Эликсир Купрума Эса Сотник Юрий
– Ну да. А птицы во время перелёта ещё как-то ориентируются. Вот люди и стараются узнать, как это у них получается, чтобы использовать это дело в технике.
– Так! Едем дальше. «Секция математики». Что же, они сидят да задачки решают? Мало я с ними в школе мучаюсь! «Энтомология», «Геология»… Во! «Секция биохимии. Ведёт К. С. Дрогин». «Ка Эс» – это Куприян Семёнович, Купрум Эс, одним словом. Гляди! У него две группы занимаются: одна – по воскресеньям и четвергам, а другая – по вторникам и субботам. С шести тридцати. А когда кончаются занятия, не указано.
– Значит, он и сегодня вечером будет заниматься. – Родя пробежал глазами всё расписание до конца и сказал: – Слушай-ка! А ведь тут секции астрономии нет. Куда же нам записываться?
Веня некоторое время молчал, глядя на расписание.
– Вот это да! – наконец проговорил он. – На Луну летают, на Марс, на Венеру, всякие там автоматические станции… а тут даже астрономии нет. – Он помолчал и повернулся к Роде: – Что будем делать?
– Может, давай запишемся к Купруму Эсу, на биохимию? Заодно разведаем, что там у него с этими окнами.
– А ты знаешь, с чем её едят, эту биохимию?
– Н-ну… это, наверное, химия пополам с биологией.
– А точнее?
Химию Родя с Веней ещё не проходили, но химическими экспериментами занимались ещё в прошлом году, когда учились в четвёртом классе в старой школе. Родя нашёл учебник химии, по которому учился ещё его папа. Веня стащил у отца граммов пятьдесят аккумуляторной кислоты, и они развели её по всем правилам, как было указано в учебнике: наливая кислоту в воду, а не наоборот. Затем они выковыряли цинк из старых батареек, нарезали его на мелкие кусочки и смешали всё это в бутылке с разбавленной кислотой. На горлышко бутылки они нацепили оболочку воздушного шарика, купленного в игрушечном отделе универмага. Цинк очень хорошо реагировал с кислотой, даже слышно было, как шипят пузырьки водорода в бутылке, но шарик надувался медленно. Экспериментаторам надоело ждать, и они решили посмотреть, как водород горит. Пока Родя зажимал ладонью горлышко бутылки, Веня сбегал в кухню и принёс спички. Бутылка, к счастью, не разорвалась, но водород так хлопнул, что прибежала Венина мама и тут же выбросила «лабораторию» в мусоропровод.
– А точнее? – повторил вопрос Веня.
– Ну, понимаешь, это смесь биологии и химии.
– Что «химия пополам с биологией», что «смесь биологии и химии» – это же один чёрт! В общем, ты в этом деле понимаешь не больше меня.
– Ага, – согласился Родя.
– Ну, вот придём мы сейчас к дежурному педагогу, а он спросит: «А что вас, собственно, интересует в этой самой биохимии?» Тогда что?
– Конечно, глупо получается… – Родя подумал. – Слушай! А давай придём и откровенно скажем: «Мы хотим не только мастерить что-нибудь, как в кружке „Умелые руки“, а заниматься чем-нибудь более серьёзным – что-нибудь исследовать, изобретать… Вот чем вы нам посоветуете заняться?»
– Ладно! Давай так. Только на черта мы трубу тогда притащили?
– Ну, пусть видит, что мы не игрушки какие-нибудь умеем делать.
Приятели подошли к указанной им двери и постучали.
– Да! – послышался низкий голос.
Ребята вошли в маленький кабинетик и увидели сидящую за столом пожилую женщину, сухую, со впалыми щеками и с чёрными, с яркой проседью, волосами.
– Чем могу служить, ребята? – спросила она басом.
Друзья помолчали, оробев. Потом Веня тронул Родю локтём, и тот заговорил, держа трубу двумя руками перед грудью:
– Здравствуйте! Мы хотим записаться в общество «Разведчик».
– Ничего не выйдет, дорогие. В «Разведчик» мы записываем начиная с седьмого класса, а вы, судя по вашему виду, этого возраста ещё не достигли. – Она помолчала, глядя на трубу. – Что это у тебя?
– Труба… астрономическая.
– Самодельная, – добавил Веня. – Мы думали, у вас астрономическая секция есть, и хотели в неё записаться, а теперь… – Веня запнулся.
– А теперь? – спросила женщина.
– А теперь мы думали, что вы нам посоветуете, чем бы заняться.
– Ну чем именно?
– Ну, что-нибудь исследовать… или сконструировать что-нибудь… Полезное что-нибудь такое.
– Увы, друзья, – твёрдо сказала женщина. – В общество «Разведчик» принимаются ребята с более основательными знаниями. Это во-первых. А во-вторых, вот вы даже сами ещё не знаете, что хотите исследовать, что конструировать. А ведь к нам идёт молодёжь с уже определившимися интересами. Так что милости просим годика через два.
Ребята двинулись было к двери, но Родя вдруг остановился.
– Странно! – сказал он, вдруг осмелев. – Дворец пионеров, а занимаются тут всё больше комсомольцы.
– Ошибаешься, дорогой, не Дворец пионеров, а Дворец пионеров и школьников. А среди школьников могут быть и десятиклассники. Кроме того, для ребят вашего возраста у нас двадцать два кружка и коллектива. На выбор!
Ребята невнятно пробормотали «До свидания» и ушли. На душе у обоих было кисло.
– По-дурацки всё получилось, – сказал Родя. – Надо было сначала придумать что-нибудь определённое, чем хотим заниматься, а тогда уж разговаривать.
– Ага. А то пришли как идиотики, – согласился Веня. Вдруг он повертел головой, оглядываясь, схватил Родю за руку и шепнул: – Ну-ка… пошли!
Родя сразу понял своего друга. Слева от двери вела наверх лестница; техничка, сидевшая в вестибюле, смотрела в сторону, противоположную от ребят, а там, наверху, находилась лаборатория биохимии, которая так их интересовала. Вдруг дверь её открыта? Вдруг в эту лабораторию можно заглянуть? Ни Родя, ни Веня не думали, зачем им, собственно, туда заглядывать и что они в результате этого заглядывания смогут узнать. Оба шмыгнули к лестнице, на цыпочках поднялись по ней и очутились в широком, уходившем вправо коридоре. Здесь было так же пусто и тихо, как в вестибюле, только сверху по-прежнему доносились музыка и пение. Прямо напротив лестницы находилась дверь с табличкой: «Лаборатория электроники и автоматики».
– Видал? – тихо сказал Веня. – Это самая крайняя комната. Тут, считай, три окна. А теперь пошли сюда!
Он повел Родю направо и остановился перед следующей дверью, на которой висела табличка: «Лаборатория биохимии». Всё точно! Там первое, второе и третье окно, а здесь – четвёртое, пятое и шестое.
Родя попробовал открыть дверь, но она была заперта. Больше тут делать было нечего, и друзья направились обратно к лестнице, но, прежде чем свернуть на площадку, Родя остановился. К глухой торцовой стене коридора были прислонены большие щиты. Самый крупный из них был шириной метра в два, а высотой – все два с половиной. Наверху его Родя прочёл надпись: «Периодическая система Менделеева».
Друзья вышли на площадку лестницы. Тут Родя опять остановился и стал смотреть на щиты сбоку. Остановился и Веня. Щиты были прислонены к стене с большим наклоном. Подумав немного, Родя вдруг опустился на четвереньки и уполз в тёмное пространство между щитами и стеной. Держась ладонями за коленки, Веня с недоумением смотрел вслед своему другу. Секунд через пятнадцать Родя вернулся.
– Видал? – сказал он, отряхивая ладони и брюки. – Там даже сидеть можно, только голова немного упирается.
– Па-а-анятно, – протянул Веня.
– А что именно тебе понятно?
– Ну, те, кто в лабораторию пробираются, могут сначала тут спрятаться, а потом, когда все уйдут…
– Я не об этом думал. Я думал о том, что мы сами здесь можем засаду устроить.
– Гм! Засаду? Так ведь это же на всю ночь! А что родители скажут?
– Что-нибудь придумать для них придётся, чтобы не волновались. А может, и вообще не надо будет никакой засады. Понаблюдаем ещё разок за окнами, посмотрим, что скажет завтра Купрум Эс… Может, он уже в милицию заявил, и она сама засаду устроит.
– А ну-ка дай я погляжу, – сказал Веня и, став на карачки, тоже уполз за щиты.
– Ну как? – спросил его Родя, когда он вернулся.
– Нормально. Лишь бы кто-нибудь заглянуть не догадался, когда мы тут будем сидеть. Пошли!
Приятели повернулись, шагнули на площадку да так и застыли. Перед ними на лестнице, несколькими ступеньками ниже, стояла Зойка Ладошина и серьёзно смотрела на них своими чёрными глазами.
Очень долго длилось молчание. У Вени даже челюсть свело от удивления и досады. Наконец он выдавил с трудом:
– Ты… ты что тут?
– Я подымалась по лестнице, увидела, как Маршев вылезает из-за этих штук, ну… и я пошла уже потише. И я всё слышала.
– А ты… ты почему во дворце? – снова спросил Веня, хотя этот вопрос его нисколько не интересовал.
– Я тут в кружке занимаюсь. Художественного слова. У нас сегодня репетиция внеочередная. К майским праздникам. – Зоя помолчала, посмотрела в упор на Родю, на Веню: – Мальчики, ну а теперь говорите: кто забирается в лабораторию и при чём тут Купрум Эс?
– Мы не имеем права этого сказать, – как можно твёрже ответил Родя, а Веня добавил:
– Мы дали слово никому не говорить.
Снизу на лестнице появились сразу три девочки. Они поздоровались с Зоей и прошли на третий этаж. Только они исчезли из виду, как внизу появились ещё две девочки. Члены кружка художественного слова начали собираться.
– Ну-ка пойдёмте! – сказала Зоя и, взяв ребят за рукава, увела их в коридор второго этажа, где по-прежнему никого не было. – Мальчишки, слушайте! – решительно заговорила она, сдвинув брови. – Куприян Семёнович – наш знакомый. Он даже какой-то дальний родственник моей бабушки. И если вы мне ничего не скажете, я ему сама расскажу, как вас тут увидела, как вы ползали вон там, как вы говорили, что к нему в лабораторию кто-то забирается. Понятно теперь?
– Но… Ну, мы же слово дали! – сказал Родя.
– А теперь ещё слушайте! Если вы мне расскажете, я вам сама кое-что расскажу. Его родные замечают, что с ним неладное творится. Да и я замечаю, какой он странный стал. Ну?
И ребята не выдержали. Они рассказали Зое про светящиеся щели на окнах и про разговор с Купрумом Эсом.
– Ну, теперь что ты скажешь? – спросил Веня Зою.
Зоя подумала, опустив голову, прикусив нижнюю губу. Потом обратилась к Роде:
– Значит, он сначала сказал, что всё это глупости и что нехорошо распускать такие слухи. Так?
– Так, – подтвердил Родя.
– А потом он вернулся и стал просить, чтобы вы ничего не говорили?
– Ну да. Чтобы не спугнуть этих… кто в лабораторию забирается.
Зоя снова потупилась, прикусила губу. На этот раз она пребывала в раздумье что-то очень уж долго. Наконец она подняла голову:
– А теперь вы дайте мне слово, что никому не разболтаете про то, что я вам скажу.
– Даю честное слово, что никому не разболтаю, – сказал Родя, и Веня повторил эту фразу.
– Очень может быть… – медленно проговорила Зоя. – Очень может быть, что он сам туда забирается.
Тут Родя посмотрел на Веню, Веня посмотрел на Родю, и каждый невольно отметил, что вид у его друга очень глупый.
– Вот это да-а-а-а!.. – протянул Веня.
– А почему… а почему ты так думаешь? – спросил Родя.
– К нам недавно приходила его жена – бабушкина приятельница, – и она говорила, что Купрум Эс как-то странно стал себя вести.
– В каком смысле странно?
– Стал по ночам пропадать. То скажет, что в кино пойдёт на последний сеанс, а раньше его в кино было не затащить… То скажет, что у него совещание в районе и вернётся в час ночи… А то просто уйдёт прогуляться – и опять до часу… И весь дёрганый какой-то и до утра часто не спит…
– Да, Родька! Тут, похоже, что-то есть, – сказал Веня и обратился к Зое: – А что, он всегда был такой… немножко с приветом?
– Бабушка говорит, что он раньше настоящим учёным был. Он в каком-то очень важном институте работал, и у него эти… научные труды есть. Он даже бабушке одну свою книжку когда-то подарил. «Химия человеческого мозга» называется. С надписью.
– А почему он простым учителем стал? – спросил Родя.
– Ну, какие-то неприятности у него в институте получились. Он ушёл и стал учителем. Ой, товарищи, мне пора, я на репетицию опаздываю, – сказала Зоя другим тоном и пошла к лестнице. – Мы с вами ещё об этом поговорим, только не разболтайте никому, – добавила она, обернувшись.
Друзья тоже направились к выходу. Шли они очень медленно, останавливаясь через каждые два-три шага. Идя по коридору и спускаясь по лестнице, они обсудили такие вопросы.
Если в лабораторию в самом деле проникает Купрум Эс, тогда, возможно, он вернулся к научной работе и проводит какие-нибудь опыты. Но почему он это делает тайно? На этот вопрос могло быть только два ответа. Первый: опыты Купрума Эса имеют оборонное значение. Второй: Купрум Эс свихнулся и сам затевает что-нибудь недоброе – например, готовит взрывчатку или яд.
Было ещё одно предположение, которое высказал Родя: может быть, Зоя ошибается, и в лаборатории орудуют посторонние.
Друзья так обалдели от всех этих предположений, что с удовольствием выскочили на свежий воздух.
Глава седьмая
Выбежав из дворца, они тут же встретили свою одноклассницу Лялю Данилову, которую в шутку звали Круглой Отличницей, хотя среди её отметок имелись и четвёрки. У Ляли была круглая физиономия, круглые очки на курносом носу и волосы все в круглых завитушках. Только фигурка у неё была тоненькая, стройная. Она шла во дворец с красной картонной папкой в руке.
Ребята поздоровались с ней.
– Ты что, занимаешься здесь?
– Нет, я записываться…
– В какой кружок?
– Я не в кружок, я в научное общество.
– Куда-куда? – хором спросили мальчишки.
– В научное общество «Разведчик».
Ребята захохотали.
– Во, Родька, не только мы дураки! – воскликнул Веня и тут же рассказал Ляле, как им предложили явиться «годика через два».
– Я знаю, что записывают с седьмого класса, – спокойно ответила Ляля, – но меня, может быть, примут. В порядке исключения.
Она поднялась по ступенькам дворца и скрылась за дверью, а ребята уставились ей вслед.
– Видал? – сказал Веня. – «В порядке исключения»!
А Родя предложил:
– Давай походим тут, подождём, что у неё получится.
Приятели походили в небольшом парке перед дворцом минут пять или семь и снова увидели Лялю с её красной папкой. Губы её были сильно втянуты в рот.
– Что, не приняли? – догадался Веня.
– Нет, – коротко ответила Круглая Отличница и прошла мимо ребят.
Но те двинулись за ней.
– Слушай, – сказал Родя, – а почему ты решила, что тебе сделают исключение?
– Мне старший брат сказал, что, может быть, сделают. Он говорит, что моя работа очень серьёзная. Он сам член общества, только в другой секции.
– А что у тебя за работа? – спросил Веня.
– Я пустельгу прошлым летом изучала.
– Кого?
– Пустельгу. Это маленький сокол такой.
– Постой! А как ты его изучала? Расскажи подробней, – попросил Родя.
– Я летом жила у дяди в охотничьем хозяйстве, и он мне сказал, что пустельгу многие считают вредным хищником потому, что она уничтожает мелких полезных птиц. Охотники её за это стреляют. А дядя много лет в лесу живёт и ни разу не видел, чтобы пустельга охотилась на птиц. Вот он и посоветовал мне понаблюдать за пустельгой.
Ребят всё это заинтересовало, и Круглая Отличница рассказала, как она вела свои наблюдения.
Дядя показал ей несколько сосен, на которых были гнёзда пустельги. Самки в это время сидели на яйцах, а самцы занимались охотой. Дядя же научил Лялю самой простой маскировке: подобравшись поближе к сосне с гнездом, она связывала верхушки двух молодых деревец, росших друг возле друга, и получалось что-то вроде шалашика. Здесь Ляля затаивалась и смотрела в бинокль на птиц.
– Подолгу сидела? – спросил Веня.
– Больше двух часов не выдерживала. Комары ели. У дяди от них мази не было, так что я вся распухшая ходила.
– Всё-таки здорово! – сказал Родя. – Ну, и что же ты установила?
– Что пустельга, наоборот, даже полезная птица: она мышей уничтожает и крупных насекомых, жуков всяких… Правда, ящерицы ей тоже попадаются, но мышей в три раза больше.
– Ты, значит, наблюдала в бинокль, какую самец приносит добычу?
– Не только в бинокль. Я ещё погадки изучала.
– Погадки? А это что такое?
– Ну, то, что желудок пустельги не переваривает: шкурки мышей, кости, всякие жёсткие остатки насекомых… Пустельга их отрыгивает, и они падают на землю.
– Бе-е-е-е! – брезгливо проблеял Веня. – И ты в этом копалась! И тебе не противно было?
– Сначала противно… Но ведь люди и в трупах копаются для изучения медицины. Так вот, я ни разу не видела, чтобы пустельга какую-нибудь птичку принесла, и в погадках никаких остатков птиц не нашла.
– Вень! – сказал Родя. – Ну, может быть, мы с тобой недостойны того, чтобы нас приняли: построили трубу, а что делать дальше, не знаем. Но ведь Круглая настоящее исследование провела, да ещё когда была в четвёртом классе.
– Между прочим, мою заметку о пустельге по областному радио передавали, – вставила Ляля. – В детской передаче. Я её ещё осенью написала.
– Венька, слышал?.. Ляля, так что же тебе та тётка сказала? Ну, дежурный педагог?
– Сказала, что у меня образование недостаточное, что мне ещё рано.
– По-моему, это безобразие, – сказал Родя. – Ты чем в «Разведчике» хотела заниматься?
– Продолжать птиц изучать. В «Разведчике» секция орнитологов есть.
– А теперь что будешь делать?
– Не знаю. К дяде мы в этом году не поедем, а брат мой не может руководить: он орнитологией не интересуется.
– Ну вот! У тебя призвание, а ты больше года теряй!
– И я не одна такая, – заметила Круглая Отличница.
Она рассказала, что к её брату, который занимается в секции электроники и автоматики, часто приходят за советом мальчишки и даже девчонки, увлечённые техникой. Ляля назвала имена этих ребят, и среди них друзья услышали имя Валерки Иванова, того самого, с которым они собирали бумажную тару.
– Во, Родька! – удивился Веня. – Год проучились и не знаем, что он тоже такими делами занимается. А что он делает, этот Валерка?
– Он прибор такой построил, чтобы свои телефонные разговоры на магнитофон записывать.
И у Маршевых, и у Рудаковых магнитофоны были, поэтому друзья спросили почти одновременно:
– А как он его сделал?
– Я не могу объяснить. Хотите, пойдёмте к нам, и Валерка покажет своё приспособление. Он в нашем доме живёт.
Ребята согласились, и скоро они стояли перед дверью Лялиной квартиры. Круглая Отличница открыла её своим ключом.
– Гена, ты где? – спросила она.
– В кухне, – послышался ответ.
В этот момент раздался негромкий треск, лампочка в передней погасла. Тут же из кухни выскочил Лялин брат и, не обращая внимания на ребят, пробежал в комнату. Оттуда донёсся его сердитый голос:
– Ты что наделал? Ты зачем пробки пережёг? Ты зачем пинцет в розетку засунул?
– Пойдёмте! – спокойно пригласила Ляля, и все трое тоже вошли в комнату.
Там, расставив ноги, стоял невысокого роста коренастый парень в пёстром свитере и потрёпанных чёрных брюках. Родя и Веня видели его в школе. Скуластый, с волосами всклокоченными, но не курчавыми, как у Ляли, он мало походил на сестру. Перед ним, сунув указательный палец в рот, застыл мальчонка лет восьми.
– Я тебе что всегда говорю? – продолжал Гена. – Смотреть смотри, а трогать ничего не смей! Зачем сунул в розетку пинцет? Отвечай, ну!
– Так, – ответил мальчишка, не вынимая пальца изо рта.
– А вот за это иди теперь домой! Иди, иди! Уматывай! И вообще, тебе обедать пора.
Взяв малыша за плечи, Гена выпроводил его из квартиры, затем вернулся в комнату.
– Привет! Садитесь, – хмуро сказал он ребятам и обратился к сестре: – Ну как?
– Никак. До седьмого класса.
– Бюрократы! Что она тебе сказала?
Ляля передала брату разговор с дежурным педагогом.
– Она хоть работу посмотрела?
– Так… полистала…
– Ещё лучше! Пожалуй, надо было сразу к руководителю секции идти, а не к дежурному педагогу.
– Я спросила её об этом, а она говорит – безнадёжно: у них правила строгие.
Приятели слушали этот разговор и оглядывались.
Как видно, брат и сестра жили в этой комнате вместе. Тут были два дивана-кровати, стоящие углом друг к другу, шкаф и два стола с висящими над ними книжными полками. Один стол был маленький – новый, полированный, а другой побольше – обшарпанный, покрытый сверху листом пластмассы. На нём лежали инструменты и куски разноцветной проволоки, а сбоку были прикреплены небольшие тиски.
Ляля представила Веню и Родю и объяснила, зачем она их привела.
– Так ты позвони Валерке, и валите к нему. Зачем ему таскать магнитофон туда-сюда!
Ляля ушла звонить в другую комнату. Гена посмотрел на Родю:
– Это ты вчера придумал насчёт макулатуры?
– Ага! Это он! – с гордостью ответил Веня.
– Башка работает. – Гена взял у Вени астрономическую трубу. – Что это у тебя? – Получив ответ, он навёл трубу на окно: – Резкость неважная.
– А надо покрутить окуляр в одну сторону или в другую, – сказал Веня.
Гена покрутил:
– Теперь лучше. Только поле зрения маленькое. – Он стал разглядывать трубочку окуляра. – Резьба остроумно сделана.
На маленькую трубочку окуляра Родя намотал виток к витку голую проволоку, а на краю большого тубуса укрепил два зубчика из жести. Когда маленький тубус поворачивали, зубчики скользили между витками проволоки, и окуляр вдвигался в трубу или выдвигался из неё.
Вернулась Ляля и сообщила:
– Валерка сам придёт. Он хочет своё усовершенствование тебе показать.
Пока ждали Валерку, разговор снова зашёл о «Разведчике». Ляля сказала Гене, что Родю с Веней не приняли туда.
– Ну, нас-то, может быть, правильно не приняли, – скромно заметил Родя. – Мы ещё не знаем, что хотим исследовать.
Сунув руки в карманы брюк, Гена ходил по комнате мелкими неслышными шажками. Вдруг он остановился.
– Вы бы, знаете, какое исследование провели? Социологическое!
– Социологическое?
– Ага. Проведите опрос четвёртых, пятых, шестых классов и выясните, кто чем увлекается… Сколько среди вас конструкторов да изобретателей, сколько исследованиями всякими занимаются, вроде Ляльки…
В этот момент раздался звонок, Ляля побежала в переднюю и вернулась с Валеркой. Валерка был наполовину казах, но по виду его можно было принять за казаха чистокровного. Сейчас его смуглое лицо сияло улыбкой, а раскосые глаза так сузились, что их почти не было видно. В левой руке он нёс маленький кассетный магнитофон, на пальце правой руки у него был напёрсток, а на этом напёрстке лежал короткий цилиндрик сантиметра два с половиной в диаметре. От цилиндрика свисал провод в пластмассовой оболочке, а на конце провода болтался какой-то блестящий наконечник.
– Здрасте! – сказал Валерка всем и обратился к Гене, покачивая цилиндриком на указательном пальце: – Ну как, товарищ Данилов?
Гена подошёл, осмотрел напёрсток и цилиндрик.
– Во!.. Это дело! Все гениальные идеи просты, – сказал он и добавил, кивнув на ребят: – Объясни вот людям назначение прибора.
Оказывается, Валеркин отец был журналист. Ему часто приходилось получать всякие сведения по телефону, а записывать всё от руки было делом нелёгким и долгим, поэтому он постарался приспособить для этого магнитофон.
– Папа и так микрофон к трубке приложит, и эдак, – улыбаясь, рассказывал Валерка, – ничего не получалось: или магнитофон еле-еле записывает, или он сам ничего не слышит. Ну вот, значит, отец уехал в командировку, а я – к Гене… И он мне посоветовал.
– А что посоветовал? – спросил Родя.
– Электромагнитную индукцию использовать, – сказал Гена. – Я где-то читал, что на этом принципе такие приборы строятся, а как именно их делать, не знал, так что Валерке пришлось поэкспериментировать.
Родя и Веня слышали выражение «электромагнитная индукция», но что это такое, толком не знали, а спрашивать им не хотелось. Все прошли в другую комнату, и Валерка стал демонстрировать свой прибор. Он сел возле круглого столика, на котором стоял телефон, поставил на него свой магнитофон и взял левой рукой блестящий наконечник на конце провода.
– Итак, уважаемые граждане, начинаем испытания. В левой руке у меня штекер, и я его тыкаю в гнездо для микрофона.
– Вставляю, а не тыкаю, – поправил Гена.
– Ага. Вставляю. Теперь снимаю трубку, а эту штучку прикладываю вот так. – Валерка взял правой рукой трубку, а цилиндрик на указательном пальце прижал к её верхней части с тыльной стороны. – Теперь, значит, набираем номер и ведём разговор.
Трубка тихонько загудела, потом невнятно вякнула.
– Бабушка? Алло, бабушка! – заговорил Валерка. – Знаешь, что я тебе хотел сказать? Я тебе вот что хочу сказать…
Как видно, Валерка ещё не придумал, о чём говорить с бабушкой, зато у бабушки тема для разговора сразу нашлась. Трубка завякала быстро и довольно энергично, и у конструктора лицо стало серьёзным.