Микстура от разочарований Бронтэ Элен

— При чем здесь я? — удивился ее брат.

Сара устроилась поудобнее в своем кресле — перепалки молодых Уэвертонов с некоторых пор доставляли ей немалое удовольствие.

Бобби и сама уже не знала, за что сердится на брата, но упрямство не позволяло отступить.

— При том, что ты напрасно критикуешь мистера Фоскера, в то время как сам не обладаешь столь блестящими достоинствами, чтобы иметь на это право! Еще неизвестно, пошла бы мисс Принс замуж за тебя!

Артур расхохотался, и его смех еще больше разозлил Бобби.

— Думаю, когда мне придет охота жениться, я уж как-нибудь переживу утрату мисс Принс в качестве возможной партии.

— Конечно, мисс Хиллсток всегда наготове, чтобы утешить тебя, — фыркнула Бобби. — И еще полдюжины этих безмозглых кокеток!

— Я уже повторял не раз, что ты несправедлива к этим леди, — Артур уже начал уставать от бесполезного спора. — Если ты не желаешь видеть мисс Хиллсток в качестве родственницы, я женюсь на ком-нибудь другом.

— Ну да, мисс Рейнбридж или еще какая-нибудь мисс Курица или мисс Индюшка тебе подойдут!

— Так, значит, они тебя тоже не устраивают? Тогда я женюсь на нашей Саре, надеюсь, тут тебе нечего будет возразить?

И Артур откинулся на спинку дивана, чтобы насладиться произведенным эффектом. Обе подружки на некоторое время утратили дар речи и только в изумлении смотрели на него. Но если Сара покраснела и готова была убежать, то Бобби очень скоро опомнилась и с удовольствием продолжила шутку брата.

— Вот это просто замечательно! Сара такая умница, особенно когда не воображает себя героиней романа, она бы смогла и тебя заставить быть серьезным.

— Ты правда хочешь, чтобы я стал серьезным? — улыбнулся Артур.

Бобби задумалась — она и представить себе не могла, чтобы ее брат стал другим. Сара старательно смотрела в окно, меньше всего ей хотелось встретиться взглядом с Артуром и прочесть в нем насмешку или, того хуже, понимание.

— Кто знает, может, она еще и не пойдет за тебя! — вывернулась, наконец, Роберта.

Артур согласно кивнул:

— Очень может быть, после того как ты выставляешь меня шалопаем и бездельником! — и повернулся к смущенной девочке. — Сара, скажи уже моей сестрице, ты пошла бы за меня замуж?

Сара сжалась в комочек, покраснела едва ли не до слез, но все же кивнула — солгать или ответить в шутливом тоне ей не пришло в голову.

— Вот видишь, Бобби, как бы ты ни старалась очернить меня в глазах подруги, разумная Сара оценила мои достоинства, как они того заслуживают! — торжествующе заявил юный джентльмен.

Ответить Бобби помешала вошедшая леди Уэвертон, и Сара тотчас почувствовала облегчение — наконец-то этот нелепый разговор прервался.

— Чем вы тут заняты, молодые люди? — спросила леди Уэвертон. — Наверняка перемываете косточки мистеру Фоскеру и его супруге!

Сара неловко опустила голову — в этих словах ей почудился упрек в неблагонравном поведении, а Бобби весело кивнула.

— Ну, конечно, мама, как мы можем пропустить такое событие!

— Я не удивлена, что вы двое щебечете о свадьбе, но ты, Артур! — леди Уэвертон с шутливой суровостью нахмурила изогнутые брови. — Не подобает джентльмену принимать участие в обсуждении соседей!

— Каюсь, матушка, никак не мог удержаться, — засмеялся Артур.

— К тому же завтра мистер Фоскер с женой уезжают в Лондон, наверное, за новыми туалетами для миссис Фоскер, и у нас не будет темы для разговора, — прибавила неуемная мисс Уэвертон. — Бедняжка Сара остается вдвоем с кухаркой в этом ужасном доме!

Сара на самом деле вовсе не чувствовала себя несчастной, напротив, отъезд дяди и его супруги радовал ее — миссис Дроуби не станет следить за тем, чем занята девочка, и можно читать до утра и сколько угодно гулять по только начавшим зеленеть лугам вокруг Сент-Клементса. Но леди Уэвертон удивила ее.

— Разумеется, все время, пока мистер Фоскер проведет в Лондоне, Сара будет жить у нас. Недопустимо, чтобы молодая леди осталась дома только с кухаркой!

Бобби с радостным воплем бросилась матери на шею, Артур ободряюще улыбнулся растерянной Саре.

— Правда же, это так чудесно! — восклицала Роберта. — Ах, хоть бы твой дядя вовсе не возвращался оттуда!

Сара сперва обрадовано улыбнулась, но тут же на ее личике появилась тень озабоченности.

— Но ведь вы же должны сами ехать в Лондон, — пробормотала она.

— Конечно, мы поедем, моя дорогая, — согласилась леди Уэвертон. — Но еще десять дней или две недели мы вполне можем пробыть здесь. Вряд ли твой дядя задержится в столице на более долгий срок.

Роберта бросилась от матери к Саре, схватила подругу за руки, и обе девочки закружились в каком-то неуклюжем, но живописном танце.

Глядя на них, леди Уэвертон и Артур много смеялись, и недавний шутливый разговор был забыт. Не забыла слова молодого Уэвертона только Сара…

Май 1837

— Сара, ну где же ты!

Мисс Роберта Уэвертон ворвалась в маленький садик подобно внезапному порыву северного ветра, иногда налетающего невесть откуда в разгар жаркого летнего дня.

Миссис Фоскер, сидящая на скамье под кустом сирени, от неожиданности уронила в траву свое рукоделие, а копающаяся на грядке с левкоями Сара подняла голову, заслоняя глаза от солнца ладонью.

За прошедшие годы Бобби не раз вот так врывалась в скромный мирок Сары, чтобы увлечь ее в свой, яркий и наполненный событиями. Сара всегда послушно следовала за подругой, ведь именно этого ей и хотелось больше всего на свете — быть там, где Роберта, умеющая самый скучный день превратить в невероятное приключение.

Экономка Уэвертонов не раз с ужасом вспоминала плавание двух юных леди к островку посередине находящегося во владениях лорда Уэвертона озера, почти успешно осуществленное ими на перевернутой старой кровати, невероятными усилиями спущенной девочками с чердака. Путешествие завершилось в нескольких ярдах от травянистого берега. К счастью, добротно сделанная мебель еще способна была послужить наследнице прежних хозяев. Обратно перепачканных илом и тиной подружек привез на лодке старший садовник, к большому удовольствию Артура Уэвертона, не упускавшего случая поддразнить сестру и ее неразлучную спутницу мисс Мэйвуд. Лорд Уэвертон строго выговорил обеим, за преувеличенным гневом скрывая страх за жизнь дочери и мисс Сары, а леди Уэвертон приказала экономке провести инспекцию сваленного на чердаке имущества с тем, чтобы впредь у мисс Роберты не оказалось возможностей для подобной эскапады.

В другой раз Бобби совершенно необходимо было поехать на ярмарку в соседний городок. Ее брат наотрез отказался сопровождать девиц и беззаботно отправился на прогулку с друзьями, уверенный, что Роберта и Сара не отважатся управлять коляской самостоятельно. Какими угрозами и посулами удалось Бобби уговорить младшего конюха приготовить упряжку, в то время как мисс Уэвертон запрещалось выезжать одной, никто так и не узнал. Но, когда вечером лорд и леди Уэвертон вернулись из гостей, они не нашли дома ни одного из своих детей и некоторое время пребывали в блаженной уверенности, что Артур и его сестра присматривают друг за другом. Когда час спустя вернулся младший Уэвертон, последовало разбирательство, затем прислугу подвергли суровому допросу, и несчастный конюх сознался, что позволил обеим леди уехать в двуколке.

Мудрый лорд Уэвертон не уволил конюха, так как прекрасно знал, как легко умеет его дочь добиваться желаемого от кого угодно. Необходимо было начать поиски девочек, и тут уже досталось Артуру.

— Но я и представить не мог, что они уедут одни! — оправдывался тот.

— Это тебя не извиняет! — гремел в холле голос его обычно такого спокойного отца. — Ты знаешь, если Роберта что-то вобьет себе в голову — она это непременно выполнит! Даже если ей придется рисковать своей упрямой головой!

— С ней не случится ничего плохого, отец, — постарался успокоить лорда Уэвертона Артур. — Ведь с ней же Сара, а она сумеет удержать Бобби от какой-нибудь скандальной выходки.

— Мисс Мэйвуд, похоже, не отличается особым благоразумием, если позволяет моей дочери помыкать собой, как той будет угодно! Не забывай, мисс Сара тоже еще совсем девочка. Кто защитит их на дороге от злоумышленников?!

Тут уже вмешалась леди Уэвертон. Она обычно единственная сохраняла хладнокровие, словно была уверена, что у ее непокорной дочери есть ангел-хранитель, который никому не позволит причинить Роберте зло.

— В наших краях давно не слышали о разбойниках. По-моему, вы проводите слишком много времени за этими спорами, вместо того чтобы отправляться в путь. Артур, в наше отсутствие сестра была оставлена на твое попечение, тебе и следует теперь искать ее. Собирай слуг, и езжайте по разным дорогам — девочки могли заблудиться. А я пошлю кого-нибудь узнать у мистера Фоскера — возможно, Бобби решила сперва отвезти Сару, а затем вернуться домой. Вам же, дорогой, я советую немного успокоиться и выпить рюмочку бренди.

Оба джентльмена, как и всегда, последовали этому мягкому приказанию и разошлись по своим делам. Артуру с лакеем посчастливилось найти Роберту и Сару спустя лишь полтора часа поисков.

Девочки в вечерних сумерках не заметили вымоину на дороге, и в результате неудачных маневров коляска съехала одним боком в канаву. В остальном же путешествие прошло весьма удачно, обе юные леди получили немало новых впечатлений на ярмарке и значительно пополнили свой лексикон простонародными ругательствами. Бобби довольно умело справлялась с лошадьми, и Сара заподозрила, что им не стоило уезжать надолго одним, только когда было уже слишком поздно сетовать на свою глупость.

— Так-так, — задумчиво протянул Артур Уэвертон, разглядывая в свете фонаря ущерб, нанесенный экипажу и пассажиркам. — Что я здесь вижу? Две молодые леди сидят в канаве и даже не пытаются выбраться. Мне кажется или кто-то проливал слезы?

Бобби гордо вскинула голову — уж она-то ни за что не стала бы плакать из-за такого пустяка, а Сара, напротив, смущенно потупилась — она не на шутку испугалась, когда лошади рванулись в сторону от дороги и коляску сильно тряхнуло. К тому же в темноте ей было совсем неуютно, хотя Бобби и утешала подругу тем, что их непременно отыщут и вернут домой.

— Ничего подобного! — запальчиво воскликнула мисс Уэвертон. — А ты так и будешь глазеть на нас или все-таки поможешь выбраться?

— Можно подумать, это я перепугал всех, уехал без разрешения и похитил мисс Мэйвуд! — непонятно было, озадачен Артур всерьез напором сестры или просто подшучивает. — В наказание за свою дерзость ты поедешь домой на лошади Война, а Сара сядет впереди меня.

Сара вспыхнула и тут же порадовалась скудному освещению — в неверном свете фонаря, который держал слуга Артура, ее румянец оказался незаметен. Краску на щеках вызвала упоительная мысль — вот если бы Артур и вправду похитил ее, как в романе, и они бы неслись сейчас по дороге куда-то в ночь… Уж он-то ни за что бы не допустил, чтобы коляска съехала в канаву. А еще лучше и вовсе ехать верхом… Но грезить не было времени — сам Уэвертон во плоти и крови уже подавал ей руку, чтобы помочь выбраться из поврежденного экипажа на дорогу.

Сара никогда не забудет эту ночь. Возвращение в поместье лорда Уэвертона на лошади Артура показалось ей самой длинной и самой короткой поездкой в ее жизни. Во тьме, едва прерываемой светом фонаря, слышалось ворчание Бобби, сидящей позади своего спутника и беспрестанно упрекавшей брата в том, что он не взял запасную лошадь, но даже это не отвлекало Сару от романтических мечтаний. Ведь сама она сидела перед Артуром, и он запросто обнимал девочку одной рукой за талию, чтобы помочь ей удержаться, а другой уверенно правил лошадью. И сердце подпрыгивало куда-то и с неслышным звоном падало с каждым перестуком копыт…

Конечно, по возвращении их ждал неприятный разговор. Леди Уэвертон всегда одинаково ругала за проделки как собственную дочь, так и Сару — не повышая голоса, но ясно давая понять, сколь серьезны их проступки. Обычно Бобби начинала доказывать свою правоту или отмалчивалась, если чувствовала вину, а Сара стыдилась и краснела за двоих, но в тот вечер она едва слышала, что говорит леди Уэвертон. Мысленно она все еще была там, на темной пустынной дороге…

Подобных приключений подруги пережили немало, по крайней мере до тех пор, пока им не исполнилось по шестнадцать лет. Тогда даже Бобби внезапно прониклась увещеваниями матери и гувернантки и стала вести себя, почти как подобает воспитанной молодой леди. Но только почти: мисс Уэвертон никак не хотела смириться с тем, что детские годы миновали, и время от времени придумывала кое-какие шалости.

Сара Мэйвуд выглядела и вела себя как настоящая леди, без всякого «почти», но иногда Бобби удавалось уговорить подругу посыпать веер мисс Хиллсток нюхательной солью или перемешать ноты так, чтобы посреди романтической сонаты мисс Лейнс вдруг начала играть отрывок из стремительного танца.

— Подумать только, Сара, в будущем году нам предстоит пережить свой первый сезон! — восклицала Бобби, теребившая остатки старинного веера.

После того как огромный чердак Уэвертонов был приведен в надлежащий вид и лишился, по мнению Бобби, всех своих сокровищ, подруги проводили немало времени на чердаке мистера Фоскера, куда перед его венчанием перетащили вещи из старой кладовой. Обе уже наизусть могли перечислить каждый предмет, находящийся там, и все равно копаться в пыльном хламе одинаково нравилось обеим.

Сара не стала напоминать Бобби, что лондонский сезон ожидает только мисс Уэвертон. Сама она, конечно же, и мечтать не могла о том, чтобы дядюшка вывез ее в свет, а траурное платье собиралась снять только через полгода после этого самого сезона.

Миссис Фоскер с первого же дня пребывания в роли хозяйки дома выбрала наиболее подходящую мачехе политику — она словно не замечала свою новоприобретенную племянницу, ограничиваясь пожеланиями доброго утра и ночи. Мистер Фоскер доверил супруге следить за тем, чтобы Сара выглядела подобающим образом для того круга, в котором теперь вращалась, и, после того как она сняла трехлетний траур по своему отцу, у девушки появились кое-какие новые туалеты. В остальном же ее жизнь в доме дяди после его женитьбы почти не изменилась, только за столом их стало трое.

Маленьких Фоскеров пока не появилось, но супруги не утратили надежду на пополнение семейства, а Сара проводила гораздо больше времени в поместье Уэвертонов, нежели в старом доме дяди. Своими безупречными манерами и аккуратным внешним видом она была целиком и полностью обязана леди Уэвертон, не жалевшей для девочки ни ласкового слова, ни тактичного замечания относительно допускаемых ею мелких оплошностей.

В положенное время Артур уехал в университет, и Сара заменила лорду и леди Уэвертон оставившее родовое гнездо дитя. Все в доме, да и в округе, скучали по веселому, беззаботному юноше, и в каждый его приезд на каникулы устраивался бал, пикник или какое-то другое празднество. Всякий раз Артур замечал, как выросла Сара, и в шутку спрашивал, не пора ли ему называть свою вторую сестрицу «мисс Мэйвуд». Девушка смеялась и слегка краснела, но Бобби тут же осаживала брата едким замечанием относительно того, что он-то ничуть не изменился и учение все никак не идет на пользу его уму.

На балу Артур обязательно танцевал с Сарой, но мисс Хиллсток и ее подруги давно перестали воспринимать мисс Мэйвуд как возможную соперницу — со временем они уверились, что молодой Уэвертон видит в Саре лишь еще одну сестру и ничуть не увлечен ею. Сама же мисс Мэйвуд не умела скрыть светившегося в глазах чувства, однако, на ее счастье, мало кто утруждался заглядывать ей в глаза. Громогласнее всех проявлялась сестринская любовь Бобби, заметно тоскующей по насмешливому братцу. При всяком случае мисс Уэвертон критиковала знакомых молодых джентльменов, сравнивая их с Артуром, и сравнение обязательно было не в пользу последних.

В положенный срок родители отвезли Роберту в Лондон, где она, конечно же, не осталась незамеченной среди роя дебютанток. Кто-то обратил внимание на ее роскошные волосы и удивительные светлые глаза, а кому-то больше запомнились нетипичные для такой юной леди уверенные манеры и острый язычок.

Дядюшка Фоскер время от времени поговаривал, что племянница выросла в прелестную девушку, которую надо представить свету, но, как и с обещанными когда-то учителями, дальше грандиозных планов дело не пошло. Все эти годы семейство Эммерсон регулярно вносило арендную плату и вполне успешно сумело выправить дела поместья Мэйвудов. Даже Сара была уже не так наивна, чтобы не понимать, что все нововведения, затеваемые дядюшкой в его старом доме с целью порадовать супругу, делаются на деньги из ее наследства, но девушка не обладала решительностью мисс Уэвертон, чтобы требовать принадлежащее ей по праву. Непритязательной Саре хватало нескольких скромных платьев, а библиотека Уэвертонов все еще служила для нее неисчерпаемым источником радости и новых знаний. Правда, теперь ей не требовались друзья из книг, и за знакомство с Бобби и ее семьей Сара неизменно благодарила Господа во время утренней и вечерней молитвы.

Леди Уэвертон была так добра, что предложила взять в Лондон и Сару, но девушка отказалась под предлогом того, что еще не готова снять траур, ведь для выезда в свет необходимо сшить новый гардероб, удовлетворяющий требованиям моды для дебютанток. На самом деле траур являлся не единственной причиной. Сара сознавала, что не вправе так бесцеремонно пользоваться покровительством леди Уэвертон. И без того за прошедшие годы это семейство очень много сделало для нее, чтобы навязывать им в столице заботу еще об одной девушке.

Леди Уэвертон не настаивала, она знала, что мисс Мэйвуд никогда не переступит границ приличия, определенных ею самой. У Сары была собственная комната в доме лорда Уэвертона, она получала подарки на Рождество и день рождения наравне с Бобби, но мягко отказывалась от предложения сшить ей новое платье или поехать вместе с семьей на курорт. Это ненавязчивое стремление к независимости импонировало леди Уэвертон, но никак не могло быть понято Робертой.

— Сара, ну почему, почему ты не хочешь поехать с нами? — вопрошала она. — Что я буду делать в Лондоне без тебя? С кем поделюсь радостями от посещения театров и галерей и наблюдениями за танцующими на всех этих балах?

Но на этот раз Сара оказалась тверда в своей уверенности, что поступает правильно, не принимая чрезмерной благотворительности. У нее была своя гордость, и Бобби пришлось отступить.

Сара втайне боялась, что в Лондоне Бобби найдет кавалера, обручится и быстренько выйдет замуж, но этого не случилось. Ни один джентльмен не показался мисс Уэвертон достойным ее внимания, а родители не торопились подыскивать для своей любимицы подходящую партию, впереди еще будет не один сезон… К тому же принудить Бобби к чему-либо еще никому не удавалось.

Сара уже с огорчением думала, что осенью опять расстанется с подругой на два долгих месяца. Однако сегодняшнее известие подняло ей настроение — приезжает Артур Уэвертон, он пропустил день рождения Бобби в феврале, и теперь наверняка будет устроено какое-нибудь необыкновенное празднество.

Свое восемнадцатилетие Роберта встретила в Лондоне. Там, конечно, состоялся бал с подобающим количеством подарков и знатных гостей, но без брата и лучшей подруги именинница не была в должной степени счастлива, и леди Уэвертон пообещала дочери повторить день рождения летом в поместье, где будут самые дорогие ей люди. А в августе Уэвертоны собирались с не меньшим размахом отпраздновать день рождения Сары, правда, ничего не говорили ей заранее из опасений смутить бедняжку.

Именно о возвращении брата и хотела сообщить Бобби, когда с обычной своей бесцеремонностью ворвалась в скромный садик Фоскеров. Миссис Фоскер тотчас удалилась в дом, она чувствовала неприязненное отношение к себе мисс Уэвертон, впрочем, Бобби его и не скрывала.

— Подумать только, мой брат — уже наполовину образованный джентльмен, — хихикала Бобби, сидя на скамейке и неприлично болтая ногами. — Надеюсь, он не станет смотреть высокомерно на своих деревенских подружек, иначе мисс Хилл-сток умрет от тоски.

— По-моему, тебе только этого и хочется, — засмеялась Сара, продолжавшая пропалывать грядку.

— Еще бы, все ее подруги уже вышли замуж, а бедняжка Бет все еще надеется, что Артур женится на ней. А ведь ей уже минуло двадцать один! — ехидно заметила Роберта.

Сара промолчала, и после паузы мисс Уэвертон продолжила:

— Артуру осталось учиться еще целых два года, к тому времени Бет Хиллсток исполнится двадцать три года, и ее станут называть старой девой.

— А нам будет уже двадцать, — задумчиво и невпопад ответила Сара.

— Уж лучше бы двадцать один, — тут же откликнулась Роберта. — Тогда ты наконец-то сможешь избавиться от опеки дяди и заниматься делами своего поместья!

— Я все равно ничего в этом не понимаю, — отмахнулась Сара.

— Отец найдет для тебя честного управляющего, и останется только получать доход и тратить его, как угодно тебе, а не твоему скряге-опекуну! Покупать красивые платья и шляпки, новые книги и ездить, куда захочешь!

Подобные разговоры нередко повторялись между подругами, Роберта никак не могла смириться с тем, что в доме дяди ее подруга лишена тех удобств и радостей, каких заслуживает по праву рождения и состояния.

— Прекрати, Бобби, ты знаешь, я не люблю, когда ты так говоришь, — поморщилась Сара. — Дядюшка Эндрю заботится обо мне как умеет, и мне вовсе не так уж хочется иметь много платьев.

— Но ведь ты хотела бы увидеть родной дом! — скромность подруги возмущала Роберту не меньше, чем скаредность ее дяди. — А мистер Фоскер ни разу не согласился отвезти тебя домой!

— Конечно, мне очень хотелось бы вернуться туда! — горячо согласилась Сара. — Я уже начинаю забывать, как выглядела моя комната… И я так давно не была на могилах отца и матери. Доктор Стоун пишет, что за ними ухаживают как положено, но я должна делать это сама…

Доктор Стоун или его супруга регулярно присылали мисс Мэйвуд письма, и за эту связь с родными местами Сара была очень благодарна этим добрым людям.

— Вот видишь! Ты смогла бы увидеть и другие города и страны, Лондон, Париж, что угодно…

— Я не уверена, что так богата, — попыталась отшутиться Сара. — Давай больше не будем говорить об этом. Ваш садовник обещает хорошее лето, и мы постараемся не пропустить ни одного солнечного дня!

— А платьев тебе все-таки не хватает, — конечно же, последнее слово всегда оставалось за мисс Уэвертон.

Эти слова подруги Сара вспоминала через неделю, когда одевалась в своей комнате, чтобы ехать к Уэвертонам. Сегодня ожидали Артура, и считалось само собой разумеющимся, что мисс Мэйвуд должна встретить его вместе с родными.

— Что же мне надеть? — детская привычка разговаривать с самой собой все еще была ей присуща.

Голубые глаза и светлые волосы часто встречаются у наших английских леди, однако выразительный изгиб бровей, прямой нос и четкий кок-тур губ выделяли Сару Мэйвуд из толпы фарфоровых блондинок со вздернутыми кукольными носиками и вечно удивленным выражением лица. Броская внешность Бобби Уэвертон притягивала к себе взгляды, но про Сару никто бы не сказал, что она всего лишь тень своей подруги. Часто Сара казалась чрезмерно серьезной, но когда она улыбалась, видно было, что в этой девушке нет ни капли неискренности или гордыни.

— Похоже, остается только синее, — Сара поочередно прикладывала к себе платья и всякий раз отвергала то одно, то другое.

Синий цвет оттенял солнечные блики в ее волосах, хоть Бобби и уверяла, что это платье придает Саре излишнюю бледность. Сама мисс Уэвертон предпочитала, как и ее мать, зеленые оттенки, но иногда ей приходила охота появиться в винно-красном, что в сочетании с рыжими волосами и веснушками делало Бобби похожей на отблеск пламени лесного пожара.

Горничная миссис Фоскер, нанятая взамен глуповатой Лизамон, помогла Саре уложить густые локоны и поправить складки на платье, после чего Сара, скорее по привычке, чем из желания одобрения, показалась дяде и тете, отдыхающим в гостиной после плотного завтрака.

Как обычно, дядя Эндрю похвалил внешность племянницы, и миссис Фоскер вяло с ним согласилась. Похоже, она слегка завидовала Саре из-за се легкой фигурки и густых волос, так как была лишена и того, и другого. Миссис Дроуби по-прежнему готовила много сытных блюд, и супруги Фоскер за три года прибавили на двоих не меньше двадцати фунтов. К счастью, талия Сары оставалась тонкой, хотя ее аппетит, к удовлетворению кухарки, значительно улучшился со времени переезда в Сент-Клементс.

Карета Уэвертонов уже ждала ее, поэтому Сара послала дяде и тете воздушный поцелуй и выбежала из дома. Все полчаса, что занимала дорога, девушка с волнением раскрывала и снова складывала веер. Она не видела Артура Уэвертона с Рождества и боялась и мечтала найти в его отношении к ней некие перемены.

В доме лорда Уэвертона никогда не властвовала тишина, но сегодня радостное оживление превосходило повседневную суету. Слуги ожидали прибытия молодого джентльмена с неменьшим нетерпением, чем его родители и сестра. Праздничный обед был почти готов, любимые цветы Артура расставлены в вазах по всему дому, музыкальные инструменты настроены, а его лошадь вычищена с особой тщательностью.

— Сара, ты прелестно выглядишь сегодня, — улыбнулась леди Уэвертон.

Бобби пожала плечами: в ее понимании подруге следовало надеть белое или голубое.

Сара поблагодарила леди Уэвертон, но внезапно почувствовала неприятное смущение, едва ли не страх. Ей казалось, что ореховые глаза ее заботливой наставницы подмечают то, чему она сама до сих пор боится дать название. Времени поразмышлять о том, насколько проницательна леди Уэвертон, у нее не оказалось — Роберта тут же принялась пересказывать подруге свои идеи, как провести грядущее лето. Этих идей хватило на три четверти часа, когда горничная доложила, что лакей, наблюдающий из окна чердака за дорогой, заметил карету мистера Артура.

Разговор тотчас прервался, лица леди и лорда Уэвертон осветились радостью, глаза Бобби засверкали подобно двум зимним звездам, и Сара с таким же нетерпением, как и все они, уставилась на дверь в гостиную.

Еще несколько минут ожидания, и дверь, наконец, стремительно распахивается. Повзрослевший, но все такой же обаятельный и жизнерадостный, Артур Уэвертон вернулся в отчий дом.

Сперва он, как полагается, обнял отца, затем поцеловал мать и только после этого повернулся к изнывающей от нетерпения Роберте.

— Ну, Бобби, как, по-твоему, я выгляжу умнее, чем на Рождество? — со смехом спросил он.

Сестра со свойственной ей порывистостью бросилась ему на шею, и как в этот миг Сара завидовала ей! Только расцеловав брата, Бобби ответила:

— Не сказала бы, что ты похож на кого-либо из своих профессоров, но я буду любить своего брата, даже если его прогонят из университета!

— На это я бы не стал надеяться, как бы тебе ни хотелось, чтобы Артур поскорей вернулся, — заметил лорд Уэвертон. — А теперь дай ему поздороваться с Сарой.

— Да, где же еще одна моя сестрица? — Артур повернулся к зардевшейся Саре. — Надеюсь, ты также рада меня видеть.

Девушка улыбнулась ему с такой искренней радостью, что молодой Уэвертон мог не сомневаться — Сара скучала по нему не меньше, чем все остальные. Правда, она осталась стоять на месте, и Артур сам подошел к ней, чтобы поприветствовать. Молодой человек без всяких церемоний хотел обнять подружку своей сестры, но внезапно замер и с некоторой растерянностью всмотрелся в ее светящееся лицо.

— Ты совсем взрослая, — медленно произнес он без улыбки, не так, как всегда, с насмешливым удивлением, а с легкой задумчивостью.

Сара молча пожала плечами, и Артур ласково взял девушку за обе руки и слегка сжал их в своих ладонях. Леди Уэвертон едва заметно нахмурилась, и лорд Уэвертон тут же предложил сыну сесть и рассказать всем, каких успехов добился юный джентльмен на поприще науки.

Его рассказов хватило на то, чтобы весело провести время до самого обеда. Правда, достижения Артура сводились в основном к победам в спортивных состязаниях, на паркете бальных зал и в дружеских пари, но рассказывал он так занимательно, что даже лорд Уэвертон не вспомнил о том, что именно он спрашивал у сына.

Август 1837

— Напрасно ты отказалась от розового! — ворчала Бобби, в то время как Сара поворачивалась к зеркалу то одним боком, то другим, а модистка торопливо закалывала ткань в нужных местах.

— В розовом я похожа на торт, — возразила Сара.

— До каких пор ты будешь слушать, что болтает Артур! Пора бы тебе уже решать самой, — мисс Уэвертон сердито посмотрела на модистку, как будто та была виновата в неверном выборе ее подруги.

— Я и решила, — спокойно ответила ей подруга. — В конце концов, это всего лишь праздничный обед. Или нет?

Последние слова она добавила с неподдельной тревогой, так как замечала перешептывания и заговорщические взгляды всех Уэвертонов.

— Ты ведь сама захотела, чтобы это был семейный обед, а не пикник, как предлагал Джефф!

— Мистер Ченсли не подумал о погоде: через неделю уже начнутся осенние дожди, а на деревьях не останется и половины листьев. Пикник оказался бы безнадежно испорчен.

— Какая ты рассудительная, как будто тебе исполняется не восемнадцать лет, а двадцать восемь, — наморщила Бобби веснушчатый носик. — Зато какое могло бы получиться приключение! Ты только представь — корзинки с пирожными уносит ветром, шляпки и зонтики дам улетают вслед за ними, мужчины строят шалаш из веток и пледов, и мы сидим там в темноте и рассказываем страшные истории! Никто бы не забыл твой день рождения.

Сара постаралась не замечать упрека, прозвучавшего в словах подруги. Сама она подумала, что Бобби слишком упорно сражается с подступающим взрослением и все равно проигрывает.

Страшные истории в шалаше были хороши три года назад, но теперь… Это несерьезно и вызовет только насмешки. А насмешек Сара всегда боялась, не умея отвечать на них. Особенно если насмехаться будет один молодой джентльмен. К ее радости, модистка прервала спор.

— Все готово, мисс. Теперь осталось только подшить там, где я заколола булавками, и подобрать вам украшения.

— Украшений не надо, — поспешно ответила Сара.

Платье оплачивал дядя Фоскер, и Саре вовсе не хотелось признаваться, что он просил племянницу быть скромнее в своем выборе, так как не располагает крупной суммой, чтобы потратить ее на наряд на один вечер. Девушка выбрала ткань жемчужно-серого цвета, расшитую маленькими букетиками ландышей, и опасалась, что платье покажется дяде чрезмерно дорогим.

Бобби кивнула то ли словам Сары, то ли своим мыслям, модистка помогла мисс Мэйвуд переодеться и отправилась доделывать незаконченное платье. В ожидании девушки некоторое время бродили по главной улице Сент-Клементса, разглядывая витрины и здороваясь со знакомыми.

Сара чувствовала себя уставшей. Иногда она даже жалела, что ее день рождения пришелся на двадцать восьмое августа вместо того, чтобы пройти в июне. Слишком уж стремительным и беспокойным выдалось прошедшее лето.

Бесконечные пикники, катания на лодках, танцы и поездки на ярмарки сменяли друг друга, и везде Саре приходилось не отставать от неугомонной Бобби и ее брата, придумывавшего все новые и новые затеи, как будто он внезапно захотел вернуться в детство и перещеголять свою сестру по части всяческих проказ.

Джеффри Ченсли и еще несколько молодых леди и джентльменов образовали подле молодых Уэвертонов кружок неунывающих юных натур с горячими сердцами и прекрасно проводили время. Кое-кто, вроде мисс Хиллсток, следовал за веселой компанией не из стремления повеселиться, а преследуя собственные цели, но Бобби безжалостно высмеивала любое проявление кокетства, корысти или просто лени.

Сара почти не появлялась в доме дяди, к большому удовольствию миссис Фоскер. Когда мисс Ирине выходила замуж за мистера Фоскера, он преподнес знакомство своей племянницы с семьей Уэвертонов как дополнительный плюс к своим достоинствам, и некоторое время до замужества и после него миссис Фоскер была уверена, что ее вот-вот начнут приглашать Уэвертоны и другие видные семейства. Когда же этого не произошло, она разочаровалась и потеряла всякий интерес к Саре и ее друзьям, по крайней мере, она так утверждала, что не мешало ей регулярно обмениваться светскими сплетнями со своей матушкой и супругой викария.

Когда Сара сообщила дяде и тете, что лорд Уэвертон желает устроить праздник по случаю ее восемьнадцатилетия и приглашает Фоскеров приехать вместе с ней, миссис Фоскер сочла это приглашение всего лишь справедливым. Кому, как не ей и ее супругу, надлежит находиться рядом с опекаемой ими девушкой, не заслужившей, в сущности, подобного признания со стороны родовитых соседей, в то время как она сама находится в забвении. Дядя же Эндрю явно почувствовал укол совести из-за того, что кто-то другой берет на себя его заботу, даже скорее обязанность, и предложил сшить племяннице нарядное платье. Своей супруге, разумеется, тоже.

Сара упросила лорда и леди Уэвертон пригласить на обед лишь нескольких соседей из тех, с кем она состояла в дружеских отношениях, и кто относился к ней с искренним участием. Разумеется, мисс Хиллсток среди них не оказалось, зато был добродушный Генри Коул, этим летом особенно часто оказывавший Саре знаки внимания.

Роберта называла его рыцарем Сары, так же как она считала своим рыцарем верного Джеффа Ченсли, и Артур иногда шутливо говорил, что ревнует девушек к своим приятелям. Бобби однажды заметила, что лучше бы ему ревновать Бет Хиллсток, принимающую ухаживания некоего джентльмена, очевидно, отчаявшись дождаться от Артура признания в любовной страсти.

— Я могу не опасаться, что мисс Хиллсток выйдет замуж, — уверенно ответил Артур.

— По-твоему, это она пытается добиться твоей ревности? — понимающе усмехнулась Роберта.

— Вовсе нет. Я уверен, ты сама расстроишь ее помолвку с кем бы то ни было, лишь бы мисс Бет не вышла замуж, а ты не лишилась вечного объекта своих колкостей.

На это Бобби не сразу нашлась, что ответить, ведь в чем-то Артур оказался прав. Сейчас в их компании только мисс Хиллсток была ровесницей Артура, всех остальных девушек Роберта знала с самого детства и относилась к ним вполне по-дружески, ведь никто из них не пытался привлечь внимание ее брата.

Артур торжествующе улыбнулся, немного подумал и добавил:

— Пожалуй, ты бы обрадовалась, если бы я и в самом деле женился на мисс Хиллсток. Ведь тогда бы в любую минуту могла бы упражняться в остроумии.

Сара вздохнула — иногда она боялась, что шутливая защита от выпадов сестры, которую оказывал Артур мисс Хиллсток, на самом деле скрывает более серьезное чувство. Но Бобби неожиданно смутила ее своим ответом.

— Чепуха, чем скорее она выйдет замуж и уедет отсюда, подобно Диане Рейнбридж или Элси Лейнс, тем лучше. Иногда я начинаю терять терпение, так она мне надоела. К тому же ты обещал жениться на Саре, разве ты забыл?

Артур улыбнулся и миролюбиво кивнул сестре.

— Никто не сказал бы про тебя, что ты обладаешь таким достоинством, как терпение, дорогая сестрица. Разумеется, я помню, что обещал взять в жены мисс Мэйвуд, и за прошедшие три года она ни разу не заставила меня раскаяться в своих словах. В то время как ты, Бобби, довольно часто заставляешь жалеть, что ты моя сестра.

Конечно, Роберта принялась спорить и выяснять, за какие грехи неблагодарный брат отрекается от любящей сестры, а Саре оставалось только гадать, что именно хотел сказать Артур на самом деле.

Этот разговор состоялся в начале июля, и с тех пор Артур ни разу не шутил относительно своего будущего брака, а Бобби находила и другие поводы для насмешек. Подобные перепалки брат и сестра позволяли себе только в присутствии Сары, а в это лето им почти не удавалось побыть втроем, все время рядом находилось двое, трое, а то и пятеро друзей. Но Сара не забыла ни слова, как не забывала она ничего, что хоть как-то связано с Артуром Уэвертоном.

Утром двадцать восьмого августа дядюшка Эндрю преподнес племяннице неожиданный сюрприз. Сара едва успела надеть новое платье, и горничная заканчивала делать ей прическу, как мистер Фоскер вошел в комнату со свертком в руках.

— Мое дорогое дитя — ведь ты позволишь своему старому дяде называть тебя так, несмотря на то что ты выросла в прелестную леди, — я хотел бы порадовать тебя в этот день чем-то особенным.

Сара с удивлением воззрилась на дядю, хотя и должна была привыкнуть уже к его высокопарным фразам. Мистер Фоскер осторожно развернул сверток, и девушка увидела небольшую темно-синюю бархатную шкатулку.

— Я попросил Эммерсонов найти и прислать к твоему дню рождения украшения, принадлежавшие твоей матушке. Теперь ты уже достаточно взрослая, чтобы носить их, моя дорогая!

Сара со слезами приняла из рук дяди шкатулку и долго сидела перед зеркалом, перебирая немногочисленные браслеты и колье. Что-то она смутно помнила из детства, что-то видела в первый раз, но все эти вещицы были дороги ей не своей ценностью, а тем, что являлись еще одной ниточкой, связавшей ее с покойной матерью. Дядюшка, весьма довольный своей благородной заботой о племяннице, тихонько удалился, горничная некоторое время наблюдала за девушкой, потом предложила ей выбрать из шкатулки что-нибудь, подходящее случаю, и закончить туалет. Ведь еще нужно было одеть миссис Фоскер.

Сара опомнилась и тут же выбрала скромный жемчужный гарнитур, как раз подходивший к ее платью. Правда, посреди колье висел в оправе из мелких жемчужин довольно крупный сапфир, но Сара недостаточно хорошо разбиралась в драгоценностях, чтобы оценить роскошь камня, и сочла его подходящим, так как он оттенял ее голубые глаза. К колье прилагались серьги и браслет из нескольких жемчужных нитей.

— Вы выглядите очень элегантной леди, — одобрила горничная и направилась помогать своей хозяйке приготовиться к долгожданному визиту в дом Уэвертонов.

Как и обещал лорд Уэвертон, за столом присутствовало не более двадцати гостей. Сара всем без исключения показалась необыкновенно красивой сегодня, совсем взрослой изящной молодой леди. Пожелания благополучия и восхищенные возгласы сменяли друг друга, но дороже всего для именинницы был одобрительный взгляд Артура. Лорд Уэвертон сам повел мисс Мэйвуд к столу, но Артур успел шепнуть ей пару искренних комплиментов.

Мистер Фоскер словно бы оробел в изысканном обществе, во всяком случае, его словоохотливость почти никак себя не проявляла, а его супруга, напротив, вела себя так, словно имеет полное право находиться здесь. В другой день Саре было бы неприятно поведение тетки, свидетельствующее о недостатке ума, но сегодня она настроилась видеть вокруг только хорошее. Ей казалось, что материнский жемчуг согревает ее, а искренние и доброжелательные улыбки гостей говорили о том, что она заслуживает того, чтобы почувствовать себя счастливой.

Бобби подарила подруге модную шляпку, выписанную из самого Лондона, настоящую взрослую шляпку, шедевр искусства и результат многодневного труда модистки! Сара едва ли не с благоговением приняла дорогую вещь, хотя на секунду ей захотелось отдернуть руку — шляпка показалась еще одним знаком прощания с детством.

Артур Уэвертон пообещал вручить свой подарок позже, а лорд и леди Уэвертон вообще сперва ничего не говорили о подарках. Сара восприняла это как само собой разумеющееся, ведь они устроили для нее праздничный обед, и с радостью получала подарки других гостей — несколько изящно переплетенных томиков Шекспира от Генри Коула, расписной итальянский веер от его матушки, приятные любой девушке мелочи и безделушки…

Обед уже подходил к концу, когда лорд Уэвертон неожиданно сделал заявление, глубоко поразившее и смутившее Сару.

— Моя дорогая девочка, я рад сообщить, что на этом празднование такого важного для тебя дня не закончится. Твои друзья хотят вволю повеселиться по случаю твоего восемьнадцатилетия, а для молодежи обед — не самое лучшее развлечение. Поэтому вечером состоится бал, где все смогут танцевать хоть до самого утра! Этот сюрприз — мой тебе подарок, а моя супруга приготовила еще один, ты найдешь его в своей комнате.

Сара покраснела и смущенно залепетала слова благодарности. Судя по радостным, но неудивленным лицам гостей, все, кроме нее и четы Фоскеров, были осведомлены о грядущем сюрпризе.

После обеда Бобби и Сара поднялись в комнату, отведенную для мисс Мэйвуд в доме Уэвертонов. Роберте явно не терпелось показать подруге сюрприз от леди Уэвертон, она едва ли не тащила Сару за собой и, наконец, с торжествующим видом распахнула дверь и отступила в сторону, предлагая имениннице войти первой.

Сара послушалась, она тоже сгорала от нетерпения, и ее любопытство было тотчас вознаграждено. На кровати лежало самое красивое бальное платье, какое она только могла себе представить. Молочного цвета, почти белое, украшенное атласными ленточками и замысловатой вышивкой по подолу и вдоль довольно глубокого, «взрослого» декольте, оно показалось девушке подарком фей.

— Это так прекрасно, — прошептала она, не в силах оторвать глаз от сокровища.

— Прекрасна будешь ты, когда его наденешь, — возразила Бобби. — А теперь пошли в сад, посмотришь, как будут зажигать фонарики, у нас есть еще два часа до того, как начнут съезжаться гости. Ну, что ты стоишь?

— Я чувствую себя очень неловко, — внезапно поникла головой Сара. — Лорд и леди Уэвертон…

— Если ты снова начнешь говорить о том, как много тебе следует благодарить отца и матушку за все это, я попрошу экономку выдать тебе достаточно ведер воды и тряпок, чтобы вымыть всю бальную залу! — пригрозила Роберта. — Тогда ты будешь чувствовать себя спокойно?

Бобби всегда умела рассмешить ее, и Саре пришлось признать, что она готова поработать на благо дома Уэвертонов, но только после бала.

Обе девушки спустились в сад. Последние летние дни не радовали солнцем, но сегодня погода благоприятствовала затее лорда Уэвертона — дождь прекратился под утро, дорожки успели высохнуть, и он решился все же устроить танцы на террасе перед домом. На деревья слуги уже повесили разноцветные фонарики, в наспех сооруженных павильонах расставили столы и стулья для тех из гостей, кто захочет отдохнуть от танцев и перекусить немного. На небольшом балконе слева от террасы разместились кресла и маленькие столики в окружении нескольких жаровен с углями — в угоду старшему поколению, забота о тетушках и матушках, опасающихся ночных холодов.

Сара и Бобби обежали весь сад, смеясь и болтая, и вернулись как раз в тот момент, когда леди Уэвертон уже послала горничных искать девушек, чтобы начать приготовления к балу.

Через час Сара любовалась собой в огромном зеркале, умелая горничная закончила прическу и ушла помогать другим леди. Девушка боялась присесть, чтобы не измять платье, и просто смотрела на свое отражение, узнавая и не узнавая в нем маленькую Сару Мэйвуд, когда раздался осторожный стук в дверь. Сара попросила стучавшего войти, и в дверях показался Артур Уэвертон. Одну руку он держал за спиной, и Сара поняла, что ее ждет еще один подарок.

На мгновение ее старый друг замер на пороге, потом улыбнулся и совсем по-мальчишески присвистнул — привычка, позаимствованная немалым количеством молодых джентльменов у своих конюхов.

— Я не перестаю удивляться, до чего же ты сегодня хорошенькая, — заявил он. — Как будто этот день, день твоего восемьнадцатилетия, внезапно изменил тебя.

Сара постаралась ответить шуткой — она до сих пор не верила, что комплименты насмешника Уэвертона могут быть искренними.

— По-твоему, за один день я вдруг постарела? Вчера еще была девочкой, а сегодня превратилась в солидную даму?

— Ну, до солидной дамы тебе придется подождать еще лет тридцать, но в остальном ты, пожалуй, права, — поддержал шутливый тон и Артур. — Хотя, возможно, этот день изменил не тебя, а всех нас.

— Как это может быть? — озадаченно переспросила Сара.

— Мы привыкли смотреть на вас с Бобби как на проказливых девчонок, а вы вдруг превратились в леди. И прозрение наступило только сегодня, когда ты надела бальное платье и драгоценности.

— Но Бобби уже полгода как восемнадцать!

— Признаюсь, в моей сестре меньше от леди, чем в тебе. Роберта никогда не стремилась стать взрослой и продолжает пребывать в иллюзиях, что ей все еще четырнадцать лет. Ты же…

Артур сделал паузу, и Сара не осмелилась поторопить его продолжать. Похоже, молодой Уэвертон был так же смущен, как и она сама, он внезапно и довольно неловко сменил тему разговора.

— Кстати, о драгоценностях. До сих пор ты никогда не надевала их, и я подумал, что у тебя вовсе нет украшений и надо исправить это упущение в твоем гардеробе.

Сара поняла, что Артур хотел сделать ей сюрприз и теперь разочарован, и поспешила успокоить его.

— До этого дня у меня была только цепочка с крестиком, но утром дядюшка подарил мне шкатулку, полную украшений. Все эти вещи принадлежали моей матушке, и дядя Эндрю попросил прислать их сюда к моему дню рождения.

— Подарил! — сердито усмехнулся Артур, но, поглядев на выражение лица девушки, не стал более распространяться о том, что он думает о щедрости мистера Фоскера. — Что ж, если так, у тебя сегодня действительно день сюрпризов. Я долго выбирал, что же подарить тебе, пока случайно не наткнулся в Лондоне на эту вещицу.

Сара благодарно улыбнулась — Артур был в Аондоне ранней весной, и уже тогда, так давно, думал о подарке для нее! И неважно, что это будет, главное — он сам выбирал его! Впрочем, едва Артур вынул руку из-за спины и открыл белую атласную коробочку, Сара поняла, что содержимое очень даже имеет значение!

— Какая красота! — ахнула она и по-детски спросила: — Это мне?

— Ну конечно же, — рассмеялся Артур Уэвертон.

На атласной подкладке лежал кулон на золотой цепочке. Из нескольких крупных жемчужин рука ювелира искусно сотворила цветок лилии, притягивающий взгляд своей благородной простотой. Никакой вычурности, никаких режущих глаз камней, только солнечный блеск золота и матовое сияние жемчуга.

— Я знаю, что ты любишь эти цветы. Ты и сама похожа на лилию, Сара, — медленно сказал юноша. — Такая же чистая и нежная. Надеюсь, мой подарок принесет тебе счастье… Правда, жаль, что у тебя уже есть жемчуг.

— Ничего страшного! — ей так хотелось обрадовать его. — Серьги и браслет от маминого гарнитура прекрасно подойдут сюда, а то ожерелье, что я надевала к обеду, слишком тяжелое и парадное, чтобы носить его каждый день.

Артур просветленно улыбнулся и медленно потянул за цепочку, чтобы вынуть украшение из коробки.

— Позволь, я сам надену на тебя свой подарок, — попросил он, кажется, робея.

Сара неловко кивнула, не смея отказать.

— Повернись спиной, — скомандовал Артур.