Банальная история, или Измена.ru Демидова Светлана

Глава 3

КИРА

Кира повесила телефонную трубку, чувствуя легкое раздражение. Нет, все-таки она правильно сделала, что отказалась от встречи с Сашей. Лучше посидеть дома, чтобы Стас в ее отсутствие не притащил домой очередную девку. Сам подцепит какую-нибудь дурную болезнь и еще всех в доме заразит. Парню девятнадцать лет, а чтобы сосчитать его девушек, уже не хватает пальцев на обеих руках. Как только она, Кира, за дверь, Стас тут же заявляется с очередной пассией, а может, и не с одной. Такой раскрепощенный нынче молодняк пошел! Конечно, можно было бы соединить приятное с полезным и пригласить друга к себе, благо у нее с сыном разные комнаты, но Саша не любит к ней приезжать, когда дома есть кто-нибудь еще. Оно и понятно: его, холостяка, раздражает и бесцеремонный, нагловатый Стас, и бесконечные звонки старшей Кириной дочери Ольги. Уже несколько раз случалось, что Саше приходилось уходить восвояси, поскольку Ольга вдруг, без всякой изначальной договоренности, приводила к матери свою двухгодовалую дочку Танечку. А Танечка и Саша вообще несовместимы. Девчонка воспринимает всех взрослых как собственность: смело забирается к Саше на колени, обнимает за шею, пытается кормить его своими конфетами, а он совершенно не знает, как себя при этом вести. Сидит, деревянно и натужно обхватив девочку ручищами, чтобы не упала с колен, а на лице выражение самой страшной муки.

Кира прошла в свою комнату и включила телевизор. Пощелкала кнопками пульта, не нашла ничего интересного и села за компьютер. Вот ведь тоже игрушка для взрослых! Недавно она зарегистрировалась на сайте «Школьные товарищи», предложила это же самое сделать Саше, и они с ним теперь почти ежевечерне посылали друг другу сообщения о всякой ерунде. Жизнь наполнилась каким-то новым смыслом. Они были знакомы с Сашей уже почти десять лет, но эта интернет-переписка, как казалось Кире, внесла нечто новое в их уже давно устоявшиеся отношения. Они будто бы стали любовниками, которым строит козни враждебно настроенное окружение, и они вынуждены общаться таким вот новым способом. Кира писала Саше сообщения, отправляла их в Сеть и казалась себе юной девушкой, которая кладет любовную записку в дупло старого дуба, откуда ее вытащит такой же юный ее возлюбленный, прочтет и обязательно ответит. Она каждый раз ждала ответов Саши с душевным трепетом, будто в них явится наконец для нее какое-то откровение. Никаких откровений не было. Он дежурно отвечал на ее вопросы, своих вопросов задавал мало, что в общем-то было для него нормальным. Он никогда особенной разговорчивостью не отличался. Да Кира и сама не слишком владела словом. Ей легче было что-то сделать для Саши, чем говорить о любви. Она и не говорила. Более того, она не была уверена, что любит его. Они встретились с ним в горькие для обоих дни, а потому поначалу стали друг для друга просто утешением, потом как-то притерпелись, притерлись, вроде бы стали необходимыми. Они вместе проводили праздники, иногда ездили парой в отпуск, но Саша никогда не просил ее о большем. Кира не знала, хорошо это или плохо. Если бы он попросил ее руки, то она, скорее всего, не согласилась бы. Стас принимал Сашу в штыки, да и Ольга с Танечкой… Выйди мать замуж, дочь уже не смогла бы так часто совать ей девочку. А Кире, пожалуй, Танюшка важна не менее, чем Саша. А может, и более… Кто такой Саша? Приходящий любовник! А Танечка – родная кровинка! Внученька!

Несколько раз, правда, Кира предлагала Саше пожить у нее, и он даже соглашался. Они оба как бы проверяли, смогут ли сосуществовать вместе. Обычно дольше трех дней Саша у Киры не выдерживал. И дело было даже не в Стасе и вечной Танюшке. Его тяготил чужой дом. Он, старый холостяк, привык жить так, как ему хочется. Он томился и не знал, как себя вести, куда сесть, что сделать. Кира начинала придумывать ему занятия, каждый раз предлагая для начала почистить картошку, а потом вела либо к текущему крану в ванной, либо к плохо работающему бачку в туалете. Последний раз Саша передвигал ей холодильник в кухне, потому что Кира задумала поменять интерьер, и стоящий на старом месте агрегат никак не давал расположить у окна свежекупленный уголок мягкой мебели. Душой она понимала, что это совсем не то, что надо бы предложить Саше. Но зачем еще нужен мужчина в доме, если вдруг начать передвигать холодильник самой или взяться самостоятельно чинить бачок в туалете. Сразу после холодильника или бачка Саша обычно уезжал. Кира для вида пыталась его удержать, но на самом деле была рада его уходу и всегда раскрепощенно вздыхала, когда оставалась одна. Саша действительно был чужеродным элементом в ее доме, и без него она отдыхала.

Несколько раз Саша приглашал ее в свою холостяцкую однокомнатную квартиру. Кире нравилось, что он всегда содержал ее в чистоте, хотя, конечно, того порядка, который может обеспечить женщина, не наблюдалось. Она с радостью принимала его предложения и всегда оставалась ночевать, пока однажды не нашла на полочке в ванной, за стаканчиком с зубной пастой и щетками, тоненькое серебряное колечко. Она его не тронула и даже ни о чем не спросила Сашу, но огляделась по сторонам с гораздо большим пристрастием. То, что она увидела, ее неприятно поразило. Кира вдруг поняла, что здесь бывают и другие женщины, вовсе не она одна. На компьютерном столе за монитором совершенно беззастенчиво лежала инкрустированная перламутром заколка для волос, на замочек которой намотались темные волоски и, как показалось Кире, издевательски шевелились. Из кучи рубашек, наваленных на кресле, выглядывал кончик совсем не мужской одежды: что-то шелковое, лиловое, отделанное кружевом. Кира не могла позволить себе вытащить на свет эту вещицу, чтобы рассмотреть, но не обратить Сашиного внимания на свои находки не могла.

– Это что? – спросила она, указав сначала на кончик женского белья, а потом на заколку со все еще шевелящимися волосками.

Саша посмотрел на Киру, как ей показалось, снисходительно и сказал:

– Ну извини. Конечно, надо было убрать.

– То есть ты извиняешься только за то, что вовремя не убрал? – возмутилась Кира.

– А за что я еще должен извиняться? – очень естественно удивился он.

– То есть у тебя бывают другие женщины?

– Не понимаю, что в этом странного? Я мужчина, и у меня, естественно, бывают женщины.

Кира почувствовала, как у нее похолодели ладони. Она потерла их друг о дружку, чтобы согреть, и жалко спросила:

– А как же я?

– А что ты? Ты – это ты! Ты – это одно, а они – совершенно другое!

– И что же я? Что – они? – опять спросила Кира, ожидая услышать еще что-нибудь не менее неприятное.

Саша как-то неопределенно пожал плечами и ответил:

– Они приходят и уходят, а ты остаешься всегда. Вот такая между вами разница.

– А если я остаюсь всегда, то, может быть, они, другие, не нужны? Тебе меня мало, Саша? Сколько раз в неделю тебе нужен секс?

– Берешься обеспечить? – усмехнулся он.

Более всего ей хотелось ударить его по щеке и гордо удалиться, но она понимала, что останется ни с чем, а на ее место тут же набегут новые женщины с заколками и без, с серебряными и золотыми кольцами и в разноцветном шелковом белье. Кира смогла только вымолвить:

– А тебе не кажется, что это непорядочно по отношению ко мне?

– И что же здесь непорядочного? Я всегда с тобой, когда тебе этого хочется. Но ты часто занята то с детьми, то с внуками, и только в это время я себе позволяю что-то…

– То есть ты меня не любишь… – горько обронила она.

– А ты-то разве меня любишь… – без всякого вопроса в голосе ответил он.

– Мне кажется, что да…

– Вот когда перестанет казаться, тогда и поговорим.

Кире еще сильней захотелось его ударить за то, что он даже не посчитал нужным ее хотя бы обмануть. Что ему стоило сказать о любви? Глядишь, тогда бы и она в ответ… Она в очередной раз сдержалась и опять спросила то, о чем почему-то никогда ранее не спрашивала:

– А почему ты не был женат? Ведь не был же?

– Не был.

– Так почему?

– Не хотелось как-то…

– Не хотел надевать на себя брачное ярмо и тянуть?

– Нет, дело совсем не в этом.

– А в чем же? Разве на твоем жизненном пути не было достойных женщин?

– Ну… почему… Достойные всегда были, но такая, на которой захотелось бы жениться, так и не встретилась.

– Ты никогда никого не любил? – Кира продолжала свой допрос с каким-то мазохистским удовольствием. Она понимала, что может услышать то, о чем ей лучше никогда не знать, но удержаться уже не могла.

Саша тяжело вздохнул, оглядел ее не менее тяжелым взглядом и, вместо ответа, тоже спросил:

– Зачем тебе это знать?

– Зачем-то нужно… – отозвалась Кира. – Сама не знаю… Может быть, в зависимости от твоего ответа что-то изменится в наших отношениях?

– Смешно! Как прошлое может изменить настоящее?

– И все же ответь: ты любил кого-нибудь?

– Любил. Будешь смеяться, но только в детстве-юности. Одноклассницу. Нам было по семнадцать лет, когда мы расстались.

– То есть вы… как бы дружили, что ли?

Саша рассмеялся, долго качал головой, потом уставился недвижимым взглядом в окно, будто вспоминая ту свою одноклассницу. Когда Кира уже совсем отчаялась услышать ответ, он вдруг сказал:

– Нет, мы не дружили. Она меня вообще не замечала. Любовь моя была безответной, но от этого не менее сильной. Я тогда был счастлив только тем, что каждый день мог видеть ее в школе.

– И ты никогда не пытался сказать ей о своей любви?

– Это было бы бесполезно. У нее был роман с другим, очень красивым парнем, по которому сохла чуть ли не половина девчонок нашей школы.

– Она вышла за него замуж?

– Откуда я знаю? Сказал ведь: последний раз видел ее, когда ей было семнадцать лет.

– Чуть старше Джульетты…

– Да, она была как Джульетта… Очень красива.

– И тебе никогда не хотелось ее найти?

– Хотелось всегда. Но я не знаю как. Да и нужно ли? Она просто обязана быть замужем. А я ничего хорошего не могу ей предложить. Как был никем в школе, так и остался полным неудачником.

– Любят вовсе не за то, удачлив человек или нет.

– Возможно. Но неудачникам лучше не совать свое свиное рыло в калашный ряд.

– А вдруг у нее тоже в жизни все сложилось вовсе не так, как иногда предрекают красавицам. Знаешь ведь поговорку: «Не родись красивой…»

Саша скривился, потом отер ладонью лицо, будто хотел стереть нахлынувшие воспоминания, и сказал:

– У нее просто обязано все быть хорошо.

– Почему?

– Не знаю. Возможно, мне просто хочется, чтобы у нее все было хорошо.

– Значит, ты действительно любил ее…

– Я тебе так и сказал.

Кира встала с дивана, медленно прошлась по комнате и остановилась в задумчивости у компьютера. Она взяла в руки заколку, которая так и валялась за монитором, покрутила ее в руках, потом бросила обратно и вдруг сказала:

– А давай попробуем твою одноклассницу найти.

– Как? – Саша жалко улыбнулся и опять пожал плечами.

– Через «Школьных товарищей»! Кто там только не виснет, на этом сайте!

Кира включила компьютер и спросила:

– Как ее зовут?

– З-зачем т-ты… – заикаясь, начал Саша, пытаясь отобрать у нее мышку. – Не надо… ничего хорошего из этого не выйдет… даже если найдешь…

– Могу и не найти, – отмахнулась от него Кира, зашла на сайт «Школьные товарищи» и открыла поисковую строку. – И как же все-таки зовут нашу Джульетту?

Саша подсел к ней поближе и с напряженным лицом выдохнул:

– Вера… Вера Максимова…

Кира ввела данные и стала расспрашивать дальше: номер школы… литера класса… год поступления в школу, год окончания…

Боковым зрением она видела, как Саша напрягся. Ей это не понравилось. Ей очень не нравилось и то, что она задумала, потому что это могло вообще перечеркнуть ее личную жизнь крест-накрест черными линиями. Но Кира все же очень рассчитывала на то, что к сорока пяти годам от бывшей Джульетты Максимовой остались рожки да ножки. Вот сейчас поисковая система прекратит свою работу, и перед ними предстанет обрюзгшее, расплывшееся лицо бывшей красавицы. Когда они прочитают данные ее страницы, выяснится, что она работает какой-нибудь приемщицей в химчистке, имеет троих детей, пятерых внуков и очень любит солить грибы и варить настоящий украинский борщ. Кире очень хотелось похоронить Сашину мечту. Если он окончательно забудет ту, которую когда-то так сильно любил, что до сих пор говорит об этом с дрожью в голосе, у нее появится шанс занять освободившееся место в его душе. Не зря же он сказал ей, что все женщины разового использования уходят, а она остается. Если из души уйдет еще и мечта, Саша будет полностью принадлежать ей, Кире. А тогда, кто знает, может быть, они все же смогут наконец зажить вместе, настоящей семьей. Она уже даже готова окоротить Ольгу и меньше видеться с Танечкой. Да и Стас уже не совсем юнец! Пусть крутит романы хоть с пятью девками сразу. А она возьмет да переедет в Сашину квартиру, и все у них будет хорошо. Главное, чтобы эта Джульетта оказалась старой грымзой или хотя бы безликой дурнушкой.

Поиск наконец прекратился, и перед Кирой с Сашей появилась страница Веры (Максимовой) Соколовой. С фотографии им спокойно улыбалась красивая женщина с короткими пышными волосами, яркими карими глазами и длинными серьгами, спускающимися почти до плеч, обтянутых золотистым трикотажем, очень гармонирующим по цвету с глазами шоколадного оттенка.

Кира чуть повернула голову, чтобы увидеть реакцию Саши, и ей стало не по себе. Он так жадно вглядывался в лицо этой женщины, что было ясно: расчет на похороны мечты провалился.

– Наверно, это старая фотография, – сказала она, нервно поправив свои волосы, неосознанно стараясь хоть прической походить на эту женщину. – Вряд ли в сорок пять твоя Джульетта выглядит именно так. Я тоже выбрала для аватара самую лучшую свою фотку трехлетней давности… а Ленка… ты ее знаешь…

Кира говорила и говорила не останавливаясь, поскольку боялась, что в паузу Саша скажет что-нибудь такое, что заставит ее покинуть его дом навсегда. Но он, похоже, не слушал ту дичь, что несла сидящая рядом женщина. Он, смешно шевеля губами, уже читал данные страницы Максимовой. И как только Кира вынуждена была замолчать, чтобы хотя бы перевести дух, Саша сказал:

– У нее все и должно было состояться. Видишь, она преподает русскую литературу в питерском университете. Все правильно. Она всегда лучше всех в классе писала сочинения… Замужем, две дочери. По-прежнему красавица… У нее все в порядке, Кира!

Последнее предложение Саша произнес с таким подъемом, что Кира похолодела. Так радоваться можно только за тех, кого действительно сильно любишь. Но не мог же он любить эту женщину столько лет, да еще и безответно и без всякой надежды на успех! Не мог! Это невозможно!

Радовало только то, что эта успешная и красивая женщина вряд ли позарится на Александра Забелина, работающего продавцом бытовых приборов в самом рядовом магазинчике культтоваров, который для шику зачем-то назвали «Эверест». Если уж она не оценила его в юности, то сейчас, седой и неуклюжий, Забелин вряд ли вызовет интерес. Да и сам Саша наверняка не осмелится начать вдруг добиваться этой женщины. Разве ему захочется выглядеть в ее глазах смешным и нелепым неудачником? Вот если бы он мог подъехать к ней на белом «лексусе» с бриллиантовым колье в подарок, было бы другое дело. Но где он, «лексус»? Где вы, бриллианты?

Кира вдруг почувствовала, что все сделала правильно. Такие Джульетты, даже сорокапятилетние, существуют в этом мире вовсе не для таких несостоявшихся мужчин, как Александр Забелин. Пусть он порадуется успешности своей первой любви и забудет про нее думать. А вместе с ним и она ее забудет.

И в тот день они действительно забыли о Вере Максимовой и даже провели вместе приятный вечер. Кира осталась ночевать у Саши. Он заснул быстро, а она долго лежала без сна, обняв его рукой за шею, и думала о том, что необходимо в корне менять их отношения. Но как их изменить именно в корне, придумать так и не смогла.

После того как на сайте «Школьные товарищи» была найдена Вера Максимова, Саша вроде бы не изменился. Он все так же иногда позванивал и предлагал встречи, от которых Кира сначала боялась отказываться. Еще бы: откажешься, а он станет искать свидания со своей одноклассницей. Мало ли, куда может завести старая неудовлетворенная любовь даже такого неудачника, как Сашка. Может, захочется погреться в лучах чужой удачи. Она, Кира, в этом смысле никак не может его согреть. Особыми удачами ей не похвастать.

Потом все как-то опять утряслось и устаканилось. Саша никогда о Максимовой больше не заговаривал, Кира успокоилась и снова начала иногда предпочитать встречам с Забелиным посиделки с внучкой Танечкой. Уж такая она была славная девчушка! И до удивления похожа на нее, Киру, в детстве. Да и за Стасом нужен был глаз да глаз. Вот сегодня она отказалась встретиться с Сашей, и правильно сделала. Стас не только не привел никакой девки домой, но даже никуда и не пошел: сидит себе и смирно смотрит футбол по телевизору. А без нее такой бы в квартире «футбол» организовал, неделю бы потом убираться пришлось, не говоря уже о том, что завтра непременно прогулял бы институт. А с Сашей всегда можно по Интернету связаться. В конце концов, они не юнцы, чтобы только и мечтать о постельных утехах. Сорок пять – это вам не двадцать пять и даже не тридцать. Все страсти должны затихать естественным образом. Вот пусть себе и затихают естественно.

Похвалив себя за правильный выбор, Кира зашла на сайт «Школьные товарищи». Забелин был уже в Сети. Его портрет висел среди немногочисленных Кириных друзей.

Для затравки Кира послала Саше вопрос о том, как он провел день. В ожидании ответа принялась смотреть забавные мультики на странице подруги. Когда поняла, что чересчур увлеклась, завершила просмотр очередного ролика на середине и глянула на сообщения. От Забелина не было ничего. Кира еще раз проверила его присутствие в Сети. Присутствовал. Она зашла на его страничку. Ничего нового на ней не появилось. То есть Саша не закачивал себе ни музыку, ни фильмы, а значит, не был этим так серьезно увлечен, чтобы не заметить ее сообщения. Конечно, он мог просто бродить по бескрайним просторам сайта «Школьные товарищи», но Кира нутром почуяла, что он занят другим. Она кликнула мышкой по опции «Друзья Александра Забелина». Последней к ним была добавлена Вера (Максимова) Соколова. Кире почему-то сделалось страшно.

Глава 4

ВЕРА

У Веры все валилось из рук. После отвратительной встречи с Серебровским в ее жизни началась черная полоса. Он будто навел на нее порчу за «бесславно» прожитые школьные годы и особенно, конечно, за сорванную коечную часть встречи в гостинице, неподалеку от «Айсберга».

Во-первых, на кафедре начались какие-то нелепые пертурбации, перестановки и сокращения. За свое место Вера не боялась, так как знала свой предмет хорошо, студенты ее любили, а многие дипломники доцента Соколовой впоследствии легко защищали еще и кандидатские диссертации. Такими кадрами не бросаются. Но коллеги ходили по коридорам универа нервные, злые, подозрительные. Обстановка была до такой степени наэлектризованной, что Вера даже перестала наведываться в преподавательскую, где раньше всегда старалась попить кофейку между лекциями.

Более, чем дела на службе, Веру напрягали собственные дети. Старшая дочь Милка вдруг заявила, что выходит замуж за Борю Кудеярова. Вера знала этого Борю как облупленного. Они вместе с Милкой окончили экономический факультет университета, в котором преподавала Вера. Кудеяров был бездельником и бабником. Нет, пожалуй, эти два его порока не стоило соединять союзом «и». Боря был сначала бабником, а потом уж, так сказать вынужденно, и бездельником. Поскольку количество девушек, которые он пропускал через свои знойные объятия, было таким многочисленным, что учиться он попросту не успевал. Университет Боря окончил с большим трудом, к чему сама Вера приложила немалые старания, ибо видела, как безумно Милка влюблена в этого классического жиголо. Классический жиголо отличал Милку из всех охотниц до его объятий как-то особенно. Разумеется, Милка была этим счастлива, а Вера была уверена, что Кудеяров понимал: ради дочери доцент Соколова не даст ему вылететь из универа раньше времени, в чем, собственно, и не ошибся. Конечно, можно было бы, наоборот, поспособствовать тому, чтобы Борю выгнали в три шеи и он затерялся в каком-нибудь особо отдаленном армейском гарнизоне, но Вера понимала, что дурища Милка запакует чемодан и рванет за ним следом. А может, даже и без чемодана, в одних джинсиках и маечке.

Сейчас Кудеяров хорошо устроился в однокомнатной квартире Андрея, которая пока была отдана им во владение дочери. Боря не работал нынче не просто так, а по причине мирового кризиса. Милка же трудилась экономистом сразу в двух фирмах, чтобы ее возлюбленный мог целыми днями играть на компьютере в детские «стрелялки» и «мочилки». Андрей несколько раз порывался вытряхнуть «этого упыря» из собственной квартиры, но Вера каждый раз отговаривала. Она видела, что Милка счастлива тем, что Кудеяров поселился именно у нее, хотя выбор у него был огромен. Трудно сказать, на что Вера надеялась. Наверное, ей хотелось, чтобы дочка побыла счастливой хоть немного. Все равно Боря потом сам смоется к какой-нибудь новой пассии. И вот теперь, вместо того чтобы смыться, Кудеяр-молодец вдруг зачем-то решил жениться на Милке. Этого Вера допустить уже не могла. Не такой муж нужен ее дочери. По большому счету такой муж не нужен вообще никому, но другие пусть как-нибудь сами устраиваются. У Веры о собственной дочери голова болит. После того как она расплевалась с Серебровским, рассчитывать на его сына уже не приходилось, и Вера нечеловеческим образом напрягалась в поисках молодого человека из хорошей семьи, которым можно было бы соблазнить непутевую Милку, чтобы ее откинуло от паразитирующего на ее безоглядной любви Бори.

От поиска подходящего жениха для старшей дочери Веру отвлекала младшая. С каждым днем Таська становилась все мрачнее и мрачнее, запиралась в своей комнате уже не только после того, как швырнет в мойку грязную тарелку или выстрелит в лицо родителям какой-нибудь особенно ядовитой фразой, а каждый раз. Как только заходила в свою комнату, так и запиралась, будто творила в одиночестве черную мессу. Уже и Андрей начал волноваться на сей счет и грозился как-нибудь вынести плечом дверь и самым пристальным образом посмотреть, чем занимается в полном одиночестве его родная дочь.

С Серебровским Вера больше не переписывалась. Сначала даже хотела занести его в черный список, потом подумала, что подобный жест для нее, умной женщины, слишком примитивен. Кто он такой, этот Серебровский, чтобы она от него запиралась! Подумает еще, что в ней какие-то чувства к нему взыграли. Да никаких! Ну разве что досада на себя за то, что зря понадеялась на милую встречу друзей детства.

На прошлой неделе в «Школьных товарищах» Веру нашел еще один одноклассник, Саша Забелин, который тоже был в нее безнадежно влюблен. Правда, если верить Серебровскому, то, возможно, и Сашина влюбленность в Веру Максимову была порождением исключительно стадного чувства, и ничем иным.

Говорят, что, обжегшись на молоке, на воду дуют, но Вера почему-то не вспомнила эту муд рую поговорку и искренне обрадовалась Забелину. Впрочем, он в детстве очень отличался от Игоря. Был человеком легким и добрым, хотя не менее умным, чем Серебровский. Оба парня были гордостью Вериного класса. Жаль, что девчонкам очень редко нравятся умные. Во все времена они почему-то предпочитают сохнуть по таким идиотам, как Милкин Боря Кудеяров.

Фотография Забелина Вере понравилась. Саша на ней был одновременно и узнаваем, и незнаком. Черты лица, как и у Серебровского, не слишком изменились, разве что как-то резче обозначились. Волосы топорщились коротким ежиком. Такую прическу в детстве он не носил. Сейчас она была ему к лицу, открывая высокий лоб и четкие брови вразлет. Губы Саши остались такими же пухлыми, как в детстве. Вера зачем-то подумала, что с такими губами Забелин должен очень качественно целоваться. Рассмеявшись собственным мыслям, она принялась читать данные на его странице. То, что он закончил военмех, Веру не удивило. Так и должно быть. Такой умник, как Забелин, и должен был учиться в одном из самых престижных вузов города. Странно было, что отсутствовала графа о месте его нынешней работы. Может быть, как раз не Серебровский, а именно Забелин и занимается сейчас чем-нибудь вроде андронного коллайдера. Но об этом конечно же не станешь писать на страницах популярного сайта.

В графе «Семейное положение» Вера прочитала «не женат» и внутренне вздрогнула, хотя почему-то не удивилась. Как будто это было в порядке вещей. Она почему-то сразу решила, что Забелин не разведен, а никогда и не был женат. И это ей тоже почему-то было приятно.

Вера отвела глаза от экрана монитора к окну, за которым жемчужно светилось небо северной белой ночи, и задумалась. Может быть, в ее жизни что-то не так, раз она уже второй раз с радостью отмечает интерес к ней бывших одноклассников. Нет, все так… Да и вообще, в ее жизни хватает мужчин, которые были бы не прочь предложить ей нечто весьма недвусмысленное. В родном университете чуть ли не каждый преподаватель, так или иначе, и не раз, давал ей понять, что готов на определенные отношения. Вера всегда подобные намеки сводила к шутке и не думала об этом дольше двух минут кряду. Что же с ней случилось? Она разлюбила мужа? Нет! С чего бы вдруг? У них все в порядке! Андрей ее тоже любит, это очевидно! Может быть, возня с уже почти взрослыми девчонками достала? Так хочется, чтобы у них наконец устроились дела и они зажили спокойно, как все нормальные люди, и, главное, как-нибудь отдельно от родителей. Ну должны же когда-нибудь эти птенцы покинуть родовое гнездо и дать еще не совсем престарелым родителям пожить для себя! Вот смешно! Иногда супруги в юности не спешат заводить детей, чтобы пожить для себя! Эх, знали бы они, что пожить для себя очень хочется и после сорока!

Вера тряхнула головой, чтобы как-то освободиться от тревожащих мыслей, и опять повернулась к экрану. Ей пришло новое сообщение. Она кликнула мышкой по чуть подрагивающему оповещению и раскрыла письмо. Оно было от Забелина. Саша тоже предлагал встретиться и поболтать. Вера передернула плечами. А не достаточно ли встреч с одноклассниками? Не хватало еще, чтобы Забелин, злясь на то, что она, Вера, не сбылась в его юности, начал говорить ей гадости вроде Серебровского. Хотя… он на такое вряд ли способен… Впрочем, откуда ей знать, на что способен нынешний Забелин. Вера никак не рассчитывала и на то, что вытворил Серебровский.

Отвечать на письмо Вера не стала. Посмотрев на часы, она выключила компьютер. Андрей собирался вернуться от клиента, у которого какое-то сложное дело, касающееся раздела имущества, к одиннадцати. К одиннадцати! А сейчас уже половина двенадцатого! Странно… Обычно он всегда звонит, когда задерживается. А что, если он вовсе не у клиента, а… например, тоже встречается с какой-нибудь одноклассницей или однокурсницей? Нет! Не может быть! Андрей не выносит Интернета. Он не тусуется на сайтах. Ну и что? Как будто мужчины не могут обделывать свои делишки иным способом! У всем известных Дон Жуана и Казановы не то что Интернета не было, но даже и стационарных телефонов – и ничего, устраивались как-то!

Вера нанизывала одну мысль на другую совершенно бездумно, не принимая близко к сердцу. Даже те восклицательные знаки, которые будто бы рождались в мозгу и даже как-то мельтешили за закрытыми веками, были не более чем бесплотными образами. Муж был ей верен. Ошибаться она не могла.

Когда Вера решила сама позвонить Андрею и сказать, что волнуется и соскучилась, в замке входной двери раздался скрежет ключа. Вера почему-то подумала, что вернулась Таська, но пришел именно Андрей. На нем, что называется, не было лица.

– Что… – выдохнула Вера, не в силах выдать вопросительную интонацию или хотя бы произнести второе, полагающееся в этих случаях слово «случилось».

Андрей даже не бросил, а как-то уронил на пол свой щегольской портфель, быстрым шагом прошел в кухню, сел на табуретку и уставился на жену непонятным взглядом, которой тем не менее пробрал Веру до костей. Она съежилась внутри нарядного халатика из цветастого шелка и еще тише проговорила:

– Что…

– Я сейчас видел Тасю, – сказал Андрей бесцветным незнакомым голосом.

– Пьяную? – заплетающимся языком спросила Вера первое, что пришло на ум.

Андрей отрицательно покачал головой.

– Что… наркотики… да… говори… не жалей меня…

– Как я мог на улице увидеть наркотики? Они ж… наркоманы эти… не прилюдно колются…

– А что тогда… – Вера совсем потерялась.

– Я видел ее в обнимку с девчонкой… – проговорил муж, достал из пачки сигарету и щелкнул зажигалкой, хотя никогда до этого дома не курил.

– С девчонкой… – эхом повторила Вера без всякого выражения.

– Да, и они… черт… – Андрей сунул в рот сигарету горящим концом, вытащил, затушил ее, все еще тлеющую, прямо о столешницу и продолжил кривящимся ртом: – В общем, они целовались…

Поскольку Вера непонимающе молчала, он вынужден был дать пояснения:

– Понимаешь ты, они не просто целовались! Взасос! А та девка… которая другая… она прямо-таки… как мужик… ощупывала тело нашей дочери… ну… там… ты понимаешь где…

– Нет, я ничего не понимаю… – проговорила Вера еле слышно, потом вдруг собралась и выдала с интонацией, с которой отчитывала в университете нерадивых студентов: – Что за ерунду ты мелешь?! Как наркоманы не колются на улицах, так и эти… как их… ну ты тоже понимаешь… они же не в толпе этим занимаются…

– Да, не в толпе… – согласился муж, – но иногда, видимо, на… этом… как его… на пленэре. Понимаешь, у меня сегодня был тяжелый вечер. Выжатый как лимон, я вышел из машины и решил перекурить возле ограды детского сада во дворе. Невинное желание… детишек там уже нет, поздно… От ветерка спрятался за дерево, прикуриваю и вижу… В общем, там домик такой дощатый… синий… с петушком наверху… ну… ты знаешь…

– Да не томи ты, Андрей, с этими петушками!

– Да, петушки тут, конечно, ни при чем… Так вот: к этим синим досочкам и прижимали нашу девочку…

– Может, парень?

– Вера! – взревел Андрей. – У меня со зрением все в порядке! И ночи нынче белые стоят! У этой девки – грива до пояса!

– Сейчас и у юношей могут быть длинные волосы! – продолжала хвататься за соломинку Вера, пытаясь подавить мужа хорошо поставленным преподавательским голосом с железными интонациями.

Андрей как-то деревянно расхохотался и ответил:

– Такой длины волосы могут носить только мальчики по вызову, но они вряд ли стали бы тусоваться в детских садиках. Они слишком дороги, эти мальчики!

– То есть ты хочешь сказать… – Вера перестала интонировать, как на лекции. Голос сам собой снизился до шершавого шепота.

Муж, не отвечая, вытащил новую сигарету и закурил. Вера дрожащими пальцами вытащила из его пачки сигарету и себе. Если не считать ту сигарету, что она попробовала после встречи с Серебровским, она не курила со студенческих времен, но сейчас, похоже, был как раз тот случай, когда стоило начать снова и по-настоящему, чтобы хоть как-то успокоиться. Андрей, который презирал курящих женщин, сам поднес к Вериной сигарете зажигалку. Она прикурила, от души затянувшись. Ее тут же опять слегка повело, но это почему-то показалось ей самым подходящим состоянием для того, чтобы услышать то, что она предпочла бы никогда не знать.

– Да, я как раз собирался сказать, что Таська… не в порядке. Но я надеюсь, что все не так далеко зашло и можно еще как-то переломить ситуацию.

– И как ты собираешься ее перера… пелера… – Вера поняла, что от волнения и легкого сигаретного опьянения так и не сможет произнести правильно это слово, а потому замолчала.

– Не знаю… Хотя я почти уверен, что не ошибаюсь, все же надо удостовериться в этом на все сто, а то можно вообще потерять дочку…

Веру передернуло. Она боялась, что слово «удостовериться» тоже не сможет сейчас выговорить правильно, а потому выдала фразу попроще:

– Надеюсь, ты не станешь расспрашивать Таську в лоб, когда она вернется?

Андрей затушил сигарету и ответил:

– Нет, конечно. Надо узнать внешние отличительные признаки… ну этих… Они же как-то узнают себе подобных. Не к каждой же можно подойти с такими предложениями.

– Ты имеешь в виду лесбиянок? – Вера решила произнести вслух то, что муж старался не называть словом. И это слово произнеслось без ошибок.

Андрей скуксился на своей табуретке и посмотрел на Веру таким затравленным взглядом, которого она никогда не видела у своего мужа, уверенного мужчины и адвоката, который набирал силу. Она невесело усмехнулась и продолжила:

– Внешние признаки – не главное! Люди ведь без всякой атрибутики понимают, что нравятся друг другу. А любовь с первого взгляда – это вообще выстрел в сердце. Но у лесбиянок… – Вера намеренно опять произнесла это слово, к которому, похоже, на какое-то время надо привыкнуть, – разумеется, есть свои, как сейчас говорят, фишки. Чего я только не видела в университете. Таська явно не буч…

– Не… что? – Андрей подался к ней всем телом, чуть не соскользнув при этом с табуретки.

– Не буч! Бучи – это те лесбиянки, которые изображают мужчин. Они и выглядят соответственно: короткие стрижки, мужская одежда. Поведение тоже соответствующее: эдакий свой парень…

– Но тогда и эта девка… с длинными волосами тоже не этот, как ты говоришь, буч… А разве та, у которой женская роль, может и не с этим… вот ведь мерзостное слово… ну… и не с бучем…

– Я тебе, Андрюша, не тематический справочник! – отмахнулась от него Вера. – Так только… Профессия заставляет хоть как-то ориентироваться среди современной молодежи. Понимаешь, у них там есть еще и дайки. Дайк – это нечто среднее между дамой-буч и той, которую называют фэм. Надеюсь, это определение тебе понятно?

– Да уж…

– Из того, что еще знаю: у лесбиянок чаще всего ногти острижены под самый корень. Хотя… у пианисток, например, тоже…

– А какие ногти у Таськи? Я никогда не обращал внимания…

Вера видела, что муж близок чуть ли к апоплексическому удару. Его лицо неприятно покраснело, на лбу и висках выступили горошинки пота. Но щадить его она не собиралась, как не собиралась жалеть и себя. Надо было проговорить все, чтобы как-то определиться с дальнейшими действиями.

– Ногти у Таськи средние, – сказала она. – У нее ногтевое ложе само по себе такое длинное, что она никогда ногти специально не отращивала – и так красиво. Еще, лесбиянки часто носят одну серьгу в правом ухе, но наша дочь вообще ходит без серег, хотя дырки в свое время прокалывали, и несколько пар сережек у нее есть. Это я тебе сообщаю на тот случай, если ты и это не помнишь. Она вообще не любит украшений, а потому и колец на ней нет, которые можно было бы надеть на большой палец.

– Напрягись, Верочка, может быть, еще что-нибудь вспомнишь, – жалобно попросил Андрей, отирая обильный пот.

– Еще они иногда носят что-то вроде амулета… кулон такой в виде лабриса…

– Господи! А это еще что такое?

– Ну… это какой-то древний топорик с двумя симметрично расположенными топорищами.

– Тот, с которым обычно изображают амазонок? – Андрей встрепенулся. Похоже, его обрадовало, что в этом извращенно-запре дельном мире он нашел что-то знакомое, а потому непостижимым образом хоть как-то успокаивающее.

– Наверно, – отозвалась Вера почти равнодушно. Она попыталась понять причину этого вдруг навалившегося на нее безразличия и к амазонкам, и к лесбиянкам, и даже почему-то к Таське с Милкой, но ни к какому утешительному выводу не пришла. Она выдохнула из себя воздух зловонной, как ей показалось, никотиновой струей и буднично спросила мужа:

– Есть будешь?

– Да какая там еда! – возмутился Андрей. – Буквально падаю с ног. Сейчас приму душ и завалюсь спать, иначе, чувствую, ноги протяну. Но ты на всякий случай дай мне снотворного, а то мысли всякие… понимаешь… будут мучить… а у меня завтра серьезный процесс с утра… надо быть огурцом…

Вера согласно кивнула. Муж тяжело поднялся с табуретки и пошел в спальню переодеваться. И пока он переодевался, потом мылся в душе, Вера так и сидела замершей совой на табуретке, что стояла напротив опустевшей мужниной. В голове было пусто.

– Вер, таблетку-то дай! – попросил Андрей, выйдя из ванной.

Вера опять кивнула, порылась в аптечке и дала мужу маленькую треугольную таблеточку. Андрей забросил ее в рот, запил водой прямо из носика чайника, чего тоже никогда себе не позволял, и, опять повернувшись к Вере уже в дверях кухни, попросил, жалобно и обре ченно:

– А ты все ж приглядись к Таське, когда вернется домой. Может, чего заметишь…

Вера третий раз молча кивнула. Андрей скрылся в комнате, а она взялась за ручку чайника и тоже почему-то отпила из носика. Она не рассчитала наклона, и вода обильной струей полилась и в рот, и на шелк халатика. Вера не огорчилась. Сегодня все неправильно и не так. Подумаешь, промоченный халат и лужица на кухне. Вера не успела поставить чайник на место, как в квартиру зашла Тася. Вера так и стояла посреди кухни с чайником, пока дочь не появилась в дверном проеме.

– Чего поесть? – дежурно спросила она, не глядя Вере в глаза.

Вообще-то в последнее время это было нормальным явлением: Тася избегала и взглядов, и разговоров, но именно в этот момент Вера поняла, что Андрей был во всем прав. Она вгляделась в дочь, ища на ней какие-то особенные следы и чуть ли не клейма, но Тася выглядела как всегда.

Не дождавшись от матери ответа, она отобрала у нее чайник, водрузила его на подставку, включила в сеть и принялась мастерить себе бутерброд.

– В холодильнике целая кастрюля с ленивыми голубцами, – сказала Вера.

– А-а-а… – Тася отмахнулась. – Лень… Я так…

– Давай я тебе разогрею.

– Не надо.

Вера все же вытащила кастрюлю из холодильника, потому что ей хотелось, чтобы дочь задержалась в кухне подольше.

– Сядь, – жестким преподавательским голосом сказала она, и Таська сразу рухнула на табуретку, как послушная студентка. – Все будет разогрето в одну минуту. Никаких сухомяток! Желудок испортишь! Лечи тебя потом…

Тася, упершись бессмысленным взглядом в окно, без слов жевала кусок хлеба, который лишь до половины успела намазать маслом. Через несколько минут Вера шмякнула перед ней тарелку с ленивыми голубцами и, стараясь говорить буднично и бесстрастно, спросила:

– А почему у нас давно Сергей Голубев не появляется? Вы поссорились?

– Да пошел он… – безлико отозвалась Тася.

– Чего вдруг так безжалостно? Вроде неплохой парень!

– Козел он, – все так же, без особого выражения ответила Тася и сунула в рот ложку голубцов.

– Но он же тебе, кажется, нравился, – решила не отставать Вера.

– Разонравился.

– Может, кто другой понравился?

– Не понравился.

– Ну… еще не вечер… – Вера даже попыталась улыбнуться. – Еще понравится!

– Да кто из них может понравиться?! – Таська принялась со злостью перемешивать в тарелке голубцы, которые в этом совершенно не нуждались. – Один козлее другого!