Жизнь и приключения Светы Хохряковой Догилева Татьяна

– Я эту ночь здесь посижу, дышится легче, лучше запомню, что военные говорят.

– Ну, тогда и я здесь, около вас.

– Делай, как хочешь.

Я вновь растянулась у ног старухи, и мы обе закрыли глаза. Я в попытке уснуть, она, видимо, в ожидании своих мертвецов.

Скоро она начала тихонько монотонно бормотать, я вслушивалась, вслушивалась, не поняла ни слова и незаметно заснула. Спала я на удивление крепко и ничего мне не снилось, а проснулась, когда светать только начинало.

Мейра, сидя на своей скамеечке, похрапывала. Я была почему-то бодра, спокойна и даже весела. Не стала ни о чем думать и занялась физическим трудом, развела костерок, что было совсем не трудно, так как угольки еще тлели. Сварила «свою» кашу. Тут, видно, Мейра от вкусного запаха проснулась и улыбнулась в свои два зуба: «Давай, давай поем твоей кашки напоследок».

Я наложила ей кашки в миску, себе тоже и поставила воду для кофе. Мейра была в прекраснейшем расположении духа.

Нахваливала завтрак и, если так можно сказать о древней старухе, вся светилась изнутри.

Утро было распрекраснейшим, мы все время подшучивали друг над другом. Мейра много смеялась, причем смех ее был каким-то на удивление молодым, и меня почему-то это страшно радовало. Очень мы были похожи на настоящих, любящих друг друга бабушку и внучку. Мне не хотелось никуда уходить, и я все отыскивала новые дела: вымыла посуду, убрала весь двор, и когда уже решила мыть полы в доме, Мейра сказала: «Подойди ко мне».

Я подошла, она взяла меня за руку, и я присела возле нее на камни, она начала гладить меня по голове и ласково смотреть мне в лицо.

– В нашем племени женщины всегда был главнее мужчин. Мужики только делали вид, что они верховодят и что от них зависит жизнь племени. Женщины всегда с ними соглашались, зачем спорить. Мы хорошо знали своих мужчин. Но добывали пропитание женщины, растили детей – женщины и женщины даже решали – воевать мужчинам или нет. И если понимали, что война неизбежна, – готовили своим воинам оружие.

Много, много лет прошло, а я, смотри-ка, опять решаю, когда начинать войну, и мужчины меня послушаются, какими бы умными и хитрыми они себе ни казались. Вот как! – Она тихонько и радостно засмеялась. – Бери пример с женщин нашего племени, соглашайся с всем, что тебе скажут мужчины, но поступай, как решишь сама. Плохих мертвецов не бойся, наши тебя в обиду не дадут, северная птичка. И я помогу, чем смогу, – она опять радостно засмеялась. – А теперь иди к Фаробундо. Война начинается, у каждого своя. И мы победим. – Она поцеловала меня нежно, а потом оттолкнула, повторив: – Иди!

И я пошла. Уже у дороги я оглянулась, чтобы помахать ей рукой, но она уже сидела с закрытыми глазами и снова, похоже, что-то бормотала.

Я уже ступила на дорогу, когда услышала: «Нинья! Вернись!» И я вернулась.

– Сестры сказали, чтобы это было у тебя, – и она стала вытаскивать из-за пазухи листочки с портретами, которые я рисовала. – Держи их на виду, когда пойдешь пещерами, хотят похвастаться перед другими. – Она протянула мне помятые портретики.

– Что мне делать с ними, если я все-таки выберусь?

– Возьми с собой, на север. Хотят, проказницы, хоть с портретов поглядеть на твою страну. И еще… – Старуха замялась в первый раз за всю историю нашего недолгого знакомства. – Меня тоже нарисуй, только молодой и красивой. Мне тоже хочется увидеть, как люди в снегу живут…

– Обещаю, бабушка Мейра, вы будете самой красивой, молодой и нарядной.

– Вот-вот, я и на самом деле такой была. Да ты сама увидишь. Я не вру. Еще – если будешь сильно волноваться – хлебни немного из бутылочки, только совсем немного. Отвар действует по-разному на земле и в пещерах. А теперь все, прощай. Молись своему Богу, я и ему помолюсь, и своих побеспокою просьбами. Теперь прощай!

– Прощайте! – сказала я и заплакала неожиданно для себя.

Шла по дороге к дом у Фаробундо, и какая-то невыносимая печаль разрывала мне сердце, я знала, что надо остановиться, успокоиться, не могу же я зареванная предстать перед командирами «Камина Хусто», а то, что они скоро заявятся – в этом не было никаких сомнений.

И чтобы прекратить это слезливое безобразие, я прямо на ходу достала бутылку кока-колы, да и хлебнула из нее. Села на обочину и стала ждать последствий. Я так внимательно прислушивалась к своему организму, в смысле, что с ним происходит после принятия волшебной жидкости, что как-то забыла про печаль и слезы. И даже повеселела, что бабкино зелье мне ничего плохого не сделало, вспомнила, что оставила свой мопед недалеко от дома Мейры, но решила не возвращаться – сколько можно прощаться в самом деле!

В деревне все свои, ничего с моим транспортным средством не случится. Я встала и бодро зашагала, готовая ко всему.

Фаробундо как раз укладывал овощи в прицеп, когда я предстала перед его очами.

– Ты как здесь? – удивился он как-то чересчур спокойно.

– Делишки кое-какие намечаются.

– Какие же?

– Тебе потом твои дружки с гор все расскажут.

Фаро пошел красными пятнами и попытался что-то сказать, но я не дала:

– Да ладно тебе, дед, меня же предупредили, что за мной будут присматривать, вот ты и присматривал. Я не в обиде, а даже благодарна. Присмотр был отличный. Я тебя, дед, полюбила, даже очень. Но сейчас начинаются крутые дела. Иди к Мейре, она тебя зовет. И, пожалуйста, там мопед лежит около кустов с большим мешком на багажнике, приволоки его сюда. Это мой мопед. Хочешь спросить, откуда у меня мопед? Считай, подарок любовника. Больше говорить ничего не стану, пошла купаться, буду в своей комнате ждать гостей. Ступай, сеньор Фаро, к Мейре. Ей срочно надо что-то сообщить. – И я, насвистывая (очень плохо, со свистом у меня всегда были проблемы), направилась к озеру.

Фаробундо что-то сказал про женщин, но я даже не прислушивалась, неинтересно мне было сейчас его мнение о женском поле.

Вода в озере Гуландос показалась мне парным молоком после ледяного озера в Лунге. Я долго плавала и плескалась совершенно голая, пока не почувствовала усталость. Вылезла, обсохла, пошла в дом, сделала омлет; позавтракала, надела чистую длинную майку и завалилась спать.

И спала тихо и спокойно, пока не почувствовала, что меня кто-то трясет. Я открыла глаза и увидела перед собой красивое и злое лицо Серхио.

– Здравствуй, любимый! – поприветствовала его я.

В ответ услышала ругань, но не расстроилась.

– Не мог бы ты приготовить для меня кофе и принести сюда. Морфей не хочет выпускать меня из своих объятий.

Он опять начал ругаться, но на кухню отправился. А я осталась в постели. Услышала голоса нескольких мужчин, переговаривающихся между собой, и поняла, что начальство «Камина Хусто» в сборе. Сейчас опять начнут орать и пугать меня. Да и фиг с ними, сегодня-то они точно со мной ничего не сделают, я им нужна.

Вошел один Серхио с чашкой пахучего кофе и подал мне.

Я приподнялась, взяла чашку, отхлебнула и оценила:

– Прекрасный. Благодарю тебя, Серхио.

Он промолчал и отошел к окну, я стала нести всякую ахинею про прекрасное утро, про красоту местной природы и так далее, пока он не рявкнул:

– Хватит!

– Молчу, – согласилась я, решив действовать как женщины из племени Мейры.

– Где ты была весь вчерашний день и всю ночь?

– Милый, если это допрос, то я должна переодеться. Без нижнего белья я чувствую себя голой, серьезного разговора не получится, – настрой другой. Ты можешь не выходить, а просто отвернуться.

И он снова уставился в окно.

Я быстро натянула на себя свою одежонку и уселась на кровати, прислонившись к стенке.

– Я готова, командир!

Он взял стул, уселся напротив меня:

– Я повторяю свой вопрос – где ты была.

Хотелось мне поерничать, но я решила не злить его, он так был крайне сердитый.

– Я была весь день в Лунге, а всю ночь спала около Мейры.

– Как ты попала в Лунг?

– А вы не знаете?

– Не твое дело. Отвечай.

Я честно все рассказала. Он встал и походил о комнатушке, что-то обдумывая.

– Идем на кухню, – приказал он.

Я повиновалась. На кухне конечно же сидели командиры Мигель и Хорхе. Я поприветствовала их с видом скромницы, хотя рожи у них были такие, что они не стоили никаких приветствий. Уселась напротив них.

– Ты была в Лунге? – нервно спросил Мигель.

– Была. Разве Серхио не рассказал вам про это?

– Вопросы здесь задавать будем мы! – заорал главный командир.

– Вы бы не кричали на меня, сеньор Мигель. Поберегите нервы и свои, и мои. Похоже, они нам скоро пригодятся.

Тут начали орать все трое, орали на меня, друг на друга, обвиняли в чем-то кого-то.

Я не стала вслушиваться, поняла только одно – руководство «Камина Хусто» в панике. Зрелище было неприятное, все-таки в глубине души я их держала за героев, а тут хрен знает что, а не герои. Я закрыла глаза, чтобы этого ничего не видеть, и заткнула уши указательными пальцами, а чтобы вообще от них отключиться, стала напевать песенку трех поросят.

Не успела я пропеть первый куплетик, как получила страшный удар в левую скулу и свалилась прямо со стулом. Открыв глаза, я увидела перед собой перекошенное от ненависти лицо Хорхе.

– Я тебя, сучка, даже не пристрелю, я тебя на куски разорву, если еще посмеешь обозвать нас свиньями.

Я зарыдала и припала к его ботинкам:

– Простите меня, сеньор Хорхе. Простите, я просто так пела, я никого не имела в виду. Не бейте меня больше, мне страшно.

Я валялась у его ног, заливала пол слезами и молила о пощаде.

Хорхе рывком поднял меня на ноги, схватил мое лицо двумя руками и прошипел, брызгая слюной:

– Ты будешь делать все, что тебе прикажут.

– Конечно, – ответила я как женщина из племени Мейры и изо всех сил ударила его коленом по яйцам.

Он согнулся с завываниями, а я мгновенно добавила ему стулом по голове. Он рухнул прямо в лужу моих слез. И пока корячился, я выхватила пистолет из кобуры и заорала: «Руки вверх!», взвела курок и засандалила поверженному командиру носком под дых, чтобы не отвлекал.

Мигель и Серхио стояли обалдевшие, потому что все действия произошли буквально за несколько секунд.

Они и не думали поднимать руки вверх, потому что, похоже, не верили своим глазам.

– Руки вверх! – завопила я истошно и выстрелила в потолок.

Тогда они мое требование быстренько исполнили. Так и стояли, изумленно глядя на меня.

– Дорогие сеньоры командиры организации «Камино Хусто», я удивлена и обижена вашим отношением ко мне. Я явно этого не заслужила, я в точности выполняла все ваши приказы. Мне поставили задачу – внедриться. Разве я не внедрилась? Я стала абсолютно своей в рыночной части Лианы, я даже сумела побывать в Лунге и наладить контакты с тамошними обитателями. Сегодня меня там опять ждут в гости. Я готова и дальше выполнять ваши приказы, но только в том случае, если вы избавите меня от оскорблений и унижений. Я не потерплю больше ни единого плохого слова в свой адрес. Конечно, я понимаю, что один пистолетик – ненадежная защита против орды борцов за справедливость. Но кое-каких неприятностей я сумею наделать, последнюю пулю оставлю себе. Так что думайте, господа, решайте. Я буду ждать в своей комнате Серхио. Я больше ни с кем разговаривать не стану, он один еще остался похож на человека, а не на оголтелого фаната справедливости. Какая такая справедливость, если вы так несправедливо поступаете со мной? Я вам не марионетка, я – человек, а как сказал один писатель, которого вы наверняка не читали: «Человек – это звучит гордо».

– Это сказал пролетарский писатель Горький, – произнес Мигель с каменным лицом.

– Не забывайте об этом, сеньор Мигель, – сказала я и ушла с кухни.

Я сидела на неубранной постели, прислонившись к стене спиной, и меня била нервная дрожь.

«Красный гнев» еще не прошел, и мне очень хотелось стрелять, просто стрелять, стрелять и стрелять. Не в кого-нибудь, а хотя бы в отрытое окно. Я осмотрела на пистолет, который стоял на предохранителе, и вдруг подумала: «А с чего это я так быстро с ним справилась? Я ж вообще стрелять не умею».

«Умеешь, – подсказала мне память, – тебя папа учил».

«Да, – сказала я себе. – Папа учил. В детстве. А пистолет у него был точно такой».

Я стала гладить пистолет, название которого не знала, и вспоминать моего красивого веселого отца Володю. Я вспомнила, как он любил меня, как все свободное время, которого было совсем немного, посвящал мне. Как мы ходили на базар и покупали овощи, как ловко он разрезал арбузы, и протягивал по красному сладкому ломтю мне и мамочке, и как мы не вставали из-за стола, пока не съедали его целиком. А потом весь день по очереди бегали в туалет и хохотали. Эти дни у нас так и назывались – писательские.

Папа иногда брал меня на полигон. Мама была очень против, но папа строго говорил: «Дочь военного должна знать, чем занимается ее отец».

А я горячо его поддерживала. Мне там очень не нравилось, на этих полигонах: пыльно, жарко и в общем-то ничего интересного. Но зато как круто было заявить на следующий день одноклассникам: «Я вчера каталась на танке» или «Я вчера стреляла из настоящего пистолета» – и чувствовать себя целый день королевой в глазах мальчишек, которые приставали ко мне с расспросами.

Да, именно на полигонах, куда папа брал меня в тихие дни, чтобы похвастаться перед товарищами дочкой, он учил меня стрелять из пистолета. У меня ничего не получалось, пистолет был слишком тяжелым и тугим для моих пальчиков, но пару раз я все-таки бабахнула самостоятельно, никуда, естественно, не попав.

Но папа все равно был горд и доволен своей боевой дочерью. Я редко вспоминала папу – слишком рано он ушел от нас, а потом началась такая тяжелая жизнь, что я всю любовь сосредоточила на мамочке, но сегодня папа Володя послал мне привет.

Спасибо, папа, я тебя помню и люблю.

Дрожь унялась, и я почувствовала дикую слабость. Вытянулась на кровати, положила пистолет рядом на подушке и стала просто смотреть на него.

Из кухни слышалась какая-то возня, видимо, оказывали помощь придурку Хорхе. Какие-то разговоры, но я не прислушивалась – я смотрела на папин пистолет.

Какая-то дрема напала на меня, и сколько времени прошло, до того как открылась дверь в мою комнату и вошел Серхио, я сказать бы не могла.

Он оценил мое состояние, подошел и присел на край кровати. Нежно погладил меня по щеке – это было приятно, но когда он попробовал меня поцеловать – я передернулась от отвращения, резко села и сказала:

– Это уже перебор, командир. Давай ближе к делу.

– К делу, так к делу. – Он опять поставил стул напротив меня и начал задавать вопросы.

Я все честно рассказала, как я попала в Лунг и что там со мной произошло, умолчала только о пещере.

Серхио встал и начал ходить по комнате, что-то обдумывая.

– Что ты делала у Мейры?

– А куда мне было еще податься?

– Она говорила тебе что-нибудь?

– Да, она сказала, что вы должны опередить американцев. Чтобы не началась большая война.

– Зачем она тебе это сказала?

– Спросите у нее. Видимо, она считает, что я тоже из «Камина Хусто».

– Знает, что ты русская?

– Нет. Но назвала меня северной птичкой.

– Кто помог тебе добраться с острова до Территории?

– Дельфины.

– Я тебе не верю.

– Твое дело. Я говорю правду.

– Скорее всего тебя каким-то образом вынесло на течение, а дельфины просто твои галлюцинации от перегрева, недоедания и стрессов.

– Считай, как хочешь. Приступай к делу, командир.

И Серхио приступил. Он провел долгую политинформацию, потом еще раз в подробностях пересказал все злодеяния Эскобара Санчеса, пытаясь разжечь ненависть в моем сердце к этому преступнику против человечества. Но ненависть не разожглась. Сердце мое билось ровно, я ждала продолжения, хотя уже догадалась, куда он клонит. Потом стал рассказывать про Аниту.

– Анита Санчес, в девичестве Анита Грасс, является внучкой нацистского преступника Иоганна Венцелля, бежавшего из Германии еще в 1944 году в Аргентину. Он работал в военной химической лаборатории, специалист по газам.

В Аргентине взял имя Иоганн Грасс и сделал большую ученую карьеру. Ни от кого не скрывался, открыто ездил за границу на разные симпозиумы, пользовался большим авторитетом в мире ученых-химиков.

Женился тоже на немке, немцев очень много появилось в Аргентине после войны. Она была его студенткой, разница в возрасте около 10 лет, звали ее Лотта Шнайдер. Родилась дочь, которую назвали Анитой.

Анита тоже решила стать химиком и, окончив школу, поступила к отцу на кафедру. Там же она и познакомилась с Эскобаром Санчесом, который тогда являлся любимым аспирантом профессора Грасса.

Санчес был выходцем из Корунды, из бедной семьи, всего добился сам, учился на госстипендию, которую выбил ему немецкий профессор.

Бедный провинциал влюбился в белоснежную красавицу Аниту до потери разума, но понимал, что надежд у него никаких – слишком велика социальная пропасть.

К тому времени Грассы стали очень состоятельной семьей – имели прекрасную квартиру в Буэнос-Айресе и особняк за городом.

Эскобар же снимал комнатушку в дешевом квартале, вечерами подрабатывал официантом. Не видать бы ему Аниты как своих ушей, но тут в благополучную жизнь семьи Грассов вмешалось государство Израиль.

У них, видимо, горел план по поимке и уничтожению нацистских преступников, и они вышли на Штайна-Грасса, который считался пропавшим без вести. Официально Штайн не был в списке преступников – он не проводил смертельных опытов на людях и вообще считался чистым теоретиком, но все лаборатория считалась преступной. Многие, кто не успел скрыться до падения Германии, понесли наказания, вплоть до расстрела. Израиль не верил в невиновность Штайна, и Моссад разработал операцию по его похищению и суда над ним в Германии. Это была одна из самых провальных операций легендарного Моссада. Глупее придумать было нельзя. Они долго следили за стариком, хотя каждый из соседей мог подробно рассказать о расписании профессора – 3 дня в Буэнос-Айресе, остальное время в загородном доме, где либо отдыхал, либо отправлялся на долгие пешие прогулки. Он был уже стар и нездоров. И когда наступил час икс – само похищение, он как раз шел в магазин по каким-то своим надобностям. Они вчетвером напали на него, не успели ничего, он просто умер у них в руках. У стальных парней наступила большая паника, этого не было в их расчетах, и они не придумали ничего лучшего, как просто бросить тело на дороге, загрузиться в свои машины и скрыться.

Профессора Грасса любили и уважали в Аргентине, его смерть вызвала много шума, общественность потребовала серьезного расследования, и оно началось.

Нашлись свидетели происшедшего, аргентинская разведка, не самая сильная в мире, все-таки вышла на след Моссада, и начался политический скандал.

Аргентинским властям не понравилось, что похищают их граждан прямо на территории их родины.

В ответ Израиль выложил досье на профессора Штайна-Грасса. Началась такая шумиха, что Анита с матерью не могли выйти из дома, окруженного кольцами папарацци. Тут верный рыцарь Аниты решил спасать свою королеву. Предложил руку и сердце и вывез Аниту Грасс с ее матерью в Корунду.

Там они отсиживались в какой-то Богом забытой деревушке, где и официально поженились.

Скандал ничем не закончился, через год мать Аниты умерла, и молодые супруги стали строить свою жизнь. Оба устроились преподавателями химии университета в Корунда-сити, но зарплата учителей не удовлетворила Санчеса. Он по-прежнему боготворил Аниту и обещал ей, что она будет жить, как королева. И начал по кирпичику строить для возлюбленной королевство.

Для начала вернулся в Буэнос-Айрес, устроился в столичный университет и очень быстро прослыл молодым гением. Он действительно был талантлив, и еще ему помог имидж любимого ученика профессора Грасса.

Он не боялся прессы, давал откровенные интервью и скоро стал медийной личностью. Вышел на наркобаронов и предложил свои услуги. Они заинтересовались его предложением. Так Эскобр Санчес начал свою жизнь в мире наркопроизводителей. Он оказался хватким и жестким и сделал большую карьеру на этом поприще. Разбогател и перевез свою Аниту опять в Буэнос-Айрес, окружив ее кучей охраны, родились дети, которых он просто обожал.

Ну а дальше полез в политику. В Аргентине развернуться было сложно и семья переехала в Корунду, где для него открывались неограниченные возможности.

Мне так надоело слушать бесконечную речь Серхио, что я брякнула по-русски:

– Кончай языком молоть, Серега. Говори, что от меня надо?

Надо отдать ему должное – никаких эмоций не отразилось на его лице.

– Во-первых, тебе запрещено говорить по-русски. Во-вторых, главная цель этой операции – физическое устранение Эскобара и Аниты Санчес.

– Ты это сейчас серьезно? – перешла я невольно на родной язык.

– Говори по-испански!

– Нет уж, земляк, уж по-русски. Позволь уж шахидке-смертнице напоследок наболтаться, не притворяясь. Хотя, впрочем, о чем мне с тобой болтать? Тебе надо выполнить задание и получить орден или повышение по службе. Ты сейчас в каком звании-то, Серега? Я думаю, уж никак не ниже полковника. Будешь генералом, я тебе говорю – будешь! – Я перекурила и сказала уже по-испански: – Слушать тебя сил у меня нету. Ты подробно напиши инструкцию, я обещаю выучить ее наизусть и уничтожить. А сейчас уж я по делам поеду – сначала поторгую с Фаробундо, потом соберу ребятишек – у них сегодня спектакль – объясню им кой-чего, пообедаю, дома изучу инструкцию, да и помолясь поеду. Большая просьба – чтобы я не видела рядом с собой людей «Камина Хусто», а то все может как-нибудь плохо кончится, вы поручили Фаробундо приглядывать за мной, вот пусть и дальше приглядывает. Берналь тоже ваш соглядатай?

– Нет, он никак не связан с «Камино Хусто».

– Слава богу, хоть здесь все по-честному.

– Где ты научилась пользоваться оружием?

– Мой папа был военным, танкистом, в детстве пытался научить. В трудный час пальчики вспомнили.

– Звучит неправдоподобно.

– Предлагаю другой вариант – я суперагент невидимой державы, а ты просто обосрался, несмотря на всю твою проницательность, опыт и ум. Ты уж сам разбирайся, земляк, который из вариантов тебе больше нравится.

В ответ он только улыбнулся, как будто мы мило болтали о погоде.

А дальше я со своим рюкзачком на спине села на свой мопед и покатила в Лиану на рынок. Хотела попрощаться с Мейрой, но еще издали заметила, что около ее дома ошиваются серьезные парни в камуфляже и банданах, и я просто помахала рукой, мне никто не ответил.

В Лиане я как ни в чем не бывало встала рядом с Фаробундо, вежливо поздоровавшись с ним, и начала торговать.

Фаро, буркнув что-то в ответ на мое приветствие, уселся в свое кресло и больше не проронил ни слова. А я почему-то торговала очень весело, была смешлива, и шутки мои были остроумными и задорными. Вдохновение напало, я же понимала, что это в последний раз, хотелось блеснуть. Продала все, и соседскую долю и долю хозяина. Люди мне улыбались, говорили хорошие слова и это было очень приятно – им-то я была небезразлична, они-то меня, если и не любили, то, по крайней мере, симпатизировали.

Продав все, до последнего кривого кабачка, я пошла к тем, кто меня точно уж любил – я пошла к своим детям.

– Я в сарай, – сообщила я своему надзирателю – он как будто не слышал, даже не шевельнулся в своем кресле.

Я повела под уздцы свой мопед с большим пыльным мешком на багажнике. Дети меня уже ждали. Они, видимо, о чем-то догадывались и смотрели на меня встревоженно.

– Привет, артисты! Чего невеселые?

– Сегодня будет спектакль? – спросили они практически хором.

– А то как же?

– Ура! – заорали дети.

– Только спектакль будет не совсем обычный. Маноло будет играть за меня.

– Как это? – опешил мальчик.

– А вот так. Пора вам становиться самостоятельными. Ты у нас лидер и самый старший. Прекрасно справишься, остальные тебе помогут. Ведь поможете? – обратилась я остальным.

– Да! – прозвучал многоголосый ответ.

– А выбудете смотреть?

– К сожалению, не смогу. Я вынуждена уехать в Корунда-сити, в голландское представительство – пришла повестка. Видимо, кто-то из родственников отыскался! – радостно сообщила я.

Дети же не понимали: радоваться им или нет. Несколько детей обрадовались, что у сеньоры Пепы нашлись папа и мама, и они начали меня искренне поздравлять. Другие же не бросились с поцелуями и объятиями, а молча стояли в задумчивости.

– Так что какое-то время вам придется обходиться без меня. Но я спокойна, вы у меня настоящие молодцы, практически профессиональные артисты и не дадите загнуться нашему маленькому театру.

– Взрослые вам будут во всем помогать, я об этом позабочусь. И вот вам небольшой сюрприз, – я подняла вверх пыльный атласный мешок.

– Что это?

– Сейчас посмотрим!

Все сгрудились вокруг меня, а я как волшебница стала доставать из мешка куклу за куклой и передавать их детям.

Куклы были невероятно красивы – идальго в атласных плащах и широкополых шляпах, дамы в роскошных платьях с невероятными прическами из искусственных волос, все украшенные драгоценностями, злые и добрые, король в короне и принц с принцессой.

Дети благоговейно рассматривали кукол и передавали их из рук в руки.

– Поступайте с ними, как хотите. Можете даже взять их домой, только не перессорьтесь кому какая. А когда наиграетесь, мой совет – принесите их сюда, в сарай, играйте вместе, глядишь, в общей игре придумается какая-нибудь история, и из нее сделайте спектакль. А сейчас участники крокодила ко мне, будет репетиция по вводу Маноло.

Ракель и Пабло мгновенно подошли, оставив кукол. Мы начали репетицию, она оказалась недолгой и плодотворной. У Маноло все прекрасно получалось. Я первый раз видела работу ребят со стороны и даже расплакалась от гордости.

Работали они прекрасно. Предваряя их вопросы, я так и сказала: «Плачу от восхищения вами. Какие же вы талантливые! Я вас всех очень люблю, спасибо вам за сотрудничество. Да поможет вам Бог, мои дорогие!»

Повернулась и вышла, потому что дальше я бы не выдержала. Добралась до домика и рухнула на постель.

Долго мне поваляться не дали. Когда идет подготовка к войне, мешкать, знаете ли, нельзя. Конечно, явился мой красавец – командир Серхио с черным небольшим рюкзаком.

– Вот инструкция, – и он протянул мне листок.

Много мне чего предстояло сделать, например, вывести из строя противовоздушную оборону объекта. Я заставила себя сдержать истерический хохот. Не могли же они всерьез считать, что я на это способна. Еще от меня требовалось физически устранить владельцев объекта и после этого дать сигнал из ракетницы.

Я легла на кровать и закрыла глаза. Или они там все сумасшедшие, в своей «Камина Хусто», или таковой считают меня.

– О чем ты думаешь? – спросил Серхио.

– Думаю, проронишь ли ты хоть одну слезинку, любимый, когда я сдохну?

Он ответил:

– Если тебе удастся сделать хоть что-нибудь – это уже будет большая помощь.

– Значит, не проронишь.

– Ты умеешь пользоваться ракетницей?

– Конечно нет.

– Папа-танкист не обучил?

– Да я бы ее и в руках не удержала в то время.

– Это почти как пистолет. Смотри.

И я без интереса стала смотреть на эту байду, понимая, что выстрелить из нее мне уж никак не удастся.

Потом он достал флакончик духов и объяснил:

– Это сильнейший яд. Действует даже через кожу, достаточно несколько капелек. Так же можно подмешать в еду или питье. Обращайся очень осторожно, если случайно попадешь на себя – много-много воды на место попадания и вот таблетки – противоядие.

– Тогда давай и кинжал.

– Зачем?

– Ну я же теперь рыцарь яда и кинжала.

– Вместо кинжала – старый твой дружок, – и он протянул мне пистолет Хорхе и запасной блок патронов. – Удастся тебе выполнить задание или нет – на третий день мы все равно начинаем штурм. У нас нет времени. Американцы наметили свою операцию через полтора месяца. Мы сильно рискуем, обращаясь к тебе с таким почти невыполнимым планом, ты абсолютно не готова. Но ты только представь, что будет, если американцы придут в Соматэ. Они не пощадят никого, и твоих талантливых детей тоже, они все погибнут, все.

– Но почему?

– Корунда слишком близко к Америке, и неуправляемое самостоятельное государство им совсем ни к чему, а во-вторых, уничтожение Санчеса им еще более необходимо, чем нам. Он слишком много знает, и если останется живым и начнет говорить, многим высокопоставленным чиновникам грозит просто тюрьма.

– Зачем убивать Аниту?

– По тем же причинам.

Он сел ко мне на кровать.

– Так что, помогая с Лунгом, ты спасешь много хороших людей, которые были добры к тебе и полюбили тебя. Ты спасешь Теа с маленьким Берналем, Кончиту, Мейру, Фаробундо…