Песня Кахунши Ирани Анош
Политик вошел в мандир. Теперь Чамди замечает и полицейского, тот стоит совсем рядом с Сумди. Чамди облегченно вздыхает. Ну вот, теперь Сумди откажется от своего плана. Поймет, что ограбить храм даже пытаться глупо, и уйдет. Ничего, найдется и другой способ добыть деньги. Конечно, не сразу, но они что-нибудь обязательно придумают, они же умные ребята. Спасут ребенка и уберутся из этого города.
Человек десять вошли вместе с политиком в мандир. Сумди и Гудди стоят себе около храма, не обращая на полицейского никакого внимания. Чамди идет к ним. Конечно, он весь в масле, но сейчас ведь это уже не имеет значения!
Сумди испуганно смотрит на него. Гудди делает несколько шагов навстречу. Сумди не двигается с места, стоит, уперев руки в бока. Чамди знает, что Гудди сейчас обзовет его трусом. Он пристыженно опускает голову, потом все же решается посмотреть ей в глаза. Гудди быстро приближается.
Невероятная сила швыряет Чамди лицом оземь. С неба сыплются бетонные блоки. Чамди закрывает голову руками. Потом открывает глаза – и ничего не видит: перед ним плотная завеса черного дыма. Намасленное тело облеплено серой пылью. Где Гудди? Чамди не сразу понимает, что уже вскочил на ноги. На месте зарешеченного храмового оконца зияет большая дыра. А это что за окровавленный куль? Чамди кричит, но крика своего не слышит. Это Сумди. Лежит ничком, спина разворочена. Чамди делает шаг, но ноги не идут, и он оседает на землю. Уши словно ватой заложило. Чамди ползком подбирается к Сумди, поворачивает его голову. Изо рта струйкой бежит кровь. Чамди опускает голову Сумди. Понемногу возвращается слух. Кто-то приглушенно стонет. Чамди тихонько зовет:
– Гудди… Гудди…
Встает на колени, на ноги, распрямляется, оглядывается по сторонам. Делает шаг в темноту, туда, откуда доносятся стоны. И спотыкается о труп мужчины. Чамди в ужасе отпрыгивает назад и налетает на обломок бетонной плиты. Храмовый колокол лежит на боку, по всей улице разбросаны туфли и сандалии. Гудди нигде не видно. На тротуаре лежит оторванная рука, на запястье часы. Кто-то в коричневом платье ползет в сторону храма. Гудди! Чамди подбегает и хватает ее за плечо. Она взвизгивает от испуга.
– Это я, Чамди! – кричит он и отшатывается. Перед ним взрослая женщина.
Чамди отпускает ее руку, и женщина ползет дальше. Рядом корчится мужчина, из его шеи и живота торчат крупные осколки стекла. Чамди задыхается от пыли, никак не может откашляться, сгибается, чуть не падает. И видит велосипедное колесо. На нем рука. Оранжевые браслеты. Спотыкаясь, Чамди бросается вперед и осторожно переворачивает Гудди.
Из носа течет кровь. На лбу глубокая рана. Помощи ждать неоткуда. Чамди зовет Гудди, тихонько похлопывает ее по щекам. Она не реагирует. Кровь стекает по лицу. Нужно отнести ее к доктору, в медпункт. Чамди пытается поднять девочку. Тяжелая. Тащит за руки. А вдруг ее нельзя тащить за руки, вдруг они сломаны? Собрав все силы, взваливает ее на плечи. Оглядывается в поисках двери в медпункт. Навстречу бегут трое, проносятся мимо, словно его и на свете нет. Спешат к белому «амбассадору», охваченному пламенем. Полицейский джип лежит на боку.
Вот она, дверь медпункта. Заперта. Чамди бережно опускает Гудди на ступеньки. Колотит в дверь. Хочет закричать, позвать на помощь, но голос пропал, и Чамди стучит, все громче и громче. Почему доктор не открывает? Голос внезапно возвращается, но Чамди не кричит, а воет как зверь, продолжая лупить по двери окровавленными кулаками. Неожиданно он понимает: никто не сможет ему помочь. Чамди садится. Сидит, как будто ничего не случилось. Тупо смотрит на искалеченный мандир. Рядом останавливаются две бродячие собаки. Чамди трудно дышать. И смотреть на Гудди тоже трудно, лучше уж на собак. Собаки сели и не шевелятся.
Наконец он приходит в себя. Отирает кровь с лица Гудди. Ему кажется, что сквозь завесу пыли и дыма он видит Сумди, ничком лежащего на земле. Чамди заставляет себя отвернуться, и взгляд натыкается на труп старухи, которая плела гирлянды. Тело осыпано бархотками и лилиями, белое сари залито алой кровью.
«Гудди жива, – говорит он себе. – Не может она умереть». Знал же он, что мандир грабить нельзя, ничего хорошего из этого не выйдет. На лбу у Гудди рана, как у Мунны. Чамди поднимается на ноги. Только один человек может помочь.
Дарзи-портной зашил Мунне рану, значит, он и Гудди спасет.
«Тут недалеко, – говорит он себе, – я добегу».
Чамди спрыгивает со ступенек и бежит, бежит даже быстрее, чем в ту первую ночь, когда он ушел из приюта. Быстрее, чем бежал бы, если бы ограбил храм. От него зависит то, что дороже любых денег. В жизни Чамди еще не бегал так быстро, вот только со зрением у него что-то. Улица кружится перед глазами. Колени подгибаются, и он падает на спину. Последнее, что он видит, – черное небо в разгар белого дня.
Сознание возвращается, и вместе с ним возвращается страх. Чего он боится? Какой-то старик склоняется над ним, протягивает руку, помогает подняться. Улица перестала кружиться, и Чамди идет быстрым шагом, потом снова пускается бегом, несется, как серебристая рыбка вниз по течению ручья. Интересно, он в правильную сторону бежит? Да.
С облегчением Чамди узнает магазин одежды «Пушпам», кафе «Ширин», а дальше уже видно их дерево. Прохожие спешат убраться подальше от храма. Аптекарь с лязгом опускает железные шторы. Завывает сирена «скорой помощи», и от этого звука становится совсем страшно.
Тяжело дышать. Странно, Чамди пробежал-то совсем немного. На зубах скрипит бетонная пыль, ноздри забиты. Ничего не поделаешь, придется терпеть. «Нельзя останавливаться, – говорит он себе, – главное, чтобы ноги работали, а без воздуха я обойдусь».
Чамди пересекает дорогу, проносится мимо дерева, минует сгоревшее здание, проскальзывает через дыру на школьную площадку. И замирает, пораженный. Мальчики в белых рубашках и шортах цвета хаки и девочки с голубыми лентами в волосах играют в шакли. Все держатся за руки. На секунду игра прерывается, ребята расступаются и пропускают Чамди. Они словно бы и не подозревают о взрыве.
Вот уже показался дом Дарзи. Чамди бежит к двери, стучит. Нет ответа. Он стучит сильнее. Внезапно дверь распахивается. На пороге стоит Ананд-бхаи.
Чамди не знает, что сказать, он не ожидал увидеть здесь бандита.
– Чего тебе, ублюдок?
– Это я, Чамди…
Его не узнали – он без рубашки и весь в белой пыли. Ресницы склеились. Чамди быстро трет пальцем глаза.
– Я друг Сумди.
– И что?
– Там… в храме… взрыв…
– Я знаю. Проваливай.
В комнате кто-то стонет, но Чамди не отступает, ему нужен Дарзи.
– Гудди ранена! Спасите ее!
– Там полно раненых. Вали отсюда!
– Пожалуйста, попросите Дарзи…
Ананд-бхаи захлопывает дверь.
Чамди ушам своим не верит. Он никак не может отдышаться. На груди у него кровь – наверное, это кровь Гудди. Напрасно он оставил ее одну. Там решат, что она мертвая, и увезут. Если бы только Сумди был рядом. Он бы придумал, как спасти Гудди. Чамди нужно обязательно прорваться к Дарзи. Может, он добрый, может, согласится помочь? Чамди изо всех сил колотит в дверь. Ему страшно: что, если Ананд-бхаи ударит его ножом, как Мунну? Ничего, жизнь Гудди дороже. Надо любой ценой заставить Ананда-бхаи открыть дверь, тогда Дарзи, возможно, его услышит. Вот только что он скажет?
Ананд-бхаи снова появляется на пороге.
– Я сказал – проваливай!
– Я кое-что знаю!
– Да? И что же?
Не подумав, Чамди выпаливает:
– Дабба!
– При чем тут Дабба?
– Он умер. Съел крысиный яд. – Сам?
– Сам. Я видел, как он это сделал.
– И что?
– Он мне сказал одну тайну.
Ананд-бхаи не закрывает дверь. Смотрит Чамди в глаза.
– Про ювелира.
Он тщетно пытается вспомнить название магазина.
– Ювелир продает свой магазин. Я знаю, в какой день и даже в какой час будут вывозить товар.
– Значит, так. Если ты врешь, я тебя удушу. Прямо сейчас, на этом самом месте.
Ананд-бхаи наклоняется к Чамди. В его бороде застряли две белые рисинки, – наверное, быстро ел или только встал из-за стола.
– Пожалуйста, – умоляет Чамди, – попросите Дарзи спасти Гудди. Я вам все расскажу.
– Сначала скажи, что Дабба говорил.
– Что товар будут завтра вывозить.
– В какое время?
– Я скажу, когда вы спасете Гудди. Ананд-бхаи отвечает мощной пощечиной.
От удара у Чамди даже в голове гудит.
– Поторгуйся мне еще! – кричит Ананд-бхаи.
На пороге комнаты появляется пожилая женщина. Она опирается о дверь, чтобы не упасть. У нее на лице складки, какие бывают на кожаных куртках. Глаза – две узкие щелочки.
– Что случилось с Гудди?
– Ей очень плохо! – кричит Чамди. – Она умрет, если вы ей не поможете. Был взрыв…
– Мы знаем, – говорит женщина. – Ананд, поезжай за Гудди.
– Я что, по-твоему, весь мир должен спасать? – орет Ананд-бхаи. – Чтоб вам провалиться! Твой сын ранен, займись лучше им!
– Навин поправится. Он в хороших руках. Привези Гудди.
– Какое тебе до нее дело?!
– Ананд, привези ее. Давай, собирайся.
Ананд-бхаи исчезает в комнате Дарзи. Выходит с белой рубахой в руках.
– У тебя есть мать? – спрашивает он Чамди.
– Нет.
– Хорошо, – говорит Ананд-бхаи, глядя на старуху. – А с тобой я потом разберусь. Поехали.
– А Дарзи…
– Дарзи моим братом занимается. Пошли. Ты же вроде Гудди спасать собрался?
– Нам надо быстро бежать.
– Бежать нам как раз не надо.
Ананд-бхаи достает ключи из кармана брюк. Не застегивая, надевает рубаху. Они идут к белой машине, припаркованной за домиком Дарзи. Ананд-бхаи не спешит. Чамди бессильно плачет от ярости, глотает слезы, смотрит под ноги, замечает прямо под окном грядку с помидорами и огурцами. Старается ровно дышать. Хватается за ручку машины, но дверь заперта.
– Быстрее! – взрывается Чамди. – Она же умрет там!
– Кому суждено умереть, тот все равно умрет. Слушай, если ты мне про Даббу соврал…
– Я не вру! Честное слово, не вру!
Впервые в жизни Чамди не стыдно врать.
Только страшно, аж внутри все переворачивается. Лучше не думать, что будет, когда все выяснится.
Ананд-бхаи включает зажигание. Чамди прыгает на переднее сиденье, и машина срывается с места, прежде чем он успевает закрыть дверцу. Они мчат мимо школы, мимо фруктовой тележки. Ананд-бхаи сворачивает влево. Правой рукой он крутит руль, а левой нажимает на гудок, так что кажется, будто воет сирена. Напрасно. На улице ни души. Взрыв разогнал людей по домам. Чамди становится легче.
– Дыши, Гудди, дыши! – бормочет он, и плевать ему, слышит ли его бандит.
Ананд-бхаи вытирает ладони о штаны, бросает взгляд на Чамди, замечает, как блестит от масла его кожа, переводит взгляд на дорогу. Они проезжают мимо кафе «Ширин». Чамди удивленно смотрит на окна – в них почти не осталось стекол. Возле храма стоит машина «скорой помощи», тут же три полицейских джипа. Ананд-бхаи тормозит.
– Вылезай. Дальше не проедем.
Они бегут мимо «скорой». Двое санитаров несут на носилках тело – мужчина средних лет в белом костюме. Кожа на лице желтая, как воск, глаза закрыты. Санитары бросают труп в машину и возвращаются за следующим.
Вот уже и храм. Старуха-цветочница все еще лежит на тротуаре. Стены дома напротив забрызганы кровью. Повсюду валяются обломки, земля усеяна осколками стекла, раздаются стоны раненых.
Гудди по-прежнему на ступеньках медпункта. Ананд-бхаи подносит палец к ее губам.
– Живая, – роняет он.
В первый раз Чамди рад тому, что говорит Ананд-бхаи. Он даже почти не боится его.
Ананд-бхаи взваливает Гудди на плечо и шагает к машине.
– Сумди тоже здесь, – говорит Чамди.
– И Сумди тоже? Пропади вы пропадом! А с ним что?
Чамди идет к тому месту, где видел Сумди.
Маленького мальчика, на несколько лет моложе самого Чамди, придавила бетонная плита. Трое мужчин, один из них полицейский, пытаются приподнять ее. Мальчик без сознания.
Вот и Сумди. Спина разорвана взрывом.
– Готов, – говорит Ананд-бхаи.
– Я его здесь не оставлю, – говорит Чамди.
– Брось. Он умер уже. Ему не поможешь.
– Мы должны его забрать.
– Ты что, хочешь, чтобы я еще на трупы время тратил?
Ананд-бхаи поворачивается и несет Гудди к машине. Чамди стоит над телом друга. Кажется, будто Сумди просто решил их напугать – вымазался красным и ухитрился разодрать себе спину. Чамди озирается. Помочь тут некому. Сумди никто не понесет. Санитаров просить бесполезно. «Они не людей спасать приехали, – думает Чамди, – а трупы собирать».
Он хватает тело за руки и тащит. Голова Сумди не держится, лицо почти касается земли. Чамди старается не смотреть на то, как сыплются на асфальт зубы.
– Я тебе сказал – брось его! – кричит Ананд-бхаи.
Чамди тащит Сумди, но руки немеют. Тело с глухим стуком падает на тротуар. Чамди собирается с силами и снова хватается за запястья.
Через минуту подбегает Ананд-бхаи и взваливает труп на плечи. Санитары оборачиваются, но тут же возвращаются к своим делам. Полицейский тоже равнодушно смотрит на Ананда-бхаи, потом дважды стучит по капоту «скорой», и машина трогается с места.
Задняя дверца машины Ананда-бхаи открыта, Гудди лежит на сиденье. Ананд-бхаи бросает тело Сумди на пол. «Как бы он ему костей не переломал», – думает Чамди. Он никак не может поверить в то, что Сумди уже все равно.
Чамди чихает, ноздри щекочет пыль. Улица пуста, как будто сейчас раннее утро. Почти все магазины закрылись, на тротуарах и в окнах домов никого нет.
И вот что странно – плакать совсем не хочется. Кажется, будто все происходящее – это такая игра. На застывших телах красная краска, а Сумди и Гудди просто притворяются мертвыми.
Глава 11
Чамди старается разглядеть хоть что-нибудь в кромешной тьме. Стены бетонные, и помещение кажется гораздо меньше. В углу выгороженный закуток для мытья. Деревянная дверь приоткрыта, внутри валяется красное пластмассовое ведро. На одной стене кухонная мойка – раковина каменная, старая, вся в выбоинах. Выше – бетонные полки. На самом краешке – мешок с рисом; наверное, скоро свалится на деревянный стол. На столе пачка сигарет «Голд флейкс» и открытый коробок спичек. Единственная люминесцентная лампа на потолке мигает, загорается и гаснет, бросая отсветы на тело Гудди.
Гудди неподвижно лежит на полу. Рядом на корточках сидит Дарзи, прижимая белую тряпочку к ране на ее лбу. Останавливает кровь. Неподалеку – лужица крови, но это чужая. Скорее всего, Навина, брата Ананда-бхаи. Кстати, куда он подевался? Совсем недавно был в комнате, Чамди слышал его стоны.
Дарзи старый совсем, но на корточках сидит без труда. У него очень тонкие брови и лоб как будто припухший. Седые волосы смазаны маслом и зачесаны назад. Он улыбается Чамди, обнажая желтые зубы. Чамди улыбается в ответ и думает о ножницах, игле, нитках – все это Дарзи разложил на белой марлечке рядом с Гудди. Правой рукой он удерживает тряпочку на ране, а левой подтягивает клетчатое лунги – повязку, сползающую с бедер, и заодно почесывает правую лодыжку. Белая майка задралась, и виден живот, такой же волосатый, как у Ананда-бхаи.
– Где старуха? – спрашивает Ананд-бхаи.
Он стаскивает с себя белую рубаху, утирает ею потное лицо, комкает и швыряет в угол.
– Она с Навином в его комнате.
– Как он?
– Через пару дней будет как новенький.
– Вот ублюдки! Они мне еще заплатят!
– Конечно, – спокойно отвечает Дарзи, приподнимая тряпочку на лбу Гудди.
Рана еще кровоточит. Дарзи щелкает языком и возвращает тряпочку на место.
– Это все мусульмане, – цедит Ананд-бхаи. – Они за все заплатят.
– И чего ты этим добьешься? Убийство не остановит войны.
– Чтобы спасти чью-то жизнь, надо сначала отнять чью-то жизнь. Мы не можем спать спокойно, пока хоть один мусульманин живет в этой стране.
– И что теперь, убивать каждого встречного мусульманина?
– Начнем с нескольких. Я отрежу им головы и покажу Навину – этот устроил взрыв в храме? Или, может, вот этот?
– Зачем он вообще туда поперся? И почему с работы ушел?
– Работа в телефонной компании – это не работа! Это рабство, понял? Я хотел представить Навина Намдео Гирхе. Ну там… поговорить почтительно, попросить благословения – Навину ведь нужно продвигаться наверх.
– Зато уж как сам Намдео Гирхе наверх продвинулся! Выше некуда! Вот сейчас бы у него благословения и просить.
– То есть?
– У него теперь с Богом прямая линия.
– Смейся, смейся! Вот увидишь, Бомбей сгорит дотла.
– Ну хорошо, пусть храм взорвали мусульмане, но ведь не все же! Это сделали несколько человек, – говорит Дарзи. – За что же остальные должны страдать? Мы годами мирно жили рядом с ними. Они наши братья. Несколько мусульман подложили бомбу. Остальные ни в чем не виноваты.
– Невиноватых больше нет.
– Мы чуть сына сегодня не потеряли! Не забывай об этом. А ты почему в храм не пошел? Зачем ты послал младшего брата туда одного?
Ананд-бхаи молчит, будто не слышит вопроса. Оглядывается, прислоняется к дверному косяку, что-то бормочет себе под нос. Старуха отводит руку сына и входит в комнату.
– Давай-ка, объясни матери, почему ты не пошел сегодня в храм, – повторяет Дарзи.
Женщина ни на кого не смотрит. Чамди кажется, будто она гораздо старше Дарзи. Старуха глядит на мигающую лампу, словно та ее раздражает.
– Наш сын был занят, развлекался со своей шлюхой Рани, – не унимается Дарзи. – Поэтому он не смог пойти в храм. Но вместо себя послал туда младшего брата. Каков храбрец! Младшего брата, который зарабатывает на хлеб честным трудом.
– Навину лучше. Он у себя, заснул, – говорит старуха. – Как Гудди?
– Да, как Гудди? Она поправится? – повторяет Чамди, набравшись смелости.
– Поправится, – успокаивает его Дарзи. – Но пока она совсем слабенькая.
Чамди рад это слышать. Вот теперь можно подумать об угрозе, нависшей над ним самим. Надо решить, что сказать Ананду-бхаи насчет Даббы. И как быть с Аммой, как ей сказать, что она потеряла сына? Поймет ли она то, что скажет ей Чамди? Он вдруг замечает в углу деревянный резной ящичек. На крышке вырезаны большие буквы. «ОМ».
– Чего это ты так уставился? – спрашивает старуха.
– Ящичек… Это ведь ящичек Гудди, да?
– Да. Она его утром занесла.
Дарзи бросает на женщину быстрый взгляд.
Она садится перед ящичком лицом к стене и подзывает Чамди. Чамди опускается на пол рядом и оглядывается на Дарзи. Старик вдевает нитку в иглу, тянется за пузырьком с бесцветной жидкостью, смачивает тряпицу и подносит к носу Гудди. И начинает зашивать рану. Тут Чамди отворачивается.
Старуха открывает ящичек. Чамди снова поражает буйство красок, но теперь статуэтки богов ему больше не нравятся. Почему они не защитили Сумди и Гудди? Чамди вспоминает про Иисуса. А он почему допустил этот ужас? Пожалуй, даже хорошо, что Чамди оставил Иисуса в приюте.
– Я делаю из глины фигурки богов, а Гудди их продает, – объясняет старуха. – Гудди хотела научиться их лепить. Будем надеяться…
Чамди замечает, как она закусила губу. Он хочет посмотреть на Гудди, но старуха поворачивает его голову к себе.
– Она будет жить? – спрашивает Чамди.
– Конечно, будет. Должна жить, раз ей столько богов помогает, – улыбается старуха. – Смотри, как их много. Ты всех знаешь?
Чамди качает головой. Старуха выбирает фигурку. «Какой он маленький, – думает Чамди. – Она же его на ладони держит, а должно быть наоборот». Но женщине он этого не говорит.
– Ты знаешь, кто это?
Чамди опять качает головой.
У фигурки в одной руке меч, в другой лотос. Всего рук четыре, но в двух ничего нет. Глина выкрашена в желтый цвет, только ладони у богини красные.
– Это Дурга, – объясняет старуха. – Непобедимая. Значит, она не может проиграть. Рассказать тебе про нее?
Чамди сразу вспоминает миссис Садык и детские журналы.
– Не надо, – решительно говорит он. – Я не люблю истории.
– Тогда запомни одно. Дурга покровительствует маленькой Гудди. Поэтому ты ее и спас.
Чамди все время почесывается. Его намасленное тело покрыто слоем грязи, перемешанной с кровью.
– Больше, чем помощь богов, тебе нужна сейчас ванна, – говорит старуха. – И обед. Иди мыться. Туда, за дверь.
– Нет уж, пошли со мной, – вмешивается Ананд-бхаи, возникший в дверном проеме.
– Да оставь ты его здесь!
– Я спас девчонку. Теперь не лезь, – грубо обрывает мать Ананд-бхаи.
Старуха не перечит.
Чамди поднимается и плетется к двери, бормоча молитву и прося выздоровления Гудди.
– В мою комнату, – нетерпеливо командует Ананд-бхаи.
Чамди идет следом. Щурится от солнечного света. Двор пуст. Коза мотает головой, безуспешно пытаясь выдрать из земли колышек, к которому привязана. Зеленая занавеска на двери неподвижна. Ананд-бхаи вталкивает Чамди внутрь.
Здесь все совсем не так, как у Дарзи. На большой кровати лежит Рани, теребит золотые браслеты на запястьях и смотрит телевизор. Ее волосы собраны в узел. По телевизору показывают черно-белый фильм.
– Выключи, – говорит Ананд-бхаи.
Рани поднимается с кровати и выключает телевизор. Стоит и смотрит на Ананда-бхаи, ждет его указаний.
– Сбегай в могольский ресторан за курицей. Быстро! Абдулла ее уже приготовил для меня.
Рани проходит мимо Чамди и молча смотрит на него. Чамди успевает заметить черные синяки на ее руке.
– Выбирай нежирную, – говорит Ананд-бхаи.
Но Рани уже нет, даже зеленая завеса не колышется, будто Рани и не касалась ее секунду назад.
– Ты любишь жирное? – обращается он к Чамди.
Чамди не знает, что ответить, – он никогда не задумывался над этим.
– Нет, – решает он, – не люблю, когда много масла.
– Тогда почему ты весь в масле?
Чамди молчит.
– Ну что, зачем маслом-то вымазался?
– Не знаю…
– Как это – не знаю?
– Просто играл… мы с Сумди играли…
Пальцы Ананда-бхаи сжимают плечо Чамди.
– Что вы хотели украсть?
– Ничего…
– Человек мажется маслом, если хочет проскользнуть куда-то. Так куда вы хотели залезть?
Чамди извивается от боли. Пальцы Ананда-бхаи нащупали нерв на плече и давят все сильнее. Перед глазами черный экран телевизора. Рот открывается, Чамди хочется стонать, кричать, прекратить эту муку.
– В храм… – бормочет он, опускаясь на пол.
Пальцы разжимаются.
– Зачем?
– Сумди придумал, как его ограбить…
Чамди ужасно стыдно: он свалил вину на друга. Может, Сумди его простит? У Чамди нет выбора, Ананду-бхаи надо сказать правду.
– Я хотел залезть в храм через окно и украсть пожертвования. Простите меня.
– А насчет Даббы?
– Дабба умер. Я не соврал.
– Ты про ювелира говорил.
Чамди не знает, как ему быть. Лучше промолчать. Поднять глаза он не решается, разглядывает серый бетонный пол.
Читать бесплатно другие книги:
