Свадьба – навсегда! (сборник) Белякова Людмила

Затянувшаяся свадьба

С чем в день бракосочетания повезло Диме с Маринкой, так это с погодой. Природа словно устыдилась за кое-как проведенное, несуразное лето и отдала долги запоздалым, ровным августовским теплом, желтым, как золотой рубль, солнцем и блаженным безветрием. Поэтому гуляли свадьбу на вольном воздухе, на даче у Маринкиных родителей, в некоем облегченном, фуршетно-шашлычном варианте. Даже Димкина мамаша, чуть ли не утром свадебного дня заламывавшая руки и все твердившая, что сына ее «купили, купили эти новые русские!», приняла на грудь деревенской наливочки, с непривычки разомлела и успокоилась. А может, просто смирилась. Но если подумать, граждане, куда б ее красавчик-разумница сынок привел жену, если б не Маринкины родичи? Ну куда, вы мне скажите? В общежитие при вузе, где мамаша с сыном жили в одной комнате с туалетом и душем в разных концах длиннющего, как тоннель под Ла-Маншем, коридора?! Даром что мать профессорша, а сынок аспирант. А жизнь-то у них?

Ну, понятно, подарок Маринка была еще тот, фирменный, и профессорша это, разумеется, быстро распознала. Сладить с Маринкой, пошедшей в какую-то неизвестную, побочную, цыганскую родню, было еще во младенчестве затруднительно, а теперь-то!.. Когда этой кучерявой оторве уже двадцать, она без прав гоняет на мотоцикле, рокеров – претендентов на ее внимание не сосчитать, даже разувшись – и-и!.. Даже в колледж на коммерческое отделение пристроить ее было сложновато. Нет, не то чтобы глупа, это ни в коем разе, напротив, схватывала все на лету, как собака карамельку – цоп, ам и нет! Просто сидеть на лекциях не хотела – куда-то ее все несло, к вольной жизни, к противоположному по лу, дискухам до утра и прочему… Ну, вот отец и выдвинул доченьке ультиматум – или выходи замуж за кого-нибудь из этих, твоих, или вон со двора! Не только карманных денег лишу, но и изо всех бумаг выкину – все Викушке оставлю, она хоть приличная. И машину, и мотоцикл на прикол с сегодняшнего дня! Четко!

Маринка молча выслушала грозный отцовский отлуп, зыркнула в сторону нервно теребившей носовой платок матери и старшей сестры, внимательно разглядывавшей ковер, подумала секунду и сладенько проговорила – хорошо, папа, как скажешь.

– Что – хорошо?! – не понял отец, не ожидавший такой легкой победы.

– Все хорошо, – снова чуть улыбнулась Маринка. – Я и замуж выйду, и денег твоих мне не надо.

– Что – никак за богатого собираешься? – недоверчиво скривился папа, знавший контингент дочкиных обожателей и вообще брачно-экономический расклад в их небольшом городке.

– Зачем за богатого? – слегка пожала Маринка плечами. – Я за красивого выйду. И по любви. А деньги… Наживем. Не проблема.

Тут уж напряглась мама – будто струна на цыганской гитаре, а сестра Викуша подняла взор к потолку, соображая, насколько может увеличиться ее потенциальная доля от возможного наследства вообще и текущее содержание в частности.

– И когда ж ожидать этого радостного события, доченька любимая? – осведомился возможно ехиднее папа.

– Ну-у, – повела Маринка своими черными, как вишни, глаза, – завтра я с ним познакомлюсь, пару недель на всю эту шелупонь типа цветы-конфеты… А то как-то сразу, жениться по-настоящему… Это несерьезно.

Маринка загнула пару пальчиков, шевеля пухлыми губками и что-то усиленно соображая.

– Потом заявление подадим, месяц на подготовку… А потом уж ты, папа, сам думай. Свадьба уж точно за тобой – сам ведь напросился. Нет?

– Акх, – поперхнулся папа. – Ну да… Понятно.

– Вот и договорились, – сказала Маринка, встала, отцепила от связки ключ от красной «мазды», хлопнула его на столик у двери и вышла, нахально поводя круглой попой.

Мало кто был осведомлен, что у Маринки на копчике вытатуировано «Осторожно! Занос – 1 м!».

Много позже родные узнали, что Диму невеста подхватила, как обещала, на следующий день, по дороге из колледжа, куда наведалась по случаю близкого окончания учебного года – надо было срочно ампутировать «хвосты» по бухучету и экономике.

Дима неторопливо шел по своим ученым делам, когда Маринка лихо притормозила рядом, откинула шторку шлема и спросила чуть надменно:

– Тебя подвезти, блондинчик?

Дима остановился, рассеянно оглядел Маринку, сидевшую на серебристом скутере, и ответил:

– Нет, спасибо.

– Да садись! Чего ты? Не нравлюсь, что ли? – искренне удивилась Маринка, слегка притопнув ногой, обтянутой черной лаковой кожей.

– Нравишься, – сказал Дима, оценив длину ноги, румянец на смугловатых щечках, нервно глотнул и сел позади Маринки.

Потом он говорил, что почему-то забыл спросить, куда они, собственно, направляются, – это его и сгубило.

Повозив профессорского сынка на скромные, без спиртного, пикнички и тихие уединенные прогулки по окрестностям, набухавшим негой раннего лета, Маринка, согласно своему бизнес-плану, предложила ошалевшему от такого напора Диме сначала сходить к ее родителям познакомиться и – чисто из вежливости – испросить родительского благословения.

Папа, все еще недоумевавший по поводу развития событий, крепко пожал Диме руку:

– На кого учимся, молодой человек?

– На банкира, – скромно ответствовал Дима, слегка сбледнув с лица от рукопожатия бывшего шофера, а ныне хозяина таксомоторного предприятия.

– А, это хорошо! – бодро отозвался папа. – Банкиры стране нужны! И что ждет в будущем нашу банковскую систему?

– Процветание, – сообщил Дима, потупившись.

– Но не дождется, – буркнула Викуля тихонько – так, что ее услышала только Маринка.

Так, слово за слово, сговорились познакомиться с будущей сватьей-профессоршей и назначили дату, когда подавать заявление в ЗАГС. Вот так, значит, и двинулось дело к Маринкино-Диминой свадьбице. Все чин по чину.

На кафедре у Димы спрашивали: чего это он так скоропалительно женится? Уж не… А?

– Нет, ну что вы, – отвечал он с достоинством. – Просто предложили горящую невесту.

Если откровенно, то мнением Диминой мамаши о происходящем никто не интересовался, и она, узнав, что сын, даже не окончив аспирантуры, вдруг засобирался под венец, разрыдалась благородными грудными звуками и забегала – четыре шага туда, четыре обратно – по их с сыном комнатке в институтской общаге.

Дима, увертываясь от мамы, терпеливо ждал окончания грозы.

– Но ты хоть ее любишь? Ответь мне, Дмитрий! – остановилась наконец мама. – Скажи откровенно!

– Конечно, – улыбнулся Дима, и на его нежно-розовых щечках образовались две прелестные ямочки. – Марина – она такая!.. Веселая, задорная! Мне никогда так хорошо не было, как с ней. Правда!

– На веселье семейную жизнь не построишь, пойми, Дмитрий! – воскликнула мама, жестоко, по-гестаповски, с хрустом, выкручивая собственные пальцы.

– А на скуке ее не сохранишь, мама, – снова сделал финт ямочками Дима.

Мама обиделась, присела на краешек старого дивана, на котором четверть века назад, отчаянно стыдясь характерного скрипа пружин, зачала своего единственного ребенка, и принялась тихонько всхлипывать. Вольно или невольно Дима чувствительно клюнул маму в темечко – его папа ушел, давно уже, к хорошенькой студенточке-хохотушке, да так и забыл о них обоих навсегда.

– Ну хорошо, – сказала, навсхлипавшись, профессорша, – и когда же это все будет? Где вы будете, так сказать, семейно жить?

– А нам Маринкин отец их деревенский коттеджик отдает, – с облегчением выдохнул Дима. – И свадьба там же будет. Там хорошо! Тихо, свободно.

Разговор был на данном этапе исчерпан. Профессорша несколько дней всхлипывала, всплакивала, приговаривала, что сына у нее «купили». В один прекрасный момент Дима собрался с духом и, заикаясь с непривычки, цыкнул на мать:

– Я не вещь, чтоб меня покупали, мама! И у нас с Маринкой любовь. Любовь!

Мама удивилась появившейся прыти, но высказываться о том, что сынок набрался дурного тона у нуворишей, не стала – как-то неинтеллигентно. Опять же – любовь… Вдруг правда любовь?

Любовь!

А Маринку не узнавали родные и подруги. Она оперативно сменила номер мобильника, отшив таким образом всех своих хахалей, рокеров и байкеров, и сама носилась колбасой, почти в одиночку готовя свадьбу. Папа только оплачивал расходы, задним числом кляня себя за дурацкий ультиматум, который поставил дочке. Гулянка Маринкина, по правде говоря, обходилась семье гораздо дешевле. Утешало Маринкиных родителей только то, что свадьба и гулянка несопоставимы по продолжительности и общественно-нравственному звучанию.

Не все Маринкины придумки встречали однозначную поддержку родных – она, к примеру, возжелала идти регистрироваться в красном платье и алой фате. Вычитала где-то мудреное словечко «фламеум» и решила повыделываться перед умницей женихом и, главное, будущей свекровью. К счастью, сразу такого наряда в окрестностях не сыскалось, шить такое на заказ уже подпирало время, поэтому эти «алые паруса» благополучно отменились. Потом, правда, на беду папиному кошельку, Маринка прочла в Интернете, что самая длинная фата в мире была у какой-то там индийской принцессы и составляла свыше четырехсот метров в длину. И рассказала об этом папе…

– Я, доню, от своих слов не отказываюсь, – сказал тот, трусливо пряча глаза. – Хочешь – будет, хоть полкилметра. Но я, как специалист, тебе говорю – город у нас не такой большой, и по прямой в нем твоя фата никак не поместится. А скатывать-раскатывать на каждом повороте – это как-то не по-людски. Зачем она тогда вообще такая?

– Ну-у, – пожала плечами Маринка. – Хочется.

– Эк! – крякнул папа в заключение. – Ну вот полтинник с гаком на этом долбаном свете прожил, а не знал, что девки тоже длиной меряются!

Словом, получилось так, как получилось.

В ЗАГСе Мендельсона им играл струнный квартет, замочки «на вечную любовь» Маринка с Димкой ездили вешать на Оку, далеко от дома. Ближний мостик через едва живую речонку Синичку пользовался дурной славой. Поговаривали в народе, что процент разводов среди отметившихся там пар был заметно выше. Поэтому и мостик хоть и был стационарным, но в народе звался «разводным»… Но это так, как говаривал Маринкин папа, «заметим в промежности». А в общем было весело, суматошно, со множеством двоюродных и троюродных гостей – благо двор у коттеджа был немаленький, и в стояк там бы полгорода поместиться могло.

Ко второй половине дня свадьба, как скисшее по жаре молоко, расслоилась на взрослую и молодежную фракции. Кого-то из притомившихся и потекших, как свадебный торт, стариков увезли в город, видневшийся на горизонте в низких, желтых лучах вечернего солнца. Тут к Маринке с Димой лихо подкатила подружка – народ требует продолжения банкета, а вот с расходными материалами типа выпивки и закуски случилась неувязка. Они вот-вот кончатся.

– Да не может быть! – выпятила вспухшую от аспирантских поцелуев нижнюю губу Маринка. – Через себя в кусты, что ль, кидают?

– А чё не может? – тоже вскинулась подруга. – На свежем воздухе – сама понимаешь, хорошо идет… Нарезочки бы, тортик… Да и пепси пару-тройку баллонов не мешало. А то начнут неразбавленно глушить – не оберешься драки разнимать. А? Слабо?

– Да нет, какое слабо, – махнула рукой Маринка. – Щас разберемся. Дим, пойдем!

Просить кого-то съездить за продуктами было бы неуместно, да и хороши все, как положено на свадьбе. Поэтому через минуту Маринка уже вела папину газельку к ближайшему супермаркету на окраине городка.

– Марин, а ты меня водить научишь? – спросил Дима застенчиво, глядя, как ловко Маринка крутит руль.

– Я тебя много чему научу, – ответила Маринка, лихо, с визгом, паркуясь у магазина. – Тележку возьми, котик.

День клонился к вечеру, покупателей, лениво бродивших между полок супермаркета, было много. Поэтому при появлении Маринки с белой розой в темных кудрях, в снежно-хрустящем кринолине, едва прошедшем через турникет, и Димки при серебристой, как жирный садковый карп, бабочке народ заметно оживился.

Маринка, мало обращая внимание на зрителей, быстро прогнала Диму по отделам, кидая в тележку упаковки со снедью, и подошла оплачивать.

– А вот это от меня, – умильно сказала кассирша, кладя в лоток полуторную плитку шоколада, – чтоб сладко жилось.

– Спасибо большое, – вежливо улыбнулась Маринка, многозначительно стукнув бумажником по ладони – мол, мы торопимся.

– Да кто ж такое молодым дарит! Удумала! – громыхнул вдруг на весь зал здоровенный дядька в мятом льняном костюме, наблюдая уже из оплаченной зоны этот эпизод. – Во, берите! Все! Я потом еще затарюсь!

Он толкнул в их сторону полную товара тележку, причем Дима заметил краем глаза, что там, кроме прочего, была пачка стирального порошка и упаковка памперсов для взрослых.

– Да, да! – вдруг понеслось по залу, и чуть ошарашенные молодожены увидели, что покупатели, уже расплатившиеся за товар, стали метать в дядькину тележку всякие разности. – Поздравим молодых!

– Да не надо, что вы! У нас все есть! – попробовал остановить товаропоток Дима, но Маринка, чуть приподняв подол кринолина, незаметно, но чувствительно пнула его в ногу.

– Ох, спасибо, спасибо большое, дяденьки, тетеньки! – потупив глазки шептала она, а тем временем кто-то услужливо подставил вторую тележку, и народ, войдя во вкус благотворительности, стал наполнять и ее.

– Так, что здесь происходит? – перекрыл людской гомон и шуршание упаковок явно начальственный голос.

Все вдруг разом замолкли и обернулись на хозяина голоса. Это был солидный человек в хорошем сером костюме и при беджике с логотипом магазина.

– Да вот, Николай Иваныч, – чуть виновато ответила кассирша-зачинщица. – Молодых поздравляем… Вы не беспокойтесь – за все уплочено.

– А я и не беспокоюсь, – ответил Николай Иваныч, с прищуром оглядывая зал. – Молодых, говорите?

– Да, – будто устыдясь, ответила кассирша. – Навроде рекламной акции получилось…

– Ну, акция так акция… Это ваше? – спросил Николай Иваныч у Маринки, которая, чуть закусив губу, наблюдала за происходящим – отберут, не отберут?

– Наше. Гости все конкретно поели… Вот мы и приехали за добавкой. Да, Дим?

– Ну да, – ответил Дима, явно не сообразив, зачем нужно его мнение, если и так все понятно.

– Так это вам от нашего универсама! – провозгласил директор, вжикнул какой-то карточкой по щелке терминала и одним движением руки пропихнул Маринкино-Димины покупки в лоток. – Приходите к нам еще!

Наблюдавшие за сценой покупатели зааплодировали, кто-то присвистнул, а довольный начальник только что не раскланялся на все четыре стороны.

– Вы нас балуете, право, – улыбнулся Дима своей неподражаемой интеллигентной улыбкой.

– Да забирай, пока я не передумал! – подхихикивая, вальяжно провозгласил директор, и Маринка принялась спешно кидать снедь в тележку.

– А это мы с тобой удачно съездили, – как бы между прочим сказал Дима, когда они выруливали с парковки.

– А ты вообще удачно женился, котик, – назидательно и нежно произнесла Маринка, прибавляя газу.

Гулянье закончилось только тогда, когда тяжко упала за горизонт красная ягода перезрелого солнца, а комары, которых уже не отпугивал свербящий запах шашлыка, принялись, как за деликатес, за оставшихся на участке гостей. Это был сигнал к окончательному разъезду…

Так началась семейная жизнь Маринки и Димы. Свой медовый месяц они провели в дачном поселке, вполне довольные собой и жизнью. Но все кончается, и плохое, и хорошее. Кончилось лето, начался учебный год, и молодоженам пришлось вернуться – Димке к своей высокоученой диссертации по управлению международной финансовой системой, а Маринке – к изучению прорех в законодательстве для последующего их использования в своекорыстных бухгалтерских интересах.

А в один прекрасный день кончились деньги, принесенные гостями в конвертах с розочками и васильками.

– Ага, – недовольно констатировала Маринка. – Не доработали эти физики.

– Не понял, любимая?

– Большой-огромный коллайдер в Швейцарии заработал, а черная дыра у нас в холодильнике образовалась.

– Так ничего, – пожал плечами Дима. – Мне стипендию скоро заплатят, за два месяца. Нормально будет.

– Твоей стипендии, котик, нам хватит только на бензин и Интернет.

– Я у мамы еще попрошу. Преподавателям с этого года прибавили.

– ы изверг, – задумчиво констатировала Маринка. – А я и не знала!.. Нет, тут придется решать конкретно. Ладно, я что-нибудь придумаю.

Конечно, легче всего придумать было одно – попросить у папы. Но ведь сказала же Маринка, что обойдется без его денег. А не та она была особа, чтобы идти на попятный.

– Например, применим внутренний аутсорсинг.

– Это как? – снова поднял голову от ноутбука Дима.

– Ты занимайся, занимайся, я сама… как-нибудь.

Привычно отдунув прядь волос, упавшую на правый глаз, – а где ж шуршиков на хорошего стилиста взять? – Маринка отправилась в сараюшку, где еще оставались запасы с прошлого года – трехлитровые банки с огурцами и помидорами. Случилась даже баночка с похожими на маленькие летающие тарелки патиссонами, но это уж совсем экзотика.

– Смотри, что я нашла! – почти закричала Маринка, втаскивая на крытую веранду мешок из серой синтетической рогожки.

– Что, дорогая? – вежливо отозвался из комнаты, переоборудованной под кабинет, Дима.

– Да это же тот наш калым, что тогда в универсаме сняли!.. Ну, все, что кроме хавки!..

– А, да, – озарился улыбкой Дима, показываясь в дверях и расправляя уставшую спину. – Хорошие люди были, добросердечные. Приятно вспомнить.

– А как полезно-то, а?! А ну-ка, попринимай участие, муж!

Дима присел на корточки рядом с Маринкой, и они принялись вытаскивать из мешка напрочь позабытые подарки.

– Так, стиральный порошок… Класс! Покупать не надо – экономия! – комментировала Маринка. – Батарейки нам нужны?

– Ну, пригодятся, может. Когда-нибудь.

– Отложи… Давай так: в эту строну – предметы первой необходимости, в эту – последней нужности. А то запутаемся.

– Как ты мудра, дорогая, – отозвался Дима, осторожно и чуть брезгливо роясь в куче. – А памперсы для взрослых – это в какую?

– Это в третью, котик. Это – неприкосновенный запас! Фонд будущих поколений!

– Хорошо, понял, – пробормотал Дима, вытряхивая на пол остатки подношений, среди которых обнаружилась небольшая электродрель с набором сверл, дешевый растворимый кофе, кукла в старинном одеянии и призывно-розовая женская бритва с комплектом лезвий.

Справедливости ради можно было отметить, что первая кучка оказалась самой скромной по размеру, а составляли ее почему-то больше предметы личной гигиены – наборы туалетного мыла, похожие на лежащих в ряд новорожденных поросят, и прочие шампуни, включая противоблошиный для кошек.

– Ну, проблем это наших кардинально не решит, – пробормотал Дима, вставая. – Но все-таки.

– Как сказать, как сказать, – отозвалась Маринка, что-то усиленно соображая. – Ты занимайся, а я сейчас…

Дима ушел к себе камлать перед ноутбуком и через несколько минут услышал, что Маринка отчалила со двора на скутере. Скоро она вернулась, вволакивая в гостиную пару раздутых пакетов.

– Маришенька, ты добыла еду? – озарился Дима радостной улыбкой.

– Да, – чуть раздраженно ответила Маринка. – Овощи на кухню отволоки, а?

– Да-да, дорогая, извини… Но как?

– Применила промоутинговый демпинг – загнала излишки тээнпе тете Даше в продуктовую палатку.

– Даже памперсы?!

– Даже, котик, даже! Зима близко, а их наши мужики как утеплители для обуви применяют. Взрослые, оказалось, еще лучше идут. А на полученные шуршики… вот. Плюс обмен по бартеру.

– Значит, голодная смерть на время откладывается? – радостно улыбнулся жене Дима.

– Ну да, типа того, – сказала Маринка и принялась готовить обед, еще раз с удовольствием подумав, что действительно вышла замуж по любви.

… Из подарков нереализованным оказался только кошачий дезинсектицидный шампунь. Такого дикого, городского разврата – мыть своих блохастиков спецсредством – здесь никто не понимал и не принимал.

А уж выговорить-то!..

– Зря говорят, что деньги зло, – выдала Маринка в одно прекрасное утро, тщательно обшарив свой и мужнин бумажники. – Зло так быстро не кончается.

Была суббота, занятия в вузе окончились рано, и у Димы с Маринкой было время обсудить свое ближайшее будущее. Платежных средств и продуктов, вырученных от Маринкиного экономического демарша, хватило на неделю с лишком хорошей жизни, и вот снова пришлось что-то придумывать. Надвигалась зима, надо было закупать мазут для отопления коттеджа.

– У отца попроси, – легко предложил Дима, после обеда полеживая на диване в гостиной. – Что, у него горюче-смазочных материалов нет? Он же в них просто купается!

– Да, солярки у него как грязи, – отозвалась из кухни Маринка, уже мывшая посуду. – Просто я не хочу. И Викухину рожицу при таком повороте событий как представлю… Нет!.. Или как крайний вариант. Интересно, сколько чего у нас там осталось сухим пайком?

– Тогда давай применим способ, известный в мировой экономической практике как феномен кота Матроскина.

– Это типа?… – отозвалась Маринка, энергично хлопавшая в кухоньке дверцами шкафов.

– Ну да, продадим что-то ненужное.

– У нас нет ненужного. А если и есть, то оно не нужно ни-ко-му. Нет, тут надо еще подумать.

– Тогда давай продадим мой черный костюм. Он все равно неформатный.

– Почему? – удивилась Маринка, возвращаясь в гостиную. – Хороший костюм, ручной сборки, бутиковый. Защищаться в нем будешь, на работу пойдешь устраиваться.

– В черном костюме такого не делают, – поучительно произнес Дима, садясь. – Это ставит соискателя на один уровень с боссами, с начальством, а они этого не любят. В таких ситуациях серый нужен… Мышкой такой в офис проскользнуть… Давай лучше твое подвенечное платье продадим, а? Чего ты молчишь?

Маринка стояла на порожке между кухней и гостиной, переводя взгляд со стены на стену, с пола на потолок, будто прикидывая, что из них лучше загнать тете Даше в ее пэбэюл.

– Нет, котик, ни костюм, ни платье мы как раз продавать-то и не будем, – задумчиво произнесла она. – Где они у нас, кстати?

… И у Маринки с Димой все получилось – все как в тот, первый раз!

Любит наш народ свадьбы, любит! Безумно, пламенно и страстно!

Донельзя приятно замужним бабам видеть, что еще одна шалава отгулялась-отпрыгалась и теперь будет пожизненно приставлена к плите и корыту. В первый раз надетые белые кружевные перчатки, вспорхнув единожды в ее жизни, коварно обернутся резиновыми кухонными, гнусно-розовыми или ядовито-оранжевыми. Кокетливый фартучек, впервые надетый на предмет отмывания квартиры после ухода гостей «второго дня», так и прирастет неотделимо к ее пузу до самой смерти засаленным бурым ошметком.

Злорадно смотрят мужики на еще одного бедолагу, что не уберегся от происков девок-обольстительниц. Ага, еще один попался?! На что взяла на этот раз? На слова жаркие, обманные – мол, люблю! Не могу, только женись?! На посулы – «ты у меня первый будешь»? На обещания ее папочки отписать любимому зятьку почти новую иномарку, да? Ха-ха! Ну жди, хлопец, жди!..

Вот потому-то и щедры были люди, и на этот раз одарившие «молодых» всякой ширпотребной всячиной. Злорадовались от души, что не они одни попались на вековой обман, в ловушку законного брака – такого, чтоб с ЗАГСом, фатой, шампанским и прочей дорогой и ненужной дребеденью.

– А как славно мы опять съездили, – удивлялся Дима, даже не переодевшись из бабочки, начавший разбирать добычу.

– Ну так… Как заказывали, – гнусаво, поскольку самостоятельно выбиралась из обширного кринолина, отозвалась Маринка. – Ты б мне помог размундриться, а? Молодожен хренов…

Вечером, угощаясь тем, что им накидали разомлевшие покупатели универсама, Дима с Маринкой все еще обсуждали дневное приключение.

– Хорово, воть нас ва провавщица не узвава, – заметил Дима, ужевывая очередной бордовый овал сервелатика.

– Да узнала, почти, – слегка помрачнела Маринка. – Просто не просекла фишку. А сама так меня глазами и ела…

– Да? – удивился Дима. – А я и не заметил.

– Угу… Так что мы туда больше не суемся… Или не раньше чем через полгода.

– Кхе! – поперхнулся Дима. – А мы разве?… Как-то это…

– А у тебя есть альтернативный бизнес-проект, любимый? – улыбнулась Маринка, распределяя по-родственному остатки клоунски кучеряво-рыжего корейского салатика. – Поделишься с законной супругой?

– Нет… ну, – осекся Дима. – У меня же защита через пять месяцев. Мне некогда о чем-то еще думать. Прости.

Он действительно выглядел виноватым.

– Значит, в следующую субботу одеваемся, загружаемся и едем куда-нибудь, где еще не были.

– А не были мы еще во многих интересных местах! – почему-то очень обрадовался Дима.

– Да, надо бы маршрут подработать, на перспективу, – выпятила губу Маринка. – Пока погода хорошая, пошерстить… Ну, это мои проблемы. Я окрестности лучше тебя знаю. Покаталась в охотку!

– Да, дорогая! – все также сияя, согласился Дима. – Ты в этом куда более компетентна, нежели я… Но ты уверена, что это… э-э… законно?

– А что здесь незаконного? – пожала плечами Маринка. – Мы же никого не обманываем. Все на добровольно-давальческой основе. Мы пришли – они дали. Никто никого не заставлял.

– Но свадьба у нас уже когда была, – продолжал по-интеллигентски рекфсексировать Дима. – А тут мы снова…

– А у нас никто и не спрашивал: вы только что расписались или когда? – чуть озлилась Диминым рефлексиям Маринка. – Мое платье, мои перчатки – хочу – надену, хочу – в шкаф спрячу, хочу – огород в них полоть стану… А хочу – в магазин в них пойду. Чего тут распентюливаться?

– Да, да, любимая! – примирительно-ласково улыбнулся Дима. – Меня всегда поражало твое виртуозное владение формальной логикой. А вообще, тяжелая жизнь у этих миллионеров, а? Сыр едят с плесенью, вино пьют старое… Мебель столетней давности везде… Машины без крыши… Да, любимая?

… И вообще брак – это вид относительно мирного сосуществования сторон, когда одна сторона всегда права, а другая – это муж.

Так и начал разворачиваться их необычный семейный бизнес. Маринка назвала его «Свадьба форевер». Нет, не надо думать, что они, забросив учебу, вдруг кинулись столбить продуктивную идею и регистрировать фирму с таким названием. Зачем же такие крайности? Да и напоминало это скорее несколько странное, но веселое хобби. Венчаются же люди в аквалангах под водой или в затяжном прыжке с парашютами? Случалось, жених-стайер переносил подуставшую невесту-спринтершу на руках через финишную черту, а окрутили их там же, на трассе – чай, сорок два с гаком километра марафонских давали развернуться вволю… Бывало такое – газеты писали… Или колесят затейники по миру, сочетаясь и сочетаясь браком по всем попавшимся по пути законам? Есть такое дело, как сказал бы Маринкин папа. А им с Димой заказано? Да и кто ж кому тут чего запрещал? Это они так развлекаются по молодости.

В грядущую субботу Маринка с Димой наметили себе крупную цель – большой универсам в получасе езды от их поселка – ведь надо было думать и о том, чтобы не попасться ненароком на глаза родным и знакомым. Черт их не знает, куда кого понесет на выходные в поисках дешевки?

Было начало октября. Кленовые лисья превратили мостовые в роскошные желто-бордовые турецкие ковры. Согласно вековому обычаю, в эти дни народ, осознав насущную объективную реальность июньско-июльских сеновально-пляжных беременностей, дружно попер регистрировать отношения.

– Грязюка, блин! – раздражалась Маринка, идя к машине с задранным до колен подолом спецовки. – Хочешь не хочешь, а через раз стирать! Еще в постирайку не влезет!..

Она, уладив пышноту кринолина под руль, вывела газельку со двора. Дима так и не выучился водить, да и не пускала его Маринка, даже для пробы. Муж на колесах – это не дело. Лучше она сама его лишний раз подвезет, а свободы передвижения не даст. Опять же воспоминания, что за дичь можно выдрющить в охотку на заднем сиденье тачки, были еще так свежи в девичьей памяти… А уж «газель» с ее обширными просторами!.. Нет, пусть уж лучше любимый супруг сидит рядом и что-то мямлит про макроэкономические факторы.

… Магазин был полон. Под высоким стеклянным потолком висело ровное жужжание голосов – прямо как в улье. Маринка с Димой уже примерно знали, что делать – сначала не спеша побродить по залу, прижимаясь друг к другу. Можно даже пару раз поцеловаться, якобы потеряв голову от любви и нетерпения. Пусть публика увидит, проникнется важностью и трогательностью момента… Можно было, перегородив проход в самом популярном отделе – винном, страстно вцепиться с друг друга взглядами… Точно уж какой-нибудь дядька, подмигивая новобрачным сальными глазами, опустит потом в тележку бутылочку хорошего винца… А там все и завертится!.. Лишь бы не совали им дурацких кукол-мишек в целлофане! Любят же выкладывать их тут и там, особенно у кассы – чтоб детки устраивали концерты матерям!.. А те бы и покупали, покупали – лишь бы заткнуть орущее чадо… И не набирать самим в пылу атаки дорогих товаров… Пусть публика платит им за неожиданно организованный и доставленный прямо под нос праздник! Ура, товарищи! Главное, чтобы нашелся кто-то, кто в охотку рявкнет «Горько молодым, ох как горько»! И прорвется тогда плотина истинно великорусской щедрости!

– Ой ну спасибо, спасибо вам! – слегка дрожа губами, говорила Маринка направо и налево, с трудом толкая перед собой тележку. – Ну, зачем это?… Ну правда… Спасибо, спасибо!

Дима пожал на прощание пару рук, одарил трясущуюся малиновым желе публику своей фирменной улыбкой, и они выкатили тележку к стоянке. Над ней многозначительно нависла сизая, как застарелый синяк, туча и уже начал накрапывать холодный дождь.

– Ну чё, может, проедемся еще куда? – лениво предложил Дима, умащиваясь на сиденье. – Раз уж забрались в такую даль…

– А сколько у нас оборотного капитала? – деловито осведомилась Маринка, заводя «газель».

– Сто сорок рублей, дорогая, – ответил Дима, заглянув в бумажник.

– И у меня стольник… Нормально. Надо только найти что-то сообразное…

Маринка неторопливо вела машину по главной улице города.

– Сообразное чему, любимая? – вежливо поддержал беседу Дима.

– Сообразно капиталу, – задумчиво пробормотала Маринка. – Во, кажется, то, что надо!

Она быстро свернула к двухэтажному магазину, вокруг которого, как цыплята вокруг наседки, паслись разномастные палатки.

– Я не понял тебя, Мариша, – решил все-таки уточнить Дима.

– Я заметила – чем больше сам накидаешь, тем больше сверху дадут… Бедным картье и шанель не дарят… Их дарят бо-га-тень-ким!

– А тогда зачем нам свои деньги?

– А вдруг никто не клюнет? Не отдавать же, что взяли! – фыркнула Маринка вдруг. – Я жуть как не люблю отдавать! Пошли! Мне холодно!

Магазинчик оказался социальным – много они там не взяли… Так, по мелочи. Снаружи, у выхода, Маринку чуть ли не за фату словила бабуля – красавица, яблочков возьми, а? Хорошие яблочки, сладкие… Коричные! Всего двадцать рублей…

Дима хотел было сказать, что им своих девать некуда – так оно и было, сколько назад в землю закопали, но Маринка вдруг подхватила пакетик с невзрачными, в глазках яблоками и, сунув бабуле две «оборотные» десятки, поспешила к машине.

– А ты добрая, Марин, – довольно, будто уличив супругу в маленьком, милом грешке, промурлыкал Дима.

– А чего мне злой быть? – вздернула Маринка точеный носик. – Я красивая. Я поэтому и тонировку в своей тачке не делала.

– Ты вообще самая лучшая, – вальяжно потянулся Дима. – Давай нах хауз, а? Я притомился как-то. Клики толпы, вспышки фотокамер… Тяжела и беспросветна жизнь звезды!.. И кушать уже как бы хочется.

… Самые дорогие бутылки они оставили себе – жалко было отдавать в палатку за полцены. Да и эти полцены деревенские выпивохи дать бы не смогли. Тетя Даша в воскресенье и в палатке своей не торговала – больно густо пер туда деревенский сушняк в долг просить! А потом исчезал – не отдавал…

Поздний обедоужин у Димы с Маринкой получился недурен – своя картошечка с дареной красной рыбкой, упаковка непонятных, дошедших в дальней дороге экзотических фруктов, суховатый, видимо, несколько пожилой вафельный тортик с красным вином… Нормально. Еще на пару дней продуктов хватит. А там откроется теть-Дашина палатка и можно будет сбыть ей точилки для ножей, наборы разноцветных губок и покрыть дефицит наличных.

А пакетик с бабулиными «коричными, сладкими» так и стоял на кухонном окне, печально поглядывая наружу, где шлепались плашмя на холмы и перелески первые полуснежины-полукапли…

В конце октября пришлось сделать небольшой перерыв: Маринке надо было сдать кое-какие экзамены, а Диме – кандидатский минимум по английскому. Но это было даже полезно для дела – примелькаться в окрестных супермаркетах было им вовсе не с руки. Да и заначка денежная у них была неплохая.

– Ты совсем не навещаешь мать! – выговаривала Диме родительница, с неудовольствием отмечавшая, что сынок, женившись, не только не погиб интеллектуально, но и окреп физически.

– Мама, мы почти каждый день видимся здесь, на кафедре, – досадливо возражал Дима. – Ты в курсе всех моих новостей.

– Ах, да это же совсем не то! Ты не делишься со мной своими бедами, нуждами, тревогами…

– Мама, – тихо, чтобы не привлекать внимания сновавших вокруг студентов, сказал Дима, – у меня нет нужд и тревог. У нас с Маришей все очень хорошо… У нас столько общего!

Мама закатила бы истерику со слезами, прямо тут же, если б не звонок на вторую пару. Она ушла на лекцию, причитая себе под нос: «Ну что, ну что у нас может быть общего с этими людьми!»

А вот ноябрь оказался вовсе непродуктивным месяцем…

И вообще что это за типично русский феномен – НОЯБРЬ?! Если верить ученым-фенологам, в России шесть времен года. Вдобавок к четырем, общечеловеческим, есть еще два ежегодных смутных времени: предвесенье и предзимье.

Мартовское предвесенье с его авитаминозом, обострением суставных и психических заболеваний еще как-то, с таблетками, можно выдержать – все-таки прибавляется, как всквашенный свежими дрожжами, световой день; коты, встав друг перед другом тупым углом, истово тянут весеннюю песнь… Даже снегопад вызывает не раздражение, но злорадство – все равно стает к полудню. Но ноябрь как конкретное выражение предзимья! Почему апрель или июнь получается в России далеко не каждый год, а вот ноябрей в году иной раз насчитывается штуки три-четыре? Сыро, холодно и темно – голая земля не отражает света небес, напротив, впитывает его, не в силах уже впитывать влагу.