Слипперы Иноземцев Эдуард
Маргарита настроила Веру, и Вера ушла. Витать в облаках. Или спать. Мне было очень интересно, где она живет и как живет. Но меня не приглашали, и я не навязывался. Хотя не думаю, чтобы у нее был друг или подруга. Не особенно общалась она и с нами. В общем, она была настолько далека от реальной жизни, что иногда становилось не по себе.
Параманис тоже ушел. У него, как всегда, были дела. Правда, теперь у всех нас был номер его мобильного. Для срочной связи в случае экстренной нужды. Галина же и Никанор на этот раз решили использовать нашу конспиративную квартиру в качестве базы для вылазок, то есть своих слипперских прогулок без тела, тем более что адреса всех тех, кого они должны были проверить, в их списках присутствовали. Причем они облюбовали именно нашу с Маргаритой спальню. Конкретно те два дивана, что стояли почти впритык друг к другу. Это было неприятно, но пришлось смириться. В конце концов, они должны были работать для общего блага группы. К тому же нам с Маргаритой предстоял обход подозрительных иностранцев из нашего списка. Мы уединились на кухне, чтобы не мешать слипперам, удостоверились, что Багира свернулась комочком у радиатора, и разложили мой список на столе.
– С кого начнем? – спросил я.
– Мне все равно, – пожала плечами Марго. – Может, с первого номера и начнем?
Первым номером шел Алексей Иванович Нарышкин, шестидесяти восьми лет, потомственный русский аристократ, постоянно проживающий в Париже и приехавший в Москву три месяца назад непонятно с какой целью. Так и было написано: «Непонятно с какой целью». Родился во Франции, окончил Сорбонну, историк по образованию, член теософского кружка, увлекается всякими тайными учениями. Видимо, определенным службам все это показалось подозрительным. Проживал Алексей Иванович Нарышкин в квартире у дальней родственницы Любови Галактионовны Ставицкой, на Чистых прудах. Дама с бурным прошлым, поменяла пять мужей, детей нет, литературный критик, тяготеющий к мистицизму. Поклонница творчества Рериха. Подобное притягивает подобное, как говорится. По интеллектуальному потенциалу оба могли быть участниками группы, которую мы искали. По энергетическому потенциалу – вряд ли. Возраст был не тот. Шестьдесят восемь мужчине и шестьдесят три – женщине. Хотя есть пожилые люди с очень сильной энергетикой. Я видел и таких.
– Ты знаешь что-нибудь о Рерихе? – поинтересовался я.
– Не очень много, – помотала она головой. – А зачем тебе?
– Могли бы использовать это как предлог, чтобы явиться к ним. Якобы пишем материал о Рерихе.
– Можем придумать другой предлог. Скажем, пишем материал о русских аристократах, живущих вне России. О потомках известных фамилий. Вот и интересуемся Нарышкиным.
– А как мы узнали о том, что он в Москве? – поинтересовался я.
– Просто услышали от знакомых журналистов. Журналисты же сплетники и в курсе всего. Разве не так?
Я усмехнулся:
– Ну что же… Давай попробуем.
Я принес из гостиной телефон и набрал номер Ставицкой. Ответил женский голос. На слух молодой и энергичный. Представившись тем, кем я и был месяц назад, я выдал нашу легенду и договорился о встрече через полтора часа. Все оказалось удивительно легко. Ставицкая, а это была она, согласилась сразу же. Даже выдала комплимент: мол, она не думала, что есть еще в Москве издания, которым интересна духовная жизнь русского зарубежья, и все в таком роде. Она даже не поинтересовалась, откуда у меня ее телефон. Бывают же такие люди…
Мы зашли в нашу спальню предупредить Галину и Никанора, что выходим, и попросить присмотреть за котенком. Но оба лежали на разных диванах с закрытыми глазами, расслабленные и отстраненные, и я счел за благо не беспокоить их. Видимо, они уже начали свою охоту. Плотно притворив дверь, чтобы туда случайно не забрела Багира, и тихо одевшись в холле, мы вышли на улицу, встретившую нас мокрым снегом. Завывал ветер. Пешеходы шли подняв воротники курток и пальто. В Москве наступила зима.
– Пройдемся немного, – попросила Маргарита. – А потом поймаем такси.
– Пройдемся до метро, – предложил я. – Лучше пока экономить те деньги, что у нас остались.
Она недовольно покосилась на меня, но смолчала и взяла меня под руку. И мы двинулись вперед, к новым открытиям и свершениям. Шли тоже молча, и по дороге я вспоминал речь Параманиса. Потом подумал о Никаноре и Галине, оставшихся в квартире. О том, каким образом им удается выйти из тела и путешествовать в пространстве. И почему таких людей зовут слипперами. Я лично ни разу не пробовал делать это. Наверное, стоило порасспросить их, как они сподобились на такой необычный эксперимент в первый раз.
И как только я подумал это, тут же почувствовал в теле необычную легкость. Как будто я воспарил.
Это было странное ощущение. Я шел рядом с Маргаритой, но одновременно оказался и над самим собой, и над ней. Как будто я держал в руках воздушный шарик, которому передал часть своих умений видеть, слышать, чувствовать. Ощущение было настолько необычным, но в то же время и притягательным, что я несколько ослабил веревку, на которой сам же держал себя. И поднялся довольно высоко в воздух. Странно. Тверская была Тверской, но в то же время как будто и не Тверской. Это впечатление создавалось за счет того, что у всего, что находилось внизу, были свои двойники, четко видимые отсюда. Точнее, это были не двойники, а контуры, оболочка, намного тоньше, чем сами материальные тела. Может быть, это были магнитные или еще какие-то поля.
Я поднялся выше, и теперь мне стал виден весь центр Москвы. И энергетический двойник огромного города поразил меня. Густая, с черноватым оттенком, эта энергетическая масса колыхалась, как студень, хотя четко были различимы отдельные ее составляющие. Хаос звуков стоял в воздухе: брань, гудки, стоны, мольбы, проклятия, смех, плач, скрежет металла… Мечущиеся тени проносились внизу в разных направлениях, некоторые пытались подняться выше, но что-то их не пускало. Было такое ощущение, что город внизу задыхается. Правда, взгляд выхватывал отдельные светлые островки в общей черноватой массе, но они, как мне показалось, постепенно сужались. Во всяком случае, вокруг этих светлых точек шла какая-то борьба, насколько это было заметно с такого расстояния. Было непонятно, кто с кем борется. В колыхающейся, как студень, массе иногда можно было различить сплетенные клубки голых человеческих тел, с торчащими оттуда ногами, руками, головами, задницами, и этот клубок то распадался, то снова сплетался, издавая непрерывные стоны, но стоны не наслаждения, а разочарования. В целом же город выглядел фантасмагорично, будто сошел с полотен Босха.
– Что с тобой, Макс? – услышал я голос Маргариты. Голос был далекий, не очень четкий, но я его все же расслышал. И он вернул меня к действительности. Как будто воздушный шарик в моих руках разом сдулся.
– Что? – спросил я, оглядываясь вокруг. Улица как улица, ничего необычного. Я смотрел на все уже с привычной точки зрения.
– Тебе плохо? – Она выглядела взволнованной.
– Да нет. С чего ты взяла?
– С того, что ты встал истуканом и смотрел на меня так, будто не видишь.
– А… Ерунда. В сердце кольнуло… Вот и все.
– Прошло? – Она погладила меня по плечу. – Слава богу… Ты так побледнел… Мне показалось, что сейчас сознание потеряешь…
Я притянул ее к себе и чмокнул в щеку. Было приятно видеть, что она за меня беспокоится. Очень приятно.
Мы нырнули в переход, ведущий к метро. Вышли на «Чистых прудах». И вскоре звонили в дверь к потомку древнего аристократического рода.
Дверь почти сразу же открылась. На пороге стояла сама Ставицкая. Интересная, породистая дама. С родинкой на лбу. И абсолютно не выглядела на свой возраст.
– Я вам звонил, – сказал я и приятно улыбнулся.
– Как же, как же… И с вами ваш фотохудожник, Маргарита. Я очень, очень рада.
Она широким жестом пригласила нас войти. Мы вошли. Внутри пахло индийскими благовонными палочками. Обстановка квартиры соответствовала. Красно-золотистые тона, обилие подушек, ковров, вазочек, статуэток, тяжелые гардины, ширмочки… «Как она тут не задыхается?» – подумал я, садясь на тахту. Маргарита же выбрала самый темный угол комнаты.
– У меня очень вкусное восточное печенье-ногл. Пробовали? – обратилась она поочередно к нам обоим.
– Я бы выпила крепкий кофе, если есть, – из своего угла подала голос Марго.
– Да вы не беспокойтесь, – сказал я. – Давайте просто посидим, поговорим.
– Ну что вы… Разве так можно. Вы же в дом пришли. Печенье я сама пекла, такого нет нигде в Москве. И кофе я сама жарю, потом размалываю и готовлю на угольях. Такой кофе вам не подадут и в самом лучшем ресторане.
Она наклонилась, показывая пышную, все еще привлекательную грудь, и постелила передо мною вышитую салфеточку. А к Маргарите пододвинула маленький столик на колесиках.
– У меня гостеприимный дом, тут всегда бывает много очень разных людей, и никто еще не жаловался, что я не умею их принимать, – улыбнулась она одновременно нам обоим.
– А где Алексей Иванович? – поинтересовался я.
– Сейчас подойдет. Он у соседей. Там посиделки, но они скоро закончатся. Вы тут не скучайте, я быстренько сварю кофе и присоединюсь. – Она вышла.
– Очень привлекательная женщина, – с тихим смешком произнесла Маргарита.
Я еще раз внимательно оглядел квартиру. Что-то в ней было не то. Но что – я никак не мог сообразить. Может быть, какая-то театральность. Показушность.
Довольно скоро хозяйка квартиры вернулась из кухни. Она катила перед собой такой же столик, как тот, что был рядом с Марго. На нем были две джезвы с кофе, аромат которого разнесся по всей квартире, перебивая аромат благовоний, две маленькие, изумительно тонкой работы, красивые кофейные чашки с блюдцами, большая оригинальная ваза с печеньем и две тарелочки с золочеными короткими вилками для сладкого. Поставив перед нами чашки и тарелочки, она разлила кофе и, усевшись рядом со мной, вытащила длинный мундштук.
– Кофе божественно пахнет, – заметил я. – И вкусный. Никогда не пил такого кофе.
Хозяйке, севшей в кресло напротив меня, комплимент явно понравился. Она благосклонно улыбнулась.
– И печенье вкусное, – добавила Марго, откусив одно.
– Я рада, что вам понравилось.
Я целиком сунул печенье в рот. Оно мгновенно растаяло. Я потянулся за вторым. А потом и за третьим. Печенье было настоящим. Приготовленным со знанием дела. Но вот со Ставицкой что-то было не то. Как будто она не совсем хорошо играла свою роль. Я наблюдал за ней краем глаз, и мне было видно, что она нервничает. Совсем чуточку, но все же…
– Алексей Иванович – ваш брат? – полюбопытствовал я.
– Троюродный. Со стороны отца, – любезно разъяснила она.
Я осторожно коснулся ее поля. Вроде она не врала. Но мне надо было разговорить ее, чтобы отвлечь внимание и без помех исследовать более подробно.
– А вы не хотите переехать к нему в Париж? – вмешалась Маргарита.
Вопрос был безобидный, но я уловил, как напряглась наша гостеприимная хозяйка. На секунду она приоткрылась, и я воспользовался ситуацией. Нет, я не увидел в ней того, что интересовало нас. Зато увидел кое-что, интересное само по себе.
– Зачем мне в Париж? Я предпочитаю Москву, – улыбнулась она не очень искренно.
– А ваш брат приехал надолго? – спросил я. – Я могу написать интервью и прислать ему, чтобы он дополнил текст, если посчитает нужным.
– Не знаю точно. Как сложится, – пожала она плечами. – Тут его обещали познакомить с несколькими женщинами. Он у нас вдовец. Вы понимаете…
Теперь я все понял. Точнее, выкачал из нее, как только появилась зацепка. Мы имели дело с классическим случаем продажи титула за большие бабки. Обедневший русский аристократ приехал на родину сделать графиней какую-нибудь дочку олигарха. А весь этот антураж был для невест, охочих до сильных впечатлений. Видимо, граф сильно поистратился, раз прибегал к такому способу поправить дела. И на наше интервью он согласился, скорее всего, для того, чтобы сделать себе небольшой и, главное, бесплатный пиар. По большому счету его уже можно было не ждать. Но взять и уйти тоже не хотелось. Все-таки мы отняли у людей время. Я подмигнул Маргарите, давая понять, что все в порядке и цель визита достигнута. Она расслабилась. Отпала необходимость вводить в гипноз аристократа и его сестрицу.
Когда, проведя все же интервью с графом, оказавшимся милым и обаятельным старым авантюристом, мы возвращались на нашу конспиративную квартиру, я почувствовал, что за нами следят. Как и в первый раз. И снова, несколько раз обернувшись, я не заметил ничего подозрительного.
4
Вернувшись на квартиру, мы застали Галину и Никанора обедающими. Восстанавливающими силы. Я уже слышал, что такие прогулки высасывают из человека огромное количество энергии, и не удивился обилию продуктов на столе. Правда, ели они всухомятку, поэтому мы отказались от приглашения присоединиться. Маргарита очень неплохо готовила, и лучше было дождаться, когда кухня освободится. Тогда она могла бы на скорую руку соорудить что-нибудь вкусненькое. А пока я покормил Багиру. Обиженный на то, что его оставили без еды и ласки столько времени, котенок забился под мойку и вышел, только услышав мой голос.
Пока Маргарита принимала душ, я рассказал нашим поисковикам о визите к Ставицкой и взамен выслушал их рассказы. Честно говоря, я не ожидал, что они будут интересными. Но ошибся. В их спис ке было сто сорок человек. Не очень много для двенадцатимиллионного города. Но, в общем, и не мало. Как и мы, они решили начать с первых номеров.
Галина выбрала мужчину, заработавшего себе репутацию черного мага, Никанор – ворожею, специализирующуюся на любовных делах. Маг жил на Сретенке. Ворожея – у метро «Таганская». И, заняв нашу спальню и улегшись на наши диваны, наши слипперы пустили свои души по конкретным адресам. Примерно как охотник пускает гончую по следу.
У слипперов прекрасная зрительная память и отличное чувство ориентации. Это, видимо, природное. И они могут переместиться в любое место, которое представляют зрительно. Галина была москвичкой по рождению и вполне могла оказаться на Сретенке, у дома мага буквально в считаные секунды. Так как хорошо знала этот район. Но теперь, когда она действовала не в одиночку и выполняла задание правительства, ее хорошо кормили и платили хорошие деньги, когда за ее спиной стоял Параманис, а в случае необходимости на помощь могла прийти вся группа, Галина осмелела и впервые в жизни, с тех пор как почувствовала в себе способности слиппера, решила сначала просто пройтись по Москве, заглядывая в квартиры и офисы. Ей было интересно, что творится в городе, в котором она родилась и выросла, но о жизни которого больше знала по телевизионным картинкам и Интернету. То есть виртуально. Отделившись от тела, спокойно лежавшего на диване, Галина вылетела на Тверскую и, держась низко, на уровне пешеходов, плавно поплыла в сторону Театрального проезда, сворачивая иногда с маршрута, чтобы заглянуть в какую-нибудь квартиру. Пока она добралась до Сретенки, Галина стала свидетелем нескольких семейных конфликтов, двух постельных цен, одной попытки самоубийства, одной попытки убийства, а в основном – скучных будней людей, проживающих свою жизнь в болезнях, жалобах и надежде когда-нибудь столкнуться с чем-нибудь ярким и необычным. «Как будто сериал смотрела», – призналась она с усмешкой. И добавила: «Как бы я хотела путешествовать на самом деле». Что касается черного мага, то она присутствовала на двух его сеансах и пришла к убеждению, что он просто жулик, спекулирующий на проблемах людей.
Божья коровка Никанор оказался не таким словоохотливым. Пробурчал, что ворожея, которую он посетил, не лишена способностей, но они настолько слабы, что вряд ли ее стоит подозревать в причастности к тем событиям, которые расследовали мы. И замолк.
Наевшись и восстановив свою энергию, слипперы ушли в нашу спальню продолжить свое дело. Список их был ощутимо больше, чем тот, который достался нам. Как только они вышли, появилась Маргарита, пахнущая свежестью и чистотой. Она почти не употребляла духов, предпочитая природный запах своего тела. Мне это нравилось.
– Пожарить мясо? – поинтересовалась она. – С картошкой?
– Пожарь.
– А ты чего такой?
– Какой?
– Задумчивый.
– Я всегда задумчивый, – улыбнулся я.
Ответ ее удовлетворил, и она принялась за обед, действуя быстро и сноровисто, как всегда.
– Нам надо подумать, – сказала она, поставив на огонь сковороду с картошкой и вторую сковородку с мясом и луком.
– О чем?
– О том, как спровадить их отсюда.
У нее был такой тон, как будто Галина и Никанор были бедными родственниками, которым мы по доброте душевной дали приют на несколько дней.
– Вряд ли получится. И потом, ты думаешь не о том.
– А о чем мне думать? – удивилась она.
– О том, кто такие эти люди, которых мы ищем, что именно они хотят внушить нашим верхам. Может, они мечтают о чем-то добром, светлом и хорошем? Может, хотят улучшить нашу жизнь?
– Слушай… А если это превратится в привычку? – ужаснулась она.
– Что превратится в привычку? – не понял я. – Внушать хорошее, доброе и светлое? Улучшать жизнь?
– При чем тут это? Я спрашиваю, если у них войдет привычку приходить сюда как на работу? Понимаешь? Приходить с утра и оставаться до самого вечера? Или даже ночью? Что мы будем делать?
Я посмотрел на нее и… расхохотался. Маргарита обиделась.
– По-моему, я не сказала ничего смешного, – пробурчала она.
– Извини. Это я так. По глупости.
Ответ ей понравился. Она села на мои колени.
– Так о чем ты говорил? – спросила она нежно.
– Насчет чего?
– Насчет доброго и светлого.
– У меня квартира, – сказал я. – Однокомнатная и захламленная, но тоже в центре. В случае чего можем жить там. Само собой, можем и ночевать.
– Правда?
– Конечно.
Она улыбнулась. В сковородах зашипело. Марго вскочила с моих колен и пошла помешать картошку. И перевернуть куски мяса.
Через полчаса обед был готов. И мы со вкусом и плотно пообедали. А потом из тепла конспиративной квартиры снова вышли в зиму. Надо было проверить второго из списка, данного нам Параманисом. Когда мы выходили, Галина и Никанор все еще путешествовали по энергетическим просторам Москвы.
Второй из списка был известным автором фэнтези, англичанином, прибывшим в Москву по приглашению издательства, затеявшего выпуск собрания его сочинений.
В его книжках добро, олицетворяемое немного параноидальным героем, и зло, которое возникало в самых неожиданных местах, боролись с такой интенсивностью, что грохот стоял на весь мир. Год назад, заинтересовавшись множеством противоречивых отзывов, я прочел первую книжку его знаменитой серии. И заодно несколько рецензий на эту книжку. Мне все это показалось скучным. Откровенной выдумкой. Но видимо, компетентные органы включили его в список потому, что в его сочинениях как раз подробно описывались все формы энергетического воздействия на сознание людей. Долго уговаривать его по телефону не пришлось. Кстати, он вполне прилично владел русским, и это было здорово, учитывая мое условное знание английского. Он согласился на интервью с фотографией сразу, правда поставив условие, что предварительно прочтет готовый текст. Объяснил он это тем, что журналисты часто приписывают ему мысли эзотерического толка, которые он не высказывал.
Так как его пребывание в Москве затянулось, писатель из гостиницы переехал на съемную квартиру. Квартира эта находилась рядом с метро «Тимирязевская», минут пять ходу пешком, за оптовым рынком. Мы все-таки взяли такси. Не хотелось второй раз за день лезть в метро. Когда мы нашли квартиру и позвонили, он открыл сразу, как будто дожидался за дверью. На фотографиях в Интернете он был один, в жизни – совершенно другой. Старше и как-то тусклее. Уставшее, потертое лицо, недоверчивый взгляд. Оно и понятно: фотографии предназначались для тысяч читателей.
– Это вы журналисты? – спросил он с порога, оглядев меня и Маргариту. Особенно Маргариту.
– Мы, – приветливо подтвердил я.
– Прошу… – Он посторонился.
Мы зашли в темноватую переднюю. Потом – в комнату. Евроремонт был сделан явно наспех, в расчете на то, чтобы поскорее сплавить квартиру. И вообще в ней витал какой-то офисный дух. Как ни странно, было очень мало книг. Зато было много разных макетов: кораблей, самолетов и даже макет египетских пирамид. Хозяин перехватил мой взгляд.
– Эти макеты меня… э-э-э… стимулируют, да? Я всю жизнь был дримером. Мечтал, так? Археолоджи, потом хотел летать, плавать. Ничего не вышло. И я начал писать книжки. – Писатель улыбнулся, и впервые с того момента, как мы вошли, я почувствовал к нему симпатию. Все это было сказано вполне искренне. – Чай? Кофе? Виски? – Он посмотрел на Маргариту.
– Нет, спасибо. – Она вытащила из сумки фотоаппарат, собираясь добросовестно играть роль фотокора. Он приосанился. Марго несколько раз щелкнула его в разных ракурсах.
Потом мы присели, и он все же организовал нам кофе. И виски. Я вытащил диктофон. И задал первый вопрос.
– Ну… Как вам сказать… – задумался он. – Другой мир, что я пишу, – просто мечта. Дрим. Игра воображения, да? Можно туда уйти от мира реалити. И туда я вожу своих героев, да? Им неуютно в нашем мире. И мне тоже. Потому что… нрмали мыслящему человеку сейчас очень-очень непросто. Я не знаю, что мы это сделали с миром, миром реалити, да, но в нем все хуже и хуже жить. Наверно, все это чувствуют. И все ищут… как это… способы. Некоторые хотят сделать мир лучше, но таких мало очень, да? Кто-то просто говорит «ОК» и живет как живется. Таких много. А кто-то создает свой приват мир. Как я… И уходит туда…
Он говорил еще долго, а я все записывал, одобрительно кивая и время от времени задавая соответствующие вопросы. Но думал я о другом. О том, что сидящий напротив человек явно непричастен к тому, в чем его подозревали. И еще я думал, что надо будет прочитать вторую его книжку. Может, я что-то упустил в первой?
5
Возвращались мы тоже на такси. И там, видимо под влиянием разговора с писателем, у нас с Марго вышел диспут о параллельных мирах и всем таком. Она утверждала, что это выдумки, игра воображения, я же из желания ее раззадорить отстаивал противоположную точку зрения. Таксист с большим интересом прислушивался к нашему спору и в итоге решил вмешаться.
– А мне нравится, – сказал он.
– Что нравится? – поинтересовался я
– Ну… Как сказать… Мне нравится, что мы не одни, – серьезно проговорил мужик.
– В каком смысле? – не сообразил я.
– Ну как… Если, кроме нас, никого больше нет, глупо получается. Разве нет?
– Ну да, – на всякий случай согласился я, хотя мысль все же осталась не совсем понятной.
Водитель почувствовал, что не донес до нас давно лелеемую мысль.
– Я чего хочу сказать-то… Если нет кого-то главного там, наверху, и все решаем мы на этой грешной земле, тогда кранты… Ни хрена хорошего не решим. Ведь так? Каждый будет загребать в свою сторону, я так понимаю. Потому что для всякого своя рубашка ближе к телу. Тогда честный человек, работяга самый что ни на есть дурак. А вор и обманщик – первый человек на деревне. И никакого воздаяния никому не будет.
Теперь я понял. За свою честность на земле таксист хотел воздаяния на небесах. А вора и обманщика он с удовольствием представил бы в аду. Как говорится, от каждого – по способностям, каждому – по труду.
– А если все так и есть? Если никого нет наверху и все решаем мы на этой грешной земле? – полюбопытствовала Маргарита.
Таксист довольно громко вздохнул.
– А что, так и есть? – спросил он безрадостно.
– Я не знаю. Ну а вдруг?
– Тогда на кой нам эта жизнь, а, милая? Ради чего тогда жить-то?
– Ну почему. Ради себя, близких, друзей…
– А где тогда справедливость? Почему я кручу весь день баранку и устаю как собака, а зарабатываю – с гулькин нос? А какие-то девицы голыми жопами вертят на экране и им – миллионы? А, браток? Ты ведь в курсе, наверно, как чиновники жиреют… Народные-то денежки по карманам захапали и дома по всему миру покупают… С золотыми нужниками, суки поганые. Хороших девок портят. Если они перед Богом не будут отвечать за то, что на душу взяли, то и всякий подумает – а дай и я сворую. А дай и я снасильничаю. Все равно рука руку моет, и ни хрена мне за это не будет… Представляешь, что тогда произойдет? Друг друга порежем, и конец всему…
– Воровать и насильничать тоже надо уметь, – усмехнулся я. – Кто что умеет, то и делает. Ты вот баранку умеешь крутить, кто-то политикой умеет заниматься, кто-то бизнесом, кто-то, кроме как жопой крутить, ничего больше не умеет. Знаешь, что такое генетика? Наследственность? Бетховена папа играл на скрипке так себе, а сын гением стал. Кто-то цеховиком был в советское время, а сын бизнесменом стал. Кто актером был, у того дочь актрисой стала. Кто в плохой среде на белый свет появился, тот почти стопроцентно за решеткой и кончит. Так что воспитывать детей надо, чтобы не насильничали. И о других думали. При чем Бог? Ты вот мне ответь, почему в одних странах люди хорошо живут, а в других плохо?
– Ну и почему? – пробурчал таксист.
– Потому что в одних странах люди работают над собой, учатся жить друг с другом, уважать друг друга. И закон учатся уважать. А в других странах всем все по барабану… За них добрый дядя сделает. Вот как. И поэтому говорят, что каждый народ достоин своего правительства. И каждый народ достоин своей судьбы.
Закончив короткий монолог, я почувствовал себя не очень уютно. Не то где-то сфальшивил, не то речь получилась слишком нравоучительной. Во всяком случае, аудитория в лице таксиста осталась странно равнодушной к моей зажигательной проповеди социального и личного самоусовершенствования.
– Не то ты говоришь, мужик, – буркнул таксист.
– Почему это не то? – защитила меня Маргарита.
– Потому что у всякого народа своя судьба, вот почему. У каждого свой крест… Вот ты в судьбу веришь? – покосился он на меня.
Я задумался. Честно говоря, я и сам не знал, верю в судьбу или нет.
– А ты веришь? – вопросом на вопрос ответил я.
– Я – верю. Точно. В то, что на роду написано. Это есть… Я знаю…
– Откуда знаешь? – настаивал я. – Что, сон приснился?
– Ага… Сон приснился. До сих пор помню…
Я заинтересованно подался вперед и посмотрел на таксиста:
– И что за сон?
– Обычный сон. Но врезался в память. Хотя давно это было, браток.
– Ладно. Не хочешь – не рассказывай… – Я откинулся на сиденье.
– А чего там… Мне скрывать нечего. Лет двадцать пять назад это было. Мальчишкой я был. Ну и целый год примерно мне снилось, что грошики считаю. В столбик их складываю, столбик валится, я снова складываю… И так много раз. Бабке своей рассказал, она погрустнела. Сказала: «Никогда ты, Костя, богатым не будешь. От зарплаты к зарплате жить будешь». Так и получилось, как видишь. Столько лет все баранку кручу…
Я машинально полез за сигаретами.
– В салоне не кури. Потом запах остается, пассажиры жалуются, – попросил таксист.
Я сунул сигарету обратно.
– А может, вы сами себя и настроили на этот сон? – предположила Маргарита.
– Это как?
– Ну, скажем, были у вас какие-то другие варианты, но вы ими не воспользовались.
– Были бы варианты, я бы воспользовался. Вариантов не было, – ухмыльнулся таксист.
Оставшийся путь мы проехали молча. Скоро такси выехало на Тверскую.
– Вон там притормози, – попросил я, кивком указав на дом.
Таксист притормозил. Я вытащил деньги и протянул ему. Сумма была почти вдвое больше той, что на счетчике, но я решил, что это будет ему компенсацией за сон с грошиками.
Вечером, после того, как Галина с Никанором ушли, первый раз за всю сознательную жизнь я прочел подряд десять газет, завезенных нам утром. Ни разу до этого я не читал больше двух газет за раз. И вообще я редко читал газеты, несмотря на свою профессию. Российская пресса в большинстве своем навевает экзистенциальную тоску. Или полная лакировка действительности, или полное ее неприятие, или откровенная бульварщина. В общем, одни крайности. Хорошо, что не надо было читать гламурных журналов, тогда я бы точно слетел с катушек.
Ничего интересного я не нашел. Ни одного слова о том, что в столице действует группа, влияющая на российскую элиту энергетически. Ни одного странного происшествия, не считая вполне ординарных заказных убийств, убийств на почве бытовухи, грабежей, пожаров, изнасилований, самоубийств, отравлений, взрывов, терактов, взяток, наездов, разборок, ксенофобии, пьянства, наркомании, проституции. И обещаний все исправить, улучшить, довести, дотянуть, доработать, достроить, перестроить, наладить и тому подобное. Все как всегда. Я брал одну газету, добросовестно прочитывал ее, откладывал в сторону, брал другую, читал, откладывал, и у меня постепенно портилось настроение. Огромная страна, в которой всем плевать друг на друга. Страна, живущая по инерции. Лишенная объединяющей идеи. Инициативы. Плохо управляемая. Мне захотелось на остров Пасхи. Но до острова Пасхи было далеко, да и кому я там нужен?
– Что-то там есть, в этих газетах? – поинтересовалась Маргарита, войдя в гостиную и подсев ко мне.
– Ничего такого, что заинтересовало бы Параманиса. – Я отодвинул от себя стопу газет.
– И нам с тобой нечем похвастать. Он будет недоволен.
– Галине с Никанором тоже, по-моему, – пожал я плечами.
– Может, Вера увидит что-нибудь во сне? – предположила она.
– Может быть, – легко согласился я.
Марго наклонилась вперед и посмотрела мне в глаза:
– Макс, ты не в настроении?
– Да нет. Все нормально.
– Ты какой-то странный.
Я притянул ее к себе. Поцеловал в щеку.
– Со мной все в порядке.
В этот момент со стороны холла мне послышался какой-то странный шорох. Я застыл. Марго тоже услышала его. Я почувствовал, что она тоже напряглась. Шорох повторился. Во мне проснулся древний инстинкт самца – защитника своего жилища. Я встал и, проигнорировав попытку Марго удержать меня на месте, пошел в холл, по дороге забрав со шкафа тяжелую керамическую вазу. В случае чего она могла послужить метательным оружием. Впрочем, увидев просунутый под дверью конверт, я понял, что ваза мне не понадобится. Положив вазу на пол рядом с конвертом, я подобрал его и выпрямился. Конверт как конверт, ничего особенного. Без адреса получателя и адреса отправителя, но в целом не внушающий никаких опасений. Я надорвал его. Внутри был лист, вырванный из ученической тетради. И обычным, не измененным почерком на этом листе в клеточку была написана фраза «Мы не хотим вам ничего плохого. Давайте лучше сотрудничать». Мы – это кто? И вам – это кому? И сотрудничество – в чем? Было непонятно. В конце стоял какой-то знак. Не то восьмерка, лежащая пластом, не то знак бесконечности. Я осторожно открыл входную дверь. Разумеется, на площадке никого не оказалось. Никого не просматривалось и внизу. Зато на том же самом месте, что и в прошлый раз, я нашел такой же окурок. От сигарет «Житан».
6
Я уже говорил, что я человек любопытный. И зуд любопытства одолел меня тут же, как только я прочитал эту странную записку. Я даже не поленился и съездил за ноутбуком к себе на квартиру, несмотря на все возражения Марго, что уже поздно, что эти люди могут все еще следить за домом, что, в конце концов, можно проверить странный знак и завтра с утра. Но мне хотелось узнать об этом знаке сразу, а не оставлять дело на завтрашнее утро. Я заверил ее, что мне не угрожает никакой опасности ни на улице, ни у меня в однокомнатной, да и ей ничего не угрожает, если она на часик останется в квартире одна. Уговорив ее, я заказал такси, и действительно съездил и вернулся за час. Время было позднее, на улицах ни одной пробки.
Я понятия не имел, есть ли в этом здании на Тверской Интернет. На Верхней Масловке выделенной линии Интернета не было, и я подключался к телефонной линии. Вернувшись с ноутбуком, я проделал ту же самую процедуру, соединился со своим провайдером и, попросив Марго сделать чашку крепкого чая, просидел часа три за компьютером, рассчитывая найти какие-нибудь сведения о знаке, стоявшем вместо подписи под запиской, которую мы получили. О восьмерке было много информации, начиная с философской типа того, что восьмерка являлась любимой цифрой Пифагора, кончая заметками по математике, искусству, астрологии, семиотике, эзотерике и религии. Почти столько же информации было о знаке бесконечности. В итоге голова моя разболелась, в глазах зарябило, и я почувствовал, что если не прекращу свои поиски, то свалюсь тут же, у компьютера. Я взглянул на часы – четыре часа ночи. А завтра вставать в восемь. Захлопнув ноутбук, я встал и чуть не наступил на Багиру. Она, оказывается, примостилась у моих ног и облизывала свою шерстку. С негодованием мяукнув, котенок ушел на кухню, поближе к теплому радиатору и подальше от невнимательных людей. Я последовал за ним. Вытащил спрятанную бутылку коньяку и отпил прямо из горлышка. Потом устало направился в спальню, очень осторожно открыл дверь, думая, что Марго спит, и застал ее, читающую какой-то любовный роман, купленный в метро.
– Нашел что-нибудь? – Она отложила книжку в мягком переплете с лубочными картинками.
– Там так много всего, что я запутался, – признался я. – Много и о восьмерке, и о знаке бесконечности.
– А может, то, что они нарисовали, – это и не восьмерка, и не знак бесконечности, а что-то другое? – Она зевнула. – Передай эту записку завтра Параманису и не мучайся, – посоветовала Марго.
– Передать передам. Но мне самому интересно, кто это написал. И что они имели в виду. Тебе разве не интересно?
– Интересно. Но мы ведь и так их ищем.
– Правильно. Но может, эта записка позволит найти их быстрее и легче. Все-таки зацепка. Что за бред ты читаешь, кстати?
– Это не бред. Это роман о несчастной любви. Ты не поймешь. Вообще это не для мужиков. Вы не видите и половины того, что вокруг вас происходит.
– А вы видите?
– А мы видим. – Она воинственно присела в постели.
– И что ты видишь, например? – полюбопытствовал я.
– То, что вы играете в игры, которые могут окончиться непонятно чем.
Я не сразу сообразил, что она имеет в виду.
– Я не играю в игры.
– Играешь. Ты сидел битых пять часов, пытаясь расшифровать какой-то дурацкий символ. Всего лишь придуманный кем-то знак. А если бы это время понадобилось потратить на что-то действительно важное, ты бы сказал – уже ночь, надо спать…
Марго выпалила все это очень эмоционально, видимо обиженная тем, что я на целых пять часов оставил ее без ласки и внимания. По-моему, именно это она имела в виду, говоря о чем-то действительно важном. С женщин станется.
– Ладно. Извини. – Я потушил сигарету в пепельнице, убрал подальше и погладил ее бедро. Потом разделся, лег рядом и притянул ее к себе. И на этот раз выражение ее лица было вполне довольным. Мы занялись сексом, и довольно темпераментно. А потом я провалился в сон. Точнее, в некое странное пространство. Оно состояло как бы из множества подпространств, откуда несколько дверей вели в другие пространства. Но эти пространства, если их можно было так назвать, существовали очень относительно. То есть они существовали, потому что я знал, что они существуют. Но может быть, их вовсе и не было. А само пространство, где я оказался, что-то напоминало мне, но вот что – я никак не мог понять. Оглядевшись вокруг внимательнее, я подумал, что это смахивает на огромную утробу. То есть я, конечно, не помнил, как выглядит утроба, но почему-то мне показалось, что это именно утроба. Тут было довольно уютно, несмотря на размеры, но уют был не оттого, что пространство это было как-то обставлено. Или в нем присутствовала какая-то красота. Нет. Скорее, это было внутреннее ощущение уюта и покоя. И безопасности. К тому же пространство было очень светлым, и свет был не в нем самом, а шел откуда-то сверху.
Я открыл дверь в первую слева комнату. Точнее, там и двери не было, но мне отчего-то легче было вообразить, что я открываю именно дверь. И тут же свет стал несколько глуше. Пространство намного расширилось, и я оказался на берегу моря. Это место как будто было знакомым. Я огляделся. И понял, что место действительно знакомо. Правда, в прошлый раз я видел этот берег со стороны моря, стоя в воде, а теперь ноги погрузились по щиколотку в песок. Но это было то самое место, где я увидел девушку с волосами цвета меди и викинга. И теперь рядом со мной горел костер. А в руках каким-то образом оказалось копье. С трепыхающейся рыбиной, насаженной на наконечник. Вдруг сзади раздался мелодичный голос, и я резко повернулся. Девушка, та самая, раскинув руки бежала ко мне. Невысокая, тонкая и гибкая, с огромными глазами, искрящимися весельем, любовью, мечтой, ожиданием счастья… Я не мог оторвать от нее глаз… Но странно, что чем ближе она подбегала ко мне, тем больше вокруг все размывалось, теряло контуры… Куда-то пропало море, потом из-под ног стал исчезать песок… Я оказался висящим в воздухе, и девушка тоже летела ко мне по воздуху, как фея из сказки… А когда между нами почти не осталось расстояния, девушка сама растворилась, а я материализовался на исходной позиции, в утробе… Свет там был все таким же ярким, но теперь он не утешал. Мне хотелось обратно, к морю, к девушке, хотелось испытать то же предчувствие любви… Я попытался снова открыть ту же самую дверь, или то, что было дверью, но у меня ничего не вышло. Но зато на удивление легко поддалась вторая дверь, рядом с этой. И я вошел. Не потому, что мне было любопытно, скорее потому, что надо было что-то делать, как-то избавиться от ощущения потери. Но как только я вошел, первая картинка как бы стерлась из памяти. Меня захватило настоящее.
Я оказался в городе, но странном, непривычном. Скорее всего, это был средневековый город. Несколько мощеных узких и кривых улочек, пахнущих падалью и запустением, шли круто вниз от небольшой площади, на которой стояло что-то вроде замка. Или небольшой крепости. Ров и подъемный мост отделяли эту крепость от остального пространства. Я стоял внутри круглой башни. Такие же башни располагались по периметру стен крепости, и в каждой стояли люди в доспехах.
Солнце било прямо в глаза. Заслонившись от него рукой в железной перчатке, я смотрел вниз. На поля, расстилающиеся сразу же за неказистыми домами. Я не знал, зачем смотрю в ту сторону. Просто так надо было. И дома побогаче, льнувшие к крепости, и дома победнее, ближе к полям, казались заброшенными. Кое-где вместо домов сохранились только обуглившиеся деревянные остовы. На деревьях было много ворон. Они сидели гроздьями, и их карканье разносилось по всей округе.
Неожиданно вдалеке показалось небольшое облако пыли. Я прищурился, пытаясь разглядеть то, что издалека казалось двигающейся точкой. Точка все увеличивалась, и спустя короткое время стало видно, что к замку на бешеной скорости несется небольшая кавалькада всадников. А вскоре появилось второе облако, на этот раз намного больше. И из облака вынырнул отряд всадников, числом превосходящий первую группу во много раз. Они выстроились полукругом, все больше и больше увеличивая обхват, и я сообразил, что преследующие собираются захватить кавалькаду в кольцо. В замке за моей спиной началось движение. Беготня. Потом ворота с лязгом стали открываться, а подъемный мост – опускаться. Не сбавляя скорости, первый отряд скоро влетел на окраину городка и, галопом промчавшись по его безлюдным улочкам, достиг крепостного вала. Тут всадники, числом около ста, осадили коней. Они выигрывали во времени, от преследующих их отделяло какое-то расстояние, но минут через десять второй отряд был бы тут, у крепости. Повинуясь внутреннему побуждению, я сбежал с башни вниз.
Увидев меня, защитники крепости – было их довольно много, около четырехсот – вскочили на коней. Какой-то юноша подвел мне черного жеребца с развевающейся гривой. Я вскочил на коня. Я не понимал, что происходит и зачем я это делаю, но человек, сидящий во мне, знал, что все идет как надо и именно так и следует поступать. И не я, а тот, кем я был в тот момент, рукой в железной перчатке дал отмашку своим воинам и первый тронул коня. По трое, цокая копытами коней по мосту, защитники выехали из крепости и построились в каре, лицом к противнику. К ним присоединились и те, кто спасся от преследования. Только один всадник остался в стороне, и я подъехал к нему. Точнее, к ней, потому что это была та самая девушка из моего сна. Первого сна. Ее волосы развевались на ветру, ноздри трепетали, глаза горели странным огнем. Меня охватил восторг. Я бы стоял и стоял, глядя на нее. Но человек внутри меня повелительным жестом указал ей на крепость. Женщине не место на поле боя. Она отрицательно мотнула головой. Теперь, когда я, ее муж, был с ней, она собиралась драться. Наравне с ним, против общего врага. Слева у нее свисал меч, и рука лежала на рукоятке. Но я, точнее, тот, кем я был тогда, обладал более сильной волей. К тому же я любил эту женщину и не хотел рисковать. По моему знаку несколько воинов нехотя отделились от общей массы, окружили женщину плотным кольцом, а один из них взял ее коня под уздцы.
Уверившись, что она под надежной охраной, я повернул коня и встал во главе отряда. Вынул свой меч из ножен, указал им в сторону поля и тронул коня. Сначала мелкой рысью, постепенно переходящей в галоп, отряд понесся навстречу врагу. В голове отдавался ровный гул от конского топота, от лязга оружия. Нервы, напряженные до предела, вибрировали, перед затуманенным взором проносились картины предстоящей жестокой рубки, и воображаемый запах крови возбуждал.
Ворвавшись в строй преследователей, я принялся крушить налево и направо, сквозь забрало ощущая на лице капли чьей-то горячей крови. Ругань, вопли и хрип поверженных и торжествующий рык побеждающих, обрывки молитвы, хруст ломающихся костей, ржание умирающих коней, отрывистые приказы, скрежет мечей – все смешалось в единой страшной симфонии битвы. Пот струился, смешиваясь с кровью, грудь тяжело вздымалась, а тренированная рука безостановочно молотила, пронзала, колола, отбивала чужие удары и снова нападала, стараясь нанести смертельный удар как можно точнее. Но вдруг я почувствовал, что холодная сталь, направленная чьей-то не менее искусной рукой, вонзилась мне в бок. В то место, где кольчуга была наиболее уязвимой. Я замер, пытаясь осознать новую реальность. Я не мог оторваться от хищных торжествующих глаз противника, сверкавших за забралом. В этих глазах я читал свою смерть, но почему-то ненависти внутри не было. И страха не было. Огромное удивление. Вот что я чувствовал. И еще мне хотелось, чтобы боль поскорее отпустила…
А потом всадник вытащил свой меч, и я стал валиться на бок. Тут я увидел девушку с волосами цвета меди… Она бежала ко мне через битву, через трупы, кровь и смрад, и все расступались перед ней…
7
Утром этот сон не забылся. Как и предыдущий. Следовало ли считать, что сны, снившиеся мне в последнее время, – вещие? Как отличить вещий сон от простого? И вообще, сны ли это были? Слишком уж реалистично все выглядело. Но с другой стороны, чем еще могло это быть, если не сном? И как было связано с нашим расследованием? Некоторое время я размышлял, лежа в постели, но потом встал. У меня были более актуальные темы для размышления. За завтраком я уже думал над тем, рассказать ли Параманису о первом посещении конспиративной квартиры кем-то неизвестным или ограничиться только рассказом о втором посещении и показом подброшенной записки? Проинформировать ли шефа об интересе, проявленном преступным сообществом, или разобраться с ними в одиночку? Самому? Это было важно, потому что в три часа дня истекал срок, предоставленный мне для размышлений, и я должен был явиться к памятнику поэту для того, чтобы сообщить свое решение. Предстояло также решить, проинформировать ли доктора наук о жучках, которые я нашел в квартире, и о старике, встреченном мною у «Елисеевского». С учетом складывающихся обстоятельств, видимо, стоило рассказать обо всем без утайки. Я чувствовал, что наступает важный этап в деятельности нашей группы. Но с другой стороны, я рисковал, что он сразу же догадается об моих отношениях с Маргаритой. Хотя я подозревал, что он и так знает об этом. Но молчит, потому что мы никому в общем-то не мешаем. И даже помогаем, ведь, оставаясь ночью здесь, мы как бы держим квартиру под круглосуточным наблюдением.
– Как мне поступить, а, Багира? – поинтересовался я у котенка.
Багира подняла голову от блюдца с кормом и своим проникновенным взором посмотрела на меня. Облизнулась, взглянула на блюдце, снова посмотрела на меня, на этот раз мельком, и окончательно вернулась к завтраку. Или она не знала, как поступить, или завтрак для нее был дороже, чем проблемы хозяина.
Я вздохнул и сверился с часами. Восемь часов. Пора было будить Маргариту. Встав, я двинулся было в холл, но тут во входной двери щелкнул ключ, дверь распахнулась, и на пороге возник Параманис. Снаружи, видимо, шел снег. Шапка и воротник пальто были запорошены снегом, и перчаткой он стряхивал его, одновременно оглядывая меня. Закончив отряхиваться, он вошел и закрыл дверь. Я молча стоял в холле. Теперь уж при всем желании отрицать наши отношения с Маргаритой было бы невозможно.
Читать бесплатно другие книги:
