Под музыку Вивальди Величанский Александр
- С трех сторон вокруг Алмати
- бурых гор застыла буря,
- и из-за одной восходит
- солнце – ярким, полноцветным —
- а садится за другую
- так же вдруг, молниеносно —
- долгих сумерек томленье
- здешних душ не растлевает.
«По-над впадиною речки…»
- По-над впадиною речки,
- над ночным шумком Инцобы
- дом стоит последний или
- самый первый дом в селенье —
- в отдаленье от овечьей
- тесноты строений прочих,
- и Инцоба об Алмати
- по его оконцу судит.
«А названия окрестных…»
- А названия окрестных
- населенных пунктов, словно
- прейскурант напитков славных —
- кто же в оном не знаток? —
- но не вина, а селенья —
- Цинандали и Кварели
- иль сельцо Напареули,
- или Греми-городок.
«Храм в селе напротив – «Хмала»…»
- Храм в селе напротив – «Хмала»
- («Меч») – так назван почему-то
- небольшой и обветшалый
- храм – на нем растут деревья
- и кусты – служил недавно
- он сторожкой… Что ж поделать:
- хоть во всем мы столь не схожи,
- все же мы – единоверцы.
«Где ж разрушенные храмы?..»
- Где ж разрушенные храмы? —
- на том свете, на том свете
- они в Царствии небесном
- пребывают неземны.
- Где же тот, кто их разрушил? —
- там же, где пребудет вечно
- всяк свидетель разрушенья
- дома, улицы, страны.
«Осень поздняя блаженна…»
- Осень поздняя блаженна.
- Урожай тяжелый собран.
- И вино в огромных квеври[15],
- по словам грузин, «кипит»,
- словно лава в недрах земных —
- та, что вырвавшись наружу,
- как усталость замирает
- в гор мозолистый гранит.
«На дворе ноябрь, но лето…»
- На дворе ноябрь, но лето
- еще теплится в Алмати.
- Яблоки – в ветвях зеленых
- и фонарики хурмы,
- но чем выше, тем рыжее
- горный лес, а выше иней,
- выше – снег: чреда сезонов
- вертикальна – до зимы.
«Кабаны, медведи, лисы…»
- Кабаны, медведи, лисы,
- зайцы, серны – все со снегом
- в горных зарослях столкнутся
- вскоре и усвоят ясно
- смысл его, как смерть, холодный,
- но – дурная иль благая —
- снега весть достигнет редко
- обитателей долины.
«Вепри? – нет: за перевалом…»
- Вепри? – нет: за перевалом
- они кроются: лезгины
- по старинке мусульманской
- не едят свинину их…
- Рай свиной! Эдем кабаний!
- Нет земли обетованной
- лишь бедняге человеку,
- убивавшему святых.
«Ночь, конечно, очевидней…»
- Ночь, конечно, очевидней
- дня цветного. Кто же мрака
- не заметит? Только ночью
- нам вселенная видна.
- В ночь отчетливее речи
- той воды высокогорной
- в час, когда душою чистой
- с кем-то говорит она.
«За горой восточной где-то…»
- За горой восточной где-то
- встало утреннее солнце,
- но еще лежит в Алмати
- тьма ночная. И роса
- полновесна. Гонит стадо
- в темноте пастух. Но в небе
- на глазах созвездья гаснут:
- выцветают, как глаза.
«От зимы зимою, братцы…»
- От зимы зимою, братцы,
- никуда нам не укрыться.
- На вершинах гор окружных
- снег лежит. Но он растает.
- Лишь с шестым по счету снегом
- настает зима в Алмати
- теплая для нас – пришельцев
- из страны шестого снега.
«Не видны – слышны скорее…»
- Не видны – слышны скорее
- гор аккорды – на октаву
- или выше или ниже
- горизонт неугомонный.
- Этой музыкой от зренья
- скрыта сини монотонность —
- беспросветная пустыня
- неприкаянного неба.
«Высоко на горных кручах…»
- Высоко на горных кручах,
- как шаман, кричит и скачет
- о, почти отвесных речек
- полудикая вода,
- что влачится по долине
- нищенкой в отребьях пены
- с известью кавказской в сгибах
- утомленного хребта.
«Но и здесь печальна осень…»
- Но и здесь печальна осень.
- В огородах чахнет чала[16].
- Ночь приходит в гости рано
- и гостит подолгу, но
- еще с яблони могучей
- не стряхнул мальчишка яблок,
- и, как клад, уже зарыто
- в землю новое вино.
«Почвы серой и зернистой…»
- Почвы серой и зернистой
- россыпи и впрямь златые.
- Но дороже злата летом
- серебристая вода:
- меруэ[17] ее мгновенно
- превратит в вино, как в Кане
- Галилейской иль в сациви
- превращает без труда.
«Утро. Горы неподвижны…»
- Утро. Горы неподвижны.
- Нежен свет. Какой-то малый
- на околице деревни
- зло швыряется камнями
- в некую собаку – каждый
- раз собака отбегает
- от камней, но неизбежно
- возвращается… В чем дело?
«Как в любой другой деревне…»
- Как в любой другой деревне
- укреплен среди Алмати
- на столбах, для пытки годных,
- лик великого тирана,
- и глядит аляповато
- на крестьян земляк великий,
- что за общий счет написан
- неким местным богомазом.
«Взобрался соседский мальчик…»
- Взобрался соседский мальчик
- в крону яблони старинной,
- словно в рай – в большую крону
- погрузился глубоко,
- словно в воду. Камнепадом
- яблок град по травамскачет,
- и от яблони родимой
- катится недалеко.
«Мрак предутренний – старухой…»
- Мрак предутренний – старухой
- обернется иль собакой.
- И крестьянин погоняет
- утро, словно жеребца.
- Вмиг дороги, словно реки,
- зазвучали. Даже тени
- на роскошном горном ложе
- не залеживаются.
«Вырубить в горах окрестных…»
- Вырубить в горах окрестных
- несколько каштанов, срезать
- ветви с желтизною листьев
- и до голой древесины
- обтесать стволы литые —
- пусть с горы, ветрам открытой,
- волоком лошадка стащит
- балки будущего крова.
«Или быть веселым старцем…»
- Или быть веселым старцем —
- плясуном и балагуром,
- но рассказывать в застолье
- осенью про виноградник:
- «До меня ль ему? – от родов
- он, как баба, отдыхает.
- Я ж тоскую: что ни день я,
- а пойду его проведать».
«Иль зайти к соседу утром…»
- Иль зайти к соседу утром
- попросить помочь в работе,
- от участия в застолье
- отказавшись церемонно,
- церемонно согласиться
- нового вина отведать
- и до поздней ночи славить
- дружество и труд совместный.
«Или сшить такую бурку…»
- Или сшить такую бурку,
- чтобы бурку не пробила
- дробь, ни малого калибра
- пуля, чтоб постлавши бурку
- и укрывшись буркой той же,
- путник спал или охотник
- до утра средь снежной бури,
- как под кровом, безмятежно.
«Иль старухами вкруг жарких…»
- Иль старухами вкруг жарких
- углей на горе собраться
- зябким вечером – судачить
- о делах, соседях, ценах,
- свадьбах, похоронах, родах,
- ну, а главное, – справляться,
- кто кого иль одурачил,
- иль не смог – дурак несчастный.
«Или стариком бессильным…»
- Или стариком бессильным,
- когда все ушли по делу,
- оставаться в доме гулком
- приглядеть за малым внуком
- и сидеть неколебимо,
- неподвижно, вспоминая —
- что? – а то, что нам, возможно,
- и вовеки не припомнить.
«Если ж молод ты, как утро…»
- Если ж молод ты, как утро,
- в тесных «рэнглеровских» джинсах
- ты на корточках с дружками
- посиди на перекрестке
- улочек, смеясь, толкуя
- о «фиатах» и справляясь,
- кто кого иль одурачил,
- иль не смог – дурак несчастный.
«Иль пируй с заезжим гостем…»
- Иль пируй с заезжим гостем,
- дом открой родне иль другу,
- чин веселья соблюдая,
- как завещано от предков —
- что за снедь, вино, а тосты! —
- так сплелись в них ложь и правда,
- как влюбленные сплелись бы,
- если б их никто не видел.
«Иль поймать лису…»
- Иль поймать лису (в капкане —
- лапка, а капкан – на жерди)
- и показывать соседям:
- свежей шкурою своей
- поднимает пыль лисица
- и к земле родимой жмется,
- безвозвратно озираясь,
- но не глядя на людей.
«Или бросив молодую…»
- Или бросив молодую
- и неспешную работу,
- за ворота выйди: тащит
- по земле сосед лисицу.
- На глазок прикинь: стара ли,
- а коль молода и самка,
- пни под хвост ее для смеха
- модного носком ботинка.
«Или будь самой лисицей…»
- Или будь самой лисицей:
- из родной норы спускайся
- за курятиной в Алмати,
- привыкай к повадке той,
- что присуща псам и людям,
- чтоб капкан заржавый щелкнул
- иль в горах зеленых, рыжих
- грянул выстрел голубой.
«Этот край ветхозаветен…»
- Этот край ветхозаветен:
- здесь, как блик земного рая,
- по словам Екклесиаста,
- «сладок свет», как виноград.
- Если ж лозы портят лисы —
- их поймав, как Соломон вам
- рек: «возлюбленным несите
- лис и свежих лисенят».
«Иль будь осликом, который…»
- Иль будь осликом, который
- целый день идет, который
- целый воз везет, который
- почему-то на щенка
- вдруг походит, а походка
- у него грустна, как песня
- грустная: и груз несносен,
- и дорога далека.
«Или стань таким шофером…»
- Или стань таким шофером,
- как Коро[18] – в его машине,
- как в утробе материнской
- пребываешь ты, хоть мчится
- он быстрее, чем дорога
- успевает мчать навстречу —
- только Роберт Лукашвили
- мог бы с Ястребом сравниться.
«Или с девушкой (с невестой)…»
- Или с девушкой (с невестой)
- вечером на новой «Ладе»
- выехать к мосту чрез русло
- каменистое Инцобы,
- чтобы видно было с кручи
- в Сабуэ – селе напротив —
- светомузыки в машине
- межпланетное мерцанье.
«Есть у каждого в Алмати…»
- Есть у каждого в Алмати
- кличка: Кундза будет Кундзой
- весь свой век – не станет древом
- тот, кто вживе прозван Пнем;
- Бэхви (лодырь, недотепа)
- не ленился б, если б не был
- прозван Бэхви, как источник
- им же найденный потом.
«Иль пойти взглянуть, как строит…»
- Иль пойти взглянуть, как строит
- новый дом Зураб Кикнадзе
- (он хоть здешний, но в Тбилиси
- жил весь век свой, бедолага)
- и чуднее его дома
- нет в Алмати… Книгочей он:
- видно вычитал из книжек
- острой крыши очертанье.
«Иль испечь в старинном тонэ…»
- Иль испечь в старинном тонэ[19]
- хлеб старинный, как преданье,
- и хрустящий полумесяц
- отнести приезжим людям
- городским: пускай надломят
- неумелыми руками
- этот хлеб, что по-грузински
- «хлебом матери» зовется.
«Или взять и побраниться…»
- Или взять и побраниться
- с этим увальнем-соседом —
- ведь сосед – твой рок, а кто же
- до конца судьбой доволен?
- Слушай, надо же когда-то
- душу отвести… И разом
- оборвать поток проклятий:
- свиньи! свиньи в огороде!
«Иль красавицею местной…»
- Иль красавицею местной
- будь – средь бела дня звездою —
- потонув во взоре черном
- собственном, и век одна
- ты пребудешь даже в толпах,
- неподвижна и в движенье,
- словно молнией, своею
- красотой поражена.
«Или будь вдовою – что же…»
- Или будь вдовою – что же
- делать? – в меру безутешной,
- скорби чин благопристойно
- соблюдая: слезных рек
- берега тверды – из взора
- лишь печаль течет незримо…
- Что на свете тяжелее
- покрасневших вдовьих век?
«А ведь мы еще недавно…»
- А ведь мы еще недавно
- у покойного гостили…
- Строгое его радушье
- походило… на закон.
- Был он стар, но прям и древним
- был достоинством исполнен
- и безмолвием – к безмолвью
- привыкал заранье он.
«Или к родственнице дальней…»
- Или к родственнице дальней
- подрядись сложить палати[20].
- От доходной работенки
- заскорузли и разбухли
- руки у тебя. Но русских
- слов армейское звучанье
- ты забыл так прочно ныне,
- что не понял бы команды.
«Быть работником отменным…»
- Быть работником отменным
- трудно здесь – еще труднее
- быть лентяем – длинной тенью
- день ползет за ним. Молвой
- здесь пронизан всяк. И все же,
- как в любом краю, труднее,
- ах, всего трудней, батоно,
- просто быть самим собой.
«Лишь в Алмати в предрассветной…»
- Лишь в Алмати в предрассветной
- тьме я понял: по-грузински
- петухи кричат в Алмати
- так же, как в краю любом —
- их Господь затем и создал,
- чтоб по всей земле кричали
- на наречии грузинском
- о Пришествии втором.
«Алматинские крестьяне…»
- Алматинские крестьяне
- твердо верят в землю предков,
- прочно верят просто в почву,
- благодать для них вода,
- верят в небо, верят в горы
- и в платан священный верят,
- свят для них св. Георгий
- и Тамар для них свята.
«О рождении Гомера…»
- О рождении Гомера
- семь исчезнувших навеки
- городов доныне спорят.
- Но в укор чужой вражде
- всяк грузин святой царице
- и воительнице всюду
- поклоняться может: тайно
- прах Тамар зарыт везде.
«Бог живет в горах – известно…»
- Бог живет в горах – известно —
- и в большом нагорном небе.
- Из-за туч нагорных зорко
- он взирает: вот долина,
- вот известные до мысли
- душ держатели – людишки…
- Но, как благодать, огромна
- гнева Божьего лавина.
«Очертанья гор старинных…»
- Очертанья гор старинных,
- лиц старинных очертанья,
- словно надпись на забытом
- языке… Открыть секрет
- очевидный не удастся
- даже пылкому Рамазу…
- Мало ль на земле загадок,
- а отгадок вовсе нет.
«Поелику прочно связан…»
- Поелику прочно связан
- всяк грузин через обычай
- с историческою далью —
- памяти не утомив,
- может жить он средь преданий
- древних, как в бетонном доме,
- и истории печальной
- предпочесть цветастый миф.
«С небесами селянина…»
- С небесами селянина
- цепь очажная связует:
- на цепи – котел семейный,
- пар съедобный – над котлом…
- Цепь была той вертикалью,
- что Иакову приснилась,
- но зачах очаг, и все же
- ХРАМ грузина – отчий дом.
«С пышных гор, что к ночи солнце…»
- С пышных гор, что к ночи солнце
- спрятав, утром возвращают,
- злые дэвы не спускались
- в наши мирные места,
- рыжей Дали не видали
- в виноградниках окрестных,
- но от древнего платана
- тень священная густа.
«Ах, не вздумайте, батоно…»
- Ах, не вздумайте, батоно,
- покупать домишко этот!
- Он хоть дешев – с дешевизны
- этой вряд ли будет прок.
- Говорит вещунья наша,
- а уж ей-то можно верить:
- над землей, где дом построен,
- злобный тяготеет рок.
««Э! Никто в домишке этом…»
- «Э! Никто в домишке этом
- не живет и жить не будет —
- коль очаг твой на заклятом
- месте – горек его дым».
- Но стоит домишко – садом
- одичавшим зарастает:
- надо ж где-то приютиться
- наконец и духам злым.
«Если же на галерее…»
- Если же на галерее
- под лозою виноградной,
- где янтарной кукурузы
- свалена початков гроздь,
- средь чурчхел, рядком висящих,
- есть сосульки покороче,
- значит в доме есть ребенок —
- есть из будущего гость.
«Мы – заезжие профаны…»
- Мы – заезжие профаны —
- на вино мы, как на небо,
- лишь мечтательно взираем —
- ничего не видно нам,
- но провидит кахетинец
- много тайных тайн, когда он
- на вино глядит, как зодчий —
- на воздвигнутый им храм.
«Если кто-то умер в доме…»
- Если кто-то умер в доме,
- целый год в стенах печальных
- петь нельзя застольных песен,
- напевать ли за работой:
- пусть покинувший жилище
- слышит лишь, как дом родимый
- ежедневно, еженощно
- скорбь немая оглашает.
«Два бездомных пса при доме…»
- Два бездомных пса при доме:
- Биби – словно пыль, приземист,
- клочковат, а в Муре гаснут
- долговязые кровя.
- Биби млад и весел, Мура
- стар и грустен. Был и третий
- пес, да люди пристрелили,
- видно, в краже уловя.
«Дева в трауре прозрачном…»
- Дева в трауре прозрачном
- вычурном и даже модном,
- как окутанное в вечер
- утро – вовсе б не смотреть
- на подчеркнутую смертность
- плоти сумрачно прелестной…
- Да, тиран хвалил недаром
- вирши «Девушка и смерть».
«– Ненадежен ваш обычай…»
- – Ненадежен ваш обычай:
- если пьешь за человека,
- что навек покинул землю,
- слившись телом с ней – звучней
- должен быть трезвон бокалов,
- и тогда душа услышит
- поминальный звон и речи
- всех, тоскующих по ней.
«Недосуг крестьянам здешним…»
- Недосуг крестьянам здешним
- ждать ли светопреставленья,
- чаять ли земного рая —
- знают здесь из рода в род:
- принесут плоды деревья,
- и лоза – веселья грозди,
- и обкатанные камни
- с гор Инцоба принесет.
«Всяк грузин наполовину…»
- Всяк грузин наполовину
- состоит из речи яркой —
- не одни голосовые
- связки, не язык один —
- говорят глаза и плечи,
- поза каждая, осанка,
- а без рук красноречивых
- нем бы сделался грузин.
«Эта речь – сама горячность…»
- Эта речь – сама горячность
- солнечная (смысл вторичен)
- и нарочитою, если
- возомнишь ее, взгляни,
- как в запястьях перекатов,
- в мощных венах горных речек
- негасимым пульсом бьется
- голубая кровь страны.
«А в устах прекрасных женщин…»
- А в устах прекрасных женщин
- он, как счастье, бездыханен,
- а в устах мужчины, словно
- вновь гортань его суха —
- вздохом, смехом ли застольным,
- но грузин обозначает
- все, что одухотворенно,
- животворным звуком «цха».
«Вот он завтрак наш воскресный…»
- Вот он завтрак наш воскресный:
- средь тенистых вспышек солнца —
- кисть седого винограда
- хладная, как вдохновенье,
- и златая плоть орехов,
- как извилистого мозга
- слепок иль как гор бурливых
- маленькое изваянье.
«Ни при чем в краю отрадном…»
- Ни при чем в краю отрадном
- свечеревший неудачник —
- что ж ты делал ранним утром,
- ничего не сделав, друг?
- Погляди на виноградник,
- что плодит людскую радость,
- на счастливую подкову
- гор селения вокруг.
«Нес я лестницу, что утром…»
- Нес я лестницу, что утром
- одолжила нам соседка
- (мы спускали лишний шифер
- через новое окно),
- и какая-то старуха,
- рассмеявшись ртом беззубым
- мне сказала: «Генацвале,
- чем ты занят? Пей вино!»
«– Мне приснился, генацвале…»
- – Мне приснился, генацвале,
- сам святой Георгий. Сколько
- было там людей, но сразу
- я его узнала и
- говорю: «Так много горя —
- почему не помогаешь?»
- Он же: «Разве это горе? —
- то ли будет – погоди».
«Не достроен дом Зураба…»
Светлой памяти Андрея Вязникова
- Не достроен дом Зураба,
- но в единственной готовой
- комнате есть шкаф и ширма,
- стол, – чуть призрачная мебель,
- пережившая блокаду
- Ленинграда – здесь Андрею
- и привычно, и уютно
- будет, где б он ни был ныне.
«Воздух здешний золотистый…»
- Воздух здешний золотистый,
- словно звонкая монета
- с твердым курсом обращений
- солнечных, и чуть живой
- воздух наш – легко ранимый
- и рассеянный, как будто
- то ль одной измучен думой,
- то ль кручиною одной.
«Раз уж выпили за встречу…»
- Раз уж выпили за встречу,
- надо выпить за разлуку.
- Что сравнится с разлученьем? —
- не бывает вечных встреч —
- за устои вековые
- расстояний, за дорогу
- роковую, что пред нами
- вздумает назавтра лечь.
«Выпьем за непониманье!..»
- Выпьем за непониманье!
- за незрячий взгляд, что свойствен
- иноземцу на чужбине —
- ведь не тайну – лишь покров он
- видит. Выпьем же за то, что
- человек с землей родимой
- слитны, нечленораздельны,
- как… соитье – рогор ари?[21]
«Кахетинское младое…»
- Кахетинское младое
- цвета гор окрестных рыжих
- кружит головы, как солнце
- в небесах высоких кружит.
- Вдохновенно пахнет киндзой,
- базилик лиловый красит
- горы снеди – между ними
- речь журчит потоком горным.
«Выпьем же за дом Зураба!..»
- Выпьем же за дом Зураба! —
- островерхой иль покатой
- кровля может быть – у КРОВА
- очертаний не ищи
- очевидных – не глазами —
- лишь душою благодарной
- познаешь его – у крова
- очертания души.
«Вчуже край чужой прелестней…»
- Вчуже край чужой прелестней,
- чем он есть на самом деле.
- Если заживо с землею
- связан ты – не до пейзажей
- ежедневных. Не дай, Боже,
- в отчуждении прозреть нам.
- Выпьем же за тех, чья ноша —
- крест пожизненной чужбины.
«Кисть, чья зелень – словно окись…»
- Кисть, чья зелень – словно окись,
- эта гроздь вина литая,
- вся в пыльце мне вдруг напомнит
- мною виденную в хати[22]
- гроздь зеленых колокольцев,
- что когда-то украшали
- перерезанные горла
- в жертву съеденных баранов.
«Описать размером древним…»
- Описать размером древним
- плясовым и хороводным
- вкруг ствола корней круженье —
- круг сезонов, круг забот
- деревенских и особо —
- душ поруку круговую
- и, как хоровод созвездий,
- крови яркий хоровод.
«Всяк народ – урок другому…»
- Всяк народ – урок другому,
- всяк народ – укор другому,
- всяк народ – гора, с которой
- лучше видно гребни гор,
- что бушуют по соседству
- неподвижно, безоглядно,
- и породе их невнятен
- ни урок и ни укор.
«Будь же, речь моя, прощаньем…»
- Будь же, речь моя, прощаньем,
- горечью и облегченьем:
- слова маленькая капля
- падает – как камень с плеч.
- Многоточье точек зренья —
- звезд беспечных многоточье —
- так молчанье обрывает
- переполненную речь.
«Нет, не женщины, а звезды…»
- Нет, не женщины, а звезды
- породили нас. С родимой
- пядью праха у любого
- есть космическая связь:
- если ты рожден в Алмати,
- солнце ходит над Алмати,
- месяц ходит над Алмати,
- звезды кружат отродясь.
«Звездочеты-книгочеи…»
- Звездочеты-книгочеи
- говорят, что в миг зачатья
- сочетаются не люди —
- всех созвездий полумгла.
- Стало быть в твоих объятьях —
- вся вселенная – не тело
- женское. Так выпьем, братья,
- за небесные тела.
«Хоть в своем огромном небе…»
- Хоть в своем огромном небе
- гор хребет не коронован,
- и никто не княжит ниже
- над долиною вина,
- но пейзаж настолько пышен,
- обрамленный вышиною
- гор, что без гипербол ясно:
- это – царская страна.
«Труден сельский труд, как всякий…»
- Труден сельский труд, как всякий
- труд родной на свете труден —
- заскорузли твои руки,
- голова твоя седа —
- но коль внятен, словно воздух,
- труд, бессмыслицы лишенный,
- то граничит труд с отрадой,
- как с долиной гор гряда.
«Или полдень средь Алмати…»
- Или полдень средь Алмати
- на ногах стоит нетвердо?
- Небеса ль не увлажняет
- звезд красивая роса?
- Иль от ртвели и до ртвели[23]
- обмелели наши чаши?
- Или мужеству невнятна
- дев кровавая краса?
«Тяжела и камениста…»
- Тяжела и камениста
- кладка стен в Алмати тесном:
- камень к камню тяготеет,
- камень к камню дико льнет —
- дай нам, Боже, жить, как должно,
- умереть, как подобает,
- превратившись сокровенно
- в край родной, в родной народ.
«В городе, где под асфальтом…»
- В городе, где под асфальтом
- не видать родного праха,
- зарастает родовое
- древо дикою корой,
- но почтительны в деревне
- к старикам, почти как к мертвым,
- ибо без почтенья к предкам
- мертв народ полуживой.
«Песнь грузинская: прекрасен…»
- Песнь грузинская: прекрасен
- лад ее многоголосья.
- Если бы могли поладить
- люди, слившись, как мотив.
- Добрых вин букет грузинский:
- если бы могли и люди
- сделаться добрей, прозрачней,
- как вино, перебродив.
«Красота, как пропасть, та, что…»
- Красота, как пропасть, та, что
- вечностью голубоватой
- полнится, и небу трудно
- различить ее черты:
- смесь кромешного паденья
- с самым горним порываньем —
- красота и есть условность
- безусловной красоты.
«Грузии издревней слава!..»
- Грузии издревней слава!
- Алазанским долам слава!
- Славному Алмати слава! —
- здесь в краю души нагой
- славны мужи, славны девы,
- коньяки и вина славны,
- но всего славнее слава —
- слава славе дорогой!
«Все сказал я, как казалось…»
- Все сказал я, как казалось
- глаз, души ли Зазеркалью,
- не кривя сознаньем зыбким
- ради слов. Алаверды
- к гулким сводам Алаверди
- и к горам окрестным гулким,
- к квеври гулкому, в котором
- бродят речи тамады.
«Строгий переписчик Торы…»
- (Строгий переписчик Торы
- на пергаменте, что сразу
- станет древним, завершая
- труд свой, вправе оставлять
- мал пробел для двух ли, трех ли
- слов – пусть впишет их заказчик,
- приобщась собственноручно
- тебе, Божья благодать).
ВПЛОТЬ
1984–1989
Светлой памяти В. Кормера
«Самые стихии изменились, как
в арфе звуки изменяют свой характер,
всегда оставаясь теми же звуками»
Премудрости Соломона 19, 17
Веруем мы без веры, за гранью вер.
1
«Не открой свово сердца всякому…»
- Не открой свово сердца всякому,
- не открой свово сердца некому,
- не открой ты его никоему,
- не открой ты его и сам себе.
«То-то зима натекла…»
- То-то зима натекла:
- ни холода, ни тепла,
- ни тепла, ни холода,
- ни коня, ни повода,
- ни повода, ни узды,
- ни постоя, ни езды,
- ни езды, ни ездока —
- лишь дорога глубока.
«В войны последней…»
- В войны последней
- лихое время
- своею смертью
- никто не умер,
- но все погибли —
- герои, трусы —
- и даже те,
- кто в живых остался.
«Время, срок – и в этом суть…»
- Время, срок – и в этом суть —
- близок нам ВСЕГДА:
- вечности бескрайний гимн —
- краткие года —
- пусть вода течет, «как суд»,
- правда, «как поток»,
- по щекам твоим нагим
- в скомканный платок.
«Господи, отчего тиранов…»
- Господи, отчего тиранов
- сотворил Ты подобно людям —
- т. е. им Твоего подобья
- тоже толика перепала,
- отчего, как Шекспир, не сделал
- Ты тирана горбатым карлой,
- колченогим, кривоколенным,
- чтобы лик его безобразным
- был, как мерзость и как проказа,
- и как козни его тиранства,
- отчего, как Шекспир, Ты дал им
- дар чернейшего красноречья,
- а порою, как тот же Уильям,
- ум давал им, хоть безоглядный,
- но ухватистый и глубокий,
- словно прорва иль ров могильный?
- А ведь мог бы, Господь, тирана
- Ты дебилом наглядным сделать,
- чтоб безмозглости ряской трусы
- оправдали его злодейства.
«Леска микрорайонного края…»
- Леска микрорайонного края
- означились средь сумрака зевоты.
- – Все ждешь, когда затеплится заря
- Господняя? —
- Ага. Всё жду. Но кто ты?
«Как пришла бодлива корова…»
- Как пришла бодлива корова
- к самому ли ко Господу Богу,
- что рогов-то ей не дал, бодливой,
- и мычит языком человечьим:
- «Что ж Ты так надо мной наглумился —
- уж трава-мурава мне не в голод,
- уж вода ключева мне не в жажду,
- уж и мык мне надойный не в муку,
- уж телок мне ношенный не вношу,
- рок не в рок мне, безрогой, без рог-то
- рок не в рок мне и Бог мне не в Бога.
«Наша с соседом обитель (палата т. е.)…»
- Наша с соседом обитель (палата т. е.)
- всем хороша: свой душ и свой сортир есть,
- и возвращаясь из них, сосед мой – свиток
- необходимой бумаги с собой приносит
- и заповедно ставит в изголовье,
- занавес век иудейских не опуская
- долу… Бывало так Катулл, вернувшись
- утром с попойки иль с чужого ложа,
- словно лампаду, ставил в изголовье
- свиток стихов, у Лесбии отбитый.
«Могильщик крикнул не грубей…»
- Могильщик крикнул не грубей,
- чем принято, и враз
- устало стая голубей
- над кладбищем взвилась
- тысячекрыло… будто бы
- из всех земных застрех
- в небесный промысел судьбы
- земной поднялся снег.
- И жизни вплоть, и смерти вплоть
- век связывает нить…
- Чтоб праха глиняный ломоть
- над прахом преломить.
- И нет империи окрест —
- ни крыш, ни этажа —
- друзья, ноябрьский резкий лес
- прозрачный, как дша.
«Совсем вблизи она походит на…»
- Совсем вблизи она походит на
- ту предотъездную не суету пустую,
- но пустоту, что тупо стеснена
- в подвздошье где-то. И пока ты всуе
- одно и то же тщишься в сотый раз
- не позабыть – но что? – вот в чем загвоздка,
- она стоит, как позабытый класс
- на фотоснимке вкруг тебя подростка…
- Вблизи она походит на пробел
- в подспудной памяти иль в знании ответа…
- Как будто «на дорожку» ты присел,
- и нету сил подняться, Лизавета.
«Понуро, обреченно…»
- Понуро, обреченно
- уходит навсегда
- измученная черная
- рожалая вода
- из голубого пыла
- в свой беспросветный прах,
- и что же это было,
- я не пойму никак.
«Сначала меньше…»
- Сначала меньше,
- потом лучше,
- но все кромешней
- черная вода,
- и ты опознан
- в отражений гуще
- сначала поздно,
- после – никогда.
«Уж туч октябрьских толща…»
- Уж туч октябрьских толща
- полна ноябрьской мглой.
- Неслышнее и тоньше
- листвы истлевшей слой.
- Просвет так мал у суток.
- Почти исчезла суть
- свечения, и в сумрак
- души не заглянуть.
«Как возродился все же…»
- Как возродился все же
- язычества мираж,
- так возродиться, Боже,
- Ты Своей вере дашь.
- То рассветает, а не
- смеркается впотьмах:
- заря в своем тумане,
- как Лазарь в пеленах.
«Человек – лишь состоянье…»
- Человек – лишь состоянье,
- а не сущность. Так и ты:
- как сияло глаз сиянье,
- как лучилися черты…
- Не дай Бог, узнать нам скоро,
- что таит души краса
- в глубине колодца-взора,
- за околицей лица.
«Лишь тонкой коркой сна…»
- Лишь тонкой коркой сна
- от мякоти безумья,
- ледком прозрачным от
- пучин его – душа
- отделена – оно
- бок о бок с нами, рядом,
- нет – в нас самих, как яд —
- в тишайших травах: Ша!
«Чуть от тела оттает…»
- Чуть от тела оттает,
- через дождь или снег,
- но душа отлетает
- неминуемо вверх —
- в космос – скопище теней —
- черный – не голубой,
- атмосферных явлений
- не касаясь собой.
«Стена стволов…»
- Стена стволов,
- кустов ли прутья.
- Обрывки слов.
- Обрывы круч.
- И коль не путь —
- хоть перепутья
- дай, Боже, – пустошью
- не мучь.
«Землей была им вера…»
- Землей была им вера:
- над странами они
- парили, словно ветром
- несомые огни
- созвездий ли небесных,
- селений ли чужих…
- И за полета бездну
- все сторонились их.
«Торопясь на постой…»
- Торопясь на постой,
- на зачахших конях
- едет рыцарь худой,
- едет рыцарь-толстяк:
- толстый прет напролом,
- доходяга – отстав,
- (где же Санчо с ослом?) —
- Дон Кихот и Фальстаф.
«Когда бы был я…»
- Когда бы был я
- седым буддистом
- и подлежал бы
- пасьянсу кармы,
- хотел бы я
- перевоплотиться
- в мелодию,
- чтоб меня играли.
«Тьма: сумерек осенних…»
- Тьма: сумерек осенних
- связующий дымок
- сметает все, как веник,
- как ветер, из-под ног,
- и шапкою на воре
- горит заря – точь-в-точь —
- расплывчата, как море,
- беспочвенна, как ночь.
«Поначалу лишь обрядом скорби…»
- Поначалу лишь обрядом скорби
- кажутся нам смерти годовщины.
- А чуть позже – юбилейным лаком
- лессируется о близких память, словно
- удаляются от нас они, но после,
- если хватит незаметной жизни,
- в праздник превратятся эти даты,
- оттого ль, что с каждым годом ближе
- мы к ушедшим, оттого ль, что в смерти
- глиняной и вправду мы не видим,
- но предчувствуем рождение второе.
«Не таскать нам воду…»
- Не таскать нам воду
- летом безоглядным,
- невозбранный воздух
- ребрами сжимая,
- не колоть нам дров – эх,
- воздыхая темный
- предвечерний воздух
- осени бескрайней,
- не глядеть, как гладит
- ласковое пламя
- алые поленья
- тягою небесной.
«Бескрылых деревьев слетаются стаи – пора…»
- Бескрылых деревьев слетаются стаи – пора
- опять расставаться со словом – что может быть горше? —
- но нам расставаться со словом теперь уж не гоже —
- сегодня расстались, зато неразлучны вчера.
«Чтоб вам провалиться…»
- Чтоб вам провалиться,
- щеки и глаза! —
- исказились лица,
- скорчилась краса.
- Что ж былого пыла
- лицам не вернуть? —
- иль в них проступила
- их былая суть.
«То лета красного пылища…»
- То лета красного пылища,
- то осень – раз в седмицу – синь:
- весна навыворот, а зим
- снега: былого пепелища.
- И человек – не слеп, не зорок —
- в лежалом пожилом пальто
- век что-то вымолвить спросонок
- хотел бы, но не знает ЧТО.
«Я побывал у подножья берез…»
- Я побывал у подножья берез,
- видел рябины кровавую гроздь,
- кровосмешенье желтка и чернил —
- Иван-да-Марью, глядел, как закрыл
- глаз свой цикорий. У спуска к ручью
- я задохнулся огромной крапивой,
- и облака синевою счастливой
- вновь надо мной разыграли ничью.
«Удаляясь по алее…»
- Удаляясь по алее
- от ночного фонаря,
- с каждым шагом все длиннее,
- все бледнее тень моя —
- так иду я среди ночи —
- мне ж навстречь от фонаря
- следующего – все короче
- тень идет, но не моя.
«Забвения лед…»
- Забвения лед,
- словно зеркала гладь,
- глядит лишь вперед —
- не оглянется вспять:
- из лжи отраженья
- не надо, поверь,
- ломиться в забвенья
- ОТКРЫТУЮ дверь.
«Довольно дури!..»
- Довольно дури! —
- поеду к морю —
- поймаю в нем
- золотую рыбу,
- все тайные
- ей повем желанья
- и с миром в дом
- возвращусь утешен:
- в пучину канула
- моя тайна,
- как будто камень
- немой, как рыба —
- как ни реви,
- ни рычи, пучина,
- молчит в тебе
- моей рыбы тайна!
«Сухая пустынность весенних бессолнечных дней…»
- Сухая пустынность весенних бессолнечных дней:
- ни черного снега, ни зелени проблеска – сухо:
- как в рыжей глуши фотографий – серее, рыжей
- слепых фотографий, где мы б не узнали друг друга.
«Стволы берез, как свитки…»
- Стволы берез, как свитки:
- невнятен нам с тобой
- сей грамоты-улитки
- подтекст берестяной,
- и только ветер броский
- читает – грамотей —
- сырых ветвей наброски,
- каракули ветвей.
«Я так привык к упрекам, что иной…»
- Я так привык к упрекам, что иной
- раз принимал в свой адрес безымянный
- то колкость, то подначку, то навет,
- которые ко мне и относились,
- раз я их принимал пусть без причин
- достаточных…
«В нашей плоти провал и проруху…»
- В нашей плоти провал и проруху
- кануть оной Прообразу вдруг? —
- не во плоть Он облекся, а в муку,
- в корчи наших разбойничьих мук.
«Ангел крылами…»
- Ангел крылами
- закрыл лицо,
- ангел зажмурил
- свои глаза,
- и даже нимба
- его кольцо
- гаснет,
- не замыкается.
«Мятежи: вакханалия грез или грозных заоблачных планов…»
- Мятежи:
- вакханалия грез или грозных заоблачных планов,
- вакханалия, ах, гениальной тактической лжи,
- вакханалия плах и предательств, предательств, измен и наганов,
- вакханалия страха, табу нарушенья, МЕЖИ —
- преступить чрез которую, чья же решалась нога? – но
- ПРЕСТУПЛЕНИЕ – атавистический, нечеловеческий страх…
- Страшен пастырь трусливый, пугливое стадо баранов,
- но страшнее всего, когда страхом охвачен смельчак.
«А может быть, премудрый Боже…»
- А может быть, премудрый Боже,
- душа и смерть одно и то же —
- один единственный, но миг
- в подушках влажных, чуть живых.
«Махровые маки, черемухи ль дымный Эдем…»
- Махровые маки, черемухи ль дымный Эдем,
- иль черные розы, забытые нами в пельменной,
- высокие гроздья голландских ручных хризантем,
- гербарий гербер иль нарцисс, или крокус подземный,
- тюльпаны, раскрывшие клювы, – весь этот гарем —
- прими от меня и от времени мглы незабвенной.
18.7.87
«Ясность это – тайны…»
- Ясность это – тайны
- затемненье,
- а не антипод
- бездонной тьмы.
- Слишком полагались
- мы на разуменье,
- слишком полагались
- на безумье мы.
«Была одна вода…»
- Была одна вода,
- и мрак над пустотою,
- и Божий Дух тогда
- носился над водою,
- но вот, сорвавшись с уст
- последнего пророка,
- наш мир горит, как куст,
- в огне являя Бога.
«Осенний дом, а возле…»
- Осенний дом, а возле —
- старик в худом пальто:
- все стало «ДО» и «ПОСЛЕ»,
- но все же больше «ДО».
- Погоды льются сводки,
- но старику зараз,
- как до и после водки,
- как до и после нас.
«Вы наконец нашли врага…»
- Вы наконец нашли врага,
- который вам не страшен —
- его же можно оскорбить,
- тем выместив на нем
- все оскорбленья от врага,
- которого бояться
- приходится и в той норе,
- что верой стала вам.
«Захотелось травине…»
- Захотелось травине
- сквозь снег прорость.
- Захотелось барану
- с волкам пожить —
- у волков ли житье
- вольготное,
- у волков ли житье
- досытное.
- А и вышел баран
- в широку степь,
- что ль по волчьи выть
- научитися.
- Как и вышел баран
- в широку степь,
- с той поры о баране
- и слуху нет.
«Мне страшно слушать говорящих…»
- Мне страшно слушать говорящих
- во сне и нестерпимо жаль
- заблудший говор их. Сей ларчик
- не открывается. Едва ль
- рассудишь ты по дряблым фразам,
- по снам, которые глядим,
- что он там делает – наш разум,
- что он там делает – ОДИН?
«Извилистая нежность…»
- Извилистая нежность
- моих былых подруг
- вдруг помертвела внешне,
- и свет их глаз потух,
- но снятся мне доселе
- они, как в оны дни,
- как будто не старели,
- а умерли они.
«Пусть, как поземка низок…»
- Пусть, как поземка низок —
- как ветром ветра вой —
- ты музыкой пронизан,
- как музыка тобой.
«Холодные астры…»
- Холодные астры.
- Чуть теплые строки.
- Высокие зори.
- Глубокие росы.
- Сусального солнца
- прозрачные тени
- не бредят уже
- прошлогоднею тьмою.
«Позднее лето. Голубое поле капусты…»
- Позднее лето. Голубое поле капусты.
- Огнеопасный, покуда не вспыхнувший лес.
- Брошенных велосипедов
- не ветер ли крутит колеса?
- Ох, а мы лезем и лезем
- в Москва-реки серый отвес.
«Флот тонет в море. Пир – в вине…»
- Флот тонет в море. Пир – в вине.
- И все блаженнее Антоний.
- И все божественнее Август.
- И все незванней всякий гость.
- И у привыкшей хохотать
- от плача занемели плечи,
- глаза, затекшие от плача,
- таят свою златую злость.
«Дождь перестал…»
- Дождь перестал
- и, опоздав,
- ты все ж пришел
- в замоскворецкий
- июльский двор,
- но нынче дождь,
- навек, должно быть,
- зарядил он.
21–24.11.77
«Первая желтая прядь…»
- Первая желтая прядь
- в русалочьи волосы леса
- впуталась. Впредь – только время
- и срок его верный не вем.
- Прядает ветер,
- испуган неведомо кем,
- жалко кривятся
- стволы фонарей из железа,
- и облетает с них свет
- на рассвете совсем.
«Член ИКП анкетный…»
- Член ИКП анкетный,
- как гений богодан,
- не понял он, что «captain»
- не значит капитан
- большого парохода
- иль полковую вошь,
- а значит: воевода —
- великих браней вождь.
- Трагического действа
- весь смысл Шекспира в том,
- что гения бездействия,
- что Гамлета с брюшком,
- что этого болвана
- под славный звон мечей
- «четыре капитана»
- уносят в мир теней.
«Раз заходил ко мне сей правоверный еврей…»
- Раз заходил ко мне сей правоверный еврей —
- был он тогда математик, но ныне своей
- вывезен в Лондон – английской своей половиной.
- Не математик теперь он – истсайдский раввин он.
- Зингера «Страсти» пришел он кошерно продать
- (не разживешься, поди, в одночасье мильоном)
- за подороже плюс двадцать процентов – он (мать…
- он математиком был), хоть еврейским бульоном
- залит был сборник и жирною грязью порос
- (так мы узнали, что значит и впрямь chicken broth).
- И очутившись в моей, как решил он, каморке,
- снявши роскошную шапку, остался в ермолке.
- В комнате он на Николу Угодника страсть
- как… вопросительно глянул, – но лишь как на моду.
- Библии же углядевши славянскую вязь,
- рек он: «О, нет не вино вы здесь пьете, а воду».
- Как мне хотелось ответить ему, что вино
- их иудейское кончилось в Канне давно:
- вода крещенья в вино обратилось причастья
- (греческий он не постиг за отсутствьем пристрастья).
- Спорить полезно лишь с единомышленником.
- Вместе с деньгами я отдал раввину бесплатно
- стихи для сборника, что составляла тайком
- его жена – англичанка – ну, отдал и ладно,
- но, сознаюсь, ненавистен мне был этот мой
- «либерализм», хоть беззлобный, но слишком немой!
- И удалился несбывшийся сей поединок —
- только вода, что стекла с его снежных ботинок
- стояла в комнате (просто вода, не вино),
- я же глядел на нее, ведь еврей я отчасти,
- видно молчанье отчаяньем мне суждено…
- «Страсти» же Зингера мне полюбились до страсти.
«Сорока – запустенья птица…»
- Сорока – запустенья птица —
- о чем она кричит одна,
- когда сыта и не боится?
- Природа осенью больна,
- у листьев пожелтели лица,
- но снег просох в ночной траве,
- и еж шуршит, когда клубится
- в попрошлогодневшей листве.
«Пустыня. Люди в разных позах…»
- Пустыня. Люди в разных позах
- лежат: потерянный народ.
- Заутра снова, словно посох,
- песок змеится: вновь вперед.
- И сколько лет сей сон кошмарный
- не прерывается нигде:
- песок мы называем манной,
- привыкли к каменной воде.
«На востоке тайной…»
- На востоке тайной
- именуют всю
- видимость созданья,
- мерзость и красу.
- Что ж такое Майя,
- а всего скорей —
- НАИМЕНОВАНЬЯ
- всех земных вещей.
«Тогда мы с милой жили, словно…»
- Тогда мы с милой жили, словно
- вожди – в душистом шалаше.
- Текла под нами Воря сонно —
- мы искупались в ней уже.
- В ней слева мельница плескалась,
- а справа, где реки излом —
- ночами что-то зажигалось
- в деревьях – сумасшедший дом.
- А прямо – каменная веха
- пустого ветхого села —
- с конца XVI века
- стояла церковь бел-бела.
- Допреж ее – Тверска застава —
- здесь был Микулин-городок,
- и слева мельница, и справа
- бездомный призраков приток.
- …Мы ж в кружке с длинной ручкой – мерной
- молочной кружке – на костре
- варили кофе. Дождик мелкий
- шуршал листвой о сентябре.
- И дым костра к реки кувшинкам
- сползал безветренно. Порой
- интеллигентный мельник с шиком
- дымил огромной бородой.
- А тот студент из дома справа,
- нас приютивший средь ветвей
- орешника, давно, держава,
- преуспевает в Ю-Эс-Эй.
- Все было счастливо и странно:
- река, дурдом и храм, и луг,
- и то, что Рассела Бертрана
- зачем-то мы читали вслух.
«Сошлись деревья…»
- Сошлись деревья
- во время оно
- решить, кому же
- царить меж ними.
- И вот маслине
- они глаголят:
- «Цари, маслина,
- над деревами».
- «Довольно мне, —
- говорит маслина, —
- того, что люди
- моим елеем
- себя, царей и
- богов венчают —
- моя ль забота
- ходить над вами».
- Смоковнице
- говорят деревья:
- «Смоковница
- да цари над нами».
- Смоковница ж
- им в ответ глаголет:
- «Довольно сладости
- в моих смоквах
- царям и людям,
- и божьим жертвам —
- ее ль оставлю
- ходить над вами?»
- Тогда лозе
- дерева глаголят:
- «Цари меж нас,
- лоза винограда».
- Лоза ж златая
- им отвечает:
- «Покину ль я
- то вино, что бродит
- во мне, чтоб тешить
- богов, царей ли —
- покину ль хмель свой
- ходить над вами?»
- Тогда, отчаяв,
- рекут деревья:
- «Цари, терновник,
- над деревами».
- И отвечает
- нагой терновник:
- «Довольно ли
- наготы и терний,
- чтоб вам венчаться
- моей сенью? —
- А коли мало
- моих уколов,
- то выйдет огнь
- из среды терновой,
- как выходил он
- пред Моисея,
- испепелит
- великаны кедры,
- нагорны кедры,
- красу Ливана».
«Успокойся, дружище…»
- Успокойся, дружище:
- твоя совесть ПО-ЧИЩЕ,
- башмаки по-дороже,
- поджинсовей джинсы,
- ты участливей слетов,
- ты костлявее счетов…
- Что мы делаем, Боже,
- без него на Руси.
2
«Страшный Суд вверяя Богу…»
- Страшный Суд вверяя Богу —
- пусть со страху, сгоряча —
- может быть, я с веком в ногу
- и простил бы палача,
- но не названы ни имя,
- ни вина его черна —
- от того и непростима
- непростимая вина.
«А истина? – а истина…»
- А истина? – а истина —
- не лабиринт крота —
- как нагота таинственна,
- проста, как нагота —
- она умом незрячим
- окутывает нас,
- мы ж прячем ее, прячем…
- но как-то напоказ.
Улица Красикова
- Снизойдя до нашей прозы
- в тень отбрасывают тень
- внеслужебные березы,
- внеслужебная сирень,
- и, обтянутые в ситцы
- до мучных советских плеч,
- внеслужебные девицы
- движутся себе навстречь.
«Сгорблена его душа…»
- Сгорблена его душа,
- обветшавший дух,
- чуть ворча и чуть дыша,
- туг на зренье, слух:
- немотой обтянут рот,
- взор – нагой оскал —
- раз уж ты еще не мертв,
- хорошо, что стар.
«В январе полуодета…»
- В январе полуодета
- ах, весна, ты входишь в дом —
- начинаешься со света
- и кончаешься теплом.
- В путь пора, пятак мой медный.
- Солнце, тень свою не блазнь —
- да минует нас бессмертной
- ясности водобоязнь.
«Крапива. Забор…»
- Крапива. Забор.
- Задворки. Сарай.
- Не пойман – не вор.
- Не потерян – не рай.
- Когда этот свет
- не воротишь назад,
- когда нет как нет
- и когда рад не рад.
«Зимы белый свет…»
- Зимы белый свет.
- Беспутная высь.
- Как волки – след в след —
- и днесь, и надысь
- идут глухо, слепо,
- а оттепель слов:
- посмертные слепки
- застывших следов.
«Любите самовлюбленных…»
- Любите самовлюбленных,
- они-то вам не изменят
- ни с ангелом, ни с бесом,
- хоть век изменяют, но
- сухими они выходят
- постелей чужих из пены
- и разлюбить им вряд ли
- кого-нибудь суждено.
(Прич., 25,20)
- Это Он снимал одежду от стужи бел,
- это Он лил уксус себе на раны,
- это Он опечаленным лишь о печали пел,
- и Его ненавидели бездари и тираны.
Ноябрь 1986
«Земля кружится, воздухом прикрыв свои края…»
- Земля кружится, воздухом прикрыв свои края,
- НО БЕЗДНА ЯКО РИЗА ОДЕЯНИЕ ЕЯ.
- Луна кружится, кратеров все язвы заголя,
- НО БЕЗДНА ЯКО РИЗА ОДЕЯНИЕ ЕЯ.
- Кружится в танце парочка – бум-бум и тра-ля-ля,
- НО БЕЗДНА ЯКО РИЗА ОДЕЯНИЕ ЕЯ.
«Не римлянин, не иудей, не грек…»
- Не римлянин, не иудей, не грек —
- мертвецки трезвый русский человек,
- лишившийся не облика – его-то
- давно лишили школа, кодла, рота
- иль подвиг трудовой, то бишь работа,
- но ОБЛАКА, в которое, как тень,
- на миг он погружался, даже – БЛИКА,
- в глазах, как пепел блеклых – погляди-ка:
- как будто в клетке, он в очей сетчатке, Вень.
«Суждений порывы…»
- Суждений порывы
- сухи, как песок —
- мы немы, как рыбы,
- меж собственных строк:
- ведь рыба средь ила
- ль, на сковороде
- ни уха, ни рыла
- не смыслит в воде.
«Завиднелся лес…»
- Завиднелся лес
- еле… поневоле.
- Первый в сердце всплеск
- непредвзятой боли
- был, как первый крик
- предутренней птицы:
- просто «чик-чирик»
- в садике больницы.
«Спасенья ищи от унынья-греха…»
- Спасенья ищи от унынья-греха
- лишь в чистых глубинах, в ключах языка,
- лишь в речи изгибах, провалах, в самом
- забвенье ее о себе, обо всем.
«Вечернею зарею…»
- Вечернею зарею
- мир сделался опять.
- Меж жизнью и собою
- легко ли выбирать?
- Ты, словно жребий, выпал,
- а мнится, словно роль…
- Бог создал боль и выбор:
- иль выбор или боль.
«Калиостро (не граф)…»
- Калиостро (не граф),
- стихотворец-профан,
- стопы пересчитав,
- он продолжит роман,
- и взлетит высоко
- умозренью в укор —
- почерк крыльев его —
- его крыльев узор.
- Среди торсов и морд,
- нежилого жилья
- он составит кроссворд
- быть-иль-небытия.
- Что же мог этот маг?
- Поднят занавес век,
- но на сцене и мрак
- непроглядный померк.
- Все сказал до конца:
- «Опустеет музей —
- станет пылью пыльца
- крыльев бабочки сей».
«Не пренебрегайте…»
- Не пренебрегайте,
- вернейшие жены,
- ни любовью тайной,
- ни влюбленностью,
- ни влечением вечным
- мужчин, окружающих
- вас на улице, в метро,
- на царской службе… Вы
- все эти «подходы» и
- «подъезды» и косые
- взгляды и улыбочки,
- что просят кирпича, —
- как аккумуляторы
- вы их аккумулируйте
- и супругу вечером
- дарите сгоряча.
«Как странник, что из рока…»
- Как странник, что из рока —
- котомка и клюка —
- так и не узрев Бога,
- пришел издалека,
- клюку поставил в угол,
- котомка – в головах,
- лег на скамью и умер
- в потемках впопыхах.
«Непониманье – стена крепостная…»
- Непониманье – стена крепостная.
- Непониманье – живительный хмель.
- О, от стыда этот гнев не сгорает:
- в этом бою не бывает потерь.
- И глухота косной роскошью пышет
- и правоты попирает почет,
- но коль имеющий уши не слышит,
- он, хоть имеет уста – не речет.
«Отрезвитеся пьяницы…»
- Отрезвитеся пьяницы
- от вина ли от хмельного,
- возрыдайте, восплачьте ли
- до пианства пиющие —
- уж отъяся от ваших уст
- все веселья и радости,
- как от плоти отринутся
- ваши души истошные.
«С волками живший…»
- С волками живший
- вой себе по-волчьи,
- раб, обжирайся
- выданной гордыней —
- как не понять
- тоски твоей овечьей —
- повадки волчьей
- НЕДОДАРОВАНЬЕ.
«В священных словах покружив…»
- В священных словах покружив,
- нашел я ответ настоящий:
- СКРЫВАЮЩИЙ НЕНАВИСТЬ ЛЖИВ
- И ГЛУП КЛЕВЕТУ РАЗНОСЯЩИЙ.
- Душа ж твоя слишком нища
- для точного притчи прорыва,
- и ненависть, лишь клевеща,
- ты приоткрывал боязливо.
«Скорый в заступленьи…»
- Скорый в заступленьи
- Сын единый,
- посети же свыше
- жизнь Твоей рабы,
- порастеплив иней
- боль-недуга,
- и Себя прославить
- тем дабы.
28.7.1987
Баллада о захолустье
- Когда бы знать, когда бы знать
- свой срок и свой черед,
- две годовщины отмечать
- мне б полагалось в год,
- мне б полагалось дважды в год
- устраивать пиры
- для всех, кто до сих пор живет
- средь этой, брат, дыры.
- Когда бы знать, когда бы знать
- срок смерти наперед,
- я внес бы в чистую тетрадь
- приход свой и расход,
- и два бочонка б выставлял
- друзьям до той поры,
- покуда Бог меня не взял
- из этой, брат, дыры.
- Когда б нам знать, когда б нам знать
- вперед и день и год
- не за какие-нибудь пять
- минут до смерти – вот
- тогда бы освещали нас
- ДВЕ видимых зари,
- покуда нас Господь не спас
- из этой, брат, дыры.
«Сам будучи хлебом, что с неба грядет…»
- Сам будучи хлебом, что с неба грядет,
- хлебами пятью Он насытил арод.
- Но в чудо поверить Он не дал им сил —
- и сердце диавол им окаменил.
- В баркасе пославши их в Генисарет,
- поднялся на холм Он молитве вослед.
- Уж челн далеко – в средоточье пучин,
- а Он на земле остается один.
- Смеркалось, и знали апостолы страх,
- толкуя о рыбах, а не о хлебах.
- Тут ветер пустынный крыла распростер,
- и море нахохлилось, словно орел —
- и волны, как крылья оно развело,
- а бурь оперенье, как саван, бело.
- Молили они избавленье от бед,
- но Он уж по водам ступал им вослед.
- И видя неверья их мертвую гладь,
- сперва маловеров хотел миновать.
- Размеренным шагом все ж шел Он к челну,
- и кланялось море волнами Ему.
- Он шел по волнению бурной воды,
- и волны пред ним распрямляли хребты,
- вскричали двенадцать со страху ль, спроста
- Христа принимая за призрак Христа.
- Но рек Он, в неверии их не виня:
- «Аз есмь токмо аз – не страшитесь меня».
- «О, Господи, – Петр воскликнул Ему, —
- вели, чтоб и я мог ступить на волну».
- «Иди, – отвечал ему Бог, и пошел,
- но вере легчайшей сомнений тяжел
- был камень – как камень пошел Петр ко дну.
- «Спаситель, спаси, – прокричал он, – тону».
- Втащил маловера Спаситель в баркас,
- и бурное море затихло сейчас.
- Челн к генисаретской причалил земле,
- лежавшей в тогдашнем и нынешнем зле.
«В главе 4-й от Луки Диавол…»
- В главе 4-й от Луки Диавол —
- на гору возведя в пустыне Спаса,
- с ней показал Христу во мгновенье ока
- все царства мира и все богатства царски.
- В той же главе евреи Назарета
- на гору вновь они возвели Христа и
- смерть показали, что лежит в низине —
- сбросить грозя. Но тут Христа не стало.
«Связует нас ненастье…»
- Связует нас ненастье:
- в его пустотах ты,
- как испытавший счастье
- на горестном пути,
- и нам не мрамор-памятник
- за жизненной чертой,
- а маятник, а маятник
- кивает головой.
3
«Рыдайте, врата!»
Ис., 14,31
«Слез наготу не обнажая, скорбных…»
- Слез наготу не обнажая, скорбных
- душ не прикрывши шелком голошенья —
- лишь капель воска свеч заупокойных
- живое жженье.
«Кругом топтались ноги…»
- Кругом топтались ноги.
- Дыхания дымок
- окутал лица многи.
- И понял я, как мог,
- что все мы одиноки,
- лишь ты не одинок,
- уйдя от нас за сроки,
- за свой последний срок.
«Всё ближе твой уход…»
- Всё ближе твой уход
- из соприкосновенья
- со зримым миром тленья
- в свет безвозвратно «тот».
- Я рад, что холодней,
- чем пьяною слезою,
- прощался я с тобой
- все эти сорок дней.
«Смерть – водопад недвижного потока…»
- Смерть – водопад недвижного потока
- в мир, уж во всяком случае, безводный.
- Смерть это тоже ВОПЛОЩЕНЬЕ, только
- души БЕСПЛОТНОЙ.
«Твое наследство не только труд, но веха…»
- Твое наследство не только труд, но веха:
- «здесь» или «там» – глядел ты слишком вольно —
- а ко двору приходится от века
- только дворня.
Ноябрь 1986
«Иль – вверх, иль – вниз…»