На пороге чудес Пэтчетт Энн

Прежде Марина никогда не спала с ребенком, не спала с самого детства, когда у нее иногда ночевали подружки, но то было не в счет.

Она подвинулась, повернула его спиной к себе, и они оба моментально заснули под защитой белой сетки.

В какой-то момент орущие и размахивающие горящими палками лакаши преобразились в трудолюбивое племя, в трезвую группу людей, тихо и размеренно делавших свои дела.

Марина встретила их, когда шла по тропе к пристани. На берегу она увидела поляну, хотя ночью готова была поклясться, что шла через густые джунгли. Женщины стирали в реке одежду и мыли ребятишек, собирали хворост в корзины, заплетали девочкам косы, и все это под безжалостным солнцем. Голые карапузы шлепали по воде ладошками, бродили по лужам. Их было так много, ползунков и двухлеток, что Марина подумала, не забрела ли она в местные детские ясли.

Мужчин на берегу было меньше, они выдалбливали очень толстое бревно. Конечно, без лодки на реке не прожить. На Марину они поглядели мельком, равнодушно, как на знакомую туристку. На берегу валялись другие бревна, превратившиеся в лодки. В одной долбленке плыл куда-то туземец.

Мимо Марины прошли две маленьких девочки в шортах и без маек; у каждой сидела на плече миниатюрная обезьянка и держалась за свой цепкий хвост, обвившийся вокруг шеи хозяйки. Обе обезьянки повернулись к Марине и обнажили острые желтые зубки в экстравагантной улыбке.

Одни лишь обезьянки смотрели ей в глаза.

Вдруг одна из них заметила в волосах девочки мелкую живность и тут же ее съела.

Пока еще Марина не нашла тех двух человек, которых знала на этой реке.

Когда она проснулась, Истера уже не было ни возле нее, ни в гамаке.

Она восхитилась таким умением не будить ее. Для ребенка, который не слышит звуков и не знает, что это такое, это было тем более необычно.

Доктора Свенсон она тоже не нашла, но ожидала, что это будет непросто. Она либо стоит прямо перед вами, либо вообще неуловима, и тогда ее бесполезно ждать возле двери кабинета, в надежде, что она все-таки появится.

Понтонная лодка слегка покачивалась на веревке возле пристани. Марина увидела в этом добрый знак. Когда она шагнула на борт, туземцы, долбившие бревно, выпрямились и воззрились на нее, постукивая по бедрам кривыми ножами. Через пару секунд она увидела, что ее сумки нет. Палуба была пустая, и там не было места, где можно было спрятать багаж. Марина провела языком по зубам и снова подумала о зубной щетке.

Горячий воздух был насыщен запахом молодой травы и гниющих листьев. Москиты уже лакомились ее лодыжками и кусали шею. Один забрался под рубашку и укусил Марину где-то под лопаткой, там, где очень трудно почесать. Ей ужасно хотелось найти свою сумку, гораздо больше, чем чемодан, который так и не прибыл в Манаус. Еще она гадала: не найдется ли в кладовой средство от насекомых…

Лакаши внезапно зашевелились и оживленно застрекотали. Она не могла уловить ни одного знакомого слова.

Из джунглей вышел очень высокий чернокожий мужчина, тонкий как соломинка; его узкие очки в металлической оправе блестели на солнце. Он кивал в разные стороны; вернее, это было нечто большее, чем кивок, но не совсем поклон. Все туземцы вставали и склоняли головы в ответ. Некоторые выкрикивали приветственные фразы, и он их повторял, передавая тот же ритмичный свинг на конце предложения, что повергало толпу в экстаз. Женщины поднимали детей, протягивали их к нему; мужчины отложили ножи. Между темнокожим мужчиной и туземцами началась игра — кто-нибудь выкрикивал фразу, а мужчина ее повторял. Какой бы сложной она ни казалась. Лакаши раскачивались из стороны в сторону, счастливые и довольные, а мужчина отвесил им более низкий поклон, означавший, что все замечательно, но пора вернуться к работе.

— Доктор Сингх, как я полагаю? — проговорил он, обходя вокруг костра, и протянул Марине руку. Он был одет в брюки цвета хаки и голубую хлопковую рубашку, изрядно потертые. — Томас Нкомо, рад познакомиться.

Английский был явно не первым языком доктора Нкомо, и очень музыкальным. Марина заподозрила, что он учился говорить по-английски с помощью пения.

— Я тоже рада, — ответила она, пожимая его длинную, тонкую руку.

— Доктор Свенсон сообщила нам, что вы приедете с ней сюда. Я хотел поздороваться с вами прошлой ночью, но из-за общего ликования не смог даже приблизиться к пристани. Все бурно вас приветствовали.

— Не думаю, что они приветствовали именно меня.

Как доктор Свенсон могла ему сообщить, что вернется с ней?

— Лакаши любят, когда что-то происходит. Они всегда ищут повод для праздника.

Между тем туземцы уселись и наблюдали за их беседой, словно это была театральная постановка.

Марина кивнула в их сторону:

— Вы замечательно говорите на их языке.

Томас Нкомо засмеялся:

— Я попугай. Возвращаю им то, что они мне бросают. Так я учусь. Многие из них немного понимают португальский — сюда приплывают торговцы, либо они сами плавают в Манаус. Но я пытаюсь говорить на языке лакаши. Когда речь идет о языках, не следует робеть и стесняться.

— Я даже не знала бы, как и начать.

— Для начала надо просто открыть рот.

— Вы понимаете лакаши?

Он пожал плечами:

— Я знаю больше, чем мне кажется. Тут я живу уже два года. Достаточно времени, чтобы научиться чему-то.

Два года?!

За густой завесой листьев Марина различила очертания хижин, смутные контуры цивилизации.

Что это за оазис, где люди могут жить годами?

— Так вы работаете с доктором Свенсон?

Наверняка мистер Фокс знал, но не сказал ей, что компания «Фогель» платит за работу над новым препаратом и другим докторам.

— Я работаю с доктором Свенсон, — подтвердил он, но фраза прозвучала так, словно ее произнес попугай. Он либо не понял вопроса, либо сам не верил собственным словам. Тогда он добавил: — Наши сферы исследований пересекаются. А вы? Доктор Свенсон сказала нам, что вы сотрудница «Фогель». Какая у вас тема?

— Холестерин, — ответила Марина и подумала, что в этом тропическом лесу никто и никогда не думал о своем холестерине и не нуждается в ее исследованиях. Тут главное — не наступить на ядовитую змею. — Я работаю в группе, которая выполняет широкомасштабные лабораторные тесты со статинами нового поколения.

Томас Нкомо сложил свои длинные, элегантные руки, прижав к губам кончики пальцев, и печально покачал головой. На темной коже ярко сверкнуло золотое обручальное кольцо. При виде его огорчения лакаши, не перестававшие наблюдать за ним, теперь подались вперед и запереживали.

Прошло довольно много времени, прежде чем он снова заговорил:

— Значит, вы приехали из-за нашего друга.

Марина озадаченно заморгала.

Из всех докторов, приезжавших сюда до нее, вероятно, лишь один занимался холестерином.

— Да.

Доктор Нкомо вздохнул и опустил голову.

— Я как-то не связывал это с вами, но конечно, конечно. Бедный Андерс. Нам так его не хватает. Как там его жена Карен и мальчики?

Кар-рон — вот так он произнес ее имя.

Конечно, невероятно, чтобы Карен приехала сюда.

И все-таки Марине захотелось, чтобы она оказалась тут и увидела страдание на лице доктора Нкомо, чтобы лично приняла такое грациозное сочувствие.

— Она хочет, чтобы я все выяснила. Мы почти ничего не знаем об обстоятельствах смерти Андерса.

Томас Нкомо сгорбился.

— Не знаю, что и сказать. Как ей это объяснить? Мы надеялись, что он поправится. В джунглях люди болеют очень сильно, лихорадка — самая распространенная вещь. Я сам из Дакара. В Западной Африке, скажу я вам, очень молодые умирают внезапно, а очень старые умирают медленно. Но люди среднего возраста, такие здоровые мужчины, как Андерс Экман, справляются с болезнями, — он прижал ладонь к сердцу: — Я доктор. Я не ожидал.

Словно в ответ на такое эмоциональное шоу лакаши вдруг встали, собрали детей и ножи. Быстро сложили белье и хворост в корзины, и уже через минуту последний из них скрылся в джунглях.

Томас Нкомо озадаченно взглянул на небо:

— Нам пора уходить, доктор Сингх. Скоро начнется сильная гроза. У лакаши потрясающее метеорологическое чутье. Пойдемте со мной, я покажу вам лабораторию. Вы поразитесь, увидев, что мы делаем в наших примитивных условиях.

С запада уже ползла грозовая туча, в текстуре воздуха что-то внезапно переменилось. Доктор Нкомо положил руку на спину Марины.

— Пожалуйста, пойдемте, — сказал он, и они торопливо пошли туда, где Марина еще не была.

Птицы стремительно проносились над водой и ныряли в верхний ярус леса. Мелькали еще какие-то незнакомые Марине существа. Потом ярко, словно ядерный взрыв, сверкнула молния, и через долю секунды последовал разряд грома, способный расколоть пополам землю.

И, поскольку это неразлучная троица, хлынул ливень!

Ослепленной молнией и оглушенной громом Марине внезапно показалось, что она сейчас утонет, вот так, стоя во весь рост.

В Манаусе ей приходилось не раз убегать от грозы.

Она находила где-нибудь укрытие еще до того, как начинался ливень. Но в джунглях надо родиться, чтобы уметь в них бегать — тут легко сломать ногу, споткнувшись о лианы или корни, а намокшая земля мгновенно делается скользкой, словно ее полили маслом.

Лакаши давно скрылись вместе с птицами и теми неизвестными зверьками, все сидели в своих хижинах, гнездах и норах. Только Марина и доктор Нкомо медленно шли по неровной тропе. Каждая капля дождя ударялась о землю с такой силой, что подскакивала кверху. Казалось, что земля кипит.

Марина пыталась размеренно дышать в потоках воды и хотела схватиться за ветку.

Доктор Нкомо постучал своим длинным пальцем по ее руке.

— Простите меня, но вы напрасно так делаете, — громко сказал он. — Никогда не знаешь, что там прячется в коре. Лучше не дотрагивайтесь до веток.

Марина тут же разжала пальцы и кивнула, подставила ладони под дождь и помыла их.

— Я как-то прислонился к дереву, и меня укусил в плечо муравей-пуля, прямо сквозь рубашку, — продолжал доктор Нкомо, перекрикивая шум грозы. — Возможно, он знаком вам по роду Рагаропега.

Он снял очки, бесполезные под дождем, и сунул в карман рубашки.

— Всего один муравей, с мой ноготь величиной, но я неделю провалялся в постели. Жаловаться нехорошо, но боль была такая, что я до сих пор ее помню. В ваших краях ведь нет таких муравьев?

Марина вспомнила кузнечиков и жаворонков, кроликов и оленей — диснеевских персонажей, обитающих на зеленых лугах ее родного штата.

— У нас не водятся муравьи-пули.

Она промокла до нитки, волосы прилипли к голове и плечам, ноги разъезжались на скользкой тропинке, по которой неслись потоки воды.

Вдруг между раскатами грома раздался пронзительный свист. Они с доктором Нкомо решили, что им просто почудилось. В джунглях часто разыгрывается воображение, особенно в разгар грозы.

Они остановились и прислушались.

Свист повторился.

Марина повернула голову и обнаружила слева от себя столб, который она сначала приняла за ствол дерева. Приглядевшись, она увидела четыре столба, точнее сваи, а в пяти футах над головой — настил с крышей из пальмовых листьев. Четверо лакаши перегнулись через край настила и смотрели на них.

Доктор Нкомо поднял голову, помахал им, и все четверо помахали в ответ.

— Это приглашение, — сказал он Марине. — Мы поднимемся к ним, да?

Марина едва расслышала его слова из-за воды, налившейся в уши.

Она первая залезла наверх.

В просторной комнате — доме лакаши — было удивительно сухо, если принять во внимание отсутствие боковых стен. Правда, крыша была на несколько футов шире, чем настил, и свисала со всех сторон.

Марина и доктор Нкомо невольно поглядели наверх, восхищаясь таким барьером между ливнем и ними.

На полу сидела женщина и каким-то сложным способом сплетала между собой три очень длинных пальмовых листа — делала «сменную черепицу» для их крыши. Она так погрузилась в работу, что, казалось, не замечала появления гостей.

Но Марина была уверена, что за минуту до этого она тоже глядела на них с настила.

Шум воды, барабанящей по пальмовым листьям, был бесконечно приятнее, чем шум воды, бьющей по твоей голове, и Марина была благодарна той женщине за ее работу. Двое мужчин, тридцати или пятидесяти лет, подошли к доктору Нкомо и похлопали его по груди и спине. Хлопки были более сдержанными и почтительными, чем вчерашние, когда здоровались с Истером.

Потом, неумолчно болтая между собой, они подержались за пряди намокших Марининых волос, бросили быстрый взгляд на ее уши и оставили ее в покое. Толстая женщина лет шестидесяти-семидесяти рубила кучку белых корней — прямо на полу и таким же ножом, каким недавно долбили лодку мужчины. Поскольку мужчин было двое, на полу лежал и второй такой нож. Прыщавая девочка-подросток с обкусанными ногтями бесцельно шарила глазами по комнате, словно искала телефон. Мимо Марины пробежала девчушка двух-трех лет, одетая в уменьшенную версию платья-рубашки из грубой ткани, которые носили все женщины лакаши. Голый годовалый малыш быстро полз по полу.

Марина прикинула его скорость и оставшееся расстояние до края, тут же метнулась к нему через комнату и схватила мальчугана за ножки, когда его левая рука уже повисла в воздухе.

— А-а-а! — засмеялись лакаши.

Марина посмотрела через край, где вода Ниагарским водопадом лилась с крыши на лианы и в земляную яму. Она взяла малыша поперек живота и отнесла на середину комнаты. Малыш тоже улыбался.

В чем же курьез?

В том, что она искренне думала, что ребенок упадет с настила, как недавно думала, что Истер никогда не вынырнет на поверхность реки? Неужели лакаши обеспечивали себе таким образом разумное потомство, позволяя неосторожным детям падать и разбиваться?

Она взяла ребенка под мышки и посмотрела на его лицо.

Он был более тщедушным, чем средний ребенок в США, но очень здоровым; он брыкался ножками и смеялся от удовольствия. Трехлетняя девчушка перестала на минуту бегать, схватила бесхозный нож и стала бить им в пол возле пожилой женщины. Тем временем младенец пустил на Марину обильную струю, намочив ее и без того промокшую рубашку.

Мужчины захохотали еще громче, а женщины более сдержанно. Они качали головой, дивясь на глупых иностранцев, которые даже не знают, как правильно держать младенца. Нож девчушки застрял в доске пола; запыхтев, она с трудом вытащила его и воткнула снова в шести дюймах от спины пожилой женщины.

— Вы можете забрать у ребенка нож? — спросила Марина у доктора Нкомо.

Доктор Свенсон, несомненно, стала бы настаивать на уважении к природному порядку вещей, при котором дети падали с настилов и калечились, а трехлетние дети опасно играли с ножом, ведь этот порядок когда-нибудь поможет им прокормить себя. Эти дети и до приезда Марины обходились без серьезных травм. Они будут благополучно жить и после отъезда доктора Свенсон и ее экспедиции.

Но доктор Нкомо все-таки с готовностью забрал нож из неумелых рук девчушки и отдал его кому-то из мужчин. Девчушка уткнулась носом в пол и зарыдала. Женщина, плетущая «черепицу» для крыши, встала и что-то сказала доктору Нкомо, показав на Марину и на него. Девочка-подросток подошла и забрала малыша.

— Я сделала что-то не так? — спросила Марина.

— Она что-то сказала про вашу одежду, — ответил он. — «Одежда» — единственное слово, которое я знаю. Впрочем, я не очень уверен.

Пожилая женщина тяжело поднялась с пола и стала расстегивать на Марине рубашку. Марина покачала головой и схватила ее за пальцы, но женщина просто дождалась, когда Марина уберет руки, и продолжала свое занятие. Ее прикосновения были терпеливыми и настойчивыми.

Марину не беспокоило, что ее грязная, промокшая рубашка пропиталась еще и детской мочой, но объяснить это никак не могла. Она отошла назад, женщина последовала за ней. Она была немного ниже Марины, как все лакаши, и Марине осталось лишь смотреть на пробор в ее седых волосах и на длинную косу.

Живот женщины прижался к бедрам Марины, большой и твердый.

Внезапно Марина обратила внимание, что у старухи тонкие руки и худое лицо. Торчал только живот.

Тем временем Марина все отступала и отступала, и вот уже ей грозила опасность свалиться с помоста. Она остановилась, раздумывая, как ей выпутаться из этой ситуации, а женщина продолжала возиться с пуговицами, толкая ее животом. И тут Марина почувствовала, как в животе брыкается ребенок.

— Господи, — пробормотала она.

— По-моему, она хочет выстирать вашу рубашку, — сказал доктор Нкомо, изрядно смущенный. — Когда они что-то задумают, их уже невозможно остановить.

— Она беременная. Я почувствовала, как ребенок бьет ножками, — сообщила Марина. Ребенок брыкнул еще раз, словно радуясь такому признанию.

Женщина подняла лицо к Марине и покачала головой, словно говорила: «Дети, что с ними поделаешь?»

На ее лбу лежали глубокие морщины, шея обвисла. На переносице возле глаза темнела плоская родинка неправильной формы, возможно, меланома.

Расстегнув пуговицы, женщина помогла Марине снять рубашку.

Что сказал бы по этому поводу Андерс?

«Их яйцеклетки не стареют, понимаешь?»

Сколько детей родила эта женщина, сколько их в этом доме на сваях? Девчушка, у которой отобрали нож? Женщина, плетущая крышу? Мужчины, дожидающиеся, когда можно будет снова долбить лодку?

Подошла другая женщина и маленькой, не очень чистой тряпкой обтерла руки и спину Марины, обтерла ее живот и шею.

Дотронулась до лифчика и что-то сказала старушке.

Та буквально уткнулась носом в ложбинку между грудями и внимательно рассматривала кружевную отделку белых чашечек.

Доктор Нкомо взял на руки девчушку, деликатно повернувшись спиной к Марине, а мужчины-лакаши скрестили на груди руки и с интересом следили за происходящим.

Марину не волновало ни то, ни другое.

Ее ударил ножкой ребенок, матери которого было не меньше шестидесяти, а то и все семьдесят.

Девочка-подросток встала перед Мариной и подняла кверху руки.

Марина не сразу сообразила, что это не игра, а инструкция, и тоже подняла руки. Девочка явно намеревалась надеть на Марину платье-рубашку, но это у нее не получалось из-за их разницы в росте, и Марина натянула его сама.

В это время одна из женщин стащила с нее брюки и стала обтирать ее ноги. Марина покорно перешагнула через брюки, и их унесли.

Теперь Марина была одета, как все женщины-лакаши, в просторное платье-рубашку, достаточно широкое, чтобы в нем можно было проходить всю беременность. У лакаши платья были рассчитаны на материнство.

Без «молний» и пуговиц Марина выглядела как остальные женщины — кандидатом в сельский дом для умалишенных.

Марине платье оказалось значительно коротко; женщины показывали пальцем на ее колени и смеялись, как будто в этом было что-то скандальное.

Потом они сели на пол.

Марина села с ними и опять положила руку на живот женщины, дожидаясь, когда снова зашевелится ребенок.

Тем временем та, что плела крышу, зачесала волосы Марины назад и заплела их туже, чем когда-то заплетала их Маринина мать. Девочка-подросток откусила зубами перо пальмового листа и перевязала кончик косы.

Под рукой Марины плавал плод.

Судя по всему, срок беременности составлял около шести месяцев.

Марина сообразила, что не дотрагивалась ни до одной беременной с тех пор, как переменила профиль обучения.

Неужели такое возможно?! В конце концов, все те бесчисленные животы, которые она трогала во время интернатуры, — как она могла их забыть?

— Вы ведь знали о лакаши и о том, почему здесь работает доктор Свенсон. Андерс вам писал? — спросил доктор Нкомо.

Девчушка играла его очками, играла осторожно, просто складывала и распрямляла дужки.

— Писать-то писал, но мне как-то не верилось. Совсем другое дело, когда все видишь свои глазами.

— Вы правы, — согласился доктор Нкомо. — Я читал работы доктора Свенсон, но все равно очень удивился. Я очень много думал о репродуктивных особенностях москитов и недостаточно много о репродуктивных особенностях женщин. Знаете, что говорит моя супруга? Что если мы будем медлить и дальше с рождением ребенка, ей придется приехать сюда и жить у лакаши, чтобы забеременеть.

Марина потрогала тупую косу и попыталась сделать ее более рыхлой, чтобы не заболела голова.

— Я думала, что вы проводите исследования вместе с доктором Свенсон.

— Ах, — вздохнул доктор Нкомо, отбирая очки у девчушки (та опять зарыдала от огорчения). — Мы работаем вместе, но у нас разные сферы исследований. Они совпадают лишь частично.

Их хозяева внимательно следили за разговором и поворачивали голову то к Марине, то к доктору Нкомо, словно наблюдая игру в теннис.

— Что вы изучаете, доктор Нкомо?

— Пожалуйста, называйте меня Томас. Можно сказать так: в центре моего внимания находится нецелевая токсичность лекарственного препарата; правда, в данном случае, он не токсичен. В препарате выявлены и другие полезные свойства, не связанные с фертильностью.

Марине хотелось спросить, каковы другие полезные свойства препарата и кто оплачивает его исследования, но в этот момент на настил взобрался Истер, такой мокрый, словно только что искупался в реке. На его лице была паника, и Марина догадалась о ее причине.

Он был уверен, что она погибла.

Его глаза быстро обшарили комнату, скользнули мимо нее и ненадолго задержались на Томасе Нкомо.

Истер хотел уже спускаться вниз, и она поскорее встала.

Поняв, что это она — в таком платье и с заплетенными в косу волосами, — он одним махом одолел последние ступеньки лестницы. Его футболка растянулась от дождя, колени были измазаны грязью. Он принялся хлопать по ее рукам, бедрам, спине и не мог остановиться.

Ведь она была его подопечной, и он ее потерял…

Лакаши кивали, цокали языком и тыкали в него пальцем, но Истер не смотрел в их сторону, и они затихли.

Бесполезно дразнить глухого, если он не смотрит на тебя.

— Дождь заканчивается, — сообщил Томас, выглянув за край крыши. — Может, даже перестал совсем, просто с деревьев течет вода. Мне всегда трудно определить разницу между дождем и его остатками, задержавшимися в кронах деревьев.

— Я готова промокнуть еще раз. — Марина обняла за плечи Истера.

Она думала о его ящике, ручках и перьях, о письме Андерса, обращенном ко всему миру.

— Тогда пошли, — Томас отвесил серию низких поклонов всем обитателям жилища.

— Как сказать «спасибо»?

— Насколько мне известно, такого слова у лакаши не существует. Я многим задавал этот вопрос, и никто мне не дал ответа.

Марина поглядела на радушных хозяев, а те уставились на нее, словно надеялись, что она что-нибудь придумает.

— Как по-португальски?

— Обригадо.

— Обригадо, — сказала Марина беременной женщине; на лице у той ничего не отразилось.

Марина опять положила руку на ее живот, но ребенок затих.

Истер дернул ее за подол, ткнул пальцем в свою рубашку и показал на Марину.

Она окинула взглядом комнату.

Там были натянуты несколько гамаков, на полу лежали стопки одеял и одежды, стояли корзины с корнями или с ветками, но рубашки и брюк нигде не было видно.

Говоря по правде, если бы он не напомнил про ее одежду, она бы так и ушла — настолько ее поразило увиденное.

Она покачала головой.

Тогда Истер подошел к беременной, взялся пальцами за свою рубашку и показал на Марину.

Женщина, казалось, даже не понимала, чего он требует.

Марина устроила пантомиму с расстегиванием пуговиц, но та снова лишь пожала плечами.

Томас произнес слово «баса» или «баси», по его представлениям, означавшее одежду, но получил в ответ такое же бесстрастное выражение, как и на «спасибо» по-португальски.

Он взял в горсть собственную рубашку и показал на Марину.

Женщина помоложе снова села на пол и продолжила плести и вязать узлы из пальмовых листьев, словно в доме не было никаких посетителей. Девочка-подросток стала ей помогать с самым невинным видом. Малыша положили на пол, дали ему кусок пальмового листа; он сунул его в рот и стал сосать, довольный жизнью.

— Кажется, вас обокрали, — заметил Томас.

— Я осталась без одежды? — Марина не могла поверить, что такое возможно.

Истер прошелся по комнате и начал рыться в куче белья на полу. Один из мужчин отвесил ему оплеуху.

— Это плохо, — сказала Марина. — Я не знаю, где мой багаж.

— Сумка, с которой вы приехали из Манауса? — спросил Томас. — Разве она не была с вами в лодке?

Она повернулась к нему.

Платье внезапно показалось ей очень тесным и коротким.

— Да, конечно, была. Но когда начались все эти огни и крики, а туземцы полезли из воды в лодку… Потом я увидела, что доктор Свенсон идет по пристани. Мне было некогда задерживаться на лодке и искать мою сумку.

— Конечно, — согласился Томас.

Он не произнес ни слова ободрения, как сделал бы на его месте кто-нибудь другой. Не сказал ей, что деревня маленькая и ее сумка никуда не денется. Девочка-подросток встала и ударила ладонями по ладоням Истера. Подошла трехлетняя малышка и сделала то же самое.

— Нам пора уходить, доктор Сингх, — сказал Томас.

— Пожалуйста, зовите меня Марина, — сказала она.

К своему удивлению, она необычайно расстроилась из-за такой незначительной потери.

Восемь

Марина жила в джунглях уже неделю, когда узнала, что доктор Ален Сатурн, которого она мысленно окрестила «первым доктором Сатурном», берет с собой Истера и отправляется на лодке в торговый пост, чтобы отправить там письма. (Торговый пост находился в двух часах плавания по реке. Собственно, это был не торговый пост, а большая деревня, где жили индейцы жинта. За небольшие деньги они хранили у себя письма и деньги, пока мимо не проплывал какой-нибудь торговец из Манауса, а это случалось регулярно. За более высокую плату торговцы лично отправляли письма по почте, а не бросали их в почтовый ящик, — немаленькая услуга, ведь письма уходили на Яву, в Дакар и Мичиган, а торговцы не привыкли выстаивать длинные очереди в почтовых отделениях.) Перед такой поездкой все, кроме доктора Свенсон, бросали работу, а после ленча на какое-то время уединялись и писали письма.

Доктор Буди дала Марине три голубые аэрограммы из своего обширного запаса, а Ален Сатурн обещал снабдить ее марками.

Марина, чья сумка так и не нашлась, провела эти семь дней в платье лакаши, хотя какой-то неведомый благодетель дал ей идентичное второе платье — то ли из чувства вины, то ли из сострадания.

Нэнси Сатурн, «вторая доктор Сатурн», дала ей две пары нижнего белья, а Томас Нкомо — нераспечатанную зубную щетку.

Тихонько и незаметно он сунул щетку ей в руку. И Марина тогда поняла, что это был едва ли не самый желанный подарок за всю ее жизнь!

— Вот почему я стараюсь не давать никому лодку, — проворчала доктор Свенсон, оглядывая опустевшую лабораторию. — Стоит лишь объявить, что она отплывает, как все разбегаются по углам с ручкой и бумагой, забыв про работу.

Но забыть про работу было невозможно, поскольку, кроме нее, тут ничего и не было.

Марину посадили в углу лаборатории и поручили делать тесты на стойкость препарата при нагреве и на свету. Как и Андерс, она привыкла работать с мельчайшими порциями вещества, с молекулами, так что новое задание было в рамках ее прежнего опыта. Данных было столько, что хватило бы на годы работы, и она заподозрила, что доктор Свенсон решила нагрузить ее делами. Не исключала она и того, что окружающие давали ей уже решенные проблемы, чтобы успокоить ее или проверить ее компетентность. Ведь они проводили опыты на мышах и явно проверяли и без нее концентрацию препарата в крови!

Вместе с тем она понимала, что если будет сидеть в своем углу и работать с тем материалом, какой ей дадут, она скорее сможет реально оценить, насколько далеко еще до первой эффективной дозы.

Время от времени она общалась с доктором Буди — та ведала клиническими исследованиями — и спрашивала о работе с кровью лакаши.

Теперь она понимала, как нелепо звучали тогда, в ресторане, ее вопросы о том, на каком уровне находятся исследования. Работая здесь, она получила возможность оценить все самой, а именно этого и хотел от нее мистер Фокс.

Страницы: «« « ... 89101112131415 » ... »»