Мой друг – предатель Скрипаль Сергей

Помидоры полопались, сок из них густо вытекал на угли, баклажаны тоже лопнули, перчины пригорели.

– Фигня, братцы. – Я выхватил с жара шампуры, сунул перец и баклажаны в ведро с водой. – Вот теперь мне нужна малоквалифицированная помощь. Мужики, очищайте овощи от кожуры!

Сам же положил на мангал мясо и продолжал руководить помощниками:

– Так. Очистили? Теперь берите ножи и режьте все мелко-мелко. Лиса, я же сказал, мелко!!! Куда ты кромсаешь такими кусманами?

Джон управился с помидорами, сунулся с баклажанами к Татарину, но я заставил его так же мелко нарезать чеснок. Освободившиеся Лиса и Татарин помогали – ссыпали все в большую салатницу. Я добавил туда соли, красного и черного перца, сыпанул разных пряностей, перемешал, попробовал на соль. Нормально! Настоится, и к шашлыку в самый раз будет. Перешел к мангалу перевернуть шампуры. Там уже орудовал Татарин – вернее, тырил поджаренный лук с кусков мяса, за что был бит по рукам.

– Вот же мыш пожилой! – треснул я по спине полотенцем Игоря. – Иди лучше девчонкам помогай со столом.

Мы с Щербой спустились почти к подножию холма, осторожно ступая по осыпи. Нам навстречу бежали Лиса, Джон и Дизель.

– Кто? Кого зацепило? – задыхаясь, крикнул Лиса.

– Дурак, что ли? – озлобился я. – Глаза повылазили, снайпер?

Ребята подхватили брезентовый полог с разных концов. Толя уступил свое место Джону и Дизелю, я отдал только один угол Лисе.

– Серый, что случилось? – тихо спросил Гена. И тут же осекся, заглянув в мое лицо. – Ладно, потом. Все потом!

Уложили тело возле «нашей» БМП. Кулаков мрачно выслушал доклад, покачал седеющей головой. Я вдруг отчетливо увидел, что не такой уж и молодой наш Николаич. Сколько ему, лет тридцать – тридцать пять уже? И седину тогда впервые углядел в коротких, ершиком подстриженных волосах, и в усах несколько нитей. Да и морщины углядел на его загорелом лице, там, ближе к ушам. Морщины четко проступали сквозь тонкий слой пыли и копоти.

– Что с пещерой? – спросил ротный.

– Все в порядке. Цела пещера, – ответил я, пояснил схему установки растяжек.

– Хорошо. Потом расскажешь мужикам, как и что.

– Николаич, чего это войск столько стянули? Войнушка намечается? – поинтересовался я, закуривая сигарету.

– Да, вони и шума до небес, – поморщился капитан; то ли от дыма моего едкого табака сощурил глаза, то ли от шумихи, поднятой вокруг. – Сейчас десантура с пехотой наверх пойдут, на прочесывание, затем блокпосты выставят. Завтра-послезавтра начнется войсковая операция на Мармоле. Рота наша тоже тут.

– С нами-то что будет? – снова спросил я.

– Поживем – увидим! – поднялся Николаич. – Тут твой старый знакомый появился…

Я закрутил головой, и точно, увидел Татарина, широко шагавшего в нашу сторону.

– Да нет, не этот, – отрицательно качнул подбородком ротный. – Следователь прилетел. Лейтенант. Сейчас к себе дернет. Ладно, сиди тут, жди!

Тело Шохрата унесли в тень, под дувал. Рядом с ним никого не было. Мне стало обидно. Был жив человек, вокруг него жизнь крутилась, люди вращались, общались, курили вместе, шутили, шли в горы и в бой рядом. Теперь, выходит, никому не нужен Узбек в тревожной дневной суете. Я поднялся, поздоровался с Игорем, и мы вместе присели в том же тенечке, где лежал Узбек.

Оказалось, что все группы, которые находились на блокпостах, сняли и перебросили сюда, на обеспечение крупной операции. На замену прислали совсем незнакомых бойцов аж из Шинданда. Командованию виднее. Плевать!

Как смог, рассказал Негорюю о бое. Игорь не перебивал, не успокаивал, когда истеричные нотки все же прорывались в моем голосе. Казалось, не реагировал на рассказ, просто молча слушал и даже не кивал. И это было правильно. Кто знает, как бы я отреагировал на его вопросы, участливо или равнодушно.

– Серега, выпьешь? – протянул мне флягу Игорь.

Я думал, там чай, равнодушно потянулся губами к горлышку, отхлебнул осторожно – может, горячий еще. Но обжегся, почувствовав во рту тепло спирта. Все равно сделал крупный глоток и торопливо запил водой из другой фляги, тоже протянутой Татарином.

– Уух… – теперь только выдохнул. – Чего ж не предупредил?

– Зачем? – чуть улыбнулся Игорь. – Так ты жахнул без прелюдий и предварительных ласк, и все. А то бы готовился, представлял, как спирт полезет в глотку, запивку готовил, закуску!

Тоже верно! В желудке разрастался теплый ком, поднимался вверх и мягко стучал в голове. Стало легче, тело чуть помягчело, мышцы расслабились. Только теперь я понял, насколько был напружинен.

Подбежал Дизель, увидел незнакомого человека, на всякий случай вскинул ладонь к панаме:

– Товарищ сержант, там ротный зовет.

– Хорошо, иду. – Я потянул на плечо автомат. – Сержик, очень прошу тебя, посиди тут, с Шохратом!

– Нет, – отказался Дизель. – Кулаков попросил и его принести туда, к вертолетам. Там особист крутится. Ну и обратным бортом заберет Шохрата в часть.

Игорь ухватился вместе с нами за полог, по пути подхватил один край Лиса. Вчетвером мы быстро донесли тело к «вертушке».

Знакомый лейтенант о чем-то спорил с Кулаковым. Одет он был все в то же пэша; хромовые, явно недавно начищенные до блеска сапоги запылились, что наверняка раздражало офицера. Он то и дело поглядывал сердито на запыленную обувь. Николаич это тоже понимал, несколько раз наступил на носки лейтенантских сапог, вроде бы неуклюже переминаясь на месте. Лейтенант отходил от капитана, пятился от него, пока не уперся в борт «вертушки», такой же пропыленной, как мы все, как мир вокруг нас.

Лейтенант увидел меня, испытывая облегчение, отошел от вертолета, бочком-бочком ускользая от наступающего на него Кулакова.

– Сержант! Эй, сержант! – позвал он.

Я никак не реагировал на его оклик. Мало ли здесь сержантов. И совсем необязательно, что особисту понадобился именно я.

– Да сержант же, – почти взвизгнул лейтенант.

Хы, явно не помнит мою фамилию, сейчас начнет рыться в планшете. Точно! Открыл клапан сумки, ищет нужные бумаги. Не нашел, потому что поднял голову и снова окликнул:

– Эй, сержант. Тот, который с винтовкой!

Блин, да что ж я с этим «буром», как дурак на ярмарке! Снял с себя винтовку, подал ротному:

– Товарищ капитан, трофей!

Николаич принял винтовку, отстегнул магазин, сунул в свободный карман «лифчика», щелкнул затвором, тихо шепнул:

– Ладно, иди к лейтенанту, хорош комедь ломать! Не боись, нормально все будет. Только не дергайся там, делай все, что этот прыщ захочет!

Я подошел к следователю и только сейчас увидел, что на кителе офицера погоны с лейтенантскими звездочками. Вот же долбо… гхм… Мои губы сами по себе стали расплываться в ухмылке, когда увидел на полу вертолета, прямо у входа, его автомат с тремя (!) прикрученными изолентой магазинами. Лейтенант нахмурился, не понимая моей веселости:

– Сержант, сейчас мы проведем следственное мероприятие – опознание тела!

– Есть, товарищ лейтенант! – четко, по-уставному, с отданием чести высшему начальнику ответил я.

– Пройдемте в вертолет! – показал рукой лейтенант.

Я послушно влез в уже раскаленный салон «вертушки», за мной прогремел каблуками по дюралевой лесенке лейтенант. В нос ударило тяжелым трупным запахом. Ближе к хвостовой балке, за дополнительным топливным баком желтого цвета лежало тело Сопли.

– Это рядовой Сопилкин? – приступил к делу лейтенант.

– Думаю, да, – неопределенно пожал плечами я.

– На чем вы основываетесь? – спросил офицер, занося мои слова в протокол.

– У Сопилкина между указательным и большим пальцами правой руки выколоты две буквы: У и Г.

– Покажите, где именно! – велел лейтенант.

Я шагнул ближе к трупу, автоматом поддел запятнанную кровью тряпку, которой был укрыт Юрка. Обнажилось тело; руки покоились на груди, связанные кем-то сердобольным.

– Вот! – ткнул я пальцем в еле видную из-за коричневых пятен высохшей, въевшейся в кожу крови, татуировку.

– Я не вижу, товарищ сержант! – теперь уже изгалялся лейтенант. – Смойте кровь!

Я стиснул зубы. Черт, только бы не сорваться. Снял с ремня флягу, оторвал кусок бинта от мотка, валяющегося на скамье вертолета. Смочил тампон водой, начал оттирать пятна с татуировки. Тело Юрки затвердело, пятно еле-еле оттиралось.

– А вы бы, сержант, спиртом потерли! – сладким голосом предложил офицер.

Я удивленно взглянул на него:

– Каким спиртом, товарищ лейтенант?

– Или весь выпили? – поинтересовался следователь.

Тьфу ты, забыл совсем! Вот ведь удружил Татарин. Я ничего не ответил лейтенанту, налил воды на руку Юрки прямо из фляги и упрямо стал тереть место татуировки. Круг на руке пожелтел, кожа очистилась, ярко выступили дурацкие У и Г.

Лейтенант достал откуда-то ФЭД, проскрипел кожаным чехлом, настроил диафрагму, попросил меня отойти в сторону, защелкал фотоаппаратом, снимая крупным планом руку Сопли.

– Что означают эти буквы? – опять начал расспросы лейтенант.

Я рассказал, что знал, о происхождении наколки.

– Вы не ошибаетесь? – интересовался офицер. – Может быть, это какой-нибудь Углов Дмитрий или Ульян Домодедов?

– Может быть! – согласился я. – Только очень похоже на то, что колол себе Сопля… Простите, Сопилкин!

– Хорошо. Подпишите тут и тут. Далеко не уходите. Пригласите всех, кто был тогда с вами на блокпосту, – велел мне особист, заглянул в блокнот. – Там были Лисяк, Мальцев и Рахимов, ну и вы, сержант Дацко.

– Так точно, товарищ лейтенант. Сейчас позову всех. Только рядовой Рахимов не сможет быть!

– Это еще почему? – возмутился лейтенант.

Я взглянул на циферблат своих трофейных часов:

– Три часа назад рядовой Рахимов погиб в бою с моджахедами. Его труп по вашему указанию перенесен к вертолету, – козырнул и вышел из вертолета.

– Ах да! – смутился следователь. – Извините.

Мне казалось, что после боя у пещеры прошло минимум часов десять-двенадцать, а всего-то три часа минуло!

Никого разыскивать не пришлось. Ребята топтались тут же.

– Чего там? – спросил Лиса, пережевывая спичку.

– Нормально, – махнул я рукой. – Леха, иди!

Допрос продолжался около часа. Затем лейтенант вновь позвал всех в вертолет.

– Значит, так, маловато доказательств, что это именно Сопилкин. Почему-то только рядовой Мальцев показал, что на теле убитого, в области левого бедра над коленом, есть еще одна наколка, с указанием группы крови, – заговорил лейтенант. – Кто-нибудь может подтвердить это?

Вот же черт, забыл я про эту дурость Сопли. Верно! Я еще удивлялся, на фига Юрка наколол там группу крови. Обычно желающие кололи под левой грудью.

– Так точно, товарищ лейтенант! Была у него такая наколка. Забыл. Виноват, – переступил я с ноги на ногу.

– Отлично! – повеселел следователь. – Раздевайте труп, – велел он нам.

Мы растерянно переглянулись. Мы что, похоронная команда? Парни зароптали.

– Делаем, мужики! – приказал я, помня предупреждение ротного.

Снять широкие штаны с Юрки оказалось делом простым: просто разрезали веревку, на которой они держались, приподняли тело и стянули шаровары. В нос резануло сильным трупным запахом и вонью экскрементов.

– Он еще и обосрался, – сглатывая комок тошноты, ругнулся Малец.

– Верхнюю часть одежды тоже снимайте! – приказал лейтенант. – Может, у него еще что-то есть. Ну, там, родимые пятна или еще что.

«Мы что, рассматривали Соплю, что ли?» – злился я про себя.

С гимнастеркой пришлось повозиться, Никак не хотела слезать с непослушного негнущегося тела. Пошли по линии наименьшего сопротивления – разрезали куртку по швам, искромсали рукава, выбросили из «вертушки» тряпки.

Лейтенант нервничал, настаивал, чтобы вещественные доказательства были целыми, потом махнул рукой, увидев наши белые от ярости глаза.

Есть. Над левым коленом синели буквы с группой крови и резус-фактором Сопли. Лейтенант опять защелкал затвором ФЭДа. Затем вновь начал опрашивать нас по очереди, занося показания в протокол. Длилось это долго и томительно, почти целый час.

– Сержант! – позвал из вертолета лейтенант. – Пригласите капитана!

Я пошел разыскивать Кулакова. Угу, попробуй тут найти нужного человека в хаосе бронемашин, чужих людей, разрушенных дувалов. Увидел Кулакова, разговаривающего с незнакомым офицером, рядом с ними стоял Джон. Потом узнал, что и вся мотоманевренная группа пограничников, откуда была и БМП Игоря, пришла сюда. Пришлось подойти к Николаичу, откозырять и сообщить о приглашении следователя.

– Да, сейчас, минутку, – ответил ротный. – Подожди, сейчас пойдем.

Командир мангруппы отпустил Джона:

– Синицын, свободен! Проверь машину, пока время есть.

Игорь попросил сигарету:

– Уф, задрал старлей! Зануда страшный. Не то что ваш капитан! – позавидовал он.

К вертолету мы шли вместе с Николаичем. Я коротко рассказал, что произошло в «вертушке», какие новые улики обнаружились по делу.

– Знаешь, Серега, – раздумывал ротный. – Наверное, лейтенант затребует, чтобы мы вернулись в полк. – Докурил сигарету, отщелкнул в сторону. – Ладно, посмотрим, что к чему. Они же, если вцепятся… эх… – проговорил он удрученно и сплюнул на землю.

Вопреки предсказаниям капитана, лейтенант сообщил, что следствию все понятно; установлено, что рядовой Сопилкин действительно перешел на сторону моджахедов, самостоятельно оставил пост, унес с собой доверенное оружие – автомат – и был убит во вчерашнем бою.

– Это тело можете забрать и закопать, – брезгливо показал он на труп. – Следствию оно не нужно. Все задокументировано, – погладил ладонью рыжий футляр фотоаппарата.

Мы с парнями напряглись: ни хрена себе, мы что, похоронная команда? Кулаков выгнал нас из «восьмерки»:

– Ну-ка, хлопцы, покурите на улице!

М-да, хлопцы! Ох, бедный-бедный лейтенант! Если уж Кулак заговорил таким тоном, держись, братан!

Мы обошли вертолет, сели на землю с другого, противоположенного от входа борта, с наслаждением стали слушать голос ротного:

– Лейтенант, ты ничего не перепутал? Тебе что, не ясно, что моя группа не занимается похоронами? Пойми, крыса, мы – воюем! В отличие от тебя! – Кулак даже плюнул на пол вертолета, и я понял, куда Николаич целился. Конечно, в дурацкий, с тремя магазинами, автомат летехи.

– Вот сучонок, – бесновался Кулаков. – Преступление раскрыл! Парни мои тебе звездную дорожку на погонах открыли? А хера не хочешь?!

– Товарищ капитан, – возмутился лейтенант. – Что вы себе позволяете? Я – офицер следственных…

– Да пошел ты, офицер! – все еще ярился Кулаков, и я представил себе, как топорщятся от возмущения его знаменитые усы. – Ты, заморыш, ногтя моего самого распоследнего солдата из роты не стоишь! Ты что, думаешь, нагнул нас? Ха, гребаная тетя, отдохни на пляже!

Ого, Николаич явно вошел в раж!

– Ты что, падла, решил, мол, дали мы слабину, дай-ка я вас размажу? Да хер тебе на все рыло! – И я опять представил, как Кулаков сует в лицо опешившего следователя кукиш.

– Парни, ну-ка, линяем отсюда, – предложил я ребятам. – Командир во гневе суров и непредсказуем!

Мы отошли на приличное расстояние от «вертушки». Ага, нормально, слов отчетливо не слышно, но зато шум оттуда серьезный.

Вскоре показался Кулаков. Шел быстрым, размашистым шагом.

– Сержант Дацко, ко мне! – почти выкрикнул рассерженным голосом ротный.

Я моментально приблизился, не хватало злить командира в такой момент!

– Проверить снаряжение! – еще в запале проговорил Николаич. – С тобой идут Малец, Лиса, Дизель.

Я молча слушал, ничего не спрашивая и не уточняя.

– Блокпост – пещера! – уточнил ротный. – Загрузите в вертолет Рахимова. Твою мать, – коснулся он рукой усов. – Какого парня потеряли! – как-то сразу обмяк и протяжно вздохнул. – Жалко Узбека! Ладно, Конт, действуй! Постараюсь тут уладить.

Под обиженное сопение лейтенанта мы втащили все на том же брезенте тело Шохрата. Положили туда, где совсем недавно лежал Сопля. Постояли, согнувшись, над товарищем, стянули с голов панамы. Как-то неловко было прощаться перед следователем.

– Товарищ лейтенант, – обратился я к нему. – Вы не могли бы выйти на минутку? Проститься хотим, – извиняющимся тоном продолжил я.

– Да, да, конечно, – закивал офицер. Подобрал с пола свой дурацкий трехмагазинный автомат и, запнувшись на лесенке, вышел под солнце.

Мы стояли молча. Малец опустился на колени перед Шохратом, ткнулся лбом в грудь убитого, что-то прошептал, встал на ноги и вышел, сжав до тонкой полоски губы.

Лиса тоже опустился на колени, поправил рукой складки гимнастерки под ремнем, встал, отвернулся от меня, блеснув мокрыми глазами, и вылез из вертолета.

А я и не знал, как и что нужно делать в такие минуты. Правда. Как говаривал ротный: «Да чтоб я сдох!» Блин, что ж всякая херня в башку лезет-то!

– Шохрат, братишка, прости! – Вижу, как в замедленной съемке, последние секунды жизни Узбека. – Я же звал, кричал тебе! Да что ж ты ни хрена не слышал… – беззвучно пытаюсь хоть как-то оправдаться. Касаюсь кончиками пальцев холодных, твердых, мертвых щек Шохрата.

Кто-то из наших заботливо отмыл от крови лицо Узбека, не хватило только терпения смыть следы потеков на шее, во впадинке под кадыком.

Тупо сижу и так же тупо смотрю на лицо боевого товарища, никак не могу поверить, ЧТО ШОХРАТА БОЛЬШЕ НЕТ! Нет! И никогда не будет!

– Прости! Прости, брат! – Вновь вижу, как округлое, рассеченное тело гранаты катится вниз. Я понимаю, что Узбек, бабай гребаный, не успевает даже увернуться от удара в грудь, не то что скрыться в спасительном зеве пещеры…

– Шохрат, братишка, – сдерживаю слезы. – Ты, это, не скучай… Мы… встретимся. Обязательно встретимся. – Стою на коленях перед телом Узбека. Слезы катятся, вытираю их жесткой панамой.

– Дацко! Прекратить! – слышу над собой голос Кулакова. – Иди. «Вертушка» взлетает.

И правда, слышу, как винты вертолета начинают могучую песню ветра. Вот-вот двинутся на взлет. С удивлением вижу, что лейтенант-допросник уже сидит напротив допбака, уверенно сжимает пижонский штабной автомат, вопросительно смотрит на Кулакова.

– Давай, Серый! Давай! – давит мне на плечи Николаич. – Все. Пошли. Воевать дальше надо…

Я не знаю, я не понимаю, что нужно делать дальше. Цепляюсь взглядом за чужое, потустороннее лицо Узбека:

– Товарищ лейтенант! – ору, пытаясь перекричать звук двигателей «вертушки». – Шохрата отправят домой в этой форме, переодевать не будут?

– Не знаю, – разводит руками следак. – Наверное, как есть. Чего тут… – Он растерянно смотрит на меня, добавляет даже извиняющимся тоном: – Я прослежу.

«Лады, – лихорадочно думаю я. – Лады, твою мать! – Шарю пальцами по „лифчику“, по карманам. – Не успеваю, – в отчаянии ору про себя, – НЕ УСПЕВАЮ!!!»

– А что, собственно, я ищу? – уже как-то вяло задаю себе вопрос, и пальцы услужливо натыкаются в правом кармане гимнастерки на мягкий пакетик из целлофана.

– На, братишка Конт, – смеется, как обычно во весь рот, Шохрат. – На, товарищ по вкусовым пристрастиям, – улыбается он. – Мало ли, сам захочешь что-то сварить. Вот, бросишь моих приправок!

– Вот, братуха! Вот, Шохратик! – судорожно выдергиваю подарок Узбека, пакетик с приправами, сую ему в боковой карман гимнастерки. – Братуха! Помнюу-у-у-у! – уже кричу во весь голос, выталкиваемый летунами. Успеваю заметить только плотно сжатые губы лейтенанта, следователя по хрен знает какому делу…

– М-м-м-м-м… Контищя-а-а-а… – шипит сквозь сжатые зубы, захлебываясь горячим соком шашлыков, Негорюйка. – М-м-м-м-м-м… дружище, вкусно-то как!!!

С удовольствием вижу, как все без исключения едят мясо, нахваливают. До службы я умел готовить – приходилось варить и супы, и вторые блюда. Возвращался из техникума, что-то варганил на плите, потом из школы возвращался братишка, садились обедать. После службы, в память о Шохрате, всерьез стал заниматься приготовлением пищи. Без ложной скромности скажу, что мои плов и шашлык кушали многие и неизменно хвалили. Да мне и самому нравилось.

Пришло первое насыщение. Гена налил всем вина собственного приготовления. Подняли тост за жениха и невесту. Оля ткнулась головой в плечо Лисы, задумчиво стала крутить свой полный стаканчик, не замечая, что вино выплескивается на доски стола. Гена мягко отобрал стакан, отставил его в сторону. Я стоял у мангала, дожаривая следующую партию шашлыков. Негорюй осторожно трогал струны гитары, приспосабливался к инструменту. Шестиструнка не его, Гешина. Наташа слушала Марину, которая что-то тихо говорила ей. Джон в расслабленной позе прислонился к решетчатой стеночке беседки. Над головами светила небольшая лампочка без абажура. Ее света хватало на то, чтобы немного осветить стол и лица. Как же уютно было во дворике Лисы! Мягкий вечерний ветерок едва шелестел листьями винограда. Откуда-то из темноты появился огромный рыжий котяра; он терся головой о ногу Лисы, требовал и своей доли от угощения.

Я снял с углей шашлыки, положил их на блюдо на столе и пошел в дом. Достал свою сумку с подарками, собрал игрушечную СВД, разложил на стуле форму, сверху водрузил панаму.

– Геша, – позвал Лису с крылечка. – Зайди в дом, пожалуйста!

Гена ласково отстранил Ольгу, поднялся ко мне.

– Знаешь, дружище, – подталкивая Лису в комнату, заговорил я. – На свадьбе и без нас народу, наверное, много будет. Так что решил тебе… хм… вам подарки отдать сейчас.

Молодец Гена, не стал отнекиваться, как сделала бы уйма народу, мол, да зачем, ничего не нужно. Положено делать подарки на свадьбе, значит, получай!

– Ах ты ж, елы-палы! – восхищенным задрожавшим голосом протянул Лиса. – Серый, это откуда?

– Ген, да игрушка это. Просто копия. Но ведь какая достойная! – подмигнул я Генке.

Лиса уже щелкал затвором, причем звук был очень и очень правдоподобен, крутил оптику, подстраивал, притискивал приклад к плечу. Чуть слюни не пустил!

– Раздевайся! – приказал другу.

Лиса непонимающе взглянул на меня, с явной неохотой перевел глаза с винтовки.

– Давай, давай, – настаивал я. – Вот это напялишь!

– Ну-у-у-у, Серый, ну-у-у-у удружил! – Гена стянул с себя рубашку и шорты, влез в новенькое обмундирование. В завершение напялил панаму, предварительно сделав углубление на макушке и отбив поля таким образом, чтобы они чуть загибались кверху.

– Да, тут еще масксети кусок. Потом расскажу, от кого! – Я положил сверток на стол. – Давай, иди уже к гостям!

– Погоди минутку, – попросил Лиса. Распахнул двери шкафа, снял со старенького пиджака медали, попросил, чтобы я более-менее ровно нацепил их на хэбэшку.

Так, сначала «За отвагу», теперь медаль с зеленой лентой, «10 лет апрельской революции», потом «От благодарного афганского народа», «70 лет ВС СССР». Это все на левой стороне, на правую привинтил горбачевский знак ветерана-афганца.

– Красавец! – совсем по-кулаковски хлопнул я ладонью по затылку Лисы.

Безусловно, появление Гены произвело настоящий фурор! Удивленный присвист Негорюя, «фигассе» Джона и аплодисменты девчонок заставили покраснеть Лису, смутиться. А когда он снял с плеча «эсвэдэшку», поднял ее над головой обеими руками – можно было просто памятник снайперу ваять.

Мужики зашумели, завозились, ощупали хэбэшку, потянулись руками, соскучившимися по оружию, к винтовке.

Я подошел к столу, объяснил, что значит этот маскарад, повторил свои слова о подарках заранее, протянул Ольге коробку с мясорубкой:

– Олечка, это как бы тебе, но ясное дело, что вам обоим. Поскольку Лиса пожрать далеко не дурак, пусть крутится ришмашин веки вечные!

Парни заулыбались, показывали большие пальцы.

– Сереж, а что такое это… – Оля запнулась. – Как ты назвал мясорубку?

– Понимаешь, в Афгане местные так называли и мясорубки, и электробритвы, и еще что-то.

Ольга кивнула, посмотрела на сияющего Гену.

– Лиса, держи свой сектор! – скомандовал я.

Гена враз посерьезнел, сунул в угол рта спичку, закусил ее конец, повесил СВД за плечо, кинул ладонь к панаме:

– Есть, товарищ сержант! – потопал в темень двора, хлопнул дверью сарая и скоро появился в свете лампочки, выставляя на стол пару бутылок вина.

– Господи, мальчишки, – опустила голову щекой на ладонь левой руки, упертой локтем в стол, Марина. – Какие же вы еще дети!

Игорь ударил по струнам:

Тут уже подхватили все, даже девчонки:

Ладно так повторили куплет. Затем Татарин снова пел один:

И снова хором подпели о сестренке медсанбатовской. Игорь закончил играть, отставил гитару в сторону, что-то шепнул Наташе и ушел в дом, затем появился на крыльце с пакетами.

– Оленька, мы тоже с Наташей сейчас вручим подарки. – Он начал доставать коробки. – Это – обеденный набор, – слегка громыхнул тяжелой упаковкой о стол. – А это… сами смотрите.

Да и так уже было видно, что где-то разыскал Негорюшка «Шарп-555», с двумя кассетами, с эквалайзером, с радиоприемником – мечту любого солдата в Афганистане.

– Ну, Игореха, ну, братишка! – кланяясь, уважительно проговорил Гена. – Спасибо, Наташенька!

Оля подошла к жене Игоря, поцеловала ее в щеку, ну и Татарина тоже чмокнула.

Джон поднялся со скамьи:

– Раз пошла такая пьянка… – он не договорил, пошел за подарками.

Если сказать, что Игорь удивил всех, особенно меня, значит, ничего не сказать. Сначала Марина вручила жениху с невестой увесистую плоскую коробку со столовыми приборами, потом Джон достал длинный сверток, вынул его из целлофанового пакета, положил перед Геной:

– Владей, Лиса! Думаю, Серега не будет против! – Он обернулся ко мне. – Не будешь, Серый?

Лиса мог и не снимать кусок ткани, той самой, в которой я получил трофей из рук Мальца и отдал потом кинжал Игорю. Да, это был тот самый кинжал. Гена обалдело вынимал и втискивал лезвие в ножны.

– Только, это… – тронул за плечо Лису Джон. – Дай монетку, позолоти ручку!

Гена сунул руки в карманы армейских штанов, ничего не нашел, сунулся по карманам гимнастерки, опомнился – откуда в этих вещах могут быть деньги! Сбегал в дом, принес пригоршню монеток.

– Выбирай, – рассыпал он деньги по столу.

Игорь взял сторублевку, положил ее в нагрудный карман. Оля расцеловала Марину с Игорем.

– Ну да, ну да, – огорчился я. – Старый дядюшка Конт никому не нужен! Их, значит, целуют, а я так, – с напускной горечью я закрыл лицо ладонями.

– Сережка! – завопила Олька, повисла на моей шее. – Дай я тебя расцелую! – чмокнула в щеки аж три раза.

Гена собрался подойти ко мне, но я остановил его жестом руки:

– Не, Лиса, с тобой целоваться не буду!

Все расхохотались. Гена налил вина, выпили и стали закусывать остывшим мясом. Пришлось снова раздуть затухающие угли, потом положить шампуры на мангал.

Ко мне подошел Джон.

– Что, Серега, не ожидал увидеть ножичек? – проговорил он и подкурил от моей сигареты.

– Да уж, Игореха, никак не ожидал. – Перевернул шампуры. – Как же ты его привез домой? Обалдеть!

– Знаешь, просто повезло, – сказал Игорь и присел на маленькую скамеечку. – Уже почти перед дембелем погнали мы свои машины на ремонт. Сначала добрались до Тургунди. Знаешь ведь, там перевалочная база находилась?