По велению сердца Стил Даниэла
Действительно, это было изумительно вкусно.
После приезда в Ирландию у Марши пропал аппетит. Она тосковала, не находила себе места. Как ни старалась она войти в круг рутинных занятий, которыми всегда наслаждалась, живя в Бэллибруке, на сердце по-прежнему лежала тяжесть. И дни проходили скучно — ни покоя, ни радости, как бывало раньше.
Единственное, что не давало Марше окончательно пасть духом, это поиск школы в Дублине, куда она писала письма в надежде найти место учительницы в одной из них. Впервые в жизни она воспользовалась репутацией отца, которого в Дублине знали и любили. Его имя придавало ей вес. Разумеется, у Марши не было рекомендательных писем от Лизандры, чтобы облегчить поиски места. Напротив, ее загадочное исчезновение из Оук-Холла могло стать камнем преткновения.
Кэрри как раз заканчивала укладывать волосы Марши, когда в дверь спальни постучали.
— Входите! — крикнула Марша.
Появилась еще одна горничная, красивая девушка, с которой Кэрри была очень рада познакомиться.
— Миледи, к вам посетительница. Она в красной гостиной, — сказала горничная. — Ее зовут Эйслин Бреннан. Она простая девушка, как я, но у нее прекрасные манеры. Я бы отдала все на свете, чтобы иметь такое шафранно-желтое платье. Она приехала в наемной карете, да только ее недавно покрасили, и кучер очень нарядный.
Марша улыбнулась Кэрри, глядя на ее отражение в зеркале.
— Не знаю никакой Эйслин, — сказала она. — Она сказала, зачем приехала?
— Ни словечком не обмолвилась, миледи, — ответила горничная. — Если хотите, я скажу мистеру Колхауну, чтобы вывел ее вон.
Марша встала из-за туалетного столика.
— В этом нет необходимости. Надо взглянуть хотя бы на это замечательное шафрановое платье.
Минуту спустя, когда Марша увидела посетительницу, ее сердце екнуло в груди, но не из-за платья, хотя оно было очень красивым. Гостья стояла напротив одного из огромных окон и дрожала с головы до ног.
— Почему бы вам не присесть рядом со мной? — Марша опустилась на диван и сделала приглашающий жест рукой.
Посетительница медленно приблизилась. Марша до этого видела ее всего один раз, в лондонском доме лорда Чедвика. Сегодня она выглядела вовсе не как девушка в услужении. Марша приняла бы ее скорее за продавщицу или даже за супругу мелкого предпринимателя, например, пекаря, сапожника или хозяина постоялого двора.
Мисс Бреннан робко села рядом с Маршей. От нее исходил слабый аромат фиалок. Рассмотрев ее вблизи, Марша отметила, что мисс Бреннан не просто хороша собой — гладкая светлая кожа, корона густых волос, — она еще и ее ровесница.
— Благодарю за визит, мисс Бреннан, — сказала Марша с любезной улыбкой. Сейчас она играла роль хозяйки имения Бэллибрук — как ее мать, тепло приветствовала каждого, кто приходил с визитом, невзирая на уныние, которое завладело ее душой. — Что вы делаете здесь, вдалеке от Лондона?
Мисс Бреннан ответила мимолетной улыбкой.
— Это долгая история. — Она вздохнула. — Вот зачем я здесь — хочу объяснить вам кое-что. Думаю, будет интересно.
— Вот как?
— Именно. И я благодарю вас, что приняли меня, хотя я не представила никаких рекомендательных писем. Вчера я ехала целый день, чтобы добраться к вам из моего Друмри. Провела ночь в «Дрейк-инн», что в Финлоу. После визита к вам мне сразу же нужно ехать назад в Друмри, так что я не отниму у вас много времени.
— Прошу вас, не беспокойтесь, — заверила ее Марша, — хотя, должна признаться, что несколько сбита с толку. Можно, я буду звать вас Эйслин?
— Конечно, миледи. — Эйслин прикусила нижнюю губу. — Я получила письмо от моей подруги Маргарет, которая все еще служит у лорда Чедвика. Она пишет, что его сердце разбито.
Марша изменилась в лице.
— Эйслин, наверное, нам не стоит говорить на столь личные темы. Что-нибудь еще?
Девушка покраснела.
— Простите, миледи. Когда я прочитала письмо от Маргарет, то сразу подумала, что должна немедленно с вами увидеться. Прошу вас, позвольте сказать то, ради чего я приехала. Я и в мыслях не имею вас оскорбить. Клянусь, что потом оставлю вас и не побеспокою снова.
— Очень хорошо. — Марша приготовилась слушать.
Эйслин принялась разглядывать собственное платье, словно собираясь с духом.
— Говорите же, — тихо велела Марша.
Наконец Эйслин снова взглянула ей в глаза.
— На мне это чудесное платье, а в кармане звенят деньги — в первый раз в моей жизни. И все потому, что лорд Чедвик, когда я покидала его дом, заплатил мне вчетверо больше против моего жалованья за четыре года за то, что я заботилась о Джо — его сыночке и моем дорогом ягненочке — с пеленок.
— Боже! — воскликнула Марша, сгорая от любопытства. — Очень щедро со стороны графа.
— Позвольте рассказать, почему он так поступил, — сказала Эйслин с растущим воодушевлением. — Он думает, меня вынудили семейные обстоятельства. Но на самом деле все из-за его брата. — Она вздернула подбородок. — Его брат Финн и я… У нас была связь. — Поморщившись, она отвернулась. Затем посмотрела на Маршу — как-то она восприняла эту новость?
— Ясно. — Марша ни на миг не могла допустить, чтобы кто-то застиг ее врасплох, но, разумеется, она была шокирована. Не дело, чтобы Эйслин рассказывала ей о своей связи с Финном. Тем не менее ей хотелось узнать больше. — Что именно вы сказали лорду Чедвику?
Эйслин поджала губы.
— Что моя сестра тяжело больна и скоро умрет и мне придется жить в Ирландии, чтобы воспитывать ее детей. — Глаза Эйслин заблестели. — Мне не хотелось его обманывать, но я боялась сказать правду. Граф такой хороший, такой добрый, миледи! Я знала, что это известие разобьет ему сердце.
— Да, он очень хороший. — Эти слова дались Марше с трудом. Как же она тосковала по нему!
— А вот его брат — это угроза обществу. Не знаю, как меня угораздило в него влюбиться? — Эйслин вздохнула. — Но, миледи, он был такой милашка!
— Я… знаю, — с чувством произнесла Марша. — Он умеет быть очаровательным.
— Он улыбался мне так, будто я единственная девушка на свете, — торопливо сказала Эйслин. — Хотя он джентльмен, а я служанка. — На ее лбу залегла горестная складка. — Поверить не могу, что так попалась!
— Эйслин, — Марша сжала руку посетительницы, — надеюсь, вы быстро оправились от сердечной раны?
— Нет, я была очень несчастна. Мне пришлось оставить место у лорда Чедвика, то есть покинуть Джо. Я просто не могла больше видеть этого мистера Латтимора. И не могла обманывать графа. Если бы он знал, что я была с его братом… Конечно, так не должно было случиться. Не так ли?
— Я понимаю. — У них с Эйслин оказалось много общего, несмотря на разницу в общественном положении. Две девушки, полюбившие не того парня…
— Итак, миледи. — Эйслин расправила плечи. — Маргарет написала мне, что призналась лорду Чедвику, как все было на самом деле. И он выгнал брата из дому.
От такой новости сердце Марши пустилось вскачь.
— Я слышала об этом, но не знала, по какой причине они поссорились.
Эйслин кивнула.
— Мистеру Латтимору отказано раз и навсегда. Маргарет, похоже, думает, что он прирожденный соблазнитель.
— Как грустно, что бывают на свете такие мужчины, — пробормотала Марша. Впервые в жизни она смогла бесстрастно взглянуть на то, что произошло у нее с Финном, без боли и обиды.
— Точно. — Глаза Эйслин расширились. — Но это еще не все новости. Не далее как два дня назад я получила письмо от самого лорда Чедвика. Он пишет, что совсем не сердится на меня. Винит брата за то, что меня соблазнил. И рад, что у меня, таким образом, нет умирающей сестры. А еще пишет, что я все равно заработала мои деньги и могу оставить их себе. Благослови его, Господь.
— Очень за вас рада! — искренне воскликнула Марша.
Эйслин улыбнулась.
— И вот теперь я подхожу к цели моего визита, миледи. Я слышала, что лорд Чедвик так страдает из-за вас, что перестал читать слугам. Они только что закончили «Путешествия Гулливера» и начали «Короля Лира». Он забросил уроки игры на пианино. Правда, пока еще учит шахматам Уоррена, но лишь потому, что Уоррен взял привычку играть сам с собой и все время проигрывает, так что ходит чернее тучи.
— Эйслин, — попыталась укорить ее Марша со слабой улыбкой.
— Нет, право же, миледи. — Эйслин энергично закивала. — А что касается Джо… у него теперь есть щенок. Он так его любит! А у графа нет сил ходить с ними в парк дважды на дню. Он ходит только раз, с Джо и собакой, а во второй раз посылает слугу. А ночи напролет пьет в библиотеке. Начинает иногда прямо с полудня.
— Нет, — прошептала Марша.
Эйслин снова кивнула, очень торжественно и печально.
— Вы знали, что, когда он рос, за ним некому было присмотреть?
— Нет, не знала.
— Его старая нянька приехала к нам однажды и рассказывала всякие истории про его детство. Ни разу не прочитали ему сказку — ни отец, ни мать. Отец не учил играть в шахматы, а мать не замечала его желание научиться играть на пианино. Бедняжка была измучена постоянными изменами мужа. Ей было не до сыновей.
— Ужасно, — прошептала Марша.
— Ни разу он не слышал слов любви от своих домашних, — продолжала Эйслин. — Слава Богу, была нянюшка. Она-то частенько говорила ему, что любит его. Дело в том, миледи, что граф, взрослея, старался защитить от отца сначала мать, а потом и брата, но они не замечали ни его стараний, ни того, как сильно он их любил. Он и сейчас заботится обо всех, вы не находите?
— Это так, — согласилась Марша. Она почувствовала, что ее переполняет любовь и жалость к нему. Даже слезы выступили на глазах.
Эйслин тоже утерла слезу.
— С тех пор как вы уехали, он никого не замечает, кроме Джо, да и с Джо он не такой весельчак и затейник, как бывало раньше. Вы могли бы сказать, что это хорошо, что он наконец научился думать о себе, так? Нет, не так. Он и себя забыл. И мне страшно, миледи. Вы должны что-то сделать. Граф — замечательнейший человек в целом свете. И если он вас любит, значит, вы счастливая женщина.
Как больно было слушать все это! Марша встала и подошла к окну. Взглянула на озеро и стены восточного крыла дома. Там отец устроил несколько скамей — одно из ее любимых мест, где всегда очень хорошо думалось.
Что, если Дункан не сумел сказать ей о своей любви, потому что не знал, как это сделать? Может быть, в тот день, в отцовской библиотеке, он как раз и собирался признаться, а она заявила, что свадьба невозможна?
Вот беда! Почему она не дождалась, чтобы он сказал ей все, что хотел?
Она должна его увидеть.
Марша обернулась к Эйслин:
— Спасибо, что приехали меня повидать.
— Вижу, что расстроила вас, миледи. Мне очень жаль, но я должна была вам сказать.
Марша нашла в себе силы улыбнуться.
— Я рада, что все узнала. И я понимаю, каких трудов вам стоило сюда добраться. Прошу вас, останьтесь на ночь.
Эйслин прижала руку к груди.
— Здесь? В Бэллибруке?
Марша кивнула.
— Да, конечно, в одной из комнат для гостей. Какой декор вам больше по душе — в зеленых тонах или золотых?
Лицо Эйслин просияло.
— О, миледи, лучше в зеленых. — Она присела в реверансе, смущенно улыбаясь. — Огромное вам спасибо!
— Это самое малое, что я могу для вас сделать, — сказала Марша, — за все годы, что вы заботились о Джо, за то, что нашли время навестить меня и поделиться… важными новостями о графе.
Глаза Эйслин наполнились слезами.
— Это большая честь для меня, миледи.
— Я отошлю ваш экипаж, и в Друмри вы вернетесь в нашей карете.
— Отсюда прямо до дома?
— Разумеется, — сказала Марша. От радости Эйслин захлопала в ладоши. — Это ведь по дороге на Дублин?
— Да! — воскликнула бывшая горничная.
— Хорошо. — Марша задумалась. — Знаете, я поеду с вами.
— Вы, миледи?
Марша кивнула:
— Я должна увидеть графа.
Эйслин, казалось, разрыдается от счастья.
И тут Маршу осенило:
— А вы не хотите поехать со мной в Лондон? Разумеется, я оплачу ваши расходы в оба конца. Может быть, вам хочется повидать и лорда Чедвика, и ваших старинных друзей, и Джо?
У Эйслин вытянулось лицо.
— Вы думаете это возможно?
— Да. Я же вижу — вы все еще переживаете, что не поговорили с графом начистоту. А Джо будет рад, что вы его помните, хоть и не работаете больше в их доме.
Эйслин просияла:
— Вот было бы здорово! Благодарю вас, миледи.
Марша улыбнулась.
— Я велю лакею взять ваши вещи из кареты, и пусть едет восвояси.
— Ох! — воскликнула Эйслин, густо покраснев. — Совсем забыла. Ведь я привезла вам письма. Когда мы проезжали через деревню, нас попросили захватить и доставить почту. Простите, я так волновалась, когда приехала, что оставила их на сиденье.
— Отлично, — сказала Марша, чувствуя, как непонятный страх сковывает ей сердце. Ей не терпелось получить известия из дублинских школ, но что ей делать, если одна из школ прислала ей вызов?
Марша позвонила. Явился дворецкий, и она попросила его взять из кареты почту и принести в гостиную, да заодно подать чай с пирожными. Затем обернулась к Эйслин:
— Давайте сядем. Очень интересно послушать — как рос Джо? Расскажите мне.
И они сели, и на сей раз лицо Эйслин было веселым и безмятежным. Она уже рассказала то, что должна была рассказать. Теперь можно было беседовать только о приятном.
— Что ж, начнем с самого начала. — Эйслин поудобнее устроилась на сиденье. — Я не знаю, кто была мать Джо.
Об этом Марша и сама часто думала.
— Зато я помню, — продолжала Эйслин, — как мы все были поражены, когда лорд Чедвик принес Джо в дом.
— Почему?
Эйслин отвернулась.
— Не знаю, следует ли говорить такое?
— Значит, не говорите, — мягко сказала Марша, хотя просто сгорала от любопытства. — Если вам придется раскрыть чужую тайну без ведома того человека…
— Как Маргарет — мою? — перебила Эйслин.
— Такое никогда не приводит ни к чему хорошему.
— Но в моем случае произошло как раз наоборот, — возразила Эйслин. — Хорошо, что я узнала, что лорд Чедвик простил мне ложь насчет больной сестры. И я рада, что открылась правда про меня и мистера Латтимора. Не то он мог бы обмануть еще какую-нибудь девушку из этого дома. Но вы что-то хотели сказать, миледи?
— Что тайны должны оставаться тайнами, если у вас нет дозволения их раскрыть.
Эйслин бросила взгляд в окно, затем снова на Маршу.
— Вы уверены? Даже после того, что я вам рассказала?
— Да, — усмехнулась Марша. — Так что не соблазняйте меня, не то спрошу.
Она видела, что ее ответ очень огорчил Эйслин, которая все-таки сдержалась и стала рассказывать, как Джо впервые начал ходить.
Дворецкий доставил почту. Другой слуга принес поднос с чаем.
— Простите. Одну минуту, — сказала Марша Эйслин, когда слуги вышли.
Писем было пять. От Синтии, от Дженис, от мамы. Еще письмо — о Господи! — из Дублина. И пятое — от герцога Бошана! Его печать Марша узнала сразу.
— Если не возражаете, Эйслин, я прочту пару писем. Налейте чаю для нас обеих, хорошо?
— Конечно, миледи, — чопорно сказала Эйслин.
— Спасибо. Мне один кусочек сахару и молоко, пожалуйста.
— Очень хорошо, миледи.
Пока Эйслин заботливо разливала чай, Марша прочитала письмо из Дублина. Прекрасная новость! Одна из школ приглашала ее на собеседование. Ей надлежало явиться туда в следующую пятницу, в два часа. Директриса писала, что всегда восхищалась маркизой Брэди, и ей польстило желание родной дочери леди Брэди занять должность учительницы в ее школе.
Разумеется, Марша не сможет отправиться на собеседование.
Как легко можно было бы сказать «да»! Забыть о Дункане. Остаться в Ирландии и самой строить свою жизнь. Со временем сделаться пожилой тетушкой, которая обожает навещать своих родственников, их супругов и детей.
Радоваться мирной, насыщенной трудами жизни.
Простоя, мирная жизнь? Марша может ее выбрать, но не выберет, если это будет означать, что она просто прячется от возможности счастья рядом с Дунканом.
С замиранием сердца она распечатала письмо герцога. Закончив читать, сложила письмо дрожащими пальцами и бросила его на чайный поднос.
Вот это удар.
— Вам нехорошо, миледи? — Эйслин протянула ей налитую до краев чашку чаю.
Марша осторожно приняла чашку на блюдце.
— Нет, — сказала она. Она резко отставила чашку, пролив на поднос. — Да, мне нехорошо.
— Миледи, чем я могу помочь? Принести вам нюхательные соли? — забеспокоилась Эйслин.
— Нет, благодарю, мне уже лучше. — На самом деле она была совершенно растеряна.
Эйслин улыбнулась ей ободряюще.
— Вас любит лорд Чедвик, и я сделаю все, что вы захотите. Если вам нужно выговориться, то я сочту за счастье вас выслушать, миледи.
Марша взглянула на свою странную наперсницу и решила, что вреда не будет, если она расскажет.
— Герцог Бошан предлагает мне стать директрисой в школе Оук-Холл, в Суррее. Он выкупил школу у леди Эннис и хочет, чтобы осенью я туда вернулась.
— Боже, — воскликнула Эйслин, — вот это новость!
— Да, потрясающая новость. — Марша встала и подошла к окну. Озерная гладь, все дышит спокойствием. А у нее в душе буря.
Эйслин подошла и встала рядом.
— Это ведь хорошая новость?
— Раньше казалось, это предел моих желаний, — сказала Марша. — Да что я говорю? Еще лучше — из герцога выйдет такой щедрый и добрый попечитель, что куда там леди Эннис! Он уже начал строить маленький театр позади основного здания, чтобы там можно было ставить спектакли. Такого у нас еще не было. — Она помолчала. — Почему жизнь так любит все усложнять? Почему так любит перемены? Почему мы не можем получить все? Все сразу?
— Не знаю, миледи, — тихо ответила Эйслин. — Но мне точно известно, что мы меняемся и всю жизнь говорим то «здравствуй», то «прощай» — людям, временам года, нашим домашним животным. А некоторые из нас — еще и работе, дому или деньгам. И конца этому нет.
— Вы правы, — согласилась Марша.
Они стояли у окна, и Марша, как зачарованная, смотрела на озеро.
— Отвлеките меня от тяжких мыслей. Прошу вас, расскажите еще что-нибудь про Джо.
Эйслин улыбнулась, вспоминая:
— Я никогда не забуду, как мы удивились, когда Джо сказал свое первое слово: «папа». Хотя лорда Чедвика как раз дома-то и не было. Вечером, когда граф вернулся домой, он очень расстроился, что пропустил такое событие. Но Джо сказал его еще раз, и еще, и граф обрадовался так, словно наступило Рождество. Он велел принести бутылку лучшего кларета, и мы все выпили. — Она вздохнула. — Ему всегда приходилось нелегко. Он так беспокоился.
Марша удивленно повернулась к Эйслин:
— Из-за чего?
— Он хотел быть хорошим отцом, — ответила та. — Делал все, что должен делать отец. Видите ли, он не хотел быть таким, как его собственный родитель. И очень не хотел, чтобы Джо вырос таким, как мистер Латтимор. — Она осеклась.
— Почему — как мистер Латтимор? — не поняла Марша.
Эйслин побледнела.
— Кажется, я хочу чаю. А вы, миледи? — Она бросилась к чайному подносу.
Марша смотрела, как она склонилась над подносом, как берет чашку дрожащими пальцами. Затем перевела взгляд на озеро: зачем Дункану бояться, что Джо вырастет похожим на Финна?
Порыв ветра поднял волну на озерной глади, и столь же внезапно пришло прозрение. Неожиданное открытие заставило ее пошатнуться, и Марша положила ладони на оконное стекло, прекрасно понимая, что Алиса будет ворчать из-за того, что она оставила отпечатки пальцев на чисто вымытом стекле. Вот это да! Как же она не догадалась об этом раньше?
Финн — вот кто настоящий отец Джо, а не Дункан!
Глава 36
Дункан был полупьян, но виду старался не подавать. В последнее время он стал привыкать к этому состоянию, которое приносило ему некоторое облегчение. Пробило четыре часа пополудни. Он сидел в игорном зале клуба «Уайтс». Вел неспешную беседу с лордом Уэстдейлом, кузеном Ричардом и друзьями по Оксфорду, которые заняли остальные места за карточным столом.
— Еще бренди! — крикнул он официанту.
— Бренди закончился, — неуверенно сообщил официант.
Скорчив гримасу, Дункан взглянул на Уэстдейла.
— Как это закончился?
Уэстдейл пожал плечами.
— Полагаю, такое случается.
— На французов полагаться нельзя, — высказал свое мнение кузен Ричард.
— Это невозможно, — сказал Дункан. Ему казалось, что он говорит четко и внятно, однако слова сбились в кучу, образовав одно, да еще потерялась пара слогов.
Несомненно, его лихорадило, уже давно, и лихорадку эту нельзя было исцелить ромовым пуншем, который он исправно принимал каждый вечер.
— У кого-нибудь есть известия о леди Марше? — громко, на всю комнату, спросил он.
— Да. — Уэстдейл кашлянул. — Разве вы не помните, что она отправила матери и отцу письмецо, где сообщала, что благополучно добралась в Бэллибрук? Я мог бы поклясться, что говорил вам, Чедвик. По меньшей мере раз десять. Не то чтобы я возражал, — он сильно ударил его в плечо, — но надоело повторяться.
— Чертова преисподняя! — рявкнул Дункан, потирая ушибленное место. — Теперь вспоминаю.
— Где этот чертов кофе? — спросил кузен Ричард у официанта.
— Уже несут, — ответил слуга.
— Вы должны дать ей время, — напомнил Дункану Уэстдейл.
— К черту время, — заявил тот, оттолкнув стул. — Завтра я поеду в Ирландию.
— Черта с два вы поедете. — Уэстдейл тоже вскочил.
— Убирайтесь с дороги, — сказал ему Дункан. Никто его не остановит! И он ударил Уэстдейла в челюсть, на случай если тот вздумает его задержать.
Уэстдейл с воплем повалился на стул.
— Вы ненормальный, — сказал он, ощупывая челюсть. Потом медленно поднялся.
Все остальные тоже вскочили из-за стола.
Дункан встал в стойку.
— Ну же, Уэстдейл! Если вздумаете помешать мне силой, я силой и отвечу.
Уэстдейл тоже сжал кулаки.
— Если придется отправить вас в нокдаун, чтобы вы не бросились в Ирландию, как щенок, я это сделаю.
Они кружили возле друг друга. В коридоре закричали: «Драка! Драка!» И Дункан нанес отменный апперкот в челюсть противника.
Уэстдейл сплюнул на пол — к сожалению Дункана, все зубы противника пока остались целы — и ударил Дункана в живот.
— Чертова преисподняя, — пробормотал Дункан, когда к нему вернулась способность дышать. Странно, однако, в голове немного прояснилось. А еще он мог слышать все, что говорилось вокруг.
— Где лорд Чедвик? — спросил какой-то человек в дверях. — Он мне нужен немедленно. Прошу, впустите меня.
— Уоррен? — Дункан обернулся на голос. Последнее, что он помнил, это чмокающий звук разбитой губы, когда костяшки Уэстдейла пришли с ней в соприкосновение.
— Мама?
Время шло к вечеру, когда Марша, с маленькой сумкой в руке, снова очутилась в передней семейного особняка на Гросвенор-сквер. Она почти ничего не брала с собой в Ирландию, так что и в Лондон возвращалась налегке.
По длинному коридору ей навстречу спешил Бербанк.