Первый после бога Ахманов Михаил

– Тогда бы он устроил засаду на суше, – возразил Шелтон. – Была схватка, наших перебили, а Дереку и трем полумертвым удалось скрыться и доползти до кустов. Их даже не стали искать, не пожелали прикончить! Как считаешь, почему?

Белл помотал головой.

– Не знаю, сэр. И правда странно.

– Таунли умеет считать, – пояснил капитан. – С Дереком было два десятка, и значит, большая часть команды на берегу. Где же? Возможно, где-то поблизости. Наткнешься на них, и будет бой до смерти, с большими потерями. Он не хотел рисковать. Он и так потерял многих.

– Ясно, сэр.

– Нет, не совсем. Таунли взял корабль и мог бы уйти. Однако не ушел… В чем же причина?

Молчальник Брукс что-то буркнул.

– Что? Что ты говоришь?

– Перец к мясу, сэр.

– Перец? И что это значит?

– Ждет нас, – промолвил Брукс. – Желает покуражиться. Это как перец к мясу. Приправа.

Некоторое время Шелтон обдумывал эту мысль и решил, что толк и смысл в ней имеются. Он унизил Таунли, теперь Таунли хочет унизить его… Приправа к блюду, точно! Обернуть бы ее к пользе дела! Вызвать мерзавца на поединок?.. Он на это не пойдет или предложит драться на корабельной палубе, в кругу своих головорезов… А те всадят нож в спину…

Впрочем, нож уже сидел, и не в спине, а в сердце. Шелтон старался не глядеть на мертвые тела за кучей камней, на трупы своих моряков, на которых пировали грифы. Завтра, когда «Амелия» уйдет – ведь должно это когда-нибудь случиться! – он их осмотрит и попрощается с ними. Там, должно быть, Палмер Джонс, Мэт Уэллер, Дик Сазерленд и книгочий Костакис с Родоса… и там братец Руперт Кромби, хоть хвастун и фанфарон, однако родич…

Нож повернулся в ране, Питер прикусил губу и пробормотал проклятие. Потом сказал:

– Том, вернешься со мной, а ты, Брукс, сиди тут и смотри в оба. В середине ночи тебя сменят.

Они шагали обратно почти в полной темноте. На небе висел месяц, похожий на ладью с загнутыми вверх носом и кормой, и созвездия были знакомыми, почти такими же, как на Ямайке. Начало холодать. Шелтон уже испытал эти резкие перепады – в пустыне дневная жара ночью сменялась знобящим холодом. Обернувшись, он увидел, как над водой и в самой воде вспыхивают новые звезды – на кораблях зажигали фонари.

В лагере тоже светились костры, совсем крохотные – сухие ветви кустов были скудным топливом. У огня, горевшего рядом с лежащим Батлером, сидел Берт Айрленд; морщины змеились по его лицу, и казалось, что он постарел на десять лет.

Капитан опустился у костра, кивнул на Батлера.

– Дерек что-нибудь говорил?

– Бредил и ругался, прости его Господь, а теперь в беспамятстве, – ответил Айрленд. – На них, сэр, целая сотня навалилась. Я так понимаю, его послушав: когда стало ясно, что корабль не удержать, мистер Батлер велел, чтобы прыгали в воду. На берег вышли четверо. Лекаря он сюда дотащил, а Ингел и Брюс сами приползли.

– Что с ними?

– Отмучались. – Парусный мастер перекрестился. – А мистер Хадсон, думаю, умер еще утром – грудь пробита навылет.

– Он был хорошим лекарем, – сказал Том Белл и перекрестился тоже. – Понимал, что самое верное лечение – ром снаружи и ром внутрь.

Подошел Мартин Кинг, сел к огню, доложил:

– Мерфи и Кейн в охранении, остальные поели и спят. Воды еще немного осталось, есть ром и сухари… Что на море, капитан?

– Барк Таунли – у входа в бухту, стоит, должно быть, на плавучих якорях и далеко от берега. А наше судно и два шлюпа – близко. От пляжа кабельтова не будет.

– Два шлюпа? Откуда?

– Там еще «Москит» Лейта.

– Крыса помойная! Гаденыш! – выругался Айрленд. – Пил наш ром, жрал нашу свинину, а потом продал! Наверняка он!

Глаза Мартина сверкнули.

– Значит, «Амелия» близко стоит… Атакуем? Прямо сейчас?

– Нет. Стерегут крепко. Нам не проплыть полторы сотни ярдов незамеченными. Всех положат, прямо в воде.

– Что же делать?

– Пока не знаю, – с угрюмой гримасой молвил капитан. – Нужно выспаться. Хорошие мысли приходят во сне.

У костра воцарилось молчание, только потрескивали ветки в пламени да хрипло, с присвистом, дышал Батлер. Внезапно Шелтону показалось, что он раскрыл глаза. Потом в горле умирающего заклекотало, и он выдохнул:

– Ррр… р-рому…

Питер склонился к нему.

– С такой раной спиртное убьет тебя, Дерек.

– Я… и так… умираю… Р-рому!

– Он хочет что-то сказать, и ром его поддержит, – молвил боцман, доставая флягу. – С вашего дозволения, сэр… пусть глотнет… в последний раз…

Батлер смог сделать четыре глотка и вроде бы приободрился. Его глаза раскрылись шире, голос стал ясным.

– Темно, плохо вижу… Пит… Ты здесь, Пит?

– Да, Дерек, я рядом.

– Наш корабль… не отдавай Таунли… лучше пусть сгорит… сам сожги…

– Я бы сделал это, но еще не знаю, как.

– «Амелия»… близко к берегу… Пит, Пит!.. Я слышал это?.. Или бредил?..

– Ты все услышал верно, Дерек. До «Амелии» полторы сотни ярдов, не больше.

– Дистанция мушкетного выстрела, – отчетливо проговорил Батлер. – У палубных пушек стоят бочонки с порохом. По два у каждой, ближе к корме. Если их не убрали… – На губах умирающего показалась кровь, и он прохрипел: – Рому… еще рому…

Том Белл поднес к его рту флягу, но теперь Батлер пил с трудом и сделал только один глоток.

– В Порт-Ройяле… в церкви… помолитесь за меня… за нас всех… – прохрипел он. – Просите, чтоб не держали нас долго в чистилище… Cто лет… сто лет хватит по грехам нашим… Так я думаю, а прочее… прочее – в воле Господа…

Он вздохнул, закрыл глаза и умер.

Четверо мужчин сидели над его телом в оцепенении, что всегда охватывает свидетелей смерти. Человек, который только что дышал и говорил, мучался, но все же был живым, вдруг превращается в ничто, в мертвую груду костей и плоти. Несомненно, в этом таился секрет, ведомый лишь Богу; лишь Он знал, чем отличается жизнь от смерти и почему люди не вечны, а должны уходить. Но кроме этой тайны имелась и другая: если уж сделал Господь человека смертным, то почему не только старость была причиной гибели?.. Смерть в преклонном возрасте – судьба, а остальное – случай, и им, по недосмотру божества, распоряжались люди, несущие друг другу гибель при помощи свинца и стали, воды, огня, веревки, яда и разными иными способами. Бог был милосерд и всеведущ, однако это допускал. Возможно, хотел проверить, сколь долго и как сильно люди будут тешить дьявола.

В темноте раздался резкий гортанный голос. Молитва или песня была короткой и оборвавшейся так же внезапно, как началась. Подняв голову, Шелтон заметил лишь неясный силуэт во мраке – старый индеец стоял спиной к костру, делая какие-то странные жесты. Будучи мудрецом, посвященным во множество тайн, он, вероятно, мог увидеть, как отлетают души умерших, и разглядеть предстоящую им дорогу. Куда она вела для Дерека Батлера? Вряд ли в рай, но хорошо бы не в ад.

Чувство огромной потери охватило Питера Шелтона. Он наклонился, поцеловал Батлера в лоб и встал, озираясь. Где-то во тьме была Соледад, и скоро он ее нашел, у другого костра, рядом с ее сундучком и ларцами. Она сидела на земле, завернувшись в плащ. Капитан опустился рядом.

– Почему вы не спите, донья Соледад?

– Мне нужно подумать, дон Педро.

– О чем же?

– О ваших словах. Вы сказали: теперь, потом и до самой смерти… Такие речи много значат для женщины.

– Для мужчины тоже.

– Вы правы. Но у вас, наверное, есть опыт в том… в том, что происходит между… – Внезапно она смутилась и спрятала лицо в ладонях. – То есть я хочу сказать, что вы, наверное, не мне одной говорили такие слова. А я… я боюсь вас разочаровать. – Глубоко вздохнув и не отнимая рук от лица, Соледад шепнула: – Дон Педро, я должна признаться… я… я не очень опытна в постели. Дон Орельяна, мой супруг, корил меня за это.

Она не знала любви, понял Питер Шелтон. А женщине соитие без любви не дарит счастья.

– Я не последую примеру вашего покойного супруга и ни в чем вас не упрекну, – сказал он. – Но прошу вас, дорогая, следить за поваром или кухаркой, кто там у нас будет. Я не люблю слишком пережаренного мяса.

– Дон Педро! Вы опять насмешничаете!

– Отнюдь, донья Соледад! Кстати, откуда у вас этот плащ? Он кажется мне знакомым.

– Его дал мне ваш индеец. Что он делает в вашей команде?

– Присматривает за мной. И кажется, вы ему понравились.

Они смолкли, но эта тишина, в которой слышались только треск веток в костре и дыхание Соледад, была целительной. Проходили минуты, и Шелтон все яснее, все отчетливее ощущал, как горечь уходит из сердца, как стихает гнев, как неуверенность сменяется чувством собственной силы. Жизнь предстала перед ним чередой потерь и находок; сегодня он потерял Батлера и многих своих товарищей, но нашел Соледад, и если завтра он распростится со своим кораблем, то, возможно, найдет что-то другое. В сундуках судьбы есть черные камни, но есть и белые.

Соледад пошевелилась, прошептала:

– Дон Педро, это теплый плащ из шерсти ламы, и он очень большой…

– Я рад, леди, что вы не замерзнете этой ночью.

– Его хватит вам и мне, дон Педро. Я не могу уснуть, но если вы сядете ближе… и если вам будет угодно меня обнять…

Костер угас, и Питер не видел лица Соледад. Но ее губы были теплыми и нежными.

* * *

– Со мной пойдут лучшие стрелки, – сказал капитан. – Ты, Смарт, и ты, Донелл. Каждый возьмет по три мушкета. Остальные укроются за камнями у бухты. Все, что принесет к берегу, выловить. Разумеется, кроме совсем уж лишнего.

Лица людей озарились мрачными ухмылками.

– Что из лишнего приплывет, на то, сэр, пули не потратим, – сказал Ник Макдональд и провел по горлу ребром ладони.

– Тогда пошли. Мистер Кинг командует на левом фланге, мистер Белл – на правом. Не высовываться, пока не прикажу!

Позиция у камней, откуда Шелтон вчера наблюдал за пляжем и бухтой, его вполне устроила. Слабый ветер рябил поверхность воды, солнце только поднялось над горами и светило в спину, не мешая целиться и стрелять. Вид был отличный, всё, как на ладони: «Амелия» и два шлюпа вблизи берега, моряки на их палубах, открытые пушечные порты и в отдалении большой трехмачтовый барк. Корсаров на «Амелии» было много – должно быть, Таунли перевел на бриг половину своей команды.

Пока Смарт и Донелл заряжали мушкеты, Питер, приподняв подзорную трубу, осматривал борт «Амелии». По словам Батлера, бочонки должны стоять около орудия, ближе к корме – значит, справа… За фальшбортом их не было видно, и капитан всматривался в отверстия шпигатов. От трубы не стоило ждать чудес, но все же он разглядел справа от пушки нечто темное – возможно, бок дубового бочонка.

– Целься в шпигаты, Керти, – сказал он, поворачиваясь к стрелкам. – Я и Смарт попробуем пробить фальшборт.

– Да, сэр. – Остроглазый Керти Донелл был самым метким в команде, мог сбить шляпу с головы на дистанции в сто ярдов. Любовно погладив ствол мушкета, он промолвил: – Пороха засыпано больше, и отдача будет сильная. Зато пуля не застрянет в досках… – Сделав паузу, Керти добавил: – Я надеюсь, сэр.

– Хорошо. Если дело выгорит, я твой должник. И твой, Джейсон.

С этими словами Шелтон покинул укрытие и, встав почти у самой воды, принялся разглядывать «Амелию» в подзорную трубу. Увидев его, на корабле засуетились, кто-то бросился к кормовой надстройке, и не прошло и минуты, как на палубу вылез Френсис Таунли. Широко шагая, он подошел к трапу, поднялся на квартердек и в свой черед уставился в трубу на берег – должно быть, хотел убедиться, что перед ним бывший владелец «Амелии».

Они глядели друг на друга, и Питер видел, как на лице Таунли расцветает торжествующая улыбка.

– А вот и наш чистоплюй! – рявкнул он. – Я надеялся, что ты придешь, красавчик! Полюбуйся на мой корабль! Правда, совсем неплох?

«Брукс-молчальник прав, – подумал Шелтон, – этот мерзавец сожрал мясо, но хочет еще и приправы».

Он опустил трубу и громко произнес:

– Ты вор, Френсис Таунли! Вор и убийца! Ты нарушил обычай Берегового братства!

– Ничего я не нарушил, купчишка, ведь ты мне не брат! – донеслось с «Амелии». – Я обещал, что достану тебя, и я тебя достал! Зачем тебе корабль? Ты ведь в Потоси собирался, на рудник! Вот и отправляйся туда и грызи там камни!

Таунли захохотал. Его люди ржали, грозили тесаками, выкрикивали ругательства; один из корсаров встал на планшир и помочился в сторону берега. Потом раздались выстрелы и по камням защелкали пули. Шелтон понял, что стрелки не целятся в него, хотят лишь попугать и отогнать, точно назойливого пса.

Его челюсти свело от гнева. Он медленно попятился к укрытию, где поджидали Донелл, Смарт и заряженные мушкеты.

– Господь мне поможет, – тихо прошептал он. – Господь укрепит мою руку. Ты, ублюдок, не будешь плавать на моем корабле!

Шелтон лег и устроил тяжелый мушкет на плоском камне. Рядом лежали еще два.

– Я могу снять эту гадину, – промолвил Донелл. – Если пожелаете, сэр.

– Нет, Керти. Стреляй в шпигаты. Стреляйте оба и не ждите моей команды.

Капитан прицелился и нажал на спуск. Приклад так ударил в плечо, словно лошадь лягнула – Донелл не пожалел пороха. Грохнули мушкеты его стрелков. Он почти физически ощущал, как пули таранят воздух и впиваются в доску фальшборта. Пробьют ли?..

Они быстро сменили оружие и выстрелили во второй раз. Керти уже потянулся к заряженному мушкету, бормоча: «Бог троицу любит…», как над бортом «Амелии» вдруг взметнулось пламя. Вслед за первым фонтаном огня тотчас поднялся второй, а мгновениями позже – третий и четвертый. Полетели обломки дерева, рухнула грот-мачта, восьмифунтовое орудие птицей взмыло в воздух, а вместе с ним – два десятка человеческих тел. Раздались испуганные вопли, уцелевшие корсары метались по горящей палубе, обожженные с криками прыгали в море. Густой дым окутал корабль, и Шелтон уже не мог разглядеть фигуру Таунли на квартердеке.

– Дерек не ошибся, четыре бочонка, – мрачно сказал он, поднимаясь. – Теперь черед за орудийной палубой и трюмом. Там у нас полно пороха.

На шлюпе Лейта тоже заметались люди, едва заметные сквозь дым – кажется, рубили причальные канаты и ставили кливер. С палубы «Амелии» пираты посыпались в воду, как горох.

– Плывите, плывите, крысы, – молвил Джейсон Смарт со зловещей улыбкой. – Уж мы вам задвинем трап в задницу!

Шелтон глядел на свой пылающий бриг, и казалось ему, что этот огонь жжет его сердце. С прежней «Амелией» было иначе – ветхое судно поставили на прикол в Порт-Ройяле и при нужде использовали, как склад. А этот его корабль погибал в пламени, погибал от его руки! Зато вместе с врагами, напомнил он себе. Значит, не подвела его «Амелия»! Он послал ей пулю и приказ не подчиняться захватчику. Так и исполнено! Но горько, как горько… Будто он вновь стоит у могилы матери и смотрит, как в разверстую землю опускают гроб.

Снова грохнуло. Этот взрыв был намного сильнее, чем первые, и Шелтон понял, что огонь добрался до запасов пороха в трюме. Жаркое рыжее облако поглотило «Амелию», но ненадолго – корабль уже исчез, рассеявшись обломками дерева, обрывками канатов и клочьями парусов. То, что осталось тяжелого – пушки, перебитые шпангоуты, киль, металлический рангоут, – ушло в морскую пучину; на месте взрыва плавали доски, бочки, корзины и ящики. Со злобной радостью Шелтон видел, что огненное облако накрыло «Москит» и шлюп Сармиенто, оба суденышка запылали, и почти сразу же на «Моските» загремели взрывы. Команда барка, как он разглядел в трубу, пыталась спустить шлюпки, но от горловины бухты до стоянки «Амелии» было мили полторы. Те, кто уцелел, ждать помощи не собирались и плыли прямиком к близкому берегу.

Когда первый корсар, пошатываясь, выбрался из воды, Шелтон махнул рукой и крикнул:

– Вперед! Кончайте мерзавцев, парни!

– Ату их, ату!.. – взревели за камнями, и четыре десятка разъяренных моряков устремились к воде. Ник Макдональд успел первым, вцепился человеку в волосы, запрокинул голову и полоснул ножом по горлу. Ближайшие три четверти часа над берегом неслись вопли, стоны и мольбы о пощаде, затем прибой стал выносить на каменистый пляж мертвые тела, и Шелтон понял, что с людьми Таунли покончено. Труп Таунли не нашли – очевидно, взрыв уничтожил его останки, зато тело Лейта с оторванной рукой волнами выбросило на берег.[39]

На «Старине Нике» видели жестокую расправу и идти к берегу не рискнули. Там, должно быть, еще осталось человек пятьдесят, но одно дело – неожиданная атака, и совсем другое – высадка под огнем и схватка с обозленным противником. Опять же все награбленное, что было на барке, теперь делилось на большие доли – к утешению скорбящих о гибели товарищей. Так ли, иначе, «Старина Ник» поднял паруса и вскоре исчез за северным мысом. Кто бы ни стоял теперь на месте Таунли, это был благоразумный человек.

Прибой гнал к берегу обломки, и Шелтон велел выловить все до последней доски. Главным приобретением стали несколько бочек с водой, бочка испанского вина и подмоченный провиант, а также одежда и обувь, содранные с трупов. В этой пустыне все имело ценность: дерево шло в костер, вода – людям и истомившимся лошадям, и даже драные сапоги могли защитить от острых камней и нагретой почвы.

Ближе к вечеру ножами и тесаками выкопали неглубокую яму и опустили в нее Батлера, Хадсона и истерзанные грифами тела погибших. Птицы потрудились с таким усердием, что на покойников было страшно смотреть – почти все безглазые, с рваными ранами на шее и щеках, с плотью, расклеванной до костей. Их завернули в остатки одежды, засыпали комьями сухой землей, поверх нее завалили камнями, и Питер произнес краткую молитву. Лицо его было бесстрастным, на душе царила тьма. Джонс и Сазерленд, братец Кромби и силач Уэллер, Ингел, Кокс и Брюс, Батлер, Хадсон и еще дюжина моряков легли в эту неприветливую землю. Треть экипажа «Амелии»… Утешало одно: врагу корабль не достался и лежал на морском дне, в пятистах ярдах от братской могилы.

В этих хлопотах прошел день, и Шелтон не мог припомнить, видел ли он хоть раз Соледад. Вроде бы она поила лошадей… вроде бы сидела у костра, пекла лепешки на плоских раскаленных камнях… вроде бы бросила ком земли на могилу и долго стояла там на коленях – должно быть, молилась за своих домашних и за погибших моряков… Он чувствовал, что должен поговорить с ней, ободрить ее, сказать еще раз те волшебные слова: теперь, потом и до самой смерти… Но в душе его не было мира, не было света, а только тьма. Он был капитаном без корабля, нищим предводителем нищей команды, человеком, заброшенным с кучкой товарищей на дикий берег. Позади – камни и прокаленная солнцем земля, впереди – море, но оно не обещало, как прежде, свободы; без судна море было преградой, а не дорогой к дому. А что ждало его там, на Ямайке, которую он считал родиной?.. Долги, судебные иски, отчаяние отца и сестры и неизбежное банкротство… Он не мог с этим смириться! Он должен найти выход!

…Он сидел в одиночестве на камне у моря. Крупные яркие звезды сияли в небесах, и среди них плыл полумесяц, ладья с изогнутыми носом и кормой. Шелтон глядел на нее и представлял, что это его новый корабль, бриг с распущенными парусами, вместительным трюмом, пушками на орудийной палубе и капитанской каютой, отделанной тиковым деревом. Такой каютой, в которую не стыдно привести Соледад и сказать: вот, милая, твое жилище, а на Ямайке тебя ждет каса в зеленом саду, столь же уютная, как в твоей усадьбе, и каса эта – наше общее наследие от доньи Исабель. Там мы будем жить в любви и мире, там вырастут наши дети, и дочери будут красавицы, как ты, а сыновья, наверно, станут моряками… Два сына для двух кораблей, «Амелии» и «Соледад»…

За спиной Шелтона послышались шорох одежд и скрип гальки под подошвами сандалий. Уильяк Уму приблизился к нему и сел рядом на камень.

– Много твоих людей погибло, – произнес старый инка.

– Да, это так.

– Ты уничтожил свой корабль. Жаль!

– Зато на нем не будет плавать недостойный.

– Твои потери велики. Я сожалею.

– Спасибо, друг мой.

Они помолчали. Затем Уильяк Уму сказал:

– Ты многое потерял, но приобрел еще больше. Ты нашел свою женщину. Это великое счастье, Шел-та.

– Верно. Я радуюсь и в то же время горюю из-за нее.

– Почему?

Шелтон глубоко вздохнул.

– Там, на Ямайке, у моей семьи есть дома, есть земли и плантации, есть корабли и товары, но мой отец должен много денег. У нас заберут всё, и мы останемся нищими. Что я могу предложить Соледад?.. Жизнь в бедности и убожестве?.. Она такого не заслужила.

– Вот как… – задумчиво произнес Уильяк Уму. – И поэтому ты ищешь золото здесь? Поэтому связался с Уайнакаури? Что он тебе обещал?

– Обещал отвести к тайному кладу инков, – сказал Шелтон. – В пещеру, полную сокровищ.

– И ты поверил, что он знает к ней дорогу? Ты простак, Шел-та!

– Нет, я не столь легковерен. – Питер устремил взгляд на море и небеса, усыпанные звездами. – Это давняя история, друг мой. Столетие назад один английский капитан пустился в плавание вокруг света. На его корабле служил мой предок Чарли Шелтон, и когда судно причалило к Мохасу, он встретил там Пиуарака, сына великого инки Атауальпы. Не знаю, чем он ему полюбился, только Пиуарак поведал Чарли, как добраться до пещеры. От предка моего остались записи с этими тайными знаками, и Сармиенто их повторил. Это ведь не могло быть совпадением, верно? – Сделав паузу, Шелтон закончил: – Приметы есть, но лучше, если будет проводник. Для этого я и приплыл на остров… Я думал, что найду потомка Пиуарака и уговорю его стать моим провожатым.

– Я потомок Пиуарака, и я этого не скрывал, – молвил старый инка. – Ты мог бы спросить у меня и не идти в наемники к Уайнакаури. Почему ты этого не сделал, глупый Шел-та?

– Потому, что я дорожу нашей дружбой. Не хочу, чтобы ты думал, будто язык мой лжив и я подружился с тобою лишь затем, чтобы выведать дорогу к золоту.

Уильяк Уму долго молчал, глядя, подобно Шелтону, на море и звезды. Где-то там, в безмерных далях небес и вод, их взгляды соприкасались, скрещивались и будто передавали их облики, выражение лиц и глаз. Смотреть прямо друг на друга не было нужды.

Наконец старик произнес:

– Нет, Шел-та не глупый, просто он человек с благородным и чутким сердцем. Для него дружба дороже золота… Но скажи мне, сын мой, о каких знаках говорил тебе потомок Уамана и что записано твоим предком Чар-ли?

Сын мой! Впервые Уильяк Уму так его назвал! Это ободрило Шелтона, и он пустился перечислять хранившиеся в памяти приметы:

– Путь к сокровищам идет от древнего города Мачу-Пикчу, сложенного из огромных глыб. Нужно пройти по семи подвесным мостам над ущельями, что держатся на канатах, и добраться до бурной реки под названием Урубамба…

Старый инка издал странный звук, то ли всхлипнул, то ли рассмеялся, и хлопнул капитана по колену.

– Дальше я продолжу, Шел-та… Путь ведет к перевалу с каменным стражем, воином в обличье ягуара, верно? Там начинается тропа, по которой нужно спуститься в лес и найти другую реку с водопадом, что струится со скал. Это не сложно – водопад велик, и его грохот слышен издалека. Там, за завесой воды, пещера, а в ней…

Питер Шелтон вздрогнул, повернулся к Уильяку Уму и прошептал:

– Так ты знаешь?.. Знаешь, отец мой?.. Про город, мосты, реки и водопад? Про пещеру с богатствами Атауальпы?

– Многие знают, и многие из нас рассказывали это белым людям, – спокойно произнес Уильяк Уму. – Рассказывали, да… кто под пыткой, а кто добровольно, чтобы отвязались… Правды тут немного, но Мачу-Пикчу в самом деле сложен из огромных глыб, семь мостов еще висят, и река Урубамба довольно бурная. Остальное – сказки.

На лбу капитана выступил холодный пот.

– Сказки? Что это значит, отец мой? Твой предок обманул моего? Нет никакой пещеры за водопадом и нет никаких сокровищ?

– Почему же, есть водопад и есть пещера, только путь к ним другой. А что до обмана, то откуда нам знать, что случилось у наших предков столетие назад? Пиуарак поведал Чар-ли забавную историю, и тот ее записал… Это всё, Шел-та, Пришедший с Моря. – Крепкие сухие пальцы стиснули плечо Шелтона. – Будь благодарен богам за другое, сын мой! Воистину они тебя хранят! Если бы лживый потомок Уамана повел тебя в горы, кости твои унесла бы Урубамба! Или другая река с бурным течением. А так ты жив, хотя и не совсем благополучен.

Уильяк Уму встал, оглянулся и протянул руки к океану. Там, у самых волн морских, виднелся в лунном свете тонкий силуэт.

– Должно быть, Шел-та, ты угоден нашим богам, они не только тебя хранят, но и одаривают, – молвил старик. – Вот женщина, она пришла к тебе и ждет, когда ты скажешь ей слова любви… Она – дар богов! И боги, наверное, желают, чтобы ты получил и другие дары. Я выполню их волю, сын мой… А сейчас иди к ней и скажи, что она прекрасна, как дева Солнца. Скажи ей это, Шел-та, если ничего не можешь придумать сам.

Часть III

Прошлое и настоящее

Авалон, Марс. 2302 год

Звуки, запахи, видения таяли, исчезали, растворялись во тьме, затопившей его разум. Но ощущение безграничной внутренней пустоты было недолгим и уже не пугающим; приобретенный опыт позволял ему отделить свое «я» от личности идента. Капитан Питер Шелтон, правнук старого Чарли, ушел в прошлое, остался на каменистом берегу рядом с красавицей Соледад, старым индейцем и своими людьми, а эксперт Мохан Мадхури уже пребывал в настоящем, в 2302 году, на огромной космической станции, висевшей над поверхностью Марса. Такой была реальность, и все же Мохан испытывал странное чувство вины: ему казалось, что он бросил Питера в миг душевной слабости, в момент, когда тот нуждается в участии и поддержке. Правда, ни того ни другого Мохан предложить не мог, так как, с точки зрения Шелтона, являлся призрачной тенью далекого грядущего. С другой стороны, сам Питер Шелтон и весь его мир были всего лишь ментальной записью на тонкой нити, сделанной к тому же не на Земле, а в иной Вселенной. Но какое это имело значение? Четырнадцать дней Мохан изучал жизнь другого человека и так сроднился с ним, что привычное бытие казалось сновидением. Правда, это чувство проходило быстро, так как в реальном бытии была Елизавета, не дававшая ему расслабляться и грезить.

Вот и сейчас:

– Мохан! Очнись!

– Уже, милая.

– Тогда посиди спокойно. Я сниму датчики и шлем.

– Не торопись, Лиззи. Пожайлуста, не торопись.

Тишина, прохлада, свежие лесные запахи… Аромат хвои и сосновой смолы…

– Почему ты так на меня смотришь, Мохан?

Он вздохнул:

– Вот и она об этом же спросила… Почему вы так на меня смотрите, дон Педро…

– Кто – она?

– Соледад, испанка из Перу. Я же говорил тебе о ней. Мы встретились на прошлом сеансе и с первого взгляда влюбились… то есть я имею в виду Шелтона. Эта Соледад – весьма решительная особа.

– Я не Соледад, я Елизавета, твоя жена.

– Она тоже очень красивая. Может быть, и ты из рода Сольяно? Ты ведь испанка, счастье мое!

– Я марсианка. Я родилась в Авалоне, а не в Перу. Совсем недавно родилась, а не шестьсот лет назад.

Терпение у Лиззи кончилось, и она стала отсоединять датчики. Мохан блаженно жмурился. Ее пальцы порхали у висков, их прикосновения были легкими, нежными. За ее спиной мерцали огни на считывающем агрегате и серебрилась нить с ментальной записью. Нелепая, но соблазнительная мысль мелькнула у Мохана – он представил, что Питер Шелтон в самом деле живет в этом устройстве и что сейчас его обнимает Соледад – там, под лунным светом на морском берегу. Подхватить бы Лиззи на руки и ринуться туда, в прошлое, в темную пустыню, где нет ничего, кроме скал и кактусов!

Мохан снова вздохнул. Среда обитания на станции была превосходной, но романтики здесь не хватало.

– Что? – строго спросила Елизавета. – Грустишь по своей Соледад?

– Увы! Судя по всему, она через несколько месяцев станет миссис Питер Шелтон. Мой куратор не разрешает знакомиться с их судьбами в подробностях, но общий ход событий ясен: Шелтон вернулся в Порт-Ройял с испанской красавицей, которая стала его супругой.

– И они жили долго и счастливо, что предстоит и нам, – промолвила Елизавета. – Поднимайся, милый. Я тебе помогу.

Люк контактной камеры бесшумно закрылся за ними. Лиззи вела Мохана по широкому проходу с мозаичными стенами, заботливо поддерживая и даже подпирая плечиком на поворотах. Из коридора Нептуна, где расположены камеры, на галерею Юпитера, потом через сквер Меркурия – к лестнице на жилой ярус, в коридор Тритона, а за ним – в Лунный…

– Меня совсем не качает, – сказал Мохан. – Я ведь не с корабельной палубы явился, я странствовал по твердой земле. А наш бриг… Брига, к сожалению, больше нет.

– Почему?

– Шелтон его взорвал, чтобы не достался плохому парню. Теперь он капитан без корабля.

– Как же он поплывет на Ямайку? – всполошилась Лиззи. – Да еще с женщиной! Она, должно быть, неженка, эта Соледад?

– Отнюдь, – возразил Мохан. – А как и на чем они поплывут, ты узнаешь, заглянув в отчеты других исследователей. Только мне не говори, это не по правилам. Жаклин рассердится.

– Не буду я никуда заглядывать, – упрямо промолвила Елизавета. – Я, конечно, за них переживаю, но лучше подождать, пока ты мне не расскажешь.

– Может быть, дело прояснится на завтрашнем сеансе, и тогда… – начал Мохан, но Лиззи его прервала.

– Завтра не прояснится. Завтра утром мы летим в Авалон. Дед приглашает.

Некоторое время Мохан обдумывал эту новость, потом спросил:

– Счастье мое, нельзя ли поконкретнее? Кто нас приглашает, твой дед или глава ИНЭИ? В последнем случае я должен подготовиться к отчету.

Лиззи сделала загадочное лицо.

– Не знаю. Но дед встречался с Колиньяром и его сотрудниками, встречался несколько раз, и они обсуждали что-то серьезное. Потом Колиньяр улетел на Землю, а в Авалоне начали совещаться. Дед вызвал со станции в институт трех начальников отделов, и я слышала, что ждут еще кого-то – кажется, Ферейру. Возможно, он уже на Марсе.

– Вот как! – сказал Мохан, подумав, что погружение в чужую жизнь все-таки выбило его из привычного бытия. По словам Жаклин, его куратора, это являлось неизбежным и отчасти положительным эффектом – во время работы эксперт-исследователь должен отрешиться от мира и своей эпохи и сделаться отшельником, чтобы слияние с изучаемой реальностью стало полнее. По этой причине Мохан не слишком интересовался новостями, зато Елизавета была в курсе всего, что происходит на станции.

Они вышли на обзорную галерею и устроились в своем любимом месте, на скамье под жасминовым кустом, около аквариума с пестрыми рыбками. За прозрачной стеной сияли звезды, и это напомнило Мохану берег, где он расстался с капитаном – там тоже были тьма, звезды и прекрасная женщина. «Соледад его утешит», – подумал он, придвинувшись к Лиззи и вдохнув запах ее волос.

Спустя некоторое время – может быть, час или больше – Мохан вспомнил о завтрашнем визите и спросил:

– Кто этот Ферейра? На станции такого я не помню.

– Он не отсюда. – Елизавета повела рукой, обозначив висевший в космосе сателлит. – Он с Земли, с Сицилии, где открыт филиал института. Я слышала, там занимаются новым проектом.

– Каким?

Лиззи пожала плечами:

– Дед называет их кладоискателями.

– Тогда понятно, зачем меня вызвали, – сказал Мохан. – Я ведь тоже ищу клад, и Уильяк Уму обещал мне, что…

Елизавета обняла его за плечи и слегка встряхнула.

– Не ты, а капитан Шелтон! Он ищет, и ему обещали! Милый, очнись! Ты кого сейчас целовал, меня или эту красотку Соледад?

Мохан устыдился:

– Да, Жаклин предупреждала… ложное отождествление… Странно, когда я работал с Ун-Амуном, такого не было. Не потому ли, что Древний Египет очень далек от нас? Шелтон и его эпоха гораздо ближе, жизнь людей понятнее, а их чувства…

– Эпоха тут ни при чем, – перебила Лиззи. – Ты, милый, эксперт, хотя и начинающий. Пора бы знать, что уровень отождествления зависит от сходства исследователя с идентом. Кто этот Ун-Амун? Мелкий храмовый чиновник, не склонный к авантюрам, краснобай и изрядный враль… Ты совсем не таков, ты больше похож на Шелтона.

– На пирата? – Мохан приподнял брови.

– Ну ты сам же говорил, что он не совсем пират… скорее, авантюрист, моряк, торговец… один из тех людей, что открывали мир, чертили карты, искали земли в океане…

– Да, очень похоже на то, что делаем мы в Галактике, – согласился Мохан. – Мы тоже ищем, ибо нас одолевает любопытство.

Прикрыв глаза, он представил корабли, что летят сейчас из Солнечной системы к звездам. Они не походили на парусные суда, когда-то бороздившие земные океаны, на них не имелось мачт, рангоута и такелажа, и ветер с волнами значили для них не больше, чем буря в стакане воды. Они были такими огромными, что «Амелия» могла поместиться в небольшом ангаре на борту любого корабля и проделать путь в миллиарды миль, до морей другого мира, где тоже дует ветер и катятся волны. Однако, при всей мощи этих звездных ковчегов, они происходили от хрупких деревянных суденышек, назывались кораблями, делились на палубы, каюты и отсеки, и вел их в океане мрака капитан. Первый после Бога! Может быть, просто Первый, так как существование Бога было сомнительным.

* * *

Они приземлились на одном из верхних карнизов, нависавших над гигантским рифтовым ущельем. Город уходил вниз, к реке и набережной, тонувшей в зелени каштанов; серебрились нити подвесных дорог, здания на уступах и переброшенный над каньоном мост казались с высоты игрушечными, а противоположная сторона ущелья – пестрым, расцвеченным яркими красками ковром. Три невысоких корпуса Института экспериментальной истории возвели на самом краю, рядом с площадкой для авиеток и малых кораблей; отсюда начинался сад с яблонями, вишнями и сливами, а у жилых домиков, которых тут было несколько десятков, рос жасмин вперемешку с шиповником и сиренью. Дом Сергеевых был побольше и стоял в глубине карниза, шагах в сорока от уходившей вверх отвесной каменной стены. Эту древнюю марсианскую скалу облюбовали плющ и карликовые сосны, а перед домом Пилар, бабка Лиззи, устроила пышный цветник. Его украшением являлись розы, большая редкость на Марсе и космических станциях. В мире, где свет, тяготение были отличны от земных, с розами происходили перемены, очень забавлявшие Пилар: алые цветы превращались в фиолетовые, белые – в кремовые, а желтые принимали оттенок охры.

Сергеев ждал их у стола в саду, где на лавке уже расположился один гость, высокий моложавый мужчина за пятьдесят. У него было смуглое лицо с серыми глазами, крепкий подбородок, намекавший на изрядное упрямство, сильные мускулистые руки и плечи; смотрел он с прищуром, словно привык к яркому солнцу и соленому морскому ветру. Увидев его, Мохан вздрогнул – ему показалось, что ожил Дик Сазерленд, рулевой с «Амелии» и приятель боцмана Белла. Но этот человек, вероятно, не имел британских корней; у него было арабское имя и португальская фамилия.

– Амад Ферейра, археолог и руководитель нашего сицилийского филиала, – представил его Сергеев. – А это Лиза, моя внучка, и Мохан, наш новый эксперт-исследователь. Писатель! – Сергеев многозначительно поднял палец. – Писатель, человек с фантазией, как раз то, что вам нужно, Амад. Он сейчас занимается пиратской экспедицией, которая вас интересует – запись 6322, код «Южная Америка. Питер Шелтон».

Страницы: «« ... 56789101112 »»

Читать бесплатно другие книги:

Это история молодой женщины, рассказанная от первого лица. Перипетии ее судьбы достаточно обыденны, ...
В свое время мой друг, петербургский писатель и мой бывший сокурсник по Литинституту Валерий Роньшин...
В этой книге читатель найдет первоначально лишь описание смерти матери героя, взятое из жизни автора...
Повесть про Турцию. Затрагивающая такие тонкие моменты мировоззрения, что ее стоило бы прочитать все...
С тем, что к полам во все времена предъявлялись повышенные требования, не поспоришь. Наши дни не явл...
Команда - небольшая, но могущественная организация, выполняющая самые сложные задания высших правите...