Джонни-Ангел Стил Даниэла

Элис отнесли на носилках в «Скорую». Джим сел рядом, и машина отъехала. Он был так потрясен случившимся, что не сказал ни слова ободрения дочери, которая осталась сидеть на родительской кровати. Там ее и нашла Памела, которая, как и обещала, приехала довольно быстро. При виде Шарли сердце ее сжалось, и она крепко прижала девочку к себе, шепча слова утешения. Когда Шарлотта пришла в себя настолько, что ее уже можно было оставить одну, Памела пошла к Бобби, но мальчик по-прежнему крепко спал. Ее задача, таким образом, сильно упрощалась. Спустившись в кухню, Памела приготовила завтрак, потом убралась в коридоре и в спальне. Довольно долго они с Шарли сидели за столом, разговаривая о том, какой печальной и пустой стала жизнь без Джонни и как сильно смерть старшего сына изменила жизнь Элис и Джима. Памеле очень хотелось как-то подбодрить девочку, но она не стала лгать. Тщательно подбирая слова, она постаралась объяснить Шарли, что, хотя их жизнь уже никогда не будет такой, как прежде, это вовсе не означает, что отныне все и всегда будет плохо, и что настанет день, когда все они сумеют в той или иной степени преодолеть свое горе. И тогда, сказала Памела, они снова станут единым целым, семьей, все члены которой будут заботиться и любить друг друга еще крепче, чем раньше. Сейчас, добавила она, все они — и в первую очередь Элис — слишком измучены, их чувства парализованы болью, но так будет не всегда. Наступит время, когда все придет в норму.

Потом Шарли ушла в школу, а Памела позвонила в больницу и попросила дежурную сестру разыскать Джима. Он сообщил, что предварительный диагноз — обострение язвенной болезни — подтвердился. Элис дали успокоительное, сделали переливание крови и ввели через капельницы сильнодействующие лекарства, однако о возвращении домой не могло быть и речи. Элис, правда, пришла в себя, но сейчас она снова была словно в забытьи, и при ней постоянно дежурила сестра из отделения интенсивной терапии. Врачи проверяли ее состояние каждые полчаса, а ему велели ждать в коридоре. Только недавно Джиму разрешили ненадолго зайти в палату, где лежала Элис, и то, как она выглядела, ему очень не понравилось.

— Значит, все-таки язва? — уточнила Памела. Она очень беспокоилась об Элис и о Джиме. Судя по голосу, он был трезв, но очень испуган.

— Да, врачи уверены в этом на сто процентов. К счастью, им удалось остановить кровотечение, но… Я слышал, как один врач сказал другому, что мы едва не опоздали. Если бы Элис доставили в больницу хотя бы на пятнадцать минут позже, она могла бы умереть.

— Слава богу, ты не стал медлить! — негромко сказала Памела. — Теперь, я уверена, все обойдется.

— Спасибо, что приехала, — устало сказал Джим. — Побудь у нас еще немного, ладно? Я позвоню, как только будут какие-нибудь новости.

— Звони! Я буду у телефона, так что Бобби ты не разбудишь. Шарли уже ушла в школу, хотя одному Богу известно, чего ей это стоило! — добавила Памела специально для него, но Джим на упоминание о детях никак не отреагировал.

— Спасибо, Пэм, — еще раз поблагодарил он и, дав отбой, направился в палату к жене. Дежурная сестра сказала, что Элис дали сильное снотворное, от которого она может проспать несколько часов, и предложила Джиму немного вздремнуть в специальной комнате для родственников. Джим с радостью принял это предложение — он не выспался и очень устал, но оставлять здесь Элис одну ему не хотелось. Улегшись на раскладушку, которую поставили для него в комнате, он тотчас заснул.

К этому времени сон Элис стал более спокойным. Боль и рези в желудке почти прекратились, а кровяное давление пришло в норму. Каждые двадцать минут дежурная сиделка проверяла по приборам ее пульс, дыхание и температуру. Похоже было, что опасность миновала.

Понемногу глубокий сон Элис наполнялся сложными видениями и образами. Она куда-то шла по тропинке, которая, петляя, уходила вглубь запущенного сада, то прекрасного, то таинственного и пугающего. В какой-то момент у нее появилось ощущение, будто рядом с ней по тропинке идет кто-то еще. Элис казалось, что это Джонни, но она не была в этом уверена, а взглянуть боялась. В конце концов, она все же осмелилась бросить взгляд в эту сторону и увидела, что это действительно ее погибший сын. В ее сне он выглядел абсолютно спокойным и даже радостным. Увидев, что она смотрит на него, Джонни улыбнулся и кивнул:

— Привет, мам.

Именно эти слова и именно этим тоном он произносил каждый вечер, когда возвращался домой, да и его улыбку Элис хорошо помнила.

Это был он — ее Джонни, она в этом не сомневалась.

— Здравствуй, Джонни, — ответила она. — Как ты поживаешь?

Конечно, спрашивать у мертвеца, как он «поживает», было, по меньшей мере, глупо, но ведь это же был сон, а во сне люди ведут себя порой совершенно непоследовательно. Кроме того, Джонни не казался ни усталым, ни печальным, и Элис от души за него порадовалась. Единственное, что пугало ее, так это то, что ее чудесный сон может прерваться.

— У меня все хорошо, мама, — серьезно ответил Джонни. — А вот ты, я вижу, совсем себя запустила. Что ты с собой сделала?

В его больших карих глазах появилось выражение беспокойства, и Элис неожиданно подумала о том, что ее сон очень похож на реальность. Впрочем, она отогнала от себя эту мысль. Джонни умер, она знала это твердо, следовательно, это мог быть только сон или бред.

Прежде чем ответить, Элис внимательно оглядела сына с головы до ног и увидела, что он одет в чистенькую голубую ковбойку, джинсы и свои любимые коричневые туфли из мягкой замши. На мгновение она удивилась, как он ухитрился забрать все это с собой, ведь похоронили его совсем в другом костюме — в его единственной черной паре и специальных ботинках, купленных в похоронном бюро, однако сейчас ей не хотелось ломать голову над этой загадкой.

— Ничего, — ответила она. — У меня все нормально, просто мне тебя очень не хватает.

При этом у нее появилось ощущение, что она не произнесла эти слова вслух, а сказала их мысленно, но Джонни все равно их услышал. Элис не знала, как такое возможно, но не стала гадать. В конце концов, во сне случаются и не такие чудеса!

— Я знаю, что ты скучаешь обо мне, мама, — ласково ответил Джонни. — Но это еще не причина, чтобы перестать следить за собой. И дело не только в твоем здоровье. Именно сейчас Шарли и Бобби нуждаются в тебе больше, чем когда бы то ни было, а если ты свалишься, им придется совсем плохо.

— Язнаю, что нужна им. Просто я не представляю, что я могу для них сделать. Ведь не могу же я вернуть им тебя!

— Это вовсе не означает, что все вы должны похоронить себя заживо, — возразил Джонни. — А сделать ты можешь очень многое. Для начала постарайся убедить отца, чтобы он хоть изредка ходил на игры, в которых участвует Шарли. Ты даже не представляешь, как это для нее важно! Да, я знаю, что она — девочка, но это ничего не меняет. Шарлотта — талантливая спортсменка, она даже лучше, чем я! У нее исключительные способности к баскетболу и бейсболу, но это не значит, что она не нуждается в одобрении и похвалах самых близких людей. Что касается Бобби… Сначала он перестал говорить, а теперь дело идет к тому, что он перестанет и слушать, что вы ему говорите, и я боюсь, что без общения — даже такого — Бобби скоро окажется полностью отрезан от окружающего мира. Это очень плохо, мама, и ты должна что-то с этим сделать.

Бобби действительно с каждым днем все больше превращался в настоящего аутиста, и Элис это тоже очень беспокоило.

— Попробуй сам поговорить с отцом, — предложила она, и Джонни улыбнулся. Она ясно видела его улыбку, хотя во сне глаза ее были закрыты, но ее это больше не удивляло. Ведь могла же она разговаривать с ним, не открывая рта и не издавая ни звука!

— Папа не сможет меня услышать, — ответил сын, и Элис кивнула. Все-таки это был ее сон, Джонни снился не мужу, а ей.

— Ты должна как можно скорее поправиться, — продолжал тем временем Джонни. — Иначе у тебя не будет сил, и ты не сумеешь ничего сделать. Ни для кого. Поправляйся, делай все, что нужно, и возвращайся домой, — повторил он. — Это главное условие.

«Главное условие чего?» — хотелось спросить Элис, но сказала она другое.

— Я не хочу возвращаться домой, — честно ответила она и заплакала. — Не хочу, потому что там нет тебя. Мне опостылели эти стены, понимаешь?

Джонни долго молча смотрел на нее, а она все плакала и никак не могла остановиться. Наконец сын обнял ее за плечи, и Элис вздрогнула.

— Наверное, я никогда не привыкну к тому, что тебя нет с нами, — сказала она уже спокойнее. Элис по-прежнему хотелось, чтобы Джонни понял ее, хотя ей и было ясно: какие бы слова она ни говорила, это ничего не изменит. Не мог же он, в самом деле, ожить, даже если она его будет умолять!

— Ты привыкнешь, мама, — сочувственно сказал он. — Я знаю, ты сможешь, ведь ты у меня сильная… И потом, ведь я у тебя не один: ты нужна им!

Его голос звучал твердо, уверенно, и Элис невольно приободрилась.

— Какая же я сильная? — возразила она. — Я самая обычная. Я знаю, Джиму, Шарли и Бобби нужен кто-то, на кого бы они могли опереться, но я не могу ничего им дать, потому что у меня самой ничего не осталось. Ни сил, ничего…

— Ты даже не представляешь, сколько в тебе всего, — сказал Джонни. Он хотел добавить еще что-то, но как раз в этот момент в сон Элис вторгся какой-то посторонний звук. Сначала он доносился откуда-то издалека, но с каждой секундой становился все громче, все назойливее. Элис никак не могла понять, что это может быть, и открыла глаза, чтобы взглянуть, кто зовет ее. Это оказалась дежурная сестра. Ее лицо возникло перед самыми глазами Элис, и в то же мгновение ощущение присутствия Джонни пропало.

— Я вижу, вам что-то снилось, миссис Петерсон, — проговорила сиделка, измеряя ей давление. Оно было в норме, и женщина улыбнулась с довольным видом. С каждой минутой Элис становилось все лучше, что было поистине удивительно, учитывая ее недавнее состояние. Похоже было, что она поправится скорее, чем можно было рассчитывать. «Все дело в том, — подумала сиделка, — что больную вовремя доставили в стационар. Этой миссис Петерсон повезло — если бы ее родные промедлили с вызовом «Скорой», она бы так легко не отделалась».

А Элис, мимолетно улыбнувшись сиделке, снова закрыла глаза в надежде увидеть продолжение своего удивительного сна. И — о чудо — ей это удалось. Прошло всего несколько секунд, и Элис снова оказалась в волшебном саду. Она стояла на засыпанной мелким золотистым песком дорожке, а Джонни сидел на невысокой каменной стене и болтал ногами, как он часто делал в детстве. Завидев мать, он легко соскочил на землю, однако слова, с которыми обратилась к нему Элис, ему совсем не понравились.

— Я хочу быть с тобой, сынок, — сказала она. На протяжении последних четырех месяцев Элис ничего не желала так сильно, и сейчас ее мечта была особенно явственной. Она действительно хотела бы заснуть навсегда, чтобы воссоединиться с сыном. Элис никому не говорила об этом, ни разу не облекала свое желание в слова даже мысленно, однако в глубине души она стремилась именно к этому. Элис просто не могла жить без Джонни, и сейчас это стало ей особенно очевидно.

— Ты с ума сошла! — воскликнул он, на его лице было написано глубочайшее потрясение и испуг. — А что будет с Шарли, с Бобби, с отцом? О них ты подумала?! Нет, мама, они слишком нуждаются в тебе, и ты не имеешь права их бросать. Я уверен, что твое решение никому не понравится, так что лучше забудь об этом. Возьми себя в руки!

Его голос звучал почти сердито, но Элис не отступала.

— Я не могу без тебя, — сказала она жалобно. — И не хочу…

— Это ничего не меняет, — нахмурился Джонни и сурово покачал головой. — Тебе предстоит еще многое сделать, да и мне тоже, — добавил он как-то очень по-взрослому. Никогда прежде Элис не слышала у него таких интонаций.

— Что же ты должен сделать? — удивилась она, но Джонни только пожал плечами и снова уселся на невысокую стену.

— Я не знаю. Мне этого пока не сказали, но мне почему-то кажется, что, учитывая твое настроение и твое состояние, это будет не самая простая работа. Я… Как ты можешь, мама?! Раньше ты никогда не сдавалась и не опускала рук, так почему же теперь?..

Видно было, что Джонни глубоко разочарован, и Элис захотелось прикоснуться к нему, взъерошить волосы, погладить по щеке, но что-то подсказывало ей, что она не должна этого делать. Кроме того, Элис боялась, что если она попытается сделать это, то немедленно проснется и Джонни снова исчезнет.

— Потому что раньше ты был жив, и ты был со мной, — ответила она. — А теперь тебя нет, и я не могу, никак не могу с этим примириться!

Джонни снова спрыгнул со стены и посмотрел на нее сверху вниз, уперев руки в бока. Вид у него был рассерженный, и когда он снова заговорил, голос его звучал непреклонно и твердо:

— Я больше не хочу слышать от тебя ничего подобного! Возьми себя в руки, мама. — Сейчас Джонни разговаривал с ней не как сын, а как человек, обладающий куда большим жизненным опытом, и Элис снова поразилась, когда он успел стать таким взрослым. Впрочем, сон есть сон, подумала она. Вот только странный какой-то сон: слишком он похож на реальность, хотя и происходят в нем совершенно нереальные вещи.

— Хорошо, хорошо, — пробормотала она с виноватым видом и опустила глаза. Раз уж она попала в этот призрачный мир, значит, надо действовать по его законам. Все, что угодно, лишь бы этот чудесный сон не прерывался. — Я постараюсь, только… Ты даже не представляешь, как нам тяжело без тебя!

Элис уже давно хотелось сказать это Джонни, и теперь, когда у нее появилась такая возможность, она испытала необычайное облегчение.

— Я знаю, — кивнул Джонни. — И поверь — мне очень не хотелось уходить от вас так скоро. Это случилось слишком неожиданно. И вы, и Бекки… Мне было очень жаль расставаться с нею.

По его лицу скользнула тень страдания, и Элис невольно подалась вперед, стремясь утешить сына.

— Бекки теперь немного получше, — сказала она, и Джонни кивнул с таким видом, словно он и сам это знал.

— У нее все будет хорошо, — проговорил он убежденно. — Просто она пока об этом не знает. И у тебя тоже. И у Шарли, у Бобби, у папы… у всех всё будет хорошо, я это обещаю, — повторил Джонни. — Вот только… Если бы вы постарались примириться с вашей болью и начать жить и если бы папа начал ходить к Шарли на игры, это могло бы произойти гораздо быстрее. Но вы не хотите и этим только усложняете мою задачу. — Его плечи поникли, а лицо приняло озабоченное выражение. Элис даже показалось, что тело Джонни утрачивает материальность, словно он истратил все силы на разговор с ней и теперь тает как дым или туман.

— Прости, милый, я не хотела тебя подвести, — быстро проговорила она, испугавшись, что сейчас Джонни окончательно исчезнет, чудесный сон закончится, и она проснется, вернувшись в мир, где ее не ждало ничего, кроме уже привычной боли.

— Ты никогда не подводила меня, мама, и я знаю, что могу положиться на тебя и теперь, — ответил он. — Сейчас твоя главная задача — как можно скорее выздороветь и вернуться домой. Тогда мы с тобой поговорим обо всем остальном.

— О чем? И когда мы снова увидимся? — спросила Элис, неотрывно глядя на сына. За последние четыре месяца Джонни не снился ей ни разу, и сейчас ей очень не хотелось с ним расставаться.

— Я же сказал — когда ты поправишься. А сейчас мы должны попрощаться. Тебе нельзя волноваться.

— Почему?

— Потому что ты нездорова, а я… я еще не знаю своего задания.

— Какого задания?

— Ты не волнуйся, в свое время я тебе обо всем расскажу. — И снова он стал очень серьезным и взрослым.

Элис вздохнула с облегчением.

— Я понимаю, — кивнула она. — Ты еще вроде как учишься, да?..

— Наверное, можно сказать и так. — Джонни кивнул, потом улыбнулся. — Каждый ангел должен заслужить свои крылья, мама.

Услышав эти слова, Элис рассмеялась, а он поцеловал ее в голову и медленно пошел прочь. Она хотела побежать за ним, но почувствовала, что не может сдвинуться с места. Перед ней словно выросла стеклянная стена, и ей пришлось остаться на месте. Некоторое время Элис провожала Джонни взглядом, пока тот не скрылся в зарослях, но, как ни странно, печаль ее ослабела. И когда сиделка разбудила Элис, чтобы снова измерить ей давление, она улыбнулась светло и радостно, как не улыбалась уже давно.

Никогда в жизни не видела она такого радостного и светлого сна.

— Сдается мне, миссис Петерсон, что вы чувствуете себя получше, — сказала сиделка с довольной улыбкой, и Элис кивнула. Ей и в самом деле было гораздо лучше, потом сиделка ушла, и Элис заснула, и, хотя на этот раз Джонни ей не снился, она и во сне чувствовала себя почти счастливой.

Проснулась Элис лишь на следующее утро. После обеда ее навестили Джим и дети, и Элис едва удержалась, чтобы не рассказать им о том, что во сне она видела Джонни и даже разговаривала с ним. Она долго боролась с собой, но, в конце концов, почему-то решила промолчать. Ей не хотелось пугать мужа и детей, которые могли подумать, что она помешалась от горя. До поры до времени, решила она, не стоит упоминать ни о чем подобном, тем более что Джим вряд ли ей поверит, а Бобби, как она и раньше подозревала, боялся призраков и привидений.

Через некоторое время они ушли. Джиму нужно было вернуться на работу, а Шарли собиралась на тренировку, и Элис осталась одна, но ненадолго. Начался дневной обход, и врач, осмотрев ее, остался очень доволен, сказав, что если так пойдет и дальше, то уже завтра ее выпишут домой. Ближе к вечеру навестить Элис приехала Памела, и они немного поговорили. Потом ей позвонил Джим, и она попросила его не приезжать, а остаться дома с детьми.

Вечером Элис быстро уснула и во сне снова увидела Джонни. От одного его вида ей стало так хорошо и легко на душе, что она готова была проспать всю оставшуюся жизнь, лишь бы не разлучаться с ним. Как и в прошлый раз, Джонни выглядел счастливым и довольным, и они долго разговаривали о множестве разных вещей — о Бекки, о школе, о лесопилке, где он когда-то работал, о том, почему отец так много пьет. Они оба знали, что Джим начал пить пять лет назад — после автомобильной аварии, в которой он и Бобби едва не погибли, но теперь Джонни сказал, что прошло уже слишком много времени, и он должен остановиться.

И снова его слова прозвучали по-взрослому рассудительно и мудро, но Элис, хотя и была вполне согласна с сыном, с сомнением покачала головой.

— Это легче сказать, чем сделать, — проговорила она. — Мне тоже не нравится, что Джим каждый вечер пьет, но и ты должен понять: он чувствует себя виноватым перед всеми нами, и в первую очередь — перед Бобби. И избавиться от груза вины он сможет, только если твой брат снова заговорит.

— Бобби заговорит, когда будет к этому готов, — ответил Джонни. — И это может случиться довольно скоро. Тогда уж у папы не будет «уважительной» причины каждый день закладывать за воротничок.

— Откуда ты знаешь, что Бобби заговорит? — удивилась Элис. Сама она на это уже не надеялась. В свое время они с Джимом сделали все, что возможно, чтобы к Бобби вернулась речь. Они возили его по больницам, показывали врачам, но все их усилия ни к чему не привели. «Случай чрезвычайно сложный», — сказал ей известный врач-логопед, и с тех пор Элис считала, что ее младший сын навсегда останется немым, если только не произойдет чуда.

А в чудеса она давно не верила.

— Знаю. Сама увидишь, — коротко ответил Джонни, явно не желая пускаться в объяснения.

— Но откуда? Тебе это сообщили там, наверху!.. — Элис с улыбкой показала пальцем куда-то вверх. — Или ты просто пытаешься меня подбодрить?

Самой ей этот вопрос вовсе не казался странным. Элис было очень приятно и радостно видеть Джонни, но она помнила, что это только сон, и вела себя соответственно. В конце концов, только во сне человек обретает подлинную свободу и может поступать так, как не решился бы наяву.

— И то, и другое — серьезно ответил Джонни. — Собственно говоря, никто мне ничего не сообщал, просто я это знаю, чувствую… вот здесь. — Он положил ладонь на левую сторону груди. — Я и сейчас слышу, как Бобби говорит в моей голове. И всегда слышал.

— Я знаю. — Элис кивнула. Джонни действительно понимал брата гораздо лучше других, так что порой казалось, будто он действительно общается с ним на недоступной для большинства людей волне. — Но, к сожалению, сейчас никто, кроме тебя, его не слышит и не понимает.

— Мне кажется, ты тоже могла бы услышать его, если бы постаралась, — ответил Джонни, и Элис задумалась. Вернее, это Джонни заставил ее задуматься над тем, что давно должно было прийти ей в голову. Кто, как не мать, способен первым услышать и понять, в чем нуждается ее дитя, а между тем она никогда не пробовала это сделать. То есть, по-настоящему не пробовала. До сих пор Элис только говорила за Бобби, вместо того чтобы слушать сердцем и душой, как это делал ее старший сын.

— Я обязательно попытаюсь, как только вернусь домой, — пообещала она, гадая про себя, не потому ли она увидела Джонни во сне. Быть может, подумалось Элис, это ее подсознание, раскрепощенное сном и лекарствами, которые ввели ей в больнице, завершило свою работу и преподнесло ей ответ на вопрос, над которым она, так или иначе, задумывалась уже давно.

Так они разговаривали, а время продолжало свой неумолимый ход. Приближался рассвет. Элис почувствовала это даже во сне и невольно заторопилась, боясь проснуться и снова потерять Джонни. Всего за две ночи она научилась ненавидеть утра, разлучавшие ее с любимым сыном. Проснуться, ощущая в груди свинцовую тяжесть потери и зная, что страшное все-таки свершилось и Джонни по-прежнему нет, — это было больше, чем она готова была терпеть.

— Не оставляй меня, Джонни! Не уходи! — воскликнула она и потянулась к сыну. Казалось, ее пальцы вот-вот коснутся его лица, но уже в следующее мгновение он исчез, и Элис открыла глаза. Она по-прежнему лежала в больничной палате одна, рядом с ней никого не было.

— Не уходи, пожалуйста!.. Я не хочу снова тебя терять, — проговорила, она негромко. — Разве мне нельзя остаться с тобой?

Несколько секунд она напряженно прислушивалась, потом крепко зажмурилась — и снова увидела Джонни. Он стоял перед ней, совсем близко, но, протянув к нему руки, Элис убедилась, что их по-прежнему разделяет невидимая стена.

— Можно мне остаться с тобой, Джонни? — повторила она. — Пожалуйста!

— Нельзя, мама, ведь ты не умерла, — ответил он терпеливо и мягко. — И ты не умрешь еще очень долгое время — ведь тебе так много нужно сделать! Тебя ждет большая работа, мама, — работа, от которой ты не можешь отказаться.

— Но ведь я так люблю тебя! — воскликнула она. — И мне очень тебя не хватает…

— Мне тоже тебя не хватает, мама, — ответил Джонни. — Очень, очень не хватает. И тебя, и Бекки, и Шарли с Бобби, и отца. Мне было нелегко привыкнуть обходиться без вас. К счастью, я, кажется, смогу еще немного побыть с вами…

— Правда?! — Элис удивленно ахнула, и он улыбнулся.

— Мне поручили важную работу, которую я должен исполнить, — сказал Джонни, и, хотя Элис не совсем поняла, о чем он говорит, на душе у нее стало легко и радостно.

— Что же это за работа? — поинтересовалась она. — Что ты должен сделать?

— Всех подробностей я еще не знаю, — признался он. — О чем-то мне сообщат позже, а о чем-то я должен догадаться сам. Догадаться и принять нужное решение в зависимости от того, как будут разворачиваться события.

— Какие события? О чем ты?! — Элис по-прежнему мало что понимала, но ее это нисколько не волновало. Главное — Джонни обещал побыть с ними еще какое-то время.

— Я и сам пока не знаю, — повторил он и слегка нахмурился. — Мне кажется, я должен буду делать то, что от меня потребуется. И только когда все будет исполнено, я смогу уйти.

На первый взгляд все выглядело достаточно просто. Главная трудность заключалась в том, чтобы узнать, что именно он должен сделать — и когда.

— Все равно не понимаю… — Элис слегка пожала плечами. — Да это и не важно. Ты мне вот что скажи: что будет, когда я открою глаза? Я проснусь? Увижу ли я тебя снова, когда снова засну? — Элис так хотелось видеть его, что она готова была спать вечно, лишь бы не расставаться с Джонни.

В ответ он рассмеялся. Это был тот самый смех, который она хорошо помнила и по которому так сильно скучала. Джонни, милый Джонни… Как чудесно было видеть его, разговаривать с ним, прикасаться к нему! Неужели эта волшебная сказка закончится, как только она откроет глаза?

— Думаю, ты будешь видеть меня достаточно часто, — проговорил Джонни, и Элис, чье внимание было предельно обострено, сразу заметила, что он не сказал «во сне».

— А когда? Когда мы увидимся? — торопливо спросила она, с нежностью глядя на сына. Ей хотелось получить от него ответ, обещание, что они снова и снова будут встречаться в ее снах. Прошедшие две ночи были для Элис невероятно щедрым подарком, но этого ей было мало. Быть с ним — вот чего она жаждала всем своим существом.

— Сейчас, — ответил Джонни спокойно.

— Что ты хочешь сказать? Что значит — «сейчас»?

— Это значит, что, когда ты проснешься, я буду рядом.

— То есть, когда я проснусь, я… я не перестану видеть тебя? — Элис была уверена, что чего-то не поняла или не расслышала. Этого не может быть, говорила она себе и… надеялась. Надеялась вопреки всему.

Джонни только кивнул, и она с недоумением покачала головой.

— Но как это может быть? Ты можешь объяснить?

— Попробую. — Джонни улыбнулся. — Только сначала ты проснись.

— Проснуться?

— Ну да. Открой глаза, ну?

— Я… не хочу. Не хочу открывать глаза, потому что, если я проснусь, ты исчезнешь и все опять будет плохо. Нет, я не буду просыпаться! — Она даже топнула ногой, словно капризный ребенок, и Джонни укоризненно взглянул на нее.

— Ты все равно не спишь, я знаю, — сказал он настойчиво. — Пожалуйста, открой глаза, и ты все увидишь. Сама увидишь…

Элис не хотела подчиняться, но ничего не могла с собой поделать. От Джонни как будто исходила какая-то сила, сопротивляться которой она не могла. Ее глаза медленно открылись. Сначала Элис не увидела ничего, кроме мягкого сумрака больничной палаты, но когда ее глаза привыкли к тусклому освещению, она разглядела Джонни, который сидел в ногах ее кровати.

И он выглядел так же, как во сне!

— Господи! — воскликнула потрясенная Элис. — Кажется, я продолжаю спать! Или это лекарства так действуют?

— Это не лекарства, мама, — уверенно сказал Джонни. — Это я.

— Ты? Что ты имеешь в виду? — Элис продолжала смотреть прямо на него, и глаза ее были широко открыты. Похоже, она все-таки не спала, но если так… Нет, она ничего не понимала! Она видела Джонни, разговаривала с ним, но ведь этого просто не могло быть! Как можно беседовать наяву с умершим человеком? Наверное, она все-таки бредит или… или с ней творится что-то странное — такое, чему она не могла найти объяснения.

— Я имею в виду только то, что сказал: это я, — повторил Джонни. — Здорово, мам, правда? — В его глазах заблестели озорные искорки, но Элис вдруг почувствовала страх. Что с ней? Может быть, она тяжело больна и бредит? Или тоска по Джонни все-таки свела ее с ума?

Джонни, казалось, прочел ее мысли.

— Не бойся, мама, — ласково промолвил он. — Мне разрешили вернуться, но ненадолго. И видеть меня можешь только ты. Я думаю — это что-то вроде… привилегии. Когда-то я читал, что подобное случается с людьми, которые ушли слишком рано, оставив много дел незавершенными. Пока мне известно одно: прежде чем уйти окончательно, я должен все привести в порядок, только я пока не знаю точно, что именно я должен сделать и для кого. И как. Но, я думаю, мы с тобой сможем постепенно во всем разобраться.

— Джон Петерсон!.. — Элис приложила все усилия, чтобы ее голос звучал как можно строже. Она даже села на больничной койке и решительным жестом вздернула подбородок. — Скажи мне правду, Джон Петерсон: ты что, амброзии опился? Или у вас там есть какие-то свои, особые наркотики?

Элис и сама не знала, почему она так сказала. Разум ее по-прежнему пребывал в смятении. То, что сейчас происходило на ее глазах, противоречило всем ее знаниям и жизненному опыту. Она словно угодила в какой-то другой мир, в котором Джонни не умирал. Напротив, он выглядел здоровым и довольным и был, на ее взгляд, абсолютно реальным, но Элис не знала, насколько она может доверять своим чувствам. Контакты с обитателями параллельных миров были совсем не по ее части.

— Просто не понимаю, что происходит, — потерянно проговорила она после довольно продолжительной паузы. — Наверное, это все же болеутоляющее, которым меня здесь пичкают, — добавила Элис, обращаясь больше к себе, чем к сыну. Тот хотел что-то сказать, но не успел — в палату вошла дежурная сиделка, и Джонни исчез — исчез, словно его и не было, но Элис почему-то не испытывала никакой грусти. Можно было подумать, она и в самом деле поговорила с живым Джонни, и острое чувство потери, ежеминутно терзавшее ее на протяжении последних месяцев, наконец-то отступило. Напротив, настроение у нее было приподнятое, насколько это было вообще возможно в ее обстоятельствах.

— О, я вижу, вам намного лучше! — сказала сиделка, заметив, что Элис полусидит, опираясь спиной на подушку. — Давайте-ка измерим ваше давление и пульс.

И давление, и пульс оказались в норме, и сиделка была очень довольна. Пробыв в палате еще несколько минут, она ушла по своим делам, а Элис закрыла глаза и стала думать о своем сыне. Когда же она снова их открыла, Джонни стоял рядом с ее кроватью и улыбался.

— Этого не может быть! — проговорила Элис. — И все равно мне нравятся эти чудеса! Куда ты уходил?

— Я не могу оставаться с тобой, когда в комнате находятся посторонние люди, — объяснил Джонни. — Таковы правила. Я же говорил, что пришел только к тебе.

— Ты сказал, что только я могу тебя видеть, — возразила она. — Так чего же ты испугался сиделки?

— Должно быть, я неправильно выразился, — ответил Джонни. — Ты можешь меня видеть, потому что я вернулся к тебе. Что касается посторонних…

— Хорошо бы это и в самом деле было так, — перебила его Элис и сладко зевнула. Ей снова захотелось спать, но она не могла оторвать глаз от сына. Она больше не старалась понять, благодаря какому волшебству может снова разговаривать с Джонни. Главное, он вернулся, и она была счастлива.

Или ей только кажется, что она видит его…

— Поверь мне, мама, я вернулся, чтобы помочь тебе, — повторил Джонни. — И это просто замечательно!

— Кому ты это говоришь?! — Элис почувствовала какое-то смутное беспокойство. Казалось, на ее глазах происходит что-то важное, а она по-прежнему ничего не понимала. А попять было необходимо — она вдруг ощутила это с особой ясностью.

— Я знаю, тебе это кажется странным, — сказал Джонни, который внимательно за ней наблюдал — или снова прочел ее мысли, как делал уже не раз. Впрочем, в этом не было ничего необычного: еще когда он был жив, он и Элис частенько понимали друг друга с полуслова. — Я сначала тоже не поверил… Меня отослали назад, чтобы я исполнил кое-какую важную работу. Моя смерть была слишком внезапной, поэтому я не успел довести до конца, до логического завершения все, что было предначертано свыше. Что мне было суждено, понимаешь? Именно поэтому мне разрешили вернуться, чтобы я довел до конца то, что начал. Речь идет, конечно, не о моих собственных планах. Я должен помочь вам — тебе, Бобби, отцу, Шарли. Может быть, и Бекки тоже… И ее маме. Мне еще ничего не объяснили, но я знаю — работа предстоит большая.

— Ты хочешь сказать, что ты… оживешь? — Элис резко села на кровати. На этот раз она была абсолютно уверена, что это не сон. И не бред.

— Я не сказал — оживу, я сказал — вернусь, — поправил Джонни и улыбнулся. — И не навсегда, а на какое-то время.

— Значит, — медленно проговорила Элис, — то, что я вижу тебя сейчас, на самом деле не бред и не галлюцинации из-за лекарств, которые мне давали?

— Конечно, это не бред, — рассмеялся Джонни. — Это нечто гораздо более сложное и важное. — Он снова улыбнулся. — Все в порядке, мама. И должен сказать честно — мне это нравится. Я ведь тоже очень скучал по тебе и по остальным.

— А мы-то как скучали! — Элис улыбнулась, хотя глаза ее наполнились слезами, а голос то и дело прерывался от волнения. Она нашла его руку и несильно сжала. Все было как когда-то, когда Джонни был жив. Впрочем, он и сейчас нисколько не изменился. Перед ней был ее сын, ее милый мальчик, ее любимый и любящий Джонни.

— И я смогу видеть тебя постоянно, а не только во сне? — уточнила она, все еще не веря своему счастью.

— Ну, мне иногда нужно будет отлучаться по делам, но большую часть времени я буду с тобой. Я ведь говорил — мне нужно многое сделать. Дел невпроворот — так мне сказали.

— А… Тебе же не разрешили быть со мной, когда рядом посторонние, — напомнила она. — Как же Джим, Шарли?..

— Мои родные — не посторонние, — возразил Джонни. — К тому же они все равно меня не увидят. Видеть меня сможешь только ты. Я было надеялся, что Бекки тоже позволят взглянуть на меня хоть одним глазком, но там, наверху… — Он многозначительно подмигнул. — Там сочли, что это не самая лучшая идея. Исключение сделали только для тебя. Это очень серьезная привилегия, так что мне кажется — когда у тебя появится такая возможность, тебе следует поблагодарить кого следует. Ну, ты понимаешь?..

Элис только кивнула. Она не верила своим ушам. То, что он только что сказал, казалось невозможным, но Элис уже поверила ему — поверила если не умом, то душой и сердцем.

— Я… я обязательно это сделаю, обещаю, — шепотом ответила она и тотчас — довольно непоследовательно — спросила: — А ты точно знаешь, что я не спятила? Или, может быть, это лекарства, действие которых закончится, как только я попаду домой?

— Точно, мама, я это знаю, — терпеливо ответил Джонни. — А теперь тебе пора как следует отдохнуть. Мне еще нужно кое-что сделать. Увидимся дома, хорошо?

Он наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб, и Элис почувствовала, что губы у него мягкие, теплые и живые. От этого ей стало так хорошо, что глаза ее снова заволокло слезами, и она невольно моргнула. В то же мгновение Джонни исчез. Не увидев его возле себя, Элис испугалась, но почти сразу же успокоилась: ведь Джонни обещал вернуться, а он еще никогда ее не подводил. Элис по-прежнему не понимала, что именно произошло с ней в эти две больничные ночи, но на сердце у нее было много легче и спокойнее, чем раньше.

Она еще долго лежала неподвижно, думая о Джонни, ощущая в воздухе тепло его тела, думая о том, что он ей сказал. Закрыв глаза, Элис представила себе его лицо, вспомнила его прикосновение, его поцелуй и прошептала чуть слышно:

— Спасибо…

Спустя какое-то время принесли завтрак, и Элис впервые поела с аппетитом. Уже давно она не завтракала с таким удовольствием. Овсянка, тосты и витаминный чай придали ей сил, и спустя какое-то время Элис почувствовала себя бодрее. Но главным было все же воспоминание о Джонни, и она улыбалась каждый раз, когда представляла себе его лицо. Отчаяние и тоска отступили; даже печаль ушла из сердца, оставив лишь легкую тень. Врач, пришедший осматривать ее после обеда, сразу заметил, как изменилось ее настроение, но он поразился еще больше, когда выяснилось, что Элис почти здорова. Это было настоящее чудо, и он долго не мог поверить своим глазам. На всякий случай врач все же порекомендовал несколько лекарств, которые она должна была принимать до тех пор, пока язва окончательно не зарубцуется, однако сам он, похоже, сомневался в их необходимости. Как бы там ни было, ее выписали домой, и Элис едва заметно улыбалась, зная, кто будет ждать ее там.

Даже если, в конце концов, все это окажется сном, думала она, собирая свои вещи, это будет лучший сон в ее жизни.

Глава 4

У Джима был обеденный перерыв. Расстояния в Сан-Димасе были небольшими, поэтому он успел приехать за женой в больницу, отвезти домой и вернуться на работу. Элис чувствовала себя совершенно здоровой. Боли прекратились, настроение у нее тоже было прекрасным, однако на всякий случай Джим все же позвонил Памеле и попросил заглянуть к ним, если вдруг Элис понадобится помощь. Врач велел ей больше отдыхать и не перегружать себя домашними делами хотя бы в первое время.

Памела приехала вместе с Бекки, которая захотела проведать мать своего погибшего возлюбленного. Кроме них, Элис навестили несколько соседок, которые помогли приготовить ужин. Сама Элис была на специальной диете, и Шарлотта отправилась в супермаркет, чтобы купить матери необходимые продукты.

Вечером Элис надела халат и спустилась в кухню. Джим, вопреки обыкновению, ужинал сегодня вместе со всеми. Впрочем, немного посидев с семьей, он ушел в гостиную, где и устроился перед телевизором с неизменным пивом. После ужина Элис и Шарлотта стали прибираться и мыть посуду, а Бобби остался сидеть за столом, наблюдая за ними. С тех пор как Элис вернулась домой, мальчуган старался постоянно быть около нее и не отрывал от матери внимательного, настороженного взгляда. Шарли сказала, что он очень испугался, когда понял, что мамы нет дома. Очевидно, он решил, что она никогда больше не вернется, и даже Памеле, остававшейся с детьми в первый, самый тяжелый день, так и не удалось убедить мальчика в обратном. Вот и сейчас он как будто не верил, что Элис снова дома, и когда вечером она поднялась к себе, он последовал за ней и присел на одеяло в ногах ее кровати.

— Не бойся, малыш, все хорошо, — сказала Элис, расчесывая волосы. — Я никуда не уйду и всегда буду с вами. Правда, я немного приболела, но теперь все прошло, и я совершенно здорова. Это правда… — добавила она, глядя в большие голубые глаза Бобби, в которых застыл страх. И она не могла на него сердиться. Неожиданная, нелепая смерть Джонни все еще была слишком свежа в их памяти, чтобы они могли спокойно относиться к болезням и больницам. В особенности это касалось Бобби, до сих пор не оправившегося от первой травмы, которая не только лишила его речи, но и пошатнула его уверенность в незыблемой прочности и безопасности окружающего мира.

— Не бойся, я никуда от вас не уйду. Честное слово! — повторила Элис и, приподнявшись на постели, прижала Бобби к груди, а он крепко стиснул ей руку.

Было уже довольно поздно, когда Элис наконец уложила Бобби в кровать. Возвращаясь к себе в спальню, она вдруг услышала за дверью громкий шорох и решила, что это Шарлотта роется в шкафу в поисках какой-нибудь модной вещички. Шарли частенько брала у матери вещи поносить. Правда, она была намного выше и стройнее Элис, однако кое-какие из джемперов матери ей вполне подходили, не говоря уже об аксессуарах, бижутерии и косметике.

— Это ты, Шарли? — позвала Элис, входя в комнату и поворачиваясь в сторону своего стенного шкафа. — Я ложусь спать.

Сбросив халат, она забралась под одеяло и уже потянулась к выключателю, чтобы погасить свет, как вдруг увидела стоящего в углу Джонни. Как и в прошлый раз, он был одет в свежую голубую рубашку и джинсы, а его волосы были аккуратно подстрижены — совсем как в роковую ночь выпускного бала.

— Привет, мама, — сказал он и, сделав шаг вперед, наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку. Потом Джонни сел на кровать, как часто делал, когда хотел поболтать с ней перед сном. — Я тебя не напугал?

— Немного, — призналась Элис. — Пожалуй, мне понадобится некоторое время, чтобы привыкнуть к этим твоим… возвращениям. Ведь это что-то вроде чуда, правда?

— Да, это вполне обычное маленькое чудо, — согласился он и улыбнулся.

— Ладно, я постараюсь привыкнуть. — Она покачала головой, гадая, продлятся ли его появления достаточно долго, чтобы ей действительно пришлось к ним привыкать. — Ну, расскажи, чем ты сегодня занимался? — спросила она, устраиваясь на подушке так, чтобы получше видеть его лицо. Джонни выглядел молодым, сильным, уверенным — и в то же время совсем взрослым. По совести сказать, теперь он казался гораздо взрослее, чем раньше, хотя, как Элис успела заметить, теперь он больше не хмурится. Раньше его лоб частенько пересекала озабоченная морщинка, сейчас же Джонни выглядел безмятежно счастливым.

Потом Элис пришло в голову, что ее последний вопрос прозвучал достаточно странно. Ну чем, в самом деле, он мог заниматься? Это раньше, когда Джонни был жив, она спрашивала, как прошел его день, и он рассказывал о школе, о работе, о соревнованиях и тренировках. Теперь все изменилось, и она ждала его ответа почти со страхом.

— Я был у Бекки, — ответил Джонни, и взгляд его стал печальным. — Она… она очень переживает.

Он действительно наблюдал за Бекки на протяжении нескольких часов, видел, как она разговаривает с детьми и с матерью, и убедился, что его возлюбленная все еще страдает.

— Бекки и Пэм заходили днем. Они…

— Я знаю, мама. Я ведь был здесь.

— Ты был здесь?!

Он кивнул и, казалось, задумался о чем-то другом.

— Бобби очень боится потерять тебя, — сказал он после небольшой паузы, но Элис об этом уже догадалась. Ее младший сын по-прежнему не произносил никаких слов, но его сегодняшнее поведение говорило само за себя. Он не оставлял ее одну буквально ни на минуту и повсюду ходил за ней как приклеенный, глядя на нее встревоженными глазами. Несмотря на свои девять с небольшим лет, Бобби уже знал, что такое смерть, и боялся, что его мама тоже может исчезнуть.

— Наверное, он испугался, что я не вернусь из больницы. Как не вернулся домой ты, — проговорила Элис.

— Да, — согласился Джонни. — Он переживает из-за тебя, а Шарли очень переживает из-за папы.

Элис не знала, что на это сказать, и только кивнула. Она и сама с тревогой следила за мужем. Поначалу, сразу после той страшной аварии, Элис все внимание переключила на младшего сына. Что только не делали они с Джимом, чтобы вылечить малыша! И Джим делил с женой все трудности и заботы. Но шло время, речь у Бобби так и не восстановилась, и, казня себя за несчастье, Джим опять стал прикладываться к бутылке. До аварии Джим тоже не упускал случая выпить, но никогда не переходил границ дозволенного. Элис же надеялась, что проблема разрешится сама собой. Может быть, так бы и случилось, если бы не авария, в которой был виноват нетрезвый Джим. Джим стал пить все чаще и все больше. Он не скандалил, не дрался и никогда не напивался до такой степени, что назавтра не мог пойти на работу. Он никогда не пил вне дома, но стоило ему вернуться домой с работы, усесться перед телевизором и открыть первую банку пива, как он уже не мог остановиться. К тому моменту, когда пора было ложиться спать, Джим на автопилоте поднимался наверх, принимал душ и без чувств падал в кровать. И так все повторялось изо дня в день. Элис понимала, что так жить нельзя, что пьянство Джима не только разрушает его нравственное и физическое здоровье, но и сказывается на всех членах семьи, однако она уже ничего не могла сделать. Ей было не с кем посоветоваться, а муж разговаривать с ней на эту тему отказывался — он просто не слушал никаких ее доводов, и, в конце концов, Элис отступилась. Все чаще она ловила себя на том, что оправдывает мужа и — особенно в разговорах с детьми — находит для него новые и новые извинения. И всё же все в доме — как и многие соседи, впрочем, — знали, что происходит с Джимом Петерсоном и почему. А теперь еще один страшный удар — смерть Джонни. Даже для очень сильного человека это были тяжелые испытания, и Джим сломался. Он предпочитал топить свой разум в алкоголе, чтобы не думать, не чувствовать, не вспоминать. Наверное, для него это был единственный способ спастись от жестокой действительности.

— Ну и как все будет дальше? — спросила Элис, с любопытством глядя на Джонни. Весь день она гадала, действительно ли она видела и разговаривала с ним в больнице, или все-таки ей это пригрезилось под действием лекарств. Теперь, когда сын появился у нее в спальне, она склонялась к мысли, что галлюцинации тут ни при чем, и что ее Джонни каким-то волшебным образом вернулся к ней из небытия, но вот как объяснить это остальным? Сама она за это вряд ли бы взялась — подобная задача была ей явно не по плечу.

— Ты будешь с нами все время или, как сегодня, будешь уходить и приходить? — уточнила она. Самым странным в эти минуты ей казалось то, что они с Джонни разговаривали совершенно нормально; в больнице Элис задавала свои вопросы и слушала его ответы в основном мысленно, «в голове», но сейчас она испугалась, что кто-то из домашних может их ненароком услышать. Придется им быть поосторожнее, подумала Элис, иначе люди решат, что она свихнулась, если разговаривает сама с собой.

— Я думаю, что, поскольку мне нужно делать и другие дела, время от времени я, наверное, буду исчезать, — обстоятельно ответил Джонни. — Мне ведь надо навещать и Бекки. — При этих словах его глаза опять стали грустными. Сегодня он уже видел свою девушку, видел, как она подавлена, и от всей души ей сочувствовал. Наблюдая за Бекки, Джонни со всей очевидностью понял, что его смерть затронула не только его родных, но и всех, кто его любил. Впрочем, именно поэтому он и вернулся. Слишком много связей оказалось оборвано, слишком много дел не доделано, и теперь ему нужно было как можно скорее привести все в порядок.

Поднявшись, Джонни подошел к двери спальни, но на пороге остановился и еще раз улыбнулся матери.

— Как же все-таки хорошо дома! — сказал он и вздохнул. Джонни знал, что вернулся ненадолго; Элис тоже знала и боялась этого, и все же она была рада.

— Да, — согласилась она. — Особенно теперь, когда ты снова с нами. Знаешь, мне очень тебя не хватало. — Она говорила ему это уже несколько раз, но ни эти и никакие другие слова не могли бы в полной мере выразить все, что она на самом деле чувствовала. Смерть сына оставила внутри ее выжженную черную землю, но теперь в душе Элис снова распускались благоухающие цветы.

— И мне тоже, — ответил он негромко. — Ну ладно, спокойной ночи, мама… Мне еще нужно проведать папу.

— Разве он может тебя увидеть? — удивилась Элис. Насколько она поняла, видеть и слышать Джонни могла только она.

Джонни рассмеялся:

— Ты что, нет, конечно! Он же испугается до смерти!

— Да, пожалуй, ты прав. — Элис тоже улыбнулась.

— Я просто хотел убедиться, что с ним все в порядке. Кроме того, я, пожалуй, загляну к себе в комнату — мне нужно найти кое-что из моих вещей. Кстати, куда ты положила мой спортивный джемпер с эмблемой школьной футбольной сборной? Надеюсь, ты никому его не отдала?

— Разумеется, нет. Я оставила его для Бобби. Он его даже примерил, но твой джемпер ему еще великоват. Я сказала Бобби, что когда он вырастет, то сможет его носить. Видел бы ты, как у него загорелись глаза!

Они обменялись улыбками, потом Джонни сказал великодушно:

— Пока Бобби подрастет, пусть его надевает Шарлотта. — Сам он очень гордился своим футбольным джемпером и носил его постоянно.

— Мне кажется, Джим не разрешит. Он считает, что твой джемпер не должен никто носить. Он — твой, он так и лежит в твоей комнате в шкафу, как и остальные вещи.

Когда Джонни погиб, Элис не стала ничего трогать или раздавать, как было принято в подобных случаях. На это у нее просто не хватило душевных сил. И теперь, спустя четыре месяца после гибели Джонни, его комната оставалась такой же, какой была при нем: на полках стояли завоеванные им кубки, на стенах висели вымпелы, медали, спортивные и школьные фотографии. Это было самое настоящее святилище, храм, воздвигнутый в его честь. Элис, впрочем, редко туда заходила, если не считать первых недель; ей было вполне достаточно сознавать, что в доме по-прежнему остается что-то принадлежащее ее старшему сыну.

— Спи, мама, — мягко сказал Джонни. — Тебе нужно окрепнуть после болезни. Утром увидимся. — Да, так он и говорил ей каждый вечер, пока был жив. Пожелав матери спокойной ночи, Джонни обычно спускался в кухню, чтобы позвонить Бекки, а потом уходил к себе.

— Спокойной ночи, дорогой. — Она помахала ему рукой и, когда Джонни исчез, снова потянулась к выключателю, чтобы погасить свет, но в этот момент в спальню заглянула Шарлотта. Она только что вышла из душа — волосы у нее были еще мокрые и блестели. Окинув комнату взглядом, Шарлотта вопросительно уставилась на мать.

— С кем это ты разговаривала минуту назад? — спросила она. — Разве папа уже поднялся?

Они обе прекрасно знали, что Бобби давно спит, а больше в доме никого не было. Между тем Шарли отчетливо слышала, как ее мать что-то говорит, причем таким тоном, словно беседует с кем-то давно знакомым, хотя второго голоса она не распознала. Шарлотте это показалось странным — с кем же могла разговаривать ее мать?!

— Мне позвонили по телефону, — не моргнув глазом, солгала Элис. — Папа еще внизу. Наверное, опять задремал перед телевизором.

— Ну, в этом нет ничего нового… — Шарлотта скептически поморщилась. — Отец Пегги Дугал тоже закладывал… но он, в конце концов, обратился к «Анонимным алкоголикам».[1]

— Он сделал это только после того, как потерял работу и угодил за решетку за вождение в нетрезвом виде, — возразила Элис. — И он сделал это не сам — это суд направил его на принудительное лечение, так что ты не сравнивай.

Страницы: «« « 123456 » »»