Вирус ненависти Алюшина Татьяна

Вот именно — вдвоем! Как одно целое, как команда, без истерик, без выяснения, кто главней и умней и кого надо слушаться. Это считывалось сразу и было понятно без слов, и не только ему. Это поняли все ребята, и Андрей, садясь в автобус, сказал:

— Все, попал Беркутов! Но на этот раз в десятку! Нет, ну какую девчонку отхватил, а! Везет нашему важняку!

— Да, — вздохнул Гришка, — пропал товарищ!

— Что здесь происходит? Вы что, опупели? Три часа ночи, а вы водку пьете? — возмущенно прошипела с порога кухни Ритка.

Она была в халате, с примятым ото сна лицом и щурила глаза, отворачиваясь от света.

— Ночное совещание, — ответил Гришка улыбаясь и задушевно так поинтересовался: — А ты, Ритуль, как я понимаю, не будешь?

Он безоговорочно, всей своей знаменитой ментовской печенкой чувствовал этих двух девчонок, уважал и радовался, что такие женщины встречаются в жизни, с удовольствием переходя на «ты», без лишних церемоний и расшаркиваний. Уже познакомившись с Риткиным характером, он с нетерпением ждал, что она поднимет брошенную перчатку.

И Ритка его не разочаровала.

— Григорий Павлович, — ответила она официальным тоном, усаживаясь за стол. — Вы ведь, говорят, один из самых крутых следователей, значит, хороший психолог. Неужели вы не знаете, что перед женщиной нельзя зажигать красный свет, — она воспринимает его как призыв к атаке и не иначе как зеленый! Наливайте!

— Уважаю умных женщин, — рассмеялся Гришка, быстро поднимаясь и ставя перед ней рюмочку и тарелку.

— А я галантных мужчин, — поддержала его Ритка.

Артем с Тиной переглянулись, слушая их диалог, и усмехнулись: «Да уж, с ними не соскучишься!»

— Артем, мне ужасно любопытно, почему вы носите в пряжке ремня ключ от наручников, — не удержалась Ритка.

— Риточка, раз пошла такая песня, давайте на «ты»?

— Легко! И с удовольствием! — согласилась Рита.

— Это подарок, — объяснил Артем. — Как-то давно я вел одно дело, и ребятки, проходящие по нему, решили «побеседовать» со мной, так сказать, более тесно. Мне пришлось «отказаться» от их гостеприимства и протопать десять километров по лесу в наручниках. Все обошлось, как видите, но через два дня мой начальник в паре с Гришкой преподнесли мне этот подарок — универсальный ключ в пряжке ремня. С тех пор и ношу.

— «Какая у людей интересная жизнь — туда ехали, стреляли, назад едут, опять стреляют!» — процитировала Тина фразу из старого фильма.

— Господа! — обратился ко всем Григорий. — Коль мы все не спим в это замечательное время суток и собрались такой тесной компанией, предлагаю побеседовать по существу Тининого дела. А в частности, объясни мне, Тина, кто может так яростно и настойчиво желать тебя подставить?

— Не знаю! Честно, Гриша. Мы с Ритой всех друзей и знакомых перебрали, все думаем, кому это нужно, но так ничего и не надумали.

Ритка перешла к делу, становясь собранной и деловитой:

— Получается, что кто-то мечтает засадить ее за решетку?

Артем с Григорием одновременно кивнули, соглашаясь с ней, мгновенно перестроились с благости на работу.

— Я составила список всех друзей, подруг, мужей подруг, даже старых знакомых. Прошлась по каждому, стараясь вспомнить, до мелочей, их претензии и обиды на Тину, но… ничего — пустой номер!

— Может, все-таки к Тине это не имеет отношения? — задумчиво сказал Григорий. — Кто-то использует ее в виде дымовой завесы.

— Нет! — Тина решилась произнести вслух свои выводы. — Я чувствую, что этот человек ненавидит меня. — Она помолчала и добавила: — И еще… все, что случилось, — это только начало, дальше будет еще запутаннее и конкретнее, что ли. И я просто не представляю, кто это может быть и что ему от меня надо!

— Тиночка, — взяв ее ладошку в свои руки, успокаивающе сказал Григорий, — ты же умница, не бойся. Мы обязательно разберемся! — И, всегда оставаясь следователем, спросил: — Почему ты уверена в этом?

— Я не знаю, принимаешь ли ты во внимание ощущения или только факты, но, когда он позвонил по телефону, я слушала его дыхание и чувствовала его ненависть. Вот прямо физически чувствовала. Это я потом сообразила, что он проверяет, арестовали меня или нет.

— Как это ни прискорбно, — сказал Артем, — но должен сообщить, что надо ждать развития событий. Его надо провоцировать на действия, при этом ты не должна оставаться одна. А он ни в коем случае не должен об этом знать.

— Мы с Денисом можем переселиться к ней, — предложила Ритка.

— Ритуля, это не катит! — возразил Гришка. — Ты же, как юрист, должна понимать, что твои показания, подруги, почти родственницы, и показания Дениски, как несовершеннолетнего, не имеют силы.

— Может, я перееду к ней или она ко мне? — с сомнением предложил Артем.

— Беркут, то, что ты предлагаешь, — форма защиты и использование служебного положения, и ничего более. Вы себя со стороны видели? — спросил ехидно Гришка. — От вас же искры летят в разные стороны! И как только произойдет переход от служебного к простому, так сказать, положению, а произойдет это в ближайшее время, тебя тут же отстранят от дела — и все, ты выпадаешь, сразу! Поэтому как старший товарищ рекомендую вам держаться друг от друга подальше.

— И что мне делать? — спросила покрасневшая от такой прямоты Тина.

— Будь все время среди людей, на работе с утра до вечера, принимай участие во всех корпоративных пьянках, иногда ночуй у друзей и подруг, — ответил Гриша. — Словом, все время помни об алиби и своей безопасности. И главное, Тина, не бойся, не поддавайся панике! Ты ведь у нас умница, сегодня всем показала!

— Я не удержалась и все-таки разузнала про этого адвоката, — голосом провинившейся школьницы сказала Ритка.

— И что? — сразу делая стойку, спросил Бывалый.

— Пользуется известностью, у него безупречная репутация, вообще, не лох какой-то, а вполне грамотный адвокат. Я не стала уточнять, как его нанял «клиент», чтобы не вызвать подозрений, это, пардон, уже ваша работа.

— Кстати, о работе, пошли спать, завтра у всех трудовые будни, — предложила Тина. — Бог с ним, с этим злодеем. Утро вечера мудренее.

— Тогда посошок! — согласился Гришка.

Они выпили и все сразу встали, убирая посуду и остатки закуски. Ритка и Гришка тихо ретировались, не мешая говорить Артему с Тиной. Он обнял ее, уперся подбородком в ее макушку и, вздохнув, сказал:

— Иди спи. Нам действительно нельзя, Гришка прав. Бросать тебя в этом деле я не намерен и доведу его до конца.

Он отстранился, поднял двумя пальцами ее лицо за подбородок, так чтобы посмотреть в глаза.

— Мы его вычислим! Только помни, что при любом непонятном или случайном происшествии, даже если просто чьи-то слова тебе не понравились, — сразу звони мне или Гришке. Договорились? И еще. Кто бы ни попросил тебя побеседовать наедине или банальное: «Вас спрашивают на проходной», ни при каких обстоятельствах не выходи одна, всегда будь с кем-то.

Тина кивнула в знак согласия, прекрасно понимая, что никто — ни он, ни вся «королевская рать», ни она сама — не может застраховать ее от изворотливости ума этого человека.

— Иди спи, — повторил Артем. Он отпустил ее, не позволяя себе даже легкого прощального поцелуя, — для одного дня испытания его силы воли было более чем достаточно!

Утром Артем облачился в свой выстиранный, высушенный и очень мятый, поскольку гладить его было некогда, костюм.

— Очень миленько, — приветствовала его Рита, когда он вошел в кухню, где вся компания уже завтракала. — Вполне вписывается в последние веяния моды!

— Пожалуй, я обойдусь без этого авангарда.

— Всем доброе утро!

Тина налила ему кофе, когда он присоединился к компании за столом, и подвинула к нему тарелку с бутербродами.

После ночных откровений ей почему-то было неловко смотреть на него, и она отводила глаза, стараясь держаться от него подальше.

— Маргарита Юрьевна, — обратился Артем к Рите, — не будете ли вы столь любезны подвезти меня и моего боевого товарища, Григория Павловича, на Петровку?

— Конечно, подвезу! — радостно согласилась Рита. — Кстати, а где твоя машина?

— Ее вчера ребята перегнали от кафе на Петровку. — Он допил кофе, посмотрел на часы. — По коням, время поджимает!

Артем краем глаза все время наблюдал за Тиной и видел, что она смущена, немного напряжена и старается не встречаться с ним взглядом.

«С чего бы это? Может, думает, что все сказанное ночью было продиктовано неординарностью ситуации? Ладно, разберемся!»

В машине у них разгорелся жаркий спор. Тина считала, что Дениса надо отправить к бабушкам, Григорий ее поддержал. Рита была против — до школы считаные дни остались, какие бабушки? Артем тоже был против Денискиного отъезда, считая его бесполезным. Если этот человек знает о них все, то уж Дениску у бабушек он сразу найдет, оттуда даже проще его увезти — бабушки не помеха!

Дениска верещал, что никуда не поедет, еще чего! Здесь столько событий! И не может он Тину с Ритой одних оставить!

Спор разгорался, все говорили, вернее, орали одновременно, пока, перекрикивая всех, Ритка не сообщила:

— Все, господа, Петровка! Следующая станция Большие Васюки! Большинством голосов ребенок остается!

— Ура-а! — подвел итог объект спора.

Тина разговаривала по телефону с поставщиком оборудования, когда к ней в кабинет зашел Сергей и сурово приказал:

— Тина, пройди ко мне!

Он развернулся и широкими шагами, не оглядываясь, пошел к себе. Тина, быстро закончив разговор, побежала за ним, как нашалившая девочка, пытаясь сообразить, что она такого сделала.

Он пропустил ее вперед, в кабинет и сказал секретарше Вере:

— Сделай два кофе и ни с кем меня не соединяй.

— Хорошо, Сергей Владимирович, — ответила Вера.

Она поймала взгляд Тины: «Чего он разбушевался?» — и пожала плечами: «Понятия не имею!»

Сергей зашел в кабинет, прикрыл за собой дверь, обошел стоявшую по стойке «смирно» Тину, сел в кресло и спросил:

— Тина, что у тебя с руками?

— Боевое ранение. — Она вздохнула, понимая, что избежать разговора не удастся, и села в кресло напротив него.

— Давай, Тина, рассказывай, что происходит.

Они проговорили два часа. Сергей снял пиджак, повесил его на спинку кресла, ослабил галстук. Через двадцать минут разговора достал коньяк из бара. В кабинете плавал сизый дым от выкуренных сигарет. Тина чувствовала горький привкус во рту от трех чашек выпитого кофе и страха, который она переживала заново, рассказывая Сергею все без комментариев, только факты.

— Это очень похоже на месть, — сказал он, — причем на женскую месть, а если это ход, чтобы отвлечь следствие, то он тщательно спланирован. Очень, очень хорошо спланирован. К сожалению, следователи правы, надо ждать развития событий, его следующего шага.

Он встал, подошел к ней, выдернул за руку из кресла и обнял.

— Ничего, девочка, все будет хорошо! Думаю, слабо ему тебя схавать! — Он отодвинулся, посмотрел на нее и улыбнулся: — Иди работай, раз уж тебе надо быть в коллективе. Что-нибудь придумаем.

— Спасибо, Сереж!

— Иди, иди! — другим, деловым тоном сказал он, поправляя галстук и усаживаясь в кресло за рабочий стол.

После разговора с Сергеем работа совсем не клеилась. Тина, задумавшись, смотрела в окно, непонятно что высматривая, может, ответы?

Шел дождь, сбивая с деревьев желтые листья. Самый не любимый ею, мелкий, моросящий, какой-то ноябрьский дождь, не обращающий внимания на такие мелочи, как конец лета, август и свое полное несоответствие сезону.

«Пойду к Марии Захаровне! — решила Тина. — Точно! Выговорюсь, мне легче станет. Она обязательно скажет что-нибудь неожиданное, ободряющее. И вообще, я по ней соскучилась!»

Мария Захаровна была ее тайным оружием от напастей.

Когда Тина только приехала в Москву и они с Риткой боролись за выживание, она обнаружила в себе привычку гулять по Москве в особо тяжелые моменты. Когда чувство безысходности накрывало с головой, не давая продохнуть. Казалось, все: ни черта никогда не изменится в ее жизни, что бы она ни делала, как бы ни старалась, — не выбраться из нищеты, усталости вековой, трудностей бесконечных! Тогда Тина ехала в центр и бродила, отрывая час-два от работы или сна, исцеляя себя. Она любила Москву.

Полюбила не с первого взгляда, а с первой вот такой прогулки. Тина бродила по бульварам, переулкам, московским дворикам, аллеям, впитывая в себя дух города и поражаясь его силе и мудрости. Все когда-то и кем-то сказанное и написанное о Москве было, конечно, правильно, не весьма однобоко — видением данного, пусть и гениального, человека. На самом деле энергетика, дух и душа города были постоянной, ускользающей от словесного описания величиной. Москва, странным образом, только по одной ей известной шкале ценностей, либо принимала человека, либо отвергала сразу, вне зависимости от того, плохой он или хороший по общепринятым, людским эталонам. Но, независимо от того, оставался он здесь или уезжал, вирус ее притягательности попадал человеку в кровь да так и оставался с ним на всю жизнь.

Со временем у Тины появились любимые маршруты, места, улицы, которые, как ей казалось, успокаивали больше других.

Как-то зимой она гуляла по Чистым прудам и заметила женщину, сидящую на скамейке. Она удивилась — было очень морозно, поэтому гуляющих людей почти не встречалось, и уж тем более никто не сидел на скамейках. Она подошла к женщине и спросила:

— Вам плохо? Может, помощь нужна?

— Нет, деточка, но за заботу спасибо! Это сейчас редкость, — ответила, улыбнувшись, женщина.

На вид ей было около семидесяти, очень приятная, улыбчивая, с веселыми, задорными глазами пожилая женщина, которую ни бабушкой, ни старушкой никак нельзя назвать. Она была хорошо одета — каракулевая шубка, муфточка; уложенные в прическе под кокетливой, тоже каракулевой шапочкой волосы, румянец на щеках, обаятельная улыбка. Тина не удивилась, если бы под шубой обнаружилась блузка с камеей на воротничке и дорогая теплая шаль — образ старой аристократки, вынесенный из советских фильмов.

— Я гуляю каждый день, — пояснила женщина. — Быстрым шагом, в любую погоду, а эта скамейка — некий финиш моего маршрута, я отдыхаю здесь десять минут и уже спокойным шагом возвращаюсь домой.

— Я бы так не смогла! — проникаясь уважением, ответила Тина. — Каждый день, невзирая на погоду и настроение!

— Сможете, когда не захотите сдаваться возрасту и тому самому настроению. Мои десять минут прошли, — поднимаясь со скамейки, сказала она. — Может, прогуляетесь до моего дома и выпьете со мной чаю?

— Это, наверное, неудобно, — смутилась Тина. — И потом, небезопасно вот так приглашать в дом незнакомого человека.

— Я людей вижу сразу, меня очень нелегко обмануть. А вам, как я поняла, надо с кем-то поговорить!

И Тина согласилась.

Мария Захаровна, как звали ее новую знакомую, жила на Чистопрудном бульваре, в старом доме, в огромной, светлой, с высоченными потолками квартире.

Когда они вошли к ней, Тина вздохнула от восхищения и забыла дышать, так необыкновенно созвучна была ей атмосфера этой квартиры.

Мебели немного, но старая, еще прошлого века, добротная, из цельного дерева. Никаких слоников, вязаных салфеточек и, главное, герани, которую Тина почему-то терпеть не могла. Много книг в стеллажах до потолка, фотографий в рамках, стоящих на комоде и трюмо, огромный фикус в эркере, легкие занавески на высоких окнах, дубовый круглый стол, укрытый скатертью до пола, светлые акварели на стенах, какие-то необыкновенные статуэтки, шкатулочки, милые безделушки, еле уловимый запах роз, корицы, ванили.

Тина ходила по большой гостиной и дотрагивалась до вещей кончиками пальцев, преодолевая чувство неловкости, так неудержимо ей хотелось все это потрогать. В атмосфере и обстановке дома не было никакой вычурности, продуманности интерьера, гармоничный, непринужденный беспорядок, где каждая вещь дополняла другую, находясь на своем месте.

— Я вижу, вам понравился мой дом? — услышала Тина голос за спиной.

В это время она рассматривала акварель с авторской подписью, повернулась и, не сдержав восторга, ответила:

— Невероятно! Это очень созвучно мне внутри! Как бы это объяснить?

— Я вас прекрасно поняла. Это квартира моих родителей. Здесь почти все сохранилось, как было при маме. Кое-что добавила я, многое продалось во время войны и после, но в целом дух сохранен. Давайте, деточка, чай пить.

Были фарфоровые чашечки с блюдцами, хрустальные вазочки с вареньем, розетки, горячий чай в пузатом фарфоровом чайнике, серебряная сахарница — все то, что уносило Тину в прекрасную нереальность прошлого, успокаивая, умиротворяя.

Мария Захаровна поразила и покорила Тину сразу! Ей было семьдесят три года, и она прошла все, что только мог пройти вместе с этой страной человек, родившийся в двадцатые годы. Невероятно живая, остроумная, мудрая, о себе она рассказывала скупо, а вот Тину расспрашивала подробно о жизни, проблемах, трудностях.

— Знаете, Тиночка, я вижу очень многих людей, когда гуляю, да и встречаюсь со многими. Наш бульвар притягателен для размышления, туда часто приходят пройтись, подумать в одиночестве. Вы меня сразу поразили, у меня дальнозоркость, я вас издалека заметила. И было понятно, что у вас проблема, но вы боретесь! Вы пришли пройтись не для того, чтобы пожалеть себя, а чтобы набраться душевных сил для борьбы. И это замечательно! Как много я видела рыдающих девушек на этих скамейках, опустивших руки, поддавшихся обстоятельствам, и это печально! Поплакать иногда очень полезно, но только для того, чтобы оставить в прошлом все, что оплакиваешь, встряхнуться и идти вперед. Нельзя сдаваться, нельзя застревать в болевом моменте и жить только в нем. Вы, Тиночка, боец, но с этим, увы, тоже не следует перегибать. Становиться железной — значит утратить женственность. Нужно чувствовать грань между силой духа женщины и пробивной, таранящей силой в мужских играх. К сожалению, многие молодые женщины не умеют вовремя остановиться и пропустить мужчину вперед. — Она вдруг замолчала и улыбнулась. — Ну, вам это не грозит, в вас море женского очарования.

— Вы меня захвалили, — смутилась Тина.

— Ничего, это полезно иногда. Еще чаю?

— С удовольствием!

У Марии Захаровны было двое детей, пятеро внуков и трое правнуков. Вся семья ее обожала. Дети бегали к ней за советом и отсидеться от бед и напастей. Она принимала, вытирала слезы, а через несколько дней выпроваживала, объясняя свою позицию:

— От проблем нельзя убегать, надо идти им навстречу и решать, иначе так и пробегаешь всю жизнь. Ты успокоился, позволил себе передышку, поплакал, пожалел себя, и хватит — иди и побеждай неприятности.

Дети все время уговаривали ее переехать к ним, чтобы не жила одна, она категорически отказывалась.

— Мой любимый муж, с которым мы прожили всю жизнь, умер десять лет назад, — объясняла она Тине. — Он был единственным человеком, с которым я могла жить, делить быт и каждый день благодарить Бога, что мы вместе. Мы очень долго жили большой семьей, и у меня никогда не было возможности побыть одной. Я только недавно поняла, как это важно. Мне не бывает скучно одной, я хорошо обеспечена, и дети помогают. — Она рассмеялась: — Я разрешила себе быть эгоисткой, и наслаждаюсь этим, не задевая никого из близких, а это очень важно, чтобы не за счет других.

Так они познакомились и подружились.

Тина рассказала о Марии Захаровне Рите, но за семь лет они так и не встретились, общаясь только по телефону. Рита относилась к ней с огромным уважением и немного побаивалась.

— Она про человека все сразу понимает, — говорила Ритка, отказываясь идти в гости вместе с Тиной. — А я про себя всю правду знать не хочу, итак понимаю, что далеко не белая и не пушистая.

Алексей знал, что у Тины есть пожилая знакомая, которую она иногда навещает, но интереса не проявлял и раздражался, когда Тина к ней ходила, как правило раз в месяц.

Тина зашла после работы в универсам, купила в кондитерском отделе торт «Птичье молоко», который Мария Захаровна любила, конфеты «Белочка» и дорогой душистый зеленый чай. Она шла по бульвару и улыбалась, вспоминая их первую встречу. Тина никому не признавалась в своих тайных мыслях, она смущалась, думая, что Бог, увидев, как ей трудно, послал своего помощника, вернее, помощницу, которая не давала ей застревать в обидах, жалости к себе, обвинениях других людей, побуждая двигаться вперед.

— Тиночка! Как я рада тебя видеть, — приветствовала ее Мария Захаровна, открывая дверь.

— Здравствуйте, Мария Захаровна! Я по вас соскучилась!

— Заходи скорее! — Она расцеловала Тину в обе щеки. — Давно тебя не было. О, мой любимый тортик! Ну, давай за стол, чай готов!

Тина почувствовала, как расслабляется, первый раз за все это время, будто спряталась от напастей в надежном месте, где обязательно помогут и спасут. Ей казалось, что она долго не могла дышать и наконец вздохнула полной грудью, словно из воды вынырнула. Облегчение было таким большим, почти физическим, что на глаза навернулись слезы.

— Детка! Ты плачешь? Ну-ка, идем!

Мария Захаровна взяла Тину за руку, повела в гостиную и усадила за стол, по обыкновению сервированный к чаю.

— Сейчас ты выпьешь чашку чаю, успокоишься и все расскажешь.

Тина вытерла слезы, судорожно вздохнула, как обиженный ребенок, выпила, почти залпом, чай и стала рассказывать в который раз, начиная с того момента, как Ритка попросила привезти платье.

Мария Захаровна слушала внимательно, задавала вопросы, просила повторить некоторые моменты, уточняла детали.

Они выпили весь заваренный чай и пошли в кухню сделать новый, не прерывая разговора. Вернувшись за стол, Тина разлила по чашкам горячий душистый чай, Мария Захаровна отпила из своей чашки, обдумывая все услышанное. Тина с нетерпением ждала, что она скажет.

— Знаешь, детка, во всей твоей истории я вижу много положительного!

— Что?! — поперхнулась от неожиданности и закашлялась Тина.

— Да-да! Как говорится: «Не было бы счастья, да несчастье помогло!» Что ты так удивилась? — Она встала, похлопала Тину ладошкой по спине. — Запей чаем.

— Уже прошло, все в порядке, — ответила Тина.

— Так вот, — продолжила Мария Захаровна, возвращаясь на свое место, — ты бы никогда сама не ушла от Алексея, а если бы и ушла, то долго мучила себя обвинениями в своей несостоятельности и предательстве. Расставаться вам надо было давно, эти отношения себя изжили, да они изначально были замешены не на тех дрожжах. Ладно бы секс был замечательный или кто-то из вас любил другого, но ты и сама с этим уже разобралась. Значит, надо поблагодарить Господа и твою Людмилу, что тебе был дан прекрасный повод расстаться, не обвиняя себя. Ты согласна?

— Да, с этим на все сто!

— Это первый, очень положительный момент! Второй в том, что благодаря этому покушению ты встретилась с Артемом Константиновичем! Правильно?

— Да, — смутилась Тина и слегка покраснела.

— Нечего смущаться! Это ведь замечательно! Судя по тому, что ты рассказала, это твой мужчина, хотя я его не видела и могу судить только с твоих слов. Но самое главное, что ты наконец-то открыла свое сердце для настоящего чувства! Ты, Тиночка, боялась любить мужчину, поэтому и жила с Алексеем — так безопасней!

— Я и сейчас боюсь, — честно призналась Тина.

— А нечего бояться! — возмутилась Мария Захаровна и стукнула кулачком по столу. — Ишь, какие они пошли нежные — любить боятся! Ты сначала попробуй, проживи эти чувства, и если будет больно, ну и что — дело того стоит! Уж поверь мне! И хватит от жизни прятаться! Дает тебе Бог твоего человека, так бери и благодари за великое счастье, потому, что мало кому в жизни такое дается — свой, родной человек! — Она успокоилась, улыбнулась задорной улыбкой, погладила Тину по руке. — Ты извини, что я вспылила, но меня возмущает такая трусость. Молодым кажется, что любовь — это сплошные розы, а это поле непаханное, это работа каждодневная, и компромиссы, и уступки, и черт его знает что еще! Ну что, будешь бегать, прятаться или рискнешь любить? — провокационно спросила она.

— Рискну! — рассмеялась Тина. — Думаю, я сделала выбор сразу, как только его увидела. Да и не убегаю я от него.

— Вот и умница! Впрочем, я не сомневалась, ты же не трусиха. Что же касается третьего положительного момента, то тут сложнее.

— А что, есть еще и третий? — спросила Тина, развеселясь и чувствуя какую-то бесшабашность.

— Конечно! Если это было покушение на госчиновника, замаскированное под тебя, то Леша с перепугу все про себя выложит следователям и, я думаю, ты очень много интересного узнаешь о нем и о его товарищах.

— Что там может быть интересного? — удивилась Тина.

— Не знаю, но думаю, что не все у них там гладко, как тебе рассказывают, хотя тебя это уже не касается.

— Я давно не интересуюсь их делами.

— Значит, тебя это не расстроит. Далее, если это направлено против Алексея, то он в чем-то замешан, и опять же хорошо, что вы вовремя расстались. Если все-таки это направлено против тебя, возникает третий положительный момент! Получается, что есть человек, на которого ты и подумать не можешь, а он тебя ненавидит до такой степени, что готов уничтожить, и его ненависть стала такой большой, что он начал действовать. Его поймают, и ты освободишься от присутствия в твоей жизни скрытого предателя! Ненависть заразна, как вирус, даже в скрытом виде, она отравляет, проникая в твое жизненное пространство. Вот скажи мне, если бы ты была уверена, что это кто-то из знакомых, ты бы предпочла, чтобы все так и оставалось, то есть прикрытое дружелюбием полное предательство, или пусть все вскроется и разрешится?

— Конечно второе!

— Тогда вот он, третий положительный момент! Пусть пугающе, пусть в извращенной форме, но он раскрылся и начал действовать! Ты девочка умная, да и Беркутов, судя по всему, не дурак, и друг его, они его найдут!

— Мария Захаровна! Вы меня всегда поражаете своим умением увидеть проблему с совершенно неожиданной стороны! — восхитилась Тина. — Но я никак не пойму, за что это все на меня обрушилось, да еще это похищение нас с Артемом!

— Это самый непродуктивный вопрос на земле: «За что?» Люди так любят его задавать, заранее снимая с себя ответственность, дескать, если кто-то за что-то наказывает, то наказывающий и виноват в твоих страданиях. А ведь большая часть страданий дана не «за что», а «для чего»!

— То есть если человек страдает, то он страдает для чего-то?

— В большинстве случаев именно так! Тяжелая болезнь, экстремальная ситуация, несчастный случай — все это возможность пересмотреть свою жизнь и понять, что ты делаешь такого, что привело тебя к этому состоянию. И поменять, иногда кардинально, свою жизнь, увидеть неправильность своих поступков, своих мыслей, своих глубоких страхов, и рискнуть жить по-другому!

— А если человек жил праведно, я имею в виду, что он добрый, отзывчивый, любящий, заповедей не нарушал, в общем и целом замечательный, и вдруг у него обнаруживают рак? Так он неправильно жил?

— Может, и неправильно. Мы видим только внешнее поведение, только то, что человек демонстрирует окружающим, а что он думал всю жизнь, с какими мыслями жил, знает только он, да и то не всегда. Очень часто человек обманывает самого себя. Может, ему хотелось пить, гулять, драться, а он сдерживал и жестко контролировал свои поступки, что и привело к такой тяжелой болезни.

— Так что, лучше было бы, если б он был пьяницей и дебоширом?

— Я не знаю. Говорят же, что пути Господни неисповедимы, но точно знаю, что в большинстве случаев в своих болезнях и неустроенности жизни виноваты мы сами, наши мысли. Ведь даже ученые установили и доказали, какие наши негативные мысли отвечают за ту или иную болезнь! Так что, как оказалось, в этом нет ничего мистического — мы сами в ответе за свои мысли, за свою жизнь.

— Получается, что все сейчас со мной происходящее — результат моего неправильного мышления? — спросила Тина.

Ей было интересно, и она чувствовала, что ответ где-то рядом, только надо сделать небольшое усилие и поймешь нечто важное, нечто такое, что укажет ей на «злодея».

— Скорее всего… — Мария Захаровна задумалась, глотнула чая, посмотрела, улыбнувшись, на Тину. — Я думаю, что в твоей ситуации смешалось сразу несколько факторов. Во-первых, как правило, человек чего больше боится, то и получает. Вот ты боишься любви, той степени открытости, откровенности, которая возникает у любящих людей, и сейчас тебя преследует именно это, но с противоположным знаком. Ненависть полный антипод любви. Вот чего ты боишься больше всего?

Тина задумалась.

Мария Захаровна была права — человек очень умело обманывает себя, пряча мысли, которые его пугают и в которых он не хочет признаваться в первую очередь самому себе. Сделать над собой волевое усилие и честно признаться самому себе очень сложно, тем более произнести это вслух.

Она прикрыла глаза, откинулась на спинку стула и прислушалась к ощущениям, положившись на интуицию, понимая, что, от какой мысли ей станет больнее всего и она скажет себе: «Нет-нет, это не так», там и есть истина.

Мария Захаровна молчала, давая ей возможность разобраться.

— Я думаю, что больше всего боюсь, что меня не воспримут, не оценят такой, какая я есть, со всеми моими мыслями, умом, жизненными принципами. Не разглядят, как не принимали, не понимали и отвергали в детстве, обращая внимание только на внешнее.

— Умница! — поддержала ее Мария Захаровна. — За такое признание, а главное, за твою смелость стоит выпить! — Она наклонилась к Тине через стол и заговорщицким шепотом предложила: — Давай наливочки тяпнем?

Тина рассмеялась.

— А давайте тяпнем!

Мария Захаровна подошла к старинному буфету и из нижнего отделения достала бутылочку наливки.

— Прячу от детей и внуков, — пояснила она. — Они мне не разрешают, боятся за мое здоровье, а я посмеиваюсь. Чего бояться? Мне уже восемьдесят, чувствую я себя прекрасно, и мне вряд ли что-то уже сможет повредить. Иногда балую себя рюмочкой!

Наливка была замечательная — тягучая, с терпким смородиновым вкусом.

— Ты умница! — повторила Мария Захаровна еще раз. — Умница вдвойне, во-первых, ты призналась самой себе в своих страхах, а это уже победа, а во-вторых, ты обозначила мотивацию твоего врага.

— Это как? — задала идиотский вопрос Тина.

— Очень просто! Ты его знаешь и даже подумать на этого человека не можешь, следовательно, обращаешь на него мало внимания, не интересуешься его настоящей сущностью — все то, чего ты сама боишься. Верно?

— Получается, что он мне не интересен как личность?

— Именно! Но теперь уж он привлек твое внимание?

— Более чем! — согласилась Тина. — Я о нем день и ночь думаю!

— Значит, этот некто очень хочет, чтобы ты его оценила по достоинству, он устал притворяться, и ты получила все свои страхи, пусть в перевернутой форме, но, по сути, это одно и то же. Ты боялась любить — получила жгучую ненависть. Ты боялась быть непонятой, неоцененной — получила крик о том, что сама кого-то не поняла и не оценила. Он хочет показать тебе, что он умнее, сильнее, и наказать за невнимание.

— О господи! Да он просто больной! — сказала Тина, чувствуя, как страх маленькой, холодной змейкой опять заползает в нее.

— Возможно, даже скорее всего, но в данной ситуации тебе не стоит об этом думать, потому что от этого ты будешь сильнее бояться. А бояться тебе сейчас никак нельзя!

— Да! — Тина постаралась прогнать маленькую змейку из груди. — Бояться мне нельзя! Значит, все это для того, чтобы я увидела свои страхи?

— Не только. Мне кажется, что это еще и испытание.

— Мария Захаровна, вы меня совсем запутали! Давайте-ка еще тяпнем!

— Давай, детка!

Они чокнулись рюмочками и выпили наливки.

— Тина, может, ты есть хочешь? Ты же с работы.

— Нет-нет, — отказалась она, — я не голодная. Вы лучше объясните, мне страшно интересно!

У Тины возникло ощущение, что Мария Захаровна невероятным образом очищает истину от всего наносного, лишнего, того, что мешает рассмотреть и понять главное. Она хотела запомнить весь разговор, все слова как можно подробнее, а потом она его не один раз прокрутит в голове и все поймет про себя саму, и про свою жизнь, и про таинственного «злодея».

— Когда человек готов к глобальным переменам, — объясняла Мария Захаровна, — Бог посылает ему испытание как проверку, действительно ли ты готов принять некую награду: любовь, деньги, детей — для всех по-разному. А если человек не выдерживает, отступает от себя самого, поддается соблазну, то его лишают награды. Но испытания всегда даются по силам, больше, чем человек может вынести, ему никогда не дадут.

— Получается, если ты слабый, то и испытания так себе, легонькие, а если сильный, то на полную катушку! По-моему, это несправедливо.

Мария Захаровна улыбнулась Тининому возмущению.

— Ты же не дашь маленькому ребенку тащить сумку в десять килограммов, даже если в ней лежат сладости и подарки для него же. Да, на долю сильных личностей выпадают тяжелейшие жизненные испытания, но и награды они получают великие!

— Хорошо, и какой тест я должна пройти? На что меня испытывают?

— Ты должна перестать бояться жизни! Перестать бояться любви, предательства и этого человека! Тебе надо преодолеть свои страхи!

— И когда я справлюсь с этими страхами, что, стану счастливой и больше нечего бояться?

— Детка, — вздохнула Мария Захаровна, — в человеке так много всяких страхов, комплексов, справляешься с одним, вылезают следующие, которые были спрятаны в тебе еще глубже. Это и есть вечная работа над собой!

— Звучит невесело.

— Ничего подобного! Это трудно, но очень интересно! Любое преодоление себя — это все-таки победа!

— Ну ладно, этот человек преследует меня, а Лешке-то за что, он-то при чем?

— Так ты будешь разбираться в его проблемах или решать свои? — хитро прищурившись, спросила Мария Захаровна.