Вирус ненависти Алюшина Татьяна

— Господи! Ритка там с ума сходит, я же отключила телефон!

Тина быстро достала из сумки телефон, неуклюжими, судорожными движениями рук покопавшись в сумке, и позвонила Рите.

— Тинка! Ты моей смерти хочешь?! — заорала Рита.

— Риточка, все в порядке! Я тебе все дома объясню. Ты где?

— Мы с Денисом давно у тебя дома, чуть с ума не сошли! На работе говорят, ты ушла на какую-то встречу и не вернулась, телефон у тебя отключен! — Рита сильно переволновалась и теперь орала, не обращая внимания на слова Тины.

— Рита, я скоро буду. — Она обратилась к Бывалому: — Сколько мне отсюда домой ехать?

— Мы вас отвезем, — ответил он. — Где-то минут сорок.

— Ритуль, через сорок минут.

У Тины в горле стояли слезы, ей все тяжелее было держаться, особенно услышав родной голос Ритки, как из другой, мирной жизни, — такой родной, любимый, оберегающий голос, даже когда она орет!

Тина торопилась закончить разговор, понимая, что еще совсем немного, какие-то миллиметры отделяют ее от истерики и бурных слез. Она почему-то очень стеснялась рыдать при этих мужчинах, но все-таки не отключала телефон, продолжая слушать Ритку, как будто держалась за нить, соединяющую ее через расстояние с любовью близких, заботой, уютной кухней, где ее ждут.

Сделав глубокий вдох и несколько глотательных движений, она загнала тугой комок слез внутрь и сказала:

— Рита, набери мне, пожалуйста, ванну. У нас есть что-нибудь из еды?

— Да полно у нас еды, ненормальная! Ты же целую гору наготовила, и я продукты привезла! — Тут Рита замолчала, почувствовав, что все гораздо серьезней, чем она себе представляла. — Тиночка, ты в порядке?

— Не совсем. Я не могу сейчас говорить. Скоро буду! — И она быстро отключила телефон.

Артем встал с земли, подошел к ней, внимательно слушая ее разговор и вглядываясь в лицо. Он видел, что она держится из последних сил, видел, как заострились ее скулы и проступили темные круги под глазами. Как чуткий приемник, настроенный на нее всем телом и умом, он улавливал ее напряжение, состояние, близкое к истерике.

— Все, Тина, поехали. Серега нас быстро довезет, — сказал он, беря ее за руку.

— Да, пожалуйста, мне действительно надо быстро.

Артем помог ей подняться со ступеньки, обнял одной рукой за талию и повел к «Волге», но Тина остановилась и обратилась к Бывалому:

— Григорий…

— Павлович, — подсказал он. — Можно просто Гриша. Вам теперь все можно!

— Спасибо! Поехали с нами. Я думаю, нам всем срочно надо выпить!

— Тиночка, вам цены нет! — похвалил Бывалый.

Ритка открыла сразу. Тина не успела убрать палец от кнопки звонка, а дверь уже открылась.

— О господи! — воскликнула Ритка и отступила назад.

— Тина! — закричал Денис, выскакивая в прихожую.

Он остановился перед ней на полном скаку, широко распахнутыми глазами оглядывая ее всю — с головы до ног.

— Тина, что случилось?! Почему вы с Ритой мне ничего не рассказали, мы же, кажется, договаривались, никаких секретов друг от друга! — перепуганно рассматривая ее, отчитывал Денис.

Взрослые молчали. Григорий с Артемом поразились: перед ними стоял не двенадцатилетний мальчик, а маленький мужчина.

Этот маленький мужчина, не по годам много понимавший и видевший, любил этих двух женщин глубоко и преданно, боялся за них и готов был защищать от любых трудностей, посылая всерьез и подальше своей внутренней силой и мужской мерой ответственности всех психологов, рассуждающих о воспитании детей.

И тут Тина не выдержала, наконец отпустив все свои внутренние тормоза и перестав бороться с собой, точно лопнуло что-то в ней, какая-то сдерживающая пружина. Она протянула к Денису руки и заплакала:

— Деничка, я не могу тебе рассказать, у меня просто нет сил это рассказывать! Пусть кто-нибудь другой все объяснит!

Денис кинулся к ней, обнял и крепко прижался, став опять маленьким мальчиком, напуганным бедами, свалившимися на них.

— Тиночка! Не плачь, пожалуйста! — Он повернул голову к маме и сказал: — Рита, дай ей водки скорее, ей же больно! Тиночка, тебе очень больно? Потерпи!

— Да, очень! У меня как-то все сразу заболело! — плакала, уткнувшись ему в макушку, Тина.

Мужики переглянулись, не понимая, что происходит, и почему ребенок такое предлагает, и что вообще у них тут в семье творится!

Рита очнулась от первого испуга, кинулась к Тине, обняла их с Денисом, двоих сразу, начав плакать в унисон с подругой. Она посмотрела через плечо Тины на Артема и Гришку и, увидев их недоумение, пояснила:

— На Тину не действуют никакие обезболивающие средства, только водкой или коньяком, крепким алкоголем, можно ненадолго притупить боль, и она не пьянеет. Там на кухне есть бутылка. Кто-нибудь, налейте ей скорее!

Артем отодвинул обнимающуюся и рыдающую троицу и быстро прошел в кухню. Схватив первый попавшийся стакан и доставая водку, прокричал:

— Гришка, тащи их всех сюда! Надо остановить эти реки слез!

Конечно, он понимал, что, пусть Денис сильный человечек и проявил себя как заботливый мужичок, он все-таки ребенок, а женщинам сейчас необходимо почувствовать мужскую защиту и силу и чтобы кто-то руководил, пока они рыдают, и дал возможность побыть слабыми, и слезы утер, и пошумел спокойствия ради.

Гришка зашел в кухню, одной рукой обнимая за плечи Тину, другой — таща за собой Риту, Денис шел впереди всей процессии.

Артем протянул Тине стакан, до половины наполненный водкой:

— Выпей!

— Налей всем, кроме Дениса, конечно. Давайте вместе выпьем, — предложила она.

Они не сели за стол, а выпили стоя, ничего не говоря, понимая, что эта рюмка боевая, не требующая закуски, а ставящая точку в сегодняшнем испытании. Все остальное — застолье, питье — это уже расслабляющее, снимающее стресс и смывающее с души остатки страха, запоздалых переживаний и осмысления случившегося.

— Рита, тебе придется меня помыть, мне нельзя мочить руки.

— Идем, моя хорошая, сейчас будешь чистая и красивая!

— Артем, вы втроем сможете на стол накрыть? — боялась уйти от них, оттягивала момент Тина.

— Конечно! Иди купайся, мы разберемся. Денис, покажешь, что здесь и как?

— Покажу. А вы кто?

— Меня зовут Артем Константинович, — ответил он, провожая взглядом Тину с Ритой, заходящих в ванную. — А это Григорий Павлович. Мы оба следователи, я из прокуратуры, а он с Петровки.

— Ух ты! — восхитился Денис. — А вы расскажете про задержания всякие?

Денис внутренним, обостренным детским чутьем принял этих двоих мужчин сразу, влет и без подозрений, почувствовав, что им можно доверять, и расслабился, отдавая ответственность за женщин взрослым.

Они сидели за столом вчетвером. Денис стоял возле Тины, не отходя от нее ни на шаг, и поглаживал ее по спине ладошкой.

Пока Тина мылась, она выплакала в ванну и Ритке на плечо все свои слезы, страхи, воображаемые ужасы возможных вариантов развития событий — что могло быть, если бы!.. Она почти успокоилась, когда отправила купаться Артема, и они с Риткой перерыли весь дом, подбирая ему хоть какую-нибудь одежду. Торопясь поставить точку в отношениях с Алексеем, она собрала все, до единой его вещи, впрочем, ни одна из них Артему не подошла бы по размеру.

Тина достала свою любимую футболку огромного размера, которую привезла с Кипра. Футболка была мягкой, уютной и доходила ей до колен, а Артему была слегка маловата. В углу шкафа она обнаружила джинсы, подаренные Лешке его мамой, которые были на несколько размеров ему велики. Посмеявшись, что мама купила ему штанишки на вырост, Тина засунула их в дальний угол и забыла. Сейчас они оказались очень кстати, правда, были коротковаты героическому следователю прокуратуры.

Экипировав Артема таким образом, Тина затолкала в стиральную машину все его вещи и остатки своего костюма, окончательно сбрасывая с себя истерию этими нехитрыми бытовыми заботами.

— Все, все! Хватит суеты! — торопил всех Гриша. — Девочки, за стол!

Пока все мылись, переодевались, замазывали раны, он сгонял в ближайший магазин и купил еще водки, поясняя Рите, вопросительно вскинувшей брови:

— Все равно одной нам не хватило бы, чтобы потом не бегать. Если останется, уберем в холодильник.

— Вы очень предусмотрительный человек! — усмехнулась Ритка.

— А то!

Когда все наконец расселись, он поднял полную рюмку и предложил тост:

— Ну что, с боевым крещением вас, Тина!

— Это точно! — согласилась она.

Они выпили и стали быстро закусывать. Оказалось, что все очень голодные, и стол, уставленный яствами, располагал к этому, да и отпускающий понемногу нервный перенапряг вызывал аппетит.

— А вот скажите мне, Тина… — начал Гришка, с аппетитом наворачивая плов, приготовленный Тиной накануне. — Как я понял, вам тоже всадили укол?

— Да.

— Тогда почему вы не отключились, как Артем?

Он оставался следаком всегда, наверное, даже во сне.

— Все дело в том, что у меня с рождения неправильный обмен веществ, какой-то необыкновенный. В медицинских терминах это звучит очень заумно, а если просто, то я не воспринимаю никаких психотропных, снотворных, обезболивающих средств, организм их сразу нейтрализует. Мама все время боялась, чтобы я, не дай бог, что-нибудь не сломала или не пришлось бы делать операцию. Правда, мне не проводили анализ на уж очень крутые препараты, но все более или менее известные лекарства, действующие на нервную систему, на мне испытывали.

— То есть тебе невозможно снять боль? — спросил Артем.

— Может, сейчас и есть какие-нибудь новые препараты, которые на меня подействуют, но я таких не знаю.

— А спиртное, наркотики? — спросил Гриша.

— Нет, — засмеялась Тина. — Меня врач сразу обрадовал, что ни наркоманкой, ни алкоголичкой я никогда не стану. Единственное, что ненадолго притупляет боль и от чего я могу также ненадолго опьянеть, — это водка. Наверное, потому, что она натуральный продукт, но я ее не очень люблю.

— Я думаю, что как раз ваш обмен веществ самый правильный, — сказал Гриша и предложил: — Выпьем!

Предложение было поддержано и реализовано.

— Тиночка, — задушевным голосом попросил Бывалый, — я вас очень прошу, расскажите, как все произошло, если, конечно, это не вызовет новый поток слез.

— Не вызовет, я уже в порядке. Только у меня большая просьба: не заставляйте меня излагать это на бумаге. Вы лучше сами все напишите, а я подпишу.

— Конечно! — быстро согласился Григорий.

Тина усадила Дениску рядом и строго велела ему есть. У него горели глаза от любопытства — еще бы, происходят такие захватывающие события, как в кино, с его Тиной в главной роли! Это было интересно, необыкновенно, и все его переживания, слезы с чисто детской непосредственностью были мгновенно забыты.

Артем слушал рассказ Тины и не мог оторвать от нее взгляда. Он видел, что она совсем успокоилась, справилась со своей истерикой, пережив ее как быструю грозу, и восхищался ею. Рита с Денисом бросались гладить и успокаивать ее в особо напряженных местах повествования, вызывая в Артеме радость оттого, что у нее есть такие родные и близкие люди рядом, и легкую, совсем уж непонятную ревность.

Вот просто — какого черта!..

Это он хотел успокаивать ее, держать на коленях, вытирать слезы. Поймав себя на этих мыслях, Артем усмехнулся. Он старался смотреть в окно, по сторонам, себе в тарелку — куда угодно, только не на нее.

Но взгляд, помимо его воли, возвращался к ней, как стрелка компаса, всегда направленная в одну сторону света, он весь был направлен на нее.

«Кого я пытаюсь обмануть? Я же все уже понял, почувствовал! Так какого черта? Да! Пора на пенсию, хреновый из тебя следователь, Беркутов, если пытаешься убежать от очевидных фактов!»

Из чего следует уже удивившее его не раз — странно это! Для него странно и удивительно так одномоментно проникнуться такими чувствами к женщине! Странно не странно, поражает, удивляет, а чего бояться-то! Уже столько всего в своей жизни набоялся! Чего уж теперь, коль сложилось именно так! Да и оно, наверное, всегда хотелось, мечталось, — без долгих заходцев, приглядов, анализа, чтобы сразу встретить и понять, почувствовать женщину и потянуться к ней всеми потрохами!

Тина закончила рассказывать, но Гриша продолжал задавать ей вопросы, оставаясь на работе в любой ситуации. Он рассказал Рите про Фоню, так сказать, предысторию похищения.

Дениска только не пищал от восторга, уже безоговорочно обожая этих мужчин и предвкушая, как все расскажет друзьям. Григорий, уловив его настроение, спустил мальчика на землю.

— Дениска, ты же умный парень и понимаешь, что всего, о чем здесь услышал, никому нельзя рассказывать, тайна следствия! — напустив строгости, сказал он.

— Да?.. — разочарованно протянул Денис.

— Да! Или с тебя взять подписку о неразглашении?

— Не надо! Я все понимаю, не маленький! — возмутился Денис, тут же вспомнив про мальчишеские понты.

— Вот и хорошо!

— Тина заснула, — шепотом сказала Рита, показав на подругу, которая спала, положив голову на сложенные на столе руки.

— Не буди, — прошептал, поднимаясь со стула, Артем. — Я ее отнесу, покажи куда.

Артем поднял Тину на руки, прижал к себе. «Давно бы так!» — подумал он, успокаиваясь.

Артем положил ее на кровать, Тина сразу перевернулась на живот, устраиваясь поудобней. Он погладил ее по голове, потрогал длинные тонкие прядки волос на шее, которые так нравились ему и придавали ей некую беззащитность, наклонился и поцеловал ее в щеку.

Они перешли с ней на «ты» не раздумывая, в той ситуации на «вы» было никак нельзя. А в «ситуацию» они, между прочим, попали по его вине! Он подставил свою, оказавшуюся единственной, женщину и себя, а все потому, что ему, видите ли, ударили гормоны в голову, он расслабился и не контролировал происходящее вокруг!

Как можно было не заметить эти пассы вокруг машины!

Ему хотелось улечься рядом с ней, прижать к себе, чтобы почувствовать, что она в порядке, здесь, с ним, но, пересиливая себя, все свои желания, погладив ее еще раз по голове, он тихо вышел из спальни и притворил за собой дверь.

Тина проснулась посреди ночи, как от толчка, сразу выйдя из состояния сна.

Болело все: запястья, ладони, ссадины на коленях и локтях, длинная царапина на бедре, даже кончики пальцев, пораненные в борьбе с решеткой. Ныли все мышцы, запоздало реагируя на стресс и непривычные нагрузки.

Она села и осмотрелась.

На ней была шелковая ночнушка, в которую ее заботливо переодела Ритка. Рядом, обнявшись, спали Дениска с Ритой.

Стараясь не стонать и не кряхтеть от боли, Тина выбралась из постели, накинула на себя шелковый халатик и поплелась в кухню. Сна не было ни в одном глазу, надо отвлечь себя от боли каким-нибудь действием.

Тина со студенческих лет любила ночь, она любила заниматься ночью, в тишине, когда никто не мешает. Ей нравилась особая атмосфера, тишина и уютность ночи, ее загадочность. Не желая разбивать эту таинственность ярким светом, она зажгла бра над столом и включила электрический чайник.

В кухне, наверное Ритой, был наведен полный порядок — никаких следов поздних посиделок.

«Спасибо, Ритуль!»

Тина любила свою уютную кухню и терпеть не могла, когда оставалась грязная посуда.

Ожидая, пока закипит чайник, она подошла к окну и уткнулась лбом в стекло, рассматривая ночную улицу.

Желтые фонари освещали деревья вдоль дороги, проехал одинокий автомобиль, слышалась песня, выводимая пьяненьким хором, доносился низкий гул ночной Москвы. Напротив ее дома, через дорогу, находился круглосуточный магазин, у дверей которого стояла небольшая компания, громко смеявшаяся. Из дверей магазина вышел человек, видимо «гонец за продолжением», подняв руки, он продемонстрировал компании бутылки, вызвав громкие возгласы одобрения.

— Руки болят? — раздался голос у нее за спиной.

От неожиданности она вздрогнула и резко обернулась.

В проеме двери стоял Артем, одетый только в джинсы, с голым торсом.

— Ты меня напугал!

— Извини, я не хотел.

Он притворил за собой дверь, подошел и посмотрел ей в глаза.

Они смотрели друг на друга, остановив время, ощущая нечто нереальное — узнавание, признание, единение, проваливаясь куда-то в непознанное, может, друг в друга, в глубь веков, бог его знает!

Но точно — вместе!

Вот кто, переживая такие моменты, может понять, откуда что берется? Как волшебство, пусть только на краткое мгновение!

Громко щелкнул, как выстрелил, в полной тишине закипевший чайник, разбивая это взаимное познание и возвращая их в действительность.

Артем дотронулся кончиками пальцев до ее щеки и, забыв придать вопросительности предложению, сказал:

— Ты выйдешь за меня замуж!

— Ты спрашиваешь или утверждаешь? — почему-то шепотом, не отводя от него глаз, спросила Тина.

— Утверждаю!

Он притянул ее и, оторвав от пола, крепко прижал к себе сильными, самыми замечательными в мире руками! Тина повисла на нем, сцепив руки и ноги у него за спиной. Артем подтянул ее повыше, одной рукой подхватив под попку, другой крепко обняв за спину, и стал не спеша расхаживать по кухне, слегка покачивая, пытаясь унять ее боль в запястьях.

Он чувствовал ее всю и чумел от этих ощущений, точно зная, что она его, вся, вместе с этим халатиком и ночнушкой под ним, и всеми трудными мыслями в голове, с проблемами, страхами, со всей своей силой и слабостью. Так получилось. Так просто и незатейливо, без выкрутасов получилось!

Артем был горячий, такой горячий, что раскалилась ее кожа, как от ожога! Тина чувствовала его возбуждение, даже его мысли! Она положила голову ему на плечо и, вздохнув, сказала:

— Я о тебе ничего не знаю, кроме таких незначительных деталей, как ключ от наручников в пряжке ремня.

— А я тебе все расскажу! — весело пообещал он.

Ему приходилось постоянно напоминать себе, что ей больно и единственное, что ей сейчас нужно, — это успокоение. Ему казалось, что рука, поддерживающая ее под попку, посылает сигналы не в мозг, а ровно в противоположном направлении.

— Нам нельзя, — помогая ему, сказала Тина. — В целом потому, что у тебя уголовное дело, где я главная подозреваемая, и в частности потому, что в доме спят люди. Давай чаю попьем и поговорим.

— И то и другое обстоятельство меня вряд ли остановит! Но нам и в самом деле нельзя — ты вся в порезах и царапинах.

— А это вряд ли бы остановило меня, — в тон ему ответила Тина.

— Молчи, женщина! А то люди в доме прослушают полный курс необузданного секса!

Он усадил ее на стул, поцеловал в лоб и отошел — подальше от искушения.

— Молчу! Чаю?

— А давай лучше по чуть-чуть! У тебя же руки болят.

— Ну давай! — согласилась она.

— Ты сиди, — остановил ее Артем, когда Тина поднялась. — Я сам все достану.

Он открыл холодильник и стал выставлять на стол остатки закуски, аккуратно завернутые Ритой вместе с тарелками в целлофан, выставил початую бутылку, достал с полки две рюмки.

Тина зачарованно следила за его действиями. Она поймала себя на том, что еще никогда не видела, чтобы мужчина накрывал на стол. В семье у них как-то не принято было, мама не любила, когда кто-то вмешивался в ее кухонное хозяйство, тем более папа, который с удовольствием и не вмешивался, а Лешка — и говорить нечего.

Артем, расставив все на столе, разлил водку по рюмкам и сказал:

— За обезболивание!

Они чокнулись и выпили. С удовольствием хрустя соленым огурчиком, Артем сообщил:

— Сразу снимая лишние вопросы и напряги, сообщаю: я не женат и детей у меня нет.

— А был? — заинтересовалась Тина.

— Был, три года назад развелись. А про тебя у меня все запротоколировано.

— Ужас какой-то! Никаких секретов и женской таинственности!

— В тебе целый вагон женской таинственности! — рассмеялся он. — А разгадывать секреты моя специальность.

— Почему ты выбрал эту профессию?

— Знаешь, что ты совершенно неординарная? — спросил Артем, весело хохотнув, даже головой покачал. — Вместо того чтобы спросить про жену и почему я развелся, что непременно сделала бы любая женщина, ей это логичнее и интереснее, ты спрашиваешь о выборе профессии!

— Ну хочешь — спрошу, почему развелся? — спохватилась Тина, хотя это было ей не так интересно, как другим обозначенным им женщинам.

Артем задумался, посмотрел в темное окно, пытаясь сформулировать ответ для себя самого.

— Удивительно, но я только сейчас понял, что никогда этого не озвучивал, да и мысленно не задавал себе такого вопроса. После армии поступил на юрфак в МГУ, школу я окончил с золотой медалью, поэтому поступил сразу, без всякого блата.

Артем встал, взял со столешницы, куда Рита сложила все пачки, сигареты, закурил, давая себе время сосредоточиться.

— Мое поколение приняло на себя весь перелом — переход от одной жизни к другой. Ты еще маленькая, тебе всего тридцать, ваше поколение это не так чувствовало и понимало. Мы начинали учебу в Союзе, а закончили в России, после полного развала страны. Еще в университете все кинулись в кооперативное движение, в зарабатывание денег. К диплому как-то незаметно поделились на богатых и небогатых, еще не бедных, но уже других. И как обычно — богатые презирают бедных, за неумение крутиться и зарабатывать и за большую степень свободы от денежных знаков; бедные ненавидят богатых, по исторически сложившейся традиции. Что удивительно, ничего делать не будут, даже пытаться, просто лежат на диване или пьют водку и тырят по-маленькому, и ненавидят! Те, кто почувствовал сладкий вкус денег, утратили грань, где надо остановиться, чтобы остаться человеком, а те, кто, ничего не делая, просто ненавидят, доводят этим чувством себя до шизы. Мне не нравятся оба полюса! Я за то, чтобы всеобщий психоз денег, захлестнувший страну, не распространялся как зараза, мне от этого откровенно тошно. Я точно знаю, что для этого нужны простые действия, типа «вор должен сидеть в тюрьме»! Человек должен знать, что наказание неотвратимо существует для всех, независимо от размеров кошелька и должности, ну, в идеале. Я понимаю, что это звучит пафосно, да и с органами власти и законами у нас пока беда, но начинать надо с себя в первую очередь. Поэтому я стою на этом рубеже, зная, что, если дело проходит через меня и человек действительно виноват, я доведу его до суда, постараюсь, по крайней мере. Вот говорю это тебе, и самому удивительно, что, оказывается, мыслю такими категориями. В работе как-то легче — не подводишь платформу и обоснование, а просто делаешь свое дело. Я стараюсь делать его честно, насколько могу.

Артем замолчал, удивляясь, чего это он так разошелся, хотя кому, как не Тине, пытаться объяснить свою позицию. И уже спокойнее, как-то по-мальчишески, добавил:

— А еще мне очень нравится переигрывать противника, вычислять его, расщелкивать все его ходы и схемы!

— Значит, любишь побеждать! — сказала Тина, слегка обескураженная его откровенностью и такими глубоко личностными мыслями, которыми он делился, и призналась: — А мне всегда было жаль, в книгах или в кино, когда мошенник или крупный вор придумывал замечательную схему, а его вычисляли.

— Синдром Робин Гуда, всем кажется, что обманывают и обворовывают только богатых. Увы, в нашей стране все мошенничества рассчитаны на малоимущих людей, — усмехнулся он.

— Ты прав. И потом, пока лично человека не коснется какое-нибудь несчастье, ему кажется, что все происходящее с другими просто, легко и не трагично.

— За что и предлагаю выпить! — улыбнулся Артем.

— Поддерживаю!

Тина встала, достала из холодильника томатный сок, налила себе в стакан, вернулась за стол и, взяв рюмку-мензурочку, сказала:

— Постараюсь быть обычной логичной женщиной!

— Боже меня упаси! — изобразив ужас на лице, воскликнул Артем и демонстративно выпил стопку.

— Я к тому, — пояснила Тина, — что надо спросить: почему вы развелись?

— О господи! Мне так нравилась твоя неординарность, а ты все портишь!

— Начинается! — рассмеялась Тина. — Мужские увертки?

— Нет, нет! Все просто: у меня такая работа… как бы объяснить… полная сюрпризов, что ли.

— Ты хочешь сказать, что сегодняшняя, вернее, уже вчерашняя ситуация — это будни следователя?

— Ну не будни, но всякое случается. Часто дома не ночуешь, сутками пропадаешь, неожиданно куда-то уезжаешь. Мы с Ольгой учились на одном курсе, после университета долго не виделись, а тут как-то встретились, начали встречаться, ну и поженились пять лет назад, а через два года развелись. Ей, оказалось, невозможно было принять мою работу и проистекающий из нее образ жизни.

— Если я правильно поняла, то ты говоришь о полном, практически безоговорочном доверии?

— Да, именно о нем!

Артем расслабился, у него даже мышцы расслабились от того, как правильно она поняла то, что он и сформулировать-то не мог. Именно безоговорочное доверие, обоюдное, не как чувство долга или степень ответственности, а как нечто врожденное, естественное. В их с Гришкой профессии только так можно жить в семье. Ничего другого — ревность, проверки, подозрения — невозможно. Встретить женщину, которая, даже увидев тебя в обнимку с другой, будет верить тебе, понимая, что в твоей работе возможно всякое, и черте что, и актерство необходимое, — нереально! Да и самому не использовать эту веру, прикрывая свои грешки, а жить этим, хранить это, как дар Божий, — тоже пойди найди такого мужика! А кто таких женщин знает? Встречали? Ну вот и он не знал. И не встречал.

— В то время я вел несколько дел, — решил рассказать ей Артем, — и большая часть фигурантов старалась повлиять на следствие — взятки, шантаж и тому подобное. Когда я отказался от очередного предложения, Ольге прислали фотографии, где была снята постельная сцена с проституткой и мной. Очень хороший монтаж. Я объяснил, и мой начальник с ней разговаривал и объяснял, что это провокация. Она поверила, но принять это так и не смогла.

Он вспомнил, как Ольга рыдала на кухне, когда уже собрала все свои вещи и выставила их в коридоре. Он споткнулся о сумки, когда вошел в квартиру.

— Оля, ты уезжаешь?

— Я ухожу, Артем! — рыдая, ответила она, так и не выйдя ему навстречу.

Не разуваясь, он прошел в кухню, налил из крана стакан воды и протянул ей:

— Не плачь!

— Я не могу! — Она отпила воды и держала, двумя руками, стакан на весу. Слезы катились по щекам, делая ее некрасивой. — Я не могу, — повторила Ольга. — Я верю, что это не ты, мне показали у тебя на работе, как был сделан монтаж, но я все время представляю тебя с этой женщиной! Больше я так не могу, я с ума сойду! А если мне еще раз такое пришлют? А если тогда это будет не монтаж? Все понимаю — нам про это лекции читали в университете, но я просто слабая. Я подозреваю тебя, когда ты задерживаешься и не приходишь домой по ночам, подозреваю, когда ты срываешься в срочную командировку! Я думаю о том, что ты изменяешь мне, все время!

— Иди, Оля, так будет лучше, — освобождая ее от всего сразу, согласился Артем.

После ее ухода он долго сидел за столом — включал и выключал чайник несколько раз, так и не налив себе чаю, курил и думал.

К утру он сделал вывод: невозможно совместить его работу и семью! Это должна быть необыкновенная, ненормальная и очень родная женщина, чтобы принимать его работу именно в этой стране и в это гребаное время! А поскольку таких женщин в природе не существует, проще одному. И проще, и легче, и удобнее.

— Это трудно, Артем — возвращая его в действительность, сказала «не существующая в природе» женщина. — Это очень трудно. Может, ты просто ее не любил, и она чувствовала это, или любил не до такой степени, чтобы могла тебе верить?

— Скорее всего. — Он посмотрел на нее и пояснил: — Мне ведь надо было встретить тебя.

— Пьем? — раздался суровый шепот от двери.

Тина и Артем повернулись на голос и увидели Бывалого. Он вошел, притворил за собой дверь и все тем же суровым шепотом возмутился:

— Втихушку! А про боевого товарища, можно сказать героя Петровки, забыли!

— У нас самообслуживание, бери тарелку, рюмку и садись, герой Петровки! — рассмеялся Артем.

— Что вы, что вы! — замахал на него руками Гришка. — Разве ж можно, гражданин начальник! Конечно-с, мы сами-с, и возьмем, и нальем-с!

Гришка быстро все нашел, точно зная, где что стоит и лежит, очередной раз удивив Тину, сыщик, как говорится, он и в Африке, а заодно «хоть в тушке, хоть в чучеле» сыщик, один раз посидел за столом, отложив в памяти все мелочи.

— Ух ты! — не удержалась она от восхищения.

— Уж извините-с, — понял ее Гришка, — такие вот мы, издержки профессии, знаете ли.

Он быстро налил всем водки, поднял рюмочку и, вздохнув, обратился к Тине, переходя на «ты»:

— Намаешься ты с ним, ох намаешься! — и опрокинул в себя водочку, крякнув от удовольствия.

Он все про них понял, еще там, когда они вдвоем бежали к машине.