Затаив дыхание Кунц Дин

В шестиколодном башмаке лежали не только обычные карты, но и карты Таро, и карты-картинки какой-то детской игры. Какие бы карты ни получал Ламар, он всегда выигрывал. Шестерка бубен и кролик, держащий в передних лапках зонтик, — выигрыш. Карта палача Таро и восьмерка червей — выигрыш.

Когда перед Ламаром выросла уже приличная горка фишек, одноглазая женщина сказала: «Вот и Пипп».

Ламар посмотрел на девятилетнего мальчика с дырой вместо одного зуба, который сидел у эллипсоидного стола рядом с женщиной и мужчиной.

— Это не Марк. Совсем не он.

— Вон там, — указала женщина. — У рулеточного колеса.

В рулетку играли у них за спиной. Повернувшись на стуле, Ламар увидел Марка Пиппа там, куда и указывала женщина.

Ламар поднялся из-за стола, сложив выигрыш в пакет для фишек, намереваясь отдать все Марку. Но к тому времени, когда он добрался до рулетки, Марк ушел.

Рулеточные столы выстроились в бесконечный ряд.

Оглядев казино, Ламар увидел Марка четырьмя столами дальше и поспешил к нему.

Колеса вращались, шарики прыгали, крупье объявляли результаты, точнее, результат, одинаковый для всех столов: «…двойное зеро… двойное зеро… двойное зеро… двойное зеро…».

Сон не перерос в полноразмерный кошмар, но стал драмой несбывшихся ожиданий и нарастающего раздражения. Стол за столом Ламар преследовал Марка, но не мог догнать или привлечь к себе его внимание. Позже, заметив его среди полчищ одноруких бандитов, попытался перехватить, но безуспешно. Еще позже обнаружил у одного стола для игры в кости, у другого, третьего, но Марк ускользал от него.

Мертвый в реальности, живой во сне, Марк Пипп и тут, и там оставался недосягаемым.

ГЛАВА 34

По пути в город у Тома Биггера разыгрался аппетит.

В работающем круглосуточно магазинчике, где продавались расфасованные кулинарные изделия, он купил сандвич с мясом, сыром и помидорами, пакет картофельных чипсов и бутылку колы.

Пара поздних посетителей старалась держаться от него подальше. Продавщица, однако, уже обслуживала его. Взяла часть денег, заработанных попрошайничеством, не сказав ему ни единого слова, не взглянув на его лицо.

В ближайшем парке, под старинным железным фонарным столбом, создающим соответствующее настроение и не превращающим ночь в день, Том сел на скамейку, лицом к улице, и принялся за еду, глядя на проезжающие автомобили.

За скамейкой росла громадная финиковая пальма. Когда мимо не проезжали автомобили, Том слышал, как крысы шуршат в своем гнезде, высоко в кроне дерева.

Том не позволял себе никаких излишеств, но денег, добытых попрошайничеством, на жизнь не хватало. И почти каждый месяц, сев в автобус, он ехал в соседний город, где по ночам воровал, чтобы покрыть свои расходы.

Главным образом забирался в дома в пригородах, где не горело ни одного окна, а почта, накопившаяся за несколько дней, предполагала, что шанс столкнуться лицом к лицу с хозяевами невелик.

А если он встречал одинокого пешехода на пустынной улице, то грабил его, угрожая пистолетом. Лицо Тома и вид пистолета превращали в пацифиста любого крепкого и задиристого молодого человека.

Впрочем, пистолет Том не заряжал. Не доверял себе.

Он не боялся, что в приступе ненависти к себе может покончить с собой. Самоубийство требовало мужества, которого ему недоставало, да и отчаяние не сокрушало его до такой степени.

Ненависть он направлял на себя, ярость — на окружающий мир. Будь пистолет заряжен, рано или поздно он бы кого-нибудь убил.

По опыту Том знал, если однажды позволить себе согрешить, потворствование становится привычкой, а потом и навязчивой идеей. Убийство вызывает не меньшее привыкание, чем текила, или травка, или другие наркотики, которые он поглощал без меры, если мог до них добраться.

Он делал много чего, и только плохое. Он боялся добавить слово «убийца» к списку слов, которые характеризовали его.

Том ел сандвич и вновь думал о случившемся на площадке отдыха над обрывом.

Поначалу он испытал изумление. Изумление переросло в шок, который поставил его в тупик и вызвал эмоциональное оцепенение. По пути от пещеры до города оцепенение исчезло, оставив тревогу.

Наблюдая за проезжающими автомобилями, Том обратил внимание на наклейку на бампере: «Я ОСТАНАВЛИВАЮСЬ ВНЕЗАПНО, ТОЛЬКО РАДИ ТОГО, ЧТОБЫ ОСТАНОВИТЬСЯ».

На другой стороне улицы, в мультикомплексе, показывали фильм о конце света.

Память услужливо подкинула фрагмент разговора, спор, который не мог закончиться.

— Зачем ты это делаешь, Томми?

— олько ради того, чтобы делать.

— Ты губишь свою жизнь, свое будущее.

— Это не будущее, это конец света.

— Это не конец света.

— Такие говнюки, как ты, и уничтожают его.

— Как ты можешь так говорить со мной?

— Как ты можешь быть таким говном?

Ветерок принес к его ногам рекламный листок.

В тусклом свете уличного фонаря Том увидел, что рекламируемый ресторан называется «Волшебная пицца».

После короткого раздумья Том отнес рекламный листок, обертку сандвича, пустой пакет из-под чипсов и ополовиненную бутылку колы к ближайшему мусорному контейнеру и бросил в него.

Возникло желание выкурить самокрутку с синсемиллой. Местные власти терпимо относились к умеренному употреблению наркотиков. Он достал жестянку из рюкзака, выудил самокрутку, убрал жестянку обратно.

Двинулся в глубь парка, нашел скамейку в более укромном месте.

Вытащил из кармана бутановую зажигалку, щелкнул, но не поднес огонек к кончику самокрутки.

Выкурив одну, он бы выкурил и вторую, может, третью. А потом смыл бы текилой привкус марихуаны. Утром проснулся бы в кустах, с грязью в щетине на щеках и подбородке, с пауками в волосах.

Тревога, вызванная случившимся на площадке отдыха, перерастала в убедительное предчувствие дурного.

Том убрал зажигалку. Вместо того чтобы вернуть самокрутку в жестянку, разорвал пальцами и позволил ветру рассеять травку.

Поступок этот так удивил его, что он принялся хватать руками воздух, чтобы сохранить хоть часть того, что сам же и отдал на откуп ветру.

Предчувствие дурного, в которое перешла тревога, углублялось. Тома охватывал дикий страх.

Еще на первой скамейке, добивая сандвич, он получил знак, которого ждал, и теперь представлял себе, что должен делать. Он подозревал, что сделать это надо быстро, потому что отпущенное ему время иссякало.

Тома пробил холодный пот при мысли о том, что придется три часа ехать в автобусе. Если груз ужаса слишком уж сильно придавит его, в автобусе ему станет плохо. У него разовьется приступ клаустрофобии.

Интуиция подсказала, что путешествие надо начинать пехом. И Том направился к прибрежной автостраде.

ГЛАВА 35

Понаблюдав, как Мерлин пьет воду из большой миски, Тайна и Загадочный с интересом посмотрели на Грейди, который достал из буфета две миски и наполнил их водой из-под крана.

Камми достала карту памяти из фотоаппарата Грейди и сунула в боковой карман медицинского саквояжа, чтобы отвезти домой.

— Никто из нас, похоже, не хочет поразмышлять.

— Поразмышлять о чем?

— А как ты думаешь?

— Ты сама сказала, что ты ветеринар и теория не по твоей части.

— Размышления — это не теория. Размышления не дотягивают даже до версии. Это всего лишь общие разговоры, это всего лишь… если бы да кабы, ничего больше.

— Я не хочу размышлять о них.

— Именно это я только что и сказала. Ни один из нас не хочет размышлять.

— Тогда ладно. Хорошо. В этом мы едины.

— Но, как по-твоему, почему?

— Я не занимаюсь самоанализом, — ответил он. Камми смотрела, как Грейди ставит полные миски

на пол.

Тайна и Загадочный тут же подошли к ним, наклонили головы, понюхали воду и начали пить.

— Я думаю, причина, по которой мы не хотим об этом размышлять, проста: большинство «что, если», которые придут нам в голову, будут пугающими в том или другом смысле.

— В Тайне и Загадочном нет ничего пугающего.

— Я и не говорила, что есть. Я только сказала, что размышления о том, откуда они взялись, приведут к пугающим «что, если».

— Сейчас я хочу поближе их узнать, — указал Грейди. — Если я буду слишком много думать о том, кем они могут быть, мысли эти, возможно, помешают правильно истолковывать их поведение.

Наблюдая, как животные пьют, Мерлин гордо вскинул голову, словно они показали себя хорошими учениками, которых он обучал пить воду из миски.

— В любом случае, — гнула свое Камми, — ты не можешь знать наверняка, что в них нет ничего пугающего.

— В них нет ничего пугающего, — настаивал Грейди.

— Сейчас нет, они милы, как маппеты, но, возможно, позже, когда ты погасишь свет и заснешь, они покажут свое истинное лицо.

— Ты же в это не веришь.

— Не верю. Это «что, если», причем нелепое «что, если».

— В любом случае они куда более милые, чем маппеты. От некоторых маппетов у меня мурашки по коже бежали. А от этих двух не бегут.

— Маппеты тебя пугали? Фрейд нашел бы это интересным.

— Мурашки бежали не от всех маппетов. Только от нескольких.

— Конечно же, не от Кермита.

— Конечно, не от Кермита. Но Большая птица — выродок.

— Выродок?

— Абсолютный выродок.

Уверенный в себе, заслуживающий доверия, сдержанный, в разговоре Грейди мог частенько сказать что-то эдакое, причем с каменным лицом. Камми это нравилось. Приятно, когда собеседник умен и обладает здоровым чувством юмора.

— Большая птица, — повторила она. — Вот почему у тебя нет телевизора?

— Это одна из причин.

Тайна, а потом и Загадочный допили воду. Сели на задние лапы, как пара гигантских луговых собачек[22], сложили руки на животах, выжидающе глядя на Грейди.

— Может, они голодны? — предположила Камми.

— Они уже съели три куриные грудки. И, насколько мне известно, они съели и кастрюлю.

— Ты не знаешь наверняка, что именно они украли куриные грудки. Это мог сделать кто-то еще… тот, кто побывал в твоей мастерской, гараже, включал свет.

— Слушай, именно поэтому я мастерю мебель.

— А мебель тут при чем?

— Когда я мастерю мебель, мне нет необходимости думать. За меня думают руки.

— Даже если кур съели Тайна и Загадочный, — вернулась к главному Камми, — возможно, это все, что им удалось съесть за день. Ты же не хочешь отправить их спать голодными.

— Чтобы они не съели меня живьем в разгар ночи? Дело в том, что куриных грудок у меня больше нет.

— Так дай им сухого корма Мерлина. Может, им понравится.

— Если я насыплю сухого корма им, мне придется насыпать и Мерлину, а он уже съел все, что ему положено на сегодня.

— Мерлин не толстый. Чтобы его перекормить, сухой корм надо сыпать лопатами. Дай ему миску, пусть отпразднует встречу с новыми друзьями.

— Они действительно вроде бы чего-то ждут. Может, ты права, и они голодны.

В кладовой он держал сорок фунтов «Сайентс дайэт», двадцать в алюминиевом баке с герметически закрывающейся крышкой, и двадцать — в купленном в магазине мешке, про запас. Он насыпал полный черпак в миску Мерлина и чуть меньше — в две миски для овсянки.

Выдрессированный волкодав сел у своей миски, ожидая разрешения приступить к еде. Такой командой служило слово: «О'кей».

Тайна и Загадочный, глядя на Мерлина, скопировали его, сели у своих мисок. Когда пес приступил к еде, они попробовали сухой корм, нашли съедобным и принялись уминать содержимое мисок.

И хотя Камми торопилась домой, чтобы поработать с картой памяти фотоаппарата Грейди, она не могла заставить себя уйти, зачарованная белыми существами.

— Если на то пошло, Мерлин такой же удивительный и загадочный, как эта пара. — Она смотрела, как вся троица с аппетитом поглощает сухой корм.

На лице Грейди отразилось удивление.

— Я думал о том же.

После возвращения в горы, примерно в конце первого года жизни в этом доме, Грейди признался Камми, что вновь открыл для себя красоту обычных вещей, и теперь все вещи представляются ему удивительными. Вскоре после этого Камми отдала ему Мерлина, щенка размером со многих взрослых собак, с грубой шерстью, косматыми бровями и такого же магического, как маг, именем которого его назвали.

— Ты знаешь ферму «Высокий луг»? — спросила Камми.

— Где Вирони разводят чистопородных лошадей?

— Да. Сегодня, перед тем как начало смеркаться, там кое-что случилось.

Она рассказала о странном состоянии лошадей и других животных.

— Диагноз? — спросил он.

— Я работала над этим, когда ты мне позвонил. Теперь не думаю, что возможен какой-либо диагноз, потому что случившееся — определенно не болезнь.

— Но ты сказала, что они впали в некое подобие транса.

— Я не знаю, что это значит, просто чувствую… — Она глубоко вдохнула, потом выдохнула. — Ничего плохого с ними не случилось — только хорошее.

— Я понимаю, почему ты не знаешь, что все это значит.

Она рассказала ему о том, что произошло с собаками, которых привезли из незаконного питомника по разведению щенков.

— Сама фаза транса прошла без меня, но я видела, как после этого изменились собаки — пугливость ушла полностью, они стали совершенно счастливыми и очень общительными. И знаешь, случившееся в нашей лечебнице и на ферме «Высокий луг» должно быть как-то связано с Тайной и Загадочным.

— Я не вижу, каким образом, но думаю, ты права. Так много странного просто должно иметь общую причину.

Волкодав и его новые друзья закончили еду. Мерлин шумно облизал пасть, Загадочный и Тайна тщательно расчесали шерсть у ртов.

Камми подхватила медицинский саквояж.

— Я наведу справки, прежде чем лягу спать. Часам к одиннадцати утра получу ответы, но сомневаюсь, что они прояснят ситуацию. А потом нам придется решать, что делать дальше.

— Приедешь на ленч?

— Да. Хорошо. Если только не возникнет ситуация, с которой не справятся фельдшеры, или я не смогу передать пациента Амосу Ренфрю. В нашем округе он лучший специалист по коровам и хорош с лошадьми, но к маленьким животным сердце у него не лежит. В сложных случаях я бы не рекомендовала отвозить к нему собаку. Он может что-то упустить.

Мерлин улегся на пол, еле живой от усталости. Загадочный и Тайна устроились по обе стороны от него, свеженькие, как огурчики. Волкодав напоминал выброшенное шерстяное пальто, тогда как шерсть золотистоглазой пары выглядела только что вымытой и расчесанной.

Когда Камми открыла дверь и вышла на заднее крыльцо, Грейди последовал за ней, но животные не сдвинулись с места.

— Я уверен, что они уже спят, — сказал Грейди. — Иногда мне кажется, что это здорово, ходить на всех четырех и иметь маленький мозг.

Она покачала головой:

— Они так легко засыпают не потому, что у них мозг меньших размеров. Все дело в их невинности.

— Тогда мне придется бодрствовать всю ночь, может, и до конца своих дней.

Его замечательная улыбка, подаренная на прощание, радовала ее в любой вечер, и она двинулась вниз со словами: «Позвони мне утром».

Он положил руку ей на плечо, и она, естественно, вновь повернулась к нему.

— Это не теория, не версия, даже не плод размышлений. Это интуиция. Теперь все будет по-другому.

— Не все изменения приводят к лучшему, — заметила Камми.

Он взял ее за плечи, наклонился к ней, и на мгновение она подумала, что он может, пусть и с самыми чистыми намерениями, сделать самое худшее из возможного. Но поцелуй, первый за четыре года, оказался братским — его губы легонько коснулись ее лба, и такое выражение привязанности она могла вынести.

— Спасибо за Мерлина, — поблагодарил он ее. — Кем бы ни оказались Загадочный и Тайна, не думаю, что они проводили бы меня до самого дома, если бы я шел один. Это Мерлин притянул их сюда.

— Он магнит, это точно, — кивнула Камми. — И был таким с рождения. Будь осторожен этой ночью, Грейди. Я знаю, они — не угроза, они такие же невинные, как Мерлин, но у невинности всегда есть враги. Всегда.

Уже в машине, выезжая на шоссе, она думала о том, что Грейди наверняка почувствовал, как напряглась она, когда он целовал ее в лоб. Пусть он ничего не знал о ее молодости, Камми не сомневалась, что интуитивно он прекрасно представлял себе серьезность и глубину нанесенных ей невидимых ран и подсознательно способствовал их затягиванию, за что она могла только искренне его поблагодарить.

Если Загадочный и Тайна представляли собой не просто что-то необычное, не короткоживущую сенсацию в череде точно таких же, заполняющих новостные ленты информационных агентств, не какую-то случайную мутацию, если они были чем-то знаменательным, а Камми в этом не сомневалась, тогда лучшего человека (Грейди и только Грейди), которому они могли довериться (или которому их могли доверить), представить себе она не могла.

Она ехала из предгорий вниз, к лугам, где сочно-зеленая трава выглядела белесой под лунным светом.

Странная ночь вносила тонкие изменения в привычную округу, дорога, по которой она ездила сотни раз, казалось, вела в неведомые земли.

Двадцать лет, с тех пор как ей исполнилось пятнадцать и она обрела свободу, Камми желала только одного: иметь ветеринарную практику и жить среди животных, лечить невинных, которым нет необходимости лгать, потому что они не умеют говорить, которые не завидуют, не алчут, не воруют, которые не предают и не ищут удовольствия в боли и отчаянии других, которые не порабощают, не калечат, не унижают более слабого.

Но в эту ночь, в свете этих прекрасных, неземных глаз, она разглядела что-то еще, дополняющее то, что у нее уже было. Она боялась этого желать из страха, что ей в этом будет отказано, но тем не менее хотела отчаянно. Ее жизнь наполняла красота, флора и фауна гор, но она жаждала кое-чего еще и только теперь решилась назвать это даже для себя: таинства. Камми хотелось, чтобы в ее жизнь вошло что-то неведомое, за гранью представлений, доступное только прикосновению разума, но не рук, нечто такое, что заполнит ее наполовину пустое сердце ощущением чуда.

Дорога поднималась и опускалась, преодолевая один за другим пологие холмы, вдоль обочин тянулись побеленные изгороди, и Камми замечала в них символы, которых не видела раньше, о которых не думали строители этих изгородей. Символы, которые теперь открылись ей, являлись лишь следствием принципов правильного конструирования, но при этом с незапамятных времен ассоциировались с надеждой.

Как и на пастбище на ферме «Высокий луг», перед глазами у нее все расплылось. Она свернула с шоссе там, где обочина стала пошире, поставила «Эксплорер» на «парковку», достала бумажную салфетку из коробки на консоли, вытерла глаза.

В тот раз, среди великолепных лошадей и животных-компаньонов, Камми не понимала, с чего взялись слезы. То же чувство вызвало их на этот раз или другое, она сказать не могла, но знала, что сейчас тронуло ее. До пятнадцати лет жизнь ее была неописуемо ужасной, последующие двадцать лет — во многом аскетичной. Она нашла счастье в том, что многого требовала от себя, ничего не ожидала от других, стремилась уравновесить годы рабства годами служения добру, соскабливая с себя пятна, оставленные прошлым. А теперь она оказалась в самом центре таинства, чего-то неведомого. И хотя в молодости ее превратили в жалкую, безвольную тварь, Камми знала — знала без тени сомнения, точно так же, как гуси знают, когда наступает время отлета на юг, — что означает присутствие этих двух существ в ее жизни: все раны затянулись, она обрела цельность.

ГЛАВА 36

В спальне, улегшись на свою большую постель, Мерлин повернулся раза три, прежде чем со вздохом заснуть: голова между передними лапами, хвост между задними.

Грейди принес еще одну собачью постель из кабинета на первом этаже, положил рядом с постелью Мерлина. Он полагал, что его гости, глядя на Мерлина, поймут, где им предлагается лечь спать.

Загадочный и Тайна, однако, не желали отходить ко сну. Кружили по комнате, обнюхивали то и это, заглядывали под комод, попробовали воду во всех трех мисках, когда Грейди затягивал окна шторами.

Пока он аккуратно складывал покрывало и вешал на спинку в изножье кровати, откидывал одеяло и верхнюю простыню и взбивал подушки, парочка сидела, наблюдая за ним, склонив головы вправо, словно завороженная неким ритуалом.

— Надеюсь, вы заметили, что перед тем, как я разобрал постель, на покрывале не было ни единой складки, — обратился к ним Грейди. Тайна наклонила голову влево. — Тот, кто побывал в армии, навсегда усваивает ее порядки.

Загадочный наклонил голову влево, тогда как Тайна — вновь вправо.

Когда Грейди снял туфли и поставил у прикроватного столика, Загадочный поспешил к ним, чтобы понюхать и осторожно подергать за шнурки.

Когда Грейди снимал рубашку, джинсы и носки в стенном шкафу, который служил и гардеробной, к нему заглянула Тайна… и обнаружила зеркало на обратной стороне двери. Заинтригованная своим отражением, Тайна издала пронзительный звук — и-и-и, и-и-и — и потянулась к своему двойнику. Удивленная тем, что и двойник тянется к ней, Тайна замерла, оценивая ситуацию, потом прикоснулась пальчиками к отражению своей руки.

За прожитые в этом доме годы Мерлин много раз видел себя в зеркале, но не выказывал ни малейшего интереса к собственному отражению.

Уши Тайны дернулись, она выскочила из стенного шкафа.

Вернувшись в спальню, Грейди увидел, что оба его гостя стоят у постели сына Ирландии и с интересом его разглядывают. Вероятно, их привлек храп волкодава, довольно-таки громкий.

В ванной, после того как Грейди выжал зубную пасту на щетку и включил холодную воду, Тайна забралась на опущенное сидение унитаза и с интересом наблюдала за ним, приняв позу луговой собачки. Полминуты спустя Загадочный в той же позе замер на боковине ванны, заинтригованный, как и Тайна, процессом чистки зубов, который демонстрировал хозяин дома.

После того как Грейди почистил зубы щеткой, они столь же внимательно наблюдали за манипуляциями с нитью для чистки зазоров между зубами. Потом смотрели, как он умывается и вытирает полотенцем капли на столике вокруг раковины.

Когда пришло время справить естественные потребности, Грейди шуганул их из ванной и закрыл дверь.

Не успел усесться на трон, как с другой стороны двери донеслись мягкие, неравномерные, быстрые постукивания.

— Уходите, — ответил Грейди.

Постукивания продолжились: тут-тук-тук, тук-тук, тук, тук-тук-тук-тук-тук.

— Я не выходил во двор и не смотрел на вас, когда вы писали, — напомнил им Грейди.

Тук-тук, тук-тук, тук-тук-тук-тук-тук-тук.

— И не надейтесь.

Постукивание прекратилось.

Когда он услышал, что они обнюхивают щель между дверью и порогом, то подумал: а не переименовать ли их в Любопытку и Нюхача?

На смену обнюхиванию пришла тишина, и Грейди это порадовало, но потом он заподозрил, что дело нечисто.

Хотя ключ давным-давно утеряли, скважина для него в двери осталась. Грейди чуть наклонился и, конечно же, увидел золотистый глаз, прильнувший к замочной скважине с другой стороны.

— И кто из вас любопытная Варвара? Стыдитесь!

Золотистый глаз моргнул.

К тому времени, когда Грейди помыл руки и вернулся в спальню, Загадочный и Тайна уже сидели на его кровати и поднимали подушки, чтобы посмотреть, не лежит ли что под ними.

— Кыш, кыш, — бросил он им.

Они положили подушки, но по-прежнему сидели на кровати, сложив руки на животе, и наблюдали за ним.

Проснувшись после очень короткого сна, Мерлин широко зевнул.

Грейди подошел к пустой собачьей постели, взбил ее, потом повернулся к Загадочному и Тайне:

— Вот. Это ваша постель.

Они смотрели на него внимательно, но не спрыгнули с его кровати.

В стенном шкафу, где Грейди держал несколько собачьих игрушек, он выбрал синюю обезьянку. Вернулся в спальню, опустился на колени рядом с пустой собачьей постелью, попищал обезьянкой, чтобы подманить Загадочного и Тайну.

Мерлин забурчал, недовольный шумом, который мешал ему вновь заснуть.

Еще одна игрушка, возможно, убедила бы парочку занять положенное место. Вместо этого Грейди решил показать им, чего он хочет, как показал бы щенку.

Он подошел к кровати и поднял Тайну. Она не только позволила ему поднять ее и нести, но и устроилась поудобнее, выставив живот, согнув руки в локтях и кистях, всем своим видом показывая, что ей все это очень нравится.

Опустив Тайну на густой ворс собачьей постели, которую, по его замыслу, ей предстояло делить с Загадочным, Грейди приказал: «Место!» — как будто собачьи команды воспринимались всеми обитателями животного королевства. И дал ей синюю обезьянку, чтобы ей было чем заняться.

Вновь вернувшись к своей кровати, он склонился над Загадочным, который, как и Тайна, нисколько не возражал, чтобы его взяли на руки. Грейди отнес его к собачьей постели… но обнаружил там только синюю плюшевую обезьянку.

С Загадочным на руках он оглянулся и увидел, что Тайна вновь на его кровати.

Он положил Загадочного рядом с обезьянкой и отправился к кровати за Тайной.

Она буквально прыгнула ему на руки, чуть не сбив с ног. Но когда Грейди повернулся, чтобы отнести ее к собачьей постели, услышал, что обезьянка пищит у него за спиной.

Мерлин уже не бурчал. Подняв голову, навострив уши, он с интересом наблюдал за происходящим.

Вместо того чтобы положить Тайну на пустую собачью постель, Грейди опустил ее рядом с волкодавом. Поднял одну мощную переднюю лапу Мерлина и положил на золотистоглазое животное.

— Место, — приказал он Мерлину.

Уже более суровым тоном, прищурившись на манер Клинта Иствуда, отдал ту же команду Тайне. Вытянул руку, обвиняюще нацелил на нее палец.

Она склонила голову направо.

Грейди отвернулся от нее. И уже пересекал комнату, чтобы забрать Загадочного и эту чертову обезьянку, когда Мерлин и Тайна пробежали мимо него и запрыгнули на кровать.

Загадочный сунул обезьянку под подушки Грейди. С выражением блаженной удовлетворенности собака и два белоснежных существа каким-то образом свернулись друг вокруг друга.

Волкодав и его команда наблюдали, как Грейди выключает лампу на прикроватном столике. Наблюдали, как он выключает верхний свет.

Оставив включенной лампу у большого кресла с откидной спинкой в стиле Стикли, Грейди прошел в стенной шкаф, чтобы взять подушку и одеяло.

Уютно устроившиеся на его кровати, животные подняли головы, когда он вышел из стенного шкафа, и провожали его глазами, пока он шел к креслу. Их совершенно не смутил брошенный на них его мрачный взгляд.

Грейди сел в просторное кресло, которое смастерил в прошлом году. Вытянул ноги, положив их на скамеечку.

Троица внимательно наблюдала за каждым его движением.

Страницы: «« 345678910 »»

Читать бесплатно другие книги:

«Замуж! Замуж! Замуж!»… мечта Риты начала осуществляться весьма необычным способом – с помощью обряд...
«И спустя несколько секунд еще один хомо нормалис – плоская матрица человеческой души – шагнул в нов...
Перед вами краткий отчет о 7 днях нашего среднестатистического соотечественника... Рассказ-предупреж...
Лауреат Букеровской премии Джулиан Барнс – один из самых ярких и оригинальных прозаиков современной ...
На смену Юрию Лужкову в московскую мэрию прислали сибиряка Сергея Собянина. Этот завзятый охотник, л...
Лирическая проза на автобиографическом материале – так, по-видимому, наиболее точно можно охарактери...