Слишком много щупалец Казаков Дмитрий

– Да, – я подвигал бровями и выпучил глаза, изображая восхищение. – Если бы вам, о достойная наследница Шерлока Холмса, в свое время поручили отыскать Бормана или Мюллера, вы с этим легко справились бы.

Но даже это ее не проняло – как есть железная дева, только шипы не внутри, а снаружи.

– Помимо того, на Ирге О’Дила есть информация в отделе, занимающемся трафиком оружия, – продолжила Ангелика. – Отмечены следующие сделки: покупка большой партии штурмовых винтовок MD-3 IMBEL в Бразилии летом прошлого года, приобретение через Эквадор нескольких минометов английского производства L9A1, а также многоходовая операция в этой же стране, направленная на комплекс береговой обороны «Берег»…

Про винтовки эти я слышал впервые, у минометов знал только основные характеристики – калибр пятьдесят один миллиметр, дальность стрельбы восемьсот метров, вес шесть с небольшим кило, а вот про «Берег» мне было известно достаточно, чтобы забеспокоиться.

Шесть самоходных артустановок, способных палить на двадцать с лишним километров, мобильный центральный пост, и машины обеспечения. И все это с помощью системы управления МР-195 «Подача» может в полностью автоматическом режиме эффективно поражать цели, двигающиеся со скоростью до ста морских узлов, причем на каждую цель уходит две минуты.

Вещь эффективная, современная и жутко дорогая.

Зачем она Ирге О’Дилу, то есть Джавану Сингху, то есть Хаиму Шорроту?

– Не совсем ясно, – призналась Ангелика, когда я озвучил этот вопрос. – По всем данным выходит, что комплекс «Берег» наш «друг» приобрел, после чего вывез из Эквадора. Куда и под каким соусом – это нужно выяснять на месте, у нас сведений не имеется.

Это что, еще и через океан лететь? Хотя в Эквадор виза не нужна, денег на карточке, выданной шефом, не то что вагон, а целый состав, так что чего бы не мотануться по следам Колумба и всяких конкистадоров?

– А у вас что? Удалось что-нибудь узнать? – спросила белокурая бестия, требовательно глядя на меня.

Вот и все, попал. Придется открывать рот и чего-то говорить. Но что?

– Мы объехали весь Готланд! – похвастался Бартоломью. – Добрались до этого… как его? «Торова замка»! Там столбы каменные и между ними жертвенник, и тут Пат в обморок шлепнулся и задергался. Наглотался какого-то ядовитого газа, что из-под земли выходит.

По глазам Ангелики видно было, насколько ее устраивает эта версия.

Нет, эту младшую сестру Джеймса Бонда не обманешь, она мигом почует ложь, так что придется говорить правду.

– Был газ или нет – не знаю, но я кое-что видел, – с неохотой пробормотал я.

Рассказ о видении давался тяжело – я словно вытаскивал из себя его куски, вспоминал забытые детали, путался и сбивался. И это при том, что я, особенно не напрягаясь, могу трепать языком сколько угодно и на любую тему.

Услышав про вторую галлюцинацию, посетившую меня в ванной, Бартоломью удивленно поглядел на меня. Ангелика же не выказала признаков ни изумления, ни сомнения в моем здравом рассудке.

– Похоже, вы нашли тот круг, о котором говорил Твардовский, – сказала она.

– Ты в это веришь?! – рявкнул я.

– А что мне остается? – в голубых глазах блеснуло сомнение. – А ты веришь в свою выдумку о ядовитом газе?

– Нет. Конечно нет.

Самообман – худшая форма обмана.

– Йог-Согот? Кхтул-лу? Подводный город? Змеелюди? – Ангелика словно пробовала каждое слово на вкус. – Нет, я не представляю, что это означает и чем может нам помочь.

– А, еще! – воскликнул Бартоломью. – Мы видели новость… Из Турции! Там, ух ты, точно как у нас было!

Пришлось мне доставать ноут и разыскивать в Сети то сообщение из Трабзона.

– И это мне не совсем ясно, – резюмировала наша шпионка, усвоив информацию. – Может быть, Эрик Брокдорф сумеет нам помочь? Самое время нанести ему дружеский визит…

Но прежде чем отправиться в гости к бывшему эсэсовцу, мы поселились в отеле «Бест вестерн моргнингтон», находящемся вроде бы и недалеко от центра, но в то же время в довольно тихом месте.

Определившись с жилищем, мы вызвали такси и покатили на Кварнхолмен, островок, расположенный на самой окраине Большого Стокгольма. Чтобы добраться до находящейся в его пределах улицы Тре Крунур, то бишь Трех Корон, мы потратили почти час.

– Вас подождать? – спросил водила, по виду – типичный уроженец Конго или Нигера.

Настоящий швед – особенно если отмыть его в семи щелоках.

– Да, братишка, – сказал я. – Только надеюсь, что рядом нет баскетбольной площадки.

– Что? – не понял водила.

Ясное дело, этот тип никогда не слышал песенки о том, что «даже мертвый негр идет играть в баскетбол».

Ангелика кинула на меня уничтожающий взгляд. Мы покинули машину и оказались у калитки в заборе, окружавшем участок с непритязательным двухэтажным домиком.

Непритязательным на скандинавский взгляд, у нас за такой особняк кто угодно удавится.

Ангелика позвонила, и на крыльцо вышла старушка – божий одуванчик: седые пушистые волосы, кроткий взгляд, передник в стиле кантри и мягкие тапочки в виде пушистых зайчиков.

– Год миддаг! – поздоровалась она.

– Гутен таг, – отозвалась белокурая бестия, и они принялись балакать на дойчландской мове.

Как я понял, Ангелика настаивала, что мы хотим видеть герра Брокдорфа, а старушка упрямо твердила, что сей герр ввиду слабости здоровья не может нас принять. Выглядела она при этом решительно, словно тигрица, защищающая собственный выводок.

Когда раздосадованная нашей настойчивостью бабуленция пригрозила, что вызовет полицию, боевая валькирия холодно улыбнулась и предъявила удостоверение Интерпола. Этот аргумент оказался решающим, и, по-моему, с него и следовало начать беседу.

– Идем, – сказала Ангелика. – Нас пустили.

Старушка, бросая на незваных гостей сердитые взгляды, провела нас в просторную гостиную: рояль в углу, большая картина на стене – что-то вроде Айвазовского, а ниже – «плазма» с диагональю в метр.

Некисло живут шведские пенсионеры!

Не успели мы рассесться на неудобных старинных стульях, как в комнату вошел высокий сухощавый старик. Блеснули под кустистыми седыми бровями серые глаза, и я понял, что дедушка наш не только в здравом уме и твердой памяти, но еще и в отличной форме.

Темно-зеленый халат сидел на нем, как мундир, движения были четкими и уверенными. Морщины и крупный нос придавали бывшему нацисту облик старого, но еще свирепого орла.

– Прошу простить за мое одеяние, – сказал Брокдорф на отличном английском: и как только догадался, фриц недобитый, что мы с Бартоломью ни по-шведски, ни по-немецки – ни бум-бум. – Я прихворнул и по совету врача вынужден оставаться в постели. Чем обязан?

Охотно верю, что когда этот тип не болен, он тягает штангу и бегает кроссы.

– Меня зовут Ангелика Вирхов, – сообщила наша предводительница. – Мои коллеги – Александр и Антон, – каждый из нас удостоился взгляда и кивка хозяина. – Нам крайне нужна ваша помощь. Необходима информация об этом человеке…

Зашуршала извлеченная из папки фотография – та самая, с Вальтером Вюстом, имперским руководителем «Аненэрбе». Опустившийся в кресло Эрик Брокдорф взял ее недрогнувшей рукой, и не следи я за ним в этот момент, ни за что бы не заметил, как предательский страх вспыхнул в его глазах.

– Хм, да, глубоко вы копнули, – сказал бывший эсэсовец после паузы. – Но с чего вы взяли, что я знаю что-то о нем? Кроме того, этот человек наверняка давно умер, и я не вижу смысла тревожить его имя.

– Я видел его четыре дня назад, – сообщил я, – и был он здоров, как слон.

– Вот как? Но это ничего не меняет, – Брокдорф упрямо покачал головой и вернул снимок. – Не вижу причины, из-за которой я стану вспоминать то, о чем вспоминать не хочу.

Видно было, что он удивлен, испуган, но вовсе не сбит с толку и не сломлен.

– Из-за того, кто ранее именовал себя Хаимом Шорротом, а ныне называется Джаваном Сингхом, за последние дни погибли как минимум шесть человек, – сказал я, глядя в глаза цвета крупповской стали. – И не просто так, а были принесены в жертву. Их распотрошили, как цыплят, а еще у каждого вытащили селезенку. Я сам чуть не умер, я видел странные, чудовищные вещи. Вы, и только вы можете помочь нам разобраться в том, что происходит. Расскажите, что за сила стоит за этим типом и как с ней бороться?

Бывший эсэсовец пожевал бледными губами, а затем горько улыбнулся, и эта улыбка обнажила весь его возраст.

– Все далеко зашло… – проговорил он. – А я надеялся, что эти вещи… они остались в тех временах… Я смог избежать преследования, прожил не такую плохую жизнь… но греховную память не убьешь, она живуча, точно плесень… да… – Брокдорф погладил висок, и лицо его вновь отвердело. – Расскажите мне все, что вы знаете, и я пойму, чем смогу вам помочь.

Пришлось мне опять поработать языком, вспомнить московские, краковские и готландские приключения. Напоследок я вытащил из кармана находку Бартоломью, и тут старик едва не подпрыгнул.

– И вы таскаете это с собой?! – возбужденно воскликнул он.

В гостиную заглянула озабоченная старушка, посмотрела на нас свирепо, но Брокдорф нетерпеливо махнул рукой, и она исчезла.

– Да, а что такого? – вскинул я брови. – Запас карман не тянет.

– Эта… вещь, – бывший эсэсовец смотрел на узорчатый диск из белесо-желтого металла, словно на ядовитую гадину, – она обладает «запахом»… определение не совсем верное, но другого нет. Его чувствуют все, как-то связанные с… – он щелкнул пальцами, подыскивая слово, – все, имеющие чуждость… те, кто пришел через врата в глубине или в вышине…

В этот момент мне вспомнился пан Твардовский, и я невольно глянул на макушку нашего хозяина – не копошатся ли в седой шевелюре червячки?

– Те твари в гостинице пришли на «запах», – продолжал объяснять Брокдорф. – Боюсь, что будут и другие. Мы держали подобные предметы в особых контейнерах… Помню, один нашли на раскопках в Хайтхебю, только там был нож, покрытый засохшей кровью… С рукояткой в полметра, никак не для человеческой руки. Он ожил, и в первую ночь мы едва не сошли с ума… – Он вдруг хлопнул ладонями по подлокотникам. – Ладно, я отвлекаюсь. Дальше только о деле и только о деле. Проект «Врата», кодовое обозначение…

Он говорил, глядя в стену, мимо нас, точно рассказывал сам себе, вспоминал то, что надеялся похоронить в памяти. Мы слушали, и я записывал все на крохотный диктофон.

Для журналиста – незаменимая вещь.

Человек по имени Хаим Шоррот объявился в «Аненэрбе» летом сорокового.

Откуда он взялся – из рядовых сотрудников не знал никто, но поговаривали, что лысый старик с пронзительными черными глазами помогал СС и НСДАП деньгами еще в конце двадцатых годов, когда Гитлер только шел к власти. Как бы то ни было, даже Гиммлер относился к Шорроту с почтением, не говоря уже о руководителях «Наследия предков» – Вюсте и Зиверсе.

Сам проект «Врата» начал воплощаться в жизнь зимой сорок первого, когда стало ясно, что блицкриг на востоке провалился, а США вступили в войну. В те дни молодой Эрик Брокдорф, ассистент отдела раскопок, получил соответствующий допуск и ознакомился с материалами.

Поначалу он решил, что сошел с ума.

Хаим Шоррот и поверившие ему эсэсовцы собрались призвать на помощь тех, кого разные тайные учения именовали Древнейшими, Спящими или Властителями Древности – то ли богов дочеловеческих времен, то ли просто могущественных существ, появившихся на Земле миллионы лет назад. Для этого предполагалось восстановить позабытые ритуалы, добыть кое-что из археологических редкостей и принести обильные человеческие жертвы.

Последнее в Третьем рейхе решалось проще всего.

– Мы учили эти имена, – говорил Брокдорф, и голос его дрожал. – Хастурр, странствующий меж звезд, Йог-Согот, который сам есть врата, Кхтул-лу, что спит на дне моря… Мы изучали обряды, придуманные не людьми, и пытались воспроизводить их, и Шоррот был нашим наставником. Он знал и умел такое, что мы диву давались… Он внушал страх, и если бы не он, у нас бы вообще ничего не вышло. Но даже с его помощью мало что получилось. Мы работали как проклятые, мы… приносили жертвы, но Древнейшие не отвечали нам…

Как выяснилось дальше, Шоррота эти неудачи не очень-то расстраивали, так что в «Аненэрбе» начали потихоньку задумываться – кто кого использует, общество консультанта или наоборот?

Но наступило лето сорок четвертого, военная катастрофа стала неминуемой, Шоррот исчез, без него проект «Врата» закрыли, а большую часть документов уничтожили.

– И вот теперь он оказался жив, – старый эсэсовец покачал головой. – И, похоже, снова взялся за старое. Наверняка он пытается разбудить Древнейших… вот только зачем?

Поняв, что рассказ окончен, я выключил диктофон.

Да, теперь, с одной стороны, кое-что прояснилось, а с другой – еще больше запуталось.

– Ну и хренота! – заявил я, испытывая сильное желание вмазать грамм сто водки, чтобы в башке зазвенело. – Ни в жизни не верил в бредни насчет магии, сгинувших в прошлом цивилизаций типа Атлантиды и всего прочего, а теперь что, придется?

– Если хотите выжить и победить – то да. – Брокдорф протянул руку, осторожно взял металлический диск и перевернул его. – Это знак Кхтул-лу, Великого Жреца, Пожирателя Душ. И та статуэтка, которую вы видели в офисе Церкви Святой Воды, изображала его.

Я вспомнил фигурку – чешуйчатая башка, щупальца, когти и крылья, злобные глазищи – и вздрогнул.

– И этому… этому они молятся? – спросила Ангелика.

– Да, – старик брезгливо положил диск. – Подробностей я не знаю. Полагаю, что Шоррот сознательно нам их не сообщал. Все записи, относящиеся к «Вратам», я сжег сразу после войны, а подробности ритуалов просто не помню – это происходило очень давно, никакой памяти не хватит.

Тут Брокдорф не лгал – я готов был поклясться чем угодно.

– Если я еще чего вспомню… – сказал он. – Мне бы пригодился ваш телефонный номер.

– Нет, вы сообщили вполне достаточно, – ответила наша шпионка, и я понял, что она осторожничает. – Извините, что потревожили вас, герр Брокдорф, и огромное спасибо за помощь.

Она поднялась, и нам с Бартоломью достался ее красноречивый взгляд – чего, мол, сидите, как удоды на яйцах?

Темнокожий швед ждал нас, преспокойно почитывая газетку.

А чего ему – время идет, денежки потихоньку капают.

Мы сели в такси и покатили на запад, в сторону центра. Когда проехали мост, ведущий на Содермальм, то бишь Южный остров, сидевшая спереди Ангелика повернулась к нам:

– Сейчас я вас высажу в центре, а сама отправлюсь в наше посольство. Мне обещали переслать кое-какие документы из Берлина. Ближе к вечеру увидимся в отеле и решим, что делать дальше.

Антон грустно вздохнул, показывая, что не желает расставаться со столь очаровательной особой даже на несколько часов, а я ехидно улыбнулся и невинным голосом спросил:

– И благородная фройляйн бросит двоих мужчин на произвол судьбы? Посреди города, известного чуть ли не как мировая столица педерастии?

– Насколько я понимаю ситуацию, – сказала Ангелика, – это местным гомосексуалистам стоит тебя бояться, а не наоборот.

Вот это номер! Что, железная валькирия потихоньку учится шутить?

Нас высадили из такси неподалеку от Гамла Стана – Старого города, в самом центре, и мы, будто обычные туристы, отправились разглядывать достопримечательности. Заглянули на Рыцарский остров, где находится ратуша, могила ярла Биргера и небольшой барельеф, посвященный злому богу Локи, обошли вокруг дворцов.

Выбрались на Дроттинггата, или улицу Королевы, – главную пешеходную улицу Стокгольма, и тут Бартоломью заявил, что голоден.

– Нет проблем, – сказал я. – Заведений здесь уйма, денег у нас много, так что выбирай то, что нравится.

Мы прошли улицу почти до конца, и тут Антону глянулся бар под названием «Аполлон». Я посмотрел на висевший над входом радужный флажок, но говорить ничего не стал, и мы вошли внутрь.

Спустились по короткой лесенке и оказались в полутемном зале: громадные столы коричневого дерева, никаких скатертей, на стенах – картины на древнегреческую тему, а в углах – обломки якобы древних колонн и гипсовые статуи богов и богинь из олимпийской дюжины.

Настоящий вертеп.

– Привет, милые, – на аглицком поздоровался подскочивший официант неопределенной половой принадлежности. Заморгал накрашенными глазками, заулыбался, распространяя удушающий аромат духов. – Проходите вон туда.

– Привет, – ответил я, стараясь не смотреть на Бартоломью. – Как у вас насчет пожрать?

– Очень хорошо, – официант манерно махнул рукой и страстно поглядел на Антона. – У тебя красивый дружок, милый.

– Кто… кто это? – дрожащим голосом осведомился Бартоломью, когда мы заняли столик у стены. – И что он… она сказала?

– Отвесил комплимент твоей аппетитной попке и поинтересовался, не свободен ли ты, – я гнусно захихикал. – Я ответил, что если ты будешь вести себя плохо, то я тебя им оставлю. А вообще пора знать, что радужным флажком в Европе отмечаются заведения для гомосеков.

– Давай уйдем, а? Давай уйдем.

– Да ладно, чего уж там? – я кивнул официанту (или официантке?), который притащил нам меню. – Это самый центр, место должно быть приличное. Никто на тебя не бросится с криком «бей натуралов!», да и мы вдвоем вполне вписываемся в местную обстановку. Ведь так, противный?

Антон содрогнулся – похоже, он решил, что я просто-напросто свихнулся.

Ну а я подумал, что за всеми этими шуточками, за прогулкой по Стокгольму, прочими обыденными делами я пытаюсь укрыться от того необычного, что обрушилось на меня за последние дни. Точно обитатель крохотной пещерки, который увидел огромный мир за ее пределами, но упорно возвращается в свое жилище, знакомое до последней трещины на стене, да еще и пытается убедить себя, что все, расположенное снаружи, – мираж.

Я пытался, а выходило не очень, внутри рокотал громоподобный клич «Кхтул-лу!», кричали змеелюди, в мою комнату ломились похожие на лягушек твари, светилась статуэтка Древнего с щупальцами на морде, и плескалось что-то в заполненном тиной аквариуме…

Чтобы забыть это, придется уйти в запой на полгода или вырезать собственный мозг.

– Ладно, останемся, – сказал Антон, оглядевшись и определив, что брутальных мужиков в коже вокруг не наблюдается.

– Вот и славно, – кивнул я и принялся переводить для Бартоломью меню.

Насчет «пожрать» в «Аполлоне» и в самом деле оказалось довольно неплохо. На особые изыски скандинавы не способны, это не французы, но зато все было сытно, обильно и натурально. Мы разорились на полный обед из четырех блюд, и к тому моменту, когда принесли десерт, я чувствовал себя раздувшимся, как вдоволь попировавший клещ.

– Я больше не могу, – с тоской сказал Антон, разглядывая залитую взбитыми сливками и украшенную дольками фруктов «каку». – Но ведь не оставлять же это каким-то педерастам?

И он с видом потянувшегося к мечу утомленного героя взялся за ложку.

– Ешь-ешь… – поддержал я. – А то вот найдут нас злые дядьки из Церкви Святой Воды и принесут тебя в жертву.

– А чего бы нам самим их не найти? – из-за того, что рот его был набит, Бртоломью выражался невнятно, и взбитые сливки летели во все стороны. – Сколько можно удирать и прятаться? Мы что, трусы? Надо поймать кого-нибудь из них и как следует допросить!

Обычного человека после еды тянет подремать, а фотокора-худреда на подвиги…

– Мысль не самая плохая, – согласился я. – Отделения ЦСВ тут должны быть, а наши с тобой физиономии местным сектантам неизвестны.

Я вытащил из рюкзака ноут, водрузил на стол и нырнул в Сеть. И вскоре стал счастливым обладателем информации о том, что в столице Швеции у Церкви Святой Воды имеется «центральный офис» на Сторгатан, и некий «молельный дом» в Кристенберге, неподалеку от стокгольмского теннисного центра.

– Вот туда мы и отправимся, – решил я. – Офис – это нечто большое, под охраной, а молельный дом – то, что надо. Притворимся смиренными паломниками, которые явились поклониться мощам…

– И покажем всем этим сатанистам, что добро победит! – закончил фразу Антон и грозно взмахнул кулаком.

Похоже, он ощущал себя чуть ли не крестоносцем, призванным на борьбу с темными полчищами.

Так что мы доели десерт, заплатили гомосекам и отправились в бой.

«Молельный дом» занимал половину первого этажа небольшого дома. На двери висела табличка с крестом, окна снаружи закрывали решетки, а изнутри – занавески.

– Так, товарищи офицеры, – сказал я, оценив диспозицию, и воззрился на единственного имевшегося в наличии «офицера». – Что нужно первым делом предпринять при соприкосновении с неприятелем?

– Драпать? – спросил Антон. – Точнее – занять верную стратегическую позицию.

– Это само собой. Но сначала надо бы провести разведку – узнать, что, где, как, во сколько, почем и с какой скидкой. Дабы не раскрывать всех наших сил, на разведку отправишься ты.

– Но я же в языках ни бум-бум!

– А это неважно, – махнул я рукой и подпустил в голос уверенности опытного полководца: – Тут особого знания не надо. Ты должен проникнуть внутрь и разнюхать, много ли там народа, есть ли охрана, и хотя бы примерно запомнить расположение комнат.

На самом деле я рассчитывал на то, что в присутствии идиота даже самые бдительные люди расслабляются, теряют агрессивность. А поскольку не знающий языка иностранец выглядит обычно полным придурком, Бартоломью даже не нужно будет притворяться.

Конечно, есть вероятность, что ему сразу дадут пинка под зад…

Но шведы – народ терпеливый, глядишь, попробуют сначала разобраться, что за гусь к ним явился.

– Давай! – подбодрил я Антона. – Всем тверди, что тебе нужна Марта Олафсон, которая живет на улице Линдахагенсгатан. И не дрейфь, приятель! Даже отпетые сектанты делаются добрыми, аки котята, когда у них спрашивают дорогу.

Название улицы я подглядел, когда мы ехали на такси – недалеко, но и не в прямой видимости.

– Если я не вернусь, считайте меня… – Бартоломью пошлепал губами, поводил глазами из стороны в сторону, определяя, кого бы выбрать. – А ладно, лучше меня тогда вообще не считайте.

И он с бодрым видом висельника отправился к молельному дому.

На самом деле наш план пообщаться с местными последователями Церкви Святой Воды отдавал идиотизмом и авантюризмом, это я осознавал хорошо. Но, с другой стороны – я не мог сейчас оставаться пассивным, спокойно жить и ждать. Чтобы забыть об открывшейся мне ошеломляющей, дикой, ужасной картине мироздания, мне надо было действовать.

Ну а кроме того, Александр Патриарших по прозвищу Пат всегда жил по принципу «сначала ввяжемся, а там посмотрим».

Вдруг и в этот раз сработает?

Антон добрался до крыльца, постучал в дверь, открыл ее и пропал внутри.

Я затаил дыхание – ну вот, сейчас моего приятеля выкинут назад в поколоченном виде или еще хуже – вызовут полицию, или совсем плохо – возьмут бедолагу в плен, чтобы потом преспокойненько принести его в жертву…

Бартоломью появился минут через десять, живой и даже непокусанный.

– Ну что? – спросил я, когда мы укрылись за углом от любопытных взглядов.

– Два мужика, один молодой, другой постарше. Две комнаты. Одна – что-то вроде офиса, и в ней тоже есть аквариум, как и в Москве, – тут Антон вздрогнул. – Другая – пустая, точно спортивный зал, только ковры на полу, но особо разглядеть ее я не смог. Вроде бы они не догадались, даже объяснили мне, как на эту самую Линдахагенсгатан попасть.

– Молодец, – одобрительно кивнул я. – Справился отлично. Штирлиц Максим Максимыч гордился бы тобой, а Феликс Эдмундович не постеснялся бы пожать тебе руку. Теперь вторая часть плана – выжидание и маскировка. Так, где там мой волшебный ноутбук…

Интернет – такая штука, без которой сложно бороться со злобными сектантами.

Вскоре стокгольмский магазин, торгующий всякой униформой, принял наш заказ. Я оставил Бартоломью на стреме, а сам вызвал такси и отправился к ближайшему пункту выдачи покупок – двадцать минут туда и обратно. Вернулся с большим черным пластиковым пакетом и загадочной физиономией.

– Что там такое? – полюбопытствовал Антон, решивший, что я на распродаже купил базуку или ядерную бомбу.

– Скоро все узнаешь, не сомневайся.

Я оставил свежеиспеченному разведчику свой рюкзак, а сам торопливо зашагал к замеченному на соседней улице большому магазину.

В одну из кабинок мужского туалета этого заведения вошел мужчина в джинсах и рубахе с короткими рукавами, а вышел работяга шведских коммунальных служб в зеленом комбинезоне и такой же кепке. Моя руки, я внимательно оглядел себя в зеркало и остался доволен – немного небритости, и вполне смогу в качестве сантехника обходить дома стокгольмских обывателей: «Э, хозяин, а прокладочки-то совсем никуда… Нет, новых у меня нет… Не завезли. Что, пятьсот крон? И пузырь? Ну ладно, завалялась там одна где-то…»

Помимо одежи, я приобрел пластиковый ящик на ремне, в котором носят инструменты, и перчатки – чтобы не оставить в логове врага отпечатков пальцев.

– Ой! – сказал Бартоломью, завидев меня. – Ух ты, здорово!

– И не говори, – гордо приосанился я. – А теперь ждем, когда один из этих перцев покинет пост. Он уйдет, а я спокойненько побеседую со вторым. Ты останешься тут и предупредишь меня, если первый вернется.

Авантюра чистой воды, наглая и глупая затея… зато сколько адреналина!

Ждать нам пришлось довольно долго – лишь в шесть часов дверь молельного дома открылась, и оттуда вышел молодой швед – невысокий, коротко стриженный, в очках и коричневом костюме.

– Теперь за дело, – сказал я, когда очкарик сел в белый «Гольф» и уехал. – Телефон держи наготове, и если он вернется, тут же звони. А я пойду, займусь душеспасительной беседой…

Антон вздохнул – ему тоже хотелось внутрь, чтобы насовать в рыло соратнику мистера Джавана.

Я подошел к двери, надвинул кепку как можно ниже, чтобы козырек скрыл лицо, и натянул перчатки. Взялся за ручку и шагнул внутрь – так, вестибюль типа «предбанник», а за ним маленький офис. Столы, мониторы, на стенах гравюры, в углу огромный аквариум, заполненный темно-зеленой жижей.

Счастье еще, что тут нет полочки со статуэтками Кхтул-лу.

– Йа? – спросил, подняв голову, сидевший за одним из столов мужчина средних лет.

Балакать с ним на наречии Карлсона я не мог, а сантехник, не знающий родного языка, – это нонсенс. Так что мне только оставалось играть дурачка и потихоньку сокращать дистанцию.

Мужик нахмурился и выпучил глаза, но оказалось поздно – мой пластиковый ящик с размаху опустился ему на лысину. Для верности я добавил кулаком в висок, подхватил обмякшее тело и подозрительно покосился на аквариум.

Что если оттуда полезет нечто со щупальцами?

Пистолета на этот раз у меня с собой нет!

Но зеленая муть не шевельнулась, точно в аквариуме ничего не было, кроме воды. Я подхватил лишенного памяти шведа и поволок в то помещение, которое Бартоломью назвал «спортивным залом».

Тут и вправду обнаружилось полное отсутствие мебели, а также ковры на полу, но скорее не борцовские, а молитвенные – чтобы встать на коленочки, не запачкав брюк, и повопить «аллилуйя!» во славу какой-нибудь древней смрадной твари вроде Йог-Согота или Кхтул-лу.

Я аккуратно уложил сектанта на пол лицом вниз и связал ему руки его же брючным ремнем. Приготовил диктофон, сел сверху и с помощью растирания ушей привел адепта ЦСВ в себя. Швед вскинул голову, но я придавил ее к полу, не жестоко, но так, чтобы показать, кто тут босс.

– Это был урок номер один. Слушай меня и останешься жив, а также здоров, – сказал я на английском. – Если понял, тихо скажи «да».

Последовала небольшая пауза, и мне пришлось перейти к уроку номер два – то бишь ткнуть сектанта в бок кулаком и найти ту пару точек на шее, о которых я узнал в армии. Надави на любую из них, и лишенный кислорода мозг через несколько минут начнет агонизировать.

– А если не будешь слушаться, то пострадаешь, – нежно шепнул я в ухо уроженцу шведской земли. – Понял?

– Да! – обрел голос сектант. – Но что вам нужно? Деньги?

– Если бы мне нужны были деньги, я бы пошел в банк… – тут я остановил сам себя: стоп, Пат, в любой момент может вернуться второй, так что необходимо тратить время с толком. – Мне нужна информация о вашей паршивой конторе – чем занимаетесь, кому и как молитесь… когда служите литанию Кхтул-лу, а когда режете некрещеных младенцев и пьете их кровь. Понял?

Шведа затрясло, и не только от страха передо мной, а еще от испуга по тому поводу, что кто-то посторонний слишком много знает.

– Я не буду говорить… – пролепетал он.

– Тогда я стану тебя мучить, – и я для наглядности врезал ему кулаком по крестцу. – Усек?

– Да… ладно, слушай! – сломался этот нестойкий парень и принялся торопливо рассказывать.

А я включил диктофон.

Насколько я мог понять, он не врал, хотя порой замалчивал детали. Но мне было не до них, и гораздо больше тревожило другое – этот тип, бывший кем-то вроде служки в храме, знал немного.

Ежедневно они с напарником проводили по одному молебну, обращенному ко всем Древнейшим сразу. По выходным сюда приезжали члены стокгольмской общины Церкви Святой Воды, привозили некие «стати силы» и «сосуды мощи», и вот тут-то начиналась потеха.

– Мы видим их тени… страшные и живые… когда хозяин мертв, его тень жива, – шептал мой швед, содрогаясь всем телом, – и они отвечают нам, принимают подношения… они любят кровь, и сердце наполняется жестокой радостью и жаждой убийства, и тот, кого называют Пожирателем Душ, в последнее время ярче и ярче… он придет… Кхтул-лу фтагн! Кхтул-лу фтагн!

Похоже, этот парень собрался прямо на месте впасть в религиозный экстаз.

– Охолони, малый! – я похлопал его по затылку. – А что там за аквариум с тиной? Полигон для юных лягушководов?

– Пнглуи мглунафх Кхтул-лу Р’лайх угахнагл фтагн! – услышали меня не сразу. – Что? Это средоточие нижней святости, пребывание частицы того, кто спит в смерти, рука Великого Жреца.

Ага, выходит, они держат там кусок своего протухшего бога.

Понятно, почему так завоняло, когда я выстрелил в такую же посудину в Москве. Неясно только, что за щупальца из нее торчали – или этот Кхтул-лу не так мертв, как хотелось бы верить?

Мда, в сектантском бреду не то что черт, а сам сатана копыто сломит.

– Ладно, дядя, – сказал я. – Ты вел себя хорошо и поэтому заслужил награду. Я убью тебя быстро и не больно. Чик, и ты уже на небесах, – швед вздрогнул, он-то фильм «Место встречи изменить нельзя» не смотрел. – Так что молись, поспешно загрязняй душу и все такое.

Сектант взвыл, но я как следует врезал ему по затылку, и вой прервался. Убедившись, что чувачок и в самом деле лишился сознания, я вскочил и направился к двери.

Настало время делать ноги.