Королевский выбор Остен Эмилия

Глава 18

Рамиро молчал.

Она права, это выход. Просить ее руки, сочетаться браком со своей сводной сестрой — это допустимо, церковь разрешит, тем более что и отцы, и матери у них разные. Леокадия смела, умна, она всю жизнь провела на Фасинадо и не хочет покидать остров. Она горяча, как кипяток, и вольнолюбива, как ветер, и она никогда не позволит Рамиро скучать. Она сделает все, чтобы их жизнь была яркой, запоминающейся, полной. Он верил, что она может.

Господи, Леокадия…

Я кружил тебя на руках, когда мне едва исполнилось шестнадцать. Тогда я уже был высоким, и отец заставлял меня тренироваться с саблей, и я был сильным. Мы находились с тобой там, на старой вилле, которая до сих пор не преображена согласно моей мечте — и я подхватил тебя и кружил, и мы оба хохотали, а затем ты вырвалась, прижалась к стене и смотрела на меня бархатными глазами, тяжело дыша, — я помню, как поднималось и опускалось изумрудное ожерелье на твоей груди. С тех пор я опасался до тебя дотрагиваться, потому что ты жгла как огонь; затем я преодолел это и смог выносить твои сестринские ласки, терпел, когда ты приглаживала мне волосы, когда закалывала булавками мои галстуки, когда смахивала пылинки с сюртука. Мы столько прожили вместе. Ты созналась мне недавно, что влюблена.

Ты влюблена… в меня?..

Господи, Леокадия, пусть это будет не так. Потому что я не могу жениться на тебе. Это ничего не решит. И я… возможно, я желал бы. Я ничего не знаю сейчас, когда вместо сердца у меня плотный комок темноты. Я ни о каких чувствах не могу сейчас думать. И та девушка, которую я видел два раза, та, с волосами цвета золотого винограда, что, как намекает лорд Эверетт, скучает обо мне, — она тоже не моя и моею никогда не будет. Я не могу о ней думать, потому что каждый раз сердце словно замирает на мгновение, прежде чем провалиться в пустоту.

Леокадия, пусть это будет не так, пусть ты не влюблена, и не потому Лоренсо мне ничего не сказал. «Ты не обрадуешься», — или как он там выразился? Пусть это лишь политический ход, твоя маленькая хитрость, но только не то, что я думаю. Я не пойду в эту бархатную, горячую тьму. Я боюсь. Не за себя — за тебя и за то, что с нами будет, так как я не люблю тебя настолько, чтобы тобою жить.

…Рамиро моргнул.

— Это предложение? — сухо вопросил он.

— Предложение должен делать ты. Ты можешь просить моей руки, — повторила она, — и мы станем королем и королевой Фасинадо. Навсегда. До смерти.

— До смерти — это не навсегда, Леокадия.

— Не играй словами, Рамиро.

— Это политика. Так?

— Так, — согласилась она, кусая губы, и отвела взгляд.

— Я не знаю, что тебе ответить. Мне нужно подумать. — Он не представлял, как вежливо рассказать ей обо всех своих… доводах. — Может быть, выпьем сангрии на южной террасе?

Леокадия приподняла брови.

— Ты давно меня никуда не приглашал.

— Нужно это изменить. Только отыщу сюртук. Минутку. — Он прошел мимо нее в гардеробную, чтобы еще поразмыслить.

Впрочем, что тут размышлять?

Рамиро нашел сюртук — тот чинно лежал на кровати, аккуратно разложенный камердинером, который знал, старый гном, что принц еще непременно пойдет куда-нибудь, — надел, посмотрел на себя в зеркало. Все как всегда. Темные круги под глазами больше, а так…

Когда он возвратился в кабинет, Леокадия стояла и жадно читала письмо Мартина Эверетта, которое Рамиро оставил без присмотра.

Отнимать поздно, и он просто ждал, пока она дочитает. Леокадия закончила и подняла на брата ошеломленные глаза.

— Что это?! Господь с тобой, что это, Рамиро?!

— Послание лорда Эверетта, британского банкира, которому мы должны много денег. Ты же сама видишь.

— Я вижу, но он… предлагает тебе жениться на его дочери! Это… не первое предложение?

— Леокадия, пойдем пить сангрию.

— Отвечай мне!

— Да, не первое.

— Ты… согласишься?

— Не знаю.

— Но ведь это… выход, — медленно произнесла Леокадия. — Прощение всех долгов.

— Я знаю.

— И ты… знаешь эту девушку?

— Встречался с нею во Флоренции. Два раза. — Он не стал уточнять, насколько волнующим это было.

— Ты, конечно, можешь жениться на ней, Рамиро, — с усмешкой произнесла Леокадия и отшвырнула послание. Листки спланировали на пол и замерли. Трепыхнулись под легким ветерком. — Только что случится, если ты встретишь свою настоящую любовь после женитьбы? Неужели ты будешь так рисковать? Моя мать…

— Давай не будем обсуждать твою мать.

— Нет уж. Она влюбилась в твоего отца, еще будучи замужем за моим. Это называется прелюбодеяние. И ты об этом знаешь, хотя никто из нас об этом не говорит. Что ж! Прекрасное подтверждение тому, что тебе не стоит делать. Обратного пути не будет — разве что убить эту Чарити, дабы воссоединиться с той женщиной, которой наконец-то удастся обжечь твое сердце!

Совет опять начался вовремя — ну надо же! Рамиро занял свое место, остальные члены королевской семьи расселись, и лорд-распорядитель завел привычную речь. Сколько раз Рамиро слышал ее за свою жизнь? А сколько еще предстоит услышать?

— Как ты тут не засыпаешь от скуки? — прошептал ему Марко.

— Привычка.

Речь завершилась, снова взял слово Амистад, снова потекли плавные разговоры. Леокадия сидела, словно язык проглотив.

Вчера она правдами и неправдами вытаскивала из Рамиро сведения о Чарити, а он отговаривался, как мог. Меньше всего он хотел обсуждать с Леокадией свой возможный брак с леди Эверетт — а сестра настаивала. Она говорила все время о том, что идея хорошая, однако есть еще душа и сердце — их куда прикажете девать? Рамиро уже совершенно запутался. В конце вечера он сказал Леокадии, что не намерен сейчас жениться вообще, и оставил ее, рассерженную. Сегодня принцесса едва поздоровалась с ним. Он понимал, что сильно уязвил ее, однако полагал, что чувствам не место в политике. Чувства можно выражать в свободное время. Сейчас, когда решается судьба Фасинадо, — что толку от них?

Совет попросил Леокадию высказаться, и та произнесла пламенную речь, ничуть не хуже, чем говорил Рамиро. Он видел, что советники колеблются. Все-таки Леокадия — дочь Эстебана, а Эстебан… Доводы вертелись, как расхлябанное колесо повозки. У Рамиро что-то спрашивали, он отвечал. Выдвигал свои аргументы. Невозмутимо спорил. И понимал, что ему это надоело.

Он опасался, что Леокадия заговорит о возможном браке между нею и им. Что ему тогда ответить? Отказать ей публично? Тяжело и губительно для чести. Он еще не придумал достойный ответ, если Леокадия об этом все-таки заговорит, однако она нанесла неожиданный удар.

— Я отношусь к ситуации в стране ответственнее, чем принц Рамиро. Он имеет возможность раз и навсегда решить все наши финансовые проблемы, однако не пользуется им… по личным соображениям.

Совет затих. Было слышно, как глупая, одуревшая от жары муха бьется в стену и все никак не может выбраться на волю, туда, где цветочки, солнце и пот на толстых конских шкурах.

— Ваше высочество, — обратился к Рамиро Амистад де Моралес, — вы знаете, о чем говорит принцесса Леокадия?

Рамиро кивнул.

Ох, как же он этого не хотел.

— Вы не желаете нам… объяснить? Утаивать такие сведения от королевского совета по меньшей мере недальновидно. — Тон старика был сух. Амистад явно не одобрял принца, на которого поставил столь многое и которого все время поддерживал — а тут, видите ли, какие-то тайны.

Рамиро покачал головой и раскрытой ладонью указал на Леокадию — дескать, сама затеяла, сама и объясняй. Сестра порозовела: она не ожидала, видимо, что он предоставит ей слово. В конце концов, письмо она прочла, ей не предназначавшееся. Однако не такова была Леокадия, чтобы отступать. Она вздернула подбородок и заявила:

— Мне стало известно, что лорд Эверетт, о котором вы все здесь знаете, готов списать весь наш внешний долг и вложить деньги в экономику Фасинадо. С одним условием. — Она сделала драматическую паузу. Ах, как же хороша была Леокадия в этот миг! — Если наш принц Рамиро женится на дочери банкира, леди Чарити Эверетт.

Поднялся невероятный шум. Леокадия вскинула руку, призывая советников к вниманию, и постепенно изумленные и возмущенные возгласы утихли. Прежде чем Леокадия продолжила, заговорил Марко:

— Принцы Фасинадо никогда не женились на чужестранках!

— Ваше высочество, — сказал первый министр, — при всем уважении, первая правительница острова была чужестранкой.

— И христианкой, что еще лучше, — хмыкнул граф Фуэнтес. — И вообще все мы приплыли сюда с материка. И еще две испанские принцессы. Это всего лишь традиция, которую можно нарушить. Эверетт и вправду обещает списать долг?

— Он клянется в этом. Однако если уж речь о долге, — Леокадия бросила очередной пламенный взгляд на Рамиро, — то принц не желает его исполнить. Это не первый раз, когда лорд Эверетт предлагает данную… сделку. Три месяца назад, во Флоренции, принц отказался.

Снова все зашумели. Рамиро слушал. Как сказал бы тот самый Эверетт, который поминался через слово, акции принца стремительно падали. Он сам знал, что неправ. Обмануть отца, обмануть совет, никому не сказать, когда так просто, так легко можно все разрешить… Но стоило вспомнить глаза Чарити Эверетт, как что-то комом вставало в горле. Брак по договоренности, когда Рамиро всегда полагал, что женится по любви.

Глаза Чарити… Можно утонуть в этих голубых глазах.

Леокадия вчера была чрезвычайно уклончива. Она, конечно, вроде бы одобряла идею, однако играла… на себя? Чего она хочет на самом деле, его знакомая и незнакомая сестра? Влюблена ли она? Что значит ее демарш? Она выставила Рамиро человеком, который не думает о своей стране, хотя только о стране он думает днем и ночью. Господи, как… как все это могло так запутаться? Проклятый гордиев узел.

Рубить. Только рубить.

Рамиро встал. Люди умолкали один за другим, глядя на него. Что-то происходило в зале совета, как тогда на площади, что-то такое, чему нельзя противостоять.

Рамиро помолчал и сказал негромко в звенящей, натянутой тишине:

— Я возьму в жены леди Чарити Эверетт, если так нужно для блага Фасинадо. Я буду ей верным мужем, обязуюсь почитать и любить ее до конца своих дней. Исполню свой долг и все брачные обеты. Сегодня же я готов отослать гонца к лорду Эверетту.

Леокадия, которая при всем желании не могла жениться на Чарити, сжимала и разжимала кулаки. Рамиро повернулся к ней спиной.

Амистад де Моралес, старый лис, поднялся, поклонился и сказал:

— Ваше величество…

Глава 19

Конечно, Чарити не стала рыдать три дня после отъезда принца Рамиро. Она даже часа не смогла проплакать. Во-первых, слезы кончились, а во-вторых, ей не хотелось пугать отца. Вряд ли она сможет внятно объяснить ему, из-за чего плачет. Девушка и себе этого объяснить до конца не может. В Рим путь был недальний, и Чарити почти не заметила дороги. Каждую ночь ей снилось странное место: тенистый внутренний дворик, бассейн и фонтан посередине, виноградные лозы свисают с черепичной крыши, нежно-розовый мрамор в лиловых прожилках, уже стертые от времени ступени. И стены: стены, сплошь покрытые фресками, изображающими синие дали и просторы лугов, горы и море, словно окна, открывающиеся в иной мир. Иногда она там одна, сидит на мраморной скамье, застеленной легким покрывалом, и смотрит на воду, которая, чуть слышно журча, стекает из бассейна в отводную трубу. Иногда на Чарити обычное белое платье, в котором она ходит днем, муслиновое, незамысловатое. Но чаще… Чаще это тонкой выработки шелк глубокого синего цвета, по краю бежит замысловатый вышитый узор, в котором меандры сплетаются со стилизованной чайкой, золотые шнуры обхватывают талию и скрещиваются на груди и спине, плотно прижимая нежную ткань к коже. Волосы свободно распущены, спадают по спине почти до талии, а запястья охватывают тяжелые браслеты светлого золота. Пахнет морем.

Иногда рядом со скамьей стоял принц Рамиро. В белом хитоне и синем плаще с такой же каймой, как на ее платье. Они говорили о чем-то, Чарити никогда не могла потом вспомнить, о чем именно. О чем-то очень важном, очень.

Когда в ее снах появлялся принц Рамиро, девушка просыпалась в слезах.

День пролетал за днем, Рим проскользнул призраком перед глазами, потом Венеция, Падуя, Сиенна. Чарити увидела все то, о чем давно мечтала, но не запомнила ничего.

Однажды в Риме она едва не разрыдалась на глазах у отца, когда в соборе Святого Петра ей показалось… послышалось… словно Рамиро прочитал для нее надпись на одном из алтарей.

В Венеции Эверетты задержались надолго, отец встретил старого знакомого, тот пожелал представить его семье… Незаметно для себя Чарити оказалась вовлечена в череду балов и приемов, маскарадов и прочих увеселений. Девушка понимала, что отец старается развеселить ее и отвлечь, и лишь одно оставалось тайной: почему во взгляде отца временами мелькало что-то такое… что Чарити определила как чувство вины, только вот не могла понять, откуда оно взялось. Со дня отъезда Рамиро Чарити и лорд Эверетт больше ни разу о нем не заговорили. Однажды отец упомянул Фасинадо, но Чарити удалось спокойно и вежливо перевести разговор на другую тему. Видимо, не слишком уж хорошо она разыграла спокойствие, так что с тех пор лорд Эверетт избегал даже случайно упоминать остров-королевство и все, что с ним связано.

Где-то через месяц или полтора после отъезда из Флоренции, как раз в Венеции, Чарити догадалась, что отец начал что-то подозревать. Лорд Эверетт стал необычайно заботлив и предупредителен, во всем соглашался с дочерью и постоянно подносил подарки. Положение сделалось просто невыносимым. Чарити сама до конца не понимала, почему ее хандра так затянулась. Ведь она так мало виделась с человеком, который стал виновником такого ее состояния. И все же, все же… что-то произошло между ними в те два дня знакомства.

Ах, если бы принц просто уехал, завершив свои дела с отцом! Нет же, это предложение поездки в Помпеи… Этот поспешный отъезд, больше смахивающий на бегство… Словно… Словно принц чего-то испугался. Или кто-то его смертельно оскорбил. Отец точно не мог ничем обидеть принца Рамиро, а вот она… Не была ли она слишком откровенна во время прогулки? Иногда откровенность можно принять за навязчивость. Принц и так находился в двусмысленном положении: королевство зависит от воли банкира, а тут еще дочка банкира столь назойлива… Неудивительно, что он сбежал как от огня.

Но мысль о том, что она виновата в отъезде Рамиро, оказалась еще не самой страшной. Самым ужасным было то, что принц просто и честно уехал по срочным делам, а вот такая мелочь, как извинения перед Чарити за сорвавшиеся планы и простое «до свидания» — это Рамиро не особо беспокоит. Просил извиниться. Скорее всего, это отец сам сказал, без просьбы со стороны принца. Рамиро-то и думать позабыл о наивной английской девушке.

Пришел июнь — роскошный, сбрызнутый солнцем не менее щедро, чем весенние дни в этой удивительной стране. Венеция жила по своим правилам, и как не очароваться ею, особенно летом! В другое время Чарити, несомненно, была бы полностью во власти этой итальянской сказки. Но не теперь.

В последние дни к отцу зачастили гонцы и почта, но Чарити просто отметила это краем сознания, не придавая особого значения. Круговорот венецианских балов и прочих развлечений, в котором она очутилась, предполагал отдых до обеда. Измученная навязчивыми снами, Чарити иногда вставала едва ли не на закате. Такой образ жизни не мог не сказаться на внешнем виде: девушка побледнела, осунулась, но излишняя худоба лишь придала загадочности чертам лица, а бледность выглядела пикантно на фоне смуглых итальянок. Однако от любящего взгляда отца эти перемены не ускользнули. Временами Чарити замечала, что он странно на нее смотрит, словно размышляет о чем-то не очень правильном, зато спасительном.

Через некоторое время Венеция Чарити окончательно наскучила, но она не знала, как сказать об этом отцу. Лорд Эверетт так старался развлечь и отвлечь дочь!

Однажды утром на исходе июня, то есть утром для Чарити, она наткнулась на отца, нетерпеливо расхаживающего по коридору перед дверью ее спальни.

— Папа?

— Чарити! Я…

— Ты ждешь меня, я догадалась. Мог бы разбудить, я в последнее время безбожно много сплю.

— Ну что ты, доченька! Ты же допоздна на балах!

— Кстати, о балах. Что-то я от них устала. Может быть, нам пора вернуться домой?

— Гм… Давай пройдем в мой кабинет. У меня для тебя потрясающая новость.

Чарити шла по коридору за отцом и пыталась разбудить в себе хоть капельку любопытства. Отец явно и совершенно точно хотел, чтобы она умирала от любопытства из-за «потрясающей новости». Но ей было абсолютно все равно. Она не ждала никаких новостей: ни плохих, ни хороших, ни потрясающих.

Кабинет отца в Венеции мало отличался от кабинета во Флоренции. Честно говоря, он мало отличался и от кабинета в Лондоне. Чарити подозревала, что и кабинеты остальных банкиров и магнатов похожи один на другой. Словно существует какой-то тайный сговор финансовой аристократии.

Отец под локоток сопроводил Чарити к диванчику у окна — оттуда открывался чудесный вид на мост Риальто, — сам устроился рядом и начал издалека.

— Сегодня я получил письмо.

— В последнее время ты получаешь множество писем. — Она тут же устыдилась того, как прозвучали ее слова. — Прости, я невнимательна, может быть, происходит нечто, что я должна знать?

— О, ну это-то ты точно должна знать. — Отец не обратил никакого внимания на ее тон, он светился, словно фонарь на пристани.

— Папа! — вздохнула Чарити. — Давай будем считать, что я проявила должное любопытство. Прости, но я что-то плохо спала сегодня ночью.

Лорд Эверетт посерьезнел.

— Ты плохо спишь с того самого злополучного утра во Флоренции.

— Какого утра? — попыталась разыграть невинность Чарити.

— Утра отъезда принца, милая. Я же твой отец, помнишь, ты можешь обмануть кого угодно, но не меня.

— Папа, принц тут совершенно ни при чем, — вяло соврала девушка. — Я и видела-то его всего два раза. То есть один с половиной.

— Иногда и этого бывает достаточно, уж поверь мне, старому человеку.

— Во-первых, ты не старый. А во-вторых, позволь мне узнать: достаточно для чего? — Чарити даже разозлилась, что все ее усилия скрыть свое смятение и тоску в течение последних недель оказались совершенно бесполезны. Кажется, отец все понимал с самого начала.

— Достаточно для того, чтобы потерять сон и покой.

— Это не имеет никакого отношения к принцу. Я… я просто… просто глупая старая дева.

— Ты не глупая — это раз, и уж точно не старая — это два.

— Хорошо хоть ты не сомневаешься в моей невинности, папа, — сквозь слезы рассмеялась Чарити. Она и не заметила, когда успела расплакаться.

— Ну, доченька, не плачь, милая. Я же говорю — у меня есть потрясающая новость.

— Какая? — Чарити приняла предложенный отцом платок и попыталась унять слезы. Теперь-то в ней точно проснулось любопытство.

— Я получил письмо от принца Рамиро.

— Надеюсь, он там приносит более пространные извинения за свое непонятное поведение.

— Гм… — Лорд Эверетт снова выглядел виноватым. — На самом деле, это не просто письмо. Принц Рамиро Эстебан Хорхе лос Домингос де Сантана официально просит у меня твоей руки.

Чарити помолчала пару мгновений, а затем недоверчиво переспросила:

— Что он просит?

— Твоей руки.

— Но почему моей?

— Было бы странно, если бы он просил моей руки, — пожал плечами лорд Эверетт.

— Принц Рамиро просит моей руки? — Теперь Чарити точно разозлилась, вся хандра и слабость последних недель исчезли. — А почему это он вдруг хочет на мне жениться? Он видел меня два раза! Полтора раза!

— Гм… Понимаешь ли, видимо, я был прав, когда говорил, что иногда и полутора раз достаточно, чтобы потерять покой и сон.

— Но он мог бы сделать предложение мне! Еще во Флоренции!

— Он пишет, что был не готов, опасался, что предложение будет воспринято как попытка избежать выплаты долга.

— А сейчас это может восприниматься как-то по-другому?

— Сейчас вопрос с долгом полностью решен.

Чарити замолчала, не зная, как реагировать. Выходит, все эти ужасные недели она могла быть избавлена от бессонницы и хандры, если бы принц хоть немного поступился своей честью и хотя бы намекнул на свои намерения? Как же она зла! Как она зла!

— Папа, а почему ты решил, что эта новость меня обрадует?

— Ну, доченька, я же не слепой! Я все вижу и все понимаю. Ты обрадуешься.

Чарити зарыдала еще горше.

— Я так рада, папа! Так ра-а-ада!

Лорд Эверетт стойко переждал водопад слез и уточнил:

— Так ты согласна принять предложение принца Рамиро? Гонец ждет ответа.

— Я… Не могу отрицать, эта новость сделала меня определенно счастливее, вот только…

— Дочь, никаких «вот только»! Если это предложение делает тебя счастливой — скажи «да»! И я все устрою!

— Папа! Да! Конечно, да!

— Тогда я напишу ответ, не стоит заставлять королевского гонца ждать слишком долго.

…Чарити стояла на балконе и смотрела на море. Какой-то из этих белых парусов поднят над кораблем с Фасинадо, который несет гонца домой. Скоро принц получит ответ. Будет ли он также счастлив, как и она? Или у него есть еще какие-то мотивы, кроме… кроме любви? И о чем он думал все это время? Спал ли спокойно? Наслаждался ли жизнью?

Ей хотелось думать, что… Нет, не так. Ей просто хотелось, чтобы он думал о ней. Вспоминал. Ждал.

Глава 20

Корабль с Фасинадо возвратился за Чарити, чтобы отвезти ее на остров, к которому она будет навеки прикована после свадьбы с Рамиро. Это… будоражило.

Хандру как рукой сняло, а злость на Рамиро, который мог бы и не тянуть так долго, если уж все решил, растворилась в сборах. Чарити велела упаковать все свои платья и ожила на глазах, чем доставила невероятную радость отцу. Лорд Эверетт тоже собирался в Фасинадо — ведь не мог он отпустить свою дорогую девочку одну!

Может быть, из-за того, что лорд Эверетт не желал нарушать безоблачного счастья дочери, Чарити едва не оказалась в неловком положении. Когда она вместе с отцом приехала в порт, где их ждала «Королевская звезда», то сразу заметила, что кроме флага Фасинадо над кораблем трепещет черное полотнище.

— Папа, что это?

Лорд Эверетт поднял голову и помрачнел.

— Это траурный флаг, доченька.

Чарити словно плеснули холодной водой в лицо.

— Кто-то… кто-то умер на острове?

— Я не хотел пока тебе говорить… Король Альваро V убит во время смуты. Это произошло еще до того, как ты получила предложение от принца…

— И ты молчал?! — задохнулась Чарити.

— Я не хотел расстраивать и пугать тебя. К тому же смута быстро завершилась. Благодаря принцу. Вернее… — отец откашлялся. — Вернее, будущему королю Фасинадо.

Чарити едва не упала.

— То есть… я стану королевой?!

— Похоже, что так. Гонец привез подробное письмо… Совет утвердил принца Рамиро. Он наследует своему отцу.

Принц написал и ей. Нечто очень вежливое, официальное, очень… благопристойное. Что-то о том, какая великая честь ему оказана, и как он ждет прибытия Чарити, и что она не пожалеет о своем согласии. Что обычно пишут в таких письмах? Письмо ничего не говорило Чарити, совсем. Но она перечитывала его раз за разом и носила с собой повсюду.

— Папа, Господи… Король убит… Как же…

Она не могла представить себе, какая сила духа потребовалась Рамиро, чтобы пройти через все это. Если бы ее собственный отец погиб, мир бы пошатнулся и обрушился, задавив Чарити под обломками. В первый день плавания Чарити не отставала от отца, пока тот, пусть неохотно, не рассказал ей все. И думала об этом, долго думала, сидя у себя в каюте или расхаживая по палубе.

Рамиро прислал милейшего старичка, графа Фуэнтеса, в качестве сопровождающего в плавании. Чарити обрадовалась бы больше, если бы ее познакомили с человеком, который будет отвечать на ее вопросы. Пока же она опасалась их задавать, а граф давал весьма уклончивые ответы. Так что Чарити пока не слишком-то разбиралась, что происходит в данный момент на Фасинадо. Зато героическую речь принца перед толпой в праздник Тела Христова ей передали почти дословно и с гордостью. Она кивала и понимала, что все это… больше, чем она предполагала.

Случайная встреча, недели тоски, внезапное предложение и радостное согласие — чем это обернется в итоге? Она постарается быть достойной Рамиро и его любви. Она сможет. Быть королевой — значит быть королевой. Она чужачка, и станет первой чужачкой, на которой женится король. За нею будут наблюдать всю жизнь. С нее глаз не спустят. Чарити это осознавала.

Еще не поздно отказаться и попросить отца развернуть «Королевскую звезду». Еще не поздно… Поздно. Свежий морской ветер бил в лицо, и Чарити понимала, что обратной дороги уже нет. Да и нужен ли ей обратный путь? Она привыкла смело встречать трудности. Ну, если это не касалось непонятных отношений с Рамиро, конечно.

…Остров появился из-за горизонта на рассвете, как и говорил капитан. Чарити немного устала за дни плавания и встретила эту новость с радостью. Стоя у борта, вцепившись в него побелевшими пальцами, она смотрела, как вырастает на горизонте Фасинадо.

— Какой он большой… — пробормотала Чарити.

— Остров достаточно велик, это верно, — согласно кивнул отец, остановившись рядом с ней. — И разнообразен. Я даже немного завидую тебе — ты увидишь его впервые! Ах, я так давно не был здесь…

В голосе отца слышалась ностальгия.

— Что ж, теперь ты можешь освежить воспоминания.

— Да уж.

«Королевская звезда» вошла в гавань Маравийосы после полудня. Чарити вертела головой, не в силах сразу вобрать в себя все, что видела, — и толкотню рыбацких шаланд в порту, и форт, защищавший гавань, и гордые мачты парусников, и город, карабкающийся по холмам все выше и выше, текущий улицами туда, где возвышалась неприступная крепость — дворец, обиталище королей.

— Да, это королевский замок, — вполголоса говорил отец. — Он веками строился и перестраивался, поэтому сейчас несколько… эклектичен, я бы сказал. Надеюсь, нам отведут покои в новом крыле.

— Насколько новом? — пробормотала Чарити.

— Его построили в семнадцатом веке, и это самая современная пристройка в замке. Остальные гораздо старше.

— Привидения там водятся?

— А как же.

Чарити искала взглядом следы того самого бунта, о котором рассказал отец, но не находила — в городе кипела обычная жизнь. Лорд Эверетт поведал, что французов-бунтовщиков, которых тайно привез на остров предатель Франсуа Сезан, выслали на родину, предоставив разбираться с ними властям Бонапарта. Убийца короля казнен, а предатель-советник заключен в королевскую тюрьму с перспективой провести там остаток жизни. Суд решил, что это будет лучшим наказанием для зачинщика смуты, чем немедленная и быстрая казнь. Не заслужил граф легкой смерти.

«Королевскую звезду», привезшую драгоценный груз, встречала небольшая делегация. Во главе ее стоял невысокий мужчина в сером костюме. Чарити припомнила, что видела его во Флоренции вместе с Рамиро.

— Я Лоренсо де Ортис, капитан королевской стражи, если вы позабыли, леди, — отрекомендовался мужчина в сером, когда Чарити сошла с корабля, и она тут же вспомнила, что он уже ей представлялся. — Мой принц велел мне встретить вас и доставить в замок, где вам уготован подобающий прием.

— Я очень рада познакомиться с вами, синьор де Ортис. Не так мимолетно, как раньше. Надеюсь, мы станем добрыми друзьями.

Он кивнул и предложил Чарити руку; девушка охотно ее приняла.

Капитан сопроводил невесту принца до кареты — роскошного экипажа с гербами на дверцах, — и сказал:

— Когда приедете, я помогу вам выйти. Принц Рамиро будет ожидать вас на площади перед замком. Он пойдет вам навстречу и остановится на середине, так полагается. Идите к нему, сделайте реверанс, затем возьмите его под руку. Лорд Эверетт, — поклонился банкиру де Ортис, — вы должны следовать за своей дочерью в полушаге позади. Это официальная церемония прибытия невесты. Ничего сложного. — И он коротко улыбнулся.

Ничего сложного, думала Чарити, усаживаясь в карету. Скоро она увидит принца Рамиро. Он дойдет до середины площади. Вот черт.