Наперекор судьбе Стил Даниэла

— Вообще, да, — честно ответила Аннабелл. — Иногда такое случается, но редко. Это было давным-давно. С тех пор многие пароходы постоянно курсируют, пересекая океан, и никаких катастроф больше не было. «Мавритания» была спущена на воду восемнадцать лет назад, к тому же летом в Атлантике айсбергов просто не может быть. Погода стоит чудесная, а пароход большой, все будет в порядке. Честное слово, — сказала она, незаметно предупредив Брижитт взглядом.

— «Титаник» был еще больше… А «Лузитания»? Вы что, забыли про «Лузитанию»?! — не унималась Брижитт. Аннабелл хотелось задушить ее.

— Что такое луфамания? — не расслышав, спросила Консуэло.

— Брижитт всего боится и говорит глупости. Клянусь тебе, это будет замечательное путешествие. А в Нью-Йорке будет еще интереснее. Ты увидишь мой дом в Ньюпорте. — Аннабелл тоже нервничала, но совсем по другим причинам. Она возвращалась в Нью-Йорк впервые за десять лет и боялась встречи с прошлым, от которого когда-то сбежала.

И все же леди Уиншир была права — Консуэло должна была увидеть то, что составляло жизнь ее матери, увидеть ее родину. Самой Аннабелл потребовалось много времени, чтобы вернуться; для Консуэло это была целая вечность.

Аннабелл запретила Брижитт рассказывать об ужасах «Титаника», когда Консуэло отошла погладить чью-то собаку. Пассажиров на «Мавритании» было много, в том числе и детей, с которыми Консуэло могла поиграть.

Чтобы занять Брижитт делами, Аннабелл велела ей распаковать вещи, а сама отправилась с Консуэло на экскурсию по судну. Она показала дочери плавательный бассейн, роскошный обеденный зал, игровые комнаты и собачьи будки на нижней палубе. Своего мопсика они оставили на попечение Элен, обожавшей щенка. Консуэло назвала собачку Коко.

Когда пароход выходил из гавани, Аннабелл, Брижитт и Консуэло стояли на палубе и смотрели на исчезающую вдали Францию. Консуэло умоляла сыграть с ней в шаффл-борд[5], и Аннабелл пообещала, что они сделают это во второй половине дня. Позже они с дочерью отправились обедать. Это путешествие было совсем не похоже на плавание, которое Аннабелл предприняла десять лет назад.

Тогда она почти не выходила из каюты и гадала, что ждет ее в Европе. В ту пору Аннабелл хотелось только одного: убежать от своего прошлого, от людей, которые подвергли ее бойкоту на родине. А теперь она возвращалась домой, через десять лет. Что ждет ее теперь?

Путешествие проходило спокойно, пока на третий день Аннабелл не увидела на палубе пожилую пару, которая наблюдала за игрой в шаффл-борд молодой пары. Старики, увидев Аннабелл, не отводили от нее изумленных взглядов, но Аннабелл сделала вид, что не видит этого, и начала оживленный разговор с дочерью. Она узнала этих людей сразу же, это были знакомые ее родителей. Когда они с Консуэло проходили мимо, Аннабелл четко услышала слова, вполголоса сказанные пожилой женщиной своему мужу:

— …замужем за Джосайей Миллбэнком, разве ты не помнишь? Дочь Артура Уортингтона, тогда еще был ужасный скандал, у нее был роман, и он развелся с ней… Она сбежала с другим мужчиной во Францию…

Так вот что о ней думали?! Аннабелл бросило в дрожь. Они ничего не забыли, значит, не забыли и другие. Это действительно было пожизненное заключение без права на помилование. Клеймо неверной жены останется с ней навсегда.

Фраза о том, что она отправилась во Францию с любовником, потрясла Аннабелл. Хотелось немедленно убежать в каюту и спрятаться от посторонних глаз. Но тут ей на память пришли слова леди Уиншир: «Аннабелл, выше голову! Вы — хорошая женщина, помните это, не обращайте на этих людишек внимания». Старая дама была права, но сказать это было легче, чем сделать. Аннабелл не могла не обращать на них внимания, не желала быть парией и мириться с наклеенным на нее ярлыком. Она никому не изменяла, она была хорошей женщиной и осталась ею. Развод ничего не изменил. Прошло столько лет… Что знают все эти люди об истинной причине ее развода и бегства в Европу? Никто из них даже не попытался поговорить с ней, поддержать и утешить ее. Если бы они это сделали, ее жизнь могла бы сложиться по-другому. Но тогда она не оказалась бы в Европе, не стала врачом и не родила бы Консуэло. И кто знает, было бы для нее лучше остаться в Нью-Йорке?! Жить униженной, ловя на себе осуждающие взгляды… Нет, она не сломалась, не поддалась обстоятельствам, она справилась со всеми трудностями, которые ей в избытке подкинула судьба.

Аннабелл взяла за руку Консуэло и замедлила шаг, проходя мимо пожилой пары. Она поздоровалась с дамой кивком головы. На Аннабелл была широкополая шляпа в тон элегантному серому костюму, купленному специально для путешествия. Она выглядела очень стильно и была похожа скорее не на американку, а на француженку. Заметив ее кивок, женщина сделала вид, что всматривается в лицо Аннабелл, фальшиво заулыбалась, потом зачастила:

— О боже, Аннабелл, неужели это ты? Сколько лет, сколько зим! Как поживаешь? Какая красивая девочка, вылитая ты… А твой муж тоже здесь?

— Нет, — сдержанно ответила Аннабелл, пожимая руки супругам. — Я вдова, а это моя дочь, Консуэло Уортингтон-Уиншир. — Консуэло присела в реверансе. На ней было белое платье, шляпа и короткие перчатки.

— Ах, как мило! Ты назвала ее в честь своей матери! Чудесная была женщина… Ты по-прежнему живешь во Франции?

— Да. В Париже, — ответила Аннабелл.

— Почему же ты не бываешь в Нью-Йорке? Мы не видели тебя целую вечность.

— Это мой первый визит на родину после отъезда. — Аннабелл хотелось сказать, что в этом виноваты двуличные люди вроде них, которые продолжают распространять слухи, которые поставили на ней клеймо и вынудили ее покинуть дом.

— Да неужели? А как же твой коттедж в Ньюпорте?

— Мы проведем там несколько недель. Я хочу показать его Консуэло. — Девочка говорила по-английски с легким французским акцентом, что звучало очень мило. — Нам нужно многое увидеть в Нью-Йорке, — сказала Аннабелл, улыбнулась дочери и собралась продолжить путь. Что ж, по крайней мере, эта женщина заговорила с ней. Десять лет назад она бы этого не сделала. Просто повернулась бы к ней спиной и не ответила бы на приветствие.

— Возможно, мы еще увидим вас в Ньюпорте, — сказала пожилая женщина, с любопытством оглядывая дорогой костюм и шляпу Аннабелл и нарядное платье Консуэло. — И чем ты занимаешься в Париже? — спросила она, явно желая узнать подробности жизни Аннабелл, чтобы рассказать о них знакомым по возвращении. Она явно заметила красивое изумрудное кольцо — подарок леди Уиншир. Аннабелл носила его вместе с обручальным кольцом, купленным еще до рождения Консуэло; это тоненькое золотое колечко она не снимала никогда.

— Я врач, — с улыбкой ответила Аннабелл, снова вспомнив совет леди Уиншир. Эти люди напоминали ей стервятников, жадно искавших какую-нибудь добычу, которой они могли бы насытиться.

— Ты?! Неужели! — У старухи округлились глаза. — Как тебе это удалось?

— После гибели мужа я окончила во Франции медицинскую школу.

— Твой муж был врачом?

— Нет, — коротко ответила она, не желая кормить любопытных подробностями. — Отцом Консуэло был виконт Уиншир. Он погиб на войне, под Ипром. — Это было чистой правдой. Гарри — отец Консуэло, а то, что они не были женаты, никого не касается. Она много работала, она осуществила свою мечту и сделала людям много хорошего. Изменить это не может никто и ничто на свете.

— Ах, вот как, — пробормотала собеседница, не желая признавать, что это произвело на нее сильное впечатление. Она не могла дождаться ухода Аннабелл, чтобы заговорить с дочерью, игравшей с друзьями в шаффл-борд. Эта девица, с которой Аннабелл была немного знакома до отъезда, очень изменилась и располнела.

— Кто это? — с любопытством спросила ее Консуэло, когда они двинулись дальше.

— Нью-йоркские знакомые моих родителей, — ответила Аннабелл. Она давно не ощущала такой легкости. Неожиданно все, что случилось неприятного в ее жизни, перестало казаться Аннабелл важным.

— У нее противные глаза, — серьезно сказала девочка.

Аннабелл, удивленная проницательностью дочери, засмеялась.

— И противный язык. Я знала многих таких людей.

— Значит, в Нью-Йорке все противные? — встревожилась Консуэло.

— Надеюсь, что нет, — ответила мать. — Но мы едем туда не ради них, а ради самих себя. — Аннабелл решила больше не прятаться от старых сплетниц. Ньюпорт, и Нью-Йорк принадлежали не им. К тому же теперь она жила в другом мире. У нее был Париж, была медицинская практика и, главное, была чудесная дочь. Не было только мужчины. Но если мужчины таковы, как Антуан, то она предпочитает одиночество. Хотя какое это одиночество — ведь рядом ее обожаемая Консуэло!

Когда они наконец увидели очертания Нью-Йорка и буксиры повели «Мавританию» в порт, Аннабелл не сдержала слез при виде статуи Свободы с гордо поднятым факелом. Миг был волнующим, хотя она и ждала его с нетерпением. Аннабелл показала дочери Эллис-Айленд и объяснила, что она работала там до того, как стать доктором: тогда эта профессия была для нее недостижимой мечтой.

— Почему, мама? Почему ты не могла стать доктором здесь? — Девочка этого не понимала. Ее мать была врачом, и это казалось Консуэло вполне естественным. Она сама тоже хотела стать доктором и имела все возможности осуществить свою мечту.

— Потому что в мое время женщины редко становились врачами. Да и сейчас, впрочем, тоже. Люди считают, что женщины должны выходить замуж и сидеть дома, вести хозяйство и воспитывать детей.

— А разве нельзя делать и то и другое? — удивленно спросила Консуэло.

— Думаю, у тебя это получится, — ответила Аннабелл, снова посмотрев на величественную статую, напоминавшую всем, что свет свободы не гаснет никогда, освещая путь всем — мужчинам и женщинам, бедным и богатым. Свобода принадлежала каждому. И Аннабелл тоже.

Консуэло задумалась.

— Если бы мы вышли замуж за Антуана или кого-нибудь другого, ты бы перестала быть врачом?

— Не перестала бы. — Аннабелл поспешила с ответом, не желая ни слышать, ни вспоминать об Антуане, называвшем ее дочь ублюдком. Простить ему это она не могла.

Сойдя на берег и миновав таможню, женщины сели в два такси, доставившие их и багаж в отель «Плаза». Отсюда открывался красивый вид на парк, а до дома Аннабелл можно было дойти пешком. Аннабелл поразило, как изменился Нью-Йорк; в нем появилось множество новых зданий, а жителей изрядно прибыло. Консуэло город просто заворожил. Едва они успели разместиться и перекусить, как она потащила мать на улицу.

Конечно же, сначала они направились к дому Уортингтонов. Аннабелл ничего не могла с собой поделать — ей не терпелось увидеть его. Дом капитально отремонтировали, но ставни в нем были закрыты, и он казался необитаемым. Наверно, новые владельцы уехали на лето. Аннабелл долго смотрела на него, а Консуэло, чувствуя волнение матери, крепко сжимала ее руку.

— Здесь я жила, когда была девочкой. — Она чуть не сказала: «пока не вышла замуж», но вовремя остановилась. Она никогда не говорила Консуэло о Джосайе, но понимала, что когда-нибудь сделает это.

— Наверно, тебе было очень грустно, когда твои папа и брат умерли. — У Консуэло был такой печальный вид, словно она была на кладбище. В каком-то смысле дом действительно был их могилой. И могилой Консуэло-старшей, которая в нем умерла. А Аннабелл в нем родилась.

— Твоя бабушка Консуэло тоже жила здесь.

— Она была хорошая? — с любопытством спросила Консуэло.

— Очень. И такая же красивая, как ты. Она была чудесным, добрым человеком. И я ее очень любила.

— Наверно, тебе было здесь очень грустно, — со вздохом сказала девочка.

— Да. — Аннабелл стояла, вспоминая утро, когда она узнала про гибель «Титаника», и день смерти матери. Но у нее были и счастливые воспоминания. Дни детства, когда все казалось таким простым и легким. Она жила среди любящих людей, которые защищали ее от всего плохого. Годы спустя она благодарила их за все, что имела сейчас.

Потом они ушли, и Аннабелл показала дочери памятные места своего детства. Рассказала про свой первый бал. Потом они отправились в банк дедушки Консуэло, где Аннабелл представила дочь управляющему и нескольким служащим, которых она знала и помнила. Консуэло вежливо присела и пожала всем руки. В конце дня они вернулись в «Плазу» и зашли в «Палм-Корт» выпить чаю. Здесь сидели красивые, модно одетые женщины в экстравагантных шляпах и жемчугах. Они непринужденно болтали и пили чай, сидя под огромным стеклянным куполом.

Нью-Йорк Консуэло понравился, а Аннабелл испытала удовольствие, л котором и не думала. Вернуться в город и показать его Консуэло оказалось делом очень приятным. Леди Уиншир не ошибалась: она должна была поделиться своей жизнью и этим городом с дочерью. Для девочки было важно увидеть места, где росла ее мать, где жили бабушка и дедушка. Они провели в Нью-Йорке неделю, умудрившись не столкнуться со знакомыми Аннабелл. Впрочем, она к этому и не стремилась. В конце недели Аннабелл решила поехать в Ньюпорт. Она не сомневалась, что Консуэло там понравится так же, как в детстве нравилось ей самой. Относиться к архитектуре здешних коттеджей и событиям светской жизни, имевшей значение для приезжавших на лето горожан, можно было по-разному, но океан и набережная всегда сохраняли свое очарование.

Они уехали из «Плазы» и сели на поезд до Бостона. Аннабелл отправила телеграмму в Ньюпорт, и на вокзале их уже ждал старый дворецкий Уильям, сидевший за рулем одного из автомобилей, оставленных в Ньюпорте. Увидев Аннабелл, он прослезился, а потом низко поклонился Консуэло. Девочка была потрясена тем, что такой старый человек выказывает ей такое уважение. В сердечном порыве девочка встала на цыпочки и поцеловала его. От этой сцены Аннабелл и сама чуть не заплакала. Слуги знали о Консуэло из писем, которые Аннабелл писала Бланш, но имели весьма смутное представление о том, кто ее отец и когда их хозяйка успела выйти замуж. Насколько они знали, этот человек погиб вскоре после свадьбы. Уильям смотрел на Консуэло с умилением и то и дело вытирал глаза платком.

— Она — вылитая вы в ее возрасте. И на миссис Уортингтон похожа. — Дворецкий помог им сесть в машину, и они направились в Ньюпорт. Консуэло все долгие часы пути смотрела в окно и восторгалась всем увиденным, а Аннабелл удивлялась переменам. Только Ньюпорт остался таким же мирным и респектабельным, как прежде. Увидев коттедж и окружавший его огромный участок, Консуэло широко раскрыла глаза. Это было целое имение, причем в прекрасном состоянии.

— Этот дом почти такой же большой, как дом бабушки в Англии, — с восхищением сказала Консуэло. Коттедж был именно таким, каким его помнила и Аннабелл — она будто снова перенеслась в детство.

— Нет, дом леди Уиншир намного больше. Но я люблю этот дом, я чудесно проводила здесь лето. — За исключением последнего. Аннабелл вспомнила Джосайю и ужасный конец их брака. А какое счастливое было начало, когда она была молода и полна надежд. Теперь ей было тридцать два, и многое изменилось. Но только не ощущение родного дома.

Как только машина остановилась, из коттеджа выбежала Бланш. Постаревшая экономка обняла Аннабелл и заплакала. Подойдя к Консуэло, пожилая женщина прижала девочку к себе и повторила слова Уильяма, что она — вылитая мать.

— Значит, ты теперь доктор! — Бланш не могла в это поверить. Да и своим глазам она едва могла поверить. Никто из слуг уже и не думал увидеть свою молодую хозяйку. Слуги очень боялись, что Аннабелл продаст коттедж, потому что он был и их домом. В зале все было по-прежнему, особняк выглядел так, словно Аннабелл уехала только вчера, а не десять лет назад. Раньше эти десять лет казались ей вечностью, но, когда Аннабелл увидела коттедж, ей показалось, что этих лет не было вовсе.

Заглянув в спальню матери, Аннабелл почувствовала, как ей не хватало Консуэло-старшей. Она заняла спальню для гостей, а Консуэло и Брижитт поселила в своей бывшей детской, зная, что дочь будет почти все время проводить на улице, как делала сама Аннабелл в ее возрасте. Во второй половине дня они отправились купаться.

Аннабелл рассказала, что именно здесь она научилась плавать. Консуэло осваивала плавание в Ницце и Антибе.

— Вода здесь холоднее, — заметила Консуэло, но это ей даже понравилось. Она с удовольствием плескалась в воде и бродила по песчаному пляжу.

Вернувшись с пляжа, Аннабелл поручила дочь заботам Брижитт, а сама пошла прогуляться. Были воспоминания, которыми ей ни с кем не хотелось делиться. Но дочка тут же скатилась с лестницы, схватила мать за руку, и Аннабелл не хватило духу ей отказать. Девочка радовалась, открывая материнский мир, так не похожий на жизнь в уютном маленьком домике в Париже. Этот мир казался огромным не только ей, но и самой Аннабелл.

До дома, который она хотела увидеть, было рукой подать. Здесь все изменилось — разросшиеся деревья, закрытые ставни и облупившиеся стены. Бланш говорила, что дом продали два года назад, но складывалось впечатление, что в нем никто давно уже не жил. Он выглядел заброшенным. В этом доме Аннабелл провела с Джосайей два лета. Именно здесь продолжался его роман с Генри, но теперь Аннабелл об этом не хотела вспоминать. Она думала только о Джосайе. Консуэло чувствовала, что этот темный и грустный дом важен и дорог для ее матери.

— Мама, ты знала людей, которые здесь жили?

— Да, знала, — тихо ответила Аннабелл. Произнеся эти слова, она словно ощутила пришествие Джосайи. «Покойся с миром…» Она давно простила его. Собственно говоря, прощать было нечего. Он по-своему любил Аннабелл и делал для нее все, что было в его силах. И она тоже любила его. Боль, которую причинил ей Джосайя, не шла ни в какое сравнение с обидой и горечью, которые она испытала недавно после разрыва с Антуаном. Раны, нанесенные Миллбэнком, зарубцевались много лет назад.

— Эти люди умерли? — с тревогой спросила Консуэло.

— Да, умерли.

— Они были твоими друзьями? — Консуэло удивило молчание матери. Аннабелл долго колебалась. Может быть, пора сказать дочери? Нельзя же лгать вечно. Хватит и того, что она лжет Консуэло, будто была замужем за ее отцом. Когда-нибудь она расскажет дочери правду — конечно, не об изнасиловании, а о том, что они не были женаты. Теперь, когда леди Уиншир признала девочку, это прозвучит не так ужасно, хотя все объяснить будет нелегко.

— Этот дом принадлежал человеку по имени Джосайя Миллбэнк, — сказала Аннабелл, когда они вошли в заросший сорняками сад и сели на поваленное дерево. — Я была за ним замужем. Мы поженились здесь, в Ньюпорте, когда мне было девятнадцать лет. — Консуэло широко раскрыла глаза. — И прожили вместе два года, он был хорошим человеком, и я его любила. — Ее дочь должна знать все — и плохое, и хорошее.

— И что с ним случилось? — еле слышно спросила Консуэло. Она жалела свою маму — в ее жизни было слишком много смертей, умерли все ее близкие.

— Он тяжело заболел и решил, что больше не должен жить со мной. Думал, что это будет нечестно по отношению ко мне. Поэтому он уехал в Мексику и развелся со мной. Иными словами, положил конец нашей совместной жизни.

— Ты не хотела заботиться о нем, потому что он заболел? — Девочка была потрясена. Аннабелл улыбнулась и поспешила ее успокоить.

— Хотела. Но он думал, что заботится о моем благе, потому что тогда я была очень молода. Он был намного старше, настолько старше, что мог бы быть мне отцом. И думал, что я должна выйти замуж за здорового молодого человека, с которым я смогу создать семью и родить детей.

— Такого, как мой отец, — с гордостью сказала Консуэло. А затем ее взгляд затуманился. — Но он тоже умер. — Все это было очень грустно. Семилетняя девочка сумела понять, что пришлось вынести ее матери. И все же ее мама — молодец, она даже стала врачом.

— Поэтому он развелся со мной и уехал в Мексику. — О Генри она не упомянула. Этого дочери знать не следовало. — Все, кто здесь жил, были потрясены. Подумали, что он развелся со мной, потому что я сделала что-то плохое. Он никому не говорил, что болен, и я не говорила тоже. Вот все и решили, что я сделала что-то ужасное, и мне было очень обидно. Поэтому я и уехала во Францию и пошла работать в военный госпиталь. Там я встретила твоего отца, и у меня появилась ты. А потом все жили счастливо, — с улыбкой сказала она и взяла Консуэло за руку. Версия получилась сильно отредактированная, но по крайней мере ее брак с Джосайей перестал быть тайной. Аннабелл устала от тайн. Но она и сейчас не сказала о Джосайе ничего дурного.

— Почему все плохо думали о тебе, ты же не сделала ничего плохого?! — Это казалось Консуэло несправедливым по отношению к матери.

— Потому что люди не понимали. Они не знали, что произошло на самом деле, и начали рассказывать обо мне плохие вещи.

— А почему ты не сказала им правду? — Это казалось девочке непостижимым.

— Он не хотел, чтобы кто-то знал о его болезни, — коротко ответила Аннабелл.

— Это было очень глупо. — Консуэло обернулась и посмотрела на заброшенный дом. — Ты видела его потом?

Аннабелл покачала головой.

— Нет. Он умер в Мексике.

— А теперь люди знают правду? — задумчиво спросила Консуэло. Ей очень не понравилось, что к ее матери отнеслись плохо. Наверно, тогда маме было очень грустно. Она и сейчас выглядела грустной, когда говорила об этом.

— Нет. Это было давно, — ответила Аннабелл.

— Спасибо за то, что ты мне все рассказала, — с чувством проговорила Консуэло. — Мне жаль, что они обижали тебя.

— Теперь это уже неважно. У меня есть ты, — не кривя душой, ответила Аннабелл. Ей действительно не был нужен никто, кроме дочери, и ничье мнение ее больше не волновало.

Они вернулись в коттедж. Еще три недели они наслаждались жизнью — купались, играли, словом, занимались тем, чем в детстве с удовольствием занималась сама Аннабелл.

В последнюю неделю их пребывания в Ньюпорте Аннабелл повела дочь на ланч в местный загородный клуб в Ньюпорте. Аннабелл старательно избегала мест, где она могла столкнуться со старыми знакомыми. Чаще всего они уходили купаться или оставались дома, или отдыхали на лужайке или в саду. Но на этот раз решили выйти в свет, что потребовало от Аннабелл немалой смелости.

Они не торопясь шли к клубу, когда Аннабелл увидела впереди спешившую женщину. Женщина была окружена детьми, справиться с которыми ей помогала няня. Аннабелл насчитала шесть ребятишек, а седьмого она несла на руках. Когда женщина дала подзатыльник одному из мальчишек, младенец оглушительно заревел, шляпа женщины сбилась набок, и Аннабелл узнала свою подругу Горти. От неожиданности обе застыли на месте.

— Ох… Как ты здесь оказалась? — первой заговорила Горти с таким видом, словно Аннабелл не имела права здесь находиться. А потом попыталась скрыть неловкость, испустив нервный смешок. Консуэло нахмурилась. Горти, похоже, даже не заметила девочку. Она смотрела на ее мать так, словно та была привидением.

— Мы с дочкой приехали сюда на каникулы, — ответила Аннабелл. Ей было жаль Горти. — Что, инкубатор по-прежнему работает? — усмехнулась она.

Горти подняла глаза к небу, застонала и на мгновение снова стала той любимой подругой, какой была прежде.

— Ты снова вышла замуж? — с любопытством спросила Горти и лишь потом взглянула на Консуэло.

— Да. Но теперь я вдова.

— И доктор! — с гордостью произнесла Консуэло.

— Правда? — Это произвело на Горти впечатление. Она помнила, что медицина интересовала Аннабелл чуть ли не с детства.

— Да, я живу и работаю в Париже.

— Я слышала. Говорили, что во время войны ты была настоящей героиней.

Аннабелл засмеялась.

— Я была лишь фельдшером, ездила на карете «Скорой помощи» и забирала раненых из полевых госпиталей. Ничего героического в этом не было.

— А, по-моему, это и есть героизм, — ответила Горти. Дети вились вокруг нее как пчелы, а няня тщетно пыталась справиться с ними. Горти не стала просить прощения за предательство и говорить, что скучала по подруге, но это было написано у нее на лбу. — Ты еще долго пробудешь здесь? — с надеждой спросила она.

— Несколько дней.

Горти кивнула, но она не пригласила Аннабелл в гости и не сказала, что сама забежит в коттедж Уортингтонов. Джеймс не одобрил бы этого. Он говорил, что Горти не нужны подруги, которые могут оказать на нее дурное влияние. Разведенным в его доме места не было, хотя о самом Джеймсе рассказывали много всего.

На мгновение Аннабелл захотелось сказать подруге, что она скучала по ней, но она сдержала себя. Краснолицая, располневшая и постаревшая Горти представляла собой печальное зрелище. Хорошенькая девушка, которой она когда-то была, исчезла. Ее место заняла уставшая женщина средних лет, обремененная кучей детей. Вот что сделала жизнь с ее лучшей подругой… Аннабелл знала, что всегда будет скучать по прежней Горти. Они попрощались, не обняв друг друга, и Аннабелл поспешила с Консуэло дальше, а Горти еще долго смотрела ей вслед.

Всю дорогу Консуэло молчала, и только позже, когда они вернулись домой из клуба, девочка решилась задать вопрос матери:

— Та женщина, которую мы сегодня встретили, — она одна из тех, кто тебя обижал?

— Да. Она когда-то была моей лучшей подругой. Мы были неразлучны чуть ли не с рождения, — улыбнулась Аннабелл. — В твоем возрасте мы были как сестры. И позже тоже.

— Она некрасивая, — хмуро сказала Консуэло, сложив руки на груди. Она сердилась на женщину, которая посмела обидеть ее мать. — И толстая.

Аннабелл невольно рассмеялась.

— Когда-то она была очень хорошенькой. Просто у нее много детей.

— И дети у нее тоже некрасивые и невоспитанные, — сердито сказала Консуэло и прильнула к матери.

— Тут ты права, — ответила Аннабелл. — Похоже, моя подруга не очень-то умеет справляться со своими детьми. Она и с одним-то ребенком не могла справиться. Похоже, и с Джеймсом у Горти остались те же проблемы.

Последние дни в Ньюпорте прошли именно так, как им хотелось. Возвращение в родной дом несказанно согрело Аннабелл душу. Во время сборов Консуэло спросила, приедут ли они сюда еще раз. Аннабелл теперь радовалась, что не продала дом. Мудрая леди Уиншир и здесь оказалась права. Аннабелл не расставалась с ее фамильным изумрудом, она очень дорожила этим подарком.

— Думаю, будет неплохо, если мы станем приезжать сюда каждое лето на пару недель или даже на целый месяц. А ты как думаешь? — спросила она Консуэло.

— Мне здесь нравится, — с широкой улыбкой ответила Консуэло.

— Мне тоже. — Аннабелл была счастлива, что ее дочери хорошо здесь. Да и ей самой тоже. Время лечит всё. Она поняла это, когда вернулась сюда. Прошлое осталось в прошлом, она вернулась в родные края другим человеком — сильным и защищенным. Слишком многое случилось с тех пор, теперь у нее была другая жизнь, был дом, профессия и любимый ребенок. Но она чувствовала, что в ней возродилось что-то от прежней юной Аннабелл и зазвучали голоса и звуки прошлой, невозвратимой жизни, по которой она тосковала.

Уильям отвез женщин и Консуэло в Бостон, откуда они отправились на поезде в Нью-Йорк. Им предстояло провести в городе еще два дня и завершить кое-какие дела.

— Берегите себя, мисс Аннабелл, — со слезами на глазах сказал Уильям. — Вы скоро вернетесь? — Все видели, что в Ньюпорте она была счастлива. Когда Аннабелл бегала с Консуэло по пляжу или лужайке, то сама казалась девочкой.

— Следующим летом. Честное слово. — Прощание с Бланш тоже не обошлось без слез, и она дала старушке такое же обещание.

Уильям обнял и поцеловал Консуэло и Аннабелл, попрощался с Брижитт, а потом махал им вслед, пока поезд не скрылся из виду.

Отдых в Ньюпорте закончился, но радость и тепло от встречи с городом детства и юности, с которым столько было связано, остались в сердце Аннабелл. А теперь Ньюпорт принадлежал и ее дочери.

Глава 27

Последние два дня в Нью-Йорке были суматошными, но веселыми. Аннабелл и Консуэло побывали в театре на новом мюзикле, и девочка была в восторге. Они пообедали «У Сарди» и в «Уолдорф-Астории», проплыли на пароходике вокруг Манхэттена. А в последний день они еще раз сходили к ее старому дому и попрощались с ним. Аннабелл долго стояла, отдавая последнюю дань дому и всем, кто там жил, и прошлому той наивной и счастливой девочки, какой она была когда-то. Теперь у нее, наверное, не было ничего общего с этой девочкой. Она давно уже стала взрослой.

Потом они с Консуэло взялись за руки и ушли. Во время этой поездки девочка многое узнала об Аннабелл, о дедушке и о бабушке, о дяде Роберте и даже некоторых друзьях матери. Та, с целым выводком детей, которая жила в Ньюпорте, ей не понравилась. Эта женщина обидела ее мать и причинила ей боль. А человека, который умер в Мексике, девочке было очень жалко. Она понимала, что мать любила его.

Когда они поднимались на борт «Мавритании», Брижитт уже не нервничала. Размеры и роскошь судна ее успокоили. Когда они медленно проплывали мимо старых причалов линии «Белая звезда» и компании «Кьюнард», Аннабелл охватило странное чувство. Она вспомнила, как встречала здесь мать тринадцать лет назад, после гибели «Титаника». Но дочери она об этом ничего не рассказала. Когда Брижитт снова затронула опасную тему, Аннабелл резко ее оборвала.

Когда они миновали статую Свободы, Аннабелл ощутила, что часть ее души остается здесь. Она давно не ощущала так явственно связи с родиной и теперь радовалась, что через год они с дочерью вернутся сюда. В Нью-Йорке Консуэло только об этом и говорила. Она полюбила коттедж в Ньюпорте и мечтала в него вернуться.

Аннабелл посмотрела список пассажиров и убедилась, что ни одной знакомой фамилии в нем нет. Впрочем, теперь это не имело никакого значения. Она мужественно вела себя в Ньюпорте и Нью-Йорке, потому что тайн, которые следовало хранить, больше не существовало. Даже если бы люди начали снова копаться в ее прошлом, что они могли ей сделать? Они же не могли отобрать у Аннабелл ее жизнь, работу и дочь. Они могли только сплетничать, а это Аннабелл уже пережила.

Аннабелл и Консуэло прошлись по палубе, высматривая знакомого мопсика, но его не было, но зато на этот раз было несколько пекинесов и пуделей. Консуэло скучала по своей Коко и не могла дождаться, когда ее увидит. Аннабелл пообещала дочери, что после возвращения они съездят на уик-энд в Довиль. Аннабелл уже спокойно могла вспоминать поездку в Довиль с Антуаном. Антуан бесследно исчез из ее жизни, о чем Аннабелл не жалела. Мать и дочь долго стояли у перил и смотрели на море. Длинные светлые волосы Консуэло развевались на ветру. С Аннабелл сорвало шляпу, и они со смехом погнались за ней по палубе. Шляпа оказалась у ног мужчины средних лет, который поднял ее и с улыбкой вернул владелице.

— Спасибо, — запыхавшись, выговорила Аннабелл. Погоня за шляпой развеселила ее.

Аннабелл раскраснелась, ее лицо было покрыто нежным загаром, приобретенным в Ньюпорте на Род-Айленде. Она взяла шляпу из рук мужчины и лихо заломила ее.

— Сейчас она улетит снова, — предупредил мужчина. Аннабелл послушно сняла шляпу, а Консуэло заговорила с ним.

— Мои дедушка и дядя погибли на «Титанике», — для начала заявила она, и мужчина посмотрел на малышку с участием.

— Жаль это слышать. Мои дедушка и бабушка тоже утонули на нем. Может быть, они знали друг друга. — Мысль была интригующая. — Правда, это было давно, еще до твоего рождения.

— Мне семь лет, — ответила Консуэло. — И меня назвали в честь моей бабушки. Она умерла тоже. Как и мой отец, — торопясь выложить всю печальную историю семьи, сказала девочка. — Он погиб на войне еще до моего рождения.

— Консуэло! Перестань сейчас же! — одернула ее Аннабелл. Ее дочь еще никогда не выдавала столько информации незнакомым людям. — Извините, — обратилась она к спасителю шляпы. — Мы не хотели надоедать вам перечислением своих потерь.

— Наверно, ваша дочь догадалась, что я журналист, — сказал мужчина Аннабелл.

— Журналист? А что это такое? — заинтересовалась девочка.

— Я пишу статьи для газеты. Точнее, сам издаю газету. Парижскую «Интернейшнл геральд трибюн». Но ты будешь читать ее, когда подрастешь. — Он улыбнулся и похлопал Консуэло по плечу.

— А моя мама — врач. — Девочка вела беседу самостоятельно, а Аннабелл выглядела слегка смущенной.

— Серьезно? — с любопытством спросил он, а потом представился: — Коллам Макафри. Вообще-то я из Бостона, но сейчас живу в Париже.

Аннабелл представилась, а Консуэло заявила, что они тоже живут в Париже. Макафри сказал, что он живет на левом берегу Сены, на Университетской улице, рядом с Колледжем изящных искусств. Аннабелл хорошо знала это место.

Новый знакомый пригласил их выпить чаю, но Аннабелл ответила, что они должны вернуться в свою каюту. Когда они ушли, Коллам улыбнулся. Девочка была обворожительная, а мать — очень хорошенькая. Слишком хорошенькая для врача. Несколько лет назад он брал интервью у Элси Инглис, но женственная Аннабелл совсем не была похожа на нее. Скорее была ее противоположностью. Макафри подкупило то, как искренне девочка изложила историю своей семьи, вызвав неудовольствие матери.

Вечером он видел их в столовой, но не подошел, не желая быть назойливым. На следующий день Макафри увидел Аннабелл, прогуливавшуюся по палубе в одиночестве; Консуэло отправилась с Брижитт в бассейн. На этот раз шляпа Аннабелл была предусмотрительно завязана под подбородком.

— Я вижу, вашей шляпе уже ничто не грозит, — с улыбкой сказал Макафри, на мгновение задержавшись у перил.

Аннабелл с улыбкой повернулась к нему.

— Сейчас ветренее, чем было месяц назад, кода мы плыли в Нью-Йорк, — откликнулась она.

— Я люблю пересекать океан, — охотно продолжил беседу Макафри. — Несмотря на наши с вами трагические семейные потери. В пространстве между двумя континентами, между двумя мирами можно перевести дух. Иногда следует делать перерыв… Вы все это время провели в Нью-Йорке? — с явным интересом спросил Макафри. Разговаривать с ним было легко, у Аннабелл было такое чувство, словно они давно знакомы.

— Нет, не все. Несколько недель мы провели в Ньюпорте.

— А я — на Кейп-Код[6]. Стараюсь приезжать туда каждое лето, возвращаюсь в детство.

— А моя дочь впервые была в Америке.

— Ей понравилось?

— Не то слово. Она хочет приезжать сюда каждое лето. — А потом Аннабелл неожиданно разоткровенничалась: — А я не была здесь десять лет.

— В Ньюпорте?

— Нет. В Штатах.

— Это целая вечность. — Макафри был явно заинтригован. Это был высокий худощавый мужчина с сединой в волосах, теплыми карими глазами и правильными чертами лица. На вид ему было лет сорок с небольшим. Его трудно было назвать красивым, но внешность у него была приятная. — Наверно, вас отвлекала работа, или мешала обида, — проницательно заметил журналист.

— С обидами покончено. Я переехала во Францию еще во время войны, работала волонтером в госпитале. Тоски по родине я не ощущала, но теперь должна признать, что вернуться и показать дочке места своего детства было приятно.

— Вы вдова? — спросил Макафри. Догадаться об этом было нетрудно, поскольку Консуэло сказала, что ее отец погиб на фронте, а ей семь лет.

Аннабелл неожиданно растерялась и помедлила с ответом. Она устала от лжи, с помощью которой пыталась защитить от сплетен себя и свою дочь.

— Я в разводе. — Сбитый с толку Макафри не знал, что и думать.

— Кажется, ваша дочь сказала, что ее отец погиб на фронте.

Аннабелл покачала головой. Надоели ей эти придуманные истории не ее жизни. Что она теряет, если скажет ему о себе?! Они не знают друг друга, они всего лишь попутчики.

— Я не была замужем за ее отцом, — отважилась сказать Аннабелл. Она говорила это впервые и не знала, какова будет реакция ее собеседника. Ее предыдущий опыт не давал ей ни малейшей надежды на понимание.

Макафри кивнул и посмотрел на нее с улыбкой.

— Если вы ожидаете, что после этих слов я упаду в обморок или прыгну за борт, чтобы не иметь с вами дела, то вас ждет большое разочарование. Я журналист и репортер, на своем веку видел многое. Такое случается на каждом шагу, вот только люди молчат об этом. Каждый француз имеет детей от чужой жены. Это случается куда чаще, чем мы думаем или хотим думать. Даже в Штатах. Люди имеют детей от тех, кого любят, но не всегда вступают в брак. Если это их устраивает, кто я такой, чтобы их судить? Сам-то никогда не был женат.

— Я не любила этого человека, — ответила Аннабелл. — Это долгая история. Но дочь — лучшее, что есть в моей жизни.

— И какой вы врач?

— Хороший, — искренне ответила Аннабелл, и он рассмеялся.

— Не сомневаюсь, я имел в виду вашу специальность.

Она все прекрасно поняла, но ей захотелось слегка пококетничать. С Макафри она чувствовала себя на удивление легко.

— Общая терапия.

— Вы работали в госпитале врачом? — На его взгляд, Аннабелл была для этого слишком молода.

— Фельдшером. После года обучения в медицинской школе. Я окончила ее уже после войны. — Макафри удивило, что она не захотела работать в Штатах, но он ее понимал. Он тоже любил Париж, жизнь там кипела и бурлила.

— В начале войны меня отправили репортером в Британию. С тех пор я и обосновался в Европе. Два года после войны жил в Лондоне, а потом меня откомандировали в Париж на пять лет. Вряд ли теперь я когда-нибудь вернусь в Штаты, мне и в Европе неплохо.

— Я тоже не собираюсь возвращаться, — откликнулась Аннабелл.

Они поговорили еще немного, а потом Аннабелл пошла к бассейну за Консуэло и Брижитт. Она снова столкнулась с Макафри вечером, выходя из обеденного зала. Макафри спросил Аннабелл, не согласится ли она позже выпить с ним. Аннабелл помедлила, но потом кивнула. Они условились встретиться в кафе «Веранда» в половине десятого.

— По-моему, ты ему нравишься, — серьезно сказала Консуэло по дороге в каюту. — Он симпатичный.

Аннабелл промолчала. Антуану она тоже нравилась, и что из этого вышло?! Но Коллам Макафри, похоже, относился к другому типу мужчин. Аннабелл удивило, что он до сих пор не женат. Все выяснилось, когда они сидели в кафе «Веранда» под открытым небом и пили шампанское.

— Во время войны я находился в Англии и любил одну девушку-медсестру. Она погибла за неделю до подписания Компьенского перемирия. Мы собирались пожениться, но она не хотела делать это до окончания войны. Мне понадобилось много времени, чтобы прийти в себя. Точнее, шесть с половиной лет. Она была необыкновенной женщиной. Родом из очень знатной семьи, но никто об этом даже не догадывался. Она не гнушалась никакой работой, нам было хорошо вместе. — Макафри говорил спокойно, но было очевидно, что эта женщина много для него значила. — Время от времени, когда я бываю в Англии, я навещаю ее родных.

— Отец Консуэло тоже был британцем. Но, увы, не слишком хорошим человеком. А вот мать у него замечательная. Мы с дочерью собираемся навестить ее в августе.

— Вообще-то большинство британцев — отличные парни, — сказал Макафри. — А вот с французами я не всегда нахожу общий язык. — Аннабелл в эту минуту подумала об Антуане. — Они не так прямодушны и вечно все усложняют.

— В каком-то смысле я с вами согласна. Французы — прекрасные друзья и коллеги. Но в том, что касается любви…

По этим скупым словам Макафри сделал вывод, что Аннабелл была обижена на какого-то француза. Да и британский отец Консуэло, как видно, был не сахар. Да, досталось бедной женщине… Как и ему самому после смерти Фионы — женщины, которую он любил. С тех пор Коллам тоже был один, любовные потери, разочарования — это слишком больно. Видимо, к тому же выводу пришла и Аннабелл.

Они говорили о многом — о войне, о политике Соединенных Штатов, его работе журналиста и ее работе врача. Аннабелл подумала, что этот человек может быть хорошим другом. Потом Макафри проводил ее до каюты и пожелал спокойной ночи.

На следующий день они увиделись снова и посидели в кафе. В последний день путешествия Коллам играл с Аннабелл и Консуэло в шаффл-борд и получил приглашение поужинать с ними вечером. Макафри быстро нашел с девочкой общий язык. Консуэло рассказала ему о своей собачке и пригласила как-нибудь прийти к ним и посмотреть на нее. Аннабелл предпочла промолчать.

Макафри ответил, что с удовольствием познакомится с собачкой. У него самого есть Лабрадор.

— Будем рады вам, — ответила Аннабелл. — Заодно и на нас посмотрите.

— Ваша собачка интересует меня куда больше, — рассмеялся Макафри и подмигнул Консуэло. — Но я с удовольствием посмотрю и на вас, если мопсик не станет возражать. — Макафри внимательно смотрел на женщину, которую, как ему казалось, за время плавания успел узнать лучше, чем она думала. Он чувствовал, что на долю Аннабелл выпали тяжелые испытания. Женщины ее происхождения и воспитания оставляют дом в юные годы, отправляются за три тысячи миль на войну, в которой их страна не участвует, и остаются в чужой стране только в том случае, если дома с ними произошло что-то ужасное. Но в ее жизни случилось еще кое-что — ребенок вне брака. Родить без мужа — на такое отважится только сильная и мужественная женщина. Но Аннабелл с честью вышла из трудного положения.

— Я буду рад нанести вам визит, — чопорно сказал Макафри.

Аннабелл одобрительно кивнула. Она держалась естественно, с достоинством — как истинная леди, и это ему очень нравилось. Чем-то она была похожа на Фиону — такая же красивая и молодая. Но и в Фионе, и в Аннабелл было нечто более привлекательное, чем внешность. Решительность, честность, естественность, доброе сердце и ум. Что еще нужно мужчине? Если на его пути встречается такая женщина, как Аннабелл, нельзя упустить шанс узнать ее ближе. Такие женщины — редкость. Макафри когда-то полюбил такую, и вот теперь судьба послала ему еще одну встречу.

— Мы будем в Париже, — сказала ему Аннабелл. — Разве что на несколько дней съездим в Довиль, а потом навестим английскую бабушку. Но скоро вернемся, я должна приступить к работе, пока пациенты не забыли о моем существовании.

— Может быть, пока вы будете в Париже, мы проведем вместе ближайший уик-энд? — спросил он. — Заодно познакомимся с собакой.

Аннабелл улыбнулась в ответ. Это предложение ей понравилось. Ей нравилось все, что она успела узнать об этом человеке за время путешествия. Его надежность, честность, ум, доброта и душевное тепло. Их интерес друг к другу был взаимным. Их взаимное уважение — очевидным. Теперь, когда за спиной Аннабелл был прошлый опыт, она понимала, что дружеские отношения с Джосайей должны были навести ее на определенные мысли. За ослепительной внешностью и изящными манерами Антуана она не сумела разглядеть его сущности. Но Коллам был другим человеком, Аннабелл чувствовала это.

Они попрощались у дверей ее каюты. На следующее утро Аннабелл проснулась так же рано, как десять лет назад, когда она приплыла в Европу, в отчаянии сбежав из Нью-Йорка. Но на этот раз не было ни отчаяния, ни грусти. Она стояла у перил и наблюдала восход солнца. На горизонте уже виднелся Гавр.

В эти минуты Аннабелл ощущала невероятное чувство свободы и избавления от оков.

Никакие пересуды и сплетни не могут ее запятнать. Она была свободной женщиной, хорошей женщиной, она сумела построить свою жизнь достойно вопреки всем обстоятельствам, не сломившим ее.

Когда взошло солнце, она услышала за спиной чей-то голос, повернулась, увидела Коллама и улыбнулась ему.

— Я знал, что найду вас здесь, — сказал он. — Хорошее утро, правда?

Страницы: «« « 23456789 » »»