Под музыку Вивальди Величанский Александр
- Иль – вверх, иль – вниз,
- иль сторонишься краем,
- но знаешь из
- Евангелия ты:
- воскресший во плоти
- неузнаваем,
- и как теперь найти
- тебя, найти.
«Стал ты теперь причастен миру мертвых…»
- Стал ты теперь причастен миру мертвых
- и Воскресенья таинству причастен.
- Будь снисходителен к нашему горю в горних —
- прости, несчастных.
25.11.1986
«Знать, ни сумы, ни посоха не надо…»
- Знать, ни сумы, ни посоха не надо
- (сколь неподвижен порог и позадь – дорога),
- если уходит душа в страну возврата,
- в страну итога.
28.11.1986
«Свет ОДИН. Мы не живем…»
- Свет ОДИН. Мы не живем —
- я на этом, ты – на том —
- на одном живем мы белом свете —
- фотография твоя
- с пробелами бытия
- тем живее на былом портрете.
«Стихи – это радость…»
- Стихи – это радость,
- а Грузия – грусть,
- пусть светлая и незабвенная пусть.
- Друзья – это радость,
- а Грузия – грусть,
- пусть верная и неизбывная пусть.
- Любовь – это радость,
- а Грузия – грусть,
- пусть страстная чаще для виду, но пусть.
- Краса – это радость,
- а Грузия – грусть,
- пусть спеси пустынной исполнена – пусть.
- Вино – это радость,
- а Грузия – грусть,
- и стол наш сегодня невесел и пуст.
- Но вот что таят в себе все письмена.
- Любовь для чего нам и дружба дана,
- но вот в чем секрет и красы, и вина:
- коль Грузия – грусть, значит – радость она.
«Эх, Джемали, вправду мы ли…»
- Эх, Джемали, вправду мы ли
- в беспрепятственной дали
- вверх по Барнова ходили,
- вниз по Барнова пошли?
- Так уж мир устроен или
- миг: «тогда», «сейчас», «потом» —
- вниз по Барнова ходили,
- вверх по Барнова пойдем.
- Не забуду и в могиле
- вросший в дерево балкон…
- Или вниз мы не ходили?
- Или вверх мы не пойдем?
- Ты – Джемал Аджиашвили,
- паспортным клянусь столом,
- Величанский я – ходили
- и теперь стоим на том.
- Днесь в наигрузинском стиле
- твой благословляю дом.
- Так уж нас благословили:
- есть извечный смысл и в том,
- что, взглянув на вечну зелень,
- на запас голубизны,
- мы исчезнем, словно Зэмель,
- с милого лица земли.
«Рад или не рад я…»
- Рад или не рад я,
- но «химеры» прах —
- черта-с-два бурят я,
- черта-с-два поляк.
- Трудно плыть по руслу
- отческих кровей —
- черта-с-два я русский,
- черта-с-два еврей.
- Да и православный
- я едва-едва.
- Но сродни средь зла мне
- край твой, татарва.
«На реках Вавилонских…»
- На реках Вавилонских
- там мы, сидючи, плакали,
- поминая Сион-гору,
- Сион-гору Господнюю —
- поминая лишь памятно,
- схоронив голоса в гортань,
- по ракитам развесивши
- наши гусли, пластири ли.
- Полонившие нас в полон
- говорили: «Воспойте нам
- ваши песни сионсие
- со сионским веселием».
- Как же Господу песнь воспеть
- на земле, на безбожныя?
- и 136-й псалом
- мы покорно пропели им:
- «Коль забуду, Ерусалим,
- я тебя на чужой земле,
- пусть отсохнет рука моя,
- крестно знамя творящая,
- пусть язык закоснеет мой,
- пусть ко горлу прилепится,
- коль не станет Ерусалим
- солью песни – веселия».
- Да припомнится ворогам,
- как с весельем рекли они:
- «Рушьте, рушьте до камушка
- до пуста Ерусолим-град».
- Дочери вавилонские,
- век пребудьте бесплодные,
- как бесплодна без нас земля,
- вся земля иудейская.
- А коль младня спородите,
- пусть же враг, Богом посланный,
- о камень разобьет его
- разорения нашего.
«Твоя дорога из дорог…»
О. Васильеву
- Твоя дорога из дорог —
- дорога в родину и в рок:
- бредет обочиной кривою
- осинничек, не чуя ног —
- он беспросветен, словно «вдруг»,
- он полн, как колея, водою,
- давно ни свет он и ни мрак;
- и страшно бы, когда б не шаг,
- безгрешный шаг твой за спиною.
«Запомнить сразу…»
- Запомнить сразу
- значит зазубрить —
- пейзаж ли, фразу,
- знаний целый том,
- но связь иная
- есть – иная нить:
- мы все запоминаем,
- но потом.
«У веселия на дне…»
- У веселия на дне,
- где мы тешились гулянкой
- не с Кузнецким рядом, не
- уж тем более с Лубянкой —
- в двух нетвердых, но шагах,
- у его подножья прямо —
- у Николы в Звонарях —
- благолепнейшего храма.
«Ветер с рощей ссорятся…»
- Ветер с рощей ссорятся
- на исходе дня.
- СОЖЖЕННОГО СОВЕСТЬЮ
- помилуй меня.
- И всю ночь, наверное,
- длится их грызня.
- Ты ж БЕЗДЕРЗНОВЕННОГО
- помилуй меня.
- Чтоб опять сподобиться
- видеть: осень-скит
- сожженная совестью
- Тебе предстоит.
«Что ж душа? – Иль воздух-вздох?..»
- Что ж душа? – Иль воздух-вздох?
- Или спрятанная влага?
- или алой крови ток?
- иль страстей бродячих брага —
- нет ей имени живаго,
- если есть она – то Бог.
«Печальная отчизна…»
- Печальная отчизна,
- ты не затмила их —
- тех дней без укоризны,
- мелькнувших словно блик,
- когда на сердце чисто,
- и каждый вздох, как стих,
- все эти числа, числа
- и годовщины их.
«Он поэт безупречный, и это не лесть…»
- Он поэт безупречный, и это не лесть.
- Но в порядке решения тысячи личных проблем
- ему свойственно дико и глухо, и немо ко всем
- со своими обидами и оскорбленьями лезть.
«За душой – ни гроша…»
- За душой – ни гроша,
- за душой – лишь душа,
- да и та —
- маята —
- больно уж хороша.
«Утренний лес…»
- Утренний лес
- это – ночь наяву.
- Свет, как болезнь,
- неприятен ему.
- Тою же пущей
- стоит он, застыв,
- словно пропущенный
- сквозь объектив.
- Тысячи веточек,
- веток, сучков,
- листьев – навечно
- застыли. Таков
- брак тьмы и солнца:
- тускнеют, смотри,
- туманов кольца
- на пальцах зари.
«Пленяли нас не раз…»
- Пленяли нас не раз,
- не первый раз из плена
- ушли мы, взяв запас
- мацы. И по колено
- моря нам были – мок
- лишь враг, чем глубже в сердце
- наш возносился Бог,
- и криков «сгинь, рассейся,
- чужого праха персть!»
- в ушах навязла глушь, но
- «Како воспоем песнь
- на земле чуждой?»
«Никогда не увидите вы…»
- Никогда не увидите вы,
- как березы растут из травы,
- из коры ль заскорузлой – побег,
- из беспутной толпы – человек
- иль как храмы, о высях скорбя,
- каменисто стекают с себя —
- благодатными водами с гор —
- как не видел и я до сих пор.
«Всей силой древа свет вберет…»
- Всей силой древа свет вберет
- и силе древа вмиг отдаст
- слепая ветвь – и кислород
- овеет благодатью нас:
- вот так и наше среди тьмы
- раздвоенное естество:
- «ВНУШИ МОЛИТВУ И ВОНМИ
- МОЛЕНЬЮ СЕРДЦА МОЕГО».
«Теперь я птица: у меня…»
- Теперь я птица: у меня
- есть клюв, есть хвост, есть пух и перья,
- не фигуральные крыла
- сгибаются в суставах словно
- рука в локте, и ноги есть
- чешуйчатые и с когтями —
- их цепче взор мой – он в виду
- окрестность всю имеет сразу,
- вот я в нее слетаю с вяза,
- и испражняюсь на ходу.
По пуху серому Оки
- Оки напористой по руслу,
- в пространстве сером, как шинель,
- я плыл не в славную Тарусу,
- тем более – не в Коктебель,
- а в, как ее?.. – забыл названье,
- верней, оно ушло на дно,
- что глубже даже ПОДсознанья,
- и, как часы, заведено
- на некий миг. Наш челн беспутный
- бил лопастями по реке
- с таким отчаяньем, как будто
- тонул земли невдалеке.
- И на корыте том паршивом,
- против которого Ока,
- одним на свете пассажиром
- я был в виду у старика:
- в тельняшке, трезв и опечален,
- не очень трезв, но и не пьян,
- он челн свой безбилетно чалил
- к своим безлюдным пристаням,
- надеясь, что с узлом-прилавком
- и за спиной, и на груди
- из пустоты возникнет бабка
- и крикнет: «Милай, погоди!»
- Но ничего не возникало —
- лишь берега в Оке по грудь,
- и я до своего причала
- решительно решил соснуть,
- что в те поры не составляло
- труда мне – вдруг хрипатый крик,
- и вот уж тащит, как попало,
- меня на палубу старик,
- совсем зашедшийся от крика:
- «Все счастье редкое проспишь, —
- кричал старик, – гляди, гляди-ка,
- гляди, мудило, – БЕЛЫЙ СТРИЖ!»
- И я увидел средь зигзагов,
- вблизи черневших и вдали,
- стрижа белее белых флагов…
- увидел, только к счастью ли?
«Ниже выцветшей зари…»
- Ниже выцветшей зари
- там, где птицы «сизари»
- не летают между крыш,
- а на задних лапах лишь
- жадно рыщут меж плевков
- и окурков – кто таков? —
- кто лежит меж голубей —
- расстрелянный воробей.
Набросок портрета одной поэтессы
- Сама в себя упрятана краса —
- ее извне еще обдумать надо.
- Она, как глянцем вылощена вся —
- от облик до слов условных злата.
- Но так, как ее добрые глаза
- малы, и доброты в них маловато.
«Всю зиму снег…»
- Всю зиму снег,
- знай, возносился,
- а вот и сник.
- Обманом слыл,
- небесной манной —
- вдруг нету сил —
- одна вода…
- Весна-усталость,
- но в миг, когда
- очнулась вдруг
- и вдруг всплеснула
- ветвями рук:
- кругом ни зги —
- под деревами,
- как под глазами
- ее, – круги.
«Морей раскинутые сети…»
- Морей раскинутые сети,
- вершины храмов, гор прибой —
- как много, Господи, на свете
- еще не виданного мной…
- Но разве невидали эти
- сравнятся с невидалью ТОЙ?
«Здесь зимою, куманек…»
- Здесь зимою, куманек,
- на вес золота денек,
- а уж ночь-то дешева —
- еле утра дожила,
- но зато с зарею Русь,
- как на алых лапках гусь,
- колыхается.
«Судьба, что колечко…»
- Судьба, что колечко —
- распаялось только —
- станет как литое —
- сольется навечно:
- кто косою косит,
- кто крестами метит,
- времечко-то спросит —
- извечность ответит.
«Хлебниковская русалка?..»
- Хлебниковская русалка? —
- нет – та в омуте живет —
- наша же – среди болот
- выступает, как весталка,
- как весталка без хвоста,
- ибо торс ее раздвоен,
- что не видно нам за слоем
- тины – в ней по пояс вся
- берегиня наша: на
- язве уст – остатки гимна…
- Берегиня! берегиня!
- сколь по пояс ты стройна.
«Не злорадствуй, милый мой…»
- Не злорадствуй, милый мой:
- крив рожок, да звук прямой.
- Хоть правы твои слова,
- но душа твоя крива.
«На земле стоит напев…»
- На земле стоит напев,
- как высокий шум дерев,
- когда ветер или «дух»[24],
- заломив им ветви рук,
- клонит долу их, а сам
- не молится небесам.
«Тот, кто родился в Назарете…»
- Тот, кто родился в Назарете,
- был тем, чего я не пойму:
- все именуется на свете,
- но нету имени Ему —
- названья есть, но шиты гладью
- условности людских словес,
- поскольку Он не есть ПОНЯТЬЕ,
- а просто нету или есть.
«Невеста неневестная…»
- Невеста неневестная,
- Господа Бога родшая,
- предвечно в мире бывшего,
- во тленну плоть сошедшего,
- всем людям – Бога сущего,
- Себе – Невесте – Господа.
«Сусальна золота сентябрьская гарь…»
- Сусальна золота сентябрьская гарь.
- Октябрь, заржавело твое злато.
- Душа ж до Покрова зеленовата,
- как встарь, моя прекрасная, как встарь.
«Лес Тебе, закатно тлея…»
- Лес Тебе, закатно тлея,
- причастился, чуть дыша,
- это кровию Твоею
- очищается душа.
- Собираются в леса
- дерева-единоверцы,
- в сердцевине, т. е. в сердце
- пепел слов Твоих неся.
«Не читайте биографий…»
- Не читайте биографий
- бунтарей, вождей, поэтов —
- на свой лад неладен всякий —
- мрамор сгорбится фигур
- столь блестящих; исказится
- слава их, и на портретах
- чуждо обнажатся лица
- под вуалью крокелюр.
«Обоюднодесте…»
- Обоюднодесте
- распрямленных спин.
- «Но диавол есть и
- среди вас един», —
- так Господь вещал им,
- и, потупя зрак, —
- «Уж не я ли – диавол», —
- в страхе думал всяк.
«Мы внемлем мессы звукам вечным…»
- Мы внемлем мессы звукам вечным,
- где в каждой ноте пробил час,
- но в нас какой-то вихрь заверчен,
- и хочется вина и женщин —
- святой гармонией увенчан,
- а хочется пуститься в пляс.
«Удел двоих…»
- Удел двоих
- любить сквозь грех
- сперва на миг,
- потом на век —
- и вы правы,
- когда вдвоем
- схватились вы
- с небытием.
«Он был невидимо красив…»
- Он был невидимо красив,
- хотя был палачом (курсив),
- и плод познанья надкусив,
- не канул в тайнах Леты:
- о, нет: доныне не зачах
- огонь в слепых его очах,
- златые кудри на плечах
- лежат, как эполеты.
- Он умер, но остался жив,
- хотя был палачом (курсив),
- к нему, заслышавши призыв,
- текут забвенья реки —
- не тем красив он и силен,
- что златокудр, как ангел он,
- а тем, что как слепой закон,
- он САМ забыт навеки.
«Мгновений тех без края…»
- Мгновений тех без края
- святая простота.
- И всюду – золотая
- вечерняя вода.
- Все: небо с голым садом,
- нас и проводки нить
- вода вечерним златом
- готова отразить.
- Лес вышел на опушку:
- как припозднился май!
- Мы слушаем кукушку:
- «считай», «считай», «считай».
30.11.1986
«Чем глубже к нему следы…»
- Чем глубже к нему следы,
- тем лучше в срубе самом:
- среди огромной зимы
- глубоким он полн теплом.
- И тяга печная ввысь
- уносит дым сигарет,
- слова и песни, и мысль,
- невысказанную, нет.
- Вот тяга печная, но,
- в отличие от земной,
- ей в небо нести дано
- все то, что стало золой.
««Аминь, аминь, – глаголит, – впредь…»
- «Аминь, аминь, – глаголит, – впредь
- хотя вы тлен и прах,
- но Царство Божие узреть
- сподобитесь на днях».
- И чрез неделю Иисус
- учеников ведет
- на гору горнюю, боюсь —
- одну из тех «высот»,
- где идолам молился всяк
- язык окрестный, и
- там, где крутой подъем иссяк,
- они стоят одни —
- Иаков, Петр и Иоанн
- и перед ними – Тот,
- кто Сам Себе среди крестьян
- Предтечею слывет.
- Но вдруг пророка нет, как нет —
- им зреть дано на миг
- и ризы белы, яко свет,
- и, яко солнце – лик.
- Тут сон горы тяжеле всей
- свалил их с хилых ног.
- Но им приснился Моисей
- и Илия, и Бог.
«Рылеевские «завтраки». Часа…»
- Рылеевские «завтраки». Часа
- ну, этак в два – четыре пополудни,
- и шуб, и перевязей колкая краса
- оставлены пока в прихожей. Судьи
- на скромный сей сошлись синедрион:
- Бестужев… Греч… И под мундиров ряской
- горят сердца, как зимний небосклон.
- За окнами – мороз: пустой, сенатский.
- Горюет сам Булгарин: о-хо-хо,
- так где ж хотя б лафит, коль не «Клико» —
- слова, слова и, чтоб им было пусто,
- российский квас да кислая капуста.
««Вечности день» велик…»
- «Вечности день» велик —
- к чему исканья
- сравнений: миг,
- звезда, песчинка, капля.
- Суть величин
- есть встреча на просторе:
- «Здравствуй, песчинка!»,
- «Здравствуй, капля в море!»
«А ночами зимой…»
- А ночами зимой
- зол мороз-постовой…
- то ли в стены из бетона
- вьюга бьется головой,
- то ль всю ночь напролет
- снег поземкою бьёт
- свои земные поклоны
- тебе, холод, тебе, лед?
«Нет, нельзя печали…»
- Нет, нельзя печали
- указать дорогу,
- нет, нельзя отраде
- долго греться тут
- у печурки – в путь пора
- туда, где, слава Богу,
- кудреватые ветра,
- как ангелы, поют.
«С какого конца не зажигай…»
- С какого конца не зажигай
- свечу – с начала ль, с конца —
- давно потерян твой чахлый рай,
- и слиплись черты лица —
- сначала предавший предаст в конце
- и, походя, невзначай
- предаст в середине. Коль нет в лице
- обличил… обличай.
«Скорей засыпай…»
- Скорей засыпай
- или слушай впотьмах
- подопытный лай
- больничных собак —
- он, слышимый днем,
- не так одинок…
- Давай же соснем
- на положенный срок.
«Нищий, годами сидевший у Красных ворот…»
- Нищий, годами сидевший у Красных ворот
- Храма, был хром от рожденья и жил подаяньем.
- Он попросил у Петра с Иоанном, и вот
- те углядевши в душе его свет покаянья, —
- «Нету, – рекли, – у нас золота иль серебра,
- но подадим от Иисуса тебе исцеленье:
- встань и ходи»… И колени его, как вода
- тряские, мигом окрепли, и, словно олень, он
- ходит и скачет, как серна ль, у Красных ворот.
- «Вот и хромой», – люд глядел, как скакал он средь пыли.
- И многолетний обман заподозрил народ.
- И исцеленного злыми камнями побили.
«Индустриализации дымы…»
- Индустриализации дымы
- качались в небе. Смазавши наганы,
- и не довольствуясь одним
- гудком бесплатным заводским,
- «котлы» снимали с граждан уркаганы,
- и мы рождались с наступленьем тьмы.
«Нет ничего страшнее правых дел…»
- Нет ничего страшнее правых дел,
- ну, разве что, неправые, но те хоть
- не прячутся за правоты пробел…
- Куда бы нам уйти или уехать?
«Кладбище нагое…»
- Кладбище нагое,
- как горе… Смотри —
- так вот что такое
- «земли» «пузыри»:
- то пучится почва,
- надрывом могил,
- кустарник чтоб молча
- меж ними ходил.
«В утробе – стать монастыря…»
- В утробе – стать монастыря,
- на праздник в «зимнем» храме,
- сойдясь из дальних деревень
- дорогою большой —
- кто молится перстами лишь,
- кто молится устами,
- кто молится ушами, кто
- соблазном иль душой.
«Чуть детства невинная маска спадет…»
- Чуть детства невинная маска спадет,
- враз в щели морщин глянет древний народ —
- и взглядом голодным наполнит глаза,
- и все же безродна душа-егоза.
«Наступает момент…»
- Наступает момент,
- когда можно спастись
- легкомыслием лишь —
- им и прежде спасались —
- в легкомыслии есть
- и паденье, и высь —
- кому – хлеба на труд,
- кому – водки на палец.
«Под горчичными ветвями…»
- Под горчичными ветвями
- им слетаться не дано —
- птицам, что давно склевали
- то горчичное зерно,
- то, которое – всех мене,
- а коль всеяно, дает
- больше всех тенистой сени,
- укрывающий полет.
«Как прах, что приобщили…»
- Как прах, что приобщили
- ко праху и крестом
- навеки отличили,
- где «до» и где «потом»,
- так одинок на тризне,
- как совесть или сон,
- вдруг знание от жизни
- не отличает он.
«Ушел, как оглашенный…»
- Ушел, как оглашенный,
- раскаяньем палим,
- из храма столь блаженно
- воздвигнутого им —
- из каменного рока,
- из извести веков
- в нарышкинском барокко
- кудрявых облаков.
«Пересчитывая стопы…»
- Пересчитывая стопы,
- словно мелочь – крохобор,
- вы полны высокой злобы,
- но бескрылы, как укор —
- кто вы? – камень ли в полете,
- опустевшая ль праща? —
- но лица не обретете,
- маску тщательно ища.
«Вдруг настанет день, когда…»
- Вдруг настанет день, когда
- не настанет света,
- прошлогоднею листвой
- сухо прошурша,
- за пустынною весной
- не настанет лето,
- за чуть теплым летом вслед —
- осень хороша.
«Близость это свойство дали…»
- Близость это свойство дали.
- Близорука жизни злость:
- в тесноты глухом подвале
- сблизиться не удалось
- никому ни с кем – все дальше
- стискивает нас толпа
- от оксюморонов фальши
- беспросветна и тупа.
«Прав пророк и потому…»
- Прав пророк и потому —
- страшной правотою —
- раз грядущее ему
- то же, что былое.
- Заживут ли язвы все
- под его устами,
- но с рассветом ясности
- времени не станет.
«Лета миг – как будто не пил…»
- Лета миг – как будто не пил:
- вековечно наг и нищ
- белый, словно белый пепел,
- черных посреди кострищ.
- Лета миг – как будто не жил:
- ночи мрак – как пепел сед,
- свет твой безнадежно нежен,
- словно тьмы грядущий след.
«Короче этот выдох…»
- Короче этот выдох
- табачный и, увы,
- родившись от убитых,
- всю жизнь они мертвы —
- до рокового жженья
- в груди, до седины —
- зато столпы крушенья
- в них не сокрушены.
В стране, что под волной
- Всяк кельт измлада знал о том,
- что обретет покой
- не на заморских островах,
- не в небе над собой
- и не в Аиде, не в аду —
- под бренною землей —
- в окрест лежащая стране —
- в «стране, что под волной»,
- что даже, лежа на земле,
- ты должен утонуть,
- но из «страны, что под волной»,
- к нам не заказан путь —
- хотя слепым, хотя глухим,
- в забвении по грудь —
- ты можешь к нам придти живым,
- как ледяная ртуть.
«Узы дружбы – узы все ж…»
- Узы дружбы – узы все ж:
- цепи, кандалы:
- никуда ты не уйдешь
- от себя, от них,
- и скрываются друзья
- в той же, брат, дали,
- чей зазор меж нас всегда
- был не узок ли?
«Как из синя моря…»
- Как из синя моря,
- как из дальней дали
- ко берегу волны
- ползут, подползают,
- сединой увенчаны,
- вретищем прикрыты —
- кланяются низко,
- а глядят высоко.
«Всяк, кто жил без крова…»
- Всяк, кто жил без крова,
- знает и без слов:
- ночью небо – прорва,
- а днем небо – кров:
- ипостась ли ада
- или рай хорош —
- ночью небо – правда,
- а днем небо – ложь.
«Хотя они безгрешны…»
- Хотя они безгрешны
- и духом высоки,
- как в небесах скворешни —
- до гробовой доски
- им надобна соблазна
- испытанная власть:
- быть ангелом опасно,
- поскольку можно пасть.
«Я еще не знаю, брат…»
- Я еще не знаю, брат,
- сколь тенист Аид,
- сколь смолой своею ад
- до краев налит,
- но давно звучит во мне,
- словно лейтмотив,
- ностальгия по земле,
- на которой жив.
«Ветер воющий по-волчьи…»
- Ветер воющий по-волчьи.
- Среди бела дня – огни.
- Электрические ночи.
- Электрические дни,
- когда свет не поглощает
- окружающая тьма,
- но как легкое отчайнье
- в нем замешана сама.
«Весь иудаизм твой, предвечный Господь…»
- Весь иудаизм твой, предвечный Господь,
- есть лишь Откровения крайняя плоть.
- Весь социализм наш, трехзначный Господь,
- был лишь Откровения крайняя плоть.
- Неверия плод надкусивши, Господь,
- Твой нынешний люд – только крайняя плоть.
«Ах, Сирах, впрямь не жаль ведь…»
- Ах, Сирах, впрямь не жаль ведь
- нам заклинателя,
- когда его ужалит
- ослушница-змея —
- смеется созерцатель,
- а я своей стезей
- иду, как заклинатель,
- ужаленный змеей.
«Я три года жил среди…»
- Я три года жил среди
- Беловежской пущи
- и средь окружающей
- тосковал среды —
- даже чем красивей лес,
- поляна ли – тем пуще —
- об огромном городе,
- где-то впереди.
- Никакой не урбанист,
- но тем ведь и печальней —
- без теорий – просто так
- тосковать во сне,
- на проклятом ли яву
- хоть по Ново-Песчаной
- иль по Горьковско-Тверской
- гранитной кривизне.
- Нагляделся я болот
- под Пинском – это доля,
- это рок, а не земля
- и не водоем.
- Я согласен с куликом,
- и не напрасно поле
- названо Куликовым, —
- за ним же отчий дом.
- Нет, березок лапать мы
- напоказ не будем,
- свою дурь исконную
- пробивать в закон —
- кто по городам скучал
- сильнее, чем по людям,
- без которых город сам
- пусть и незнаком.
«Как объятые счастьем двое…»
- Как объятые счастьем двое
- вдруг объятыми всей вселенной
- ощущают себя на миг лишь,
- но за миг этот жизни ложь
- всю отдашь той же необъятной,
- той же длительной и нетленной
- ледяной пустоте, к которой
- в одиночку всю жизнь идешь.
«Не в новом районе…»
- Не в новом районе,
- не в дальнем краю
- таежном – нет, я
- заблудился в раю,
- где дерево жизни
- средь чащи в ночи
- от древа познанья
- поди отличи.
Ода на сорокалетие возлюбленного брата
«И навсегда простились с небытьем».
А. Ахматова
- Чрез изуверство иль веру, но люди не зря
- братства отвека взыскуют, взыскуя добра:
- кровью Господней иль ближнего кровью хотя б
- кровно по-братски навеки связаться хотят.
- Несть же замены насущнейшей этой нужде,
- ибо без братства живут они в кровной вражде,
- ибо ничто не связует их крепче, родней:
- дети уходят из лона своих матерей;
- Авель Адамом и Каин Адамом рожден —
- рознь породивши, Адам понимает: не он
- создал их, чуя в жене сокровенный обман,
- что за порок первородно ему богодан.
- Сводится к братству людская тоска по родству:
- хочется сыну и хочется старцу-отцу
- либо сынами единого Господа стать,
- либо, сыскав Богоматерь (единую мать),
- чистого братства безгрешно достичь. И не зря:
- братству земному основа – та кровь, что земля
- первый раз выпила из человеческих ран…
- Братство земное стоит на крови, словно храм.
- Пусть же любовь от себя укрывается в скит.
- Дружеством Иов по горло коростное сыт.
- Узами братства да свяжем развал наших дней —
- связи отвека отраднее нет и трудней.
- Брат, сорок лет, как мы братья – за этот же срок
- пустошь свою Моисей, наконец, пересек.
- И оттого ль, что запомнил младенчески я
- несколько лет твоего с нами небытия,
- я понимаю яснее, за что же мы пьем
- в день твоего расставанья с небытием:
- празднуем мы бесконечной пустыни конец,
- а не начало слепое. Не так ли, отец? —
- вечным молчаньем слова мои днесь подтверди,
- сына поздравь с мирозданием – алаверды.
«Три раза ты приснилась мне, но первый раз коварно…»
- Три раза ты приснилась мне, но первый раз коварно:
- когда к смеющейся тебе я было прикоснулся,
- как рыба, обернулась ты моей подружкой прежней,
- и смех твой простодушный стал ее злорадным смехом.
- Когда же ты решилась вновь присниться мне, я было
- уже смеющейся тебя коснулся, но внезапно
- прозрел и вынырнул из сна, как из пучины – рыба,
- но долго слышался в ночи твой смех, как день, невинный.
- Когда ж ты в третий раз пришла тревожить сон мой грешный,
- и я смеющейся тебя не «было», а коснулся,
- не тело обнял я, а смех бесплотный и беззлобный,
- устами тронув не уста – какой-то детский лепет.
Без одиночества
- Про одиночество я врал
- и самому себе скорее —
- я – человек, и слишком мал
- для одиночества – имея
- друзей и братьев, Галатею,
- был одинок я не вполне,
- но я был одинок пред НЮ:
- со смертью всяк наедине.
- Тогда ЕДИНСТВОМ называл
- я одиночество кичливо.
- Но одиночество – развал,
- предательство, забвенье, либо
- такое царственное диво,
- какое не под силу мне.
- Передо мною кружка пива:
- со смертью всяк наедине.
- Но я тогда от счастья вел
- счет одиночеству. В итоге
- его и вправду я обрел,
- но только как иголку в стоге.
- А мне б рассчитывать о Боге,
- которого я был извне…
- Снег отрясая на пороге,
- со смертью всяк наедине.
- Вот снег тот вправду одинок.
- Но мы-то здесь, но мы-то дома.
- За нами щелкнувший замок
- звучит, как музыка, без взлома.
- И мы беседуем. Истома
- недугов, бед – души на дне.
- И там же жмется аксиома:
- со смертью всяк наедине.
- Зима все злее, видит Бог,
- зима – мерзавка, недотрога.
- И мы сошлись на огонек,
- диковинный в ночи – нас много,
- но одиноки мы убого
- и в единении, зане
- без одиночества – без Бога —
- со смертью всяк наедине.
4
«Не в высях простертых…»
- Не в высях простертых,
- а где-то у нас
- как прежде, растет он,
- растет про запас —
- пусть гол и безлюден —
- не там и не тут —
- но ангелы лютые
- рай стерегут.
«Все движения природы…»
- Все движения природы
- столь незримы – ни частиц
- мы не видим, ни микробы
- нам своих не кажут лиц.
- Но гляди – девица… Мы с ней
- чуть знакомы, но ей-ей —
- неподвижнейшие мысли —
- под игрой ее кудрей.
«Хоть сыплется струйкой…»
- Хоть сыплется струйкой
- точнейший песок,
- хоть станет разлукой
- и мелкий поток,
- о коем Державин
- или Гераклит,
- когда жизни жаль им,
- толкуют… Но влит
- в движенье первичный
- покой. И извне,
- но вечность статичной
- мерещится мне.
«Грамотность нужна нам, блядь…»
- Грамотность нужна нам, блядь,
- поголовная, как стадо,
- чтобы всякий мог, коль надо,
- но донос, а написать.
- Грамотность нужна нам, блядь,
- вездесущая, как атом,
- чтоб не Пушкина – куда там,
- но повестку прочитать.
«Не город мертвых – град кумиров…»
- Не город мертвых – град кумиров,
- град памятников – их мундиров,
- сапог испанских, галифе,
- шинелей длинных и т. д.
- Здесь конь Калигулы отлитым
- по пьедесталу бьет копытом,
- град указующих десниц,
- гранитных брюк, жилетов, лиц.
- В порядке наших дел амурных,
- как мусор в столь помпезных урнах,
- давай же встретимся с тобой,
- где всенароднейший герой
- окутан бранной славой,
- стоит палач безглавый.
«Да, мы не верим в приведенья…»
И.Б.З.
- Да, мы не верим в приведенья —
- невидимы – но обретясь
- в незримом мире, в запредельном
- они-то сами верят в нас?
«Любовь и ненависть, позор, добро и зло…»
- Любовь и ненависть, позор, добро и зло —
- что было, то как раз и не прошло,
- а то, что не бывало,
- как раз и миновало,
- как холода не ставшее тепло.
«Заворожено, чуть дыша…»
- Заворожено, чуть дыша,
- мне видеть довелось,
- как между леса-миража
- бежал бесшумный лось —
- в лесу, пригрезившемся мне,
- сей лось мелькнул, как сон,
- но как Плисецкая горе
- вздымал колена он.
«Белый день – то рай Господний…»
- Белый день – то рай Господний.
- Ночь черна – то ад напрасный.
- А уж сумрачно, ненастно,
- надо быть, во преисподней.
«Что ж было? – похоти гульба?..»
- Что ж было? – похоти гульба? —
- поди теперь пойми —
- ведь я был пьян, она глупа,
- и все забыли мы.
- Ан помним эти времена,
- как взятые взаймы,
- хоть я был зол, она пьяна,
- и все забыли мы.
- Но друг без друга всяк из нас,
- как нищий без сумы,
- иль, как без хохота паяц,
- раз все забыли мы.
«Не грядкой дерна в мире кратком…»
- Не грядкой дерна в мире кратком,
- не вздохом вечно молодым,
- а станем мы миропорядком —
- ведь мы и были им.
«Сосулькой с неба к нам стекла…»
- Сосулькой с неба к нам стекла.
- Вокруг нее – тела, тела
- холодные – тепло их переходит
- в ее извечный холод —
- ведь холод вечно алчен до тепла.
«Дождь всенощной утром…»
- Дождь всенощной утром
- курится, как дым,
- но зрением утлым
- мы видим за ним —
- пусть тускло,
- пусть слепо
- «дождь в глине увяз»,
- что зоркое небо
- глядит не на нас.
«Сквозь безвозвратность лживую…»
- Сквозь безвозвратность лживую
- все в мире ярче, но
- обратной перспективою
- искажено:
- как будто погрузился всяк
- предмет себя на дно,
- и стало явственней, чем знак,
- лица ль, души пятно.
«Август – иль как не бывало…»
- Август – иль как не бывало
- лето? или даль честна?
- Август? – не конец – начало,
- август – осени весна.
- Август – созреванья сгусток,
- но у августа тайком,
- как у автора «Августы»
- в теплом горле – снежный ком.
«Судьбы такая малость…»
- Судьбы такая малость
- осталась нам с тобой,
- но то, что миновалось —
- осталось: голубой,
- зеленый цвет и алый
- иль белый – пусть она
- судьбы
- не миновала —
- гнилая желтизна.
«Полное забвение (напрасно ты…»
- Полное забвение (напрасно ты
- ищешь то, что вглубь тебя ушло) —
- как оно походит на стекло,
- к коему из внешней тьмы притиснуты
- сотни жутко искаженных лиц —
- всею глубиной души вглядись:
- ты ж не знаешь их в лицо, но я тебе
- пропастью клянусь – ты знал их по
- имени или рукопожатью,
- по вражде иль едкому объятью…
- полное забвение препо…
«Нет, русалки не лгут…»
- Нет, русалки не лгут,
- даже если солгут —
- они НЕ ГОВОРЯТ —
- это кажется только —
- разве только поют
- в унисон и не в лад
- безурывно и тонко,
- на деревце сидя,
- на водицу глядя
- или на беспутицу гибельных болот.
«Нагл белым днем, стал под вечер уныл…»
- Нагл белым днем, стал под вечер уныл,
- ИСПОВЕДАЛЬНО главу ты склонил
- пусть над газетою, пусть над едой,
- пусть над подружкой своей молодой,
- но да покроют мирок твой миры
- епитрахилью вечерней зари.
«Раз представ пред Господом…»
Л.Н.Г.
- Раз представ пред Господом,
- вопрошу грешный аз:
- «Вправду ль грешники космосом
- станут, в нем распыляясь?
- Значит, мир – не гармония,
- и на звездном огне
- вечно длится агония
- сопричастных вине?
- Ай да сферы небесные! —
- значит, вот где Твой ад! —
- Где же держишь ты, Господи,
- тех, кто не виноват?»
- …Но пойму в безответности
- суету своих слов:
- не увидеть нам вечности
- ни в какой телескоп.
«Если бы не все на свете…»
- Если бы не все на свете,
- если бы ни я, ни ты,
- сколько раз пустоты эти
- стали б всплеском полноты,
- и восточной сказкой – сухо
- в горле, угасает глаз —
- обернулась бы разлука
- тысячу и один раз.
«Как заметил иудей…»
- Как заметил иудей,
- прославленный пением,
- создал Бог допреж людей
- людское спасение,
- без которого, мой свет,
- человеку спасу нет.
«Ведь он на вид…»
- Ведь он на вид
- поэт, но видит Бог:
- воск не горит,
- а плавится… и впрок.
«Если боль настолько одинока…»
И.Б.
- Если боль настолько одинока,
- одиночество страшнее, чем Освенцим.
- …Так идет он от итога до итога
- «с гордым оком и несытым сердцем».
«Не в приволжском городишке древнем…»
- Не в приволжском городишке древнем —
- в городе голосовавших рук,
- возле Академии Наук
- корчатся весенние деревья,
- словно изваянья адских мук —
- тех, что терпит ныне тот,
- за кого нас мука ждет.
«Не ведая про стыд…»
- Не ведая про стыд,
- но опуская веки,
- понятия «прости»,
- не ведая пока,
- праматерь говорит,
- сорвав познанье с ветки:
- «Не век же Он ворчит
- и гневен не на веки,
- и нас с тобой простит наверняка».
«Более чем три недели…»
- Более чем три недели,
- вставши прямо под окном,
- и качались, и шумели
- три больших шатровых ели,
- и предельно надоели,
- как несбывшаяся песнь —
- просто ели – неужели
- могут эдак надоесть?
«Не туфта эпитафий…»
- Не туфта эпитафий —
- остаются впросак
- лишь черты биографий,
- искаженные, как
- крон венозные линии,
- чуть листва станет небом,
- обожженная инеем,
- обожженная снегом.
«Перед тем, как отвечать главою…»
- Перед тем, как отвечать главою,
- вернее – вечною душой,
- скажу я: «Боже, пред Тобою
- я согрешил – но пред Тобой.
- Пусть в словоблудие облек я
- простое, словно хлеб, «прости»,
- но согрешил, как человек я,
- а Ты, как Бог, меня прости».
«Звон твой, Джон Донн…»
- Звон твой, Джон Донн,
- или кубков на тризне —
- что означает сей звук? —
- с райских времен
- смерть – условие жизни
- невыполнимое, друг.
«Природа темно-синяя…»
- Природа темно-синяя
- огромна, но одна —
- в ночной рубашке инея
- она насквозь видна…
- Но рассветает: вёдро —
- белей, чернее лес,
- и беспросветен гордо
- природы пышный блеск.
«Как пословица избита…»
- Как пословица избита
- в мире всякая дорога —
- шин узор, сапог, копыта,
- птичьих ли следов кресты —
- и ведет она, как прежде
- в Рим транзитный от порога —
- так оставь свои надежды
- в отчем доме и иди.
«Они как люди – ведь…»
- Они как люди – ведь
- и в них Бог с виду ярок —
- они умеют петь,
- ласкать детей, овчарок.
- Покуда мы горим,
- они поют, рыгая,
- про ласточку один,
- другой – про нахтигаля.
«Так всякий миг земли вокруг…»
- Так всякий миг земли вокруг
- сияет солнце где-то,
- и ночи черный полукруг
- вневременен – он властен
- над местом лишь (и тем темней
- всё зло его), но света,
- но Тайной Вечери Твоей
- мир всякий миг причастен.
«Поднимите взоры, лица…»
- Поднимите взоры, лица —
- без перстов касанья ясно:
- только человек и птица
- созданы крестообразно —
- в пропасть тот свою стремится,
- та – в заката позолоту —
- только человек и птица
- век обречены полету.
«По правде сказать, я не верю в циклонов разор…»
- По правде сказать, я не верю в циклонов разор —
- в обрывы ветров и клочки атлантических туч —
- меня занимает проблема заоблачных зорь,
- меня занимает извечный заоблачный луч.
«Вверху? Внизу? Нет, где-то…»
- Вверху? Внизу? Нет, где-то,
- скорее сбоку – ад.
- Воскресшим нету сметы
- по сокрушенью врат.
- А вот и Евы явлен
- бесспорный образ нам
- и с нею – травоядный,
- бесхитростный Адам.
«Сперва тебе из-за беды…»
- Сперва тебе из-за беды
- не видно бед чужих.
- Но те, кого забыла ты,
- забудут о твоих
- несчастьях, ибо меж тобой
- и ближними – стена —
- ты им незрима за бедой —
- беда у всех одна.
«Поначалу свежим летом…»
- Поначалу свежим летом
- солнце светит без заботы.
- За девичьим силуэтом
- ночи полуобороты
- столь прозрачны.
- Осень следом —
- разлучения, излеты —
- плоть с душой, как тьма со светом,
- в полумраке сводят счеты.
«Свято место пусто…»
- Свято место пусто
- не бывает, но
- если свято. Русь-то
- вспять святить грешно.
- Не бывала небыль.
- Нет добра во зле.
- Были кресты в небе,
- а теперь в земле.
«И ты, от срока…»
- И ты, от срока
- отставший срок,
- и ты, осока,
- и ты, лесок,
- и ты, воочье —
- заря без сна,
- как белой ночью,
- ты днем черна.
Снег
- Он сер, как штукатурка,
- он серовато-бел,
- как с летнего окурка
- осыпавшийся пепл —
- ишь, сколько налетело —
- холмом глядит ухаб.
- Захолонуло тело,
- и ветхий дух прозяб.
«Обособилась особь…»
- Обособилась особь,
- но с ногами или нет —
- змий не гад – это способ,
- это – эксперимент…
- Иова расспросите,
- сколь божествен искус…
- Саваоф искуситель!
- Искуситель Иисус!
«Язык из нас…»
- Язык из нас
- рвут на корню беззвучно,
- не речь, а со —
- кровенный смысл ее;
- не звук – душа
- окружена ушами
- бездушными,
- но слышащими все.
«Я только лирик, потому мой рок…»
- Я только лирик, потому мой рок,
- мечтать хоть о комедии не впрок —
- пусть в ней полупрозрачный персонаж
- вдруг вечности заглянет за корсаж,
- чтобы под тканью вспученной найти
- чуть различимые наземным человеком,
- далеким переполненные млеком
- холмы ль, ухабы млечного пути.
«Вот в чем напева диво…»
- Вот в чем напева диво
- насущнейшее – коль
- в беспамятстве порыва
- ты хладен, как огонь
- незримого недуга —
- души поверхность, гладь
- бестрепетна, как фуга —
- пучины благодать.
«Как связанные нитью…»
- Как связанные нитью,
- они всегда вдвоем —
- агония соитья
- с самим небытием
- (меж ними одночасья
- мгновеннейшая синь) —
- и к вечности причастья
- агония… Аминь.
«Недуг – печная тяга…»
- Недуг – печная тяга
- из песни в небеса.
- Так где ж друзей ватага —
- пускай погреется.
- Топчан. Пустая полка.
- Свеча. Иконостас.
- Недуга вся недолга
- недолговечней нас.
«Лишь в вере – правда и порука…»
- Лишь в вере – правда и порука,
- но Молхово лесное ухо,
- Петром отрубленное вдруг,
- вещественнее всех порук:
- чем несуразней, тем вернее,
- тем достоверней этот штрих
- для нас слепых, как лотерея,
- как ухо Молхово глухих.
«Лежала секира…»
- Лежала секира
- при корени древа
- грядущего мира
- во знак.
- Но высохли корни,
- секира истлела,
- забыв об исконных
- плодах.
«Жизнь состоит из рока…»
- Жизнь состоит из рока.
- Это так.
- Река ль, поток, дорога —
- это он:
- нас из созвездий
- сочетавший мрак
- в нас, где невесть,
- но где-то заключен.
«Из разбойников трех…»
- Из разбойников трех,
- трех заблудших овец
- одного лишь обрек
- на кончину творец,
- взят второй в райский сад,
- раз уверовать смог,
- за Варраву ж распят
- сам, о Господи, Бог.
«Дар речи – дар слышанья, слуха…»
- Дар речи – дар слышанья, слуха.
- И хоть благозвучней ручья
- звучала разумно и сухо
- стихов запредельность твоя.
- Узор твой так тщательно вышит,
- красы же невиданной сей
- имеющий душу не слышит
- посредством улиток-ушей.
«Снег пожизненно сер…»
- Снег пожизненно сер.
- Дни глядят «из-под льдин».
- Жизнь у нас в СССР —
- пересчет годовщин —
- пятилеток ли гиль,
- иль столетья зазор —
- и с каких это пор
- стала небылью быль?
- Пусть не мир – лишь мирок,
- но сгорает слепя.
- Всяк из нас – только срок:
- годовщина себя.
«Но через сорок дён…»
- Но через сорок дён
- от мира отойдет,
- не оглянувшись, он —
- всё зная наперед,
- в край миновавших тайн,
- числа которым несть,
- о том, что вечно там
- и не случайно здесь.
«Фамильный ли фарфор…»
- Фамильный ли фарфор
- усадебного пруда.
- Фамильно серебро
- заиндевевших лип.
- И даже просто снег —
- его алмазов груда —
- всё крадено, всё
- вам не принадлежит.
«Внеслужебные деревья…»
- Внеслужебные деревья.
- Внеслужебная вода.
- Первых листьев оперенье
- внеслужебно, как всегда.
- Внеслужебны облак гребни.
- Два по слякоти следа.
- Только люди внеслужебны
- не бывают никогда.
«Что гробница для пророка…»
- Что гробница для пророка —
- у него повыше кров —
- это памятник и только
- злодеяниям отцов.
«Воспоминания, помноженные на…»
- Воспоминания, помноженные на
- неповторимость бывшего – в итоге
- дают забвение. Забвения ж блесна —
- как зеркало, в котором столь убоги
- действительность и то, что так ясна
- она в конце пути, и край дороги.
«Если – где? – да где угодно…»
- Если – где? – да где угодно:
- иль в метро, иль на проспекте,
- даже в доме – за окном ли,
- иль за дверью – голытьбе
- коридоров – где б ты ни был
- поименный? анонимный? —
- но – нет-нет – а чей-то оклик
- вдруг послышится тебе —
- это что-нибудь да значит
- пред– иль просто знаменует
- ну, а что – известно только
- безалаберной судьбе.
«Был человек невидим смерти…»
- Был человек невидим смерти,
- прозрачен был – невидим смерти,
- проточен был – невидим смерти,
- и оттого так долго жил.
- Но был он до того невидим,
- что сам он никого не видел
- и, с ней столкнувшись, вдруг увидел
- всю смерть – как в небе тьму светил.
«Все началось само собой…»
- Все началось само собой,
- чей трубный глас позвал на бой?
- Все кончилось само собой,
- и некому трубить отбой,
- папаша…
«Пир горой. Глубока посуда…»
- Пир горой. Глубока посуда.
- Боже, из одного сосуда
- наполняешь Ты до свершенья —
- чашу ужаса, чашу блуда,
- чашу гнева ль, опустошенья.
««Истлели зерна…»
- «Истлели зерна
- под глыбами своими»,
- курится сор на
- разрушенных полях,
- даже скоты
- ко Богу возопили,
- и только ты
- безмолвен, словно прах.
«Чуть вдохнет дитя…»
- Чуть вдохнет дитя
- вечной жизни —
- выдыхает плач
- человечий.
- Вместе с плачем
- старец убогий
- выдыхает бренности
- вдосталь.
«Исчерпанный убог…»
- Исчерпанный убог
- Иаковлев колодец…
- Ветхозаветный Бог —
- судья и полководец
- раздался до краев
- земли, и вы найдете
- везде издревний кров
- ветхозаветной плоти.
«Так что ж нас ждет, скажи же ради Бога…»
- Так что ж нас ждет, скажи же ради Бога —
- казенный дом иль дальняя дорога?
- могила, что укромнее подлога?
- Души ли взвесь – бишь смесь добра и зла?
- – Гнедой огонь Пришествия Второго,
- и белый дым Пришествия Второго,
- и черный угль Пришествия Второго,
- и бледного безвременья зола.
«Всякий путь ведет нас…»
- Всякий путь ведет нас
- туда иль обратно,
- а куда ведет нас
- наш беспутный стих:
- чающий-то чает
- для чающих, брат, но
- ищущий-то ищет
- НЕ для ищущих.
Пепел
- Ты съеден нашим пеклом,
- и, как заведено,
- твой пепел смешан с пеплом
- сожженных заодно
- с тобой – в одну декаду?
- иль месяц – знать бы надо,
- но знать о том, нам смертным, не дано.
- Там свой режим. Но ясно
- одно: в геенне той
- небрежно-безобразной
- из кучи из одной
- по пепельницам вас всех
- распихивают наспех —
- в белесый гипс – ваш пепел чуть живой.
- Вот равенства и братства
- бесхитростный предел.
- Бывали, правда, раз-два,
- что в урнах этих тел
- не находили гари —
- они то пустовали,
- то полнил их того же гипса мел
- или земля – бесславья
- предел наш. Тут ясна
- в пределах православья
- обряда новизна
- и новое уродство —
- «издержки производства»,
- издержанного, как царем – казна.
- Не знал ты свальной казни,
- не строил ты канал,
- убит в бою под праздник
- ты не был наповал,
- и все же братской свалки,
- как все, не избежал ты —
- и хоть посмертно, без вести пропал.
- С чьим прахом прах твой смешан
- и навсегда стеснен?
- Не слишком ли небрежен
- был шанс? Она иль он?
- Они? И кто такие?
- Темно, как всё в России —
- все смешано, темно, как страшный сон.
- В сырой декабрьских холод,
- в апрельский водостой
- на чью могилу ходим
- мы взбалмошной семьей,
- за чьей могилой нам бы
- ходить прилежней, дабы
- прилежнее ходили за тобой?
- Под нашими цветами —
- она или они?
- Вдруг смрадный грешник с нами,
- а праведник? так дни
- его поминовенья
- не зная к сожаленью,
- мы чью-то тень и огорчить могли.
- Кто на твою могилу
- в Родительские дни,
- в дни скорби ли по сыну
- приходят – кто они? —
- кто над тобой на Пасху
- пьет водку без опаски —
- чьи дочери, чьи матери, сыны?
- Возможно, что ты в разных
- захоронен местах —
- и скромно ль, безобразно
- твой украшают прах?
- иль вовсе позабыли
- о ком-то, о могиле?
- иль это урна в стенке и цветах.
- Нет, множество деревьев,
- быть может, над тобой,
- цветов – красивых, редких
- сортов – старик седой
- какой-то их сажает
- и сам того не знает,
- что оба вы породы с ним одной.
- Одно могу лишь знать я,
- что мать, а также мы —
- сыны твои и братья
- с тобой погребены
- на кладбище на нашем
- никак не сможем – ляжем
- мы с кем-то вовсе чуждым нам, увы.
- …Ольха, березы, дальше —
- старинная сосна,
- жасмина куст удачный,
- еловость, кривизна
- тех слег, что мы с братьями
- срубили наспех сами
- там, где давно ограда быть должна.
- Пред кем мы виноваты
- за то, что видит Бог,
- небрежно, небогато
- могилы этой клок
- ухожен – перед всеми
- сожженными – пусть семя
- взойдет над ними хоть из этих строк.
- И вот мы год за годом,
- когда заведено,
- стоим здесь над народом
- кремированным, но
- и над тобою, ибо
- здесь все же твое имя
- среди нагих дерев погребено.
«Не зря и не втуне…»
- Не зря и не втуне
- былая краса
- владеет так юно
- чертами лица.
- Как стан ее гибок,
- старинный набор
- столь пылких улыбок —
- и кажется – вздор,
- не властны нимало
- над ней времена…
- Но вот задремала
- на солнце она,
- и юности тает
- рачительный след,
- и сон раскрывает
- лицо, как секрет,
- как тайну… И вместо
- покоя на нем —
- вдруг выплеснут резко
- морщин водоем.
Слабоумный мальчик
- Больной, нелепый малый —
- чей плащ ему до пят? —
- лицом с улыбкой впалой
- на слабой шее – в такт
- шагам нетвердым – дробно
- качает, и добра
- его улыбка, словно
- он рад дыре двора,
- дождю и лужам, маю
- плакатов и знамен,
- и словно помовает
- всему на свете он.
«Мы – словно приезжие в собственном городе…»
- Мы – словно приезжие в собственном городе. Нам
- в нем так анонимно – не верим своим именам.
- Нам так незнакомо в толпе, набухающей днем —
- своих отражений в витринах мы не узнаем.
- А ночью так тихо, так призрачно нам, хоть кричи.
- Невнятны нам крики за окнами в пьяной ночи.
- Меняется город заочно и исподтишка,
- и не узнаем мы в лицо его издалека,
- вблизи ли: сливаются в общем массиве дома —
- всех микрорайонов его долговая тюрьма.
- Но чуждые лица до боли знакомы… Постой —
- мы сами – морщины всеобщей безликости злой.
- Мы сами проездом в столице. Нас жду поезда.
- Но только не знаем, откуда мы или куда.
«Всё в городе близко…»
- Всё в городе близко,
- всё в городе рядом —
- части света и небес
- тусклые светила:
- рассвет за соседним
- заоконным домом,
- закат за гостиницей,
- но для иностранцев,
- иль луны воздушный шар —
- меж домов в просвете,
- иль Венера – за углом
- высоченной башни.
- Всё в городе близко,
- всё в городе рядом:
- вечность разлученья здесь
- на метро покрыл бы
- ты минут за тридцать,
- просмотрев газету…
- Меж смертью и жизнью здесь
- тоже ходит транспорт.
«Смерть зазор…»
- Смерть зазор —
- на, как зачатье.
- Долу взор
- свой опустив
- иль горе воздев,
- молчать и
- прятаться в напев…
- в мотив.
«Кто ж – не поэт?..»
- Кто ж – не поэт? —
- фантазий аших шалость —
- в них смысла нет,
- есть счастия печаль…
- К истокам отчества,
- где без тоски дышалось,
- кому ж не хочется,
- но хочется ли впрямь?
«Я один как один…»
- Я один как один, —
- думалось кретину —
- не попал в равелин,
- попаду в куртину.
- Жизнь – есть рок иль фантом, —
- думалось невежде —
- после нас – хоть «потом»,
- а до нас – хоть «прежде».
«Все то, что было, как сейчас…»
- Все то, что было, как сейчас,
- не испарится вдруг —
- спроси у уст, спроси у глаз,
- спроси у ласки рук:
- как моря вечная гряда,
- как слитность псковских рек —
- пусть то, что было, навсегда
- останется навек.
«Пора перебеситься…»
«Heirsofshame».
Shakespeare
- Пора перебеситься
- нам с вами, господа,
- наследники бесстыдства —
- наследники стыда,
- пора идти под окна
- того, что днесь – наш дом,
- и завещать потомкам
- бесстыдство со стыдом.
«Вот рецепт бескрайней воли…»
- Вот рецепт бескрайней воли:
- прибывший издалека,
- сыщик ищет ветра в поле,
- ветер ищет сыщика,
- и от холода так душно
- за бескрайнюю страну,
- и тревога так воздушна,
- как в минувшую войну.
«За деревней – выселки…»
- За деревней – выселки,
- за выселками – лес —
- сперва сосновый, лиственный
- затем в овраге, где
- в глубине черемуха
- ничком лежала без
- оперенья белого
- в цветов чужих орде,
- а после за стволом ее —
- еловый «черный» лес
- стоял над хвоей выцветшей
- в еловой темноте.
«День поздней осени без края…»
- День поздней осени без края.
- Кирпич листвы. Печной дымок.
- Ночь, словно бабочка ночная,
- слетается на огонек
- и засветло к тому ж. Не вечен,
- как черный день, как белый свет —
- пусть обернется ночью вечер
- средь зимней поросли планет.
«Кто сей «большак»…»
- Кто сей «большак»,
- пусть только наизнанку,
- просфорку дара,
- как пайку проглотив,
- реквием «для
- королей и кардиналов»
- в фельетонном тоне,
- на блатной мотив
- сочинивши – храм
- на крови взведя без веры
- за грехи свои
- всем отплативший – Он! —
- он из отец
- сермяжных наших «наци»,
- он – наш свет в окошке
- зарешеченном.
«Дай вам Бог…»
- Дай вам Бог
- друзей, подруг,
- вздохов и утех,
- дай вам Бог
- над роком взять
- хоть какой-то верх,
- дай вам Бог осилить их —
- много разных мук
- и бесстыдства своего
- не стыдиться век.
«Тамерлан или Аттила…»
- Тамерлан или Аттила
- встал над сварой мировой? —
- нет, ничтожен, как бацилла
- страшной язвы моровой —
- он, хотя и непригляден,
- как невидимый микроб,
- но своих родимых пятен
- ради – всех загонит в гроб.
«Жрецы иль просто…»
- Жрецы иль просто
- рецидивисты? —
- давясь, как будто
- на службе тесной, —
- кому, кому
- они бьют поклоны,
- крестясь своей
- перекрестной рифмой.
«А память, а память…»
- А память, а память,
- как море, неизгладима.
- Бездонно, как память,
- чуть теплое море само,
- что сверху зимою
- похоже на слепок дыма —
- замершее море —
- застывшего плеска клеймо.
«Ночь вам буде вместо виденья…»
- Ночь вам буде вместо виденья,
- а и глушь заместо слышанья,
- а и ложь-то кривобокая —
- уж завзята правда-истина.
«Пегасу что ж всего нужней…»
- Пегасу что ж всего нужней —
- непониманья шоры:
- незряче всхрапывает он
- и мчится хоть куда.
- У одного блестят глаза,
- а у другого – шпоры…
- Давайте же не понимать
- друг друга никогда.
«Как мир в отмеренной плоти…»
- Как мир в отмеренной плоти,
- во вретище ее
- в сравненье с дальностью пути
- сам – недобытиё:
- он ловит воздух жизни сей
- зиянием могил —
- за хвост свой посох Моисей
- так некогда ловил.
«Как пропасти лакун…»
- Как пропасти лакун,
- твой полнодневный взгляд
- был нестерпимо юн —
- не юн, но вечно млад,
- как, собственно, века,
- где истовости ад:
- средь пепелищ греха
- огни его горят.
«Неси скорее…»
- Неси скорее
- дровец с крыльца,
- и руки грея
- о пыл лица,
- гляди, как плачем
- горит смола,
- как ал и алчен
- огонь сперва,
- чтоб речь отпела,
- и искор сноп,
- и купол пепла
- остался чтоб,
- чтоб осень тлела
- бы за окном,
- как уголь спелый
- в жару печном.
«Надо дойти до стены, то есть до тупика…»
- Надо дойти до стены, то есть до тупика
- и, обернувшись, в кирпич упереться плечами:
- все, что скрывалось, хоть было весь век пред очами,
- душе на миг, но откроется наверняка.
«Снег, что ордою налетел…»
- Снег, что ордою налетел —
- белей, чем лета был пробел,
- и небеса стоят босые
- в закатном розовом снегу —
- ни зги, ни звука, ни гу-гу —
- что ж так живит тебя, Россия,
- морозов ли анестезия?
- Когда зима слетелась вся…
- Разительна твоя краса.
5
«Боль – род одиночества…»
- Боль – род одиночества,
- раз от нас она,
- как в миг боли – почти всё,
- не отделена:
- с трепетной опаской
- спрятав под белье,
- как камень за пазухой,
- носим мы ее.
«Человек одинок…»
- Человек одинок,
- как в груди клинок.
- Человек одинок
- с головы до ног.
- Человек одинок,
- словно во вселенной Бог.
- Оттого, что виноват
- с головы до пят.
«Пусть, погорячившись…»
- Пусть, погорячившись,
- мы охладеваем вдруг
- навсегда друг к другу,
- подружки, товарищи,
- все же есть тепло в нас
- и в бешенной стуже вьюг,
- потому что «Бог наш
- есть огнь поядающий».
«Когда синей гладью…»
- Когда синей гладью
- станут клочья туч,
- холодной печатью —
- горячий сургуч,
- времени и места
- вечный мир скрепя,
- станет наконец-то
- мне не до тебя.
«Осень. Вечер не медлит…»
- Осень. Вечер не медлит.
- С наступлением тьмы
- даже звуки померкли,
- потускнев, как огни,
- когда вкруг излученья
- стало вправду темно.
- …Что ничтожней отчаяния,
- коль ничтожно оно?
Кистер
- В одном поселке,
- что нынче – город,
- оставив фабрику,
- англичане
- оставили
- пролетариату
- октябрьскому
- нечто вроде клуба
- с оградою
- и парадным входом —
- клуб назывался
- Народным домом
- и при, и после
- своих хозяев.
- До революций
- в Народном доме
- ткачи с ткачихами
- пили пиво,
- кадриль субботнюю
- танцевали
- и даже ставили
- представленья:
- «Разбойников»
- или «Дядю Ваню».
- А по прошествии
- революций
- в чуть обветшавшем
- Народном доме
- не только пиво
- или кадрили
- ткачи с ткачихами
- затевали —
- то митинг, то
- «антиклерикальный»
- разоблачающий
- Бога диспут,
- и местный батюшка,
- схожий ликом
- с иконой новою,
- бородатой,
- в конце бессмысленных
- словопрений,
- разбитый в пух,
- говорил приходу:
- «Помолимся ж
- во спасенье купно», —
- и клуб молился
- единогласно.
- …Но не о том я:
- по истеченьи
- времен, позвольте
- я сообщу вам
- одну простую,
- как нота, тайну:
- в то лихолетье
- вслед зим бездымных
- бывали так же,
- как нынче, весны,
- и вновь трудящиеся
- смотрели
- «Разбойников»,
- или «Дядю Ваню»,
- балы весенние
- затевали,
- хоть и на новый лад,
- но как прежде.
- И заводилой
- в веселье этом
- был местный служащий
- лысоватый
- иль молодой,
- или моложавый
- в штиблетах и
- по прозванью Кистер —
- весельчаком был
- и острословом
- и пел людям
- под свою гитару
- романсы иль
- про себя куплет:
- «Шапку набок,
- жены нет —
- это Кистера
- портрет».
- Он одинок был
- и гол, как лампа,
- в его каморке
- весенней ночью,
- когда черемуха
- за оконцем
- лишь смеркнется
- на мгновенье ока
- и вновь затеплится,
- зажигаясь —
- так одинок
- и почти прозрачен,
- и призрачен,
- что исчез однажды
- навеки из
- своего веселья;
- так одинок,
- что и не спросили,
- как нынче в Чили
- иль в Сальвадоре,
- ткачи с ткачихами
- у начальства:
- «Куда пропал
- наш веселый Кистер?»
- Кто помнил Кистера —
- все погибли
- своею или
- чужою смертью —
- всё, что осталось
- от человека:
- лишь песня с шапкою —
- невидимкой.
- Упокой, господи,
- раба Божья,
- чье имя кануло
- в Твою вечность —
- ведь Ты-то помнишь,
- как звали душу,
- что прозывалась
- меж нами Кистер.
«Тайна, словно тать…»
- Тайна, словно тать,
- прячется в нас – в ночи
- ее не разгадать
- и нам самим – молчи —
- в удушье ли души
- иль в глубине лица,
- в правде или во лжи —
- ни словца, ни словца.
Из Синга
- Поэт ирландский, словно брата,
- обнявший дуб знакомый, вдруг
- заметил, сколь зеленовата
- под летней кроной кожа рук,
- и другу рек: «Из твоих досок
- мне выстроят крепчайший дом,
- но я возьму дубовый посох
- и выйду из твоих хором».
«Уж скоро три века…»
- Уж скоро три века
- сей город, увы,
- как церковь-подделка
- стоит на крови.
- Сей город – подделка
- под город – боюсь,
- разлился, хоть мелко,
- зато на всю Русь.
- Гусиные перья
- скрипят там с утра
- три века… Творенье
- юрода-Петра,
- в чьем крылся юродстве
- расчетливый бред
- (сродни ему Грозный
- по крови иль нет?).
- Величия были
- текли по усам,
- и всадник весь в мыле
- с коня не слезал —
- сей сыноубийца —
- и он в декабре
- стоял средь ост-зейцев
- в мятежном каре.
- Страшны и скрижали
- градских небылиц:
- чухонки рожали
- от немок-цариц…
- Корабль-тритон,
- город, севший на мель,
- качается он,
- словно, впрямь «колыбель».
- Град тайных убийств – что
- ни день, что ни царь —
- буржуй ли обычный
- или комиссар.
- То Санкт-Петербург,
- если верить молве
- иль смыслу потуг
- здешних виршей листве.
- В июне не в пору
- белеет гранит,
- там в полдень Аврора
- из пушки палит.
- Там ночью, устав,
- предаются стыду
- фригидные статуи
- в Летнем саду.
О, Лиффи
- В начале столетья ирландец и бард
- был схвачен врагами и ввергнут в амбар,
- чтоб утром его, где круты берега
- старинной реки, расстрелять, как врага.
- Но барды в Ирландии очень ловки,
- и утром, покуда дремали враги,
- ирландский поэт из-под стражи бежал
- и прыгнул в реки леденящий пожар.
- Очнулись враги и помчались вослед.
- «О, Лиффи, – к реке обратился поэт, —
- спаси меня ныне от этих людей
- и я подарю тебе двух лебедей».
- Хоть пули хлестали, как ливень, но вот
- он вышел сухим из декабрьских вод.
- Когда же беда миновала, поэт
- дословно исполнил свой белый обет.
«Предстоит нам перейти границу…»
- Предстоит нам перейти границу,
- хоть она нас и не разделяет —
- там сержант поймать нас не ловчится
- и овчарка воет, а не лает.
- Стар Харон, и лязг его уключин
- заржавел меж мифов берегами… —
- там за боли проволокой колючей
- доведется ль свидеться мне с Вами?
1986
Преданье
- Вот старца, пастыря страны, призвал к себе тиран
- и пастырю сказал он так сквозь грозные усы:
- «Веди народ свой на Алтай, владыка – и часы
- отсчитаны твои и срок тебе кратчайший дан»
- Тирану старец отвечал: «Ты всемогущ, мой сын.
- Согласен я вести народ в неведомую глушь.
- Но ежели и вправду ты настолько всемогущ,
- сперва перенеси туда святой Эчмиадзин».
- «Перенесу», – сказал тиран. Ушел владыка прочь.
- Недолго старцу довелось народ и град беречь:
- чтоб поперечную прервать в его гортани речь,
- в Эчмиадзинском храме он удавлен был в ту ночь.
«Вот в чем печать подобья…»
- Вот в чем печать подобья
- жертв твоих, друг-недуг:
- лиц твоих исподлобья
- злобно глядят вокруг,
- вслушиваясь в неволю
- боли внутри – на дне,
- все же источник боли
- ищут они извне.
«Без конца и без края…»
- Без конца и без края,
- без лица и названья
- опустевшего неба
- опустившийся гнет,
- и на бронзе вопросов —
- патина пониманья,
- и на прозе ответов,
- как на горле – налет.
«В этой чаще величавой…»
- В этой чаще величавой
- на пути домой
- до краев полны ухабы
- черною водой,
- черною водой, замшелой,
- черною водой,
- хоть жара на свете белом
- стала золотой.
«Сила ли, слабость, облик, лик…»
Читать бесплатно другие книги:
С помощью сказки – волшебной тропинки в детство – можно отыскать и осознать психологические проблемы...
Автор доступным языком расскажет вам о синдроме дефицита внимания с гиперактивностью – детском забол...
Она молода, красива и замужем за губернатором штата. Но ее постоянно угнетает мысль, что она недосто...
В этой книге представлен быт Эдо – столицы Японии во времена сегунов из рода Токугава; рассказываетс...
Что стоит затеряться в джунглях Амазонии? Извилистые тропки переплетаются хитрым лабиринтом, кроны д...
Этот Город занимает три четверти площади страны, и в каждом из множества его Районов свои правила. В...
