окна, задрапированные тяжелыми портьерами. За зеленым малахитовым столом сидел сам Владыка, углубившийся в какие-то бумаги.

Мимо нас из кабинета выскользнули в коридор несколько мужчин среднего возраста с пухлыми папками под мышками. Нормальные люди, самые обыкновенные, и глаза очень даже человеческие. В смысле зрачки. Что-то я в последнее время стала слишком много внимания обращать на такую незначительную часть внешности. Так и паранойю нажить недолго. Мужчины вежливо раскланялись с Полозом, с интересом посмотрели на меня, так и сидящую в кармане с приоткрытым от удивления ртом, и куда-то ретировались. Это что еще за кадры такие? Местная знать, что ли?

— Почему ты опоздал, Полоз? — не поднимая головы от бумаг, строго спросил Владыка, едва закрылась дверь и мы остались втроем. От его тона даже у меня в желудке холодно стало.

— Потому что кое-кто заставил меня жениться неизвестно на ком, — невозмутимо поддел отца мой муженек, усаживаясь в кресло по другую сторону стола. — Так что ты уж не обессудь… — Он картинно развел руками. — Пока отловишь эту хвостатую.

Владыка оторвался наконец от своего интересного чтива и недоуменно уставился на нас.

— Это я-то неизвестно кто?! — вполне резонно возмутилась я. — Это тебя-то заставили? Тоже мне жертва несправедливой женитьбы нашлась! Если уж среди нас и есть кто пострадавший от ваших политических махинаций, так это я! Вот угораздило-то царевной родиться…

— Скажи спасибо, что не лягушкой, — проворчал Полоз.

— Уж лучше бы лягушкой, — не осталась в долгу я. — Квакала бы себе спокойно и в ус не дула, а не сидела бы в кармане у всяких сомнительных личностей. К тому же царевен-лягушек принцы всякие целуют. — Я мечтательно закатила глаза и мстительно добавила: — А от тебя разве дождешься?

— Саламандра, ты, кажется, заговариваешься, — вполголоса осадил меня муженек сквозь зубы. Подобный разговор при лишних свидетелях его, похоже, не вдохновлял, но мне было наплевать.

— Разве?

— Я тебя придушу…

— Попробуй.

Полоз пожал плечами, как бы показывая отцу: «Ну вот, что я говорил?» — и быстренько перевел разговор на другую тему:

— Царь Долины выполняет условия договора?

Я благоразумно прислушалась, все-таки про отца моего речь толкуют.

— Да, — кивнул Владыка, продолжая буравить меня взглядом, очень далеким от восхищенного. — Пока все в порядке, мы уже заключили несколько выгодных договоров по поставке драгоценных камней с дальними землями. Где твои отчеты по новым месторождениям золота?

— Тьфу, забыл, — с досадой признался мой муженек и скосил на меня глаза, будто я была источником его склероза. Можно подумать, он воздушно-капельным путем передается! Мне ничего не оставалось, как только презрительно фыркнуть. Сам виноват.

— Ладно, попозже занесешь, — тяжело вздохнул отец. — Расчеты провел?

— Да.

Они помолчали. Причем очень содержательно помолчали. Не для меня, конечно. Владыка вопросительно приподнял правую бровь, глядя на сына, на что Полоз равнодушно пожал плечами, а Владыка опять нахмурился. Ну и что они против меня опять затеяли? Женить… тьфу, замуж выдать (всегда путала эти понятия) — выдали, с самим Вельзевулом и его несравненной женушкой познакомили, в комнате взаперти держат. Что следующее на очереди?

— Полоз, оставь нас наедине, я хочу поговорить с Саламандрой, — неожиданно приказал (именно приказал!) мой свекор, и я поняла, что мое дело — труба. Если с муженьком я еще могу позубоскалить, то с этим не особо разболтаешься. Посадит в террариум под колпак и искусственное освещение, и дело с концом.

Полоз водрузил меня на стол перед отцом, посмотрел, как мне показалось, несколько сочувственно и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Вот так, значит? Бросил, да? Ну и ладно. Хотя чего от него ждать-то можно, они тут все заодно. И против меня.

Я проводила его тоскливым взглядом и на всякий случай перебежала на другой конец стола, спрятавшись за кипой каких-то бумаг. Все, попала ты, бедная Салли, как кур в ощип. Сейчас тебя стращать не по-детски будут. Почему-то в присутствии свекра я сильно робела.

Владыка выдержал эффектную паузу, наверное рассчитанную на то, что я проникнусь серьезностью и ответственностью момента. Я честно прониклась, но виду не подала.

— Долго еще ты будешь устраивать этот балаган? — Голос Владыки прозвучал слишком резко и неожиданно, я даже вздрогнула.

— Балаган? — выглянув из-за своего убежища, осторожно переспросила я. — Какой еще балаган?

Лучше вызнать, о чем со мной разговаривать собираются, а там посмотрим.

— Со своей незабываемой внешностью.

— А чем она вам не нравится? По-моему, очень даже ничего, симпатичненько. Правда, все дело вкуса…

Я даже покрутилась, погладила свой пятнистый хвостик, в общем, демонстрировала себя как могла.

— Не прикидывайся глупее, чем ты есть на самом деле, — продолжал сохранять видимое спокойствие мой новый родственничек, наклоняясь ко мне. — Сейчас ты выслушаешь меня…

— А надо? — не удержалась я.

— Надо!

Я решила пока не спорить и сделала вид, что вся внимание. Владыка сцепил пальцы за спиной и, расхаживая перед столом, принялся вещать:

— Этот ваш брак действительно очень важный и нужный политический ход как для твоего отца, так и для меня. С помощью него урегулированы многие вопросы, которые раньше казались неразрешимыми и приводили к многочисленным и изматывающим войнам. Твой отец, прекрасно зная, что Царство Гор практически отрезано от всего остального мира границами вашего царства, беззастенчиво этим пользовался, стараясь обогатиться за счет поднятия въездной и выездной пошлины на товары. Бороться с этим бесполезно, он по-своему прав. Но нас такое положение не устраивало. Работать себе в убыток никому не хочется, а продавать горные разработки по завышенным ценам нецелесообразно, их просто никто не будет брать. Ко всему прочему, залежи все тех же драгоценных металлов и камней не оставляли твоего отца равнодушным, его казна не бездонна, а расходов слишком много. Особенно если учесть его слабость к некоторым видам напитков.

При упоминании об этом мне почему-то стало обидно за своего родителя. Пусть он сбагрил меня этим змееглазым, но не такой уж он и плохой, есть и в нем что-то хорошее, хоть он и Змей Горыныч. Только все почему-то предпочитают видеть одни недостатки, так удобнее.

— Не перебивай, — пресек мои искренние возмущения Владыка, заметив, что я открыла рот и собираюсь что-то сказать. — Постоянные набеги вашей армии на наши земли приводили к стычкам и распрям. Нежелание платить слишком большие пошлины с нашей стороны тоже вызывало бурные скандалы и перекрытие границ. Все это не могло долго служить мирному соседскому сосуществованию и нормальному развитию взаимоотношений. Думаю, ты это и так понимаешь.

Допустим, понимаю, и что с того? Я-то какое отношение имею ко всей этой денежной ерунде? Два взрослых мужика договориться никак не могут, а расплачиваются за это почему-то их любимые чада. В данном случае я говорю только о себе, естественно. Вот прелесть-то!

— Я бы, наверное, ни за что не согласился на брак моего сына с дочерью Царя Долины, если бы ты не была саламандрой, — неожиданно сказал Владыка, посчитав мое молчание знаком наивысшего внимания. — Он, конечно, выгоден для нас, но не так уж и оправдан, чтобы идти на этот шаг.

— Вот и нечего было, — раздраженно вклинилась я в его монолог. — Верните меня обратно, и я обещаю не мстить.

Значит, мои предположения, что я являюсь лакомым кусочком для этих хладнокровных змеюк только по причине наличия редкой второй ипостаси, оказались верными.

— Это невозможно, — отнял у меня вспыхнувшую было надежду Владыка.

— Почему же? — не отставала я, от волнения забыв про осторожность и полностью вылезая из-за бумаг. — У вас такие милые и шустрые летающие зверушки есть. Они мигом доставят меня домой…

— Нет!

— Почему «нет»? На мне что, свет клином сошелся?

— Сошелся! — Мой зеленоглазый свекор резко остановился и вперил в меня гневный взгляд. — Моему сыну нужна только саламандра, и никто другой.

— У него такая узконаправленная форма личных предпочтений? Сложновато ему с этим жить. Насколько мне известно, сейчас во всем мире саламандра только я одна. И давно вы сами-то узнали о сыновних предпочтениях? — не удержалась от ехидного вопроса я.

— Я знаю об этом всю жизнь. Вот только о тебе стало известно совсем недавно. Твой отец слишком тщательно скрывал сам факт твоего существования. Думаю, он тоже не хотел выдавать тебя замуж за моего сына.

— Но все-таки выдал. — Я от злости топнула лапкой по столу, умолчав, конечно, о том, что и для папашки не так давно оказалось новостью мое саламандрство. — За что ему отдельное спасибо.

— А личные предпочтения Полоза тут совершенно ни при чем. Это политика и высшие законы мира, против которых еще никому не удавалось выступить, — резко оборвал меня Владыка.

— Значит, я буду первой!

— Не будешь! — Мой свекор так саданул кулаком по столу, что на нем подпрыгнуло все, включая меня. Даже баночка с красными чернилами опрокинулась. Алое пятно тут же расплылось по зеленому малахиту, я еле отскочить успела, чтобы не перепачкаться.

— И нечего на меня тут кулаками стучать! — возмутилась я. — Мне ваша политика бестолковая никуда не уперлась. Прибегают с утра пораньше, женят… тьфу, замуж выдают в срочном порядке без права на развод, даже дня с подружками попрощаться не дали. А потом еще требуют чего-то. Вот и получите — за что боролись, на то и напоролись. — Я хлюпнула носом и пошлепала себя по бокам в поисках кармана с носовым платком, но, вспомнив, что у меня нет не только носового платка, но и карманов, утерла нос лапкой.

— Что значит, и дня тебе не оставили? — не понял меня Владыка. — Наши сваты за месяц до свадьбы приезжали, все вопросы были решены к обоюдному согласию. Истинная цель этого брака ни для кого не являлась секретом — Полозу нужен наследник, Царству Гор — свободный проезд через ваши земли, твоему отцу — золото, и никто слова против не сказал. А что ты в итоге нам устроила?

— За какой месяц?.. — опешила я, и тут странная догадка пришла мне в голову. Неужели отец специально ничего не говорил мне, потому что заранее знал, что я не соглашусь и сделаю все, чтобы этой свадьбы не было? Ну и кто он после всего этого? Вот свинья-то! Вот предатель! И эти тоже хороши, устроили тут племзавод. А не дождутся!

— Саламандра, давай прекратим этот пустой разговор и поговорим как взрослые… люди. — Владыка сделал упор на последнем слове.

— Не получится, — злорадно сообщила я, сделав вывод, что против меня ополчился весь мир, а значит, виноваты все подряд.

— Почему?

— Потому что я человеком становиться не собираюсь.

— В любом случае, ты не сможешь долго оставаться в животной ипостаси, она истощит тебя или перестанет быть подконтрольной. — В голосе Владыки зазвучали металлические нотки.

— А как же любовь и все такое? — привела я очередной, как мне показалось, очень серьезный довод.

— Политика и любовь — вещи несовместимые, запомни это, — раздраженно ответил свекор. — Полоз тоже тебя не любит, но прекрасно понимает всю возложенную на него ответственность. У тебя нет выбора.

— А это мы еще посмотрим!

За дверью раздались шаги. По характерному топоту я безошибочно определила их обладателя. Вот он, кого не ждали, — явился, не запылился.

Владыка на мгновение отвлекся от меня на открывающуюся дверь и поднял глаза. Откуда пришла в мою дурную голову очередная безумная идея, сказать уже сложно (не от большого ума, это точно, на то она и безумная), но осуществила я ее незамедлительно, брыкнувшись в кроваво-красную чернильную лужу кверху лапками и застыв в очень живописной позе невинно убиенного. Не люблю пачкаться, зато какой был эффект! Оно того стоило!

Вошедший Полоз сначала спокойно посмотрел на отца, потом опустил взгляд на стол, да так и застыл в дверях, уставившись на распластанную меня все больше и больше округляющимися глазами по мере осознания увиденного.

— Отец, что ты наделал? — неожиданно севшим голосом прохрипел он, заметно бледнея. — Зачем?!

— Давно надо было это сделать, — не понимая пока еще такой странной реакции сына, надменно ответил Владыка. — Слишком много воли, похоже, Змей ей давал, пришлось немного вразумить.

— Ты уверен, что не переборщил? — Полоз, как мне показалось, уже был близок к настоящей панике. Ну еще бы! Оставил жену вполне живую и здоровую, а пришел к хладному трупику, утопающему в луже крови. Есть отчего инфаркту случиться. Или это он так своеобразно радуется и никак не может поверить своему счастью?

Мой благоверный, не глядя, швырнул папку, с которой пришел, куда-то за пределы моей видимости и подскочил к столу. Я еле удержалась, чтобы не расхохотаться от такой удивительной прыти. Он ведь так скоро и меня ловить научится.

— Отец, как ты мог?!