Джонни-Ангел Стил Даниэла

Глава 5

Следующие несколько дней Элис целиком посвятила домашним заботам. Дел накопилось много, а она обещала врачу отдыхать, поэтому делались дела не так быстро, как ей хотелось. И все же Элис не унывала. По утрам Джим отвозил детей в школу, а после занятий Бобби привозила домой соседка. У Шарлотты на носу был важный баскетбольный матч, но она сказала, что не будет возражать, если мать на него не пойдет, поэтому времени у Элис хватало и на дела, и на отдых, и на разговоры с Джонни, который теперь частенько навещал ее дома.

Как он и обещал, Джонни то появлялся, то снова исчезал. Ему хотелось повидать друзей, Бекки, побывать в своей бывшей школе. Несколько раз он сидел с Шарлоттой у нее на уроках, а потом сказал Элис, что сестра учится очень неплохо. С его точки зрения, Шарли нужно было только подтянуть математику, которую она забросила из-за спортивных занятий. По другим предметам дела обстояли благополучно.

Гораздо больше его беспокоил Бобби. Джонни побывал и у него в школе и заметил, что брат держится особняком, ни с кем не дружит, не участвует в общих играх. Конечно, это была специальная школа, и дети там тоже учились необычные, и все же Джонни считал, что Бобби ведет себя странно. Учился он тоже намного хуже, чем раньше, но это-то как раз было понятно — Бобби вернулся на занятия не в начале учебного года, а спустя месяц, перед самой болезнью Элис, и сильно отстал.

— Что ты собираешься предпринять? — спросил у матери Джонни. — Я-то надеялся, что к этому времени он заговорит, а получается… — И он сокрушенно покачал головой. Вероятность того, что в ближайшее время к Бобби вернется речь, была крайне невелика. Пять лет он молчал, а теперь, после смерти старшего брата, мальчик, казалось, ушел в себя еще глубже.

— Может быть, все еще образуется, — сказала Элис. — С мозгами у Бобби все в порядке, а не говорит он, потому что не хочет. Но если однажды у него появится что-то, чем ему будет необходимо поделиться с нами, возможно, он справится с собой.

Ей и в самом деле казалось, что самого Бобби вполне устраивает нынешнее положение вещей и неспособность общаться при помощи слов не причиняет ему никаких неудобств.

— Кто знает… — Джонни озабоченно потер лоб. — А что говорят врачи?

Элис задумалась. Конечно, она знала, что говорили врачи — психиатры и логопеды — по поводу Бобби, но сейчас вспомнить все подробности ей мешало радостное возбуждение. Она была счастлива от того, что снова может обсуждать с сыном волновавшую их обоих проблему. До того, как он погиб, они часто обсуждали, как помочь Бобби, но когда Джонни не стало, все прекратилось. Новое горе перевесило горе старое, Шарли была еще слишком мала, а Джим упорно отмалчивался, словно боялся приближаться к этой теме.

— Они сказали, что основные физиологические реакции у него в порядке. И детские психологи, и психиатры, с которыми мы консультировались, считают, что спешить пока не нужно, и я с ними согласна. Ты же сам помнишь — когда мы пробовали интенсивные методы обучения, Бобби только еще больше замыкался в себе. Пожалуй, лучшее, что мы можем сделать, это оставить его в покое. Если когда-нибудь Бобби захочет говорить, он заговорит, а если нет… — Элис опустила глаза. Она часто думала о том, каково будет Бобби на всю жизнь остаться инвалидом. Сейчас, когда рядом с ним была мать, он мог чувствовать себя в безопасности, но Элис хорошо понимала, что это не может продолжаться вечно. В конце концов, когда-нибудь ее не станет, и что тогда будет с ним?.. Конечно, когда Бобби станет старше, он уже не будет зависеть от нее так сильно, как сейчас, и все же… Слишком узок и беден был его ограниченный немотой мир, чтобы он мог быть счастлив в нем по-настоящему. Сумеет ли Бобби вырваться из своей тесной клетки? Пока же ни Джонни и никто другой так и не сумели отыскать дверцу, через которую Бобби мог бы выйти в большой и светлый мир нормальных людей и отношений.

— Что, если ты станешь ходить с ним на соревнования к Шарли? — предложил Джонни. — Когда-то ему нравилось ходить на мои матчи.

Это была неплохая мысль, и Элис одобрительно кивнула.

— Хорошо, попробую. Раньше Шарли стеснялась, что ее брат — немой, но теперь она стала старше. Надеюсь, она не будет возражать.

— Пусть только попробует, — проворчал Джонни, присаживаясь на краешек кухонного стола, на котором Элис раскатывала тесто для двух яблочных пирогов. — Кстати, почему пирогов — два? — поинтересовался он, с наслаждением вдыхая аромат свежеенарезанных яблок. Раньше он, бывало, таскал яблочные дольки буквально у нее из-под ножа, но теперь ему оставалось только принюхиваться к аппетитным запахам.

— Один пирог я хочу отнести Адамсам, — объяснила Элис. — Памела очень нам помогала — приходила сюда и готовила еду для Джима и детей, когда я лежала в больнице. Особенно в первое время — после того, как ты умер… — Тут Элис запнулась. То, что она только что сказала, поразило ее своей абсурдностью. «После того, как ты умер…» Она подняла глаза на Джонни, но он улыбался, и она улыбнулась тоже.

— Слава богу, мы одни, — сказала Элис. — Если кто-нибудь услышит, что я с тобой разговариваю, меня тут же упекут в сумасшедший дом.

— Но тебя ведь никто не слышал, так что все в порядке, — успокоил Джонни и посмотрел на часы. — Кстати, тебе не пора принимать лекарство?

— Пора. — Элис тоже посмотрела на часы и, поставив пирог в духовку, налила в стакан прописанную врачом суспензию. Она старалась пить лекарство точно по расписанию, четыре раза в день, хотя после возвращения из больницы чувствовала себя неплохо. Болезнь не просто отступила, с каждым днем Элис становилось лучше и лучше, и все это благодаря Джонни. Именно его возвращение помогло ей избавиться от груза горя и тоски, который чуть не в буквальном смысле согнул ее до земли, и теперь Элис казалось, что за несколько дней она разом сбросила лет двадцать. Теперь она не ходила, а летала и жалела только об одном — о том, что никто, кроме нее, не может видеть Джонни.

— Я бы сам отнес пирог к Адамсам, если бы мог, — сказал Джонни и, соскочив со стола, остановился у холодильника. — К сожалению, теперь это невозможно.

— Да ты бы напугал их до смерти! — пошутила Элис. — Твое возвращение само по себе чудо, а если ты появишься у них на пороге с горячим пирогом… Страшно подумать, что может прийти им в головы. — Она шутила, хотя сама еще не до конца свыклась с мыслью, что ее сын действительно вернулся. Понять или объяснить это было ей не под силу, оставалось только верить тому, что она видела, слышала и осязала. И Элис верила… старалась поверить.

— И все-таки объясни мне еще раз, почему, как ты думаешь, тебя вернули назад?

— Я уже говорил — чтобы доделать все, что осталось недоделанным, хотя, наверное, существуют другие причины, которых я не знаю. Я слышал, что подобные вещи случаются с теми, кто ушел слишком рано или слишком внезапно.

— Что же ты оставил недоделанным? Не закончил колледж?

Джонни усмехнулся:

— Если б все умершие молодыми юноши и девушки имели возможность вернуться, чтобы закончить образование, конкурс в наших колледжах и университетах подскочил бы раза в четыре. Нет, я имел в виду всех вас — тебя, папу, Бекки, Бобби и Шарлотту. Похоже, там, наверху, решили, что вам необходима моя помощь, и вот я здесь.

— Да, помощь нам была нужна… — Элис задумалась. Она понимала, что Джонни вернулся не навсегда, и все равно ее переполняло чувство благодарности за то, что ей было позволено снова увидеть сына, поговорить с ним. И каждая минута этого нежданного счастья согревала ее душу и придавала ей сил.

— Как тебе кажется, сколько времени тебе разрешат побыть с нами? — задала она давно мучивший ее вопрос.

— Столько, сколько мне понадобится, чтобы сделать мою работу, — ответил он.

— А в чем конкретно заключается твоя работа? — Джонни уже не раз объяснял ей, что должен «завершить недоделанное» и «привести все в порядок», но Элис никак не могла понять, как он это будет делать.

— Я и сам не знаю, — честно признался Джонни. — Возможно, я сам должен догадаться. Никаких точных указаний или инструкций они мне не дали.

Кто это — «они», Элис спросить не посмела. У Джонни не было ни крыльев, ни нимба над головой, он не взлетал под потолок и не проходил сквозь стены, чтобы попасть из одной комнаты в другую. Если он и исчезал, то делал это по возможности деликатно, чтобы не смущать мать. Держался Джонни точно так же, как раньше: торчал на кухне, сидел на столе, а по вечерам приходил к ней в комнату, чтобы поболтать и пожелать спокойной ночи. У него был тот же голос, те же жесты и тот же запах, и каждый раз, когда Элис прикасалась к его руке, обнимала или целовала в щеку, она ощущала исходящее от него живое тепло. Возвращение Джонни после смерти было лучшим подарком, о котором она не могла и помыслить, и Элис не представляла, как она сможет поблагодарить «их» за то, что они позволили ей побыть с сыном еще немного.

Джонни сидел в гостиной и смотрел телевизор, когда Элис закончила печь пирог и стала собираться, чтобы забрать Бобби из школы.

Неожиданно для самой себя она предложила сыну поехать с ней, и Джонни согласился после некоторого колебания. По дороге они говорили о школьных друзьях Джонни, о стипендии в колледже, которая так много для него значила, о его любимом футболе, о его детских шалостях и проделках. Это были драгоценные для обоих воспоминания, и Джонни несколько раз заставил Элис смеяться, напомнив ей о нескольких забавных случаях, о которых она совершенно забыла.

Оба еще находились под впечатлением воспоминаний, когда машина остановилась у школьных ворот, и в салон забрался Бобби. И как только это произошло, Джонни исчез.

— Здравствуй, милый. Как прошел твой день? — спросила у мальчугана Элис. Она не ждала развернутого ответа, но бывали случаи, когда Бобби кивал или улыбался в ответ. Сегодня, впрочем, ничего подобного не произошло. Он лишь бегло взглянул на мать, а потом пристально уставился на заднее сиденье, где только что сидел Джонни. Элис даже показалось, что Бобби что-то почувствовал, но тут же она отогнала от себя эту мысль — скорее всего, она просто ошиблась. Мальчик почти сразу отвернулся и, сев прямо, стал смотреть в окно, как делал всегда в последнее время.

Дома Элис дала сыну булочки и молоко. Бобби без видимого аппетита поел и сразу ушел к себе. Не успела Элис помыть посуду, как зазвонил телефон. Это была Памела. Она все еще была на работе, но ей захотелось поболтать — вот она и позвонила подруге. Элис сказала, что испекла для нее и Бекки яблочный пирог и что сама завезет его вечером, и Пэм от души ее поблагодарила.

Отправляясь к Адамсам, Элис решила взять Бобби с собой.

Когда они приехали, четверо младших Адамсов увлеченно играли в войну, захватив коридор, часть кухни и гостиную. Бекки, подколов повыше свои чудесные светлые волосы, готовила для них ужин. Буквально на минуту она отвлеклась, глубоко о чем-то задумавшись, но этого хватило, чтобы гамбургеры в духовке начали подгорать. От жары и смущения девушка даже покраснела, Элис, бросившаяся к ней на помощь, отметила про себя, что Бекки с каждым днем становится все очаровательнее. Природа брала свое: несмотря на пережитое, подруга Джонни расцветала на глазах, и у Элис сжалось сердце, когда она подумала о том, что ее сын погиб и никогда ему не быть рядом с Бекки. Он и Бекки могли бы пожениться, создать семью и жить дружно и счастливо, но всем надеждам пришел конец. Но если у Джонни все раз и навсегда было определено (хотя последние события заставили Элис пересмотреть многие свои убеждения), то у Бекки впереди была вся жизнь. Увы, при одном взгляде на ее грустное лицо и потухшие глаза можно было подумать, что Бекки решила похоронить себя заживо. За прошедшие месяцы она не только не пришла в себя после перенесенной трагедии, но, напротив, день ото дня выглядела все более грустной и подавленной. Она ни с кем не встречалась, не ходила на танцы и на музыкальные вечера, не бывала в кино и вела почти такую же замкнутую жизнь, как и ее мать. В свои восемнадцать Бекки чувствовала себя вдовой, и в ее жизни не было ничего, кроме работы. А дома она делила с Памелой все ее хозяйственные заботы и приглядывала за младшими.

Элис подобное положение дел казалось неправильным, и она откровенно сказала об этом Памеле. Она была уверена — Бекки должна сделать над собой сознательное усилие, чтобы вернуть свою жизнь в нормальное для юной девушки русло.

— Я даже не могу заставить ее лишний раз выйти из дома! — пожаловалась Пэм. — В последнее время Бекки ходит только на работу и в магазин, вот и все. И я, честно говоря, не знаю, когда это кончится и кончится ли вообще…

Пэм совершенно искренне переживала за дочь, но Элис отлично помнила, что сама Памела вела себя точно так же, когда умер Майк. Да и сейчас она не изменила своего образа жизни.

— Вам обеим нужно куда-то выходить, — сказала Элис твердо, хотя и боялась, что ее слова вызовут у Пэм раздражение. — Шарли или я можем побыть с детьми, а вы тем временем…

Она, правда, подозревала, что Шарли вряд ли будет от этой идеи в большом восторге, но надеялась ее уговорить. Памела и Бекки не раз помогали им после смерти Джонни, настала пора отплатить добром за добро.

— Уж не на танцы ли ты предлагаешь мне сходить? — рассмеялась Пэм. — Нет, и не уговаривай! Я слишком стара, чтобы проводить время подобным образом, да мне и не хочется. Может быть, Бекки… — Она покачала головой. — Нет, вряд ли. Во всяком случае — не сейчас… Она еще не готова к переменам.

Пока женщины разговаривали, Бобби тихо сидел на стуле, безучастно наблюдая за шумными играми младших Адамсов. Принять в них участие он явно не стремился, а они его не приглашали, хотя по возрасту они были близки. И Элис понимала почему. Казалось, Бобби вообще здесь нет, до того угрюмым и замкнутым было выражение его маленького личика, до того глухим его молчание, в которое он ушел целиком и полностью. Дети Памелы перестали обращать на него внимание уже через пять минут после того, как он перешагнул порог их дома, а сейчас и вовсе о нем забыли.

Минут через пять из гостиной донесся особенно громкий шум, и Элис, повернувшись в ту сторону, с удивлением заметила, что вслед за Бекки, которая пошла взглянуть, что там такое, по коридору бесшумно идет Джонни. Пару минут спустя девушка вернулась в кухню — и он тоже встал рядом с плитой и стал смотреть, как она достает из духовки противень. Бекки его не замечала, но Элис внимательно следила за сыном, одновременно стараясь вникнуть в то, что говорила ей Памела. Кажется, та рассказывала о каком-то мужчине, с которым познакомилась на работе, но в чем там было дело, Элис так и не уловила. Она не могла оторвать взгляда от Джонни, который смотрел, как Бекки смазывает желтком и маслом жареные пирожки с кукурузой.

Заметив, что мать за ним наблюдает, Джонни подмигнул и махнул рукой, а она в ответ улыбнулась.

Вскоре семейство Адамс уселось ужинать, а Элис и Бобби отправились домой. Дома мальчик сразу поднялся к себе, а Элис отправилась в кухню, где ее поджидал Джонни.

Дождавшись, пока закроется дверь комнаты Бобби, Элис решительно повернулась к старшему сыну.

— Что ты делал у Адамсов? — строго спросила она.

— То же, что и ты, мама, — зашел в гости. Бекки выглядит просто замечательно, ты не находишь?

— Я… Знаешь, мне было очень странно видеть тебя рядом с ней. Я не слышала и половины того, что рассказывала мне Памела. — Вспоминая свои ощущения, Элис даже сокрушенно покачала головой, и Джонни рассмеялся:

— Я понимаю. Жаль, ты не видела своего лица!

— И очень хорошо, что не видела, — отрезала Элис. — Памела могла бы подумать, что я сошла с ума. Слава богу, никто из наших не слышал, как я с тобой разговариваю. Нам надо быть поосторожнее, иначе могут случиться неприятности, — предупредила она, но Джонни беспечно махнул рукой.

— Конечно, конечно… Я буду осторожнее, — торопливо пообещал он, и Элис подумала, что сейчас он снова выглядит семнадцатилетним мальчишкой. Ей хотелось что-то добавить, может быть, еще раз призвать его к осторожности, но, прежде чем она успела собраться с мыслями, Джонни вприпрыжку взбежал по лестнице, направляясь в комнату Бобби. Провожая его взглядом — окликнуть сына после своих же недавних слов она не посмела, — Элис снова подумала о том, как хорошо, что Джонни вернулся. И все же ситуация складывалась более чем странная. Еще никогда ей не приходилось ни слышать, ни читать о чем-либо подобном, и она просто не знала, как себя вести.

Элис так глубоко ушла в свои мысли, что не слышала, как вернулась с тренировки Шарлотта. Девочка, однако, сразу заметила странное выражение на лице матери и удивленно на нее взглянула.

— Э-э… как дела? Какпрошел твой день? — спросила Элис, приходя в себя. Она изо всех сил старалась держаться обычно, однако ей это не удавалось. Притворяться Элис умела плохо.

— Нормально, — ответила Шарлотта, продолжая пристально смотреть на мать. Ее что-то сильно смущало, и, в конце концов, она не выдержала: — Мама Джулии Эрнандес сказала, что видела тебя сегодня. Ты ехала в машине, оживленно разговаривала сама с собой и даже смеялась… Что с тобой, мама? Ты в порядке? Я беспокоюсь за тебя.

Про себя Шарли уже решила, что на Элис могли подействовать лекарства, и собиралась уговорить мать отказаться от их регулярного приема. Она уже несколько раз слышала, как Элис по вечерам разговаривает сама с собой в совершенно пустой спальне. Правда, на ее недоуменные вопросы мать отвечала, что говорила по телефону, или придумывала какую-то другую отговорку, но Шарлотта не очень-то ей верила.

Она была убеждена, что дело в чем-то другом.

— Со мной ничего. Абсолютно ничего, — ответила Элис. — Я разговаривала с Бобби. Он сидел на заднем сиденье, поэтому мама твоей Джулии его и не увидела.

— Но она сказала, что ты как раз ехала за ним в школу, — возразила Шарли.

— Не может этого быть! Она просто перепутала! — уверенно сказала Элис, успевшая полностью овладеть собой, и Шарлотта пожала плечами. Ей очень хотелось верить матери, однако она не могла просто так сбросить со счетов все странности, которым сама была свидетельницей.

— Я действительно разговаривала с Бобби, — добавила Элис. — Я всегда стараюсь сказать ему несколько слов. А он, должно быть, лежал на заднем сиденье — ты же знаешь эту его манеру. Вот его и не было видно.

— Но мама Джулии уверена, что ты ехала за Бобби и ты была одна в машине, — не отступала Шарлотта.

— Да нет же! Она ошиблась, — продолжала стоять на своем Элис, и дочь, в конце концов, сдалась. Правда, Элис не удалось ее разубедить. С Элис определенно что-то происходило — в последнее время она выглядела куда более веселой и бодрой, чем раньше. Необъяснимо веселой. Шарли готова была даже заподозрить, что ее мать тоже начала прикладываться к бутылке. Это подозрение укреплялось и ней еще и тем, что каждый раз, когда она — как сегодня — заставала мать врасплох, на лице ее проступало виноватое выражение. Можно было подумать — Элис совершила что-то неподобающее, и Шарли, конечно, решила, что та проложила дорожку к отцовским запасам. Или завела свои собственные.

— У тебя сегодня должна была состояться игра. Кто выиграл? — как ни в чем не бывало, спросила Элис.

— Мы, — коротко ответила Шарлотта.

— Сдается мне, ты не очень-то этому рада, — заметила Элис. Она знала, что дочь порой недополучает от нее материнского тепла, заслоненная двумя своими братьями: младшим, инвалидом, и старшим — всеобщим любимцем, героем, образцом для подражания, который так трагически погиб. Это было несправедливо, и Элис чувствовала, что виновата перед Шарлоттой. Теперь она прилагала максимум усилий, чтобы исправить положение и вернуть дочери свой долг, но это у нее получалось плохо — главным образом потому, что в последнее время Шарлотта сама начала избегать общения со своими родными, все больше замыкаясь на своих делах, своих интересах.

— А чего тут радоваться? Мы были сильнее, вот и победили, — объяснила Шарлотта и вышла в прихожую, чтобы позвонить кому-то по телефону, а Элис принялась готовить ужин.

Вскоре вернулся домой Джим, и они сели к столу, но общая трапеза уже давно не приносила никому радости. Это был скорее ритуал, сохранившийся от давних и более счастливых времен, и каждый, кто в нем участвовал, невольно торопился поскорее уйти к себе. За столом они почти не разговаривали, и только после ужина, когда Джим утвердился на привычном месте перед телевизором, Элис заглянула к нему в гостиную. Она только что закончила мыть посуду и собиралась пораньше лечь.

— Как дела на работе? Все в порядке? — спросила она, опускаясь рядом с мужем на диван.

— Все нормально, — привычно отозвался Джим, не отрывая взгляда от экрана телевизора. — А ты как себя чувствуешь?

— Я чувствую себя хорошо. Просто отлично, — с некоторым вызовом ответила она. Элис и в самом деле почти забыла о своей болезни. Ей даже не верилось, что совсем недавно ей было так плохо.

— Не забудь принять лекарство, — посоветовал Джим, бросив на нее испытующий взгляд, и Элис почувствовала себя тронутой. Все-таки он о ней тревожится! В последнее время Джим разговаривал с ней очень редко и мало, хотя когда-то они не только любили друг друга, но и были настоящими друзьями. К сожалению, Джиму не очень везло в бизнесе — его маленькая фирма никак не могла крепко встать на ноги, а ведь еще нужно было отдавать кредиты и выплачивать ссуду за дом, в котором они жили. Каким-то чудом Джиму все же удалось рассчитаться с большинством долгов, но его аудиторская компания по-прежнему почти не приносила доходов, и он чувствовал себя разочарованным. Элис уже привыкла к тому, что Джим отдалился и от нее, и от детей, замкнувшись в своем мире, куда Элис хода не было. Но сегодня, когда он напомнил ей о лекарстве, она на мгновение увидела перед собой тень — увы, только тень — того мужчины, которого полюбила двадцать лет назад.

— Я рад, что тебе лучше, — неожиданно добавил он. — Ты меня очень напугала. Я даже не мог… — Джим хотел сказать что-то еще, но внезапно оборвал себя на полуслове и снова уткнулся в телевизор. — Ну почему нам так не везет? — пробормотал он и, прежде чем Элис успела что-то ответить, снова замкнулся в своей скорлупе.

— Спасибо, Джим, — тихо поблагодарила Элис, но он ее уже не слышал и не отреагировал, даже когда она нежно поцеловала его и щеку. Лишь когда она встала, Джим пошевелился, чтобы взять с пола банку пива, а потом вновь уставился в экран.

Из гостиной Элис отправилась на кухню и приняла лекарство. Потом она поднялась на второй этаж, но, прежде чем лечь, решила проведать обоих детей. Бобби методично бросал в стену бейсбольный мячик, Шарлотта делала домашнее задание. Элис уже направилась к себе в спальню, когда до нее из комнаты Джонни донесся шорох. Заглянув туда, она увидела своего старшего сына, который стоял в центре комнаты в лучах лунного света. Он улыбался, и на нем был его любимый джемпер с эмблемой школьной сборной.

Элис вошла и бесшумно притворила за собой дверь.

— Что ты тут делаешь? — шепотом спросила она, не включая света, который мог привлечь чье-то внимание.

— Ничего. Просто перебираю свои старые вещи. Вот, нашел несколько фотографий Бекки. Я сделал их в прошлом году, когда она ездила на Озеро вместе с нами.

— Я вижу, ты и свой джемпер нашел. — По правде говоря, в последний год Джонни сильно вытянулся, и джемпер стал ему маловат, но он так любил его, что не обращал внимания на слишком короткие рукава и узковатые плечи.

— Почему бы тебе не заняться своими вещами завтра? — добавила Элис. — Ведь кто-нибудь может тебя услышать!

— Сюда все равно никто не заходит, — возразил Джонни.

— Я захожу, — ответила Элис и, обежав взглядом полутемную комнату, посмотрела на сына. Видеть Джонни в знакомой обстановке его собственной спальни ей было и приятно, и грустно.

— А почему ты ничего не убрала? Я-то думал, что все мои вещи будут уложены, упакованы в коробки и чемоданы, а оказывается…

— Я не могла, — ответила Элис, глядя ему в глаза. — И ты знаешь — почему.

Джонни кивнул:

— Знаю. И тем не менее, мне кажется, тебе надо было все убрать. Ведь тебе, наверное, очень больно заходить в комнату и видеть все это… — Он обвел рукой шкаф и полки с кубками и фотографиями и добавил: — Хотя мне, конечно, очень приятно, что ты сохранила мою комнату для меня.

Улыбнувшись его словам, Элис опустилась на застеленную кровать.

— Я же не знала… не надеялась, что ты вернешься. А убирать твои вещи — это было выше моих сил. Это означало бы потерять больше, чем мы уже потеряли.

— Но, мама, моя комната — это ведь не я. Я у тебя здесь… — Он положил руку себе на грудь, на сердце. — Был и буду… Да ты и сама это знаешь. — Джонни сел рядом с ней и обнял за плечи. Рука у него была теплая и сильная. — И я не исчезну из твоего сердца и из твоей памяти, даже когда вернусь туда, где я должен быть… Я буду с тобой всегда!

— Я знаю, просто мне самой дороги эти твои фотографии, медали, кубки. — «И еще твой запах», — подумала она. В комнате до сих пор, казалось, витал запах Джонни — запах его здорового, чистого тела, мыла и одеколона, и иногда, когда она заходила сюда и закрывала глаза, ей удавалось на короткое время вообразить, что он не умер, а просто куда-то ушел — на занятия, на тренировку, к Бекки. Впрочем, сейчас, когда Джонни сидел рядом с ней, Элис и зажмуриваться было не надо.

Они еще немного поговорили, потом Элис с сожалением встала и пошла к себе в спальню. Джонни последовал за ней. В комнате было довольно тепло, поэтому он снял свой джемпер и, не прекращая разговора с матерью, повесил на кресло. Прошло еще минут двадцать, и в комнату заглянула Шарлотта. Она снова услышала, как ее мать разговаривает сама с собой, и зашла ее проведать, а заодно позаимствовать ее голубой жакет, который Шарли собиралась надеть завтра на классное собрание.

— Мне кажется, ты не должна позволять Шарли надевать твои вещи, — заметил Джонни, когда сестра вернулась к себе. — Ей это нужно только для того, чтобы покрасоваться перед мальчиками из старших классов. Ты и так покупаешь ей достаточно новых вещей — пусть ходит в своем.

Элис вздохнула:

— У нее одна мать, а у меня — одна дочь. И я не против того, чтобы Шарли брала мои вещи, пусть только возвращает их.

— А что, бывает, что и не возвращает?.. — уточнил Джонни, удивленно приподнимая бровь, и Элис улыбнулась, с удовольствием глядя на него.

— Иногда не возвращает, — подтвердила она. — Ну и что?

Джонни покачал головой.

— Ты уж позаботься, чтобы Шарли вернула мой спортивный джемпер, если будет его надевать. Мне не хотелось бы, чтобы она его потеряла — ведь мы уже договорились, что он должен достаться Бобби.

Потом он поцеловал мать, пожелал ей спокойной ночи и вернулся в свою комнату, сказав, что хочет поискать другие фотографии Бекки. Элис как раз надевала ночную рубашку, когда в спальню поднялся Джим. Элис его не ждала — обычно он засиживался перед телевизором до более позднего часа, поэтому она даже вздрогнула, когда муж неожиданно показался на пороге. Джим был даже не очень пьян — во всяком случае, он сразу заметил на кресле спортивный джемпер Джонни и нахмурился.

— А это что здесь делает? — хмуро спросил он.

— Я… япросто глядела на него, — ответила Элис, отворачиваясь, чтобы муж не видел выражения ее лица. Лгала она не очень умело, и Джиму всегда удавалось понять, когда она говорит неправду, хотя это и случалось крайне редко.

— Напрасно ты ходила в его комнату, — сказал он. — Я знаю, от этого ты только больше расстраиваешься, так что…

— Не всегда, — тихо возразила Элис. — Иногда мне бывает даже приятно просто посидеть там, поглядеть на его вещи, вспомнить нашего мальчика. Как будто он не умер, понимаешь?

В ответ Джим только покачал головой и отправился в ванную комнату, чтобы принять душ и надеть пижаму. Он всегда был скромным, застенчивым человеком и даже теперь, несмотря на двадцать лет супружеской жизни, никогда не раздевался при жене. И Элис это даже нравилось. Впрочем, до того, как Джим начал пить, ей нравилось в нем многое, почти все.

Тут она поймала себя на мысли, что в последние пару дней подобные мысли посещают ее, пожалуй, слишком часто. Можно было подумать — она перестала обращать внимание на то, каким ее муж стал, и видела перед собой только того Джима, каким он был когда-то.

Выйдя из ванной, Джим еще раз напомнил, чтобы завтра она убрала джемпер Джонни на место — в стенной шкаф в его комнате.

— И не разрешай детям его брать, — сказал он. — Они его испортят или потеряют, а Джонни очень любил эту свою спортивную форму.

— Я знаю. Я уже обещала Джонни, что сберегу его джемпер для Бобби, — не подумав, брякнула Элис и тут же прикусила язык.

— Когда это ты ему обещала? — удивился Джим.

— Давно. Когда… когда он его только получил.

— Ах вот как… — Джима ее объяснение, похоже, удовлетворило, однако ему было тяжело смотреть на джемпер, так отчетливо на поминавший обоим о сыне, которого они потеряли и уже никогда не смогут вернуть. Он бы отнес джемпер в комнату Джонни прямо сейчас, но ему было нелегко заходить туда лишний раз, поэтому Джим решил предоставить это жене.

Наконец он тоже лег и погасил свет. Дом погрузился в молчание. Лежа в темноте рядом с мужем, Элис гадала, где может быть сейчас Джонни — вернулся ли он в те загадочные места, где находился между своими появлениями, или еще сидел в своей комнате, перебирая фотографии и роясь в столе? Она все еще улыбалась своим мыслям, когда Джим неожиданно обнял ее. В последние годы они почти не были близки — Джим слишком много пил, чтобы задумываться о чем-то подобном. Лишь иногда он словно приходил в себя, но такое случалось редко. А Элис не знала, как вести себя в подобной ситуации, и не решалась изменить установившийся в их отношениях порядок. Она с этим попросту смирилась. Интимная близость была еще одной их общей потерей.

— Ты только не болей больше, Элис, — шепнул ей Джим тем же тоном, каким полчаса назад разговаривал с ней в гостиной. В его голосе звучали искреннее беспокойство, нежность и любовь, и Элис в порыве благодарности крепче прижалась к мужу.

— Не буду. Честное слово, — прошептала она.

Джим кивнул и, повернувшись на бок, негромко захрапел, а Элис все смотрела на него в темноте и гадала, вернется ли когда-нибудь их жизнь в нормальную колею.

Впрочем, ей казалось, что особенно надеяться на это не стоит.

Глава 6

В продолжение последующих дней Джонни то исчезал, то снова появлялся, курсируя между своим домом и домом Адамсов. Как догадывалась Элис, большую часть времени он проводил, наблюдая за Бекки. Однажды, когда Джонни вернулся домой после очередного визита в дом своей подружки, она заметила, что лицо у него расстроенное.

— Где ты был? — спросила она тихонько, когда он вошел в кухню, и Джонни через силу улыбнулся. Элис никогда не разговаривала с ним таким тоном, каким большинство матерей разговаривает со своими неуправляемыми сыновьями-подростками, но сейчас ее вопрос прозвучал даже строго.

— Я был у Бекки, — ответил он. — И я ужасно расстроился. Ее братья и сестры совсем отбились от рук и просто сводят ее с ума.

— Но ты, конечно, привел их в чувство и все им объяснил? — сыронизировала Элис.

— Я бы сделал это, если б мог… — Джонни вздохнул. Ему всегда нравилось возиться с ребятней, и братья и сестры Бекки любили его. — Увы, мне оставалось только приглядывать, чтобы никто из них не разнес дом в щепки или не спалил его. Младшие Адамсы — это что-то. Матери с ними нелегко приходится, и Бекки, как может, старается ей помогать. Сегодня, например, она даже не пошла на работу — Пэм пришлось срочно уехать по делам, а у обеих девочек ангина, и они остались дома. Конечно, Бекки их любит, но я считаю, что такая жизнь не для нее. То есть я хочу сказать — ей нужно что-то еще, кроме работы и домашних забот. Когда я был жив… — Тут Джонни смущенно улыбнулся матери, давая понять, что этой фразой не хотел ее расстраивать. — Когда я был жив, Бекки хотя бы имела возможность выходить из дома и развлекаться. А теперь она вообще никуда не ходит.

— Я знаю, — вздохнула Элис. — Мы с Пэм перезваниваемся, и она мне все рассказывает. Собственно говоря, им обеим не мешало бы где-нибудь бывать.

— Я не уверен, что они могут себе это позволить, — сказал Джонни и надолго задумался. В глубине души он сознавал, что Бекки не должна прятаться от жизни. Возможно, ей даже стоит начать встречаться с каким-нибудь юношей. Ему, конечно, это было бы не слишком приятно, однако Джонни никогда не был эгоистом. Он понимал — в свои восемнадцать Бекки имеет право на собственную личную жизнь, на радости и развлечения. Все лето она работала не покладая рук и к тому же занималась домашним хозяйством, заботясь о братьях и сестрах ничуть не меньше, чем их мать, которая, стремясь заработать больше, зачастую работала допоздна. Вот у Бекки и не оставалось ни сил, ни времени на развлечения, которые были бы естественными для девушки ее возраста, и Джонни это очень беспокоило.

— Я сама не раз предлагала Пэм посмотреть за ребятами, чтобы они с Бекки куда-нибудь, наконец, выбрались. Шарлотта могла бы мне помочь…

— Что-то мне не верится, что ты сумеешь вытащить ее с баскетбольной площадки. Разве только в промежутке между баскетбольным и бейсбольным первенством, — заметил Джонни с улыбкой. — Кстати, мама, почему ты не уговорила папу сходить к ней на игру? Я же говорил тебе, как это важно, но ты так ничего и не сделала. И отцу, кстати, это тоже пошло бы на пользу.

— Я пыталась с ним поговорить. — Элис сокрушенно покачала головой. — Но он не хочет и слушать. Ты не хуже меня знаешь, что отец считает спорт неженским делом. Особенно баскетбол и бейсбол. Синхронное плавание или прыжки в воду — еще куда ни шло, но игровые или атлетические виды…

По лицу Джонни скользнула недовольная гримаса.

— Я уже сто раз говорил и тебе, и ему: наша Шарли — прирожденная спортсменка, она гораздо способнее и талантливее меня. И он бы сразу убедился в этом, если бы хоть раз побывал на матче с ее участием.

— А он не хочет, — отрезала Элис. Она действительно много раз разговаривала с мужем на эту тему, но он всякий раз отвечал, что не собирается попусту тратить время. «На что там смотреть? — спрашивал он. — На визжащую толпу девчонок, которые играют в мужскую игру, и притом играют плохо? Нет уж, лучше по телевизору посмотреть нормальную игру!» Элис убедилась, что подобные разговоры ни к чему не приведут, и оставила свои попытки. К чему напрасно расходовать силы, раз уж Джим уперся?

— От этого много теряет не только Шарли, но и он сам, — уверенно сказал Джонни. — Поверь, все могло бы пойти по-другому, если бы отец не был таким упрямым. Раньше я и сам не понимал, как его невмешательство действует на всех.

— Может быть, мне сходить к ней на игру? — предложила Элис, но они оба знали, что Шарлотта хотела вовсе не этого, вернее — не только этого. Ей нужно было внимание и одобрение отца, но до сих пор она не получала ни того, ни другого. И Элис очень переживала по этому поводу. Что будет, спрашивала она себя, если через несколько лет, когда Шарлотта станет старше, она задумается о своем детстве и вспомнит, что родной отец ни разу не поинтересовался ее успехами, не порадовался ее победе, не утешил в поражении? Другие хвалили ее, но не он, а между тем она завоевала уже больше спортивных наград, чем Джонни в ее возрасте. Не далее как в прошлом году Ассоциация бейсбольных комментаторов объявила ее самым многообещающим игроком женской подростковой лиги. В местной газете даже на печатали ее портрет, но Джим об этом ни словом не обмолвился. При этом и Элис, и сама Шарли не сомневались в том, что, если бы Бобби играл в бейсбол или баскетбол, отец ходил бы на все его матчи и хвастался бы его успехами перед своими друзьями.

Когда Элис отправилась в школу за Бобби, Джонни снова поехал с ней и всю дорогу без умолку разговаривал с матерью. У Бобби в этот день было, похоже, не самое плохое настроение. Сев в машину, мальчик, как и в прошлый раз, обернулся и внимательно посмотрел на заднее сиденье, где сидел Джонни (сегодня он почему-то не исчез), а потом стал, как обычно, молча смотреть в окно. На обратном пути Элис разговаривала только с Бобби, хотя и ощущала постоянное присутствие старшего сына, а иногда могла его видеть в зеркале заднего вида. При этом у нее сложилось впечатление, что Бобби явно что-то чувствует, хотя он, конечно, ничего ей не сказал.

Они все вместе вернулись домой. Элис накормила Бобби. Джонни тем временем поднялся наверх, чтобы положить на место свой спортивный джемпер, оставленный накануне в родительской спальне. Поев, Бобби убежал к себе, а Элис осталась в кухне готовить ужин. Сегодня она специально для Шарли собиралась приготовить цыпленка по-виргински, картофельное пюре и обжаренные в масле цукини.

Вскоре вернулась домой и Шарлотта. Оставив в прихожей школьный рюкзак, она почти сразу отправилась на задний двор, чтобы успеть побросать мяч в кольцо до темноты. Точно так же поступал в ее возрасте и Джонни. Элис, оставив ужин на плите, поднялась наверх, чтобы переодеться. Проходя мимо спальни Бобби, она вдруг услышала доносящиеся из-за двери звуки. Судя по всему, мальчик прослушивал одну из множества учебных пленок, которые Элис покупала ему в надежде снова научить его говорить. К сожалению, из этого так ничего и не вышло, хотя сама идея была неплохой. Заглянув в комнату, Элис действительно увидела Бобби перед магнитофоном. Послав ему воздушный поцелуй, она уже собиралась закрыть дверь, как вдруг заметила Джонни, который, свесив ноги, сидел на подоконнике и смотрел на брата. Подмигнув ему, Элис отправилась к себе и, переодевшись, снова спустилась в кухню. Элис накрывала на стол, когда в кухне появился Джонни. Остановившись на пороге, он с тоской покосился на целую тарелку румяного печенья, которое успела испечь Элис. Увы — несмотря на то, что в нынешнем Джонни не было ничего от бесплотного духа, он не мог съесть ни одной печенюшки. Джонни не раз признавался матери, что очень скучает по ее пирогам, булочкам и прочей выпечке, но, к сожалению, существовали вещи, которые были ему недоступны.

— Как там Бобби? — рассеянно спросила Элис, переворачивая деревянной лопаточкой кусочки цукини.

— В порядке, — ответил Джонни. — Кстати, ма, он меня видит, — добавил он и уставился на Элис, ожидая ее реакции.

— Кто? — спросила Элис, открывая дверь холодильника, чтобы достать десерт.

— Бобби, кто же еще? — ответил Джонни, с улыбкой наблюдая за тем, как мать, вздрогнув от удивления, уставилась на него.

— Откуда ты знаешь? — изумленно спросила она.

— Почувствовал. Кроме того, он прикоснулся ко мне, — ответил Джонни таким тоном, словно ничего естественнее этого и быть не могло.

— И ты ему позволил? То есть разве Бобби может тебя видеть?

— Значит, может… — Джонни пожал плечами. — Раньше я думал, что на это не способен никто, кроме тебя, а оказалось… В общем, он меня видит. — Он улыбнулся с довольным видом.

— А он не испугался? — забеспокоилась Элис.

— Нет, конечно. С чего бы ему меня пугаться?

— Действительно… — медленно проговорила Элис. Бобби, во всяком случае, не мог никому рассказать о брате. Возможно, именно поэтому они позволили мальчику увидеть Джонни. — И что ты ему сказал? Как объяснил свое появление?

— Я сказал, что вернулся, чтобы навестить вас. И что я, к сожалению, не смогу остаться навсегда, но какое-то время я с вами еще побуду… Короче говоря, я сказал ему примерно тоже, что и тебе. По-моему, Бобби обрадовался. Знаешь, мама, я его очень люблю, — неожиданно добавил Джонни, и Элис машинально кивнула. Братья всегда отлично ладили: Джонни опекал младшего братишку с самого его появления на свет, заботился о нем, играл с ним. Когда с Бобби случилось несчастье, Джонни было всего тринадцать, он все понимал и очень боялся, что его младший братишка может умереть. А потом, когда выяснилось, что Бобби разучился разговаривать, Джонни всегда защищал его от тех, кто пытался над ним смеяться.

— …Еще я объяснил Бобби, что не попрощался с ним, когда ушел насовсем, и поэтому мне разрешили повидаться с ним. И сказать «прощай, брат», — добавил Джонни, и Элис почувствовала, как ее глаза наполняются слезами, а сердце сжимается от любви к обоим сыновьям — старшему и младшему, к живому и к мертвому, который ненадолго вернулся к ней из небытия. Господи! Как же любила она его — своего дорогого несчастного погибшего сына!

— Значит, это твой голос я слышала, когда поднималась наверх вчера вечером, — догадалась она. — Сначала я подумала, что Бобби слушает одну из логопедических записей, которые я ему купила, а дело, оказывается, совсем в другом! — Элис нахмурилась озабоченно. — Только, пожалуйста, будьте поосторожнее, чтобы Шарли или отец не услышали, как ты с ним разговариваешь, иначе я просто не знаю, что они подумают! — Тут она сообразили, что раз Шарли и Джим не видят Джонни, наверное, и слышать его они тоже не могут. Это было бы только логично, однако она предпочитала не рисковать.

Джонни согласно кивнул.

— Вообще-то ты слышала именно пленку. Мы с Бобби тоже решили, что не стоит нам привлекать внимание, поэтому и включили магнитофон. Просто на всякий случай… А вот, кстати, и мой братик… — сказал он, поворачиваясь к дверям кухни, в которых бесшумно возник Бобби. Увидев мать и брата, он улыбнулся, как не улыбался уже очень давно. Он буквально расцвел, и в глазах его заплясали счастливые искорки.

— Как здорово, что Джонни снова с нами, правда, сынок? — негромко спросила у него Элис, и мальчик утвердительно кивнул. — Только никому об этом не говори, хорошо?.. — добавила она. Эллис, конечно, знала, что Бобби не сможет никому ничего рассказать, даже если захочет, — просто она всегда обращалась с ним так, как будто он был совершенно нормальным ребенком. Ей казалось, что так будет правильно, и главное — это важно для самого мальчика.

— А как ты думаешь, — спросила она, поворачиваясь к Джонни, — может случиться так, что, в конце концов, Шарли и папа тоже тебя увидят? Ведь мы все по тебе скучаем — и Джим с Шарлоттой тоже!

— Может быть, видеть меня для них не так необходимо, как для тебя или Бобби, — ответил Джонни. Лучшего ответа он не мог найти — он и сам не знал причины. Почему, например, Бобби мог его увидеть, а Бекки — нет? Между тем он был готов на многое, лишь бы показаться Бекки хоть разочек. Она так сильно тосковала по нему, и Джонни казалось, что его появление могло бы ее хоть немного утешить… Или нет? А вдруг она бы, наоборот, впала в еще более глубокую депрессию, если бы узнала, что он вернулся не навсегда? Как бы там ни было, видеть его она не могла, и Джонни оставалось только принять существующее положение вещей.

— Я не знаю, как и почему это стало возможным, — серьезно добавил он. — Это просто работает — и все. Но для этого я обязан соблюдать правила. Их всего несколько, но они очень строгие: я не должен никого пугать, не должен причинять никому неприятности. Я должен только довести до конца кое-какие дела.

— Какие же это дела? Ты уже несколько раз говорил мне об этом, но… Или ты до сих пор не знаешь, что именно должен сделать?

— Не знаю. — Джонни покачал головой и подмигнул Бобби, который внимательно прислушивался к их разговору. — Просто дела, и все. Ну вот, как ты готовишь ужин или обед, так и я… — попытался пошутить он.

Снаружи послышался шум мотора. По времени это должен был быть Джим, и она выглянула в окно, чтобы удостовериться, что это действительно он. Шарлотта все еще бросала мяч во дворе, и Элис с огорчением увидела, что Джим прошел мимо дочери, не удостоив ее даже взгляда. Шарли, правда, повернулась к отцу, но тоже ничего не сказала.

— Это папа, — сказала Элис, поворачиваясь к своим сыновьям, и Джонни, соскочив со стола, взял брата за руку и быстро повел наверх. Она услышала, как захлопнулась дверь комнаты Бобби, и почти одновременно с этим в кухню через заднюю дверь вошел Джим. Небрежно кивнув жене, он сразу двинулся к холодильнику и достал оттуда банку пива. Выглядел он удрученным, и Элис не решилась остановить его.

— У тебя был трудный день, Джим? — только и спросила она.

— Не труднее, чем всегда, — ответил он, вскрывая банку. — А что у вас? — спросил Джим, без особого, впрочем, интереса. Похоже, ему вовсе не хотелось ни с кем разговаривать — до того он был подавлен.

— Нормально. Как обычно. — Элис чуть не сказала, что, когда он приехал, она «как раз разговаривала с мальчиками», но в последний момент прикусила язык. Вместо этого она позвала со двора Шарлотту, а сама пошла наверх, чтобы привести Бобби.

Когда она заглянула в спальню, оба ее сына сидели на полу, и Элис, оглянувшись через плечо, заговорила с ними заговорщическим шепотом.

— Бобби пойдет ужинать, — сказала она Джонни. — Тебе придется побыть одному.

— Это еще почему? — неожиданно возразил тот. — Я, правда, не могу есть, но ведь никто не мешает мне посидеть с вами, правда? Тем более что ни Шарли, ни папа меня не увидят.

— Зато мы с Бобби увидим и… можем сделать что-то такое, что покажется им странным, — сказала Элис и сама задумалась, что же такое они могут сделать. Она и вправду боялась случайно обратиться к Джонни по имени, но надеялась, что ей удастся удержать себя в руках.

— Тогда они решат, что вы сошли с ума уже оба, — беспечно рассмеялся Джонни, и Бобби тоже улыбнулся одной из своих редких улыбок, и Элис вдруг подумала, как сильно мальчик изменился буквально за считанные часы. С тех пор как Бобби получил возможность видеть и слышать старшего брата, он держался гораздо увереннее и свободней.

— О'кей, о'кей, — сказал Джонни, видя, что его мать все еще колеблется. — Пока вы насыщаетесь, я схожу навещу Бекки. Вернусь сразу после ужина, так что вы и соскучиться не успеете.

Элис кивнула. Точно так же Джонни вел себя, когда был жив. Он постоянно перемещался между своим домом и домом Адамсов, и сейчас его слова напомнили Элис о тех временах. Впрочем, было одно важное отличие: теперь, когда Джонни не нужно было ни учиться, ни ходить на работу, он был гораздо свободнее и мог больше бывать с матерью, братом и Бекки. «Дела», которые он явился «доделать», по-видимому, отнимали у него не слишком много времени. Кроме того, Элис, увы, больше не приходилось беспокоиться о том, что с ним может что-то случиться, поэтому она могла просто наслаждаться общением с ним.

Взяв Бобби за руку, Элис повела сына вниз. Джонни шел следом. Когда они появились в кухне, Шарлотта увлеченно рассказывала отцу о том, как прошла сегодняшняя игра. Джим слушал ее внимательно, как показалось Элис — даже с интересом, но потом, словно спохватившись, перебил дочь и стал рассказывать ей о кубках, которые завоевал в ее возрасте Джонни.

— Он был самым лучшим, самым универсальным спортсменом из всех, кого я когда-либо видел, — с гордостью сказал Джим, и Джонни не утерпел.

— Неправда, папа, — сказал он, хотя Джим не мог его слышать. — Шарли играет гораздо лучше меня. Когда же ты наконец это признаешь?!

Увы, ни Джим, ни Шарлотта его не слышали, и Джонни, махнув рукой, вышел из дома через парадную дверь, открыв и закрыв ее так тихо, что никто этого не услышал. Только Бобби во все глаза смотрел на Элис. Похоже, он наконец-то понял, какое с ними обоими произошло чудо. Общая тайна еще больше сблизила его с матерью, и Элис, сажая сына на обычное место между Шарли и мужем, ласково потрепала его по плечу.

А в остальном это был самый обычный вечер. После ужина Шарли и Бобби разбрелись по своим комнатам, Джим занял свое место перед телевизором, а Элис убрала со стола и поднялась к себе, когда вернулся Джонни.

— Как поживает Бекки? — спросила Элис, откладывая книгу, которую она взяла почитать на ночь, и сдвинула на кончик носа очки. Она начала носить очки всего лишь месяца полтора назад, и Джонни сказал, что они ей очень идут.

— Бекки? Отлично. Завтра вечером у нее свидание! — объявил Джонни, не скрывая своего оживления.

— Да что ты?! Как же это произошло?! — потрясенно воскликнула Элис. Только сегодня утром они с Джонни говорили о том, как трудно живется Бекки и какую не по возрасту унылую жизнь она ведет, и вдруг эта новость! Элис боялась только, что Джонни огорчится. Но он, похоже, был даже рад, и если ревновал свою бывшую подружку, то по нему это было незаметно. Элис, однако, была еще больше поражена, когда сын рассказал ей некоторые подробности.

— Бекки познакомилась с этим парнем ни работе. Он учится на предпоследнем курсе Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, но сейчас взял академический отпуск и приехал к нам в Сан-Димас, чтобы помочь своему отцу. Сегодня вечером он позвонил Бекки и пригласил ее на свидание.

Голос Джонни был спокойным, но Элис догадывалась, что на самом деле ее сын испытывает гораздо более сложные чувства. Нового кавалера Бекки звали Баз, он был красив, умен и хорошо воспитан. Его отец владел сетью винных магазинов, поэтому Баз мог позволить себе ездить на «Мерседесе». В его семье было еще три брата и две сестры.

— Я пока не уверен, достаточно ли он хорош для Бекки, — задумчиво продолжал Джонни, — но, когда он появился у нее в аптеке, мне он показался славным парнем. Кстати, Баз учился в той же школе, что и мы, только окончил ее двумя годами раньше. Оказывается, Бекки давно ему нравилась, но он не решался пригласить ее на свидание, потому что знал про меня.

— Уж не ты ли это устроил? В смысле — привел его к ней в аптеку? — Эта мысль только сейчас пришла ей в голову. Это было так похоже на Джонни! Конечно же, это он сделал так, что Баз обратил на Бекки внимание. Как именно он этого добился, Элис не могла даже представить, но в том, что дело обстояло именно гак, она теперь не сомневалась.

— Можно и так сказать! — рассмеялся Джонни. Он и сам пока не знал точно, как именно это у него получилось, но результатом он был доволен. — Между прочим, Шарли еще не спит. Не слишком ли поздно для нее?

— Ничего страшного. — Элис не сдержала улыбки. Сын казался ей теперь совсем взрослым, и вместе с тем он по-прежнему оставался се любимым маленьким Джонни. — Ведь ей уже четырнадцать… Когда тебе было столько, сколько ей, ты ложился еще позднее, — напомнила она, радуясь в глубине души, что Джонни проявляет почти родительскую заботу о сестре. — Она…

Договорить Элис не успела. Дверь открылась, и в спальню вошел Джим. Ни она, ни Джонни не слышали, как он поднялся наверх.

— С кем ты разговариваешь? — спросил Джим, в упор глядя на Элис.

— Кто, я? Ни с кем… То есть я, вероятно, разговаривала сама с собой. В последнее время я иногда так делаю, когда остаюсь одна, не могу же я молчать целыми днями, — ответила она, стараясь говорить как можно более небрежным тоном. Ей не хотелось, чтобы муж что-то заподозрил. Правда, догадаться, с кем именно она разговаривала, он вряд ли бы смог, однако он мог забеспокоиться.