Твое сердце принадлежит мне Кунц Дин

Внезапно в нем поднялась буря эмоций, все они сразу взметнулись, как большая волна. Он гордился Самантой, так гордился, что ему хотелось останавливать каждого встречного и рассказывать, какая она уникальная, какая добрая и как достойна успеха. Но при этом сожалел, что не был с ней, когда она узнала об одобрении рукописи издательством, когда получила первую положительную рецензию. Его не отпускало чувство вины, но при этом давно уже он не ощущал себя таким счастливым.

Под надписью «БЕСТСЕЛЛЕР «НЬЮ-ЙОРК ТАЙМС!» к плакату приклеили вырезку из последнего воскресного номера «Нью-Йорк таймс бук ревью» со списком бестселлеров в разделе «Книги в переплете». В колонке из пятнадцати произведений цифру «9» обвели красным кружком. С дебютной книгой Сэм сразу попала в первую десятку.

– Ну ты и даешь, – губы его разошлись в широченной улыбке. – Ну ты и даешь, такой успех!

Райан заволновался, пытаясь придумать способ (наилучший способ) запомнить этот знаменательный момент, этот триумф. Но потом осознал, что для Сэм публикация списка бестселлеров не такая новость, как для него, этот успех она уже отпраздновала, как, без сомнения, и другие.

Пришел он за десять минут до запланированного завершения встречи с читателями. Но через витрину магазина увидел длинную очередь людей к столику, за которым сидела Саманта, и понял, что она задержится, встанет из-за столика, лишь подписав все книги.

Даже с такого расстояния его новое сердце реагировало на Саманту точно так же, как прежнее.

Внезапно он подумал, что она поднимет голову и увидит его, прижавшегося лицом к стеклу, испугался, что будет выглядеть очень уж жалким, и отвернулся от витрины.

Собрался вернуться к своему автомобилю, оставленному на стоянке торгового центра и подойти к книжному магазину через полчаса, но ему не хотелось разминуться с ней.

Вдоль аллеи поставили скамейки, на которых уставшие покупатели могли отдохнуть по пути из одного магазина в другой. С обеих сторон скамейки, на которую присел Райан, стояли большие терракотовые кадки с красной геранью.

Попытался почитать книгу Саманты, но учитывая скорую встречу с авторшей, слишком нервничал, чтобы сосредоточиться на словах. А он слишком уважал ее труд, чтобы даже при третьем прочтении (именно потому, что книга заслуживала третьего прочтения) на что-то отвлекаться.

Четырехмесячный калифорнийский сезон дождей был в самом разгаре, ночью обещали прохождение очередного грозового фронта, но в этот день погода выдалась отменной. Прозрачное небо, чистое и гладкое, как вымытое стекло, яркий солнечный свет, заливающий побережье.

Райан наблюдал, как маленькие птички деловито обследуют внутренний дворик ресторана в поисках крошек, как собаки самых различных пород гуляют на поводках, радостно улыбаясь каждому кусту, дереву, запаху. Молодая мама прошла мимо скамейки с двойной коляской, в которой сидели розовощекие близнецы в желтых шапочках, сине-желтых костюмчиках и желтых сапожках с синими помпонами.

Отвлекшись от волнений двух последних дней, Райан радовался кипящей вокруг жизни и старался не думать о том, сколь долго ему еще удастся прожить на этом свете.

В два сорок Саманта вышла из магазина в сопровождении радостно улыбающейся женщины в красных туфлях, платье из шотландки, с копной вьющихся светло-каштановых волос. Женщина так энергично размахивала руками, что издалека казалось, будто она декламирует Шекспира.

Решимости у Райана сразу поубавилось. Не хотелось ему подходить к Сэм, если ей составляла компанию рекламный агент или представительница издательства. Но, судя во всему, жестикулирующая женщина заведовала этим книжным магазином или работала там продавщицей, потому что, пожав руку Саманты и дважды хлопнув ее по плечу, она вернулась в магазин.

По-прежнему не замечая Райана, Саманта двинулась по направлению к нему, роясь в сумочке, возможно, искала ключи от автомобиля.

На встречу с читателями она пришла в дорогом, сшитом на заказ черном брючном костюме и белой блузе в узкую черную полоску. Элегантная, гибкая, модная, шагала она, как обычно, энергично и уверенно, и он узнал бы ее по походке, даже случайно увидев вдалеке на улице.

Приближаясь к ней, он совершенно забыл вступительную фразу, которую не единожды репетировал, и смог только вымолвить: «Сэм».

Она подняла голову, и правая рука показалась из сумочки, вместе с позвякивающими ключами.

Райан не знал, какую ему ждать реакцию, готовился к натянутой улыбке, а то и гримасе, нескольким резким словам и торопливому прощанию.

Но увиденное в ее глазах причинило ему большую боль, чем злость и презрение. Посмотрела она на него почти с жалостью.

Но улыбнулась, чем сразу подняла ему настроение. Улыбка осталась такой же очаровательной, но в ней определенно появились меланхолические нотки.

– Райан.

– Привет, Сэм.

– Дай я на тебя посмотрю. Как поживаешь?

– Нормально. Чувствую себя хорошо.

– И выглядишь, как всегда.

– Ты бы так не сказала, если бы увидела шрам, – заверил он ее, похлопав себя по груди. Сразу понял, что сказал не то, что следовало, быстро добавил: – Поздравляю с книгой.

Она вдруг засмущалась.

– Пока я лишь доказала, что способна на одну хорошую книгу.

– Только не ты. Для тебя это всего лишь начало, Сэм. Ты работаешь над второй, не так ли?

– Да. Конечно, – она пожала плечами. – Но заранее не скажешь, какой будет результат.

– Слушай, ты ведь на девятой строчке в списке бестселлеров.

– Нам сообщили, что на следующей неделе роман поднимется на седьмую.

– Это прекрасно. Ты взойдешь на вершину.

Она покачала головой:

– Джону Гришэму беспокоиться не о чем.

Райан указал на экземпляр, который держал в руке:

– Я прочитал роман дважды. Сейчас перечитываю в третий раз. Я знал, что он будет хороший, Саманта, но чтобы настолько…

Добравшись до похвал, он вдруг понял, что ему не хватает слов, чтобы выразить свое восхищение.

– Он потрясающе хорош. Когда его читаешь, возникает ощущение, будто взбираешься на громадную приливную волну, и конца подъему не видно.

Меланхолия, проступавшая в улыбке, осталась и в ее смехе.

– Думаю, твои слова стоит процитировать на обложке.

И пускай ему очень хотелось обнять Саманту, он сдержался, опасался ощутить, что она застынет в его объятиях, а то и отпрянет.

Вместо этого указал на скамью между кадками с красной геранью:

– Можем мы присесть на несколько минут? Я хочу поговорить с тобой о романе.

Он ожидал, что она сошлется на срочную встречу, но ошибся.

– Конечно. Солнце такое теплое.

На скамью они сели, чуть повернувшись друг к другу.

– Ты ничего мне не показывала, когда работала над романом, – он пролистывал страницы, – вот я и не ожидал…

– Я не делюсь ни с кем и ничем, когда работаю. Хотелось бы, но… Одиночества тут не избежать.

– Я думал насчет подтекста.

– Слишком много думать не нужно. Магия уходит.

– Этот роман – многослойный торт.

– Ты так думаешь?

– Абсолютно. Скрытые значения. Всех мне не разглядеть.

– Иногда достаточно и почувствовать.

– Забудь про многослойный торт.

– Уместная аналогия.

– Скорее роман похож на море. Температура воды с уходом в глубину меняется. Наверху – рыбы, греющиеся у поверхности, под ними – облака светящегося планктона, ниже – криль и так далее, и так далее. Свет еще проникает, но тени сгущаются. А где-то еще глубже – ты, загадочная другая ты. Я хочу сказать… другая твоя сторона, особенность характера, которую я так и не узнал.

Сразу она не ответила, и Райан уже подумал, что чем-то обидел ее или сморозил глупость, чего она от него никак не ожидала. Но Саманта спросила:

– Какая сторона?

– Не знаю. До конца еще не разобрался. Но у меня есть предчувствие, что когда разберусь, когда пойму эту твою сторону… тогда мне станет ясно, почему ты отказалась стать моей женой.

Она посмотрела на него с такой нежностью, что он чуть не заплакал.

– Сэм, – продолжил он, – возможно ли то, что я чувствую? Скажет ли мне книга, что нет во мне чего-то такого, что тебе нужно больше всего?

– Полагаю, что да. Скажет. Хотя я написала ее не для того, чтобы просветить тебя.

– Понимаю.

– Но, и это неизбежно, в книге я вся. И та часть, что находится под светящимся планктоном.

Меланхолии в ее улыбке добавилось.

Райан огляделся, гадая, а осознают ли прохожие драму, которая разворачивалась у них на глазах. Сэм уже стала литературной знаменитостью, и он не хотел дискредитировать ее, устраивая сцену.

Но приехавшие в торговый центр за покупками проходили мимо, не удостаивая и взглядом сидящую на скамье парочку, подростки смеялись чему-то своему, влюбленные плыли, держась за руки, занятые друг другом, и только ирландский сеттер, которого вели на поводке, пристально глянул на них, словно учуял запах печали, но его уже утягивал за собой мужчина в шортах цвета хаки и биркенштоках[33].

– Сэм, знаешь, я бы хотел, чтобы ты просто сказала, чего ты во мне не нашла.

– Я пыталась, все время, когда мы были вместе.

Райан нахмурился.

– Я был таким тупым?

Когда Саманта заговорила, в голосе звучало сожаление:

– Такое не обсуждают, как неприятный запах изо рта или застольные манеры, Райан. И разом обрести не удастся, узнав, что я без этого не могу. А самое ужасное – имитировать, будто это у тебя есть. Потому что я так захотела.

– Так как же мне узнать, что это, чего мне не хватает… из подтекста?

– Да. Из подтекста, который говорит о том, как я жила, что чувствовала, что считала для себя важным.

– Сэм, я заблудился.

В ее голосе послышалась уже не меланхолия, а боль.

– Милый, я знаю. Знаю, что заблудился, знаю, и от этого у меня рвется сердце.

Он рискнул потянуться к ней, и она взяла его руку. От чувства благодарности у Райана перехватило дыхание.

– Сэм, если я вчитаюсь в книгу и все-таки пойму, что тебе необходимо, чего у меня нет, и попытаюсь измениться в нужную сторону, пусть я не знаю, в какую, сможем мы предпринять вторую попытку?

Она крепко сжала его руку, будто хотела держаться за него до скончания веков.

– Слишком поздно, Райан. Я бы хотела сказать другое, но… слишком поздно.

– У тебя… кто-то есть?

– Нет. И не было, за целый год ни разу не ходила даже на свидание. Мне хорошо одной, я больше ничего не хочу. Может, когда-нибудь кто-то и появится. Не знаю.

– Но ты любила меня. Я уверен, что любила. Нельзя же любить от одного дня и до другого.

– Я и не переставала.

Эти три слова не вызвали у него восторга, пусть несли в себе столь радостную весть, но безмерно опечалили: ее голос переполняло горе, душевная боль, с какой жены говорят об их безвременно ушедших мужьях, любовь к которым теперь так и останется невостребованной.

– Я тебя люблю, – добавила Саманта, – но больше не смогу влюбиться в тебя.

– Ты противоречишь себе, – в его голос прорвалось раздражение.

– Нет. Есть разница.

– Не такая, чтобы иметь хоть какое-то значение.

– Все имеет значение, Райан. Все.

– Пожалуйста, скажи мне, что я сделал не так?

Ее лицо перекосило от ужаса.

– Нет, Господи, нет!

Такая реакция совершенно не соответствовала его вопросу. В конце концов, он всего лишь другими словами хотел спросить, чего в нем ей не хватало.

Резкость ответа показала ему, что они находятся в поворотной точке их отношений, и отношения эти могут развернуться как к свету, так и к темноте, обрести надежду или лишиться ее навсегда.

Создавая программное обеспечение, занимаясь бизнесом, он научился распознавать такие моменты, которые могли сбросить его в пропасть или вознести на вершину.

– Пожалуйста, скажи мне, – настаивал Райан. – Скажи мне, что я сделал.

Ее пальцы до боли сжали его руку, ногти впились в кожу, едва не раздирая ее до крови.

– Любить тебя и говорить об этом? Лицом к лицу? Невозможно.

– Но если ты меня любишь, ты хочешь пройти через это так же, как и я.

– Пройти через это нельзя.

– Мы сможем, – настаивал Райан.

– Я не хочу все уничтожить.

– Уничтожить что? Что остается, если мы не предпримем вторую попытку?

– Год, проведенный нами вместе, когда все было так хорошо.

– Этого не уничтожить, Сэм.

– Можно. Разговором о том самом.

– Но если мы просто…

– Теперь в этом нет смысла. Только слова на правильный путь нас не выведут. Ничего не предотвратят.

Он уже открыл рот, но она остановила его, прежде чем с его губ сорвалась очередная мольба.

– Нет. Позволь мне и дальше любить тебя. И позволь помнить то время, когда я была в тебя влюблена. Пусть оно останется со мной навсегда.

Потрясенный чистотой ее страсти, осознав, что она действительно любила его душой и сердцем, по-прежнему не понимая, чего же все-таки ему не хватало, какую он допустил ошибку, Райан мог ответить только двумя словами.

Но опять она остановила его, прежде чем он заговорил:

– Не говори, что ты заблудился. Не повторяй вновь. – Ее глаза переполняло горе, голос дрожал. – Это правда. Я принимаю эту правду, вот почему и не хочу услышать ее вновь. Я этого не вынесу, Моргунчик.

Она убрала руку, не сердито, скорее в отчаянии, поднялась, вроде бы запнулась, словно могла передумать и снова сесть, потом повернулась и зашагала прочь.

Райан с трудом подавил желание броситься следом, остался на скамейке, между двух кустов герани, ярких, словно абажуры ламп «Тиффани». Витрины магазинов слепили. Водяные арки в фонтане сверкали, как хрусталь, а потом рассыпались, ударяясь о поверхность бассейна.

В какой-то момент он заметил молодую женщину-азиатку, которая стояла в двадцати футах от него, перед книжным магазином. Похоже, наблюдала за ним и, должно быть, видела, что он говорил с Самантой.

Перед собой обеими руками она держала букет из полудюжины бледно-розовых лилий, завернутых в целлофан и перевязанных синей ленточкой.

Предположив, что она – поклонница таланта Саманты и, заинтригованная его разговором с ней, может подойти, чтобы обсудить роман, Райан поднялся со скамьи. Он мог лишь сказать женщине, что заблудился, а она, к сожалению, ничем не могла ему помочь.