Банальная история, или Измена.ru Демидова Светлана

Глава 5

ЗАБЕЛИН

Александр Забелин никак не мог сосредоточиться на работе. Начальство поставило перед ним задачу – продать два дорогущих холодильника итальянской фирмы Roma в течение двух дней. Фирма была новой на рынке бытовой техники, а холодильники, увы, не самым лучшим ее детищем. Они были неизящными, громоздкими и чрезмерно блестящими, будто сделанными из жести для консервных банок. Начинка у холодильников была хорошей, но люди, имеющие деньги, не желали выкладывать свои кровные за таких монстров, которые изуродуют интерьеры их кухонь. Вообще-то Саша уже намастрячился убеждать покупателей в том, что им нужно именно то, что не нужно. Если бы он такого делать не мог, то давно был бы уволен из этого магазина, а на его месте уже трудился бы какой-нибудь расторопный и беспринципный мальчик. Впрочем, что говорить о мальчике! Он и сам, Александр Забелин, не раз поступался принципами. А что делать? Другой работы он найти так и не смог, да и бросил уже искать. Сколько можно! Вот он – уж точно не мальчик! Хочется наконец стабильности и какого-то покоя! Хотя… какой нынче покой?! Он, Саша, потерял его с тех самых пор, как Кира помогла найти в Интернете Веру Максимову. Ему теперь везде чудилось Верино лицо, такое же, как на сайте. Запустив тонкую руку в густые, пышные волосы, бывшая одноклассница ярко и призывно улыбалась с фотографии на своей странице. И вот сейчас, уставившись в блестящую дверцу кошмарного холодильника, он видел не свое отражение, а Веру.

Как же он, Саша Забелин, был влюблен в нее в детстве! Верочка пришла к ним в школу, когда они учились в шестом. Когда классная руководительница только ввела новую девочку в дверь класса, внутри Сашиного организма будто что-то лопнуло и обдало горячим все его внутренности. Сорокапятилетний Забелин и сейчас отчетливо помнил это ощущение и, как тогда, положил руку на солнечное сплетение, чтобы унять дрожание, которое возникало в нем всякий раз, когда он думал о Вере. Какие уж тут холодильники! Да провались они вместе с покупателями и с этим магазином «Эверест», и вообще со всем миром! Ему нужна одна только Вера!

О том, чтобы Верочка Максимова обратила на него внимание в школе, нечего было и думать. Она была так хороша собой, что мальчишки их класса с первого взгляда мертво влюбились в нее всем коллективом сразу. Девчонки дулись и пытались устраивать новенькой бойкоты, но Вера своей бесхитростностью и доброжелательностью очень быстро всех обезоружила, и дружить с ней стало престижно.

А Саша, в сторону которого Вера даже не поворачивала головы, уже проснувшись с утра, был счастлив только тем, что увидит ее в школе. Он смотрел на нее везде, из любого положения. Однажды она спешила по школьному коридору, а потом вдруг, наверное о чем-то вспомнив, резко повернула назад и налетела на него, шедшего сзади, всем телом. Забелин и сейчас помнил прикосновение ее маленьких рук к своей груди. Он вообще помнил ее всю: завитки волос на висках, крошечную темную родинку возле уха. Черный передник ее школьной формы был не таким, как у остальных девчонок. Он имел тоненькие лямочки с изящными крылышками. Когда Вера писала на доске, лямочка с левого плеча непременно сползала, и девочка поправляла ее легким, изящным движением.

Когда они стали старше, Саша как-то все же нашел в себе силы, чтобы позвонить Вере домой и спросить, что задано по математике. Потом они обменялись парой дежурных фраз. Вера говорила с ним так просто и естественно, что Саша посчитал разрешением звонить еще. И стал звонить. Над предлогами не утруждался: что задано по русскому, по географии… Предметов много… спрашивай – не хочу…

Постепенно они разговорились. Обменивались мнениями о книгах, фильмах, рассуждали просто о жизни. Но в школе Вера по-прежнему не замечала Забелина, будто и не было долгих вечерних разговоров по телефону. Длинный и нескладный, Саша не был героем девичьих романов. Девчонки никогда не строили ему глазки, не писали записок и не приглашали на дни рождения. Вере, которая год от года делалась только краше и желаннее для мужской половины школы, не к лицу было бы даже стоять рядом с Забелиным.

А потом у Максимовой начался роман с одним из самых красивых парней школы, Олегом Денисовым. Все вокруг, включая Сашу, были убеждены, что эта замечательная пара пойдет в ЗАГС сразу после выпускного вечера. Но видимо, с Олегом у Веры так и не срослось, потому что нынешняя ее фамилия была не Денисова, а Соколова. Почему-то это Забелина обрадовало. Денисов был уж слишком хорош, и соревноваться с ним, даже и разменявшим пятый десяток, наверняка было бы и сейчас бесполезно. А с этим Соколовым Вера могла уже и развестись. Ни на одной из фотографий, собранных на странице сайта «Школьные товарищи», на ее руке не было обручального кольца.

Забелин мотнул головой, чтобы вместо Вериного лица увидеть в дверце холодильника свое. Изображение его не обрадовало. Из блестяще-жестяной глубины на него смотрел немолодой усталый мужик с лицом неприятно изрытым довольно глубокими морщинами. Волосы на висках уже заметно поседели. Хорошо, что хоть лысина еще не наметилась… И чего он раскатал губу на Веру? Даже если она вдруг окажется свободной, что он может ей предложить? Запущенную однушку в спальном районе Питера, до которой из центра пилить на двух видах транспорта? Жалкую зарплату продавца непрестижного магазина с диким названием «Эверест»? Эту свою помятую рожу, которая отнюдь не стала краше со времен их школьного детства? На кой все это прекрасной, ухоженной женщине?

Саше очень хотелось садануть кулаком по собственному изображению в дверце, но к нему вдруг подошел прилично упакованный мужик и попросил помочь выбрать холодильник для дачи. Забелин тут же указал ему рукой на тот, у которого стоял.

– Берите этот, не пожалеете, – сказал он.

Мужик пожевал губами, всмотрелся в глубину дико блестящей дверцы, обнаружил в ней несколько скособоченные отражения себя с продавцом и с большим сомнением произнес:

– Да ну… Чего-то… какой-то он неказистый…

– Казистые надо покупать для городских квартир, а этот хорош как раз для дачи! Только поглядите, какой он вместительный и какая мощная морозильная камера! – Саша распахнул дверцу. – Вы можете затариться чуть ли не на два месяца и жить на даче припеваючи, не задумываясь о поездках в магазины.

На лице покупателя проступил неподдельный интерес, видимо, Забелин с ходу нашел самый веский аргумент. Не желая упускать клиента, Саша тут же показал встроенную винную темперируемую камеру, которая сразу произвела на клиента самое выгодное впечатление. Возможность запастись на дачный период еще и вином, видимо, тоже согрела ему душу. А Саша, не останавливаясь, уже пел про принципиально новую систему охлаждения, экономичность и почти полное отсутствие шума. Когда мужик, попыхтев для приличия, попросил выписать чек, Саша еще раз посмотрел на дверцу холодильника. Ему показалось, что из нее на него опять посмотрела Вера Максимова и чуть ли не подмигнула. Похоже, именно она принесла ему удачу.

Свидание с Верой было назначено на три часа завтрашнего дня. Саша уже отпросился на работе под с ходу выдуманным нелепым предлогом, который, похоже, не очень и убедил начальство, но ему было все равно. Он думал только о встрече с одноклассницей и уже которую ночь самым безобразным образом спал, без конца просыпаясь и бегая на кухню то попить, то чего-нибудь сжевать, то снова это всухомятку сжеванное запить.

Саша долго думал, куда пригласить Веру. Сначала, для шику, хотел в какое-нибудь сильно навороченное кафе. Потом решил не пускать ей пыль в глаза, а предложить поехать к нему домой. Пусть она сразу уяснит его положение, увидит, что почем, что от него ждать и на что рассчитывать. Скорее всего, Вера вообще ни на что, кроме легкого трепа с бывшим школьным товарищем, рассчитывать не собирается, и все равно – пусть не заблуждается на его, Сашин, счет. Каким он был, таким остался! Увы, не казак лихой, не орел, не денежный мешок! Неудачник, одним словом…

Когда в этот же рабочий день ушел второй холодильник фирмы Roma, Саша, у которого слипались с недосыпу глаза, несколько воспрянул духом. Может быть, и с Верой как-нибудь все сложится? Правда, как именно сложится – об этом лучше не думать. Но бывшая одноклассница уже начала приносить ему удачу.

Забелин узнал ее сразу, как только она вышла из такси. Вера была именно такой, как на фотографии сайта: моложавой, яркой и одуряюще красивой. Сорокапятилетняя, она выглядела даже более интересной, чем в юности. В юности все девушки хороши, на какую ни глянь, но не многие женщины на пятом десятке сохраняют такую легкость, стройность и обаяние.

Вера тоже узнала его сразу, быстро подошла, улыбнулась и похорошела еще больше. Саша улыбнулся в ответ, протянул ей бордовую розу на длинном стебле и, чуть дрогнув голосом, сказал:

– А ты все такая же… как раньше…

Вера до боли знакомым жестом отмахнулась и сказала, что он тоже изменился мало.

Она как-то сразу согласилась поехать к нему в гости, и Саше понравилось, что всякие церемонии его одноклассница с ходу отбросила. Уже в транспорте они начали вспоминать школьные истории, легко, без лишнего смущения смотрели друг другу в глаза и смеялись.

Неказистую забелинскую квартиру Вера особенно не разглядывала. Похоже, ей доставляло удовольствие просто общение с ним. Саша автоматически задавал вопросы, но ответы понимал плохо. Он еще раз убедился, что она преподает в университете, замужем, имеет двух дочерей, а все остальное шло потоком мимо него. Он вслушивался в музыку Вериного голоса, ловил знакомые интонации, любовался ее подвижным лицом, лучистыми глазами, из которых, казалось, струился свет. На вопросы одноклассницы Саша тоже отвечал с трудом, довольно односложно, потому что для ответов надо было выныривать из блаженного состояния созерцания и вслушивания. Но он как-то справлялся, потчевал Веру собственноручно приготовленной особым способом свининой, поил легким белым вином, которое ему посоветовала взять продавщица соседнего универсама.

То, что Вера сидит за его столом, ест приготовленную им еду и лучится своими глазами, казалось Забелину столь естественным и органичным, что он неприятно удивился, когда одноклассница вдруг посмотрела на настенные часы, охнула и сказала, что ей пора домой. Саша как-то уже успел забыть, что у нее есть свой дом, семья, своя жизнь. Ему хотелось, чтобы она сидела на его кухне вечно. Но даже немного задержать ее он не посмел.

Вера сказала, что обратно на такси не поедет, и попросила проводить ее до остановки автобуса. И только. Саша и сам понимал, что провожать замужнюю даму до дому нельзя. Когда подошел ее автобус, он вдруг неожиданно для себя наклонился к Вериной щеке. Бессознательно и неудержимо захотелось к ней прикоснуться. Вера именно в этот момент повернула к нему голову, и вместо щеки губы Забелина попали аккурат в Верины губы. Он резко отпрянул от бывшей одноклассницы, и через минуту она уже махала ему рукой из окна автобуса.

Домой Саша шел на автопилоте. Его губы все еще ощущали мягкость и сладость неожиданного поцелуя. Он чувствовал недовольство тем, что вел себя глупо и неправильно: не дал Вере понять, что встреча с ней вновь зажгла пожаром чувство, которое он считал давно похороненным. Был уверен, что первая любовь на то и называется первой, потому что за ней неминуемо следует вторая, третья… А была ли у него вторая? А третья? Забелин сейчас особенно остро прочувствовал, что не было у него ни второй, ни третьей… Женщин, конечно, хватало, но никого из них он не любил. Нравились, да… не без этого, но его губы никогда не складывались для слова «люблю», да и женщины никогда для него это слово не произносили. Некоторые, правда, и без красивых речей хотели за него замуж, но он, как только начинал понимать это, исчезал из их жизни навсегда. Он жениться никогда не хотел. Не завидовал ни одному из своих женатых приятелей. Более того, семейная жизнь казалась ему злом. Соединяются двое и начинают изводить друг друга придирками, подозрениями, живут среди склок, измен, пытаются воспитывать детей, которые потом, насмотревшись на папеньку с маменькой, в свою очередь, начинают бесконечно выяснять отношения на семейной кухне, а в перерывах между ссорами – солить на зиму капусту, смотреть бездарные шоу по ящику, пить горькую и изменять друг другу с кем попало.

Саша был уверен, что с Кирой у них сложились самые гармоничные отношения из всех возможных. Вместе они не живут, встречаются в охотку, лишь тогда, когда обоим это нужно, никогда не надоедают друг другу, чем, собственно, и счастливы. Счастливы? Забелин сморщился. Нет, счастьем это назвать нельзя. Несчастьем, конечно, тоже. Они просто сошлись одиночествами, приспособились друг к другу и таким образом существуют. Любит ли его Кира? Наверное, по-своему любит, раз держится за него. Пару дней назад она даже проронила что-то вроде «Я тебя, кажется, уже люблю». Он, Саша, тогда решил не реагировать на это гипотетическое признание. Чего на него реагировать? Он-то точно знал, что Киру не любит. Он привык к ней. Она ему не противна. Не больше. Но до встречи с Верой ему казалось, что это именно то, что ему и надо.

Глава 6

ВЕРА

– Какого черта ты вдруг решил жениться на моей дочери? – спросила Вера, глядя в глаза Кудеярову, набивающемуся ей в зятья.

Боря развалился перед ней в вальяжной позе на велюровом кресле, роняя на его обивку сигаретный пепел. Конечно, он был очень хорош собой. Во-первых, отчаянно синеглаз. Рубашки и футболки он специально подбирал в цвет глазам, чтобы последние выглядели еще ярче. Вот и сейчас на нем была футболка, точно повторяющая тон синевы, струящейся из-под слегка опущенных ресниц, по-девичьи длинных и загнутых кверху. Во-вторых, Кудеяров был пышноволосым жгучим брюнетом, которому пристало бы «носить» карие глаза, но у него были синие. Такая вот, как сейчас говорят, фишка. В-третьих, Боря был сложен как бог: длинноног, широкоплеч, с точеной шеей и красивой формы руками с длинными пальцами. Вера подозревала, что если бы постаралась, то нашла бы во внешности Кудеярова то, что можно было бы продолжать в перечислении: в-четвертых, в-пятых и так далее…

– А почему бы мне, собственно говоря, и не жениться? – томно спросил Боря и вперил в будущую тещу немигающий пронзительный взгляд. – Время пришло. Пора.

– Ты тут на мне свои взгляды не тренируй! – скривившись, сказала Вера, подошла к Боре, вытащила у него из пальцев сигарету и затушила о блюдечко, стоявшее на журнальном столике. – Какого черта ты куришь в квартире? – прорычала она после этого своего действа и удивилась тому, что помянула черта уже второй раз подряд за весьма непродолжительный период времени. Право слово, этот Кудеяров, похоже, имел к чертям самое прямое отношение.

Боря как-то неопределенно хмыкнул, и Вера продолжила:

– Ты же профессиональный альфонс, Кудеяров!

– Раньше вы называли меня жиголо! – Боря расхохотался, обнажив в улыбке прекрасные зубы.

– Это почти одно и то же! Живешь на содержании у женщины и в ус себе не дуешь! Если бы женщиной была не моя Милка, а какая-нибудь другая, я и ей посоветовала бы гнать тебя в шею, но ради дочери я выгоню тебя сама! Собирай шмотки, Боря, катись отсюда и отдай мне ключи от этой квартиры!

Кудеяров сгруппировался в кресле половчее и, убрав улыбку, спросил:

– А вы не допускаете, Вера Алексеевна, что я люблю Милку?

– Конечно не допускаю! У тебя таких Милок как у меня – студентов!

– То есть вы считаете, что никогда не ошибаетесь?

– В данном случае, конечно, не ошибаюсь!

– Хорошо… Но ведь Милка-то меня точно любит!

У Веры потемнело в глазах. Ей очень хотелось взять блюдечко, о которое она только что затушила сигарету, и разбить его о кудеяровскую голову. Боря был прав: Милка любила его без памяти, но она, Вера, не могла позволить, чтобы ее дочь сломала себе жизнь. Такие Бори – вечное женское проклятие.

– Как полюбила, так и разлюбит! – гаркнула Вера. – Не она первая, не она последняя! Поплачет и перестанет!

– Да что вы понимаете в любви-то? – не менее громко выкрикнул Кудеяров, вскочил с кресла и навис над Верой. – Вот вы, университетский препод, доцентишка, что в ней конкретно смыслите-то?! Может быть, считаете, что у вас с вашим адвокатом Соколовым любовь?

– А что же… – Вера так растерялась, что не смогла даже выдать вопросительную интонацию.

– Это не любо-о-овь… – протянул Боря. – Это рыбья жизнь! А еще – рабья! Тягомотина болотная! Хотите, я вам покажу, что такое любовь?! Вы мне нравитесь гораздо больше Милки!

Вера, что называется, не успела и глазом моргнуть, как оказалась в железных объятиях Кудеярова. В ее глаза глянули Борины, потемневшие, будто предгрозовое небо. Через секунду бывший студент запечатал рот доцента Соколовой таким поцелуем, от которого у нее натуральным образом зашлась душа. Почти потерявшая самообладание, Вера страшным усилием воли взяла себя в руки и попыталась освободиться от объятий своего бывшего студента, но не тут-то было. Хватка у Бори была железной, движения отточенными. Он наверняка не раз раздевал сопротивляющихся женщин, которые, возможно, потом ему еще и спасибо говорили. Вера сдаваться не собиралась, но силы были не равны. Она прохрипела что-то вроде того, что Андрей посадит его, но Милкин возлюбленный, презрительно хмыкнув, тут же уверил ее, что Соколов ни за что не станет выносить сор из своей избы, потому что он, Боря, будет утверждать, что Вера Алексеевна сама на него набросилась, аки фурия. Свидетелей-то нет. Кто докажет, что было не так?

Вера билась в руках Бори, как могла. Она сломала два ногтя, тонкое золотое колечко, видимо, смялось и невыносимо сдавливало ей палец, на пол сыпались мелкие пуговицы стильного платья-халата, застегивающегося сверху донизу. В образовавшуюся щель между его полами Кудеяров уже просунул руку и стаскивал бюстгальтер. Изящные его чашечки застегивались впереди, а потому очень скоро Вера оказалась перед Кудеяровым практически с обнаженной грудью. Ее, уже ослабевшую от борьбы, Боря настойчиво подталкивал к раскинутому дивану, с которого не было убрано постельное белье. Когда Вера все же рухнула сверху на пододеяльник, который сама подарила дочери, а Кудеяров лихо вжикнул «молнией» на джинсах, рядом вдруг раздалось жалобное Милкино:

– Боря… что же ты делаешь… ну как же так можно… на нашем белье…

Кудеяров резко обернулся и с неподдельным ужасом в голосе выдавил из себя:

– Милка… ты как тут… почему…

Вера из-за Бориной спины видела, как по щекам дочери горохом посыпались слезы.

– Я… – начала ее девочка срывающимся голосом. – Я отпросилась… потому что ты хотел поехать за город… я даже путевки взяла на три дня… в пансионат на заливе… порадовать хотела… а ты…

Вере хотелось рыдать вместе с дочерью. Она, придерживая руками полы полураспахнутого платья, зарылась лицом в белье. Что будет, когда дочь увидит, кто лежит в ее постели, представить сложно. Она надеялась, что Кудеяров догадается или увести для объяснений Милку куда-нибудь на кухню, или хотя бы так крепко прижмет ее к себе, что девчонка не сможет заметить, что за дамочка быстренько слиняет из их квартиры. О том, как ей идти по улице в растерзанном виде, Вера даже не подумала. Но неожиданность появления Милки, похоже, отбила у Бори всякую сообразительность. Он продолжал стоять недвижимым столбом с расстегнутой «молнией» на джинсах. Милка и обошла его, как столб, именно в тот момент, когда Вера решилась оторвать голову от пододеяльника и прояснить обстановку.

– Ма-а-а-а-ама-а-а!!!!! Ты-ы-ы-ы!!! – потряс комнату душераздирающий вопль Вериной дочери.

– Мила! Я тебе сейчас все объясню!

Вера зачем-то начала с классической фразы героев-любовников, хотя точно знала, что после нее ни один уважающий себя человек обычно ничего слушать не желает. Не желала и Милка. Она заткнула уши, совсем по-звериному прорычала:

– Не-е-е-ет!!! – и поспешила вон из комнаты.

Тут уж у Кудеярова хватило ума и сообразительности растопырить по сторонам руки, сграбастать девушку, чтобы не выпустить из квартиры. И ему, и Вере было понятно, что в таком состоянии Милка готова на все самое страшное, чего конечно же допустить нельзя. Боря, не ослабляя хватки, уселся вместе с ней на диван, и она билась в его руках пойманной птицей, которой жить осталось последние мгновения.

Вера вдруг поняла, что здесь, в этой квартире, она ничего не решает. Она никогда не сможет доказать дочери, что абсолютно невиновна. Нет, не так… Она не сможет объяснить ей, что хотела сделать как лучше для нее же, а получилось опять – как всегда… Даже более по-свински, чем всегда. И доцент питерского университета Соколова, пройдя мимо дивана, где все еще билась и рыдала Милка, открыла шкаф, достала самое простенькое дочернее платье, быстро переоделась в коридоре и вышла вон из квартиры. Все! Милкино детство наконец кончилось. Она, Вера, больше ничего не сможет сделать для своей старшей дочери. Теперь Людмила будет решать все только сама. Нет, конечно, они с Андреем как родители не откажут ей ни в какой просьбе, но вмешиваться в ее жизнь они, похоже, больше не имеют права. Да, Боря – сволочь! Но пока Милка не наестся этого его сволочизма по самые гланды, все равно не захочет выгнать его поганой метлой. Никто не учится на чужих ошибках и опыте. Опыт нужен свой. Хорошо, что квартира по-прежнему на Андрее, а потому красавчик Боря туда не сможет прописаться никакими силами. Все остальное поправимо. Даже с ребенком, если вдруг Кудеяров осчастливит им их дочь, они Милку прокормят, а потом найдется для нее и достойный мужчина. Их девочка – красавица и умница! Главное – это не унывать!

И все же Вера унывала. Она шла по улице и раздумывала о том, что можно сказать Андрею, чего лучше не говорить. Выходило, что лучше вообще умолчать о посещении Милкиной квартиры, иначе Андрей сотрет в мелкий порошок Кудеярова, а дочь будет считать, что это мать сломала ей жизнь. Да… куда ни кинь – всюду клин. До чего же все вокруг отвратительно! Все? Или не совсем? Что-то лучистое брезжит в уголке ее сознания… Что же? Что? Ах да… Забелин… Забелин? Ну да… именно Забелин…

…Когда она увидела Сашу Забелина с розой у фонтана, ее будто что-то мягко и тепло толкнуло в грудь. Сильно постаревший мальчик из ее детства так крепко сжимал в руках длинный стебель цветка, что один из шипов впился в кожу и уже был окружен рубиновой капелькой. Саша не замечал укола, все его существо сосредоточилось в глазах. Он смотрел на Веру не просто с восхищением, как Серебровский в начале их встречи, а будто хотел вобрать ее в себя целиком, навечно запомнить ее такую, новую, взрослую. В его взгляде была… любовь… Она обволокла Веру прозрачным, мягко светящимся коконом, сразу отгородив от суетности и пыли летнего Питера. Исчезли звуки, окружающее смазалось в размытую, нечеткую картинку. Ясными были только Сашины глаза, источающие любовь. И Вера поехала вслед за этой любовью в его холостяцкую квартиру. Она ревностно, хотя и старалась делать это незаметно, оглядела квартиру. Следы женщины обнаружились только в ванной: женский шампунь и интим-гель. Особенно Веру огорчил этот гель, хотя, казалось бы, огорчаться-то нечему. Взгляды взглядами, а жизнь жизнью. Да и что ей, замужней женщине, до мужского взгляда, пусть даже полного любви. Неизвестно еще, сколько этот взгляд будет ею полон!

– А ты все такая же… – опять сказал Забелин, когда они уселись друг против друга за столиком в его кухне.

– Да ну… – отозвалась Вера, вдруг сильно смутившись, потому что уже давно не ощущала себя той десятиклассницей, которой помнил ее Саша. Если Серебровскому ей хотелось продемонстрировать свою сорокапятилетнюю блистательность, то перед Забелиным она откровенно стыдилась утративших упругость щек, мелких морщинок у глаз, немолодых рук. Ей хотелось как-то прикрыться, спрятаться, чтобы Саша вдруг не разглядел все то, что резко отличало ее от школьницы. Но он продолжал улыбаться такой счастливой улыбкой, будто им по-прежнему было по семнадцать лет.

– Я правду говорю, – отозвался он. – Я тебя такой и помню… всю жизнь помнил…

Вера не могла ему ответить тем же. Она никогда не вспоминала его. А сейчас вдруг почувствовала острую вину за то, что игнорировала его в школе даже тогда, когда они уже по-дружески, всласть болтали вечерами по телефону. Одно дело телефонный треп, и совсем другое – прилюдное приятельство с не слишком популярным молодым человеком. Она – признанная красавица Вера Максимова, и он – длинный, неловкий и смешной Сашка Забелин казались ей несовместимыми в жизни! Тогда она никак не могла себе позволить продемонстрировать окружающим дружбу с ним.

– Прости меня… – сказала Вера и посмотрела на него повлажневшими глазами.

– Да ты что! – легким голосом отозвался он. – Это тебе спасибо! Ты подарила мне такое счастье! Любить – это же так прекрасно! Мне как-то… ну… с тех пор… больше и не приходилось…

Потом они говорили о разном. Вера спрашивала, Саша отвечал. Потом наоборот: он спрашивал, а она отвечала, но толком вникнуть в разговор Вера никак не могла. Ей мешал его взгляд. Не жесткий и раздевающий, который появился у Серебровского к концу их встречи, а теплый, светлый и будто прощающийся. Почему прощающийся? Понятно почему. Она женщина замужняя, и встречаться они больше не будут. Да, но как же ей жить теперь без этого взгляда?

Саша сидел перед Верой в вечной своей позе, подперев голову рукой. Он сидел так и в школе за партой, даже когда писал. Похоже, у него от этой вечной позы левое плечо навсегда выше другого… Странно, но теперь юный Забелин вдруг вспомнился Вере весь. Она хорошо представляла его у доски с учебником алгебры. Даже помнила, как он держал книгу в тонких длинных пальцах, как вырисовывал цифры, как бросал дневник на парту, когда возвращался на место. Она вспомнила его детские ямочки, которые появлялись, когда он улыбался, и даже походку. Саша ходил чуть наклонившись вперед и прижимая к груди левую руку с растопыренными пальцами.

Странно… Казалось бы, она, Вера, никогда не смотрела на Забелина, но почему-то помнила… Почему?.. Зачем память так услужливо предоставила ей все эти мелкие черточки внешности и поведения Саши?..

Вера просидела у Забелина часа три, и сидела бы еще, если бы ее взгляд случайно не остановился на часах. Она и не заметила, как пробежало время. Вызывать такси она не захотела. Такси очень быстро довезло бы ее до дому, а Вере хотелось подольше сохранить вокруг себя ауру этой встречи, подумать о ней, повспоминать, прежде чем снова окунуться в привычную семейную жизнь. Саша проводил ее до автобусной остановки. Когда к ней подрулил нужный автобус, бывший одноклассник вдруг резко наклонился. Вера поняла, что он решил на прощание поцеловать ее в щеку. Она же непреодолимо захотела ощутить его прикосновение на губах и повернула к нему лицо. Сашины губы оказались мягкими и прохладными. Вера везла ощущение его легкого поцелуя через весь город. Оно пропало только тогда, когда возле собственного дома ей пришлось вступить в перебранку с парнями, которые заплевали и забросали окурками все крылечко.

Вера была уверена, что вместе с исчезновением вкуса этого поцелуя она о Саше забудет. И действительно забыла. Над ними с Андреем черной грозовой тучей висела Таськина проблема. Сначала они хотели вывести дочь с ее лесбийской любовью на чистую воду. Потом, проговорив об этом несколько ночей подряд, решили, что будет только хуже, и принялись с остервенением искать по друзьям и знакомым свободного и видного собой парня. Свободные были, а видных – нет. И Вера, и Андрей понимали, что абы какой молодой человек им не подойдет. Отбить Таську от девки с гривой до пояса может только неординарный по всем статьям человек. Таковой никак не находился.

– Слушай, Вер, а может, предложить нашу Таську Соболеву? – как-то вдруг пришло в голову Андрею.

– Соболеву? – переспросила Вера. – Так ему же скоро сороковник стукнет!

– Знаешь, лучше сорокалетний достойный мужик, чем девка, будь она хоть трижды бучем или дайком!

– А ты, гляжу, поднаторел в терминологии!

– Пришлось! Наверно, десяток лесбийских порталов прошерстил! Ну и дрянь, я тебе скажу!

– Не сомневаюсь, – отмахнулась Вера. – А почему ты вдруг Соболева вспомнил?

– А потому что он сейчас как раз один. Со своей бывшей подругой расстался и… так сказать… на распутье!

– Андрюша, зачем нам Юрка? Он же принципиальный противник женитьбы!

– Нам, дорогая, пока не до женитьбы! Нам надо дочь переориентировать! А Юрка для этого самая подходящая персона! Он же красив как бог!

– Как сорокалетний бог! – уточнила Вера.

– Богу возраст не помеха! К тому же он модный дизайнер, и денег у него немерено! Он может Таську свозить хоть на Майорку, хоть на Ибицу, хоть на Землю Франца-Иосифа!

– Совсем с ума сошел! Зачем Таське Земля Франца-Иосифа?

– Ну не знаю… Для остроты ощущений! Представь: за окном пятизвездочного отеля суровые просторы этой самой земли, а в постели сорокалетний бог Юрка! Разве это сравнится с вульгарными обжиманиями с девкой у детской беседки с петушком?

– Андрюш! А на Земле Франца-Иосифа есть отели-то? Мне что-то кажется, что там только одна эта земля и есть, да еще вечные льды…

– Ладно, не во льдах суть! Лучше ответь: ты принципиально не против Соболева?

Вера тяжело вздохнула и ответила:

– В нашем случае выбирать особо не из кого, а потому пусть будет Юрка. Но я надеюсь, ты не станешь ему рассказывать, в какие сексуальные дебри вдруг потянуло Таську?

– Конечно нет! – Андрей для убедительности приложил руку к груди. – Я даже не собираюсь ему Таську навязывать. Так… между прочим… покажу фотки… скажу, что хочется, мол, чтобы такая красавица не по подъездам с прыщавыми молокососами тусовалась, а познакомилась бы с каким-нибудь состоятельным человеком, который показал бы ей белый свет, а не заплеванные лестничные клетки. Думаю, Юрка клюнет. У него, кстати, бывшая любовница была дюже молодая! Вряд ли старше Таськи!

– А если она в него влюбится?

– Можно подумать, мы не этого добиваемся?!

– Ага! А он ее потом возьмет да и бросит!

– Вер! – Андрей скривился. – Бросит, так другой найдется! Какие Таськины годы! Лишь бы не баба!

– Действительно, – буркнула Вера и повторила вслед за мужем: – Лишь бы не баба…

Через неделю Вера опять получила предложение от Забелина встретиться и погулять по летнему Питеру. Он писал, что работает по системе «два через два» и у него как раз грядут выходные. На Вериных губах будто опять расцвел его поцелуй, и она поняла, что отказаться от встречи не в силах. О причине этого своего бессилия старалась не думать.

С тех пор они изредка встречались с Сашей днем, когда у того были выходные. И каждый раз на прощание он нежно и невесомо целовал ее в губы. И Вера все время ожидала того момента, когда этот человек поцелует ее по-другому. Она ничего не предлагала ему и никак не провоцировала, но находилась в предчувствии того, что их отношения перейдут в другую стадию. Это ожидание и это предчувствие никак не были оформлены мысленно, они стали Вериной сущностью. Но если кто-нибудь посмел бы сказать ей, что она жаждет с Забелиным настоящего интима, она плюнула бы тому в лицо. У нее есть муж Андрей Соколов, отец ее детей, замечательный человек и отличный любовник, и никого другого ей и на дух не надо.

Замечательный человек Андрей Соколов, по уши занятый своей адвокатской практикой, разумеется, даже не предполагал, каким образом иногда проводит время его жена, находясь в длинном преподавательском отпуске. Он снял бы жене с Таськой дачу на Финском заливе где-нибудь в Курорте или Солнечном, но дочь нынче усиленно обхаживал Юрий Михайлович Соболев, и, похоже, делал некоторые успехи. Было не до дачи…

Возвращаясь домой от Милки с Кудеяровым, Вера вдруг поняла, что переживает по поводу происшедшего в их квартире вовсе не так сильно, как должна бы. А как, собственно, она должна переживать? Да с ума сходить – вот как! Но почему-то не сходит! И почему бы? Да потому, что у нее есть человек, из которого в нее каким-то странным образом перетекает радость. Саша посмотрит на нее своим светлым взглядом, и любые неприятности сами собой делаются как-то мельче и бесцветнее. Как у него это получается – непостижимо! Вера поймала себя на том, что всегда улыбается, когда вспоминает Забелина. Она опять не захотела подумать о причинах зарождения этих улыбок. Она ни о чем не хотела думать. Она хотела видеть Сашу.

Дома Вера первым делом включила компьютер, вошла на сайт «Школьные товарищи», увидела новое сообщение и вздрогнула. Всем существом почувствовала, что оно от Забелина и что будет каким-то особенным, не таким, как всегда. Они сегодня не будут с ним просто болтать в Интернете, как когда-то в детстве по телефону. В этом сообщении будет написано что-то такое, что выведет их отношения на какой-то новый уровень. Хорошо ли это и куда может завести, она не думала. Когда общалась с Сашей, Вера вообще не вспоминала, что у нее есть семья. При этом она не совершала над собой никаких усилий, не испытывала угрызений совести. Да и чего испытывать? Она не делала ничего плохого. Она просто общалась с другом детства – и все. Вере приятно было это общение, и она не собиралась от него отказываться из-за каких-то глупых условностей. Она всего-навсего хорошо проводит отпуск. Когда он закончится, навалится столько дел, что будет не до Саши, а потому надо пользоваться летней свободой.

Вера открыла письмо Забелина. На завтра он приглашал ее не на прогулку по Питеру, а снова к нему в гости. Вера замерла над этим приглашением с поникшими, упавшими вдоль тела руками. Именно в этот момент на нее и навалилась вся тяжесть происходящего. Только что она была легка, спокойна и уверена в своей непогрешимости и вот сейчас поняла, что страшно грешна уже давно. Пожалуй, с самой первой встречи. Вера, как только увидела Забелина с розой в руках, так и согрешила с ним. Даже не в мыслях, а в каком-то предчувствии. Встретившись с Сашей, она каждый раз с нетерпением ждала прощания, потому что только в этот момент он касался своими губами ее губ. Она вся была наполнена неосознанным ожиданием того, что однажды этот невинный поцелуй изменится. Он не менялся, но Вера точно знала – изменится.

Не отдавая себе отчета, Вера все время ждала именно этого приглашения. И оно наконец пришло. Нет никакого сомнения в том, что Забелин зовет ее не просто на посиделки на кухне. И от того, что сейчас решит Вера, их отношения действительно могут перейти в иную стадию или… или закончиться навсегда. Только сейчас в ее мозгу всплыло слово «измена». Она, Вера, похоже, собралась изменить мужу… И не такому прожженному бабнику, как Танькин Валерик, который ныряет из-под одной юбки под другую, а Андрею. Ее Андрею, с которым она прожила душа в душу двадцать пять лет!

Веру бросило в такой жар, что на висках выступили капельки пота и неприятно мокрыми стали руки. Собственно, кто такой Забелин? Да никто! Просто Саша из их 10-го «Б». Подумаешь, смотрит на нее как-то по-особенному… Впрочем, что уж такого особенного в его взгляде? На нее, Веру, до сих пор все мужчины так смотрят, куда бы она ни пришла. Это ее никогда не волновало, не тревожило и не толкало на измену мужу. При этом она не совершала над собой никаких усилий. Ей не были нужны другие мужчины, потому что у нее был Андрей, которого она любила, с которым ей всегда было хорошо. Так зачем ей Забелин? Разве он сможет заменить Андрея? А кто сказал, что она собирается заменить Андрея Забелиным? А если не менять? Неужели она, Вера, станет спать и с одним и с другим? Фу-у-у… Что за идиотское слово – «спать». Слава богу, до этого еще не дошло и… не дойдет… если она, конечно, этого не захочет… А она и не захочет… Чего ей хотеть? Вот вечером вернется Андрей, крепко обнимет, поцелует, и никто другой Вере Максимовой, в замужестве – Соколовой, не будет нужен… Даже и Забелин…

Вера вытерла взмокшее лицо полотенцем, решительным шагом прошла к компьютеру, быстро набрала в ответ на Сашино приглашение: «Я приду», отправила и ужаснулась. Она же совсем другое хотела написать…

Забелин открыл Вере дверь. По его лицу она поняла, что и он эту ночь вряд ли спал. Под глазами синели тени, щеки неприятно вытянулись и побледнели. Очень бледными были и губы. Саша казался не просто невыспавшимся и потому измученным, а по-настоящему больным.

Вера прислонилась спиной к захлопнувшейся двери и смотрела на него во все глаза. Неужели она пришла сюда за тем, чтобы отдаться этому немолодому, не слишком привлекательному человеку? Да зачем ей это нужно? Что ей это даст? Похоже, что ничего… На приключения потянуло? Нового секса захотелось? А зачем ей новый, когда у нее очень даже неплохой старый?

Забелин тоже молча смотрел на нее. Вера вдруг подумала, что и у него в мозгу могут мелькать подобные мысли. На что она ему? У него же есть женщина, с которой он как-то очень удобно сосуществует. Зачем ему чужая жена, от которой никакого прока? Или он тоже, как Серебровский, сатисфакции захотел? Потом будет всем рассказывать, как трахнул свою первую любовь, неприступную Веру Максимову? Совершенно непонятно, что сейчас в его взгляде! Если раньше он, взгляд, излучал любовь, то в данный момент в нем было что-то болезненно-надрывное.

Вера не без труда разлепила губы и проговорила, странно пришепетывая и без всякого вопроса:

– Ну и что шкашешь…

Забелин отвернул лицо в сторону и ответил в стену:

– Не знаю… не умею я с тобой говорить… об этом…

– А ты все же шкажи, – настаивала Вера, все так же отвратительно шепелявя.

– Ты же сама все знаешь… – Лицо Саша к ней так и не повернул.

– Нет…

– Ну… если настаиваешь, могу обозначить словами… Я люблю тебя, Вера. Сейчас понимаю, что всю жизнь любил… ну… то есть жила ты во мне всегда, поэтому и с другими женщинами так ничего серьезного и не получилось…

– И ты хочешь, чтобы я… – Вера не закончила, потому что не знала, как высказать все то, что вихрем проносилось в голове.

Все так же не глядя на нее, Саша сказал:

– В ванной есть все, что нужно. Я полотенце тебе купил… в клетку… зеленая и красная… Увидишь… Щетку еще зубную… оранжевая такая… Ну и все остальное… Найдешь…

– Дай мне свою рубашку, – уже абсолютно четко сказала Вера.

– Зачем? – почему-то испугался Забелин, но потом, сообразив, кивнул, сходил в комнату, вернулся с легкой рубашкой в зеленую клетку, протянул ей и сказал: – Только неглаженая…

Вера взяла рубашку и зашла в ванную. На крючке действительно висело абсолютно новое, пахнущее чем-то техническим полотенце в зеленую и красную клетку. Вера поднесла к нему рубашку. Зелень клеток на ней и на полотенце была одного тона. Что бы это значило? Или ничего не значит? И почему у нее такая ясная голова и совершенно не колотится сердце? Будто она пришла не к мужчине, которому собирается отдаться, а на прием к врачу… Что-то во всем этом не так… Но что?

Вера приняла душ, вытерлась клетчатым полотенцем и надела не менее клетчатую рубаху Саши. На ней не было его запаха. Она пахла стиральным порошком. Униформа. Спецодежда. Сколько женщин надевали после душа в его ванной эту рубашку? Вон ополовиненный интим-гель так и стоит. Она, Вера, разумеется, к нему не прикоснулась. Она не желала быть женщиной из ряда других, но все равно попала в этот ряд. Ох уж эти мужские рубашки, которые так прославили постельные сцены кинофильмов!

Возле двери ванной Вера задержалась. Да что же это такое происходит? Отчего все так буднично и просто? Почему она не дрожит от желания и страсти, раз уж на все решилась? Может быть, еще не поздно все вернуть назад? А как? Ну… например, можно выйти из ванной в своей одежде и гордо покинуть квартиру… Нет, вообще какая-то ерунда получится…

Вера расстегнула верхнюю пуговку рубашки, которую машинально застегнула снизу доверху, и решительно вышла в коридор. Чего уж тут из себя изображать… Пусть случится то, зачем она сюда, собственно, и пришла. Забелин стоял возле дверей, будто в очереди в коммунальной квартире. На нем были только трусы, черные с серой вставкой. Вера без удовольствия оглядела его длинную сутулую фигуру. Одно плечо действительно было выше другого. Никаких сексуальных желаний его тело не вызывало.

– Проходи в комнату, – задушенно сказал он и сам юркнул в ванную.

Вера подумала, что мог бы и заранее вымыться. Поди, не с работы пришел. Дома был. Может, хочет как-нибудь оттянуть сакральный момент? Тоже уже сомневается в нужности затеянного?

Она прошла в комнату. Диван был раскинут и застелен голубым бельем. Вера подумала: хорошо, что не в зеленую клетку, скинула рубашку, забралась под одеяло и уставилась в давно не беленный потолок. И зачем ей этот потолок? Зачем эта постель? Кто может ответить, для чего она все это делает? Разве она влюбилась в Забелина? Нет, конечно! Неужели она улеглась под это голубое одеяло только из жалости к человеку, так долго носившему в сердце любовь к ней? Но он ведь, скорее всего, врет все… Так уж и носил! Просто увидел ее и влюбился заново, в сегодняшнюю Веру, которая пока еще не хуже юной! В нее до сих пор постоянно влюб ляются мужчины, и Забелин не исключение! Да… но ей же никогда не приходило в голову ложиться под бочок к каждому, кто посмотрит на нее с вожделением! А разве Саша смотрел на нее с вожделением? Нет. В его взгляде все же была любовь… Может быть, в этом как раз и есть все дело?

Именно в этот момент Забелин вышел из ванной и, не поднимая глаз на Веру, подошел к постели. Так же не глядя на уже лежащую в ней женщину, он забрался под одеяло и вдруг неожиданно крепко прижал Веру к себе. Потом поцеловал ее так, как она давно хотела, но Вера, к удивлению своему, ничего не почувствовала. Легкое касание его губ на прогулках оказалось куда интимнее того, что он сделал сейчас. И все, что происходило дальше, неприятным не было, но не только не приносило ей удовольствия, а казалось еще и ненужным, даже нелепым. В момент, который должен бы быть пиковым, ничего не чувствующая Вера открыла глаза и уставилась на Забелина. Его глаза были закрыты. Он был еще более бледен, чем в коридоре, когда только-только открыл ей дверь, и сейчас казался Вере очень пожилым человеком. Пожилым, чужим и ненужным. И все, что происходило, было чуждо ей, бессмысленно и ненужно.

Когда все закончилось, Саша огорчил Веру еще и традиционным вопросом:

– Тебе было хорошо?

Ей не хотелось обижать его правдой, и она, заставив себя улыбнуться, сказала нейтральное:

– Честно говоря, бывало и лучше.

– Ну-у-у… – протянул Забелин, – не все сразу, мы ведь совсем не знаем друг друга…

Вера подумала, что узнавать его дальше ей совсем не хочется. Она поняла, что совершила нечто ошибочное, но вполне поправимое. Сейчас она уйдет домой от бывшего одноклассника и забудет его, как страшный сон. Она выбралась из-под одеяла и сказала:

– Мне надо идти…

Забелин ничего не ответил, не спросил и только следил за ней напряженным взглядом все то время, пока она одевалась. Летом сборы недолги, а потому через несколько минут Вера была готова. Саша сделал попытку встать с дивана, но она одним движением руки запретила ему это. Ей совсем не хотелось еще раз смотреть на его обнаженное тело.

– Не провожай, не надо. Я все сама! – сказала Вера и добавила опять же самое нейтральное, а именно: – Пока!

Вера ехала в транспорте, а потом шла по улице к дому, без конца одергивая нарядное шелковое платье. Ей почему-то казалось, что оно неприлично задирается и чуть ли не демонстрирует прохожим ее белье, которое она снимала в чужой квартире. А еще ей чудилось, что все знают, откуда она идет и что там делала. Она будто стала грязной, а потому все боялись об нее запачкаться и обходили стороной. Но она должна же как-то дойти до дому… А там она смоет с себя забелинские прикосновения и станет снова чистой и… почти беспорочной женой Андрея Соколова. В самом деле, стоит ли считать серьезным грехом эту ее ошибку. С каждым может случиться. Возможно, и с Андреем происходило что-то подобное. Она, Вера, теперь очень даже понимает таких слегка неверных жен и мужей. Что-то вдруг покажется, примерещится среди серых и однообразных будней, а потом человек мгновенно трезвеет и понимает, что эти однообразные будни и есть простое и незамысловатое человеческое счастье. А все остальное – блеф, фантом, мираж… кинематограф…

Возле самого дома Вера все же забежала в магазин и купила утку. Потом поразмышляла немного и взяла еще бутылку вина. Что-то давно они с Андреем не устраивали праздников. Сегодня для этого есть самый серьезный повод. Вера оступилась, но сделала оргвыводы, и теперь они с Андреем заживут еще счастливее. Конечно, она не собирается каяться мужу в своем проступке. Она просто устроит ему дивный ужин с уткой в яблоках и вином. Можно было бы и со свечами, но вдруг Таська вернется раньше обыкновенного и решит, что родаки сбрендили… Не стоит волновать ребенка понапрасну.

Когда в дверях заскрежетал ключ, Вера подскочила к зеркалу и поправила чуть разлохматившиеся волосы и волан тонкого летнего халатика, который особенно любил Андрей. Муж вошел и улыбнулся, сразу учуяв запах вкусной еды. На лице Веры улыбка погасла. Она вдруг поняла, что не хочет видеть Андрея. Она хочет обратно, в ту постель, где ничего хорошего у них с Забелиным сегодня не получилось.

Глава 7

ЗАБЕЛИН

Александр Забелин измучился. Он плохо спал пару ночей до интима с Верой, а после того, как произошло то, о чем так страстно мечтал, вообще потерял сон. Ему было ясно, что он потерпел фиаско. Полнейшее. И похоже, непоправимое. Он не смог доставить женщине даже средненького удовольствия. Похоже, Вера не почувствовала вообще ничего. И как теперь быть? Он забыть ее не сможет. Его не оставляет запах и вкус ее тела. Ему кажется, что стоит повернуть голову, и он увидит ее лицо на подушке, разметавшиеся волосы, тонкие руки, заброшенные за голову. Саша теперь был уверен, что вся его нелепая и, в сущности, несостоявшаяся жизнь была залогом этой новой встречи с первой и, похоже, единственной любовью.

Забелин принялся вспоминать женщин, прошедших сквозь его бытие. Именно сквозь, ибо они рядом с ним не задерживались. Их, как ни странно, было достаточно. Саша никогда не блистал особой мужской красотой, но женщины его не избегали и всегда довольно легко шли на контакт. Ему никогда не приходилось кого-то изощренно добиваться. Может быть, правда, потому, что он никогда не заглядывался на таких блистательных, как Вера. Он предлагал свои объятия тем обыкновенным женщинам, которые оказывались рядом: на службе, в гостях; пару раз знакомился в транспорте. Ни разу осечки не было. И они даже прикипали к нему, эти женщины, но очень скоро надоедали хуже горькой редьки, и он бросал их, даже не удостоив какими-то объяснениями. Лишь один раз встретилась нежная и красивая, с огромными темными и влажными очами, как Царевна Лебедь на картине Врубеля, но даже ради нее он, Александр Забелин, не смог поступиться своей мужской свободой. Эта Лебедь, гордо расправив снежные крылья, сама упорхнула от него, когда поняла, что жениться на ней он не собирается.

Теперь ему стало совершенно очевидно, что он и не мог жениться ни на ком, даже на этой царевне. Для него Небом задумана одна-единственная женщина – Вера Максимова. Она почему-то замужем. Это неправильно. Несправедливо. Он шел к ней всю жизнь, а она оказалась занята каким-то чужим мужиком. Если бы он, Саша, так не опростоволосился в постели, может быть, Вера смогла бы бросить этого своего мужа. Он случайный человек в ее жизни. Она только его, Сашина, женщина. Но после эдакой злосчастной неудачи нечего и надеяться увидеть ее еще раз. Она больше не захочет с ним встречаться, и понять ее можно.

Кое-как отработав очередную смену в магазине и приехав домой, Саша первым делом бросился к компьютеру, зашел на сайт «Школьные товарищи» и быстро, стараясь особенно не раздумывать, написал Вере: «Надеюсь на продолжение встреч. Готов на любые, самые унизительные условия». Он и сам не знал, про какие унизительные условия пишет. Ему хотелось дать ей понять, что он готов на все. Отправив сообщение и откинувшись на спинку компьютерного кресла, Забелин закрыл глаза. Он понимал, что ответ вряд ли придет прямо сейчас. Похоже, что Веры сейчас нет в Сети. Во всяком случае, ее фотографии нет в окошке друзей. Но после того, что между ними произошло, ответ может и вовсе не прийти, потому что бывшая одноклассница наверняка вычеркнула его из своей памяти, как нелепое недоразумение.

Когда Забелин очнулся от своих размышлений и взглянул на экран, напротив опции «Новые сообщения» появилась единичка. Саша вздрогнул и поначалу даже решил удалить сообщение нераскрытым. Что там может быть хорошего? Да ничего. Вежливый интеллигентный отказ. Впрочем, скорее всего, это письмо не от Веры, а от Киры. Ее аватар на месте, среди друзей. Отличное, кстати, фото. Красивой Киру назвать было нельзя, но на некоторых фотографиях она получалась очень милой. На этой она сидела несколько боком на скамейке в парке, положив ногу на ногу и опираясь одним локтем о свою сумку. Лицо было спокойно-улыбчивым, кремовая блузка освежала лицо, а светлые волосы слегка и очень изящно растрепаны ветром. Саша вгляделся в лицо этой женщины. И зачем он послал Вере это душераздирающее сообщение? Вот же его женщина – Кира! Путь она никогда не говорила ему вечных слов, но она любит его. Пожалуй, именно сейчас он понял это абсолютно точно. Иначе она не стала бы терпеть все его приходы-уходы, загулы-воз вращения. Выгнала бы в шею и нашла бы себе другого, более достойного мужичка. И охотники до нее были. Саша это тоже точно знал.

Тяжко вздохнув, он открыл сообщение, будучи в полной уверенности, что оно от Киры. Писала Вера. Буквы неожиданно расплылись перед глазами Забелина. Он не без труда, будто в фотоаппарате, настроил резкость собственной зрительной системы и прочел:

«Давай встретимся в твой ближайший выходной».

Ближайший выходной намечался у него как раз завтра. Так он и написал Вере, тут же намертво забыв о Кире:

«Завтра в 14.00 у меня. Такое возможно?»

«Возможно», – односложно ответила Вера.

«Где тебя встретить?»

«Я сама доберусь. Жди».

В 13.10 Александр Забелин, здоровый и крепкий мужик, почти двухметрового роста, находился уже чуть ли не на грани обморока. Он слонялся по квартире и не мог найти себе места. Он ждал Веру. С чем она к нему придет? Может быть, с решением завершить их отношения, которые в прошлый раз продемонстрировали свою полную несостоятельность? Конечно, все так и будет… С чем она еще может прийти? Ну не на шею же ему вешаться? Да таких, как он, Забелин, вокруг Веры наверняка целые тучи вьются! И муж ее наверняка чисто по-человечески – отличный мужик и одновременно, что, конечно, большая редкость, еще и брутальный красавец. Вера просто не могла выйти замуж за какого-нибудь козла. А если судить по тому, как она всегда нарядно и дорого одета, этот брутальный «не козел» еще и очень прилично зарабатывает.

Когда прозвучал звонок входной двери, Забелина окончательно покинуло всякое самообладание. Он понес свое длинное тело в коридор, как на казнь.

Как только Вера переступила порог, Саша сразу понял, что сегодня к нему пришла совсем другая женщина. Она смотрела ему в лицо незнакомым, непонятным взглядом. Ее взгляд был совсем другим и тогда, когда они гуляли по питерским паркам, и в то последнее их нелепое свидание в его квартире. Забелин совершенно растерялся. Выпрямившись во весь свой высокий рост, он прилепился к стене и не знал ни что сказать, ни что сделать. А Вера вдруг сделала единственный шаг, которого вполне хватило в тесноте коридорчика, обняла его за шею и прижалась к нему всем телом. Саша сомкнул на ее спине дрожащие руки. Он хотел произнести ее имя, но из пережатого чем-то непонятным горла не вылетело ни звука. Самым правильным в этой ситуации было прижаться к ее губам, что он и сделал. И они стали целоваться. Неистово, до клацанья зубами. И Забелин вдруг понял, что подобных поцелуев в его жизни никогда еще не было. Ему за все его сорок пять лет поцелуи вообще никогда особо нужны не были. Зачем было тратить время на какие-то малопонятные манипуляции губами? Он со всеми своими женщинами сразу укладывался в постель и приступал совсем к другому процессу, ради которого, собственно, с ними и встречался. Вот и сейчас вела Вера, а он только подставлял свои губы, и ему хотелось, чтобы происходящее не кончалось никогда. И лишь когда сама Вера оторвалась от него, он взял ее на руки и понес в постель.

Они раздевались одновременно, не переставая пристально глядеть друг другу в глаза. Они оба смотрели вовсе не на обнажающиеся тела. Они глядели друг другу в самые души. Это было ново для Забелина, это было странно и сводило с ума.

В этот день и в постели была совсем другая Вера. Она не просто лежала на его простынях и подушках, как в тот раз. Саше казалось, что он слышит бешеный ток крови в ее сосудах и сосудиках и яростный стук сердца. Он смог прошептать: «Верочка…» И когда понял, что голос повинуется ему, понес совершеннейшую чушь, которая ему в этот момент казалась единственно нужной:

– Сейчас тебе будет очень хорошо… я сделаю все, чтобы тебе было хорошо… ты забудешь все плохое… ты будешь довольна, Верочка…

И когда, забившись в его руках, женщина покрылась испариной и протяжно вскрикнула, Забелину, тертому и битому жизнью мужику, самому захотелось заплакать. Он смог сделать Веру счастливой на несколько минут, помог ей отрешиться от всего земного и воспарить над суетностью буден. Возможно, она придет к нему еще раз, чтобы повторить это. И он будет стараться изо всех сил, чтобы эта женщина приходила и приходила сюда и, возможно, сумела полюбить его. Пусть ненадолго… Насколько хватит ее сил. Он же будет любить ее вечно. Собственно, он и так любил ее всегда, с тех самых пор, как в первый раз увидел в классе новенькую кудрявую девочку, которую представляла их 6-му «Б» классная руководительница.

– Когда мы увидимся снова? – спросил Забелин, когда они, уже успокоившись, просто лежали рядом.

– Как получится… – ответила Вера, но по ее голосу Саша понял, что получится непременно и в самом скором будущем. Они оба будут теперь изыскивать любую возможность, чтобы оказаться вместе.

Провожать себя Вера запретила раз и навсегда. Одно дело, когда они просто гуляли по городу, как друзья детства, и совсем другое теперь… Теперь их связывают такие отношения, которые нельзя демонстрировать даже паркам и садам Питера. Они могут видеться только здесь, у него дома, как на явочной подпольной квартире.

Саша решил выпить кофе, когда подал голос мобильник. По мелодии он понял, что звонит Кира, и порадовался тому, что она не позвонила на полчаса раньше. Она звала его в гости. Меньше всего сейчас ему нужна была Кира, но объясняться с ней, выдумывая причину отказа, не хотелось, и он сказал, что приедет часам к шести. Удовлетворенная Кира отключилась.

Забелин задумался. В его жизни сейчас оказались сразу две женщины. Как быть? Дать Кире отбой? Он сегодня изменял ей с большим вкусом и удовольствием. Впрочем, все не так! Это он много лет изменял Вере с Кирой! А сегодня он был с любимой женщиной, которая наконец откликнулась на его призыв всем своим телом. Про душу и сердце говорить, конечно, еще рано, но Вера сегодня отдавалась ему так страстно, что… Нет, торопиться не стоит! Вера замужняя женщина с двоими детьми, и, возможно, долг возьмет над ней верх, и тогда она откажет ему, несмотря на разгорающуюся страсть. И с чем он, Саша, тогда останется? Ни с чем! И ни с кем! Ни с Верой, ни с Кирой… Конечно, одиноких женщин в их возрасте хватает, а потому всегда можно найти себе другую подругу, но стоит ли так заморачиваться? Кира его устраивает по всем статьям, а лучшее, как известно, враг хорошего. Господи! О чем это он? Неужели о Вере? Нет, конечно! Это он о той женщине, которую, возможно, придется искать, если он останется и без Киры, и без Веры.

Пить кофе расхотелось. Забелин взглянул на часы. До шести оставалось полтора часа. Вздремнуть, что ли? Уж слишком он сегодня перенервничал. А кофе ему и Кира поднесет, да и накормит чем-нибудь вкусным.

Глава 8

КИРА

Забелин Кире не нравился. Он стал каким-то задумчивым и не в меру сосредоточенным. Он вроде бы на все реагировал правильно и адекватно, но находился будто в другой плоскости. Параллельной. Даже когда они соприкасались «всеми своими плоскостями в постели», он умудрялся как бы парить над ней, Кирой. Конечно, она понимала, откуда ветер дует. Она сделала большую глупость, когда собственноручно нашла в Интернете одноклассницу Саши, в которую он был влюблен в детстве. Но детство-то давно кончилось. А нынешняя Вера (Максимова) Соколова – красавица, доцент питерского университета – слишком хороша для Забелина. Он не может этого не понимать и, видимо, поэтому и находится в состоянии душевного раздрая.

Что в этой ситуации может предпринять Кира? Да ничего выдающегося! Они знакомы с Сашей уже десять лет, а потому невозможно взять вдруг и вывести их отношения на какую-то празднично-высокую ступень. Конечно, мож но прикупить себе каких-нибудь новых нарядов, но Забелин и раньше-то никогда особенно не обращал внимания на то, как она одета. Подумает еще, что она решила закосить под эту его Соколову-Максимову. Да ни за что! Вера, конечно, хороша, тут ничего не попишешь, но и она, Кира, в своем роде очень даже ничего. Пожалуй, стоит приглашать Сашу в гости почаще. Пусть-ка Ольга сама как-нибудь устраивается с Танюшкой. Конечно, она, Кира, внучку обожает, но с этими дочками-внучками можно пустить под откос собственную жизнь! Точно! Надо предложить Саше, чтобы он взял скопом все свои отгулы, а их у него приличное количество, и тогда она, Кира, сможет увести его на дачу в Дубки, где вообще нет никакого Интернета, а потому за пару недель он сможет эту свою «вечную любовь» выбросить из головы. Танюшку Кира ни за что с собой не возьмет, и они с Сашей там будут только вдвоем, предоставленные сами себе. А потому постельные отношения, до которых так охочи мужики, могут стать не банальным и очень тихим перепихоном на сон грядущий, как у них вечно получается из-за присутствия в ее доме то сына, то внучки, а каким-нибудь развернутым действием. Как должно выглядеть это развернутое действие, Кира представляла плохо. У нее никогда не было никаких развернутых действий.

Последнее время она стала все чаще и чаще задумываться над тем, почему ее жизнь сложилась именно так, а не иначе. Разве она, Кира, такая умная, честная и терпеливая, не заслужила того, что называется семейным счастьем? Другие заслужили, а она нет? Впрочем, а кто заслужил-то? Все ее подруги, как и она, живут на пепелищах бывших любовей, а потому у нее все как у всех и даже кое в чем лучше. Ее подруги, так же как и она сама, остались без мужей. Кто-то развелся, кого-то муж банально бросил, сменив на более молодую и красивую, а Наташкин… вообще… умудрился умереть от сердечного приступа в самом расцвете сил. Со своим Олегом Кира развелась сразу после рождения Стаса. Теперь вот уже почти десять лет у нее есть Саша. Конечно, они не живут вместе, но это даже хорошо, поскольку нет отупляющего совместного быта, который запросто сводит на нет самые нежные отношения. Кроме того, Сашу, как своего мужчину, она всегда может предъявить подругам, у которых вообще никого нет, и она, Кира, со своим кавалером всегда очень выгодно смотрится на их унылом фоне. Уже сколько раз так случалось, что на их девичниках из мужчин был только один Забелин. Нельзя сказать, что ему очень нравилось бабское общество, но хорошо поесть он любил. А если идешь в гости, где собираются одни бабенции, отличная еда, да и выпивка, всегда в изобилии.

Сейчас Саша тупо чистил картошку, которую Кира собиралась особенным образом запечь со свининой, как он любил. Тягостное молчание на кухне не висело только потому, что маленький телевизор, примостившийся на холодильнике, очень темпераментно выдавал новости сегодняшнего дня. Кира чувствовала, что Забелин не вслушивается в слова ведущих информационной программы, а думает о чем-то своем, но делала вид, что уважает интерес своего мужчины к политическим событиям в стране и за рубежом.

Когда с чисткой картошки было покончено, Кира отослала Сашу к телевизору в комнате, поскольку знала, что должен был начаться какой-то особо важный матч между питерским «Зенитом» и его вечным врагом – московским «Спартаком». Забелин был азартным болельщиком, и Кира очень надеялась на то, что «Зенит» не подведет и что это резко улучшит Сашино настроение.

Возясь на кухне с мясом, а потом еще и с блинами, которые Забелин тоже очень уважал, она слышала его радостные вопли, каждый раз крестясь при этом на образ в углу кухни. Она изо всех сил молила Владимирскую Богоматерь, иконку которой повесила в красный угол над столом, о победе питерских футболистов. Она еще не дошла до той степени душевных переживаний, чтобы просить Пречистую Деву о том, чтобы разлучница Максимова куда-нибудь сгинула. Ей хотелось верить, что эта Вера – просто Сашина блажь. Очень скоро он удостоверится в том, что не видать ему эту доцентшу как собственных ушей, и все у них опять будет хорошо. Ну… если и не особенно хорошо, то хотя бы как всегда.

То ли Богоматерь сжалилась над Кирой, то ли футболисты «Зенита» хорошо потренировались перед матчем, но победа осталась за ними. Саша пришел из комнаты сияющий, возбужденный и даже сочно чмокнул Киру в щеку. Уписывая картошку с мясом, а потом блины, один за другим, он с большим чувством рассказывал ей о голевых моментах и прочих футбольных заморочках, в которых Кира ничего не понимала, но кивала со счастливым лицом и подкладывала Забелину блины.

Когда закончились блины, пропало, будто и не было, Сашино возбуждение. Его лицо как-то одномоментно поблекло, заострилось, две глубокие морщины, пролегающие от носа к губам, превратились в настоящие рытвины.

– Устал? – спросила Кира.