Утонувший в кладезе Романецкий Николай
– Разумеется… Княжна Снежана так и сказала: «Чародей станет задавать вам вопросы, Ярослав. Велю отвечать токмо на те из них, которые будут касаться лично меня. Любые другие чародей должен был задать вам еще раньше – покудова находился в Ключграде».
– Интересно, – сказал Свет. – А буде я все-таки задам вопрос, который не касается княжны?
Кучер заерзал на стуле:
– Смотря какой вопрос, чародей…
– Ну хотя бы такой… Вы вчера были лишены объятий красы Радомиры, не так ли?
Ярослав Мотовило улыбнулся, а аура его просто полыхнула голубым заревом.
– Чародей все видит… Да, объятий меня лишили. И всего прочего – тоже… Княжна Снежана позвала Радомиру к себе и не отпускала ее аж до самой ночи. Я заснуть успел…
– А что делал вечор домашний колдун?
– Домашний колдун-то? – Ярослав Мотовило сразу съежился, в ауру его вернулись цвета страха; правда, страха малого – не за жизнь, за благополучие. – Не ведаю того, чародей. Мы с Лутовином редко разговариваем. Он все ж таки волшебник, а я дюжинный человек….
– Значит, не хотите мне сказать?..
Кучер съежился еще больше:
– Чародей, вы ведь понимаете… Любой из слуг, начавший болтать о хозяевах и доме, надолго в оном доме не задержится. Меня работа у князя вполне устраивает, так что…
Свет потянулся к шнурку:
– Сейчас я вызову стражу и велю вас арестовать!
Кучер выпрямился. Глаза его недобро сверкнули.
– Воля ваша, чародей!.. Токмо тут же сообщите о моем аресте князю Белояру. Покудова не приедет его судебный заступник, я ни на какие вопросы отвечать не стану!
Свет пристально посмотрел на гостя.
Конечно, челядь князя Нарышки прекрасно знала законы Словении и свои права. Кучер, работающий в великородной семье, это вам не отшельник с какой-нибудь всеми забытой пасеки, знакомый лишь с тем, когда мед качать да как окуривать пчел дымарем…
– Ну хорошо, – сказал он – В какой час княжна Снежана узнала, что я уехал?
– Ей сказал об этом молодой хозяин. Вечером, едва вернулся домой.
– И как она отнеслась к этой новости?
– Княжна сделалась не в духе, чародей. Очень не в духе…
– Сделалась не в духе, – пробормотал Свет и почувствовал несказанное удовольствие. – Что ж, у меня нет больше вопросов. Вы свободны, Ярослав.
Гость привстал, но тут же снова сел:
– Простите, сударь чародей, но что мне передать княжне? Благодарить ей вас или проклинать?
Свет усмехнулся про себя:
– Княжна вольна в своих эмоциях поступать, как ей заблагорассудится. Мне ли, старому, самодовольному, бессердечному колдуну, чинить ей какие-то препятствия?.. Так ей и передайте. Слово в слово… – Он дернул за шнурок и сказал вошедшему Петру: – Проводите гостя!
Ярослав отвесил хозяину поклон и последовал за Петром.
А Свет вновь раскрыл «Волшебную теорию ментальностей».
Опосля Ярикова визита не минуло и часа, как к Свету пожаловал второй гость. Вернее, теперь уже гостья…
– Радомира Карась из Ключграда, – объявил Петр. – По личному делу.
Родовое имя гостьи было Свету неизвестно, но по личному имени он сразу понял, кто сейчас появится на пороге. И не ошибся.
– Здравы будьте, сударь чародей!
– И вы будьте здравы, сударыня! Милости прошу, садитесь… Что привело вас ко мне?
Горничная Нарышек выглядела самым обычным образом: никаких диковатых блуждающих глаз, черные волосы убраны в прическу (хотя и слегка небрежную), руки тут же упокоились на прикрытых подолом дорожного платья коленях. И аура визитерши не переполнена – не то что голубым, а даже розовым… Впрочем, кто знает? – возможно, Радомира прячется в бельевой не только с любезным Яриком. Или не столь чувственна, как Забава. У той-то аура вечно горит, аки Денница…
– Меня прислала к вам хозяйка, чародей. Она просит, чтобы вы вернулись в Ключград и сняли с нее заклятье.
– Какое еще заклятье? – опешил Свет. – Что с нею случилось?
– Она сказала, вы ведаете. Раз уж сами его наложили…
Стоп, сказал себе Свет. Это у нас нечто новое!
– Погодите-ка, Радомира!.. Я хочу задать вам несколько вопросов.
Горничная вздернула покатые рамена:
– Задавайте, сударь!
– И вы ответите?
– Смотря что вас интересует… Вы же понимаете, чародей, я не могу слишком много болтать о своих хозяевах. Иначе быстро останусь без работы.
– А хозяйка не предупреждала, о чем вам можно говорить? Ведь она знала, что посылает вас к сыскнику, а где сыскники – там и вопросы…
Радомира помотала головой:
– Она меня вообще ни о чем не предупреждала. Лишь сказала: «Передайте чародею, что я настоятельно прошу его вернуться и снять заклятье, которое он на меня наложил».
– А буде я не откликнусь на ее просьбу?..
– Она сказала: «Чародей вряд ли столь недобр, чтобы создавать мне такие сложности, но если он откажется, я буду вынуждена прибегнуть к помощи супруга».
– Супруга?! – У Света отвалилась челюсть. – Но ведь княжна Снежана не замужем…
– Княжна Снежана?! – теперь опешила Радомира. Но тут же сообразила: – Вы не поняли, чародей! Меня прислала вовсе не княжна, меня прислала сама княгиня Цветана.
Свет аж головой замотал:
– Как княгиня? Почему княгиня?..
– Не ведаю, чародей. – Горничная вновь пожала раменами. – Вам лучше знать! – В глазах ее зажглись колючие огоньки.
Стоп, сказал себе Свет. А не врете ли вы, голубушка?..
Он снова проверил ауру. Страха у гостьи не было – ни за жизнь, ни за благополучие. Увы, другими способами проверить человека на ложь чародей Сморода не обладал!..
– Так что я должна передать своей хозяйке?
А чем я обязан княгине Нарышкиной? – подумал Свет. Тем паче что не накладывал на нее никаких заклятий… К тому же, на отказ должна последовать определенная реакция. Вот и дождемся этой реакции…
– Передайте ей, что я не могу сейчас пожаловать в Ключград. Буде просьба ее так срочна, пусть княгиня сама ко мне приезжает. Ей будет оказано надлежащее гостеприимство. У меня в доме уже жили великородные…
Радомира распахнула от удивления глаза. Она явно не ожидала такого ответа на просьбу княгини Нарышкиной. Обычно великородным так не отвечают. Индо волшебники…
– Тогда я свободна, чародей?
– Да. – Свет встал из-за стола. – Впрочем, нет, подождите… – Он обновил С-заклинание. – Скажите, вы добирались до столицы в одиночку?
Гостья вновь удивилась:
– А с кем это я могла сюда добираться? Знамо дело, одна… Наверное, сударь, хозяйка не хотела, чтобы о моей поездке знал еще кто-то.
Страха в ней так и не появилось.
Свет дернул за шнурок:
– Вы свободны! Счастливого пути!
Едва ушла гостья, к Свету явилась Забава.
– Подать чаю, Светушко?
– Чаю?.. – пробормотал Свет. – Чаю… Подать.
Забава удалилась и через несколько минут вернулась с подносом.
Занятый своими мыслями Свет хлебнул из стакана, даже не почувствовав вкуса.
– Красная девица у вас сейчас была, Светушко.
– Красная девица… – пробормотал Свет, – была… у нас… сейчас…
Он мотнул головой, вернулся к действительности, глянул на Забаву.
Та стояла перед ним прямая и напряженная, в белом фартучке и наколке, со вниманием ожидающая дальнейших распоряжений. Словно хотела подчеркнуть, что теперь она всего лишь горничная и ничего более.
О Сварожичи, подумал Свет. Радомира, вестимо, красная девица, но как же вы ревнивы, люба моя!.. Даже после нынешней ночи…
Ему вдруг показалось, что сие «люба моя» насквозь фальшиво, даже в мыслях, а после нынешней ночи – в особенности, и он поморщился от неуместности этой думушки.
Забава как будто почувствовала, что недовольство Света связано с нею, опустила глаза.
– Мне след поговорить с вами, хозяин.
– Слушаю вас… люба моя!
Забава села в кресло для посетителей, помолчала, по-прежнему не поднимая глаз. Персты ее безостановочно теребили край фартучка, сгибали и разгибали, сгибали и разгибали, сгибали и разгибали…
– Мне бы хотелось уйти от вас, чародей.
Свет чуть чашку не выронил.
– Как уйти? Куда?. Зачем?.. Что вы еще выдумали, краса моя?
Забава продолжала теребить фартучек.
– Краса моя… Вы меня так ввек не называли.
Называл, подумал Свет. Но спорить не стал.
– Это не ваши слова. – Она подняла глаза, в них, как маленькие диамантики, искрились слезинки. – Я ходила к лекарю, Светушко. У нас не может быть детушек.
Свет отставил чашку:
– Ну уж!.. Мало ли как считает ваш лекарь! Он просто невежда! Найдем более квалифицированного…
О боги, что я несу? – подумал он.
Она вновь опустила глаза.
– Вы не поняли, Светушко… Это от вас у меня не может быть детушек.
– Подумаешь!.. Зачем нам дети… люба моя? Нешто вам плохо со мной?
О боги, что я несу? Что я несу!..
У нее задрожали губы. Было видно, как она изо всех сил пытается справиться со стоящим в горле комом.
Свет безмолвствовал.
Наконец она вновь заговорила, спешно, захлебываясь, словно боялась, что он прервет ее, а повторить рвущиеся из души слова она уже не сумеет.
– Вы волшебник, Светушко, вы не ведаете женщин, вы думаете, мы такие же, как вы, а мы не такие, боги велят нам рожать, и я не смогу без детей, зеленцы будут учащаться, а я не хочу изменять вам, живя в вашем доме, ведь я люблю вас и в конце концов просто сойду с ума…
Она замолчала и облегченно вздохнула – видно, неподъемная тяжесть с хрупких рамен была сброшена.
– Так-так-так… – сказал Свет. – И вы уже нашли себе нового хозяина и будущего отца своих детей?
Он чувствовал себя дурак дураком. Он сказал глупость и прекрасно понимал это, но что бы тут прозвучало умно – он не имел ни малейшего понятия. И не способны тут помочь ни «Сень на твердыни», ни «Счастье на двоих»…
– Как вы можете, чародей! – Снежана вздернула подбородок. – Нешто я похожа на неблагодарную тварь!
– А ведь прошлая ночь вам понравилась!
Не то, не то, но – о боги! – где мне взять то?..
И тут она схватила край фартучка, сунула в рот. И разрыдалась – бурно, исступленно, неудержимо.
Так она не плакала ни разу.
Свет вскочил из-за стола, растерянно потоптался, не зная, что делать, чем утешить. Слов по-прежнему не было, а прижать ее к груди он ныне почему-то не мог. Тогда он просто налил воды из графина, неловко сунул ей в десницу стакан и отвернулся.
Рыдания прервались, и в наступившей звенящей тишине стало слышно, как она судорожно глотает воду.
– Спасибо, чародей…
Свет обернулся.
Забава отставила стакан, вытерла фартуком лицо.
– Простите меня! Какая я дура, да?..
– Нет… – Он не смог произнести «люба моя», и она, похоже, поняла это.
Встала, поставила на поднос чашку с недопитым чаем.
– Я пойду?
– Куда вы пойдете с зареванным лицом! Посидите здесь, сюда никто не войдет.
Она вернулась в кресло.
Свет вышел из кабинета, наложил на дверь отвращающее заклятье. Побродил по дому, поговорил о какой-то чепухе с Берендеем, заглянул на кухню. Вновь поднялся на второй этаж, снял заклятье.
Забава уже успокоилась. Лишь синие глаза были грустными-грустными.
– Раньше вас никогда не волновало мое зареванное лицо, – сказала она, и в голосе ее прозвучала непонятная для Света благодарность. – Так что вы мне ответите, чародей? Могу я искать новую работу?
– А как ваш дядя к этому отнесется? – сказал Свет. И сразу осознал: опять не то. Но того не было – ни в сердце, ни на языке.
– С дядей я сама поговорю. Главное, чтобы вы были согласны…
И тогда Свет отважился:
– Поступайте, как знаете. Я заранее согласен на любое ваше решение.
19. Вечор. Снежана.
Брат вернулся с работы в семь тридцать. Один-одинешенек.
Томящаяся в ожидании Снежана не удержалась, выбежала в сени, навстречу:
– А где наш чародей?
Сувор снял шляпу, пристроил на вешалку зонтик, отряхнул штаны. И лишь опосля этого хмуро произнес:
– Уехал в столицу ваш чародей. Еще до полудня. Какие-то срочные дела у вашего чародея…
Снежане словно ушат ледяной воды на голову опрокинули. Сглотнула слюну. Привычно чмокнула брата в колючую ланиту. И двинулась прочь. На лестницу, в коридор… Вернее, должна была двинуться. Ибо напрочь не помнила, как добралась до своей комнаты. Пришла в себя, споткнувшись о порог. Ухватившись за спинку стоящего возле двери стула – откуда он здесь?.. – удержалась на ногах. Отлетел в сторону другой, ни в чем не повинный стул, но Снежана его и не заметила. Пронеслась по комнате и, разрыдавшись, бросилась на кровать, уткнулась в подушку.
Уехал! Взял и уехал – ни слова не сказав, не попрощавшись. Как будто и не было ничего.
А впрочем, ничего и не было. Не было!.. Но могло бы быть. Вестимо, могло – ни к чему лгать самой себе… Если бы хоть глазом моргнул, если бы дал понять… Как она вечор обрадовалась ему! Гонор – не в счет, это так, от излишнего воспитания… А на самом-то деле не удержалась бы, никак не удержалась, сказала бы все. Что обожает, что жить без него не может, что готова ради него на любое…
И была готова.
Любить – так любить, бежать – так бежать…
Но он, индо дав волю рукам, вел себя, как вымороженный истукан. Словно и не искал ее. Вернее – не ее искал. Пришел вот: вроде бы и к ней – да не к ней. И когда тискал перси – словно не ее он тискал. И когда колено вдвинул между стегон – какой огонь в животе воспылал! – разочарованно вздохнул, будто обнаружил вовсе не то, что требовалось. Пара дежурных банальностей, и сбежал. Осталось лишь ощущение гигантской, невообразимой ошибки. И невыносимая, как стыд, тоска…
В грудь колотили изнутри чем-то тупым и неотступным. Персты судорожно сжимали подушку. А мысли метались, как вспугнутая неудачливым охотником птица.
Не мог он так… может, мама руку приложила… «какого запаха любовь, какого цвета?»… с нею, Снежаной, – не мог… мало ей оказалось воспитательной беседы с дочерью… «и как она тепла иль холодна?»… или вправду заботы уехать заставили… и должен вернуться… «когда сжечь сердце проще – в знойный межень»… пусть завтра, пусть через год… как больно, о боги!.. «в мороз иль буде на дворе весна?»… все равно стану ждать и дождусь… пусть и волшебник, пусть чародей…
Мысли вдруг споткнулись. Как она давеча – о порог собственной комнаты…
А что, буде именно в этом все дело? Ведь чародей не просто волшебник, а… как они меж собой выражаются?.. «волшебник высшей квалификации»… Погодите, погодите, голубушка! Ведь если присушивать сердце горазды ведьмы, то почему на такое не способен чародей?.. И разве не могло случиться, что он присушил к себе сердце несчастной девицы Снежаны Нарышкиной?.. Скажем, в интересах их проклятого сыска…
Слезы мгновенно высохли. В теснящуюся грудь изнутри стучали по-прежнему – неотступно и безостановочно, но теперь уже другим – острым и жгучим. Персты сжались в кулачки.
Погодите, погодите, голубушка!.. А чем же еще объяснить, что токмо позавчера вы изо всех сил ненавидели его, а ныне умираете от любви? Нешто так в жизни бывает?..
Вестимо, Снежана догадывалась, что бывает, но с нею – с нею! – так быть не могло. И плевать, что ей нравились те взгляды. Если он собирался присушить девицу, наверное, и следовало бросать такие взгляды. Откуда ей знать – она ведь не чародей. И даже не ведьма…
Зато теперь становится понятным… нет, не понятным… и не объяснимым… скорее, теперь выглядит возможным его вчерашнее поведение. Если он ее в чем-то подозревал, вполне мог вести себя таким странным образом. Вот только в чем ее можно подозревать? В убийстве Клюя?.. Какая, право, чушь!
Ладно, это не главное. Главное – что с присушкой можно справиться. Пойти, скажем, к какой-нибудь ведьме. Деньги у меня на счету имеются. Папа, правда, проверит – расспрашивать начнет… Ну да папе можно и соврать. Не в первый раз!.. Вот токмо не очень мне хочется идти к ведьме. К ведьме – это было бы слишком просто, слишком не…
И решение вспыхнуло, неожиданное и ослепительное. Как первая молния в ночную грозу.
Что ж, сударь чародеюшко, будь по-вашему!.. Ныне я, так и быть, помучаюсь. Но завтра ждите меня в столице. И вы мне за все заплатите! Уж не обессудьте!.. Впрочем, нет, скандала она, вестимо, устраивать не будет. Не к лицу княжне Нарышкиной устраивать свару. Унизительно это… Просто попросит его снять любовную присушку.
Снежана бурно вздохнула, успокаиваясь. Встала с постели, поправила подушки и покрывало. И села в кресло – обдумывать свою завтрашнюю поездку.
Ибо токмо в этом сейчас было ее спасение.
20. Ныне: век 76, лето 3, вересень.
После разговора с Забавой Свет сидеть дома не мог.
Это было все равно что справлять свадьбу на погосте. Так же нелепо. И так же бесстыдно. Как отказаться хоронить собственную мать…
Мысль о вчерашней таинственной трибуне пришла настоящим спасением.
Велел Петру запрягать. Переоделся. Подумав, положил в карман плаща пистолет. Предупредил об отлучке Берендея.
Тот явно что-то почувствовал, но, как и положено эконому, промолчал. Лишь проводил прошмыгнувшую мимо Забаву пристальным взором.
– Готово, чародей! – Петр уже ждал хозяина.
Выйдя из дома, Свет посмотрел налево. Охранители министерства были на месте: желтый шейный платок у возницы сигнализировал об этом со всей определенностью. Таинственной вчерашней трибуны поблизости не наблюдалось, но та вполне могла скрываться за углом Ратной улицы. Свет глянул по сторонам. Экипажи государственной службы пассажирских перевозок раскатывали по набережной в обоих направлениях.
– Куда вас везти, чародей? – Петр выжидательно смотрел на хозяина.
Все равно надо попытаться, подумал Свет.
– По набережной, в сторону Гзеньского моста… А там посмотрим.
Он забрался в карету, прилепился к заднему окошку.
Тронулись. Желтый платок двинулся следом.
Минут через пять Свет понял, что таким образом обнаружить слежку не удастся: трибун на набережной было слишком много.
– Петруша, можем мы найти улочку, не слишком длинную и достаточно свободную от транспорта?
Петр за последний год научился воспринимать подобные задания без лишних вопросов.
– Отчего же не найти, чародей? Есть такие. Но до ближайшей минут десять справного хода.
– Едем туда! Справного хода не надо. Вроде бы прогуливаемся!
На росстанях Петр свернул направо, а Свет обратился мыслями к Забаве.
Честно говоря, сейчас он не очень верил в истинность ее намерений. Не может быть, чтобы девица захотела променять свою нынешнюю жизнь на неизвестность. В самом деле, чего ей еще требуется?.. Работа – не то что у ткачих или швей; под началом – у родного дяди; хозяйская постель – для нее в любую ночь открыта. Был бы хозяин дома… Но с другой стороны – если бы ее такая жизнь полностью устраивала, она бы не завела нынешнего разговора. Кто бы мог помешать ей обрести еще одного любодея и время от времени встречаться с ним. К примеру, когда хозяин уезжает в очередную командировку… Знамо дело, рано или поздно до Света это бы дошло, но он… А интересно, как бы он поступил в этом случае?
И вынужден был себе признаться, что еще седмицу назад оказался бы к такому повороту безразличным. Ну отругал бы служанку – для острастки. И отдал бы Берендею. Пусть разбирается!.. То ли замуж, то ли… Но это – седмицу назад. А вот сейчас…
А сейчас трудно сказать… Ну и дела! Неужели женщине в самом деле так нужен ребенок, что она готова совершить глупый поступок?.. Ладушки-оладушки, поживем – увидим, вдруг образумится!
– Добрались, чародей. Улица Зеленая. Здесь движение в этот час редкое..
Свет приоткрыл левое окно, выглянул.
Улица и вправду меженем была зеленой – проезжую часть от тротуаров отделяли два строя высоченных тополей, сквозь которые едва просматривались небогатые дома, обитатели которых вряд ли имели собственный выезд. Но теперь эту улицу следовало бы назвать Желтой.
Он оглянулся назад.
Карета охранителей тащилась следом. Знакомый шейный платок развевался вымпелом. А на росстанях выворачивала из-за угла не менее знакомая трибуна.
Ясно, подумал Свет. И скомандовал Петру:
– В министерство безопасности.
– Мы ведь вроде договорились, что ныне и завтра вы не выходите из дома, – проскрипел Вышата Медонос, когда Свет ввалился к нему в кабинет.
– Я бы и не выходил, но с нашего последнего разговора кое-что изменилось. – Свет сел. – Вчера вечером, по дороге домой, я обнаружил за собой слежку. Я имею в виду вовсе не ваших охранителей…
– Что вы говорите! А ну-ка поведывайте!
И Свет принялся сочинять небыль, как он обнаружил за экипажем с охранниками таинственную подозрительную трибуну. А потом рассказал правду, как сегодняшняя проверка подтвердила его подозрения.
– Я все понял, – проговорил Вышата Медонос, когда небыль и быль подошли к концу. – Странно, правда, что они оказались позади наших охранителей, а не сразу за вами, ну да ладно… Думаю, чародей, мы разберемся, кто преследует вас. А теперь расскажите-ка мне, что за гости посетили вас ныне. – Он заглянул в лежащую на столе папку. – Молодой мужчина, по виду простолюдин, лет двадцати трех – двадцати пяти, высокий, волосы светлые. И девица лет восемнадцати, по виду простолюдинка, стройная, со справной фигурой, волосы черные…
Что ж, сказал себе Свет, никуда от подобных открытий не деться. Согласившись на присутствие охранителей, этих вопросов и следовало ожидать. Впрочем, не согласившись – следовало ожидать того же…
Врать не хочется, но сказать правду – значит, открыто вовлечь в сыск всю семью Нарышек. Уж Вышата всяко не удержится, вцепится как клещ, абы за спиной чародея Смороды насолить оному чародею побольше! Его в нынешней ситуации скандал не остановит… И как потом глядеть в глаза княжне Снежане?..
– Про мужчину мне эконом докладывал. Приезжий, явился наниматься на работу, какая-то ошибка вышла в агентстве по найму. Эконом отправил его назад, в агентство… А о девушке я вообще впервые слышу. Может быть, подружка кого-нибудь из прислуги?..
Вышата не мигая смотрел на чародея. В выпуклых глазах опекуна играли странные тени.
Свет включил Зрение.
В ауре Вышаты присутствовали знакомые по Порею Ерге темно-зеленые краски, правда, довольно мягкие. А Свет окончательно убедился, что краски эти вовсе не принадлежность ауры лазутчика, что они всего-навсего отражают отсутствие веры к нему, чародею Смороде. Иначе слишком уж много лазутчиков околачивается вокруг! У министра-то вчера аура была такая же…
– Ну в самом деле, – пробормотал он. – Неужели я должен интересоваться, с кем проводит время моя прислуга…
– А стоило бы поинтересоваться, сударь! – Глаза Вышаты Медоноса по-прежнему смотрели не мигая. – Потому что мужчина не пошел в агентство по найму. Он отправился в противоположную сторону и по дороге очень профессионально ушел от наших соглядатаев. Тоже самое, к слову, чуть позже повторила и девица, токмо совсем уж при странных обстоятельствах. Как будто растворилась… Должно быть, применила заклятье на невидимость. К сожалению, соглядатай оказался дюжинным человеком. Удивительные гости заходят в дом чародея Смороды…
Вышате явно хотелось еще больше утопить потенциального конкурента. Поэтому Свет покивал и сказал:
– Я обещал докладывать об этом деле лично Кудеснику и лично министру. – И повторил: – Кудеснику и министру, лично.
Медонос некоторое время молчал, все так же не сводя с него глаз. Потом пожал раменами:
– Хорошо, чародей. Мы займемся вашей таинственной трибуной. Попрошу вас погулять с часик по городу. В экипаже и пешком. Там где не слишком много народу. Но и не на пустых улицах. Сами понимаете…
Распрощались в самых изысканных манерах. Только что ланиты друг другу не облобызали.
И Свет поехал гулять по городу.
С прогулки он вернулся к обеду. Спросил Берендея:
