Лицо во мраке. Этюд в багровых тонах Дойл Артур

Глава IV

Достопочтенный Лейси

Одно время Лейси Маршалт служил сенатором законодательного совета Южной Африки, с тех пор и повелось называть его «достопочтенным», что для мистера Тонгера, его слуги, было поводом для тайных насмешек.

Одним серым утром он вышел из ванной одетый лишь в брюки и майку, под которой прекрасно прорисовывался внушительный рельеф мышц. Авантюрист, заработавший по крайней мере на этот символ успеха – великолепный дом на Портмен-сквер, внешне совсем не походил на законодателя, каковым его знали в Южной Африке.

Он долго стоял перед окном, угрюмо глядя на площадь. Туман уже сменился дождем…

В дверь спальни мягко постучали. Вздрогнув, он повернулся.

– Входите!

Дверь открылась, и в комнату вошел его старый слуга. Как всегда, он хитровато улыбался.

– Почта, – бесцеремонно сказал он, бросив пачку писем на маленький письменный стол.

– Нужно добавлять «сэр», – недовольно проворчал Лейси. – Вы снова забываете о правилах.

Тонгер криво ухмыльнулся.

– Постараюсь их снова припомнить.

– Да уж, постарайтесь. Учтите, в Лондоне я могу найти сотни слуг, готовых работать за оклад вчетверо меньше вашего, причем молодых и в двадцать раз лучше, – пригрозил его хозяин.

– Да только никто из них меня вам не заменит, – сказал слуга, – и вы им не доверитесь. Преданность ведь за деньги не купишь. Я это на днях в одной книге вычитал.

Лейси Маршалт выбрал из кипы письмо в голубом конверте с адресом, написанным явно малограмотным человеком. Раскрыв его, он прочитал: «Ему все хуже». Подписи не было. Миллионер что-то пробурчал и бросил письмо слуге.

– Пошлите ему двадцать фунтов, – сказал он.

Тонгер, не колеблясь ни секунды, прочитал написанное на клочке бумаги.

– Все хуже? – задумчиво произнес он. – Гм. А он умеет плавать?

Лейси резко повернул голову.

– Что вы имеете в виду? – спросил он. – Конечно же, он умеет плавать… Или умел. Как рыба. А что?

– Ничего.

Лейси Маршалт долго и внимательно смотрел на слугу.

– Иногда мне кажется, что вы чего-то недоговариваете. Посмотрите на конверт. Там почтовый штемпель Матжиесфонтейна. На прошлом был такой же. Почему он оттуда пишет, если это в сотне миль или даже больше от Кейптауна?

– Может быть, он перестраховывается? – предположил Тонгер и сунул бумажку в жилетный кармашек. – А почему вы не возвращаетесь на зиму в Кейптаун, баас?[6] – спросил он.

– Потому что предпочитаю проводить зиму в Англии.

Маршалт надел рубашку и стал застегиваться, но что-то в его голосе приковало к себе внимание слуги.

– Знаете, Лейси, ненависть – это страх.

Тот уставился на него.

– Ненависть – это страх? Что вы хотите этим сказать?

– Я хочу сказать, что невозможно ненавидеть человека, не испытывая к нему чувства страха. Страх превращает обычную неприязнь в ненависть. Выключите из этого чувства страх и получите… все что угодно… презрение… Что угодно, но только не ненависть.

Маршалт снова взялся за пуговицы.

– Вы это тоже в книге вычитали? – спросил он, рассматривая себя в зеркале.

– Это из головы, – ответил Тонгер, беря жилет хозяина и небрежно обмахивая его щеткой. – Вы знаете человека, который живет в соседнем доме? Кажется, его зовут Мальпас. Я вчера вечером разговаривал с одним фараоном, и, по его словам, этого Мальпаса считают ненормальным. Живет он один, слуг не держит и всю работу по дому выполняет сам. В его доме около шести отдельных квартир, но он не сдает их внаем. Кто он?

– Вы, похоже, и сами все знаете, зачем меня спрашивать? – бросил через плечо Лейси Маршалт.

Тонгер почесал нос.

– А что если это он? – рассеянно произнес он, но его хозяин тут же развернулся и рявкнул:

– А что если вы за эти сплетни вылетите отсюда, старый дурак?

Тонгер, которого внезапный приступ бешенства магната как будто совершенно не смутил, повесил жилет на спинку стула.

– Внизу дожидается сыщик, который был у вас на днях, – доложил он. В ответ раздалась брань.

– Так что ж вы сразу не сказали? – зло процедил Маршалт. – Я вижу, от вас мне все меньше и меньше пользы, Тонгер. Когда-нибудь это мне надоест, и я попросту уволю вас. И нечего так ухмыляться! Ведите его сюда.

Потертого вида мужчина, которого привел слуга, увидев хозяина, почтительно улыбнулся.

– Можете идти, Тонгер, – недовольно произнес Маршалт.

Тонгер неспешно удалился.

– Итак?

– Я нашел ее, – сказал агент, раскрыл бумажник, достал фотографию и протянул ее миллионеру.

– Да, это она, – кивнул он. – Но, если вы знали деревню, найти ее было не сложно. Кто она?

– Одри Бедфорд.

– Бедфорд? Вы уверены? – быстро спросил Маршалт. – Она живет с матерью?

– Ее мать умерла… Пять лет назад, – ответил сыщик.

– У нее были другие дочери?

Агент покачал головой.

– Я наводил справки, похоже, она – единственный ребенок. У меня есть фотография ее матери. Это было снято на церковной ярмарке в 1913 году, это групповой портрет.

Сыщик снял обертку с плоского завернутого в бумагу пакета, который он держал в руке, и передал фотографию Лейси Маршалту. Тот поднес ее к свету.

– Вот она, – он указал на одну из фигур.

– Чудесно! Я, как только увидел девушку, сразу почувствовал… – Он замолчал и через секунду добавил: – Чутье сработало.

– Так вы ее знаете, сэр?

– Нет! – Ответ прозвучал резко, почти грубо. – Чем она занимается? Живет одна?

– Практически да. У нее была своя птицеферма, и управляться с ней ей помогала старуха, с которой они жили вместе. Но вчера Одри уехала в Лондон. Как мне сказали в деревне, она разорилась, и ей пришлось продать дом и все хозяйство.

Миллионер стоял у окна в своей любимой вальяжной позе и слушал, устремив отрешенный взгляд на улицу. Твердое суровое лицо его оставалось непроницаемым. Как странно! «Ненависть – это страх!» – прошептало эхо голоса Тонгера… Он передернул широкими плечами, отгоняя воспоминание.

– А она ничего, да?

– Очень красива, – отозвался сыщик. – Я, конечно, не судья, но мне показалась, что она не похожа на обычных девушек.

Лейси хмыкнул.

– Да… не похожа на обычных.

– В Фонтуэлле не все прошло гладко… Я не думаю, что это серьезно, но все же вам следует об этом знать, мало ли что. – В деловом голосе его послышались беспокойные нотки. – Нам, честным сыщикам, проще работается, когда люди считают, что мы из полиции. Мне пришлось сделать вид, что я разыскиваю вора, укравшего нескольких кур… Так что на тамошнем постоялом дворе («Корона» он называется) я представился инспектором из Скотленд-Ярда.

– Пустяки. В этом нет ничего страшного, мистер Уиллитт, – ответил богач, холодно улыбнувшись.

– Оно бы и так, – сказал Уиллитт, – но, к несчастью, капитан Шеннон остановился там, чтобы сменить шину.

– Что за Шеннон?

– Если вы его еще не знаете, считайте, что вам повезло, – сказал Уиллитт. – Это лучший сыщик Ярда. Новый комиссар. До сих пор комиссары были кабинетными служащими, даже без права производить арест. Шеннона перевели сюда из Индии – ведь у нас тут недавно несколько комиссаров на взятках попались. В общем, я получил от него по первое число за то, что выдал себя за агента полиции. Такого от него наслушался!.. Вспоминать страшно.

– Он узнал, что вы разыскивали девушку?

Частный сыщик покачал головой.

– Нет. Это, пожалуй, единственное, чего он обо мне не узнал… Он бы лучше думал, где искать ожерелье финской королевы! – в сердцах добавил он.

Судя по всему, Лейси не услышал его последних слов. Все его мысли были заняты девушкой и тем, чего теперь можно ожидать.

– И вы позволили ей уехать, не узнав ее адреса? Плохо работаете, господин сыщик. Разузнайте. Потом отправляйтесь к ней и познакомьтесь. Делайте что хотите. Притворитесь коммерсантом, сделайте вид, что подыскиваете, куда бы вложить деньги… Одолжите ей… столько, сколько понадобится. Только делайте это так, чтобы не спугнуть ее.

Миллионер достал из портмоне несколько купюр, свернул их в шарик и бросил в протянутую руку.

– Потом найдите способ привести ее сюда на ужин, – негромко добавил он. – Тут вас срочно вызовут по телефону.

Уиллитт посмотрел на него исподлобья, покачал головой и нерешительно произнес:

– Не знаю… Я таким не занимаюсь…

– Я хочу с ней поговорить. Рассказать ей кое-что, чего она не знает. Вот пять сотен, они ваши.

Частный сыщик часто заморгал.

– Пять сотен? Я постараюсь…

Оставшись один, Лейси снова подошел к окну и продолжил созерцание площади.

«Ненависть – это страх!»

Ему было неведомо чувство страха, и этим он гордился. Жестокий, беспощадный, к своей цели он шел по дорожке, вымощенной человеческими сердцами, и это его ничуть не страшило. На трех континентах были женщины, проклинавшие его имя и саму память о нем. Были и мужчины, день и ночь мечтающие об одном: отомстить. Но он не боялся. Та ненависть, которую он питал к Дэну Торрингтону, была… всего лишь ненавистью.

Поэтому он не позволил себе волноваться. И все же глубоко в душе, в самом потаенном ее уголке, слова старого слуги жгли его и не давали покоя.

«Ненависть – это страх!»

Глава V

Ловкач-философ

– Ерунда, – сказал Шеннон, глядя на помятое крыло своего автомобиля.

– Столкнулись с кем-то? – поинтересовался Стил, его помощник.

– Да… Но все закончилось самым приятным образом. Если честно, это было наилучшее столкновение в моей жизни! – Они вошли в узкий коридор, ведший к квартире Дика Шеннона.

– Ну а мне долго ждать не пришлось, – сказал Стил, пока Дик отпирал дверь. – Я знал, что вы возвращаетесь. А вы как, разыскали своего человека в Богноре?[7]

– Да, он раскололся… После того как я немного нажал на него. Стил, вам что-нибудь известно о родственниках Доры Элтон?

– Нет, я даже не знал, что они у нее есть, – ответил тот. – Может, Ловкач знает. Я велел ему быть здесь в шесть.

– Надеюсь, она хорошо добралась до города.

– Кто? – удивленно спросил помощник комиссара, и его начальник на миг смутился.

– Я подумал… Об одном человеке, – нашелся что ответить он и поспешил переменить тему. – Труп опознали? – спросил он.

Стил покачал головой.

– Это иностранец. Скорее всего, из Южной Африки, – сказал он.

– Он, как водится, больше изъяснялся иносказаниями и метафорами. Вор ведь никогда не назовет лопату лопатой.

Какое-то время он постоял, устремив на стол задумчивый взгляд, а потом добавил:

– Надеюсь, сестра встретила ее.

Стил моргнул.

– Чья сестра, сэр? – спросил он, и на этот раз Дик Шеннон рассмеялся.

– Наверняка встретила! – воскликнул он, заканчивая вслух какие-то свои мысли. – В любом случае, она не позволит ей жить на Керзон-стрит или в какой-нибудь гостинице.

Лицо Стила озарилось внутренним светом.

– А, понятно, вы говорите о Доре Элтон?

– Да, об Элтон… – согласился капитан Шеннон. – Но не о той. Она не из наших «клиентов». Вы дом взяли под наблюдение?

– Дом Элтонов? Да. Нам приходится действовать очень и очень осторожно: Элтон – воробей стреляный.

Дик прикусил губу.

– Если я не ошибаюсь, сегодня до без пятнадцати девять ничего не случится. В это время ожерелье королевы покинет Керзон-стрит, и я лично буду наблюдать за ним до пункта назначения. Ужасно хочется познакомиться с пятым членом банды. Думаю, он – иностранец.

– А что потом? – спросил Стил, когда его патрон замолчал.

– Потом возьму Дору Элтон с поличным. Я об этом уже очень давно мечтаю.

– А почему не Кролика? – полюбопытствовал Стил, и Дик улыбнулся.

– Кролик – отважный человек, и я уважаю его за это, но это не совсем то чувство. Нужно обладать мужеством особого склада, чтобы спокойно разгуливать по Лондону с крадеными драгоценностями в кармане, зная, что половина городской полиции идет по твоему следу. Кролик на такое не способен! Нет, это будет поручено его жене.

Тут он нетерпеливо посмотрел на часы и взял со стола железнодорожное расписание.

– Собираетесь уезжать? – удивился Стил.

– Нет, – быстро ответил комиссар. – Хочу узнать, во сколько прибывает поезд.

Пролистав несколько страниц, он ткнул пальцем в одну из колонок текста и повел его вниз. Потом снова посмотрел на часы, словно уже забыл, что только увидел.

– Она прибыла полчаса назад. Хотел бы я знать…

Стилу тоже хотелось бы кое-что узнать. Раньше он никогда не видел Дика Шеннона в таком настроении, но любые вопросы и объяснения стали невозможными благодаря появлению мистера Ловкача Смита, который смело вошел в комнату, чувствуя себя как нельзя более уверенно. Выглядел он очень собранным, одетым со вкусом мужчиной, чье гладкое лицо, блестящие глаза и зажатая в зубах дорогая сигара указывали на то, что живет он в полном согласии и примирении с окружающим миром. Он приветливо кивнул Стилу и удовлетворился вежливой улыбкой в ответ. Дик заговорил о деле только после того, как его помощник удалился.

– Ловкач, я вызвал вас для того, чтобы посоветоваться. Ограбление состоялось.

– Знаю. Я читал утренние газеты, – кивнул Ловкач. – Хотя я не очень-то доверяю им. Предпочитаю, знаете ли, дневную прессу. Они просто не успевают придумывать что-то свое, и ты получаешь информацию в чистом виде.

– Элтон был в деле.

Брови Ловкача поползли вверх.

– Вы меня удивляете, – вежливо произнес он. – Надо же! Мистер Элтон? Вот уж никогда бы не подумал, что такой человек может оказаться вором.

– Ладно, шутки в сторону. Давайте займемся делом, – сказал Дик, пододвигая гостю графин. – Что вам известно о миссис Элтон?

– Очаровательная леди. Просто восхитительная. Хотя было бы преувеличением назвать ее душу белоснежно-чистой и невинной. Могу признаться, что я, когда думаю о человеческих душах, предпочитаю их видеть слегка окрашенными. Нежно-розовый, лазурный… Любой цвет, только не лимонный.

– Что она представляла собой до замужества?

Ловкач пожал плечами.

– Терпеть не могу слухов и скандалов. – Он поморщился. – Все, что мне известно, она была хорошей женщиной и весьма посредственной актрисой. Думаю, она вышла за Элтона, чтобы спасти его. Настоящие женщины часто так поступают.

– И что же, она преуспела? – с сарказмом спросил Шеннон.

Мистер Смит снова пожал плечами.

– Я на днях слышал, что он стал ярым приверженцем сухого закона. Это ли не спасение? Думаю, да.

Он плеснул в стакан изрядную порцию виски из графина и туда же направил шипучую струю сельтерской из сифона.

Опрокинув в себя стакан, он почмокал губами, оценивая вкус.

– Ликер! По меньшей мере двадцатилетней выдержки. Если бы все, что мы пьем, было такого качества – в мире было бы меньше самоубийств.

Дик все это время не сводил с него глаз, прекрасно понимая, что Ловкач пытается незаметно увести разговор в другую сторону.

– У нее есть сестра?

Мистер Смит допил то, что осталось в стакане, и сказал:

– Если есть, я ей не завидую!

Глава VI

Сестры

Одри прождала на вокзале Виктория четверть часа. Она то отходила недалеко от платформы в поисках Доры, то читала вывешенные газеты, где рассказывалось об ограблении финской королевы и описывались новые подробности, о которых стало известно за прошедший день. Прошло уже двадцать минут, а Дора так и не появилась.

Запас наличности у нее был слишком скуден, чтобы взять такси, поэтому Одри обратилась за помощью к полицейскому, чьи знания автобусных маршрутов оказались поистине энциклопедическими. Прождав несколько минут под моросящим дождем, она наконец увидела автобус, идущий в сторону Парк-лейн, откуда начинается оживленная Керзон-стрит. За время короткого путешествия Лондон явил ей не одну загадку, и все же она разыскала небольшой домик и нажала на кнопку дверного звонка. Еще несколько секунд ожидания – и дверь открыла аккуратная горничная, недоверчивым взглядом окинувшая гостью в запыленной одежде.

– Миссис Мартин Элтон занята. Вы из Севильи?

– Нет, я из Суссекса, – ответила девушка, слегка улыбнувшись. – Передайте, пожалуйста, миссис Элтон, что к ней приехала сестра.

Горничная, поколебавшись, впустила ее в дом, провела в небольшую прохладную гостиную и ушла, закрыв за собой дверь. Одри подумала, что ее явно не ждали, и беспокойство, которое она испытывала по дороге сюда, усилилось. Их с сестрой переписка носила чисто условный характер. Дору никогда не интересовали ни мать, ни то, что в разговорах с друзьями она высокопарно называла «фермой», и когда младшая из сестер в отчаянии обратилась к ней за помощью, та прислала чек на пять фунтов и письмо, в котором недвусмысленно давалось понять, что миссис Элтон не имеет ни возможности, ни желания заниматься благотворительностью.

Дора оставила дом ради сцены в очень раннем возрасте и за несколько недель до смерти матери вступила в брак, который имел все признаки выгодного. Впрочем, в глазах их матери, строгой и несгибаемой женщины, Дора не могла совершить ничего дурного, и даже то, что она абсолютно забыла ее, ни на йоту не уменьшило материнской любви к старшей дочери и, похоже, даже усилило ее. Изо дня в день, из года в год Дора ставилась в пример своей сестре. Дора добилась успеха, а это, по мнению миссис Бедфорд, сглаживало все недостатки. Она добилась успеха даже как актриса, ее имя, написанное аршинными буквами, красовалось на афишах гастролирующих театров, ее фотографии появлялись даже в лондонских газетах. Какими средствами она добилась славы и обрела независимость, миссис Бедфорд не знала, и ей это было неинтересно.

Внезапно открылась дверь, и в гостиную вошла девушка. Она была выше и светлее сестры и почти так же красива, хотя губы у нее были чуть тоньше, а глазам не хватало присущей Одри веселости.

– Девочка моя, откуда ты?! – с тревогой в голосе воскликнула она, протянула вялую, сверкающую драгоценностями руку, наклонилась и скользнула губами по холодной щеке сестры.

– Ты не получила моего письма, Дора?

Дора Элтон покачала головой.

– Нет, я письма не получала. А ты выросла, дитя мое. Когда я тебя видела в последний раз, ты была неуклюжим подростком.

– Все мы растем, – серьезно заметила Одри. – Я продала дом.

Старшая из девушек удивленно распахнула глаза.

– Боже мой, зачем ты это сделала?

– Вернее, он сам продался, – уточнила Одри. – Другими словами, я по кусочкам закладывала его, пока от него не осталось ничего. Потом я избавилась от кур… Это, наверное, были единственные в мире куры, которые не несли яиц и как биологическая загадка стоили, должно быть, сумасшедших денег.

– И ты приехала сюда, – недовольство в голосе Доры нельзя было ни с чем спутать. – Это так неудобно! Я не смогу тебя здесь поселить, и, знаешь, я не думаю, что ты, Одри, поступила умно, продав ферму. Бедная мама умерла на ней, и одно это уже должно было сделать это место для тебя священным.

– Для меня священно все, что связано с мамой, – тихо и уверенно произнесла Одри, – но я не думаю, что мне нужно было умереть там от голода, чтобы доказать свою любовь к матери. Мне много от тебя не нужно, Дора, позволь лишь неделю поночевать у тебя, пока я не подыщу себе какое-нибудь занятие.

Заложив руки за спину и нахмурив брови, Дора прошлась по маленькой комнате. На ней был утренний халат, стоимость которого позволила бы Одри прожить месяц. Бриллиантовые серьги и двойная нитка жемчуга на ее шее стоили небольшое состояние.

– У меня сейчас гости, – сказала Дора, – а сегодня еще званый обед. Даже не знаю, что с тобой делать, Одри. Ты же не можешь на обед явиться в этом. – Она с презрением покосилась на неприглядный наряд девушки. – Лучше тебе пожить в гостинице. В Блумзбери[8] много недорогих заведений. Приведешь себя там в порядок и приходи в понедельник.

– Чтобы привести себя в порядок в понедельник, вторник или любой другой день недели, нужны деньги, – спокойно произнесла Одри. – А две ночи в третьеразрядной гостинице исчерпают все мои сбережения.

Дора раздраженно цокнула.

– Нельзя же вот так сваливаться людям на голову! – бросила она. – Даже не знаю, что теперь делать. Подожди здесь, я спрошу у Мартина.

Она выпорхнула из комнаты, оставив за собой едва заметный шлейф аромата quelques fleurs[9], а губы Одри Бедфорд сложились в легкую улыбку. Она не расстроилась, потому что Дора повела себя в точности так, как она предвидела. Ждать пришлось долго, почти полчаса, пока дверная ручка вновь повернулась и вошла ее сестра. С ней случилось чудесное превращение, ибо теперь лицо ее едва ли не сияло от радости, хотя в веселом голосе проскальзывали фальшивые нотки.

– Мартин говорит, ты должна остаться, – сказала она. – Иди за мной.

Она повела ее по узкой лестнице, мимо зала, из которого доносились громкий смех и шумные разговоры, остановилась на третьем этаже, открыла дверь в одну из комнат и включила свет. Одри догадалась, что это была лучшая в доме спальня после хозяйских, предназначенная для самых важных гостей, пользующихся гостеприимством радушной четы Элтонов.

– Наверное, я была довольно груба с тобой, Одри, – сказала старшая сестра, положив ладонь ей на руку. – Но ведь ты такой ангел, ты же простишь меня, правда? Знаю, простишь, ведь ты обещала маме для меня все-все делать, помнишь, дорогая?

На какой-то миг Одри даже расчувствовалась.

– Ты же знаешь, что прощу, – сказала она.

– Когда-нибудь я открою тебе все свои тайны, – продолжила Дора. – Ты – единственный человек в мире, кому я могу довериться. Помню, мама говорила, будто ты такая упрямая, что, если уж не хочешь разговаривать, так и сам черт тебя не заставит. Гости уже расходятся. Я хочу, чтобы ты спустилась и познакомилась с мистером Стэнфордом и Мартином. Ты Мартина видела?

– На фотографиях, – сказала Одри.

– Он красив, – небрежно обронила Дора. – Смотри, влюбишься… Кролик так уж точно в тебя влюбится. Он обожает новые лица. – В дверях она повернулась. – Я надеюсь на тебя, Одри, – произнесла она, и в ее глоссе вдруг послышалась затаенная угроза. – На Керзон-стрит, как и на ферме, тоже есть свои маленькие секреты.

Дора вернулась в гостиную, и взгляды обоих находившихся там мужчин устремились на нее.

– Где она? – спросил более высокий.

– Я отвела ее в свободную спальню, – ответила Дора.

Мартин Элтон провел пальцем по гладкому черному усу.

– Не думаю, что сейчас ей следует здесь оставаться. Дай ей денег и отправь в гостиницу.

Дора рассмеялась.

– Вы все утро спорили о том, как переправить товар Пьеру. Я думаю, что никто из вас, джентльмены, не хотел бы попасться в руки полиции с ожерельем финской королевы в кармане…

– Черт возьми, не так громко! – прошипел Мартин. – Высунься еще в окно и покричи об этом на всю улицу!

– Тихо! – приказал Большой Билл Стэнфорд. – Продолжай, Дора. Это серьезный вопрос. Попадись кто-нибудь из нас с этими камешками – пожизненное, считай, обеспечено. Но Пьер желает получить товар сегодня… Так кто понесет ожерелье?

– Кто? Моя милая младшая сестренка, – холодно произнесла Дора. – Эту девочку нам сам Бог послал.

Глава VII

План

Большой Билл не был сентиментален, но в том, что заменяло ему душу, еще сохранилась тень, слабые отголоски некогда присутствовавших там чести и благородства.

– Сестренка?! Да чтоб вас! Ты что, пошлешь эту девочку на такой риск?

В ответ Дора лишь улыбнулась. Ее муж нервно грыз ногти.

– Может, никакого риска и не будет, – протянул он. – А если и будет, мы рискуем не меньше!

Стэнфорд беспокойно передернул плечами.

– Да, это так. Но мы-то занимаемся этим ради денег… И, кстати, о риске. А что если ее схватят и она сдаст нас?

– Это единственное, чего следует бояться, – подхватила Дора. – Но, скорее всего, этого не случится.

Здоровяк в раздумье уставился на ковер.

– Товар нужно вынести из этого дома и вывезти из страны… Причем как можно скорее, – сказал он. – Ожерелье слишком ценное, чтобы держать его здесь. Опасно будет распродавать его по частям. Газеты такой шум подняли. Запри дверь, малышка.

Она повиновалась. В комнате на каминной полке стояли великолепные эмалевые с позолотой часы, украшенные сверху статуэткой фавна.

Крепко взявшись за фигурку, он потащил ее вверх и вынул большую часть внутреннего корпуса, что никоим образом не повлияло на работу механизма (часы продолжали тикать), нажал на пружину, и одна из стенок бронзового ящичка отскочила в сторону. Внутри лежал сверток, плотно замотанный в папиросную бумагу. Он достал его, положил на стол и развернул. В ту же секунду стол озарился таким фейерверком синих, зеленых и чистейших белых искр, что Дора приоткрыла рот от восхищения и благоговейного страха.

– Эта штука стоит семьдесят тысяч фунтов, – объявил Стэнфорд и, задумавшись, выпятил нижнюю губу. – И десять лет тюрьмы: семь лет за кражу и три года за оскорбление королевской особы. Нельзя ограбить заезжую королеву, чтобы на твой приговор не накинули за это пару годков.

Мужчина в щегольском костюме вздрогнул.

– Только не надо о приговорах, дружище! – недовольно воскликнул он. – Если Пьер не подведет…