Клинки севера Илларионова Алина
Тот слабо пошевелился.
– Я уже умер, и ты пришла, чтобы отвести меня к маме? – В голоске прозвучала надежда, даже радость, но единорог строго ответила:
– Нет, малыш, мама теперь в чертогах Пресветлой Богини с папой и Эстель. Им хорошо вместе, и так будет всегда. А ты должен остаться, чтобы заботиться о Симке. Ты помнишь своего Симку?
– Симка… Где он?
– Он ждет тебя за порогом, малыш. И все, кто тебя любит, тоже очень ждут. Твоя летопись еще не закончена, ты должен жить.
– Дракон никогда меня не отпустит.
– Дракон ушел. Навсегда ушел. Пойдем, малыш, пора возвращаться домой.
Две ручонки крепко вцепились в гриву. Единорог медленно встала, поднимая ребенка на ноги. Каждый шаг – словно по раскаленным углям, вместо воздуха – кипящая лава. На шею будто надели пудовый хомут, ноги подкашивались. Скосив глаз, Алесса увидела, что рядом тяжело ступает уже не ребенок, а Вилль настоящий. Это придало сил для последнего рывка.
Они вывалились за порог и рухнули в снег, ослепительно-белый, каким и должен быть снег на побережье Себерского Перелива. Пальцы аватара перебирали гриву, гладили шею, пачкая шерсть копотью.
Как же она жила полгода, не видя рядом его глаз с золотыми искрами-смешинками, не слыша его дыхания, не ощущая его рук?..
Ледяной воздух севера теплел, наполняясь щебетом лесных птиц, звоном кружащих над лугом насекомых, поскрипыванием ветряной мельницы…
Дымный угар сменил запах свежей травы и хвои, что-то затрещало в медовом полумраке, как храмовая свеча. Сбивчивый шепот, похожий на торопливую молитву, окончательно вернул Алессу в реальность. Не успела девушка удивиться, чего она, собственно, делает в храме Иллиатара, как внезапно предметы обрели четкость, следом упорядочились воспоминания, а на грязном полу обнаружился и сам «молящийся». Вилль стоял на четвереньках, опираясь на локти; влажные волосы растрепались по спине, плечам и падали на лоб.
– Я-а, Арвиэль туан’Дариэль Винт-терфелл’о’ши, п-присягнул верно служить императору Аристану, п-повелителю великой Неверрийской имп-перии, и с-слово его для меня – закон, и воля его – моя в-воля… И исполню ее в час мира и смуты, в горниле войны, на п-пороге гибели мира… д-до последнего вздоха, до последней капли крови или же до злой минуты, когда п-повелитель мой отрешит меня от клятвы… Уфф… – Он уронил лицо в ладони. – П-пресветлая… Кажется, все. Алесса, можешь подойти, не бойся. Я себя контролирую.
Перекатившись на спину, Вилль широко раскинул руки. Алесса подползла на четвереньках, ощупывая пол, прежде чем передвинуть руку: пещера плясала, как корабль в хорошую качку.
– Ты как?
Вилль перевел на нее повеселевший взгляд.
– Я и не думал, что неделю способен болтать без передышки. Так что зачет по риторике у меня в кармане!
– Зачем болтал? – глухо спросила Алесса.
– Бессонница. Рассеянное внимание… – Вилль сглотнул. – Неспособность трезво мыслить и координировать действия. Ты бы не смогла убить демона, будь я в силе. Лесь… Прости за то, что я тебя в это втравил. Надо было…
– Надо было оставить меня замерзать за воротами Северинга, иначе я бы сама втравилась.
– Да ну! А я-то целый год думал, что ты меня терпеть не можешь… Лесь? Алесса?!
Воздух пещеры стал жарким, как в печке. Алесса закрыла лицо вмиг вспотевшими ладонями. До сих пор она словно отстраненно наблюдала действие со стороны, а теперь вернулась в собственную шкуру. И осознание поразило в самое сердце.
– Я тебя убила, Вилль…
– Ох дурра-ак! – чуть замешкавшись, простонал аватар. Судя по звуку, еще и по лбу себя хлопнул. – Обними меня крепче и не отпускай.
Послышалась возня, перемежаемая натужным сопением, а потом Вилль подхватил девушку и как есть заковылял к тюфяку, при каждом шаге шипя сквозь зубы от боли в ушибленных о камень коленях. Если бы он и навернулся по пути, Алесса все равно не разжала бы намертво сцепленных рук.
Какое-то время они молчали. Вилль, уткнувшись носом в макушку подруги, плавно покачивался, словно баюкая, а она слушала его спокойное, размеренное дыхание, и заболоченная Дорога Жизни, где каждый шаг заведомо неверен, медленно становилась твердой надежной тропой, по которой теперь шли об руку двое. Может, не раз еще путь разверзнется трясиной, оскалится горами, забурлит речным потоком, но главное – развилки недоверия и сомнений остались позади. Теперь вместе. Навсегда.
Все хорошо, все правильно.
«Интересно, а он узнал нас?» – мурлыкнула разомлевшая пантера.
Вилль заговорил мягко, вполголоса:
– Живя здесь, в Скадаре, я много думал о том, как вернусь и приеду за тобой в Северинг, что скажу при встрече. Представлял себе так и эдак, да все не мог выбрать… А ты сама пришла ко мне… моя единорожка. Да, теперь я знаю, что это ты все время была рядом в моих снах… – Алесса шумно вздохнула, прижимаясь теснее, и Вилль помолчал, пережидая, покуда она устроится. – Не сожалей ни о чем, Лесь, не сомневайся ни единой секунды. Ты все правильно сделала, ты мне жизнь спасла. И нашим хозяевам – тоже. Я и представить не мог, что ты решишься…
– Я убила тебя, и рука не дрогнула. Почти…
– Ты действовала, как подсказало сердце, а я на твоем месте начал бы взвешивать все «за» и «против» и в итоге все испортил бы. Знаешь, прав был Берен: иногда много думать – только извилины путать…
– И это говорит Арвиэль Винтерфелл? Не верю! – Она отстранилась, чтобы заглянуть аватару в глаза. Тот усмехнулся.
– А придется поверить! Опыт, разум, сообразительность – дело наживное и, кхм, не каждому доступное, а истинная мудрость хранится в сердце. Так что я, признаю, дурак, а ты – просто умница. Лесь… Леся… Проклятье, я даже не знаю, как тебя ласково называть! Не Лесенкой же?
– Только попробуй, буду звать тебя Вилкой!
Вилль, рассмеявшись, легонько коснулся губами ее переносицы.
– Умничка. Лесь, мы возвращаемся домой, только я не хочу уходить, не попрощавшись. Геллера просчиталась: демон считал мою память, но и я помню все, что она ему говорила и что показывала. Когда будем в безопасности, я все объясню. Обещаю. И… и я хочу услышать, почему ты приехала. А сейчас ты должна быть сильной, хорошо?
– Ладно уж! Эх, а я-то мечтала о каникулах на побережье…
Слезать с теплых коленей не хотелось, но пришлось. Вилль отогнул ковер, картинным жестом приглашая даму к выходу, и, когда она подошла, раздумчиво заметил:
– Леська, а ты, по-моему, подросла.
– Разве что морально! – фыркнула знахарка, первой выплывая из комнаты. – Надеюсь, нам Ярини поверит…
– Да вот и я думаю, верить вам или нет? – Женщина в черном, стоя в тени, была незаметна, но ее помощники – все те же Тур, Метис, Триш и ее безумный брат – не скрывались вовсе. Сидя на валунах, они резались в карты. – Ты прокололся, Арвиэль.
– Знаю, с крысой. Сказал, что питался ими, а вашим ужином поначалу побрезговал… Уж извините, не я виноват!
Обойдя Алессу, аватар встал на шаг впереди.
– Спокойнее! Ты на семь десятых состоишь из воды, Арвиэль. – Триш сгребла битые карты. – Я тебя вижу, значит, могу ее вскипятить. Мне бы не хотелось этого делать, правда.
– Не только в крысе дело, – пробормотала Ярини, сделав остальным знак молчать. – На тебе нет ни «бликов», ни других магических прослушек. Так почему же мы тебе не верим? Почему ты подставился под мой удар, словно хотел умереть? Самоубийство для аватар – непростительный грех.
– Любезная хозяйка нам угрожает? А как же обещанный поединок? Я-то думала, что ваше слово здесь – закон.
Лис кашлянул. Как показалось Алессе, одобрительно.
Науми младшенькую даже взглядом не удостоила.
– И ты намерен объясниться?
– Да, но не здесь и не сейчас. Все зависит от того, насколько быстро сможет собраться твоя команда. Если получится, расскажу все по пути, если нет – когда выйдем из подземелья. Я ничего не буду объяснять впопыхах, так что вы либо идете с нами, либо остаетесь. Решать вам, Ярини. Но если вас все еще интересует местонахождение лаборатории, то я смогу провести Троя внутрь: меня там хорошо знают. Ты же не против немного пошуметь, Лис?
Алхимик аж задохнулся от возмущения.
ГЛАВА 13
На рассвете седьмого дня восьмого месяца, который жители соседней Неверры именуют листопадом, солнце погнало с неба прочь сероватую хмурую дымку и затопило город светом, белым, непорочно чистым, как одеяния кэссиди Иллады Рэи Нэвемар. Золотая аллея кишмя кишела народом; люди стянулись заблаговременно, боясь пропустить хоть миг торжественного шествия наследницы. О да, это ежегодное событие, а вовсе не вспыхивающая раз в сто лет комета Фия, но именно в том и дело, что от него зависит, какие сюрпризы преподнесет скадарцам судьба в год грядущий. Достаточно ли вызреет винограда, чтобы в следующий праздник Иллады чаши не сохли; будут ли овцы достаточно жирны, дабы украсить вертела сочным мясом, а не жесткими, как сапожная подошва, мослами; расцветут ли редкие здесь белые розы, которыми принято украшать город.
В столь торжественный момент хотелось оказаться среди восхищенной толпы, где нет-нет да мелькали передаваемые из рук в руки кувшинчики, и тоже радоваться, на кого-то надеяться. А еще лучше – на крыше в компании шумной развеселой молодежи, к кувшинчикам которой прилагались шашлыки. Но, увы, приходилось неподвижно стоять в колеснице, ползущей, как безногая черепаха, и любовно прижимать к плечу тяжеленную золотую сову, при этом сохраняя вид полной отрешенности от мира.
«Надо будет сказать отцу, чтобы велел поновить аллею», – подумала кэссиди, когда колесницу в очередной раз тряхнуло, и выстланное медью дно больно стукнуло в босую пятку.
– Кэссиди! Кэссиди!
– Наследница…
– Заступница!
– Помолись за меня!
– Когда колесница поедет мимо, бросишь свой цветочек под ноги лошадке. Понял, малыш?
Бедный, бедный малыш. Твоя мама еще свято верит во всемогущество рода Нэвемар.
За колесницей колонной по двое шли жрицы. Шелестели по камням легкие складки белоснежных туник, перехваченных под грудью синими узкими лентами с серебряными кистями. Ультрамарин и серебро – краски мудрости и справедливости, цвета Иллады-Судьбы, защитницы города. Запястья женщин и девушек украшали массивные браслеты, широкие, почти как наручи; бусы из каменьев всевозможных синих оттенков охватывали шеи под подбородком и рядами – каждый последующий чуть длиннее верхнего – спускались до груди.
Одеяние той, что стояла в колеснице, не выделялось ни цветом, ни богатой отделкой, ни самоцветами. Никаких украшений, кроме тонкого серебряного венца поверх полупрозрачного муслинового покрывала, скрывавшего девушку до пояса. И очень хорошо, что дальновидные предки придумали столь нехитрое ухищрение: благодаря накидке никто не видел страдальчески закушенной губы. А все сова, сова… Да сколько же она весит, зараза пернатая?!
Наконец колесница остановилась напротив мраморной арки, и девушка сошла наземь. Раскаленные камни обожгли босые ступни, но торопиться было нельзя, и к песчаной тропинке она шла, казалось, вечность. Разум и душа кэссиди отрешены от тварного мира; взгляд обращен к свету храма, пронзившему деревья, а уши внемлют лишь зову богини. Да-да, а еще какой-то острой дряни, впившейся аккурат в середину левой ступни. Но хромать тоже нельзя, тем паче скакать на одной ноге. Не поймут. Под руки ее вели две молоденькие жрицы, только-только прошедшие посвящение; их волосы не были уложены высоким конусом из множества косиц, как у старших, а забраны в скромные низкие пучки. Девочки, еще угловатые и нескладные, как большинство подростков, вышагивали с такой торжественной неспешной важностью, что кэссиди не знала, то ли выть ей, то ли смеяться. Но, хвала Илладе, хоть треклятую птицу забрали.
Храм… Да никто сторонний, увидев глухой каменный цилиндр со сферической крышей, в жизни не предположил бы, что он и есть тот самый храм, где Богиня-Заступница не только слышит, но и говорит с просящей. Скорее алтарчик забытого божка. Или дольмен посреди благоухающей миртовой рощи, подле которого кто-то оставил поднос с фруктами и вином.
Жрицы, скрестив руки на груди, синхронно поклонились и ушли прославлять богиню, сиречь предаваться умеренному пьянству и чревоугодию. Впрочем, Иллада тоже не собиралась поститься в этом году. Богиня ее поймет и простит.
Едва дверь закрылась, кэссиди, с чувством зашипев, подцепила ногтями застрявшую глубоко в подошве крошечную ракушку, острую, как заноза. Еще пара десятков шагов, и пришлось бы вырезать ножом. В храме, отделенная от городской суеты камнем, пропитанным магией, девушка преобразилась. Прочь венец! Долой покрывало! Распущенные волосы огненной волной окутали плечи. В зыбком свете неугасимых свечей, что уже века горят, не сгорая, кэссиди, чуть прихрамывая, подошла к алтарю, выложила в широкое блюдо фрукты, наполнила вином массивную чашу, медленно склонилась, коснувшись губами руки, сжимающей посох с совой на оголовье… Это было мистической традицией, такой же вечной, как неугасимое пламя. Ни отец кэссиди, ни ее дед не могли объяснить, отчего не плавится обычный свечной воск. И не знали, почему мраморные руки изваяния всегда теплы.
Закончив церемонию приветствия, девушка опустилась на колени перед идеально округлой, будто нарочно выкопанной яминой в центре храма. Вернее, не так. Колодцем, ведущим в самое сердце мира. Ни один слабый всполох не освещал черные земляные стены.
– Альтея, я пришла к тебе! – выкрикнула девушка и прислушалась. Обычно ей отвечало хотя бы эхо, если Альтея задерживалась где-то по неотложным делам, но в этот раз колодец был пуст. Не дождавшись хоть малейшего знака, Иллада продолжила: – Альтея, я знаю, ты огорчена тем, что мой отец обманывает тебя, но, поверь, не по злому умыслу и не по своей воле! Если ты покинешь нас сейчас, то наш цветущий край превратится в пустыню! Без тебя голый камень не даст урожая, а полноводные реки пересохнут! Люди будут искать счастья на севере, и начнется война! И мне тоже нет здесь поддержки, но я пойду туда, где смогу найти ее! Я не боюсь, я… – Она запнулась. – Я прошу не за себя, Альтея, я только прошу дать мне время, чтобы стать ксарицей и оставить наследника с достойным отцом. Дай мне время, не покидай нас! И клянусь, я сделаю все, чтобы маг никогда не взошел на трон. Никогда, я клянусь…
Наследница говорила долго. Но больше не клялась. Она сдержит одну-единственную клятву, чего бы это ни стоило, ну а пустые обещания Альтея простит. В конце концов, сама поймет, что оставшихся лет жизни кэссиди попросту не хватит на то, чтобы выполнить все.
Внезапно Колодец полыхнул ослепительно-белым пламенем, столь ярким, что кэссиди повалилась на бок, закрыв глаза ладонями. Ни пальцы, ни плотно сомкнутые веки преградой не были, и Илладе показалось, будто свет заполнил ее изнутри до каждой клеточки. А когда открыла глаза, увидела плоский мерцающий камушек в форме речной улитки, почти такой же, как поранил ее ногу.
– Спасибо! – жарко выдохнула Иллада. Ее услышали, более того, поверили, а значит, победа в кармане. Непонятно, правда, что делать с либром, ну да ничего, разберется, а пока положит в шкатулку к бабушкиным рецептам.
Девушка поклонилась, благодарно коснулась лбом края провала:
– До последней капли крови, Альтея. Клянусь.
Статуя богини Судьбы без единого звука скользнула в сторону, открыв узкий – полтора на полтора локтя – проход на месте постамента. Девушка шагнула вниз. Она не взяла с собой факела. Иллада Рэя Нэвемар помнила ход вплоть до крошечной щербины в ступеньках.
Едва статуя вернулась на место, как прямо из нее вышла женщина в темно-синей хламиде. Женщина, каких в толпе сотни. Ее тонкие пальцы мелькали, будто паучьи лапки, выплетая из воздушных нитей белоснежную кружевную салфетку.
– Приветствую тебя, Предначальная!
– И я рада видеть тебя, Вторая! – поздоровались из Колодца. Серебряно-голубая вода заполнила провал, и из нее выткалась простоволосая женщина в венке из одуванчиков и речной осоки.
Кружевница усмехнулась в ответ на едва уловимую иронию. Все верно, ее роль среди богов Линий была наиглавнейшей, и все же первым в мире зародился Жизненный Цикл, и только после него появилась Судьба.
Продолжая каким-то образом плести одной рукой, богиня взяла чашу, залпом выпила и отщипнула виноградинку:
– Ты в этом году расщедрилась, Предначальная. Даже без косточек!
– Это не я, это селекторы, – хмыкнула Альтея и, заметив на лице богини тень отвращения, добавила: – Не беспокойся, он не искажен заклинанием. Обычный смесок… Как прошла встреча? Она тебя приняла?
– Да, приняла. Кружевница соседнего мира сильна. Намного сильнее меня! Она вьет паутину из медной проволоки, и эта проволока делает мир ярким, как звезда, но брызжет искрами и убьет любого, кто посмеет ее коснуться. Но и та Кружевница не хочет сплетения. Одна паутина не выдержит нас двоих, и ни одна из нас не сможет удержать два сплетенных в один мира.
– А как твоя нить? Она будет достаточно крепкой?
– О да! Еще несколько волосков, и моя работа завершена. Дальше все зависит только от них.
– Ты можешь им помочь?
Кружевница покачала головой:
– Ты знаешь, Предначальная, что нет. Я могу плести их нити или сплетать вместе, но я не могу плести судьбы за них. Они сами выбирают дорогу.
Альтея задумчиво посмотрела на то место, где стояла у колодца девушка: алое пятнышко крови уже начало сворачиваться.
– До последней капли…
ГЛАВА 14
Кажется, воздух пещеры мерно ходил туда-сюда волнами вместе с людьми. Никто не спорил, не задавал вопросов, не сомневался. Все были заняты делом.
Они собирались домой.
Разбирались «костры» из остывших валунов, сжигались ковры и лишняя утварь; лопнули «пузыри» на входах, и от того, что вел к озерцу, отчетливо повеяло сыростью. Туда ушел Вилль, перебросившись парой слов с Ярини, после чего женщина одарила знахарку удивленным взглядом. Хвостиком бегал за сестрой перекинувшийся Трой. Больше всего он беспокоился за свой передвижной «кабинет», поэтому то и дело совал нос в вещмешок, дабы проверить наличие того или иного компонента. В итоге Триш пригрозила, что обратит все жидкости в воду, если братишка не угомонится. Не зная, к кому еще пристать, вертлявый Лис потрусил к Алессе:
– Ну, почеши за ушком, а? Блохи достали!
– Давай своих подселю, авось передерутся, – участливо предложила девушка, почесывая кицунэ промеж ушей, а про себя отметила, что, пожалуй, шкурка на десяток империалов потянет…
Блаженство Лиса, который уже висел поперек знахаркиных колен, прервала Ярини, подошедшая по-кошачьи тихо.
– Алесса, позови Арвиэля. Нам пора уходить.
Зловеще хихикнув, Алесса резко повела рукой против шерсти – аж затрещало!
Вилль сидел на валуне у самой кромки озерца, похожего на большую круглую лужу. Алесса успела как раз вовремя: над собранными в роскошный хвост волосами замер кухонный нож.
– Вилль, не надо!
Тот вздрогнул и, обернувшись, окинул знахарку взглядом собаки, которую вместо свиной рульки угостили ведром кипятка. Впрочем, как всегда, мгновенно взял себя в руки, и правая бровь иронично вздернулась.
– Ярини просила экономить мыло…
– Ну, пожалуйста!
Орудие вандализма перекочевало за Алессин ремень. Аватар фальшиво недовольно вздохнул, когда знахарка запустила пальцы в его волосы, перебирая, а коварная память-кошка вдруг подцепила коготками зимнее воспоминание, колючее, как лед. Единственная крупная ссора, едва не окончившаяся трагедией, случилась, когда Алесса в сердцах назвала Вилля вещью. Она с завидной регулярностью осыпала его градом разнообразных ругательств, но парень, если и злился, виду не показывал. А тогда замер соляным столбом.
Так вот каково это – стать вещью. Быть беспомощным наблюдателем, когда твоим телом управляет кто-то другой. Слышать его мысли. Видеть, что он делает, знать, что хочет и может сделать. Пока у демона были запросы ребенка, но дети быстро растут. Это Алесса знала по себе.
– Пойдем, а то нас уже заждались, наверное.
– Один вопрос! – встрепенулся Вилль, будто очнулся только что. – Лесь, ты говорила, что почувствовала меня, когда меня схватили. Верно?
– Да. Представляю, каково тебе было, – хмурясь, девушка присмотрелась к тонкой прядке, накрученной на палец.
– Лучше не надо.
– Вилль, а мысли друг друга мы тоже сможем читать?
– Нет! – отрезал аватар. – Только эмоции. Мысли – это личные владения каждого, но отзвук эмоций поможет нам с тобой лучше понимать друг друга. Например, у тебя в голове сейчас такой винегрет, что, наверное, ты сама запуталась.
– Есть немного… А тебя раньше устраивал бардак, по крайней мере, в доме.
– Не сравнивай. Расследование в Северинге я провалил уже на первом этапе, потому что не разобрался с бардаком в собственной голове.
– На каком этапе?
– Когда Берен приказал арестовать тебя. Вот что, Алесса… Ты должна научиться отсекать видения от физических ощущений, и как можно скорее. Если почувствуешь что-нибудь… неприятное, сразу руби связь: ты сама поймешь как. Видишь ли, пара аватар может делиться друг с другом жизненной силой. Один может лечить второго, если дар не успевает или не может справиться с ранами. Но у нас с тобой… физиология разная, понимаешь? У меня болевой порог гораздо выше твоего, и то, что я переживу, тебя может попросту убить… Ай-я-а-а!!!
Баритон у Вилля что надо, хоть в театре выступай. Правда, такое выражение лица распугает и публику, и музыкантов с дирижером во главе.
Знахарка спрятала руки за спину, виновато пошаркала ножкой:
– Я задумалась!
– Слов нет! Просто нет слов!
– Вилль, ну прости, я же нечаянно! Слушай-ка, давно хотела спросить: а эльфы седеют с возрастом?
– Нет. Эльфы никогда не седеют – физиология такая. Но с тобой я облысею наверняка! Так что лучше побреюсь заранее, чтобы потом не мучиться!
– Тогда и мы с Симкой для солидарности!
– Шантажистка ты, Леська.
Алесса предложила заплести ему косу, на что аватар замахал обеими руками и рванул в общую пещеру, на ходу бросив, мол, охотнее доверится Лису, несмотря на осеннее обострение бешенства. Дурашка. Девушка дождалась, пока он скроется, и бросила в воду седые волоски.
От греха подальше.
Единственный раз в жизни (а второй и последний он не помнил вообще) Арвиэль Винтерфелл напился так, что земля необъезженным скакуном выпрыгивала из-под ног, норовя поздороваться с носом. Тогда и нашел свою Тай-Линн. Сейчас ощущения были те же, но чем все закончится – шушель знает. В голове клокотала мешанина из обрывков скабрезных побасенок, непечатных слов и всего прочего, чем Вилль «развлекал» демона в течение пяти дней. Привязалась трактирная песенка о нелегкой доле парня, которому друзья настоятельно советовали избегать брачных уз. Заканчивалась она таким куплетом:
- Разбежались все друзья,
- Дом отдал с долгами.
- Без жены остался я,
- Но зато – с рогами!
Зевнув в кулак, Вилль покосился на Алессу. Молчаливая, собранная, непривычно серьезная; в глазах – огонь, в руке – кинжал. Рогов она не ставит, только обламывает. Аж самому себе завидно.
Двигались уже около часа, и за это время поднялись с третьего яруса на первый, мысленно прибавив «минусы» к нумерации. Пейзаж не радовал постоянством: все те же щербатые стены и потолок, покрытый каменным сором пол, черные дыры лазов. Вот последние различались формой, размером и степенью надежности. Из некоторых доносились подозрительные шепотки, а тот, откуда послышался металлический скрежет жвал, обошли, растянувшись цепью вдоль противоположной стены и выставив воздушный щит. Вилль, решив ободрить сбледнувшую подругу, наклонился к ее уху:
– Не беспокойся, это всего лишь арахноид. Паучок такой… модифицированный.
– Вилль, если попробуешь объяснить последнее слово, то дальше повезешь на себе!
Шли дальше. Впереди, принюхиваясь к стенам и валунам, змейкой стелился Лис; белый кончик хвоста мелькал зигзагами в вершке от пола. Остальные, дабы не растягиваться колонной, шли по четверо-пятеро в ряд, благо ширина коридора позволяла. Мрачная серость угнетала, грунтовая толща в десяток саженей давила на плечи, а стук упавшего камешка, отчеканенный эхом, казался ударом молотка по крышке собственного гроба. Осталось упасть, уснуть и умереть. Хвала Пресветлой, хоть Метис не пел. Вместо этого он достал крохотную, под один перстенек, костяную округлую шкатулку и прямо на ходу принялся методично натирать крышку ладонью.
Вилль даже зевать раздумал:
– Лесь, он камлает, что ли?
– Учись, матюмачих! Это – окончательный этап полировки, и доверить его можно только живой коже, – сияя, как новенький империал, пояснила Алесса. – Метис и с клееным картоном[12] работать умеет, и грунтовать, и шпаклевать. Как осядем в Равенне – сколотим артель, Марту позовем… Меня, конечно, подрядчиком назначим и главным художником. Все-таки авторский эксклюзив – это тебе не поточная лабуда!
– Тогда заранее придумай авторскую подпись поэксклюзивней, – шепнул Вилль, едва сдерживая смех: оптимизм вернулся и погнал сонливость.
Взгляд у Алессы затуманился: видимо, ушла в себя на поиски эксклюзивной подписи. Вилль задумался о своем. Ни о какой свадьбе, тем паче семейной жизни речи не шло, но Тай-Линн сама развеяла последние сомнения. «Осядем в Равенне». Лаконично.
Да, только осталось до Равенны добраться. Перед этим забрать Дана, уничтожить гадючье гнездо и залететь к демоновой «мамочке» Геллере за саблями и попрощаться. Аватар терпелив, аватар многое может простить, аватар не поднимет руку на женщину.
Но всему есть предел.
Не забыть проведать Шумора…
При мысли о нем Вилль расплылся в нехорошей улыбке. О да, господин архитектор, вас ждет незабываемая ночь в компании «безобидных тварюшек»!
Впрочем, проблемы лучше решать по мере их поступления, поэтому перво-наперво надо избавиться от Ярини со товарищи. Кроме Лиса, конечно. По словам Алессы, «Китобой» встал на якорь близ Рыбацкой лагуны и пробудет там «до завтра». До сегодня то бишь. А поскольку «сегодня» – понятие многочасовой растяжимости, то отплыть могут и на рассвете, и в полдень, и вечером. Конечную точку маршрута «Китобоя» Алесса тоже знала, так что если опоздают, придется им добираться туда. Спасутся – их счастье. Бежать из страны с обозом в три десятка человек Вилль не собирался, в конце концов, он за них ответственности не несет.
Но если с пунктами два тире шесть все более-менее ясно, то с первым могут возникнуть проблемы: неизвестно, чего ждать от «императрицы». Вилль думал, что Ярини потребует объяснений, едва они выйдут из Логова. Но женщина, хоть и шла с ним плечом к плечу, хранила молчание. К слову, ринг-ари она не отобрала, и вот это настораживало больше всего. В чем подвох? Если не доверяет, то почему вооружила? Если доверяет, зачем ломала комедию с разоблачением? И вообще, где науми, воспитанная среди горцев, училась манерам и эльфийскому? Откуда знает обычаи аватар? Град вопросов на без того больную голову.
«Теперь ты в моей команде», скажите на милость…
Избави Пресветлая от такой чести! Не то придется петь непонятно что, есть непонятно что и жить непонятно на что. Хотя… Последнее как раз очевидно.
Сплоченность команды похвальна, конечно, равно как и вера в предводительницу, в грифона, в страну, но если Ярини откажется отпустить Лиса, то в пункт «гадючье гнездо» придется вносить коррективы, а над ними еще думать надо, драгоценное время упускать. Одно радует: Трой – единственный, у кого есть собственное мнение.
Кицунэ остановился, повел носом:
– Здесь направо! Точно! Вон моя стрелка на стене.
– Я же просила стирать указатели, – не отрывая взгляда от карты, процедила Ярини.
– Так стрелка указывает налево! – возразила Алесса. – Ты решил заманить туда возможных лазутчиков, да, Лис?
Из левого тоннеля ей ответил жалобный голодный скулеж, живо напомнивший Виллю о чучеле псоглавца. О да, в лаборатории хранилось множество «мифов», заспиртованных в банках или замороженных в стеклянных саркофагах.
Кицунэ, улыбаясь, демонстративно поежился.
– У-у-у… ПоТЦ, догадливая моя!
– Потому тебя ценит, – перевела Триш. – Сворачиваем направо.
Вилль кивнул сам себе. Может, и не понадобятся коррективы в пункте «один».
Судя по карте, до стены оставалось не больше полутора верст, следовательно, минут пятнадцать быстрой ходьбы. Они только что пересекли просторный зал, над которым, судя по петроглифам, трудилась не только матушка Природная Магия, и остановились у подножия лестницы, ведущей на нулевой – наземный – ярус. Дальнейший путь сложным не казался, и все повороты Вилль запомнил с одного взгляда.
– Тур, Херши, проверьте дорогу! – приказала Ярини. Двое синхронно кивнули.
– Засады наверху нет. – Вилль покачал головой. – Облавы сегодня не будет, но насчет завтра не уверен.
– А ты откуда знаешь? – подчеркнуто холодно осведомилась Ярини.
Вилль обвел долгим взглядом притихших людей. Забеспокоились, да? Окружили, да? Ну-ну.
– В течение недели вас схватят. Большинство убьют тихо, пятерых-семерых – публично сбросят с Танатийской скалы в реку к крокодилам либо выставят безоружными против тигров. Если людям не хватает хлеба, их накормят зрелищами.
– Откуда ты знаешь?! – Голос Херши не дрожал, но глаза заблестели, как у испуганной лани.
– Да поганые чаровники его и подбросили! – прорычал Тур. Сжатые кулаки аж захрустели от напряжения. – Говорил, надо было…
– Аватар служит только одному Повелителю и никогда не перейдет на сторону врага! – Ярини выдержала паузу. – Если это действительно аватар.
Передернув плечами, Вилль расправил крылья, и под правое тут же юркнула Тай-Линн. Да-да, эффект предсказуем: глаза с полушку, открытые рты… А вот пальцем тыкать некрасиво.
– Ты говорил, что не можешь летать!
Вилль приподнял бровь.
– Ярини, вы велели вести нас с мешками на головах. Послушайте…
– Тише! Здесь кто-то есть! – шикнул Лис, мигом прекратив назревающий конфликт. Все это время он не обращал на остальных внимания, а бродил вокруг, принюхиваясь к полутьме.
– Ты говорил, что засады…
– Это – не человек… – просипела Алесса, кивнув на громадный, в половину человеческого роста, покатый валун, притулившийся к стене на вершине лестницы.
Собственно, сам валун интересным не был, а вот стоящий рядом тип точно вызвал бы у Геллеры приступ эйфории. Почти человек, низкорослый и приземистый, с двумя руками и двумя ногами; вокруг бедер обвязана драная грязная тряпка. Но головы у существа не наблюдалось.
Хотя лицо было. На груди.
– Глюконат твою ж натрия! Вау! Безголовый мужик! – восторженно ахнул кицунэ и дернулся, норовя взобраться на лестницу. Остановило его каменное, грубо отесанное острие копья, нацеленное прямо в морду.
– Поздравляю, Лис, ты увидел живой миф. Считается, что раньше эпифаги обитали как раз здесь, на побережье, но после того, как начали строить Катарину-Дей, их племя ушло на юго-восток, к Терракотовому плато, а кое-кто переселился под землю. Сейчас эпифаги – знаменитые персонажи городских легенд, жители Темного города. Только брехня это все. Эпифаги – результат первых экспериментов над людьми еще задолго до Скадаро-Неверрийской войны. Я в лаборатории видел такого замороженным. Поодиночке они, кстати, не ходят и к заклинаниям невосприимчивы. Один мой близкий неприятель назвал их безобидными тварюшками, так что, ребята, вооружаемся.
– Ведь ты знал о них?
– Только то, что сказал. Вам повезло, что они не пронюхали о Логове раньше, – ледяным тоном ответил Вилль, поняв, в чем пыталась обвинить его Ярини.
Аватар оказался прав, в одиночку эпифаги не ходили. Они спускались с лестницы вереницей по четверо, медленно, пока только прицениваясь к чужакам. Или, что вернее, к потенциальным трупам, о чем красноречиво свидетельствовали человеческие черепа, прикрепленные ремешками к безголовым плечам подземных жителей. Такими украшениями щеголяли не все, и Алесса пришла к выводу, что их обладатели – кто-то вроде десятников.
Растолкав остальных, вперед вылез эпифаг в козлином черепе с длиннющими витыми рогами. Следом – еще один, помельче, в черепе бараньем и с копьями в обеих лапах.
– Козлу баран – сердечный братан, – шепотом выдала Алесса. Лис паскудно захехекал.
– Может, попробуем наладить с ними контакт? – не слишком уверенно предложила Триш.
Ответом было копье «козлорога», воткнувшееся как раз в трещину у ее ног.
– Ах так?! – возмутилась магичка. Ладони вспыхнули белым пламенем.
Воздух перед «козлорогом» задрожал, искажая без того малопривлекательную физиономию с крупным треугольным носом и широченной, во всю грудь, пастью. «Го-го-го!» – Он притормозил, пытаясь цапнуть мерцающее серебром марево. Толпа восхищенно-угодливо «загогокала».
– Не могу… Не могу его вскипятить! – жалобно простонала Триш, рассеяв заклинание. Вытаращившись на пустое место, эпифаг разочарованно вздохнул. И тут же, схватив поданное «оруженосцем» копье, повел племя в наступление.
– Как известно, драконы были единственными существами, невосприимчивыми к колдовству. Геллера считает, будто предки эпифагов убили дракона, выкупались в его крови и съели еще теплое мясо. Именно поэтому на них теперь не действуют прямые заклинания, – поделился мудростью Вилль.
Всем конечно же сразу «полегчало».
Они отступали под медленным, но неотвратимым натиском ощетинившейся копьями стены безголовых существ. Эпифаги шли фалангой в четыре ряда, с каждым шагом все больше изгибавшейся полумесяцем. Добычу брали в кольцо. Алесса лихорадочно соображала, где у этих тварей может находиться мозг, способный разработать такую простенькую, но все же тактику, однако свободного и достаточно защищенного места в туловище не находилось.
– Среди вас есть маг земли? – поинтересовался Вилль, что-то прикидывая в уме.
– Маг земли здесь я! – окрысился Лис. – Тебе курган персонально или братская могила устроит?
Поневоле Алесса ему посочувствовала. Обращение занимает пару минут, в которые метаморф абсолютно беспомощен. За это время схватка может закончиться, так что Трою приходилось рассчитывать лишь на скромные лисьи силы. Если науми может и голову отгрызть, то кицунэ – разве что палец. Или еще что-нибудь. Взрывать в подземелье, мягко говоря, чревато, и алхимик остался не у дел в самый ответственный момент.
– Давайте об’гатно. Выбег’емся д’угой до’огой, а я п’гик’ою тылы щитом. Копья у них в’гяд ли зачаг’ованные, – деловито предложил Эзмир, маг воздуха.
– И я могу спалить древки, – поддержал огневик.
– Нет, – отрезала Ярини. – За несколько лет эти твари излазали катакомбы вдоль и поперек. Наверняка нас ждет засада.
– Вот что. Давайте-ка выбираться на тот уступ. – Вилль показал глазами на довольно-таки широкую платформу на высоте полутора саженей от земли. – Я знаю, как от них отделаться без потерь с нашей стороны, только нужно время…
– Которого нет.
– Там, по крайней мере, мы сможем обороняться столько, сколько мне понадобится. Сжечь копья – хорошая идея, но не выход – эпифаги возьмутся за пращи… Хотя их отвлечет…
– Отвлечь и я могу. – Воздушник озорно блеснул глазами. – На улице все было бы го’аздо пг’още и эффективней, но не будь я Эзмиг’ У’аган…
– Эзмир, давай! – рявкнула Ярини.