Микстура от разочарований Бронтэ Элен

Левочка радостно захлопала в ладоши в предвкушении гостинца, и персик, к радости горничной, был принят вполне благосклонно.

Сара рассказала девочке одну из тех сказок собственного сочинения, что помогали ей усыпить маленького кузена, и довольная Харриет согласилась положить головку на подушку и закрыть глазки, а после Саре и Лиззи оставалось только несколько минут подождать в тишине, пока ребенок не заснет. Едва дыхание малышки стало медленным, сонным, Сара поцеловала Харриет и вышла из комнаты.

Она уже почти спустилась по боковой лестнице, когда заметила, что бант на ее зеленой туфельке развязался й атласная ленточка тянется следом, словно изумрудная змейка. Сара порадовалась, что вовремя заметила упущение в своем туалете — если бы кто-то наступил на ленточку, неприятного падения и конфуза было бы не избежать. Она присела на нижнюю ступеньку и принялась завязывать бант заново, когда услышала в коридоре женские голоса. Сара уже приподнялась, чтобы не создать неловкой ситуации, когда она может невольно подслушать часть задушевной беседы, не предназначенной для посторонних, как вдруг услышала свое имя и замерла в неудобной позе, опираясь одной рукой на ступеньку.

— Ты просто завидуешь мисс Мэйвуд, Бет! — этот голос Сара узнала не сразу.

— Да ты смеешься надо мной, Элси! Я буду завидовать этой нищенке! — а вот этот голос, вне всяких сомнений, принадлежал леди Гроссбери, некогда звавшейся мисс Хиллсток.

После того как она назвала имя подруги, Сара поняла, что второй голос принадлежал миссис Трувелл, давней подруги Бет, в девичестве мисс Элси Лейнс.

«Она назвала меня нищенкой! Как же это ужасно — услышать такое, пусть даже и от известных сплетниц, — подумала Сара. — Бобби на моем месте появилась бы тут же и высказала все, что думает!» Но самое неприятное оказалось еще впереди: пока Сара решала, стоит ей показаться обеим леди или вернуться на третий этаж и спуститься по другой лестнице, дамы продолжили сплетничать, прохаживаясь по коридору, в то время как музыканты отдыхали между танцами.

— Ну признай, Бет, ты всегда хотела быть так же близка к Уэвертонам, как это удалось малышке Мэйвуд! И не смотри так сердито, все мы в пору юности были влюблены в Артура Уэвертона!

— Не спорю, он мне нравился, — неохотно признала леди Гроссбери. — И я, как и ты, терпеть не могла этих несносных девчонок, особенно Бобби Уэвертон. Сара Мэйвуд все-таки не такая дерзкая и нахальная, как ее подружка.

— Что есть, то есть, Роберта просто отвратительна, впрочем, такой она и осталась, теперь она третирует жену своего брата.

— Еще бы, не может простить ему, что он не женился на ее дорогой подружке, — фыркнула леди Гроссбери.

— Ты полагаешь, они обе считали, что Артур женится на никому не известной мисс Мэйвуд?

— Ну конечно же! Ты только посмотри на выражение ее лица, когда она смотрит на Артура! Как ребенок на витрину со сладостями! Тихоня Сара всегда мечтала об Артуре, поверь мне, и все эти их шутки, что они как брат и сестра, меня не убеждали.

— Но мне казалось, так оно и было. Артур шалил с ними обеими, как с сестрами, вспомни, мы ревновали Артура к другим девушкам, но вовсе не к ней, — возразила миссис Трувелл.

— Это ты так думала, а я в душе не сомневалась, что Сара мечтает выйти за него замуж. Но я не считала ее соперницей, ведь очевидно было, что он не женится на такой скучной, бледной девице, скорее уж найдет кого-то подобного своей сестре и матери, он привык к ярким женщинам! — уверенно сказала леди Гроссбери.

— О да, — подхватила ее подруга. — Миссис Уэвертон весьма яркая личность, хотя и не в том смысле, как Бобби. Не повезло же Джеффри…

Дальше Сара не расслышала, обе леди удалились на достаточно большое расстояние, и голоса их превратились в невнятное бормотание.

Сара съежилась на ступеньке, обхватив руками колени. Ее била дрожь, обида и ужас смешались в какой-то странный пудинг, словно бы липким коконом окруживший девушку.

— Боже мой, боже, — шептала она в полутьме лестницы. — Так, значит, мне никого не удалось обмануть, и все это время все гости замечали, как я несчастна, как стараюсь делать вид, что Артур меня не интересует, и, в свою очередь, делали вид, что вовсе не насмехаются надо мной. Как мне теперь смотреть в глаза им всем? Что сказать Люси? Эти женщины наверняка расскажут ей за чайным столом, если уже не рассказали, как дурочка Сара Мэйвуд любит ее супруга, и все вместе они вволю посмеются над тихоней, над нищенкой!

В коридоре послышался смех, еще чьи-то голоса, и Сара испуганно вскочила на ноги.

— Нельзя сидеть здесь, когда в любой момент меня может кто-нибудь увидеть, — пробормотала она.

Сара вернулась на третий этаж и прошла к другой лестнице. Ею больше пользовались слуги, и там не было опасности встретить кого-либо из гостей. Больше всего девушке хотелось вернуться домой, но ее внезапное исчезновение могло вызвать не только удивление, но и злорадные улыбки некоторых леди, как она теперь знала. Сара шла неуверенно, ее шатало, голова кружилась. Подумать только, она так радовалась, что может встречаться с Артуром и его женой, не чувствуя смятения, видеться с лордом и леди Уэвертон, не боясь увидеть жалость и сострадание в их глазах… Словом, снова вернуться в покинутую ею семью и почувствовать себя если не счастливой, то успокоенной.

И вдруг злые слова двух завистливых женщин разрушили все, что она сумела построить в своей душе. Саре не приходило в голову, что так о ней думают далеко не все, что она услышала лишь частное мнение. Ее неуверенность в умении держать себя тут же вернулась, словно ей снова было четырнадцать лет, и она не знала, какую выбрать вилку во время обеда.

Единственное, что пришло в голову расстроенной девушке, — спрятаться в своей комнате и постараться успокоиться насколько возможно, чтобы, когда она спустится к ужину, никто не смог разглядеть на ее безмятежном лице признаки печали или разочарования.

В комнате уютно горел камин, свежий букет оранжерейных цветов должен был порадовать леди, но Саре показалось, что ей совсем нечем дышать в натопленной комнате, а от запаха лилий закружилась голова. От недавнего озноба не осталось и следа, теперь ее лицо пылало, а сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди и мертвой бабочкой упадет на ковер.

Сара несколько раз прошла по комнате от кровати к окну и решительно повернула к двери.

Кое-кто из гостей заметил, как мисс Мэйвул стремительно прошла мимо них, почти пробежала, но мало ли какие срочные дела могут быть у молодой леди? Не останавливаясь, чтобы поболтать, Сара, наконец, очутилась в мокром саду. Она не надела ни шляпки, ни плаща, и дуновение ночного ветра показалось ей благом.

С утра шел дождь, и никому в доме не пришло бы в голову выйти прогуляться в сырую тьму, так что Сара не опасалась быть застигнутой любопытными дамами. Единственное, что ей грозило, — намочить зеленые туфельки, подходившие по цвету к новому платью изумрудного шелка, что Люси привезла из Парижа. Сара сперва не хотела принимать такой подарок, но миссис Уэвертон считала, что должна равно одарить обеих сестер своего мужа, раз уж Сара таковой считается.

Быстрая ходьба и необходимость уворачиваться от мокрых веток помогли ей немного сосредоточиться, и слезы отступили, но облегчения она не почувствовала. Сара подумала, что давно у нее не было такого тяжелого года, пожалуй, со смерти отца, когда пришлось покинуть родной дом и жить с дядей.

Она почувствовала, что начинает замерзать, и повернула к дому. В холле ей повстречался мистер Маннер, и Сара заметила, как удивленно он смотрит на капли воды на ее растрепавшихся волосах, но не стала останавливаться и заговаривать с ним. Она снова поднялась в свою комнату, немного привела в порядок туалет, но сменить мокрые туфли ей было не на что.

— Что ж, пора идти, — она посмотрела на себя в зеркало и поморщилась. — Иначе Бобби явится сюда и начнет шуметь, а у меня начинает болеть голова…

Бледное лицо с яркими пятнами на скулах грустно усмехнулось ей из зеркала, и Сара сердито распрямила спину. Если б она только знала, что вечер будет так безнадежно испорчен, ни за что бы не приняла приглашение леди Уэвертон, придумала бы какую-нибудь отговорку, хоть и не любит лгать.

Внизу гости как раз возвращались в гостиную, чтобы послушать продолжение концерта. Миссис Люси Уэвертон придумала играть в музыкальные загадки — недавно вошедшее в моду развлечение. Кто-нибудь из дам играл на рояле известную мелодию, а двое или трое гостей изображали в виде пантомимы действие совсем из другой песни, название которой и надо было угадать. Музыка сбивала с толку, гости путались и много смеялись, но Сара с трудом могла сосредоточиться. Роберта, сидевшая рядом с подругой, случайно задела руку Сары и с удивлением повернулась к ней.

— Сара, что с тобой? Твои руки совсем ледяные, а щеки пылают! Ты не заболела?

— О, вовсе нет, — беззаботно рассмеялась Сара, погромче, чтобы услышали леди Гроссбери и миссис Трувел.

Бобби прищурилась:

— И где ты была, когда все танцевали?

— Вышла немного подышать свежим воздухом, у вас сегодня слишком душно.

— В такую погоду? А я-то думаю, почему твои волосы так блестят. А они, похоже, мокрые! Сара, да ты сошла с ума, выйти без шляпки в такую сырость!

— Тише, мы мешаем гостям угадывать песню, — Сара не стала уточнять, что вышла не только без шляпки, но и без плаща.

— Какая ерунда! — отмахнулась Бобби. — Люси затеяла все это, чтобы показать, как легко она может перевоплотиться в ту или иную героиню, а по-моему, она играет отвратительно! Лучше посмотри на себя, у тебя и подол платья мокрый, и туфли наверняка тоже!

Сара виновато подобрала ноги под платье — и надо же было Бобби проявить так не вовремя свою наблюдательность!

— Идем сейчас же! Тебе надо переодеться! — Бобби поднялась на ноги и бесцеремонно потянула подругу за собой, не обращая внимания на недовольный взгляд Артура — ведь его жена как раз блистала в роли то ли пастушки, то ли принцессы.

Саре не хотелось привлекать к себе излишнее внимание, она и без того получила уже сегодня хороший урок, а потому последовала за подругой. В коридоре Роберта неодобрительно посмотрела на мокрые следы, остающиеся от туфелек Сары на светлом ковре, и повела подругу вверх по лестнице.

Они уже почти добрались до комнаты Роберты, сохранявшейся за ней в родительском доме, когда Сара внезапно пошатнулась и прислонилась к стене.

— Дорогая, что с тобой? У тебя закружилась голова? — голос Бобби доносился до Сары глухо, как будто на ней была зимняя шляпка из толстого фетра. — Потерпи еще чуть-чуть, еще пять шагов, и ты сможешь прилечь, тебе надо отдохнуть…

— Да, я просто очень устала, так устала… — и Сара, несмотря на все попытки подруги удержать ее, сползла вниз по стене.

Октябрь 1840

Поля, однообразные желто-серые поля. Она проходит одно, и сразу перед ней расстилается следующее, под ногами хлюпает холодная вода, остатки жесткой травы цепляются за платье, но ей нужно идти вперед. Там, где-то за полями, сказочный замок, и в нем ее ждет томящийся в одиночестве принц.

— Артур! — зовет она, но полям этим нет конца.

— Она опять зовет мистера Уэвертона. Миссис Ченсли, вы не думаете, что стоит позвать его? — мистер Маннер повернулся к бледной Роберте.

— Это ни к чему, уверяю вас, она все равно его не узнает, — мрачно ответила Бобби. — Прошу вас, доктор, помогите ей!

— Вы ведь послали за врачом, — коротко ответил он.

— Да ведь вы же сами врач! — Бобби наконец потеряла терпение. — Наш доктор уехал к своему кузену в Форчайлд, а его помощника нет дома, и служанка не знает, к кому из больных он отправился!

— Вы же знаете, миссис Ченсли, я не могу больше лечить людей… У нее сильная лихорадка, я, как мог, постарался снизить жар, но у меня нет моего саквояжа с лекарствами…

Роберте захотелось отвесить этому человеку полноценную пощечину. Впервые в жизни она готова была ударить человека, настолько сильны оказались страх за подругу и злость на этого упрямца.

После того как Сара упала прямо в коридоре, Бобби позвонила прислуге, и девушку отнесли в постель. Сомнений не было — бедняжка серьезно больна, и Роберта, не потерявшая хладнокровия, попросила горничную привести доктора Маннера и осторожно сообщить о случившемся леди Уэвертон. Ни к чему привлекать внимание гостей, и до сих пор о болезни Сары знали только Бобби и ее мать, а также слуги и мистер Маннер.

Он велел переодеть ее в сухую одежду, как только Бобби сказала, что Сара выходила гулять по саду, сделать холодный компресс на лоб и послать за местным доктором. Леди Уэвертон вернулась к гостям, но Роберта отказалась покинуть подругу, хотя мать и мистер Маннер убеждали ее сделать это из боязни, что болезнь мисс Мэйвуд может оказаться заразной.

И вот уже два часа они сидели у постели больной в ожидании помощника врача. Больше Бобби не могла ждать. Она напустилась на доктора Маннера с такой яростью, что он испугался за ее состояние не меньше, чем за состояние мисс Мэйвуд. Миссис Ченсли обвиняла его в трусости, малодушии, отсутствии христианского милосердия, как по отношению к Саре, так и к другим людям, которых он мог бы спасать от тяжких недугов, но отказывается делать это из нелепых предубеждений. Словом, она высказала ему все, что думала Сара, но не осмеливалась произнести вслух.

— У нас дома имеются различные лекарства, я велю служанке принести ящик, и вы посмотрите, что там есть. Если нужно что-то другое, я сама поеду и разбужу аптекаря в Сент-Клементсе, но вы будете лечить ее, иначе мне придется заставить вас силой!

Мужчина даже не смог улыбнуться этому чересчур смелому высказыванию. Слова миссис Ченсли задели его за живое, и он попытался возразить.

— Вы не понимаете, о чем говорите! Если б вы знали, как это тяжело — лишиться любимой женщины, матери твоего ребенка, и знать, что ты дол жен был помочь ей, но не сделал этого! Не дай вам бог пережить мои муки!

Бобби презрительно передернула плечами.

— Что вы знаете о муках? Вы полагаете, будто вы один в этом мире страдали? Ваша жена умерла, и это страшное горе, но не думайте, что видеть, как человек, которого любишь с самого детства, женится на другой, намного легче!

Мистер Маннер на некоторое время утратил дар речи. Он не знал, что возразить этой женщине, тем более что ее нельзя было нервировать в ее состоянии, а она совершенно не думала о своем здоровье! Сейчас ее беспокоила подруга, что, несомненно, говорило в пользу душевных качеств миссис Ченсли.

Сара снова забормотала что-то в беспамятстве, и опять несколько раз позвала Артура. Мистер Маннер проверил ее пульс, нахмурился, затем повернулся к Роберте, чтобы ответить на ее гневную тираду.

— Вы говорили сейчас о себе или о вашей подруге?

— Не думаю, что это вас касается! — Бобби дернула за шнурок, чтобы потребовать принести ящик с лекарствами. — Так вы спасете ее?

— Ни один человек, имеющий хоть каплю совести, не откажется попытаться спасти другого, даже если ему это не по силам, — холодно ответил мистер Маннер.

Леди Уэвертон снова зашла в комнату, чтобы спросить о состоянии больной, и озабоченно покачала головой, когда посмотрела на Сару и услышала, как та зовет Артура.

— Бедняжка, — тихо сказала она. — Все-таки мы слишком рано стали надеяться, что она вполне оправилась.

— Мисс Мэйвуд была больна? — тут же спросил доктор Маннер. — Скажите, леди Уэвертон, мне важно это знать, чтобы лечить ее!

— О нет, не физически, мистер Маннер, — тут же ответила леди Уэвертон, не замечая предостерегающих взглядов дочери. — Но ее постигло печальное разочарование, и это ослабило ее дух, а вместе с ним, вероятно, и тело.

Доктор Маннер кивнул, он не стал расспрашивать дальше, и без того все было понятно. Он отчетливо припомнил некоторые слова Сары, и они обрели для него новый смысл. А вместе с сочувствием к девушке к мистеру Маннеру пришло и осознание своего долга. В конце концов, он и в самом деле врач, и он не должен позволить этой женщине умереть!

— Так когда принесут лекарства? — раздраженно крикнул он, и Бобби удивленно подскочила на своем месте.

Четыре дня доктор Маннер почти не отходил от постели Сары. То, что он узнал из ее лихорадочного бреда, подтвердило его догадки и прибавило сочувствия к бедняжке. Ему почему-то казалось очень важным, чтобы ее тайны остались нераскрытыми, и он старался не подпускать к ней других сиделок, за исключением Роберты Ченсли, которая явно все знала и которую никакие силы не могли заставить вернуться в дом своего супруга. Гости потихоньку разъезжались. Конечно, им сказали, что мисс Мэйвуд сильно простудилась, но в это время года болезнь следовала по пятам за хрупкими молодыми леди, и никого не удивило, что мисс Мэйвуд слегла и ее оставили в доме Уэвертонов.

В пятницу утром Роберта тихо вошла в комнату подруги и вопросительно посмотрела на мистера Маннера. Осунувшийся, усталый, он неловко улыбнулся ей, стесняясь своего небритого лица и измятого воротничка.

— Сегодня я могу сообщить вам благоприятные новости, миссис Ченсли. Мисс Мэйвуд еще довольно долгое время проведет в постели, но она, несомненно, поправится.

— Слава богу! — воскликнула Бобби и с облегчением опустилась в кресло рядом с кроватью Сары. — И что ей взбрело в голову идти в сад в такую погоду!

— На этот вопрос я смогу вам ответить, — сказал мистер Маннер.

— В самом деле? Она говорила вам? — Роберта напряженно подалась вперед.

— Ну, честно говоря, не мне, она просто бормотала в бреду… А я оказался лишь невольным слушателем, — несколько сконфуженно ответил доктор.

— Вы проявили очень большую деликатность по отношению к моей подруге, — мягко сказала Бобби. — Я бесконечно благодарна вам за заботу о ней…

— Любой врач сделал бы то же самое, я просто оказался рядом, — возразил он, отвыкший от похвал и потому смущенный.

— Промедление иногда может привести к непоправимым последствиям. Пока мы искали помощника доктора, Сара могла бы… — Бобби замолчала, потом все же поддалась любопытству. — Так почему она покинула гостиную и ушла в сад?

— Я узнал у горничной, что она поднималась к моей дочери, пожелать ей спокойной ночи. Харриет очень привязалась к мисс Мэйвуд… — доктор Маннер, казалось, был этим недоволен. — Дальнейшее я понял из ее отрывочных фраз. Вероятно, она как-то услышала беседу двух дам, в которой леди весьма недоброжелательно отзывались о ней и высмеивали ее особое отношение к мистеру Уэвертону…

— Можете не продолжать, мне все понятно! — Роберта вскочила на ноги и сердито одернула складки на платье. — Одна из этих женщин, несомненно, леди Гроссбери! А другая — кто-нибудь из ее подруг-сплетниц! О, как они мне противны! Я всегда не выносила эту завистницу Бет Хиллсток, и замужество ее ничуть не изменило!

Доктор Маннер с некоторым испугом поторопился успокоить собеседницу.

— Прошу вас, сядьте, миссис Ченсли! Вам не стоит так бурно предаваться эмоциям. К тому же вы можете потревожить больную, — добавил он, заметив, что его слова не производят должного впечатления.

— Называйте меня просто Робертой, мы же родственники, — оборвала его Бобби, но послушно уселась и бросила опасливый взгляд на лежавшую в постели Сару. — Она могла умереть из-за них, как вы не понимаете! Я просто в бешенстве! Никогда больше не приглашу их к себе и попрошу матушку тоже не присылать им приглашений.

— Тогда вы дадите новый повод для сплетен, только и всего, — резонно заметил мистер Маннер. — Ваша подруга, видимо, так сильно огорчилась услышанным, что искала уединения в саду, и этот опрометчивый поступок едва не стоил ей жизни. Не следует обращать внимания на болтовню этих дам, если и вы, и ваша подруга знаете их склонность к злословию.

— Вы думаете, это так легко? Весь год Сара боролась с собой, чтобы вытравить из сердца любовь всей своей жизни, и это ей почти удалось! Она снова стала спокойной и даже жизнерадостной, сумела найти в себе силы встречаться с Артуром и его женой без слез и сетований — и тут вдруг услышать, как эти дурные женщины насмехаются над ее чувствами! Вы не сможете понять этого, если не переживали подобного…

— Если бы я стремился покончить с собой после каждого насмешливого взгляда или злобного замечания в мой адрес, моя дочь давно бы осталась полной сиротой, — горько вздохнул мистер Маннер. — Поверьте, после смерти моей супруги я достаточно наслушался от ограниченных людей и о своем умении лечить, и о том, что ей не следовало выходить за меня замуж, себе на погибель, и бог знает что еще…

Бобби сочувственно посмотрела на мистера Маннера. Она узнала о нем за последние четыре дня гораздо больше, чем за предыдущие четыре недели, что он прожил в гостях у ее родителей.

— Она вовсе не пыталась нарочно повредить себе, я уверена, а просто оказалась очень расстроена. Как бы там ни было, она поправится, благодарение Господу и вашим талантам, но ей опять придется начать все заново. Уверена, она спрячется в доме своего дяди и будет сидеть там до Рождества, как просидела все лето, и плакать в одиночестве, если только это семейство даст ей хоть не много покоя!

— Вы не очень-то расположены к родственникам мисс Мэйвуд, — сказал мистер Маннер, что бы хоть как-то отвлечь Роберту от мыслей о леди Гроссбери и ее подругах.

Бобби пожала плечами и коротко рассказала мистеру Маннеру об обстоятельствах проживания Сары в доме мистера Фоскера. Кое-что доктор уже слышал от самой Сары и понял из замечаний Роберты, но сейчас перед ним предстала полная картина. Он допускал, что миссис Ченсли склонна к преувеличениям, но по всему выходило, что мистер Фоскер — дурной человек, и мисс Мэйвуд лучше было не слушать его и уехать к себе домой, как только Артур Уэвертон с супругой вернулись в Сент-Клементс.

За Робертой пришел муж, и мистер Маннер снова остался вдвоем с больной. Теперь, когда он уже не опасался за ее жизнь и она не бредила, он мог поручить ее заботам сиделок и вернуться к одиноким прогулкам и занятиям с дочерью. Но ему внезапно не захотелось оставлять эту девушку надолго, даже в болезни она оставалась красивой и трогательной… Доктор Маннер сидел рядом с ней, держа на коленях книгу, но не читал, а думал о судьбе Сары. Так мало счастья оказалось в этой судьбе, но она находила его крупицы повсюду и бережно хранила в своей душе — дружба с Уэвертонами, мечты о дальних краях и другие, о которых она никому не рассказывала… Он был уверен, что развитое воображение, надежно скрытое за маской благоразумия, порой заводит ее так далеко в мир фантазий, что это может быть даже опасным в ее годы. Сидеть на ограде и смотреть на дальние поля уместно в семнадцать лет, но никак не в двадцать один.

Он снова взглянул на ее безмятежное лицо. Теперь она просто спала, набираясь сил, и напомнила ему нежную лилию, такую хрупкую и прекрасную. Ждущую, когда ее разбудит какой-нибудь герой из мифов и легенд…

— Кажется, это заразительно, — пробормотал он. — Скоро и я, подобно мисс Мэйвуд и миссис Ченсли, превращусь в мечтателя и фантазера. А впрочем, почему бы и нет? Разве я так стар, что уже не могу мечтать ни о чем, кроме счастья моей дочери?

Доктор Маннер позвал горничную и велел ей смотреть за состоянием больной, а сам поднялся по лестнице в детскую.

Бывшая детская Роберты потрясла впечатлительную Харриет обилием игрушек, и малышка проводила здесь все время, кроме еды и сна. Холодная погода не способствовала прогулкам, и, хотя мистер Маннер не хотел вырастить из дочери слабое, болезненное создание, здешний суровый климат пугал его, особенно после болезни мисс Мэйвуд.

Сегодня девочка играла с большой деревянной каретой, куда вмещались целых две куклы. Раскрашенная лошадь стараниями Бобби Уэвертон и ее брата утратила почти всю гриву, а дверца кареты никак не хотела закрываться, но все равно у малышки никогда не было таких дорогих игрушек, ее отец просто не мог себе этого позволить.

— Я вижу, тебе нравится играть здесь, — мистер Маннер улыбнулся и присел на ковер рядом с дочерью.

Лиззи, приставленная к малышке, сидела поодаль и не сводила с ребенка бдительного взгляда — в доме леди Уэвертон прислуга знала свое дело.

— Девочка капризничала с утра, сэр, она хочет видеть мисс Мэйвуд, — сказала Лиззи.

Мистер Маннер посмотрел на ребенка. Харриет подняла к нему синие глаза и капризно протянула:

— Хочу пирожных и Сару.

— Мисс Мэйвуд заболела, — попытался объяснить ребенку отец. — То есть Сара заболела, но, как только она поправится, она обязательно придет к тебе и принесет пирожных.

«Мне не надо поддерживать стремление малышки видеться с мисс Мэйвуд. Через две-три недели мы уедем, и Харриет будет скучать не только по этим игрушкам, но и по доброй леди», — подумал он.

— Тогда пойдем к ней, — потребовала девочка.

— Нельзя, малышка, — мягко ответил доктор Маннер. — Лиззи поиграет с тобой, а завтра, если будет тепло, мы выйдем в сад, посмотрим, остались ли еще листья на деревьях.

Девочка упрямо надула губку, но горничной удалось отвлечь ее с помощью яблока, нарочно приготовленного для подобного случая.

Отец пробыл с Харриет полчаса, после чего понял, что тревога за оставленную пациентку мешает ему сосредоточиться на бесконечных вопросах дочери и отвечать понятным для ребенка языком. Он поцеловал малышку и снова прошел к Саре.

«Как я мог два года жить без своей работы? — думал он, пока размашистым шагом шел по длинному коридору к комнате больной. — Мисс Мэйвуд права, бесконечно права — какое право я имел бросить все и предаваться своему горю? Не говоря уже о том, что без жалованья я лишил свою дочь хотя бы минимального комфорта. Каково ей будет вернуться в нашу хижину после этого блестящего дома? И, наконец, как вернуть доверие моих пациентов?»

Сара пришла в себя на следующий день. Обрадованная Бобби тут же выложила подруге все, чего Сара не помнила — как она едва не упала в коридоре, как все беспокоились за ее состояние и, наконец, как самоотверженно доктор Маннер боролся за ее выздоровление.

— Миссис Ченсли преувеличивает, — резко возразил доктор, присутствующий тут же. — Я сделал только то, что должен был, вы поправитесь милостью Господней, его и стоит благодарить.

Роберта уже знала, что за резкостью мистер Маннер прячет смущение, но Сара посмотрела на него едва ли не с испугом. Бобби укоризненно покачала головой.

— Не слушай его, Сара, он это не всерьез. Мы никак не успели бы найти другого врача вовремя, и даже Господь не спас бы тебя без участия мистера Маннера!

Доктор не сдержал улыбки — миссис Ченсли явно не страдала особой религиозностью, впрочем, как и вся ее семья.

— Я буду молиться ему, мистер Маннер, за себя и за вас, — слабый голос Сары звучал ясно и немного печально.

— С вами все будет в порядке, мисс Мэйвуд, но вы еще очень далеки от полного выздоровления. Я уверен, здесь о вас будут хорошо заботиться…

— Разве вы уезжаете? — Сара не поняла, что он имел в виду.

— Мой визит сюда продлился намного дольше, чем я планировал первоначально, — пожал плечами доктор Маннер. — Думаю, нам с Харриет пора вернуться домой.

— Неужели вы думаете, что мы отпустим вас раньше, чем Сара полностью поправится? — Бобби насмешливо передразнила его жест.

— И раньше, чем моя супруга разрешится от бремени? — добавил вошедший в комнату Джеффри.

— Вы знаете, что я не могу… — начал растерянный от этих нападок доктор.

— Мы прекрасно знаем, что можете. Пора и вам поверить в свои силы, — благодушно сказал мистер Ченсли. — Теперь, когда в семье появился свой врач, боюсь, вы заимеете обширную практику! Моя мать страдает желудочными коликами, а лорд Уэвертон недавно жаловался на боли в спине…

Бобби рассмеялась, увидев, каким испуганным стало лицо Маннера, и даже Сара улыбнулась.

— Вам лучше сдаться, мистер Маннер, они все равно не оставят вас в покое и не позволят сбежать, — тихо сказала она.

— Что ж, если моя пациентка желает, чтобы я остался, придется пробыть здесь еще какое-то время, — обреченно вздохнул доктор.

— Конечно, вы же не можете покинуть ее, не доведя лечение до конца, — вмешалась Роберта, а ее муж с интересом посмотрел сперва на Сару, затем на мистера Маннера.

— Кажется, вы тут веселитесь, — привлеченная шумом, доносящимся из комнаты Сары, зашла и леди Уэвертон.

— Матушка, доктор Маннер решил бросить нас, и нам едва удалось уговорить его не уезжать, — тут же пожаловалась Бобби.

— В самом деле? — леди Уэвертон слегка подняла красивые брови, и доктор почувствовал себя напроказившим мальчишкой. — Это было бы большой потерей для нашего кружка. Мы все очень привязались к вам и маленькой Харриет.

— Я не удивлен, что вы полюбили мою малышку, иначе и быть не может, — отозвался мистер Маннер. — Но я слишком угрюм и замкнут, чтобы желать моего общества.

— Вы смотрите в зеркало и видите там совсем не то, что видят другие, — загадочно ответила леди Уэвертон и обернулась к дочери. — А теперь ступайте, я сама посижу со своей девочкой.

Через неделю Саре уже позволяли прогуливаться по оранжерее. Мистер Фоскер с супругой приезжали навестить ее, но не остались надолго из опасений повстречаться с миссис Ченсли и услышать о себе еще парочку нелестных отзывов.

Едва Сара начала вставать, как Бобби прочла ей целую проповедь о безрассудном поведении. Саре пришлось рассказать о подслушанном разговоре, и Роберта потребовала у подруги обещания никогда больше не поступать подобным образом, не рисковать своей жизнью, что бы она ни услышала. Все Уэвертоны старались развлечь ее, на стол подавались только любимые ею блюда, а маленькая Харриет сама собрала в оранжерее букет для своей дорогой Сары.

Происшествие, повлекшее за собой ее болезнь, почти забылось, Сара и без нотаций Роберты раскаялась в своей глупости и пожалела о неумении стойко выдерживать эти даже не удары, а уколы судьбы. Единственным, что смущало и тревожило, было знание о том, что мистеру Маннеру известен ее секрет. Конечно, он ни разу не заговорил с ней о том, что услышал и понял из ее бормотания в беспамятстве, но Роберта сказала подруге, что он вполне разобрался в ее состоянии. Да и сама Бобби созналась, что добавила ясности в представления мистера Маннера о прошлой жизни Сары.

— Боже мой, ну зачем, Бобби? — Сара мучительно покраснела и едва не расплакалась от стыда.

— Он же врач, он должен знать, какие скрытые недуги есть у его больной! Поверь мне, он вовсе не болтливый человек, тебе нечего опасаться, что то, что он узнал, станет известно кому-то еще.

— Не понимаю, для чего врачу знать о моей несчастной любви! — Сара все никак не могла успокоиться. — Какое это имеет отношение к моей болезни!

— Самое прямое, как причина и следствие! — решительно заявила Роберта. — Твой организм ослабел от бесконечных терзаний и легко поддался болезни. К тому же доктору Маннеру небезразлично, что с тобой случится, поверь мне! Он ведет себя с тобой гораздо мягче, чем со всеми нами.

— Он жалеет меня. О господи, как стыдно, — Сара без сил опустилась на скамью под апельсиновым деревцем.

— Он просто стал лучше понимать тебя. А может быть, и себя самого, — задумчиво сказала Роберта и тоже уселась.

— Что ты хочешь сказать?

— Он в своем ослеплении привык считать, что только он один может страдать, а все остальные не столь возвышенны или не столь достойны, или что он там еще мог подумать… Глядя на тебя, он убедился, что женщины переживают горе гораздо более стойко, чем мужчины, и, мне кажется, устыдился своих небрежных манер и чрезмерной замкнутости. И потом, он говорил, что хочет снова вернуться к медицине!

— Это будет настоящим благом для него! Такому человеку нельзя прозябать в бездействии! — с горячностью отозвалась Сара.

— Вот видишь, он вылечил тебя, а ты излечила его. Иногда даже такое печальное обстоятельство, как болезнь, может приносить пользу, — философски изрекла Бобби и добавила: — Пойдем выпьем чаю, здесь слишком душно, у меня начинает кружиться голова от этого запаха!

— Это лилии, — пожала плечами Сара. — Удивительно, что они цветут в такое время. Поистине, ваши садовники творят чудеса!

— Не понимаю, за что ты так любишь эти цветы, — поморщилась Бобби. — Когда они стоят в моей комнате, меня начинает тошнить, а миссис Ченсли каждый раз забывает об этом и непременно добавляет их в букет!

— Это все из-за твоей беременности, Бобби, — уверенно отозвалась подруга. — Кстати, ты и правда хочешь, чтобы доктор Маннер помог тебе с рождением малыша?

— Это идея Джеффа. Он считает, что только удачные роды могут полностью избавить мистера Маннера от страха перед занятием медициной.

— И твой муж готов принести тебя в жертву страхам доктора Маннера? — Сара искренне удивилась.

— Он уверен в Маннере, как в себе самом. Уж не знаю, с чего, но Джефф считает его вполне надежным человеком и доверит ему меня без колебаний. Признаться, я тоже думаю, что случай с супругой доктора явился просто трагическим стечением обстоятельств, а сам он сделал все, что сделал бы любой опытный врач на его месте.

— Да, мне тоже так кажется, и с вашей стороны очень благородно помочь ему вернуть веру в себя. Без нее он никогда не обретет покоя. Но ведь тогда ему придется пробыть здесь до марта! А это так долго!

— Пожалуй, ему и правда придется обосноваться здесь. Надеюсь, это пойдет на пользу и ему, и малышке Харриет. Идем же, поговорим в гостиной! Скоро Джеффри приедет за мной, а мы еще не обсудили так много разных вещей! — заторопилась Бобби.

— Вы все-таки нарушили мой запрет и вышли, — за спиной Сары послышались шаги и одновременно с ними — укоризненный голос.

— Я не могу уже больше находиться в доме, мистер Маннер, прошу вас, не ругайте меня.

— Я не имел такого намерения, мисс Мэйвуд, — он предложил ей опереться на его руку. — Моей целью было увериться, что вы достаточно тепло одеты и не станете гулять слишком долго.

— Как видите, меня укутали едва ли не во все теплые вещи, что нашлись в этом доме, — улыбнулась Сара. — А на долгую прогулку у меня, к сожалению, еще не достанет сил.

— Вот и прекрасно, дойдем до той скамьи, отдохнем немного и повернем к дому, — решил доктор.

— Всего лишь? — разочарованно переспросила девушка.

— Завтра я позволю вам прогуляться до мостика через ручей, — смилостивился мистер Маннер.

— Только до мостика? А когда же можно будет перейти его? — лукаво спросила девушка.

— Хотите узнать, что находится за ним? — с неожиданной для себя самого легкостью подхватил ее тон и джентльмен.

— Я это слишком хорошо знаю, сэр. Ручей впадает в озеро, где мы с Бобби однажды чуть не утонули.

— Поделитесь со мной этой драматической историей?

— Если вам угодно.

— О, да. Моя сестра никогда не совершала ничего такого, о чем интересно рассказывать через много лет, а о приключениях миссис Ченсли я уже наслышан, и, насколько понимаю, вы участвовали в каждом из них.

— Вовсе нет, первые четырнадцать лет в моей жизни не было Бобби, — покачала головой Сара. — Но зато потом мы восполнили упущенное время.

Оба рассмеялись и не заметили, как скамья, служившая конечной точкой прогулки, осталась позади…

Из окна Джеффри Ченсли следил глазами за прогуливающейся парой до тех пор, пока поворот дорожки не скрыл обоих.

— Роберта, как ты, с твоей деятельной натурой, можешь равнодушно наблюдать за этим и не пытаться предпринять хоть что-нибудь? — с притворным возмущением спросил он жену.

— А разве нужно что-нибудь делать? — Бобби посмотрела на супруга невинным взглядом.

— Надо заказать твой портрет, — отвлекся Джеффри от созерцания сада, но вновь сосредоточился на том, что его беспокоило. — Разве тебе не кажется, что из них получилась бы прекрасная пара?

— Ты забыл об интересах своего кузена Алана? — продолжала поддразнивать его Роберта.

— Признаюсь, Лоренс подходит Саре гораздо лучше, чем мой кузен, — вздохнул Джеффри.

— И чем же это? — конечно, у Бобби было свое мнение, но ей стало любопытно послушать, что скажет муж, вроде бы неискушенный в наблюдении за сердечными тайнами других людей.

— Он старше, мудрее, рассудительнее, чем Алан. Именно такой спутник и нужен Саре, серьезный, надежный. Ты сама видела, к чему привело ее увлечение молодым вертопрахом!

— Ты говоришь о моем брате, не забывай об этом! — шутливо рассердилась Роберта. — Но в остальном ты прав. Оба многое пережили и лучше смогут понять друг друга. И еще у них сразу будет общая забота — малышка Харриет, к которой они так привязаны. Это объединит их и не оставит времени для ненужных сожалений, а там, глядишь, появятся и другие дети…

— Тебя не смущает, что он вдовец? Такой судьбы ты бы хотела для своей подруги? — спросил Джеффри.

— Вовсе не смущает. Он достойный человек, только это и имеет для меня значение теперь. — Бобби задумалась, ее лицо на мгновение потемнело, но она тут же снова улыбнулась. — Лишь бы сама Сара хотела именно этого.

— Вот это меня и беспокоит. Ты думаешь, они смогут полюбить друг друга глубоко и сильно? Не будет их брак попыткой ухватиться за слабую ниточку надежды, необходимым выбором?

Бобби снова удивленно покачала головой — похоже, Джеффри набрался где-то житейской мудрости. Она гордилась своим супругом — добрым, верным, сильным. Достойным. Разве этого мало для счастья?

— Не знаю, Джефф, — сказала она после паузы. — Надеюсь, они оба не станут торопиться и обманывать свое сердце. Вряд ли Сара согласится выйти замуж, только чтоб не возвращаться под кров дяди Фоскера. А Лоренс так явно скучает, когда ее нет в комнате…

— Кстати, о мистере Фоскере. Я написал поверенному, этому Гиббонсу, как ты и просила. Утром я получил ответ: он готов представлять интересы Сары в борьбе с ее корыстным дядюшкой. Необходимо только получить ее согласие.

— Боюсь, сейчас ей не до своего состояния, и мистер Фоскер может спать спокойно, — усмехнулась Бобби.

— Но Лоренс беден, и состояние Сары будет единственным, на что они смогут рассчитывать! Счастье, что она обеспечена, им не придется прозябать в этой его деревушке!

— Ты говоришь так, как будто они вот-вот поженятся! — фыркнула Бобби. — Он еще может не захотеть жениться на ней, из-за своей гордости. Ему-то нечего ей дать…

— Кроме своей любви, — возразил Джеффри. — Думаю, этого будет достаточно. Он горд, но не страдает гордыней и не станет отказываться от своего счастья из мальчишеского упрямства, он для этого слишком умен.

— Что ж, посмотрим, — заключила Роберта. — Если к Рождеству он сделает ей предложение, я сама поеду в Сент-Клементс и сообщу эту радостную новость миссис Фоскер!

— Ты жестока к бедной женщине, дорогая, — расхохотался Джеффри. — Боюсь, ты и без того снишься ей в кошмарах!

— Что ж, ей придется пережить несколько кошмарных минут наяву. Сара уже не станет проявлять к ним излишнюю доброту, когда ей придется заботиться о муже и ребенке. Ей пригодится каждый пенни!

— Ты ведь будешь скучать по ней, Бобби, — Джеффри сел рядом с женой и взял ее за руку. — Столько лет вы были почти неразлучны…

— Я как-нибудь это переживу, дорогой, лишь бы она обрела свое счастье, — Роберта положила голову ему на плечо. — И потом, мы же ездили в Лондон и на море, расставались с ней иногда на два-три месяца. Не думаю, что в будущем эта разлука окажется дольше, всегда можно сесть в карету и поехать к Маннерам!

— Забавно, ты уже говоришь «Маннеры», — заметил Джеффри. — Как удачно все совпало, его фамилия начинается с той же буквы, что и ее. Не нужно будет менять метки на носовых платках!

— Действительно, какая хорошая возможность для экономии!

И счастливые супруги весело рассмеялись.